Московский бестиарий. Болтовня брюнетки

7. Драгдилеры

Это сейчас я как могу камуфлирую досадные отметинки времени. Маскирую тональным кремом еле заметную паутинку крошечных морщинок вокруг глаз. Ношу джинсы и кроссовки, пью витамины и дорогую минеральную воду, иногда даже, сделав харакири собственной лени (возрождающейся из небытия, словно птица феникс), иду в спортзал.

А тогда, в далекую пору беззаботного студенчества, нам с Леркой отчаянно хотелось выглядеть взрослее. Осторожно вкусив первые незрелые плоды собственной взрослости, мы опьянели от нее, как от молодого, терпкого вина. Хотелось еще – немедленно и залпом.

Мы курили кофейные сигарки через мундштук и разговаривали подчеркнуто низкими голосами. Мы носили только кружевное белье, каблуки и чулки с поясом – в любую погоду. Мы мужественно боролись с голодом, вгрызающимся в наши желудки, но экономили на еде, чтобы в конце недели отметиться в модном баре (нам едва хватало на самые дешевые коктейли, но разве в этом было дело?). Мы нарочито небрежно хвастались друг другу нашими сексуальными приключениями (в большинстве случаев нагло выдуманными).

А однажды мы решили попробовать кокаин.

О кокаине нам впервые рассказала Леля, пожалуй, самая заметная из наших однокурсниц. Леля была манекенщицей. В те годы русский модельный бизнес еще не набрал обороты. Поставленная на поток продажа красоты казалась чем-то таинственным и полулегальным. Наташа Семанова еще училась в средней школе и не думала о подиумной звездности, модельные агентства не плодились со скоростью грибкового заболевания, а высокие стройные девушки грезили не о фотовспышках и журнальных обложках, а о поступлении в институт, карьере и семье.

У Лели были родители-дипломаты, пять лет она прожила в Париже, где и вкусила впервые отравленное яблочко осознания собственного совершенства. Она и правда была чудо как хороша – истинная русская красавица. Треугольное личико, огромные серые глаза, умные и почему-то грустные (хотя ее характер принадлежал скорее к истерически-оптимистическому типу), густые русые волосы, достающие до крепких ягодиц. Все на уровне люкс – ноги, грудь, талия. Ей было всего тринадцать, когда она впервые попала на журнальную обложку.

На нашем курсе Леля была звездой. Она и выглядела как иностранка или даже как инопланетянка – изысканная красавица в экзотических нарядах, о которых мы тогда и мечтать не могли.

И вот однажды эта самая Леля была случайно застигнута нами в университетском женском туалете за престранным занятием – в незапертой кабинке она сидела на корточках, склонившись над унитазом, и тяжело дышала.

Сначала мы было решили, что красотке стало плохо. Я встревоженно воскликнула: «Лерка, беги за врачом!» – а моя подруга ответила: «А ты тогда побудь с ней, ее явно тошнит, она же может задохнуться!»

Но тут Леля повернулась к нам, и мы даже отпрянули от неожиданности – ее лицо было веселым и румяным, глаза задорно блестели и смотрели вполне осмысленно.

– Черт, я кабинку не заперла, что ли? – подмигнула она. – Вот вечно так. Но вы, девчонки, никому не говорите.

– Что именно не говорить? – растерялась я, подозрительно оглядывая пространство вокруг красавицы.

По крышке унитаза было рассыпано нечто, напоминающее стиральный порошок, а в руках Леля сжимала свернутый в тугую трубочку тетрадный листок.

Леля вполне могла воспользоваться нашей неопытностью, сказать: «Ничего, я пошутила» – и ликвидировать остатки зрелища, компрометирующего ее кристальную репутацию. Но в тот момент ей, по всей видимости, было море по колено.

– Ну вы даете! Кокс не пробовали, что ли? – усмехнулась она.

– Нет, – мы с Леркой синхронно помотали головами и в ужасе на нее уставились.

Конечно, уж совсем неискушенными нас нельзя было назвать – в конце концов, как будущие журналистки мы регулярно читали прессу, в том числе и бульварную.

– Кокс – это кокаин? – испуганно прошептала Лера.

– И нечего на меня так таращиться, – нахмурилась Леля, – нет, ну вы как будто вчера на свет появились! Все время от времени нюхают кокс. Для тонуса.

– Все? – скептически переспросила я.

– Все творческие люди, – презрительно уточнила Леля, смерив меня оценивающим взглядом. Словно прикидывала, отношусь ли я к таковым.

– Но это же вредно, – передернула плечами наивная Лерка.

– Да брось ты, – улыбнулась Леля, – вот я впервые попробовала кокаин четыре года назад. Мне пятнадцать было. В Париже, один человек дал попробовать. Мой любовник.

Как непринужденно у нее получилось это сказать – «мой любовник»…

– Если бы это было и в самом деле вредно, разве я смогла бы поступить на журфак?

И словно в доказательство своих слов Леля склонилась над унитазом и ловко втянула в ноздрю кокаиновую дорожку. Когда она подняла лицо, глаза ее блестели каким-то инопланетным светом.

И на следующий день, и через неделю мы все не могли выбросить случившееся из головы.

– Саш, а как красиво у нее получалось, правда? – вздыхала Лера.

– Это потому, что она сама красивая.

– Может быть… Хотя мне кажется, что ее внешность здесь ни при чем. Надо же, вот мы с тобой такие спокойные, а у других жизнь как в кино!

– Прекрати завидовать Лельке только потому, что она употребляет кокаин, – попробовала я ее вразумить.

– Ты не понимаешь. У нее другая жизнь. Она модель, такая красивая, известная. Она запросто может явиться с кокаином в университет и нюхать его в туалете, наплевав на всех.

– Слушай, если тебе так неймется, – не выдержала я, – давай купим немного кокаина. Попробуешь и успокоишься.

Я думала, что Лерка обернет все в шутку, но она неожиданно уцепилась за мою спонтанную идею.

– Ты это серьезно? Вообще-то, у меня и деньги сейчас есть. На пальто откладывала, но пальто может и подождать.

– Эй, Лер, вообще-то, я пошутила.

– А я – нет. Кашеварова, сама посуди, мы – будущие журналисты. Не можем же мы всю жизнь провести в тепличных условиях. Нет уж, наша работа подразумевает эксперименты, в том числе и над самими собой.

– Как ты все повернула в свою пользу, – восхитилась я, – и все равно идея бредовая.

– Как скажешь, – улыбнулась Лерка, – бредовая или нет, тебе надо решить одно: ты со мной?

Кто-то дал нам координаты некоего Паши, художника, по совместительству приторговывающего драгоценной белой пылью. Мы кидали монетку, чтобы определить, кто будет ему звонить. Каждая втайне надеялась, что честь договариваться с драгдилером выпадет не ей.

В итоге не повезло мне.

Паша поднял трубку после первого же гудка, словно целыми днями только и делал, что сидел на телефоне в ожидании новых клиентов.

– Да? – голос у него был низкий и решительный.

– Паша? – Мое сердце глухо колотилось где-то в районе щитовидной железы.

– Ну! Кто это?

– Вы меня не знаете, меня зовут Саша… Я хотела бы купить… Сами знаете что.

Затянувшееся молчание по ту сторону телефонной трубки было таким напряженным, что я испугалась, как бы он не бросил трубку.

Наконец Паша сказал:

– И что именно вас интересует?

– Ну вообще-то… кокаин.

Он поперхнулся.

– Ты что, идиотка, с ума спятила?! Кто же о таком по телефону!

– Простите, – пролепетала я, обескураженная, – но вы сами спросили…

– Вы что, в первый раз покупаете, что ли?

– Вообще-то… да, – решила признаться я.

– Значит, никогда раньше не пробовали, – задумчиво протянул он, что-то прикидывая.

Я испугалась, что прожженный Паша не захочет связываться с начинающими наркоманками.

– Паш, мы точно не из милиции! – поспешила заверить я.

– И не представительницы желтой прессы, – воскликнула Лерка, вытянув шею к телефонной трубке.

Паша хмыкнул.

– И откуда вы только такие взялись. Ладно, подгребайте на Тверской бульвар. Сегодня, часикам к восьми успеете?

Лерка беззвучно крикнула: «Yesssssss!» – и захлопала в ладоши.

– Успеем, – заверила я.

– Тогда встречаемся у памятника Есенину. И не вздумайте опоздать, ждать я вас не собираюсь.

Мы отчего-то ожидали, что Паша будет похож на героя альтернативного европейского кино об ужасах наркозависимости. Что он окажется как минимум тощим лысым типом с бегающими глазами, огромной татуировкой на плече и в низко сидящих на бедрах драных джинсах. Но у памятника нас ждал ничем не примечательный тщедушный парнишка – на вид ему было что-то около восемнадцати. Короткая стрижка, умные темные глаза блестят из-под засаленной бейсболки с логотипом NBA, потертые черные джинсы, дешевая куртка… Хотя, наверное, профессиональный драгдилер так и должен выглядеть – как мальчик из толпы.

– Это вы Саша и Лера? – скупо улыбнулся он.

– Мы, – сглотнула я, – вы принесли то, о чем мы договаривались?

Он взглянул на меня удивленно:

– Не здесь же. Пойдемте, здесь недалеко есть одно тихое местечко…

Босховское зрелище под кодовым названием «две приличные застенчивые студентки неизвестно зачем приобретают наркотики» разворачивалось в наистраннейших декорациях – на детской площадке. Паша присел на бортик песочницы, мы же оседлали скрипучие качели. Сказать, что мне было не по себе, значило не сказать ничего. Нервная дрожь вибрирующими волнами сотрясала все мои внутренности, пальцы похолодели и отказывались слушаться, в висках била торжественная барабанная дробь. Покосившись на Лерку, я поняла, что она чувствует себя не лучше, но мужественно старается играть роль светской пофигистки со стервоточинкой.

– Значит, вы в курсе расценок? – уточнил Паша. – Я беру недорого, восемьдесят долларов за грамм. Вам вообще много надо-то?

Мы переглянулись.

– Нам… попробовать, – прошелестела я и неуверенно спросила: – Обычно берут грамм триста?

Драгдилер уставился на меня так, словно я ни с того ни с сего предложила ему совокупиться прямо в загаженной бездомными собаками песочнице. А потом вдруг, откинув голову назад, раскатисто рассмеялся. Его плечи сотрясали волны истерического хохота, до тех пор пока на глазах не выступили слезы.

– Ой не могу… простите, девчонки. – Паша достал из заднего кармана джинсов носовой платок не первой свежести и промокнул глаза. – Кокаин – это вам не сыр «Российский». Конечно, я мог бы вас обмануть и вытянуть всю наличку… Но нравитесь вы мне, не буду брать грех на душу. Короче, одного грамма вам хватит на несколько раз. А больше пяти я никогда не продаю в незнакомые руки.

– Один грамм? – заметно приободрилась Лера. – Что ж, это даже к лучшему. И жизненного опыта наберемся и не влезем в долги.

Кивнув, я достала из сумки кошелек и дрожащими от волнения пальцами отсчитала деньги. Паша внимательно за мною наблюдал. Когда деньги перекочевали в его по-шулерски подвижные пальцы и были тщательно пересчитаны и осмотрены на предмет подлинности, он с удовлетворенной улыбкой протянул мне какой-то крошечный серебристый предмет. Пригляделась – карманная пепельница, такие продаются в этнических лавках.

– Дарю, – улыбнулся он, – будете брать еще, приходите с этой штукой. Очень удобно хранить в ней номер один.

– Номер что? – тупо переспросила Лерка.

– Номер один, – терпеливо повторил Паша, – так называют кокаин, чтобы не палиться. Или просто «первый», если вам так больше нравится… Что ж, девчонки, было приятно познакомиться. Мне пора!

Он ушел, а мы с Леркой еще долго сидели на качелях, болтая ногами и глядя в никуда. Нервная дрожь уступила место обволакивающей апатии. Не знаю, сколько прошло времени до того, как я, поежившись от внезапно осознанного вечернего холода, сказала:

– Ну что? Пойдем?

– Саш… – слабо протянула Лера, – у меня ноги подкашиваются. Не могу никуда идти.

– Честно говоря, у меня тоже, – призналась я, – что же делать? Можно поймать такси…

– У меня есть идея получше. Саш, а что, если нам… Ну, это самое… Прямо сейчас!

Если бы вместо Лерки с подобным текстом ко мне обратился бы застенчивый прыщавый однокурсник, я бы отреагировала на такое нахальство звонкой пощечиной. Но в данном случае я понимала, что речь идет не о посягательстве на мою девичью честь, а о новых ощущениях, которые сулит «номер один».

– Здесь? – с сомнением спросила я.

– А что такого-то? – пожала плечами Лерка. – Темно, нет никого. Мы же быстро. Никто не увидит.

– Вообще-то, ты права. – Леля говорила, что кокаин бодрит. А получить заряд бодрости, пусть и искусственной, нам сейчас не помешает.

– Только вот… Мы же ни разу не пробовали.

– Думаю, что большого ума для этого не надо, – усмехнулась я, – ты же видела, как Леля это делала. Нам понадобится какая-нибудь плоская поверхность и бумажные трубочки, через которые удобно его вдыхать.

– Я в кино видела, что обычно для этого используют стодолларовую купюру.

– Мало ли что ты в кино видела. В любом случае ста баксов у нас нет. Вырвем лист из моего ежедневника, – решила я.

В Леркиной объемистой сумке нашелся потрепанный учебник по истории русской журналистики – именно на него мы и высыпали аккуратную горку белоснежного порошка. Наверное, то было высшей степенью наивности – если бы нас атаковал игривый порыв ветра, то драгоценная пыльца разлетелась бы по двору. Но, как говорится, дилетантам везет – вечер выдался спокойным.

Неловко мы разделили горку на несколько длинных дорожек – так вроде бы делала Леля. Да и с точки зрения элементарной логики втянуть в ноздрю кокаиновую полоску было бы куда удобнее, чем бестолково тыкать бумажной трубочкой в горку порошка.

– Ну, с Богом, – вздохнула Лера, – давай ты первая.

– Почему я? – Я приняла из ее рук бумажную трубочку. – Хотя, что уж там…

Склонившись над учебником, я аккуратно вставила трубочку в правую ноздрю, левую заткнула указательным пальцем, приблизила трубку к краю кокаиновой полосочки, зажмурилась и сделала глубокий вдох. В носу защипало, захотелось чихнуть, но невероятным усилием воли я сдержалась – еще не хватало «начхать» на последние восемьдесят долларов!

– Ну как? – прошептала Лера. – Что ты чувствуешь?

Закрыв глаза, я попробовала прислушаться к собственным ощущениям.

Ничего.

Я пожала плечами:

– Наверное, рано еще. Давай теперь ты.

Лерка осторожно приняла из моих рук трубочку и в точности повторила мои манипуляции. После чего поджала ноги, пытаясь изобразить позу Будды, и чуть не сверзилась с качелей.

– Лер, ты как? – расхохоталась я.

Помолчав, она со вздохом констатировала:

– Пока никак. Наверное, надо было больше вдыхать. Давай опять ты, а потом и я повторю.

Я склонилась над журналом и хотела уже вдохнуть порошок, как вдруг…

…Вдруг почувствовала на своем плече явно постороннюю руку. Это было так неожиданно, что я даже вскрикнула и едва не выронила пепельницу с «номером один». Обернулась, возмущенная, и… похолодела.

Оказывается, за нашими действиями внимательно наблюдали двое мужчин в серой милицейской форме. Поймав мой загнанный взгляд, тот, на чьих погонах было больше звездочек, усмехнулся.

А ничего не подозревающая Лерка тем временем деловито склонилась над журналом. Наверное, я должна была ее предупредить, но у меня перехватило дыхание. Милиционеры меланхолично наблюдали за ее действиями – вот она заткнула пальцем ноздрю, вот залихватски втянула в себя кокаиновую полоску…

– Все ясно, – с добродушной улыбкой сказал тот, что помладше, – что ж, девушки, пройдемте в машину.

Услышав в такой непосредственной близости чужой голос, да еще и мужской, Лера вздрогнула и испуганно обернулась. Когда она осознала, кто именно нарушил наш покой, все краски схлынули с ее лица, а на побелевшем лбу выступили мелкие бисеринки нервного пота.

– К-куда? – переспросила я.

– В отделение, куда же еще, – беззлобно пояснил милиционер, – а вот это мы у вас на всякий случай изымем. – Он ловко выхватил из Леркиной ладони пепельницу с остатками кокаина.

– Мы… ни в чем не виноваты, – выдавила Лера, – пожалуйста, отпустите нас. – И совсем уж по-детски добавила: – Мы больше не будем.

Блюстители порядка, переглянувшись, расхохотались – наверное, предвкушали, как будут рассказывать коллегам нашу полуанекдотическую историю.

– Ну, а может быть, решим вопрос по-другому? – я пошла ва-банк, мысленно прикидывая, сколько денег осталось в кошельке.

– Не вопрос, – меланхолично согласился тот, что постарше, – пять косарей.

– Пять… чего?

– Тысяч долларов, – медленно и внятно повторил он, – и я ничего не видел.

В тот момент я с ужасом осознала, что мышеловка захлопнулась.

Не будь рядом со мною предприимчивой Лерки, кто знает, чем бы закончилась эта история. От смутных догадок меня мутит до сих пор, хоть с того злополучного вечера больше десяти лет прошло. Нас приволокли бы в отделение, в лучшем случае позволили бы родителям позвонить… не представляю, как бы я решилась озвучить маме суровую правду – я, мол, в камере предварительного заключения, привези спортивный костюм и зубную щетку. Состоялся бы суд, дали бы горе-наркоманкам лет по пять вынужденного отпуска. А потом… естественно, о возвращении в университет не было бы и речи, да и достойную работу мы вряд ли бы нашли. В общем, не перспективочка, а мурашки по коже!

Но Лерка, похоже, сдаваться не собиралась. Вскинув голову, она звонко воскликнула:

– Вы что, подумали, что это наркотик? – Последовал истерический натянутый смешок. – Как бы не так! Мы будущие актрисы, собирались репетировать сценку. Это же обычная мука.

Я посмотрела на нее с жалостью – Лерка ухватилась за гнилую соломинку, в этом не было ровно никакого смысла.

– Что ты там болтаешь? – нахмурился старший. – Вот сейчас в отделении установим личность и выясним, какие вы там актрисы… Ха, актрисы, тоже мне!

– Будто бы мы такие дурочки, что стали употреблять наркотики на глазах у всех, – гнула свою линию Лерка, – может быть, я и блондинка, но с ума еще не спятила. Говорю же вам, это мука.

– Может быть, я и блондин, – в тон ей ответил старший, приподняв фуражку, под которой и правда оказались аккуратно подстриженные светло-русые кудри, – но свое дело знаю. И кокаин от муки, девушка, уж точно отличить смогу.

– А давайте посмотрим и проверим, – вдруг предложил молоденький, доставая убийственную улику – пепельницу, которую он небрежно засунул в карман форменных брюк. Щелкнув крышкой, он распахнул коробочку и с любопытством уставился на содержимое. – Ну и кому вы тут пудрите мозги?

Старший нехотя облизал кончик пальца, слегка макнул его в порошок, потом попробовал на язык осевшие на пальце кристаллы. Лерка втянула голову в плечи. По выражению ее лица я поняла, что надолго ее спокойствия не хватит – еще чуть-чуть, и она разрыдается в голос, проклиная всех на свете – Лелю, драгдилера, меня.

На лице милиционера появилось недоверчивое выражение. Нахмурившись, он повторил манипуляцию.

– Кокаин? Что это? Какой ваш вердикт? – суетился младший. Наверное, случайное задержание двух наркоманок было самым интересным, что ему удалось повидать во время унылых ночных дежурств.

– Да не похоже. Вообще-то, это мука, – смутился старший. Обернувшись к Лерке, он спросил: – Так, значит, это правда? Вы актрисы?

– Да, – я не могла ручаться за психическую стабильность подруги, поэтому и решила ввязаться в диалог, – мы же уже объяснили все. Мы репетировали сценку, собираемся в театральный поступать.

– В мое время на вступительных экзаменах читали басни Крылова, – нахмурился милиционер.

А я подумала – откуда он знает, неужели собирался стать актером? Судя по затуманившемуся мечтательному взгляду, я попала в точку.

– Ладно, – милиционер вернул Лерке пепельницу, – только в следующий раз уж будьте бдительнее. Не надо репетировать такие сцены в общественных местах.

Мы недоверчиво таращились на него, полуживые от страха. Мне казалось, что происходит нечто нереальное – может быть, у меня кокаиновая галлюцинация?! Милиционеры тем временем сухо попрощались и, резко развернувшись, отправились куда-то по своим делам.

А мы так и остались сидеть на качелях, ни живы ни мертвы от страха.

– Саш… – наконец прошептала Лерка, – что все это значит? Я же просто так сказала про муку… Просто так! А они поверили.

– Кажется, я начинаю понимать, что все это значит, только боюсь, моя версия тебе не понравится!

– Они нас пожалели? – пожала плечами Лерка. – Или мы им понравились? Какая версия, Сань?

– Ага, такие пожалеют, – хмыкнула я, – нет, Лер, они нас отпустили, потому что это и правда мука.

– Что?

– Мука! – с нервным смешком воскликнула я. – Этот так называемый драгдилер нас обманул!

– Не может быть, – недоверчиво прошептала Лера.

– Наверное, еще по телефону понял, какие мы дуры. И решил на этом нагреть руки. Еще благородного из себя изображал, сволочь.

Лерка растерянно посмотрела на порошок, потом, подражая действиям милиционера, опустила в него палец и попробовала «кокаин» на язык.

– Слушай, а правда похоже на муку… Адреналин уступил место злости.

– Нет, я этого так не оставлю! – Лерка вскочила с качелей. – У нас же есть Пашин телефон! Можно позвонить и потребовать обратно деньги! Восемьдесят долларов, подумать только. Да я на него в суд подам!

– Расслабься, – я успокаивающе похлопала ее по плечу, – Лер, ну и что ты скажешь в суде? Что пыталась приобрести «номер один» и тебя обманул драгдилер?

Лера промолчала.

– Да забудь ты об этих долларах, – вздохнула я, – лучше подумай о том, что с нами могло произойти, если бы не твоя находчивость.

– Да уж, – буркнула она, – даже представить страшно.

– Так что жаловаться нам грех. Мы с тобой везунчики!

Потом, спустя годы, мне много раз предлагали попробовать кокаин – настоящий, отборный, не какую-нибудь мучную фальсификацию подростка с нездоровой фантазией. Но почему-то приобщаться к богемному опасному увлечению больше не хотелось. Может быть, у меня, как у собаки Павлова, выработался условный рефлекс – при одном только упоминании «номера один» спину покрывала неприятная пленка липкого пота.

А может быть – и эта версия мне более симпатична, – просто время взяло свое. Каблуки уступили место практичным мокасинам, максимализм – рассудительности, а желание показаться прожженной – неловким попыткам выглядеть хоть на пару лет моложе паспортного возраста.

У взрослых девушек иные увлечения, например…

Впрочем, это уже совсем другая история.