Московский бестиарий. Болтовня брюнетки

14. Нимфетки

Впервые я почувствовала себя взрослой по-настоящему, когда некто, кого я помнила в синтетических бантиках и с куклой под мышкой, вдруг начала курить и нецензурно выражаться.

Яна – младшая сестра моей лучшей подруги, и мы никогда не воспринимали ее всерьез. Лерке было семнадцать, когда сестра появилась на свет. Никакого теплого зова крови – сплошное досадное недоумение. Мини-юбки, мальчики и палаточный джин-тоник – вот что было у нас на уме, а тут появляется нечто скукоженное, требовательно орущее, постоянно испражняющееся. И почему-то все вокруг считают, что ты должна это искренне любить.

Помню, как мы, безалаберные студентки третьего курса, предавались самой веселой разновидности девичьего досуга: совместным сборам на вечеринку. Настроение было приподнятым; Лерка прикладывала к груди одно платье за другим, а я, вальяжно закинув ногу на ногу, морщила нос или одобрительно улыбалась. Сердце пело: нам предстояла одна из тех ночей, о которых в глубокой старости вспоминаешь с теплой грустной улыбкой. И вдруг, за пять минут до выхода, в комнату врывается Лерина мама:

– Няня позвонила. Не сможет прийти, а у меня ночное дежурство. Придется тебе остаться дома с Яночкой.

Вечеринка летит ко всем чертям, белое платье, желанное каких-то пять минут назад, вдруг начинает казаться нелепым и немодным, внутренний термометр настроения констатирует глухую полярную ночь. И все из-за сестры.

Детям присуща чуткость и живость восприятия; Яна, конечно, тоже быстро просекла, что Валерия не жалует ее любовью, и заняла оборонительную позицию. Непосредственные шалости юного исчадия ада были продуманы до мелочей – банка с вишневым компотом опрокидывалась непременно на любимые Леркины брюки, единственная дорогая помада шла на макияж многочисленным куклам, из важных конспектов сестры было очень удобно мастерить бумажные кораблики. Когда Яне было всего пять лет, она нашла в ящике Леркиного письменного стола сигареты и недолго думая отдала их родителям – страшный был скандал.

И вот нам по тридцать два года, Яне, соответственно, четырнадцать. Лера давно живет отдельно от родителей, и мы по-прежнему лучшие подруги. С сестрой она видится только по праздникам, за семейным столом – Лера за обе щеки наворачивает фирменные мамины блинчики, а Яна скучает над стаканом минералки, с юношеским максимализмом лелея свою креветочную худощавость.

Что касается меня, то, наверное, я и вовсе никогда не пересеклась бы с Яной. Если бы однажды…

…Однажды вечером в моей квартире раздался телефонный звонок. На проводе была Лера, и в ее нетерпеливом «алло» было столько затаенной тоски, что я сразу же почувствовала неладное.

– Саша! Только ты можешь мне помочь, – торжественно сказала она.

Я перепугалась. Неужели попросит поносить мое любимое вельветовое пальто от Prada? Или отдать для трансплантации левую почку? Еще неизвестно, какой из двух вариантов более безобиден, – отсутствие почки хотя бы незаметно со стороны, в то время как вышеупомянутое пальто – самая роскошная вещь в моем скудноватом гардеробе.

– Что случилось?

– Родители уезжают на выходные в санаторий. Подвернулась дешевая путевка, не могли отказаться.

– И что? – Я не понимала, куда она клонит.

– Янка! – отчаянно воскликнула Лера. – Они не хотят оставлять ее на два дня одну. Попросили меня пожить с ней.

– Ну а я-то тут при чем?

– При том, что у меня как раз начала налаживаться личная жизнь, – прошипела она, – и в пятницу вечером я собиралась в гости к мужчине, который выглядит так, что Брэд Питт повесился бы, глядя на его фотографию.

– Думаю, Янка только рада будет остаться одна. Она же школьница, так? Пусть пригласит ночевать подругу.

– Она на меня родителям настучит, мать потом запилит. Сашка, ну пожалуйста! Ты должна остаться с ней.

Я растерялась.

– Лер, ну это как-то… Я вообще не умею ладить с детьми. В последний раз, когда меня просили посидеть с трехлетней племянницей, та закидала меня какашками.

– Уверяю, Янка не будет метать в тебя фекалии, – хмыкнула Лера, – ей четырнадцать. Ну что тебе стоит? Всего на одну ночь. Она придет к тебе после школы, покормишь ее, посадишь видик смотреть. Никаких хлопот!

– Не знаю… – У меня не было уважительных причин для отказа, но тоненький писк внутреннего голоса умолял не брать на себя такую ответственность.

– Саша, мужчине, с которым у меня свидание, тридцать пять лет. Он мастер спорта по бодибилдингу, топ-менеджер крупной компании и до сих пор не женат, – трагическим полушепотом Лера привела последний решающий аргумент, – неужели ты допустишь, чтобы у меня его из-под носа увели?! Сама знаешь, что таких экземпляров нельзя оставлять одних в пятницу вечером.

Что ж, прозвучало это довольно убедительно.

– Ладно, – вздохнула я, – пускай Яна поживет у меня. Но предупреждаю сразу: только одну ночь!

Спокойная размеренность вечера была нарушена – я принялась судорожно готовиться к завтрашнему визиту. Кто только ни бывает в моей квартире – и мужчины, и подруги, и мужчины моих подруг. Все кто угодно, но только не маленькие дети. Не приспособлена эта территория для того, чтобы стать филиалом воспитательного учреждения. Аккуратисткой меня, мягко говоря, не назовешь. Вздохнув, я влажной тряпкой смахнула с мебели пыль, собрала в пакеты пустые бутылки, спрятала в шкаф груды одежды, разбросанной то тут, то там. «Янка вернется к тебе сразу после школы, – предупредила Лера, – адрес я ей уже дала. Ее надо будет покормить. Потом проследить, чтобы она хоть немного поделала уроки, и только потом можно допускать до телевизора». «Нет проблем, шеф», – угрюмо отозвалась я.

Мой холодильник шокировал бы хорошую хозяйку красноречиво холостяцким содержанием. На верхней полке одиноко притулилась полудохлая скукоженная сосиска, на нижней – открытая банка малосольных огурчиков.

Пришлось идти в круглосуточный супермаркет. Проклиная свою безотказность, я энергично наполняла тележку пригодными для нежного детского организма съедобностями. Спагетти свежего приготовления, помидорчики черри, какао, соки, готовый яблочный пирог. На обратном пути я зарулила в музыкальный магазин за подходящей к случаю видеокассетой – в итоге мой выбор пал на диснеевскую комедию «Как стать принцессой». Девчонкам должны нравиться фильмы о современных Золушках.

Утомленная самой неприятной разновидностью фитнеса – влажной уборкой, – в ту ночь я сама спала, как младенец, – крепко, сладко, долго.

Звонок в дверь раздался ровно в пятнадцать ноль-ноль, как и предупреждала Лера. «А ребенок пунктуален», – умилилась я, вытирая руки о фартук. В тот момент я была милой хозяюшкой из фильма о добропорядочных американских провинциалках. В квартире гостеприимно пахло печеными яблоками, на плите бурлила кастрюлька со спагетти, в сковородке томился свежеприготовленный соус.

С порога хмурилось создание, больше похожее не на ребенка, а на cover-girl из журнала «Seventeen». Худощавая особа, исполинский рост которой был нахально подчеркнут копытообразными каблуками. Волосы – демонически-рыжие, ногти – опасно-заостренные и выкрашенные в черный цвет, хорошенькое личико умело подкрашено. Вполне созревшая особа, лет восемнадцати на вид.

– Вам… кого? – моргнула я.

– Привет, Саш, – ухмыльнулась девица, – Яна я. Не узнала?

Мой взгляд поднялся от заостренных носочков ее модных туфель к улыбающемуся хорошенькому личику.

– Яна?! Я помню тебя… маленькой, – выдавила я, – ну что же мы так стоим? Проходи! Мой руки, сейчас будем обедать.

Яна с аппетитом отработавшего две смены подряд лесоруба навалилась на спагетти. Я сидела напротив, подперев подбородок руками, и задумчиво ее рассматривала. Надо же как бывает. Живешь себе и в суетливой круговерти будничных дел даже не задумываешься о том, как скоротечна жизнь. Как спринтерски несется время по отведенной тебе шкале. И вот в один прекрасный момент на пороге твоей квартиры появляется тонконогое создание, которое всем своим нахальным видом словно демонстрирует, что молодые и бойкие готовы занять твое место под солнцем, а тебе пора задуматься о скамейке запасных.

Какая она взрослая… Неужели в четырнадцать лет и я была такой? С одной поправкой: родители покупали мне одежду на вьетнамском вещевом рынке, а не в бутике, да и губы мне красить не разрешали.

– Почему ты так на меня смотришь? – вскинула глаза Яна.

– Пытаюсь понять, когда ты успела так измениться, – улыбнулась я.

Мое изумление ей явно льстило. В таком возрасте девушки любят казаться прожженными и взрослыми.

– Давно не виделись, – усмехнулась она, – помню, как в детстве я все время норовила за вами с Леркой увязаться, а вы меня отшивали. Лерка вот сейчас на свидании. А ты почему дома одна?

Я поперхнулась. Какое ей дело до моей личной жизни, вернее, до ее пугающе затянувшегося отсутствия? Или она пытается компенсировать чересчур обильный макияж детской непосредственностью?!

– Да ладно, не обижайся, – Янка фыркнула, и брызги жирного соуса крохотными алыми точками усеяли свежую скатерть, – у меня тоже никого нет. На прошлой неделе рассталась с бойфрендом.

Хм, когда я начала встречаться с мальчиками? Неужели едва потеряв интерес к платьям Барби?

– Бывает… А почему разбежались?

Яна набрала побольше воздуха и с хитрой улыбкой выпалила:

– Он слабоват в постели.

– Что-о? – вытаращилась на нее я.

– Не что, а кто. Руслан его зовут. Совершенно ни на что не способен. Сунул, вынул и пошел.

– Яна, но… тебе четырнадцать лет… – с наиглупейшим видом констатировала я.

– Зато выгляжу на двадцать, все так говорят. – Розовый детский румянец трогательными пятнами проступил под тональным кремом. – Интересно, тебе сколько было, когда ты потеряла невинность? Неужели двадцать пять?

Мне было восемнадцать, но обязательно ли исповедоваться перед наглой пигалицей?!

– Это тебя не касается, – пожалуй, чересчур грубо ответила я. И сама себя отругала мысленно: девчонка же меня провоцирует, так сказать, проверяет на вшивость, а я словно играю в поддавки.

– Но, скорее всего, у меня появится новый бойфренд, – причмокнула Яна, – нравится мне один человек…

Взяв себя в руки, я решила поддержать разговор.

– Вы вместе учитесь?

– Еще чего, – фыркнула она, – он гораздо старше. Его зовут Дэн. Может быть, сегодня я тебе его покажу. Не хочешь прогуляться в одно место?

– Лера сказала, что тебе надо делать уроки.

– Нам ничего не задали. – Она посмотрела на меня так невинно, что я сразу поняла: врет.

– А если проверить дневник?

– Не будь занудой. Мы же ненадолго. А вечером позанимаемся. Покажу тебе свои тетрадки, поможешь мне с геометрией. Ты же журналистка, неужели тебе не интересно посмотреть, чем живет молодежь?

– Не обижайся, но на героиню спецрепортажа ты не тянешь. И что же это за место, куда ты меня приглашаешь?

– Для начала – в салон красоты. – Яна вскочила, отодвинув чашку с морсом. – Очень модный салон. Я давно собиралась записаться, а сегодня как раз уроков не задали. Не волнуйся, деньги у меня есть!

– Зачем тебе в салон красоты – на маникюр? – удивилась я. Неужели за те почти двадцать лет, что отделяют меня от Янкиного щенячьего задора, жизнь так изменилась, что теперь в салоны красоты принято ходить с детского возраста? Помнится, сама я впервые позволила себе салонный маникюр и педикюр с первой стипендии.

– И на маникюр в том числе. Сашка, это потрясающее место, жутко модное! Уверяю, ничего подобного ты никогда не видела.

Салон красоты, в который привела меня Яна, больше напоминал наркопритон. Конечно, никто и не ожидал, что четырнадцатилетняя задиристая пигалица холит ногти в «Жак Дессанж», но то, что я увидела, превосходило самые мрачные мои ожидания. Полуподвальное помещение, стены, расписанные неуемными граффитчиками, грязный пол. Навстречу нам выплыл администратор – юнец лет пятнадцати с длинными сальными волосами и такой космической пустотой в глазах, что сразу становилось понятно: здесь не обошлось без психотропных стимуляторов. На его тощеватом цыплячьем плечике был вытатуирован огромный скорпион – такой рисунок пришелся бы впору какому-нибудь брутальному мотоциклисту.

– Я записана к Антону, на восемнадцать тридцать, – светски улыбнулась Яна.

Я незаметно дернула ее за рукав и, когда администратор отвлекся на то, чтобы мучительно переварить полученную информацию, прошептала:

– Может, пойдем отсюда, а? Ян, в такие места нельзя ходить, так и гепатит подхватить можно. Хочешь, я отведу тебя к своей маникюрше? Не так-то она дорого и берет, честное слово.

– Иногда не стоит обращать внимание на внешний вид, – загадочно улыбнулась она, – поверь мне, здесь лучшие в городе специалисты.

Администратор наконец очнулся, его флегматичное лицо медленно перекосилось на одну сторону – уголок обветренной губы поплыл вверх, правый глаз полузакрылся. В его интерпретации эта отвратительная гримаса означала улыбку.

– Антон вас ждет, проходите в кабинет. Туда, направо… А вы, – он с трудом сфокусировал мутный взгляд на мне, – можете пока полистать журналы в холле.

В принципе ничего страшного не произошло. Улыбающаяся Яна скрылась за потрепанной дверью, я уселась на продавленную банкетку и схватила первый попавшийся журнал – с обложки похотливо улыбалась голая по пояс толстуха, в крупных несвежих сосках которой блестели вульгарные сережки-кольца. Но почему-то нехорошее предчувствие не покидало меня, с каждой минутой нарастая, точно набирающий обороты вой пожарной сирены. Нахмурившись, я огляделась вокруг. Холл был украшен фотографиями – и на всех татуированные длиннобородые мужики позируют в обнимку с мотоциклами или с уцененного вида блондинками. Я не могла понять, что же так меня смущает, помимо царящей в этом «царстве красоты» антисанитарии да легкого запаха марихуаны, которым, казалось, были пропитаны все стены. Может быть, название салона – «Cool tattoo». Позвольте, да разве может банальное местечко, где приводят в порядок волосы и ногти, называться «Крутая татуировка»?!

– Простите, а какую услугу оплатила моя сестра? – срывающимся голосом спросила я у администратора, который, перестав обращать на меня внимание, ушел в понятную ему одному нирвану.

– Что? – Он встряхнул головой, призывая мозаику мыслей собраться воедино.

– Что там делают с моей сестрой? – я повысила голос. – Кстати, вам известно, что она несовершеннолетняя?

– Это не запрещено законом, – ожил он, – как будто вы не знаете, что сейчас делают. Да сейчас все через одну с татуировками и проколотыми пупками!

– С… чем? – У меня зашумело в ушах.

– На вашем месте я бы тоже об этом подумал, – подмигнул он, – а что, сексуально смотрится. Вот у моей девушки проколоты и пупок, и оба соска, и, извините за интимную подробность, половая губа. Это возбуждает.

На ватных ногах я влетела в кабинет, рот мой был распахнут в безмолвном крике, перед глазами плясал назойливый видеоряд: вот Яна с татуированным тарантулом во всю спину возвращается домой, а следующим вечером ко мне приходят ее родители с туристическими топориками и мстительным блеском в глазах.

Я опоздала.

На медицинской кушетке, вытянувшись во весь рост, лежала Яна, и нездоровая бледность густой вуалью покрывала ее лицо – теперь интеллигентно-бежевые румяна смотрелись на нем вульгарными пятнами. Ее плоский живот был обнажен, из трогательно-миниатюрной складочки пупка торчала длинная игла. Я сдавленно вскрикнула, и Яна открыла глаза. Она плакала.

– Сашка, ты чего? Сказали же тебе, надо подождать в коридоре.

– Это ты «чего»? – ахнула я, склоняясь над ее животом. – Боже, тебя изуродовали! Какой ужас! Это хотя бы не больно? Я подам на них в суд.

– Угомонись, – слабо улыбнулась она, – сейчас мастер принесет сережку. Как ты думаешь, с голубым камушком выбрать или с красным?

– С голубым, – машинально ответила я, но, спохватившись, возопила: – То есть вообще ни с каким! Вставай, мы немедленно отсюда уходим.

Яна и не подумала пошевелиться.

– Не суетись, – пожала плечами она, – поздно. Дырочка все равно будет видна, так что лучше уж украсить ее серьгой. Да ладно тебе, мне родители обещали на день рождения пирсинг подарить. Какая разница – месяцем раньше, месяцем позже…

Покинув «салон красоты», довольное дитя, сверкая воспаленным пупком, заявило, что после перенесенного стресса ей необходимо срочно расслабиться.

– Можно в «Баскин Роббинс» зайти, – мрачно предложила я. И зачем только я согласилась помочь Лерке? Как я теперь буду перед ней оправдываться?

– Не люблю мороженое, от него толстеют, – наморщила курносый носик Яна, – знаешь что, а хочешь, я тебя со своими друзьями познакомлю? Тут недалеко есть одно заведение, закачаешься! Там и Дэн будет, помнишь, я тебе про него говорила?

– Вообще-то, я устала. Ян, пойдем домой.

– Выпьешь энергетический напиток, как рукой снимет, – подмигнула она, резко поменяв направление движения и устремившись в сторону какого-то сомнительного малоосвещенного переулка. Мне ничего другого не оставалось, кроме как поплестись за ней.

«Замечательное заведение» оказалось диско-клубом самого низкого пошиба, оправдавшим мои самые пессимистические предчувствия. Вокруг входа толпились жаждущие прорваться внутрь малолетки, самому старшему из которых было лет пятнадцать на вид. Дверь в сияющий стробоскопами рай охранял вышибала – потасканного вида трансвестит, одетый как портовая проститутка. Узловатые канаты его тощих ног были обтянуты вульгарными сетчатыми колготками, из блестящих босоножек неэстетично торчали огромные пальцы ног, вокруг подчеркнутой поролоновыми подушками груди обмотано боа из страусиных перьев. Я сразу определила, что мужичонка неравнодушен к нимфеткам – его алчущий взгляд так и сканировал щедро оголенную плоть похихикивающих девчонок, которые стремились прорваться внутрь.

– Идем, нас пропустят, – Яна схватила меня за руку и, виляя бедрами, обогнула очередь.

– Яночка, любовь моя, – вышибала обнажил изъеденные кариесом зубы, – что-то давно не появлялась. А эта тетя кто?

– Это cо мной, – со светской небрежностью объяснила она. – Саш, пошли, холодно же.

Оказавшись внутри, Яна, точно охотничья собака, повела носом и констатировала:

– В туалете травку курят. Может быть, и Дэн мой там. Саш, я мигом. – Она метнулась куда-то в сторону так быстро, что я даже не успела ей возразить.

Ругая себя за слабовольность и управляемость, я жалась у стены. Подростки смотрели на меня как на инопланетянку. Как будто бы взрослого человека никогда не видели, в самом деле.

Грохот децибел отдавался болезненной дробью в висках. Я чувствовала себя несчастной лабораторной мышью, в рамках жестокого эксперимента заключенной в противоестественные условия. Нет, я вовсе не синий чулок, чурающийся многолюдных мест. В свои тридцать с небольшим я все еще люблю с головой окунуться в Марианскую впадину московской ночной жизни. Но одно дело – респектабельные клубы и разухабистые богемные бары, куда мы с Леркой наведываемся пятничными вечерами. И совсем другое – эта адская какофония и снующие повсюду инопланетяне с пустыми обкуренными глазами.

Вздохнув, я решила отправиться на поиски Яны. Мои старания увенчались успехом довольно быстро – на уединенном пятачке, за массивной бетонной колонной, вверенный моему педагогическому таланту ребенок постигал азы французского поцелуя в компании какого-то хиппи, похожего на драгдилера. Ее кавалер был тощим, как накачанный героином рокер восьмидесятых. Сальные патлы длинных редких волос жалкими сосульками свисали вдоль нездорово бледного лица. Его джинсы были такими замызганными, словно он не расставался с ними как минимум десять лет.

Янкин юркий розовый язычок, похожий на всполошенную молодую ящерку, живо исследовал ротовую полость патлатого юноши. Тот смачно причмокивал вялым ртом и неумело шарил ручонками по ее спине, пытаясь нащупать застежку бюстгальтера.

Я неинтеллигентно подкралась сзади и постучала Яну по спине. Она смачно выругалась, потом обернулась и увидела меня.

– Ой, Саш, ты откуда? А, ну да. Слушай, подожди меня внизу, я сейчас вернусь. Кстати, это Дэн.

– Очень приятно, – осклабился патлатый, протягивая мне руку.

Проигнорировав его потную грязноватую ладонь, я отчеканила:

– С меня хватит. Я сейчас же звоню Лере или твоим родителям, и кто-нибудь из них за тобой приедет.

– Саш, ты что? – перепугалась она. – Не надо. Давай уйдем отсюда! Ты иди, я сейчас правда подойду.

– Даю тебе десять минут на то, чтобы попрощаться с твоим Дэном. Иначе… ты сама знаешь, что я сделаю. – Я резко развернулась на каблуках. За моей спиной патлатый Дэн досадливо пробормотал: «Вот стерва!»

Сквозь обезумевшую от монотонной музыки и легких наркотиков толпу я пробралась к бару.

– Пинаколаду, пожалуйста.

– Кого-кого? – изумился бармен, в оттопыренных ушах которого пиратски блестели увесистые золотые кольца. – У нас только водка и фанта.

– Тогда водку и фанту, – вздохнула я, – в пропорции один к четырем.

В стакане, который он ловко метнул в мою сторону, плескалась слабо подкрашенная оранжевым жидкость, из чего я сделала вывод: желанная пропорция была соблюдена в пользу водки. Расплатившись, я сделала огромный глоток и, как могла, попробовала абстрагироваться от происходящего вокруг.

Время от времени я посматривала на часы. Десять минут пролетели как одна, но Яна так и не появилась. Видимо, все-таки придется проявить жесткость и показать ей, кто в доме хозяин. Да и выхода у меня другого нет, судя по всему. Я нашарила в сумочке мобильный и уже собиралась набрать Леркин номер, когда вдруг увидела рядом с собой благоухающую застарелым потом любовь Яны, патлатого Дэна.

– Где Яна? – пытаясь перекричать музыку, спросила я.

Юнец наклонился ко мне так низко, что я почувствовала, как из щербатой расщелины его обветренного рта разит алкоголем и мятной жвачкой.

– Не знаю, – развел длинными тощими руками он, – мы целовались на балюстраде, а потом она увидела Нинку и убежала с ней.

– Кто такая Нинка?

– Подружка ее, видимо. Между прочим, местная достопримечательность.

– Что же в ней такого особенного? – спросила я скорее машинально, нежели с искренним интересом.

– А она здесь все время, – расхохотался патлатый, – если бы я не знал о существовании экстази, то голову бы сломал – откуда у Нинки столько сил. Она здесь днем билетершей работает, а каждую ночь здесь отвисает. Спит в перерывах на диванчике в холле… А вот же она!

Он приветливо махнул долговязой девице изможденного вида, которая пробиралась к нам сквозь танцующую толпу. Разрекламированная Нинка будто бы состояла из одних острых углов. Скруглить бы ее чуть-чуть, откормить – может быть, и прослыла бы хорошенькой. Доминантой ее узкого лица был, несомненно, длинный нос, ее ножки были не толще стволов комнатной пальмы, и даже взгляд ее небольших серых глаз был острым – внимательным и колючим. Нина была серьезна и – в отличие от большинства присутствующих – трезва.

– Нинок! – Патлатый закрыл глаза и вытянул губы в трубочку, но она только мимоходом бросила: «Заткнись!» – и устремила взгляд на меня.

– Это вы с Яной пришли?

– Я. А где она?

– Пойдемте скорее, у нас проблемы, – нахмурилась Нина, – Янка в туалете, она сейчас копыта откинет.

– Ч-что? – заикаясь, переспросила я.

Нина схватила меня за руку и потянула за собой.

– Потом поговорим. У вас есть мобильник? Надо вызвать «скорую», срочно.

У меня хватило ума вызвать платную «скорую». Вежливые улыбчивые врачи в чистенькой синей униформе не задали ни одного вопроса. Едва бросив взгляд на Янку, распластавшуюся на грязном кафельном полу клубного туалета, они переглянулись, и медсестра понимающе кивнула. Профессионально выверенным движением она разрезала рукав Янкиной кофты, вынула из чемоданчика шприц и резиновый жгут. Нечто мутновато-желтое, медленно смешавшись с венозной кровью строптивой девчонки, ничего не изменило – отголосок румянца не тронул ее осунувшегося лица, ее грудь не заколыхалась в привычном ритме глубокого дыхания.

Яна была так бледна, словно собиралась сыграть роль японской гейши и уже успела покрыть лицо толстым слоем белил. Ее глаза были закрыты, белые губы подрагивали, будто бы в судороге.

– Надо ехать в больницу, – сказала врач, блондинка с милым усталым лицом, – надеюсь, что-то еще можно изменить.

Я похолодела.

Не люблю вспоминать ту ночь. Я сидела в пахнущем хлоркой и лекарствами коридорчике клиники и беззвучно бормотала что-то просительно-бессвязное, обращенное, кажется, к Богу, в которого я никогда до конца не верила. Сердобольная нянечка предложила отдохнуть в пустой ординаторской, но я знала точно: несмотря на усталость, мне все равно не уснуть.

В половине пятого утра ко мне подошел врач. У него была снулая походка человека, который никак не может привыкнуть к ночной работе. Он плыл по коридору, а я с замирающим сердцем пыталась понять, что означают его скорбно опущенные плечи. Он просто устал? Или… или, может быть, тоскливо несет мне плохое известие?

Я встала к нему навстречу… и тут же осела обратно в неудобное кожаное кресло. Колени были ватными, ноги объявили забастовку.

– Кашеварова? – устало уточнил он.

У меня пересохли губы, а голос отчего-то стал низким и грубым, как у алкаша из подворотни.

– Да… Она жива?

Его губы растянулись в подобии улыбки.

– И даже здорова. Мы сделали промывание желудка и капельницу.

– Слава Богу, – чуть не расплакалась я.

– Надеюсь, мне не надо объяснять причину, почему так вышло? – Его глаза блеснули арктическим холодом.

– Нет, – мужественно встретила я его внимательный взгляд, – все дело во мне. Я ее упустила.

– Пока нет, – покачал головой врач, – могу сказать с уверенностью, что девочка не наркоманка. Так, любительница. Если вы проведете соответствующую работу, вполне возможно, что все изменится.

– Спасибо вам. Ее можно забрать сегодня?

– Разумеется. В регистратуре вам выпишут счет.

Домой мы вернулись в начале седьмого. Всю дорогу Яна молчала и вопросительно заглядывала мне в глаза: буду ли отчитывать? Будь у нее хвост, она бы непременно им завиляла.

На завтрак я приготовила оладьи. Яна ела с торопливым аппетитом выздоравливающего. Она щедро зачерпывала ложкой сметану, горстями хватала из вазочки соленое печенье, отрывала от французского батона огромные неаккуратные куски. Я сидела напротив, молча пила черный кофе и чувствовала себя старухой. Под моими глазами залегли сумрачные тени; искусанные во время ночной нервотрепки губы саднящей раной пульсировали на обескровленном лице. Та, которая доставила мне столько неприятностей, напротив, была свежа, как едва распустившаяся садовая роза. На ее хорошеньком личике цвел румянец, глаза блестели, губы так и норовили самопроизвольно улыбнуться – так бывает только, когда тебе всего четырнадцать лет.

– Саш… – сказала она, разделавшись с очередным оладушком, – а ты знаешь, что это был мой первый поцелуй?

– Что? – удивилась я. – Хватит врать. Я от тебя устала.

– Да не вру я… Там, в клубе. Думаешь, мне нравится этот идиот с его сальными патлами? Нет, просто… надо же когда-то начинать. Все подруги уже целовались, и только я…

– Но ты рассказывала совсем другое, – растерялась я.

– Да это я так… – развела руками Янка, – у меня родители строгие. Не отпускают никуда. Из школы сразу домой, если гулять – то только во дворе с девчонками. А мне же уже четырнадцать. В прошлом году еле-еле отвоевала право на косметику.

– Но откуда же трансвестит на входе знал тебя? Он назвал тебя по имени!

– Меня с ним Лерка познакомила, – улыбнулась она, – он актер, спившийся. Он давно меня в клуб приглашал, но родители… – Она беспомощно развела руками.

– Постой, но откуда же ты знаешь Дэна? И эту девицу, Нинку?

– Дэн учится в нашей школе. Его четыре раза оставляли на второй год, представляешь? А с Ниной я только ночью познакомилась, в клубе. Она сказала, что от той таблетки будет весело, а мне как раз хотелось спать. Ты ничего не рассказывай Лерке, ладно?

– Посмотрим. Ты доставила мне массу неприятностей.

– Понимаю, – нахмурилась Яна. – Сашка, ты классная. Обещаю остаток дня быть примерной девочкой. И еще обещаю, что я больше никогда так не поступлю.

Яна замолчала. И, глядя в ее глаза, я вдруг поняла, что она не врет.

Потом, уже вечером, когда Яна наконец отправилась домой, я достала с антресолей пыльный альбом со старыми фотографиями. Вглядываясь в собственное четырнадцатилетнее лицо – пышные волосы, дурацкая челка, брекеты на зубах, – я пыталась вспомнить, какой была я сама.

Кажется, тайком от родителей я покуривала в форточку – не потому, что мне нравилось вдыхать теплый отравленный дымок, а просто так, для поднятия собственного статуса в своих же глазах.

А однажды я сперла из маминого шкафа туфли. Шикарные выходные туфли на двенадцатисантиметровых каблуках, которые мама берегла, как иные берегут девственность, и надевала только по мегаторжественным случаям, – и все ради того, чтобы виляющей походкой пройти мимо дворового хулигана Виталика (или его Валериком звали?!).

Кажется, я искренне верила в то, что в один прекрасный день на меня обратит внимание какой-нибудь именитый кинорежиссер и я стану movie star со всем прилагающимся в виде брильянтов и приморских вилл… Да и неудивительно, когда тебе четырнадцать, обманчиво доброжелательный мир стелется у твоих стройных ног, дразня разнообразием перспектив.

В тот вечер я так и уснула – уронив лицо на фотоальбом. И снились мне какие-то эфирно-розовые события, трогательно белые гольфы, дворовые мальчики, вытягивающие губы трубочкой в неумелой попытке поцеловать…

А Янку я с тех пор так ни разу и не видела. Но она неизменно шлет мне приветы и дисциплинированно передает неумело упакованные сувениры – в день рождения, на Восьмое марта и в канун Рождества.