Монстр из отеля №7

Глава 19

КАРИЯ

— Ты никогда раньше со мной не разговаривал. Когда я пыталась с тобой пообщаться, ты всегда меня отшивал. Зачем тебе делать это сейчас? — качаю головой я и, бросив взгляд на кресло, радуюсь, что на нем не видно крови. Я удивляюсь, насколько странным стал этот вечер, раз меня утешают такие вещи в этой холодной комнате. — Почему ты вернулся? Если расскажешь, я, возможно, сяду в это кресло.

Несколько мгновений Саллен молча за мной наблюдает. Здесь нет ни жужжащего гула, ни пожарной сигнализации. Здесь ужасно тихо, если не считать биения моего сердца. Я бросаю взгляд на дверь у него за спиной и задаюсь вопросом, сколько у нас времени и почему он тратит его впустую, молча отматывая часы.

Но Саллен всегда был таким, и то, что он сказал о Штейне и моих зубах… Неудивительно, что он общается в погонях и чувствует себя комфортно только тогда, когда я в отключке.

— Ты меня видела? — спрашивает он таким странным голосом, словно каждый звук царапает ему горло. Треск приоткрытого проржавевшего склепа.

«Я распахну для тебя гроб».

Не знаю, что Саллен имеет в виду своим вопросом, но помалкиваю; не думаю, что он закончил говорить.

— Наверху, в апартаментах. Ты… на меня смотрела?

Мои мысли возвращаются к тому, как я взмахнула фонариком. Как вздрогнули мои запястья и предплечья, когда он ударился о голову Космо.

Затем его тело обмякло.

И Саллен, обнаженный до пояса, с рельефными мышцами, шрамами и ранами, и чем-то похожим на буквы и…

— Ты смотрела, — продолжает он, не дождавшись моего ответа. — Я вижу это по твоему лицу. Тебе противно.

Я качаю головой и делаю шаг назад. Когда он так неправильно меня понимает, мне хочется, чтобы между нами была дистанция.

— Нет, — возражаю я. — Это совсем не так. Я думаю, ты…

Я замолкаю, опасаясь, что лесть прозвучит неискренне для того, кто к ней не привык.

Но, может, Саллен вовсе не такой. Я не знаю, где он пропадал последние два года, но даже до этого Саллен Рул всегда был потрясающим. Темные глаза и волосы, высокий и широкоплечий, с прямым носом и полными губами, щетиной вдоль четко очерченной линии подбородка, и даже одетый во все черное, с накинутым на голову капюшоном… он всегда был и остается сексуальным. Не может быть, чтобы он не был с девушками — или, может, с парнями, или и с теми, и другими. В любом случае, он точно не девственник. И как он держал меня под лестницей, и даже сейчас, прежде чем отпустить. А до этого, когда я лежала на койке, и Саллен провел языком по моему соску — он явно не впервые делал нечто подобное.

— Я что? — тихо спрашивает он, застыв в напряженной позе.

— Если я тебе скажу, ты мне ответишь, почему вернулся. Тогда можем поговорить о кресле.

Уголки его губ приподнимаются, но только слегка.

— Думаешь, ты сможешь меня остановить, если я тебя пристегну?

— Я сильнее, чем кажусь, — возражаю я, жалея, что на мне нет ничего, кроме мини-юбки и укороченного топа, но я все равно не сдамся без боя. Он видел, что я сделала с Космо. Мне хочется ему помочь, но Саллену не следует меня недооценивать.

Он скользит взглядом по моему телу.

— Возможно, — соглашается он. — А возможно и нет. Представляю, что большую часть жизни ты провела, лежа на простынях из египетского хлопка и шелковых наволочках. Просыпалась, когда захочешь, ела, когда захочешь, беззаботно разъезжая на своем маленьком белом BMW. Не думаю, что тебя когда-нибудь били. Да, Кария?

У меня сжимается горло, но я не моргаю.

— А тебя? — тихо спрашиваю я, уже зная ответ.

«Расскажи мне о своих ужасах. Позволь мне их облегчить. У нас не так много времени».

Его глаза, кажется, темнеют.

— Скажи мне, что собиралась сказать. Я что?

— Красивый, — выпаливаю я, чувствуя, как мои щеки вспыхивают в холоде этой странной комнаты. — Ты… потрясающий.

Я вдыхаю здешний запах плесени, но также и его аромат потемневших роз и земли, опасный и удивительно соблазнительный.

— Это я собиралась сказать, — бормочу я, но выражение его лица совсем не меняется.

Саллен ничего не говорит. Ничего не делает.

Мне хочется закричать и силой вырвать слова из его надутых губ.

Он просто смотрит на меня так, будто ненавидит за комплимент. Или, может… будто никогда раньше не слышал ничего подобного.

Проходят секунды. Минуты. Мое лицо пылает в этой холодной комнате, и я больше не могу выдерживать сверлящий взгляд Саллена.

Я делаю еще один шаг назад, обводя взглядом цементный пол, весь запачканный грязью и обсыпавшейся с потолка штукатуркой. Я на одну-единственную секунду оборачиваюсь через плечо, чтобы посмотреть на ночник рядом с черным ящиком. Теперь я вижу, что он совсем не жуткий, просто неуместный. Скучный и невзрачный, излучающий бледно-желтое свечение, и я понятия не имею, зачем он здесь. Не похоже, чтобы им можно было что-то украсить. Ночник весь покрыт пылью, но коробка кажется безупречно чистой. Саллен принес ее сюда заранее? Что там внутри?

— Что это за комната? — спрашиваю я, поскольку он продолжает молча стоять, и снова поворачиваюсь к нему лицом.

Комната довольно маленькая, и хотя позади меня виден закуток, за которым будто бы есть дверь, сейчас мне неинтересно пробираться дальше по этому подземному аттракциону ужасов.

Я убеждаю себя, что, пока Саллен не попытается силой усадить меня в это кресло, я больше не буду убегать.

— Зачем здесь ночник? — не унимаюсь я, скрестив руки так, чтобы они немного прикрывали мою талию. Я думаю о синяке от иглы и не могу заткнуться. — Что в этой коробке? Что ты мне вколол?

Выражение его лица меняется, морщинки вокруг глаз слегка разглаживаются, как будто мысль о том, чтобы накачать меня наркотиками, успокаивает Саллена. Вместо отвращения он смотрит на меня так, словно я самый интересный человек на планете, и все же ему хотелось бы меня придушить. Или усыпить до того, как он меня прикончит.

Я собираюсь задавать вопрос за вопросом, пока Саллен, наконец, не выберет какой-то из них для ответа, но он приоткрывает губы, и я замираю в ожидании.

— Штейн уехал, — неуверенно говорит он. — Вот почему я вернулся. Он взял своих злейших охранников и уехал впервые за… долгое время.

Мне хочется захлопать в ладоши от того, что я получила хоть какой-то ответ. Но только еще больше запуталась.

— Штейн был с тобой? С какого времени? Он только в апреле ушел в отставку. Где ты был до этого?

— Недалеко, — медленно отвечает Саллен на последний вопрос, и я воспринимаю как победу то, что он вообще отвечает.

— Штейн живет с тобой? Почему ты вообще исчез…

— Садись в кресло.

Я, стиснув зубы, смотрю на эту конструкцию: нижняя часть загнута вниз, широкие подлокотники со свисающими с них бежевыми ремешками, металлические пряжки. Есть дополнительные ремни для пояса, груди и ног. Это не стандартное кресло. Ни одному дантисту не сошло бы с рук подобное дерьмо.

Единственный плюс в том, что, насколько я вижу в этой почти пустой комнате, над креслом нет лампы и никаких орудий пыток. Хотя они могут быть внутри этой коробки.

— Что ты со мной сделаешь? — тихо спрашиваю я, возвращая свой пристальный взгляд к Саллену.

— Завтра я должен вернуться.

Мое сердце замирает, и я открываю рот, чтобы сказать ему, что этого не произойдет, но он продолжает.

— Я хочу прикоснуться к тебе. Хочу, чтобы ты со мной поговорила. Но я не смогу ответить ни на один из твоих вопросов, если все это будет происходить вот так.

— Почему нет? Именно так нормальные люди и…

— Перестань употреблять при мне это слово.

— Значит, ты привязываешь меня и тыкаешь всякой хренью, а я могу задавать тебе вопросы?

Саллен кивает.

— Да.

В его представлении это так просто. И я знаю, что ему двадцать три, как и мне, но в некотором смысле он как будто младше. Как будто, несмотря на все перенесенные им ужасы, он был сокрыт и заперт таким, каким был.

Я думаю о его руках, сжимающих горло охранника. То, как он вывернул мужчине запястье.

Ну, может, "сокрыт" — не совсем подходящее слово.

— Это странно, Саллен.

Он на секунду закрывает глаза. На две. Саллен кажется таким уязвимым, что мне хочется преодолеть разделяющее нас расстояние. Обхватить руками его сильное тело.

Но я не двигаюсь, и он, моргнув, открывает глаза.

— Знаю, — наконец говорит он. — Но мне это кажется нормальным.

Мне хочется высунуть язык в ответ на его остроту, на то, как он бросает это слово мне в лицо. И еще мне хочется возразить. Сказать ему, что это безумие, но… как и вся моя жизнь. Даже не беря в расчет мою неизменную влюбленность в Саллена, тот факт, что мы родились в Райте, уже делает всех нас немного странными. У кого еще родители возвращаются домой с пулевыми ранениями или колотыми ранами? Кто еще в детстве прячется в домашних бункерах, постоянно испытывая тревогу? Кто еще не может завязать дружеские отношения без опаски, что эта дружба не будет использована в качестве выкупа? Или не доверяет даже самым благим намерениям, боясь, что простой "привет" может стать предвестником шантажа? А что до Саллена… даже участникам Райта не снилось то, что пережил он.

Кроме того, я знаю, что Мадс и мои родители рано или поздно меня найдут. Я тут навсегда не останусь.

«Или останусь?»

Я крепко закрываю глаза и сжимаю под грудью руки в кулаки. Я хочу ему доверять. Хочу ему помочь. Но не хочу умирать здесь, под землей.

— Я не причиню тебе вреда, Кария. Обещаю.

Его голос низкий и почти успокаивающий. По какой-то причине ему я доверяю еще меньше.

От него у меня мурашки по коже.

Саллен не может принять мой комплимент, но хочет склонить меня к тому, чтобы я села для него в это кресло? Типа эксперимент в подземелье этого отеля?

Я не знаю, выполняет ли он обещания. Не знаю, хранит ли он что-нибудь где-то помимо банок, как того кролика.

Не успеваю я принять хоть какое-то решение и что-либо обдумать, как слышу его тихие шаги по цементному полу.

Я тут же распахиваю глаза и напрягаюсь всем телом.

Саллен приближается ко мне, и мой голос на мгновение заглушает страх. Я отступаю, с трудом сглатывая.

— Саллен…

Тогда он бросается на меня, а я отшатываюсь, прыгая и суетясь, готовая сейчас же повернуться и скользнуть в темный проем в стене. Я оборачиваюсь, сердце подскакивает к горлу, в мыслях полный беспорядок.

«Мне не следовало его спасать. Влюбленность не означает, что можно доверять монстру. Он так мне и не ответил. Его не было два года. Зачем ему сейчас оставлять меня в живых? Я ничего для него не значу».

Я бросаюсь к зияющей дыре, готовая рискнуть и юркнуть в нее. Но тут Саллен резко хватает меня за волосы. Я вскрикиваю, мое горло сжимается, голова откидывается назад.

Мы с ним по инерции летим на гипсокартон, и, когда моей кожи касается грубая штукатурка, я вскидываю ладони и слышу глухой удар. Что-то разлетается, и тут я понимаю, что Саллен сбил со стены ночник, и нас в этом склепе окутывает кромешная тьма.

Он прижимается ко мне всем телом, я пытаюсь дышать, упираясь предплечьями к грубой стене. Саллен все еще держит меня за волосы своей затянутой в перчатку рукой, в темноте запрокидывая мне голову, а мои глаза застилают слезы.

Я чувствую, как Саллен скользит ладонью по моему плечу, и знаю, что другую он прижал к стене, полностью меня обездвижив.

«О, боже».

— Ты сказал, что не причинишь мне вреда, — с трудом выдавливаю я, слова дребезжат от страха и спазма в горле. — Ты обещал. Я тебя спасла…

Саллен тихо усмехается мне в ухо, обдавая мою кожу теплым дыханием.

— Ты обрекла меня на ад.

— Ради тебя я ударила своего друга.

Он крепче наматывает на кулак мои волосы, задевая костяшками пальцев мой затылок.

— Друга, — произносит он, это слово полно хриплого презрения. — Что это еще, блядь, за хрень, Кария?

Эти слова ранят. Хотелось бы мне, чтобы это было не так. Чтобы я не испытывала к нему такого глубокого сочувствия. Но я ничего не могу с этим поделать. Меня всегда интриговал принц Райта.

— Отпусти меня. Я сяду в кресло. Просто… отпусти меня, — пытаюсь договориться с ним я.

Саллен скользит губами по мочке моего уха, но это не поцелуй.

— Ты знаешь, как сильно я за это поплачусь?

— Я не отпущу тебя обратно к…

— Не надо.

Это грубая команда, и я прикусываю нижнюю губу, храня молчание.

— Я не могу жить с ложной надеждой. Я вернусь и заплачу за это. И хочу убедиться, что все это того стоило.