Москва(-90)

Глава 21

В столицу нашей Родины город Москву арестантский вагон пришел вместе с поездом примерно зимним вечером. Как раз пик суток, трудящиеся наполнили трамваи и немногочисленные автобусы, мн-э, троллейбусов, кажется еще не было. Ой, метро есть, пусть еще и маленький.

Впрочем, все это голимые фантазии, он ока хоть и важный, но арестант и его проведут в ведомственном «воронке» в какую-нибудь тюрьму, скорее всего, опять Лубянку. И там либо будут бить, либо мытарить, но ничего хорошего ждать не приходится.

Напоследок Лев Михайлович Заковский многозначительно пожал руку. Говорить было нельзя, слишком было много незнакомых и полузнакомых людей. И ничего, что они тоже из НКВД, заложат быстро. Честно говоря, и руку пожимать Заковскому тоже было нельзя, ведь великий князь был арестант.

При этом даже если его оправдают, но нквдешнику все равно вменят вину это рукопожатие. Такова текущая жизнь, ничего не поделаешь. Хотя самому Леониду Михайловичу было уже все равно. Слишком много наложилось грозных признаков опалы. А с его должности не спрячешься, не скроешься. И даже в тюрьме не отсидишься, как некоторые армейские генералы. Только расстрел.

А Сергей Александрович решал свои проблемы. Надо было вылечиться после избиения в Мурманске. И ничего, что его избили не за что, можно сказать, узаконенное хулиганство. Все равно, если накажут, то неза незаконную причину, а за избиение без разрешения сверху.

И, кстати, ехал он не в больницу, пусть и в тюремную. Заковский многозначительно посоветовал. Сначала надо было показаться в тюрьме, чтобы тюремные работники, в том числе местный фельдшер, врач еще будет вряд ли даже в Москве, официально подтвердили факт избиения и направили в свою больницу.

А там уже можно лечиться. Или, - подумал попаданец, - скорее отлежаться. Медицина то в ХХ веке еще та.

Впрочем, можно подумать, кто-то будет его спрашивать. Как положено направлять, так и было сделано. Сначала «воронок» направился в Лубянку, в особый сектор для провинившихся высокопоставленных чиновников, что политических, что уголовников. Там пожилой надзиратель выделил камеру, оценил степень побоев, даже не поинтересовавшись, кто и где его бил, запросил тюремного фельдшера – толстенького, низенького мужчину. Тот был еще более краток, хотя и циничен:

- Расстрельного приговора еще нет?

Сергей Александрович молча покачал головой, мол, нет. Тогда медицина многозначительно подытожила:

- Тогда быстро в больницу, а то помрешь еще здесь.

Тем не менее, фельдшер и сам над Романовым поработал – перевязал раны и ушибы, некоторые просто промазал. Аккуратно наложил специальную шину на левую руку, изрядно пострадавшую. Там то ли сильный ушиб, то ли в самом деле закрытый перелом. Посоветовав Сергею Александровичу обязательно обратить врачей на руку.

А вот в местную больницу пойти не удалось – воскресение, врач не работает, как все советские граждане. Были только медсестры и санитарки, работавшие на смены. Но это не то. Процедуры и лекарства может назначать только врач, этот непременный медицинский закон существовал и в 1930-е годы.

Ничего, он никуда, хе-хе, не торопится. Недуг у него не тяжелый, местные нквдешники не до конца не избили – ни по конечностям, ни по внутренним органам. Да и вообще, в Лубянке должный порядок, в том числе и батареи были теплые. То есть в камере относительно тепло. Еда без разносолов, но добротного качества. Живи, не хочу, только ведь тюрьма!

День был длинным, но все равно прошел. В Лубянке он пока гадостей разных от следователей не ждал, тем более в воскресение. Следователи ведь тоже нуждаются в еженедельном отдыхе, должны чтить советский КЗОТ.

И, тем не менее, после обеда, когда он, развалясь на стуле, на койке разлечься не осмелился, Лубянка ведь(!), переваривал калории от казенного обеда, надзиратель вдруг, Открыв окошко на двери, скомандовал:

- На выход без вещей, на допрос!

Не фига себе! - всполошился Сергей Александрович, - это ж кому так я стал нужен, что, выходной день от себя отрывая, пришел в тюрьму! Начальство, может? Сталин и сам не обращает на выходные и своим помощникам не дает.

Но, как в ситуации не рассуждаешь, а надо иди. Надзиратель, не медля, хоть и не торопясь, провел допросную комнату. Там действительно был не обычный следователь, а сам нарком НКВД Валерий Павлович Чкалов. При Ежове случай беспрецедентный, покойник любил построить своих подчиненных. Чкалов был попроще, но и при нем работники торопились на полусогнутых. Нарком все-таки!

Хотя Сергея Александровича он встретил почти по приятельски. То есть щеки не раздувал, не кричал, и, тем более, ногами не топал. Хотя, не видя его два месяца (где-то около того) попаданец видел – заматерел бывший летчик, стал более грозным и неприступным.

Посмотрел на него и Чкалов, благо что было на что смотреть. Одно опухшее, желто-сине-зеленое лицо, как у утопленника или, хотя бы, как у несвежего покойника, притягивало.

Насмотревшись, вытянул папиросу из пачки «Беломорканал», закурил. Попаданец мысленно хмыкнул. Ведомственные, что ли, так-то не по должности табачок. Хотя бы качественный «Казбек» курил.

- Что стоишь у входа, - бросил Чкалов Романову с улыбкой, - не бойся, не укушу, сам тебя боюсь.

«Шутит, товарищ, со мной, это уже хорошо, - подумал попаданец, - вот если бы отругал, даже заговорил строго, тогда хана, значит уже отрезал от своего круга».

Он улыбнулся широко, мол, я тута, не грустный, не робкий, просто так вежливо стою у порога. Хотел все свести к шутке, но, видимо, переборщил с мимикой, нарком аж вздрогнул от такой страшной рожи.

А вот нечего распускать своих же подчиненных! Работники же НКВД били до того, что на покойника стал похож. При чем на старого, залезавшего, вонючего! От такой мысли Сергей Александрович нахохлился, насупился, подошел к столу.

Валерий Павлович тоже, похоже, пришел к тем же думам. Сдержанно, но ведь извинился:

- Сергей Александрович, от лица службы прошу прощение за этих дуболомов. Обещаю, что обязательно их накажем по всей социалистической справедливости!

Тут уже попаданец проявил откровенные чувства, такие как сильное удивление вплоть до обалдения. Всесильный нарком НКВД СССР, в чьей власти было одним росчерком расстрелять сотни, тысячи заключенных, извинился. Пусть коротко и сдержанно, без аудитории, в помещении, где только одни они… ведь точно никто не слышит?

- Благодарю, Валерий Павлович, за слова, - сказал он и пояснил: - прежний нарком НКВД Ежов скорее бы расстрелял, чем извинился. Страшный был Николай Иванович человек, будто и не человек совсем.

Говорил, а сам спрашивал глазами: нет ли прослушки и в этой комнате. А то в этом наркомате есть такие удивительные ребята, у них хватит смелости, а может и связей до самого Сталина, а может и Молотова, чтобы прослушать собственного наркома. То-то удивятся они с Чкаловым у края могилы перед расстрельной командой!

Судя по всему, как смело и откровенно заговорил Валерий Павлович, не прослушали и он был в этом убежден. Сказал смело:

- Я тут навел порядок и кое-кому посшибал рога. А то устроили ситуацию наркома слушать. Я сам перед Хозяином отчитаюсь, что, когда и как. Хватит!

Хм, ой, смелый какой и, наверное, бестолковый. Наркомы НКВД в эти страшные времена долго не живут, особенно такие бестолковые!

Видимо, Сергей Александрович откровенно об этом сказал глазами, если Чкалов после некоторой паузы добавил:

- Я сам проверил эту комнату – все спокойно. И ребята мои личные караулят, так что никто не слышит.

Чкалов с хитрецой посмотрел на вынужденного гостя: мол, каков я, сильный и отважный, самого Хозяина не боюсь!

Только зря он так с попаданцем. Циничный житель XXI века совсем не ужаснулся, что людям прослушивают. Политика ведь дело грязное, а раз есть уши, значит, и можно слушать. Это еще в ХХ веке технические возможности не позволяют, а вот в следующее столетие и президент будет опасаться чужих ушей, усиленных техникой.

Сергей Александрович посмотрел на волжанина, его хитромудрое выражение лицо и окончательно понял, что здесь что-то не то. Валерий Павлович, конечно, просто и смел, но, извините, не дурак. Говорит он с подачи с И.В. Сталина и при этом пытается достучаться до него, оболваненного кулаками на севере, что и он понял все это.

- Что же, тогда можно поговорить откровенно, - а сам хлопает глазами успокоительно, мол, не бойся, откровенность будет строго дозирована и выверена. Комар носа не подточит!

- Товарищ Сталин велел сказать, чтобы ничего не боялся и хорошо лечился, потому как на свободе будет много работы, - сказал Чкалов с его типично волжской хитрецой, - Лубянка, конечно, не санаторий, но определенные условия можно создать!

То есть что это, - начал соображать попаданец, - сначала Хозяин на меня обозлился или просто заподозрил, но, в общем, приказал по прибытию в СССР арестовать. Но твердого мнения на его счет у него не было, ведь иначе сразу бы потащили в Москву, под судебный процесс. А там… какой может быть итог суда в 1937 да и в 1938 годов у высокопоставленного чиновника? Расстрел и все тут!

А вместо этого карательная система вдруг стала сбоить, медлить. Почему-то, решительно начав с ареста, при чем так грозно показывали пистолеты, явно бы пристрелили, чуть бы сопротивлялся, потом, как заряд закончился. А избиение тюремщиками в Мурманске было явная местная инициатива. Или Хозяин передумал? Нет, не его почерк. Арестовать, а потом расстрелять, или, по крайней мере, посадить в ГУЛАГ, это можно. А вот арестовать и избить для испуга – не сталинский метод. И для привода в Москву прислали аж целого замнаркома! И в Лубянке приехал сам нарком НКВД СССР Чкалов.

Нет, Валерий Павлович человек хороший. К нему даже можно стать спиной. Ну не всегда… Но на Лубянку он самостоятельно не приедет, Видимо, И.В. Сталин приказал. А что такое случилось в СССР? В мире! Если Хозяин вдруг изменил отношение. Хм, к смертельному врагу он так не поведет, но Романов-Советский не такой. Не свой, да, но не безопасный.

Так что такое случилось? Из Европы он неоднократно в шифровках сообщал о возможном мюнхенском сговоре и, видимо, надоел, потому как И.В. Сталин и когда Сергей Александрович был в Москве, и когда, скорее всего, уже уехал, твердо не верил, что «друг Адольф» за его спиной начнет предавать.

А теперь узнал, что мюнхенский сговор Германии с Антантой все же прошел. И великий князь сразу стал нужен. Вот ведь политика дело грязное! Но для него такой поворот оказался хорошим, иначе ведь до сих пор страдал от очередных избиений.

Дав наркому выговориться и снова похвалить Хозяина, но переместился ближе к Чкалову, медленно и плавно, чтобы не подумал еще чего, и спросил негромко, наклонившись к наркомовскому уху:

- Встреча в Мюнхене Гитлера с Чемберленом и Даладье?

Всегда добродушное и, временами, даже веселое лицо Чкалова преобразилось, стало жестким и недовольным. Он в упор посмотрел на Романова, не делая никаких попыток отодвинутся. Вот ведь, а еще недавно старательно показывал свое отвращение. Интересно, а когда Валерий Павлович покажет свои искренние эмоции?

На негромкий вопрос Сергея Александровича он ничего вслух не сказал, но, не отводя взгляда от его глаз, четко махнул головой, мол, разумеется, да. Хотя это было бы понятно и так даже без подтверждения наркома.

А говорить не стал, схоронился от посторонних ушей. А еще пытался доказать, дескать, нас не слушает!

Он медленно, но практически бесшумно вернулся на свой стул, громко сказал, чтобы слухам было что подтвердить:

- Ломит еще тело, постарались твои костоломы. Надеюсь, врачи будут такие же бойкие и квалифицированные?

- М-м, - что-то промычал Чкалов и уже членораздельно поинтересовался: - с левой-то рукой-то что, чего шину наложили?

- Да! - махнул рукой Сергей Александрович, - пнул чего-то дяденька в Мурманске, пока я лежал на тюремном полу. Теперь вот болит сильно. И ладно если большой ушиб, а если перелом? Фельдшер вот и наложил поддержку, пока врач не проверил.

Романов знал, что рентген уже был хорошо распространен, наделся, что и в Лубянке он был. А то ведь беда, если кости неправильно срастутся. Тогда надо бы попроситься в какую-нибудь другую московскую больницу.

Однако Валерий Павлович, как ни у чем не бывало кивнул. Хм, оставалось надеяться, что это не признак равнодушия. Затем, сменив тему, предложил чаю.

От чаю попаданец, разумеется, не отказался бы. Чай хоть у наркома хороший? А то до смерти надоели советские чаи и псевдочаи из различных трав. Сорняков в России, конечно, много, как и полезных трав, но ему бы обычного качественного чаю!

Помощников здесь не было, поэтому нарком сам включил электроплитку, нашел небольшой металлический чайник, налил в него воду. Потом поставил чайник на плитку. А вот найденный чай ему не понравился. Валерий Павлович сходил куда-то к выходу, принес сверток. Объяснил:

- Когда собирался на Лубянку, попросил чего-нибудь принести жену Ольгу. Сейчас посмотрим, как она меня любит.

Стал раскладывать пищу на небольшой, видимо чайный столик, за которым тюремщики, если была надобность, гоняли чаи. С женойнего было все хорошо, судя посодержанию сверстка: небольшой цибик английского хорошего чая – явно специально на одно чаепитие – сахар в бумажке, батон, куски колбасы, сыра и даже лимон!

Нарком специально посмотрел на реакцию Романова, пояснил:

- Товарищ Сталин вспомнил, как ты любишь чай с лимоном, сам дал со мной. Пусть, дескать, попьет!

Это уже поразило попаданца до крайности. Вот же ж, неужели он так нужен Хозяину? Вроде бы он не был так чувствителен!

Нарком меж тем по-прежнему смотрел на него, и Сергей Александрович отреагировал «по нужному»:

- Большое спасибо товарищу Сталину за большую поддержку!

«Да уж, - продолжил он мысленно, - век бы не встречался, да куда денешься. Впрочем, - остыл попаданец, - быть хронопутешественником в ХХ веке и не встретится с И.В. Сталиным – это ж каким надо быть дураком! Или либеросом, что одно и то же.

Попили чаю с лимоном и закусками. К удивлению попаданца, Чкалов тоже пил чай с лимоном, но одновременно вбухивал туда три чайные ложки сахарного песка. Зачем тогда чай пить спрашивается?

А вот закуска расходовалось плохо. Валерий Павлович пил только чай, объяснив, что только недавно пообедал дома. А сам Сергей Александрович из-за травмы повреждения рта, ел кое-как. То есть чай еще получалось вливать, а вот твердую пищу приходилось резать на мелкие кусочки. С учетом того, что на настоящий момент у него была дееспособная правая рука, да и то условно, картина была еще та!

Нарком, в конце концов, не выдержав, взял нож свои твердые руки (прежде называли ежовские кусачки, а у Чкалова как?), нарезал всего помаленьку. Явно на одного великого князя. Спасибо уж ему за это, нарком ведь не может отвечать за все НКВД СССР!

А так ничего, Сергей Александрович собою был доволен. Подбородок к концу чаепития зримо болел, а рот горел, но чувствовалось, он на пути к выздоровлению.

Но больше всего он опешил от слов наркома. Тот, увидев, что с чаем он закончил, вдруг предложил поехать в Кремль, к Хозяину.

Если бы у Романова были здоровые руки (или хотя бы одна), он бы непременно покрутил у виска. А так только показ мимикой – а кто нас туда пустит. Нарком НКВД, разумеется, в СССР везде хозяин, но не в кабинете же самого И.В. Сталина.

Тут и открылась главный секрет Чкалова – Хозяин, оказывается, их ждет к 16.00!