Московский бестиарий. Болтовня брюнетки

2. Барби

Моя подруга Виктория настолько хороша собой, насколько неестественна. У нее большая грудь от лучшего хирурга-пластика, большой коллагеновый рот и большие амбиции.

Сейчас я уже и вспомнить не могу, какая нелегкая занесла меня в круг ее интересов. Познакомились мы лет пять назад в студии одного авангардного модельера: я делала о нем репортаж, а Виктория явилась на кастинг. Почему-то она с упорством маразматика мнила себя фотомоделью, хотя даже в утягивающих колготках никак не вписывалась в анорексичные подиумные стандарты. Уроженка Харькова, Виктория была девушкой крупной, фигуристой. Возможно, ей светила неплохая фотокарьера в стиле ню, однако предусмотрительная Вика предпочитала не афишировать свои выпуклости в сомнительной прессе, а преподносить их адресно выгодным, с ее точки зрения, мужчинам.

Мне запомнилось, как однажды шли мы с ней бесцельно по Столешникову, искоса посматривая на свои отражения в витринах Yamamoto и Ungaro, и тут Вика выдала:

– Максимум через пять лет этот город будет моим! Или я удавлюсь, честное слово.

– А к чему такая срочность? – удивилась я.

– К тому, что через пять лет мне уже будет 27. А это для Москвы почти старость.

Интеллигентно кашлянув, я промолчала, потому что на тот момент мне самой как раз двадцать семь лет и было.

С тех пор примерно пять лет и прошло. Викторию мотало по свету, как бумажный самолетик на ураганном ветру, периодически выбрасывая за горизонт моего поля зрения. Время от времени мы встречались (как она выражалась, на cofee-out) – главным образом для того, чтобы Вика хвастливо потрясла передо мной очередной брильянтовой побрякушкой и туманно намекнула об очередном наклюнувшемся женихе. Послушать ее, так вся мужская половина этого города готова была на карачках ползать под ее окнами за один взгляд разборчивой красавицы.

На практике же она продолжала оставаться девицей сомнительной профессии без штампа в паспорте, и возраст ее стремительно приближался к роковой отметке тридцать.

Красота Виктории не была безусловной, зато производила впечатление удара под дых. Породистая лошадь при парадной сбруе: высокие скулы, ядовитая зелень глаз, белые волосы до середины спины, мускулистые ноги. У нее не было недостатка в любовниках: то она блаженствовала в волосатых объятиях какого-нибудь шейха, то ее на личном вертолете везли на уик-энд в замок на Луаре.

Женщина с таким образом жизни и я – мы никак не могли стать настоящими подругами и тем более врагами… Но однажды в июльском мареве раскаленной Москвы судьба буквально столкнула нас лбами.

Вот как было дело.

Мы с Леркой, моей редакционной подругой, ушли с работы пораньше, чтобы побегать по магазинам, и в итоге осели в кондиционированной пещерке модного кафе. Залпом осушив по три бокала ледяной минералки, мы принялись вяло сплетничать. Повод был: у Лерки как раз намечался роман с каким-то нереальным красавцем. Она подозревала, что он задействован в стрип-шоу «Кэнди-мэн», и уговаривала меня сходить вечером в клуб, а я убеждала, что любоваться на тугие мужские попки ходят только забальзаковские нимфоманки и дурочки-школьницы.

И вдруг в самый разгар оживленного спора Лера наклоняется ко мне и звенящим шепотом говорит:

– Полюбуйся! Fucking Барби пришли.

Я обернулась и увидела за соседним столиком двух девушек дивной красоты. Одна темненькая, вторая светленькая, обе с точеными загорелыми личиками, фигурками а-ля Памела Андерсон и сумками от Луи Виттон.

– Ненавижу таких, – прошипела Лерка, непроизвольным машинальным движением поправляя прическу.

– За что?

– Рядом с ними чувствуешь себя прыщавой отроковицей, которую никто не воспринимает всерьез.

– А как же внутренняя красота? – усмехнулась я.

– Не смеши меня. Может быть, в детстве мужики и умилялись сказке о Золушке, но в глубине души всегда предпочитали стерв… Ты только посмотри на них! – Она кивнула в сторону красавиц. – У обеих наращенные волосы и силиконовая грудь. Но все равно никто не посмотрит на меня, когда они рядом, даром что я – выпускница университета.

– Ну, во-первых, тебя оттуда четыре раза выгоняли за прогулы, – жестоко напомнила я, – а, во-вторых, волосы, груди, ноги – это же только первое впечатление. Да, они притягивают взгляд, но, окажись мы с этими Барби в одной компании, кто знает, какой будет расстановка сил через час. Может быть, мы покорим всех обаянием, а они так и будут глупо улыбаться в углу.

– Какая ты наивная, – фыркнула Лерка, – волосы, груди, ноги – это первый шаг к беспринципности. В любой компании такая Барби сожрет тебя и глазом не моргнет. Поверь мне, эти девушки готовы по головам пойти, лишь бы своего добиться. Век Барби короток, и они всегда играют по максимуму.

Я нахмурилась, обдумывая Леркины сентенции. И тут одна из Барби, блондинка, обернулась, раздраженная нашим повышенным вниманием, явно собираясь сказать что-то резкое… И тут я вдруг узнала в ней свою эпизодически всплывающую приятельницу Викторию, и она, соответственно, тоже узнала меня.

– Сашка?

– Вика!

Она сорвалась с места, подбежала ко мне, порывисто расцеловав в обе щеки (красивым женщинам вообще свойственна нахальная непосредственность).

Лерка при этом вообще понять ничего не могла, но изо всех сил на Вику таращилась, видимо, стараясь выискать в глянцевой безупречности ее лица ну хоть какой-нибудь маленький изъян.

– Выглядишь потрясающе! – хором произнесли мы обязательную в таких ситуациях фразу, причем я ничуть не преувеличивала, а вот Виктория мне благородно польстила.

– А это моя подруга Лера.

– Замечательно, – Виктория едва на нее взглянула, – девушки, а ну-ка пересаживаемся за наш столик!

Задорно хлопнув в ладоши, она поднялась с места, и нам ничего не оставалось, кроме как последовать за ней. При этом Лерка наградила меня красноречиво хмурым взглядом.

Брюнетистую подругу Виктории звали Алисой. Она рассматривала нас томно, как пластилиновая мультипликационная корова. И вообще – в ней было столько ненаигранной вальяжности, что я вдруг почувствовала себя угловатым подростком, который беспомощно путается в конечностях и старается выглядеть взрослее посредством, например, курения.

Все было при ней – и роковой прокуренный басок, и нервные смуглые руки, увенчанные длиннющими острыми ногтями, выкрашенными в черный цвет. На нас она смотрела снисходительно, на ее лице было написано: не понимаю, зачем блистательная Виктория притащила с собой этих двух клуш?

– Ну, что поделываешь? – медоточиво улыбнулась Вика.

– Как всегда… Работаю, развлекаюсь. Может быть, меня повысят до редактора. А ты?

– Хм… Мило. А вот мы с Алисой собираемся на Майорку.

– В отпуск? – вставила свое веское слово Лерка, незаметно вытесненная на задворки разговора. – И где остановитесь?

Барби переглянулись. На лице Алисы появилось несмываемое выражение брезгливости. Я была немного осведомлена о законах стаи и понимала: такие девушки, как Виктория и Алиса, принципиально не работают, поэтому и к самому слову «отпуск» относятся с изрядной долей презрения.

– Один наш приятель арендовал огромную яхту, – наконец соизволила снисходительно объяснить Вика. – Соберется небольшая компания. Днем будем зависать в открытом море, а вечером шататься по казино и ресторанам.

– И магазинам, – усмехнулась Алиса.

– И магазинам. – В зеленых Викиных глазах появился хищный блеск.

– Когда я в прошлый раз путешествовала с Дмитрием, он купил мне два вечерних платья «Эскада» и антикварную брошь с огромным брильянтом.

– А мы вот тоже по магазинам ходили, – не выдержала Лерка, – вот за что я и ценю независимость. Зарабатываешь деньги и тратишь их, когда хочешь и на что хочешь.

– Ага, на брючки «Бенеттон», – хмыкнула Алиса, просканировав ее взглядом.

– Милочка, независимость – это миф, – с мудрой улыбкой подхватила Виктория, – его придумали женщины, которые не получают в подарок брильянты.

Лера задохнулась от возмущения, но не нашлась, что ответить. Виктория носила мокасины из кожи питона и внутренним магнитом притягивала взгляды ста процентов мужчин. А она, Лерка, в старой футболке с еле различимыми пятнами пота под мышками, в очередной раз до крови стерла пятки, в бессмысленной магазинной беготне решая, по карману ли ей новые туфли с распродажи.

Мне взгрустнулось. Полтора года не была в отпуске. То одно, то другое. И потом я совершенно не умею откладывать деньги. Какие уж тут поездки на море, если ты все время на мели.

– Да-а, везет вам, – протянула я, – Майорка, яхта, казино… А мне опять, похоже, куковать все лето в Москве.

Виктория посмотрела на меня задумчиво, пристально.

– Сашка, а какой у тебя рост?

– Метр восемьдесят, а что? – удивилась я.

– Вес?

– Ээээ… Шестьдесят килограмм… – поперхнувшись под Леркиным убийственным взглядом, я добавила: – Ну ладно, семьдесят.

– Многовато. Размер груди?

– Ну… Семьдесят пять Б. А зачем тебе?

– Маловато. Хотя, черт его знает, можешь и подойти.

– Вика, о чем идет речь?

– Ты ведь хотела бы тоже поехать с нами на Майорку? – прищурилась она. – Так вот, слушай меня внимательно…

То, что рассказала Виктория, не укладывалось у меня в голове. Оказалось, что яхту на Майорке арендует вовсе не их знакомый, а некий известный бизнесмен Дмитрий Большов, который настолько неравнодушен к размноженным глянцевыми журналами прелестям, что имеет обыкновение брать с собой в путешествие несколько десятков моделей. Словно султан окружает себя холеной красотой, греет взгляд в ее благодарных щедротах.

Перед каждой такой поездкой устраивается кастинг – конкурсный отбор, на который стекаются красотки со всей России. Округлив глаза, Виктория уважительным полушепотом сообщила, что у Большова более взыскательный вкус, чем у президента конкурса «Мисс мира».

– Иногда кастинг идет три дня. Он отсматривает сотни девушек, и только несколько десятков удостаиваются чести полететь вместе с ним. Только первый сорт. – Вика тряхнула волосами, намекая на свою принадлежность к клану избранных.

– Но это же… почти проституция, – растерялась я.

Виктория и Алиса хором рассмеялись.

– Секс в контракт не входит, дурочка, – сказала Алиса.

– Но тогда… какой смысл ему платить за всех этих девушек? Если у него нет на них… мммм… интимных прав?

– Кашеварова, ты что, всерьез уверена, что все мужики только об этом и думают? – рассердилась Виктория. – Да у Большова секса хоть отбавляй, он же в списке пятидесяти самых богатых людей России. По версии желтой прессы, конечно.

– Некоторые люди любят окружать себя антиквариатом, – подхватила Алиса, – некоторые скупают эксклюзивные автомобили, породистых верблюдов или лошадей. А Дмитрий любит девушек. Только класса люкс.

– То есть вы для него что-то вроде мебели? – немного оживилась Лерка.

Я взглянула на нее укоризненно. Но Виктория и не подумала обидеться:

– Дорогая, это слишком поэтичное сравнение. Хотя если так, то все мы немножечко мебель. Только кто-то сидит в душном офисе, как какая-нибудь пластиковая табуретка из ИКЕА. А кто-то украшает собой шикарную яхту, словно резной комод восемнадцатого века.

Лера нахмурилась и притихла.

– Так что, Сашка… Кастинг будет завтра. Оденься поприличнее, мини, каблуки, все такое. Кто знает, вдруг у тебя получится? А сейчас нам пора идти…

Виктория с Алисой упорхнули – на своих километровых каблуках они умудрялись перемещаться с грацией прим-балерин.

А мы с Леркой остались одни. Мрачноватая пауза затягивалась, так что мне пришлось первой нарушить молчание. Я чувствовала себя немного виноватой – за то, что Виктория оказалась моей приятельницей, а не ее, за то, что у меня рост манекенщицы, а Лерка едва дотягивает до метра шестидесяти, за то, что мне вроде как выпал счастливый билет, а она осталась за бортом.

– Ну что? – спросила я.

– Полный бред, – вынесла вердикт Лера, – надо же, она на полном серьезе думает, что ты в восторге. Что ты и правда попрешься на этот отбор как какая-то безмозглая овца?!

– Вообще-то, – я нервно сглотнула, – Лерка, мне уже тридцать два года, а я почти ничего в этой жизни не видела. Встаю в половине восьмого, чтобы успеть в дурацкую редакцию. У меня синяки под глазами, я полтора года не была на море. И еще… Раньше все говорили, что я красавица, а теперь… Я даже не помню, когда со мной в последний раз пытались на улице познакомиться. Если так пойдет дальше, то через десять лет я превращусь в нервозную женщину средних лет с неудовлетворенными амбициями.

– Какие глупости, – воскликнула Лерка, – ты и сейчас красавица! А на улицах знакомятся только идиоты, которым больше делать нечего. Постой, уж не хочешь ли ты сказать, что…

– Лер, ну она же говорит, что это безопасно! Что он нанимает девушек только в качестве красивой мебели. И что у меня, у МЕНЯ, возможно, тоже есть шанс. Почему хотя бы не попробовать?

– Но это так унизительно!

– Все в жизни относительно, – вздохнула я, – унизительно мало зарабатывать и экономить на продуктах, чтобы туфли купить. Ты посмотри на этих девушек, они же словно из другого мира.

– Ну да, из мира Барби, где красивая женщина играет роль декорации. Уж лучше я буду копить на туфли, – буркнула Лера.

– Ты это говоришь, потому что тебя не позвали, – вырвалось у меня, – уверена, если бы Вика сказала, что на кастинг можно пойти нам обеим, то ты бы сейчас точно так же уверяла, что ничего такого в этом нет.

У Леры вытянулось лицо.

– Ну ты даешь… Уж от кого, а от тебя никак не ожидала, Кашеварова… Ладно, делай что хочешь. Только лично я уверена, что добром это не кончится. И вообще, на твоем месте я бы остерегалась таких девушек, как эта Вика.

– Может быть, меня еще и не возьмут, – чтобы хоть как-то ее утешить, сказала я.

На следующий день я вскочила ни свет ни заря. Наполнила ванну, вылила в нее полбутылки шоколадной пены, под струей горячей воды разогрела баночку воска для эпиляции.

Я чувствовала себя новой женщиной, Клеопатрой, Афродитой, рожденной из хлорированной пены московской. Если такая девушка, как Виктория, готова принять меня в свой круг, значит я о-го-го, чего-то стою. У меня как-то сразу вылетело из головы, что я всегда считала Вику немножко недалекой, куклой, бабочкой-однодневкой, Барби.

Туфли на шпильке такой высоты, что с них с парашютом можно прыгать, классическое маленькое черное платье. В последние минуты перед выходом я истерически сдернула с волос бигуди и мазнула за ушами приторной, но, говорят, безотказно действующей на мужчин Шанелью.

Под окнами просигналило такси. И в ту же секунду ожил телефон. У меня сердце подпрыгнуло – неужели все отменяется? Но нет – оказалось, что это Лерка.

– Хочешь сказать, что все-таки собираешься на этот кастинг шлюх? – мрачно полюбопытствовала она.

– Ты разве не слышала? Вика сказала, что девушек везут туда для красоты. А не для сексуальных утех.

– Ты сама-то в это веришь?

– Ох, ну хватит уже! Лерка, мне пора, и так опаздываю.

– Ну-ну. Только потом не говори, что я тебя не предупреждала.

Специально для кастинга был арендован обычный заштатный дом культуры в Сокольниках. Хамоватый вахтер в очках на грязной резинке, старый паркет, потасканная ковровая дорожка, потолки в бурых разводах и… добрая сотня женщин такой красоты, что рядом с ними Клаудиа Шиффер кажется обычной лошадистой простушкой.

Во мне тут же умерли Клеопатра и Афродита. Длиннющие ноги, обнаженные плоские животы, шикарные волосы, отбеленные зубы – я чувствовала себя чужеродным элементом посреди этого варварского великолепия. Я растерянно хлопала ресницами, высматривая Алису и Викторию, теряясь под оценивающими взглядами, в которых мне чудилось ледяное презрение.

Обрывки чужих разговоров, жадно мною ловимые, тоже оптимизма не внушали.

– Он негритянок любит, – вещала девушка с красивым чуть удлиненным лицом, – в прошлый раз в Монако были три.

– Ты летала с ним в Монако?!

– Я-то нет, – разочарованно причмокнула длиннолицая, – зато летала знакомая сестры моей подруги. Она топ-модель.

А сильно загорелая красотка с каскадом ярко-рыжих кудрей, на вид школьница старших классов, говорила своей подружке, тоже мисс Совершенство:

– Я слышала, в Испании тоже будет кастинг (а голос у нее оказался неожиданно низкий, будто бы прокуренный), и если местные девчонки понравятся ему больше, то нас отошлют обратно в Москву. Несолоно хлебавши.

С каждой минутой я все больше осознавала степень провальности моей смелой затеи. Надо немедленно, не-медлен-но отсюда уходить. Поиграла в Барби, и хватит. Ну с чего я вообще взяла, что смогу конкурировать с этими пухлогубыми созданиями с льдинками в тщательно накрашенных глазах?

Я уже было приняла окончательное решение и даже начала бочком проталкиваться к входной двери, когда вдруг на лестнице, ведущей в зал, появился рыжеволосый коренастый коротышка в дорогом темно-сером костюме (который, к слову, не вязался ни с облезлым ДК, ни с тридцатиградусной жарой).

– Девушки, внимание! – он говорил тихо, но веско.

Красавицы умолкли на полуслове. Я решила, что это и есть легендарный бизнесмен Дмитрий Большов. Его запястье оттягивали массивные золотые часы, да и держался он чересчур важно для обывателя. Но миниатюрная барышня, оказавшаяся в тот момент рядом со мной, объяснила, что это всего лишь большовский телохранитель Андрон по прозвищу Вырви Зуб.

– А почему у него такая странная индейская кличка?

– Да он бывший стоматолог, – охотно объяснила девушка. – Однажды Большов застукал одну из своих девчонок в постели с другим. Он позвал Андрона, и тот вырвал ей все зубы. Один за другим. Без наркоза.

Я нервно сглотнула, покосилась на дверь и тут заметила Алису и Викторию, которые продирались ко мне сквозь взволнованную толпу.

Обе выглядели так, словно сошли в наш несовершенный мир с обложки модного журнала. Виктория, видимо, провела прошедшие сутки под жгучими лампами солярия. Она и раньше была загорелой, но теперь почти достигла экзотического мулаточного состояния. На ней было алое длинное платье, впрочем, с разрезом до бедра, в который она эффектно выставляла ножку. На Алисе были джинсовые шорты и простая белая рубашка, узлом завязанная на животе. В ее пупке блестела жемчужинка, смотрелось это крайне соблазнительно.

– Сашка, а мы тебя искали, – Виктория была на подъеме, как будто бы вопрос кастинга был уже давно решен в ее пользу.

– А я вот думаю… Может, мне уйти? – призналась я.

– С ума сошла?! – хором воскликнули они.

– Дурочка, ты знаешь, сколько мне стоило труда внести тебя в списки?! – возмутилась Виктория. – Здесь же нет девок с улицы, все из модельных агентств!

– Разве я похожа на девушку из модельного агентства? – жалковато улыбнулась я.

– Не похожа, но сейчас это уже неважно, – припечатала Алиса. – В конце концов, Большов тоже живой человек. И шанс, что ты ему понравишься, есть.

– Девчонки, хорош галдеть, – пробасил Андрон, – не на базаре. Так, берем у меня анкеты, заполняем и по десять человек проходим в зал.

– Сашка, я взяла тебе анкету. – Виктория весело помахала перед моим носом какой-то бумажонкой.

– А правда, что этот Андрон – бывший стоматолог?

– Что, уже напугали? – усмехнулась Алиса. – Стоматолог, гинеколог, да какое твое дело? Знаешь, какая температура воды на Майорке?… 25 градусов! Вот чем должна быть забита твоя голова.

Самые бойкие девушки, нервно поправив макияж, уже ринулись в зал, острыми локотками расталкивая других претенденток на место под средиземноморским солнцем. А я все таращилась на анкету, гадая, уж не шутка ли все это. Помимо традиционных вопросов о возрасте, весе, общих параметрах и семейном положении там попадались, например, и такие: «Ваша любимая сексуальная позиция» или «Если бы вы случайно забеременели от богатого мужчины, как бы вы поступили?»

Я заглянула через плечо Алисы, которая бойко что-то строчила в своей анкете. Но она быстро прикрыла текст ладошкой.

– Что ты пишешь про беременность? – прошептала я.

– Это провокация. Пиши, что сделала бы аборт, – серьезно сказала Алиса, а потом, видимо, сжалившись надо мной, улыбнулась. – Да не волнуйся ты так. Я же знакома с Большовым, он не насилует маленьких поросят. Понимаешь, на яхте будет десять девушек, и каждая готова глотку другой перегрызть за право оказаться в его постели. А ты боишься, что он накинется на тебя.

– Прямо так и перегрызть? – засомневалась я. – А он что, такой симпатичный?

– Во-первых, да. А во-вторых, своим любовницам он дарит квартиры и машины, а просто прихлебательницам – побрякушки, максимум шубки. Так что пиши, что думаешь. И ни о чем не волнуйся.

Нам пришлось ждать у входа больше часа, прежде чем Андрон наконец жестом пригласил нашу десятку войти внутрь.

У девушек же, выходящих из зала, был не то чтобы очень довольный вид. Уж не знаю, что с ними делала легенда отечественного бизнеса, но с красоток, казалось, слетела вся спесь. Одна из них, брюнетка с испуганными оленьими глазами, торопливо застегивала кофточку.

– Ну давай, вперед, пошла! – Вика подтолкнула меня в спину.

И вот в шеренге водруженных на каблуки красавиц я взошла на поскрипывающую сцену, освещенную безжалостно яркими прожекторами. Я чувствовала себя Серой Шейкой, случайно затесавшейся в стаю прекрасных лебедей. Но старалась держаться гордо – как человек, которому нечего терять. Другие девушки шли пританцовывая, призывно повиливая выступающими частями организма. А я без улыбки смотрела в зал, где на первом ряду восседал наш единственный зритель.

Алиса немного польстила предпринимателю Дмитрию Большову, назвав его симпатичным. Лицо его было довольно смазливым – густые брови, близко посаженные темные глаза, крупный яркий рот. Но для того, чтобы считаться мужественным, он был чересчур малогабаритен.

Вообще все происходящее напоминало комедию положений. Как будто бы все мы были непрофессиональными актерами и как могли разыгрывали заданную пантомиму. Большов притворялся, что он арабский шейх, причмокивал, задумчиво хмурил брови, листал анкеты, выбирая прекрасных невольниц. Ну а мы стояли на сцене, как породистые лошади на базаре.

– Третьякова, – наконец тихо сказал он (есть тип людей, которые считают, что чем тише они шепчут, тем больше их будут опасаться окружающие), – шаг вперед.

От шеренги отделилась та самая буйно-волосая рыженькая девушка, на которую я обратила внимание еще в фойе.

– Сколько вам лет?

– Там же написано… Восемнадцать.

– А если серьезно?

– …Будет… через четыре месяца, но кому какое дело? – беспечно махнула рукой она. – Мои родители легко подпишут разрешение на выезд, нам ведь деньги очень нужны.

– Свободна, – прошептал Большов, недовольно сверкнув очками.

– Но…

– Следующая, – он щелкнул пальцами, – Семчук.

Пышногрудая блондинка подняла руку. М-да, именно такие округлости мужчины пошло называют буферами. Сарафан так обтягивал ее тело, что тонкая ткань едва не лопалась.

– А ну повернись!

Она плавно покружилась на месте. Я решила, что, судя по замашкам, девушка была звездой стриптиз-клуба.

– Силикон?

– Природа, – фыркнула она.

– Подними руки… Ну зачем ты врешь? Я со ста метров отличу фальшивый брильянт и фальшивую грудь. Следующая.

Силиконовая принцесса, не выдержав напряжения, пробормотала что-то вроде «Урод!» и, стуча каблуками, выбежала из зала. В ее глазах блестели злые слезы.

– Куликова.

Виктория приосанилась. Я знала, что ее молочные железы тоже подвергались хирургическому усовершенствованию, однако Вика была спокойна, как разморенный на тропическом солнышке бегемот. По всей видимости, ей достался более талантливый хирург, потому что ценитель натуральной красоты г-н Большов присвистнул:

– Надо же, хорошенькая.

Вика улыбнулась. Красивая, как сам черт. Свежая, беспечная, с ногами от ушей. Барби.

– Сказать по правде, у меня уже есть девять девушек, которые меня устраивают. Осталось только одно место, и, глядя на вас, мне кажется, что вакансия занята. Наверное, на этом я и закончу кастинг. Устал.

– Спасибо, – с уморительной серьезностью прошептала Виктория.

Пусть в глубине души мне и было немного обидно, что этот бездушный покупатель крепко сбитых тел даже не взглянул в мою сторону, словно я пустое место, но все равно я не могла не восхититься Викторией. Она управлялась с мужчинами, как шеф-повар с бездыханными заячьими тушками.

– Что ж, всем спасибо, все свободны, – сказал Большов. – Куликова, занесете свой загранпаспорт ко мне в офис.

Плечи Алисы поникли, и я успокаивающе потрепала ее по руке. А Виктория, как прирожденный победитель, свой триумф воспринимала как должное, и у нее хватало наглости сиять от счастья на глазах у подруг, оставшихся ни с чем.

– Хотя постойте, – вдруг сказал Большов, когда наша унылая вереница уже потянулась к двери, – а кто из вас Кашеварова?

Я удивленно обернулась. В руках у Дмитрия была одна-единственная анкета.

Моя.

– Ты? – Он неинтеллигентно ткнул в мою сторону наманикюренным пальцем.

– Ну… Я.

– Толстовата.

– Мерси боку, – ухмыльнулась я, – но вы тоже, между нами, не Ален Делон.

Девчонки дружно ахнули, Алиса предупреждающе дернула меня за руку и чуть не оторвала рукав. Но мне было все равно. Пора положить конец этой безумной инсценировке. Утереть нос этому самозваному правителю Барбиленд.

– Вот как? – Он перевел холодный взгляд с меня на мою анкету. – Рост 180, вес 70… Ничего особенного. К тому же в дешевых туфлях.

– Мне можно идти?

– Подождите. Что вы имели в виду, когда написали в анкете, что ваша любимая сексуальная позиция – поза улитки?

– Все дело в том, – с издевательской ухмылкой протянула я, – что улитки гермафродиты и сексом не занимаются. Так же как и я. С полузнакомыми мужчинами – уж точно.

– Ну-ну. А последний вопрос? «Как бы вы отреагировали, если бы случайно забеременели от богатого мужчины?» Вы написали: «Уж я бы не растерялась».

– Это я пыталась намекнуть на то, – улыбнулась я, – что если во время нашей поездки вы случайно сделаете мне ребенка, то это обойдется вам дорого. Потому что я собираюсь претендовать не только на алименты, но и на часть вашего имущества. И вообще, я фаталист и не верю в случайности.

– Стоп-стоп. – Поразительно, но Большов смеялся! – Ты не в моем вкусе, разумеется. Но твой азарт меня заинтриговал. Так что… едешь с нами…

– О, поздравляю, – возликовала Виктория, – уж мы там с тобой заживем!

– …вместо Куликовой, – невозмутимо продолжил Дмитрий. – Извините, девочки, но на этот раз на моей яхте найдется лишь десять мест для красоток.

Нет, она не вцепилась мне в волосы, она как могла сохранила лицо. Но опасный огонек в кошачьих глазах Виктории не мог меня обмануть. Она была очень зла. И считала меня главной виновницей своей неудачи.

Простились мы сдержанно, но вежливо.

А потом… Потом я, сшибая углы, металась по миру, о котором не имела ни малейшего представления. Записалась на стрижку в салон Тодчука, и там меня уговорили на разноцветное мелирование. Купила два роскошных купальника, которые мне были, мягко говоря, не по карману. Назначила встречи всем знакомым моделям, чтобы расспросить их: какое шампанское принято заказывать в высшем свете, и как едят омаров, и вообще – что происходит со мной, Кашеваровой Александрой? Неужели ничего, с их точки зрения, особенного, неужели это и есть их жизнь? Меня словно насильственно забросили на другую планету. В домик для Барби.

– Все равно ты не Барби, – сказала Лерка, когда я рискнула наконец похвастаться своей сомнительной победой (ну и новыми купальниками заодно), – ты не такая, как они. И никогда такой не станешь.

– Почему? – Я не то обиделась, не то порадовалась своей эксклюзивности.

– Потому что! – вспылила Лерка. – Потому что у тебя заусенцы на ногтях, ты ненавидишь трусики стринг, килограммами ешь пирожные и вечно влюбляешься в придурков! Потому что на прошлый Новый год ты подарила бойфренду дорогие часы, а он в ответ вручил тебе коробочку «Рафаэлло».

– Спасибо, что напомнила. Между прочим, я его любила и собиралась замуж.

– Ага, только он об этом и не подозревал. Сашка, настоящие Барби так себя не ведут. Они привыкли брать, брать, брать! – Лерка воинственно потрясла над головой сжатыми кулаками. – И ничего не давать взамен. Во всяком случае, ничего материального.

– Но я же ему понравилась, – беспомощно развела руками я, – я понравилась этому привередливому Большову.

– Верю, – вздохнула Лерка, – но ты понравилась ему, потому что ты – это ты. Не надо играть чужую роль. Сашка, ты же гораздо интереснее этой твоей подружки, Виктории! Она – эффектная и смелая, зато ты – милая, умная и смешная.

– Да что ты прицепилась к Вике? – рассердилась я. – Если бы не она, я бы вообще не полетела ни на какую Майорку. Она хорошая подруга, ты просто плохо ее знаешь.

– Да, как же, – усмехнулась Лера, – только, когда эта Виктория тебя разочарует, смотри не плачь. И жаловаться ко мне не беги!

До вылета оставалось три дня. В моем паспорте многообещающе зеленела шенгенская виза, в моем чемодане лежали новые дорогие наряды, в моей голове роились планы один жизнерадостней другого.

Еще семьдесят два часа, и мои ноги, обутые в легкие сандалии, ступят на потрескавшийся от жары асфальт далекого города Пальма-де-Майорка. А потом… белоснежная яхта, оранжевое солнце, коктейли с бумажными зонтиками… Кожа пахнет солью, волосы красиво кудрявятся и развеваются на ленивом южном ветру… Кто знает, может быть, моя непосредственность вскружила голову Большову и он планирует всерьез за мною приударить. За мной еще ни разу, ни разу не ухаживал миллионер, я даже не представляла себе, как это может выглядеть. Может быть, каждое утро я буду находить на своей подушке ветку свежих орхидей, а, может быть, на ланч мне будут подавать диадемы с брильянтами, а может…

…Розовый дурман моих самых смелых надежд был нарушен телефонным звонком.

– Александра Кашеварова?

– Да, это я.

– С вами говорят из офиса Дмитрия Яковлевича.

– Большова? – непонятно зачем уточнила я. Ничего себе, может быть, миллионер решил время не тянуть? Сейчас вежливая секретарша уточнит адрес, по которому можно доставить дары, и что мне в таком случае делать? Принять подарок или на всякий случай сделать вид, что меня не трогают материальные блага?

– К сожалению, ваш билет аннулирован, – бесстрастно сказала секретарша.

Я даже не сразу поняла, о чем это она.

– Что… То есть как это?

– Мои соболезнования. Вы никуда не летите.

– Но… Почему?

– У Дмитрия Яковлевича поменялись планы.

– То есть… Поездка состоится, просто позже? – Наконец дошло до меня.

– Девушка, поездка состоится в назначенное время, – в усмешке секретарши мне почудилась легкая издевка, – но только без вашего участия. Всего доброго!

Наверное, я так никогда не узнала бы, почему г-н Большов так резко изменил свое ко мне отношение. Если бы в конце августа не произошло вот что.

К тому времени заноза разочарования перестала больно саднить. Я почти забыла о козырной карте, которую судьба преподнесла мне всего на одно мгновение, перед тем как отнять обратно навсегда. Жизнь вошла в привычную колею: я ходила на работу, встречалась в кофейнях с друзьями, покупала недорогие маечки в подземном переходе на Пушкинской, а редакционным барышням врала, что это «Прада».

И вот однажды томилась я у памятника Пушкину в ожидании Лерки – кажется, мы собирались пойти в кино. И вдруг окликает меня смутно знакомый женский голос, хриплый и низкий:

– Саша! Кашеварова!

Я не сразу узнала высокую красавицу, которая приветливо махала мне рукой. Ее волосы цвета горького шоколада были заплетены в сотни африканских косичек, и на фоне утомленной жарой московской толпы она смотрелась экзотической птицей.

– Что смотришь так? Это же я, Алиса! Подруга Виктории.

– Надо же, – улыбнулась я, дежурно чмокая ее в напудренную щеку, – я тебя сразу и не узнала. Здорово выглядишь.

– Спасибо.

– Мммм… Ну а как там Вика? Все еще на меня дуется? С тех пор она мне так и не звонила.

– Да? – Алиса посмотрела на меня как-то странно.

– Ах да, ты же не знаешь ничего, – рассмеялась я, – ни на какую Майорку я не ездила! Понимаешь, в последний момент позвонила какая-то напыщенная курица из офиса Большова и сказала, что мой билет аннулирован. Я так и не поняла, что случилось. Пыталась сама дозвониться до офиса, но Большова ни разу не позвали к телефону.

В глазах Алисы, таких неправдоподобно синих, каких уж точно не бывает в природе, промелькнула еле внятная тень сочувствия. Я осеклась на полуслове.

– Что такое? – насторожилась я. – Ты что-то знаешь?

– Ничего особенного, – вздохнула она, – я думала, ты тоже в курсе… Вика-то съездила тогда на Майорку.

– Что? – изумилась я. – Ее все-таки взяли? Ну да, она же понравилась Большову… Но…

– А что непонятного, – криво усмехнулась Алиса, – тебе аннулировали билет, а ей взяли. Закон сохранения красоты на яхте.

– Но… почему? – недоумевала я. – Это из-за моего лишнего веса?

– Да нет у тебя никакого лишнего веса, – махнула холеной рукой Алиса, – просто… Виктория ездила в офис Дмитрия, у них был серьезный разговор. В том числе и о тебе, насколько мне известно. Вы ведь давно с Викой знакомы, так?

– Ну так, и дальше что?

– Вот она и предоставила Большову кое-какую информацию. Например, о том, что ты была любовницей Мясоедова.

Я нахмурилась, лихорадочно соображая. Да уж, такие авантюрные особы, как я, редко остаются непорочными девами, у меня было черт знает сколько романов, но все же… Все же я не в том возрасте, когда смотришь сквозь бывшего любовника и, хоть убейте, не можешь понять, кто этот тип, почему он так сально тебе улыбается. Так что я могла бы поклясться своими босоножками Lagerfeld, что никакого Мясоедова среди моих бывших мужчин не было.

Алиса расхохоталась.

– Не трудись, она просто все придумала. Мясоедов – конкурент Большова. У них давняя и стойкая аллергия друг на друга. Дмитрий рассердился, и тебя вышвырнули из списка, как дворняжку из приличного подъезда.

– Но почему она так сделала?

Алиса пожала плечами. Она больше не улыбалась.

– Я ее понимаю. Прости, но это не твой мир, а ее, Викин. Яхты, наряды, Большовы – все это ее жизнь, а не твоя. Для тебя это было бы развлечением, а для нее – насущным хлебом. Вику просто возмутило, что ее законный кусок хлеба вот так запросто достался тебе. И ты на нее не сердись, поставь себя на ее место. У тебя есть работа, какая-то устаканенная жизнь, а у Виктории? Она ищет свою гавань, кочуя от одного мужика к другому. Она бы просто сошла с ума, если бы осталась здесь, в Москве.

– Все равно странно, – нахмурилась я, – и мне странно, что ты ее оправдываешь.

– Да ладно тебе, – Алиса потрепала меня по руке, – между прочим, говорят, что на Майорке были дожди. А Большов проигрался в казино и ходил злой как черт… Слушай, знаешь что… А ведь в следующий понедельник будет кастинг у Кравчука. Он везет девушек в Мексику. Там будут и съемки, и вечеринки. Я пойду. Может, хочешь попробовать, раз в прошлый раз не повезло?

Краем глаза я заметила, что Лерка уже подошла к памятнику и теперь, нервно озираясь и периодически посматривая на часы, выискивает в толпе меня. На ней был красный сарафан и босоножки на высоком каблуке. Возможно, она могла бы сойти за Барби издалека, если бы не напряженная складка между бровями и хмурый взгляд. Еще бы – я знала, что у нее проблемы на работе. Лерка три раза подряд задержала сдачу материала, и за это ее лишили премии. А ведь она взяла уже в долг под премиальные и даже успела спустить все деньги на новые сапожки.

– Знаешь, а ты права, – сказала я, – это не моя жизнь. Я никогда вот так не смогу. И буду чужой на вашей яхте, даже если какой-нибудь Большов меня и возьмет ради смеха.

– Ну смотри сама. Так ты точно не пойдешь? – казалось, удивилась Алиса.

– Точнее не бывает… Что ж, была рада тебя повидать. Меня уже подруга ждет.

– Да и мне пора, – она поцеловала воздух возле моей щеки, – у тебя есть мой номер, если передумаешь, звони!

– Обязательно!

И Алиса ушла, а я еще некоторое время смотрела ей вслед – как она плавно покачивает обтянутыми юбкой бедрами, как непринужденно встряхивает волосами, как гордо и без ложного пафоса несет свою выстраданную диетами, выхоленную стилистами, ограненную дизайнерскими побрякушками красоту по пыльному городу.

В тот вечер мы с Леркой отправились в бар «Real McCoy», что в высотке на Баррикадной. В какофонии диско-грохота, пьяного смеха и разудалых возгласов мы планомерно уничтожали одну лимонную «Маргариту» за другой. Не знаю почему, но мне хотелось напиться, потерять чувство реальности. Чтобы мир бестолково плясал перед глазами, чтобы все лишние мысли, как стая всполошенных голубей, улетели прочь.

– Да не переживай ты так, – сочувственно покачала головой Лерка, – не стоит оно того.

– И все-таки какая же она стерва! – полупьяно возмущалась я.

– Не совсем так. Она Барби, я же тебя предупреждала. И ей все равно. Уверена, она даже не понимает, что поступила плохо. Просто играла по правилам, и все.

Над Москвой занималась ночь – душная, бархатная, пахнущая прелыми листьями. Девушки носили легкие босоножки и не пользовались пудрой, студенты лихо купались в фонтанах, мы с Леркой жадно глотали коктейли с мелкоколотым льдом, а где-то на другом конце Москвы блистательная Виктория мчалась по ночному проспекту в серебристом кабриолете очередного попавшегося на крючок поклонника. И невозможно было поверить, что через две недели наступит осень.