— Сгинет он! — донесся сверху голос безносого лесоруба. — Видит Аэстас, сгинет!
— Совсем ты из ума выжил! — возражал ему тот, что помоложе. — Это ж монетчик, он этих тварей мигом нарубит.
— Они если разом кинутся, никакие монеты ему не помогут, тем боле что на ихнем дворе супротив чудищ не готовят.
— Да какая разница, старый дурак, на кого их там готовят! Он серебряную марку швырнет — всем им зенки повышибает. Спорить будешь?
— Буду! Серебро тут не помощник, то ж не демоны! Всему вас, молодежь, учить надобно.
— Значит, мечом все зубища да поотсекает. Дневную плату ставлю, бьемся?
Ответа безносого Дарлан уже не слышал, слишком далеко спустился по крутому склону, стараясь не поскользнуться на выцветшей хвое, усеивающей округу. Неверный шаг — или об корни ноги переломаешь, или головой в сосну влетишь. В лесу пахло сыростью после недавнего дождя, терпким мхом и душистой смолой. Тишину нарушали лишь поскрипывания длинных стволов да треск веток. Ни щебечущих корольков, ни постукивающего дятла, ни белок, щелкающих шишками, никаких других звуков, как будто в одночасье все зверье в испуге покинуло это место. Или его сожрали, что больше походило на правду.
Встретившиеся Дарлану на обочине лесной дороги мужики с пилами и топорами о чем–то живо спорили. Из короткой беседы с ними выяснилось, что твари, которых они именовали не иначе как зубатками, облюбовали овраг неподалеку, вынудив дровосеков сменить место рубки. Возможно, в бестиарии Таннета у неизвестных чудовищ было иное название, но пришлось довольствоваться этим. Сначала зубатки погубили трех лесорубов, а накануне пропал и отряд матерых солдат, присланных здешним лордом для уничтожения тварей. Мужики как раз решали, кому из них идти к оврагу, дабы разведать что да как. Правда, смысла в этом не было никакого — о том, что случилось с несчастными воинами, догадался бы даже самый глупый. Недолго думая, монетчик предложил свои услуги, сойдясь на весьма скромной награде.
Закончив спуск, Дарлан вытащил из ножен меч, приготовил горсть монет и осмотрелся. Тихо, никакого движения. Лес словно замер, поддавшись неведомому чародейству. Казалось, что именно здесь, на этом клочке земли, властвует полное умиротворение. Однако, это спокойствие было обманчиво. Аккуратно ступая, монетчик направился прямо, продолжая бросать взгляды по сторонам. Повадок тварей, устроивших в этом лесу кровавый пир, Дарлан не знал, поэтому хотел быть на шаг впереди них. Он хорошо усвоил мудрость, которую часто повторяли на Монетном дворе — внимательность предопределяет исход сражения.
Спустя минуту пути возле кривой сосны, похожей на сгорбленную старуху, монетчик разглядел тело в черной куртке, контрастирующей на фоне зеленых папоротников. Дарлан опустился на корточки, чтобы осмотреть мертвеца. Одежда бедняги в нескольких местах была порвана, из–под куртки торчала кольчуга. Рана нашлась одна, чуть повыше колена, на вид не серьезная, скорее царапина, чем глубокий порез. Такой явно недостаточно, чтобы отправиться на суд в обитель Хиемса. Выходило, что зубатки были ядовитыми. Этот солдат сумел сбежать, но смерть все равно догнала его, струясь по венам. Обыскивать погибшего монетчик не стал, хотя наверняка в его карманах было чем поживиться. Пусть уж лесорубы возместят свои убытки, когда он вернется за положенной наградой. Боги, Дарлан, а ты уверен, что вернешься за наградой? Забыл, что в первую очередь втолковывают в голову будущих мастеров Монетного двора? Эфир в твоих жилах не делает бессмертным, напомнил он сам себе. Эти зубатки расправились с несколькими вооруженными людьми, а с тобой нет Таннета, который мог бы отвлечь их иллюзиями. Поэтому нечего торопить события.
Старый дровосек без носа был прав — Дарлана, его братьев и сестер по ремеслу не натаскивали на чудовищ, а зря — тогда бы их не приходилось изучать прямо в бою. А ведь магистры могли бы заказать подробнейшие бестиарии, чтобы монетчики хотя бы ориентировались среди бесчисленного множества представителей богатого мира мутантов, нежити и демонов. Магистры могли бы, но зачем? Зачем, если услуги личного стража при дворе барона или охранника при купеческом обозе, оплачиваются звонкой монетой, от чего кошельки управителей ордена все пухнут и пухнут от золота? Таннет заметил верно — мир полон ужасных тварей, досаждающих человечеству, но, когда других рас на материке не осталось, люди погрязли в спорах между собой на столько глубоко, что монстры вокруг превратились в угрозу, на которую обращают внимание только тогда, когда она уже стучится в ворота. Печально, но Монетный двор уже долгое время готовил своих воинов лишь с одной целью: защищать людей от людей, зарабатывая на этом деле большие деньги. Превосходное владение всеми известными видами оружия, искусство контроля монеты — все это направлялось на себе подобных, потому что на королей и лордов, на торговые караваны и их хозяев чаще нападали такие же люди, а не твари, созданные злым разумом некромантов, заклинателей плоти или самого Малума.
Оставив тело, Дарлан продолжил идти, пока не показался овраг, дальний скат которого покрывал густой подлесок. Чуть в стороне монетчик заметил пару срубленных сосен, видимо, дровосеки успели их повалить прежде, чем на них напали чудовища. На просторной поляне возле ближнего края оврага лежало еще четверо воинов; издалека было заметно, что у кого–то не доставало руки или ноги, а кого–то обглодали до скелета. Кости белели на изумрудном мху, словно забывший растаять снег. Зубатки попировали тут как следует.
Подобравшись ближе к краю, Дарлан обнаружил на дне оврага внушительную лужу, почти лесное озерцо. Вода выглядела безмятежной, зеркалом отражая тянущиеся к небесам деревья. Следов тварей нигде не было, поэтому Дарлан усилил бурление магии внутри себя, чтобы превратить слух в подобие паутины — малейший посторонний звук, и он уловит, откуда идет вибрация. Ждать долго не пришлось, едва различимый даже при таком буйстве эфира шелест донесся сзади. Монетчик обернулся и оторопел — ковер изо мха, мимо которого он прошел, приподнялся, показалась плоская голова с десятком фасетчатых глаз и странно блестящие жвала. Затем тварь выползла целиком. Дарлану, конечно, доводилось видеть многоножек, но существо, только что покинувшее укрытие, длиной было в ярд, а толщиной — в две руки. Белесое тело твари покрывали коричневые пятна засохшей крови.
Зубатка кинулась на него внезапно, щелкая жвалами. Дарлан уклонился, едва не свалившись в образовавшееся в овраге озерцо. Меч отделил пугающую башку от тела, брызнула остро пахнущая маслянистая жидкость. Откуда–то сверху атаковала вторая особь, но монетчик успел сделать шаг в сторону, поэтому она приземлилась ему не на открытую голову. Дарлан почувствовал, как зубатка вцепилась жвалами в его куртку, пытаясь прокусить плотную кожу. Он крутанулся вокруг оси, чтобы сбросить тварь со спины. Это не помогло, зато Дарлан заметил других существ, спускающихся по стволам высоких сосен. Проклятье, сколько их тут?! Метнув монеты веером, он вновь переключился на тварь, которая упорно сжимала мандибулы, сочащиеся ядом. Дарлану пришлось схватить ее тело рукой и сдавить изо всех сил. Его пальцы погрузились в мягкую плоть, и зубатка, наконец, ослабила хватку. Сорвав ее с себя, монетчик с отвращением бросил тварь к ногам, а затем добил мощным ударом сапога. Сделал он это вовремя, ибо многоножки–переростки, сбитые с деревьев Дарланом, даже раненые стремились до него добраться. Некоторые еще и сумели прыгнуть, растопырив свое смертельное оружие, их он разрубил клинком, других растоптал. Последняя из тварей, увернувшись от сапога, с поразительной прытью понеслась в овраг. Дарлан последовал за ней, не желая оставлять в живых ни одной особи. Он понятия не имел, как зубатки размножались, вдруг это самка, уже готовая понести потомство? Многоножка почти добралась до воды, куда монетчику лезть не хотелось, поэтому он метнул в нее меч, пригвоздив существо к земле. Битва не заняла и пяти минут, но Дарлан заметно вспотел; неудивительно, что солдат постигла печальная участь — зубаток было слишком много, да к тому же они устроили засаду. Если бы не умения мастера Монетного двора, то Дарлан разделил бы с воинами кровавую долю, а лесорубы уже присвоили его лошадь и пересчитывали золото в маленьком сундучке, в котором он хранил заработанное в Балтроне.
Монетчик спустился в овраг, чтобы забрать клинок, когда лужа на дне вдруг взорвалась сонмом брызг, окативших его с ног до головы. Гигантская зубатка, вздыбившись над водой, развела многочисленные конечности, будто приглашая в свои смертоносные объятья. Чудовище превосходило размером взрослого человека, а его жутко щелкающие мандибулы напоминали два огромных серпа. Эта тварь в отличие от мелких сородичей имела панцирь на спине, переходящий в некое подобие шлема на плоской макушке. Кто же это — королева, отожравшаяся человеческим мясом или просто доросшая до предела возможного особь? От неожиданности Дарлан потерял драгоценные мгновения для возврата клинка — многоножка сжалась, словно пружина, и тараном обрушилась на него. Монетчик отпрянул в сторону, но тварь, не дав и секунды на передышку, резким движением тут же боднула его в бок, выбив из легких воздух и отправив в головокружительный полет.
Небо, земля — все смешалось, и спустя пару ударов сердца Дарлан приземлился прямо в лужу. Вода сразу же загудела в ушах, а сердце застучало тревожным набатом, призывающим что–то срочно придумать. Нашарив рукой на дне нечто круглое, монетчик вынырнул, выставив предмет перед собой. Это был обглоданный череп, который в итоге спас Дарлану жизнь. Исполинская многоножка уже нависла над ним, намереваясь откусить голову, поэтому монетчик сунул череп ей между жвал и, направив всю мощь, дарованную ему эфиром, в ногу, ударил в брюхо, незащищенное хитиновым панцирем. Едва чудовище рухнуло в воду, Дарлан стрелой помчался прочь из оврага. Уже наверху он подобрал с травы оружие погибшего солдата — копье с футовой пикой на конце — обернулся, ожидая новой атаки, но тварь, перебирая десятками ножек, медленно поднялась на поляну, как будто уразумела, что этого противника напором не возьмешь. Дарлан рискнул проверить ее панцирь на прочность, однако сталь лишь со скрежетом скользнула по крепкой броне, а в следующий миг зубатка с легкостью перекусила древко копья быстрым движением мандибул. Монетчик кувырком ушел к следующему трупу, из–под руки которого выглядывал меч. Бросив его в ножны, Дарлан подбежал к ближайшей к сосне и вскарабкался по ней, используя эфир, до толстого сука. Подтянувшись, он уселся на нем, следя за тем, что предпримет гигант на этот раз. Многоножка замерла на месте, шевеля страшными жвалами. Решила подкараулить, пока жертва не спустится? Дарлан обнажил клинок, помахал им и громко крикнул:
— Ну же! Я здесь, мне бежать некуда, возьми меня!
Исполинское чудовище словно разобрав, что он ему толковал, резво поползло к дереву, на котором расположился монетчик. Но Дарлан не собирался ждать, пока зубатка начнет подниматься по стволу. Вложив энергию эфира в оружие павшего воина, монетчик перехватил его обеими руками, направил клинком вниз и прыгнул. Сталь вкупе с магической силой пробила панцирь и тело многоногой твари. Меч с хлюпаньем вошел в плоть чудовища по самую рукоять. Существо забилось, пытаясь избавиться от того, что причинило ему боль. Не теряя времени, Дарлан забрал из оврага свой клинок, не забывая оглядываться. Когда он вернулся на поляну, гигант все извивался, скорее нанося себе больше вреда, чем помогая; металл крепко засел в нем. Монетчик выждал момент и метнул клинок, когда тварь, сходящая с ума, подставила оголенную часть тела чуть ниже головы под удар. Чудовище дернулось от новой боли, его движения замедлились, пока совсем не погасли. Тишина, наступившая после, показалась Дарлану слаще меда.
Мокрый и грязный, монетчик тяжело дышал, чувствуя, как опьянение эфиром исчезало, словно огонь под внезапным ливнем. После этой схватки битва с копачом будет помниться ему детским приключением. Слава богам, что гигантских зубаток было не две, такое противостояние он мог и не сдюжить. Дарлан отсчитал до десяти, и только потом подошел к поверженной твари, чтобы вернуть меч. Теперь он осознал, что совершил ошибку. Награду у лесорубов надо было затребовать посущественней.