Москва в Москве

ИЗ НЕДР СЕДОГО КРЕМЛЯ

…И каждый камень твой -

заветное преданье поколений.

Михаил Лермонтов

Краснокирпичные зубчатые стены, золотые купола, башни с рубиновыми звездами - это Кремль. Исторический центр нашей Родины, сердце ее столицы. Сколько величайших воспоминаний связано с этим местом!

«Начинается земля, как известно, от Кремля», - писал Владимир Маяковский. А когда начался Кремль? Как он рос? Что было на месте Дворца съездов, Оружейной палаты или Кутафьи башни?

Недра Кремля овеяны романтикой. «Под землей в Кремле тайники и палаты великие, полны сундуков до сводов, а двери у тех палат железные, на них замки превеликие да печати на проволоке свинцовые». Этой легендой ловкий авантюрист пономарь с Пресни Конон Осипов увлек молодого Петра I, и царь приказал помочь ему произвести необходимые раскопки. Долго метался пономарь по всему Кремлю, обыскивая подземелья, перерыл горы земли и… без малейшего успеха. В XIX веке поисками кремлевских кладов и подземных ходов увлекался тогдашний директор Оружейной палаты князь Н. С. Щербатов. Но для изучения истории Кремля эти поиски дали очень немного. Гораздо интереснее оказались отдельные древние находки и сооружения, обнаруженные при земляных работах в Кремле в XIX веке. Но найденные случайно, разрозненные и не зафиксированные на месте, эти вещи вызвали ожесточенные споры среди ученых.

Только планомерные археологические исследования в Кремле в последние четверть века пролили новый свет на его начальную историю. Эти работы были связаны с размахом реставрационных работ, с обновлением облика древнего Боровицкого холма.

На месте Дворца съездов

Дворец съездов - самый молодой в семье построек древнего Кремля, он начал свою работу немногим более двух десятилетий назад. Вся страна участвовала в строительстве и оформлении этого уникального здания, проектирование которого велось под руководством М. В. Посохина и А. А. Мидоянца. В ансамбле Московского Кремля Дворец съездов занял особое место: контрастируя с окружающими соборами, он как бы олицетворяет возможности архитектуры и строительной техники второй половины XX века. Здесь, в крупнейшем зале советской столицы, проводятся съезды КПСС, международные совещания, конгрессы и форумы.

Глубоко под землю уходят конструкции дворца, и при его строительстве буквально в самом центре котлована были открыты следы интереснейшего памятника древнего кремлевского зодчества - палат царицы Натальи Кирилловны. Историки знали его лишь по названию, а в результате раскопок содружеством археологов и архитекторов был воссоздан облик этого здания.

Горизонт царицыных палат

Работы первой специальной археологической экспедиции в Кремле были начаты прежде строительных - весной 1959 г. Эти раскопки организовали Академия наук СССР и Музей истории и реконструкции г. Москвы при всесторонней поддержке строителей (руководили экспедицией профессор Н. Н. Воронин и доктор исторических наук М. Г. Рабинович).

Около двух лет продолжались исследования, но не бесплодными поисками сокровищ занимались археологи, а кропотливым изучением материальной культуры и зодчества Кремля. И раскопки увенчались успехом. Уже в верхнем горизонте земли - на 2,5 - 3-метровой глубине, расчистив строительные остатки последних веков, - археологи наткнулись на большие белокаменные кладки. Еще ниже к ним примыкала кирпичная вымостка. Кладки - опоры столбов и фундаменты стен - состояли из плотно подогнанных каменных блоков, положенных «крестовым способом» (попеременно «ложком» и «тычком»). Промежутки и середины кладок были забутованы необработанным камнем на извести. Мощные кладки имели высоту около 2 м (6 - 9 рядов камня). Хорошо сохранилась и кирпичная вымостка из уложенных на ребро большемерных - «государевых большой руки» - кирпичей. На этом полу и в кладках были обнаружены разнообразные строительные детали - резной камень, фасонный кирпич, керамические плитки, черепица, слюда от оконниц. Все эти вещи составляли комплекс одного времени, были связаны с развалом одного здания. Это сооружение не могло быть ничем иным, кроме палат матери Петра I Натальи Кирилловны, обозначенных на этом месте на исторических планах Кремля.

Владелица палат царица Наталья

Дочь мелкопоместного тарусского дворянина, Наталья Кирилловна Нарышкина в 19 лет, в 1671 г., стала царицей, второй женой царя Алексея Михайловича. В 1672 г. у нее родился первенец - царевич Петр, будущий знаменитый преобразователь. По описанию Якова Рейтенфельса, посла Рима в Москве, Наталья была «женщиной роста величавого, с черными глазами навыкат, ртом крупным, челом высоким, голосом звонким и приятным, манерами самыми грациозными». Юная царица была веселого нрава и весьма охотно предавалась различным увеселениям - с удовольствием посещала театральные зрелища, интересовалась приемами иностранных послов; во время поездок по Москве поднимала занавески у колымаги, чем немало смущала прохожих, потому что это было совсем не в обычаях московских цариц. После пяти лет замужества Наталья Кирилловна осталась вдовой. Наступило тревожное время. Ей пришлось во главе Нарышкиных вступить в борьбу за власть с многочисленными Милославскими. После стрелецкого бунта 1682 г. она вынуждена была уступить первенство царевне Софье, объявленной правительницей. Опальное положение вдовы-царицы продолжалось до торжества Петра над Софьей в 1689 г. Влияние матери на молодого Петра, как это видно из их переписки, было значительным. Умерла Наталья Кирилловна на 42-м году жизни, в 1694 г.

Несмотря на некоторые отступления от старинных московских «теремных» обычаев, большая часть жизни Натальи Кирилловны и раннее детство Петра прошли в кремлевском тереме.

Что известно по документам об этом здании?

Резиденция опальной царицы

Достоверных сведений о том, где первоначально размещалась в Кремле молодая царица, нет. Терема? Потешный дворец? Мнения историков расходятся. Отдельные палаты для Натальи Кирилловны были построены в Кремле к северу от Теремов через два года после рождения Петра, в 1674 г. А затем - с ростом царевича - потребовалось большее помещение, и в 1679 г. на том же месте строятся «новые хоромы» Натальи Кирилловны. Эта дата установлена нами при исследовании архивных документов. Под этим годом книга Приказа Большого дворца сообщает о большом расходе лесных материалов. Этим же годом датируются живописные работы в новом здании. Палаты неоднократно выгорали при больших кремлевских пожарах, но затем полностью восстанавливались, и только после майского пожара 1737 г., оставившего разрушительный след и в каменных стенах, дворец не возобновлялся, был оставлен на запустение и разрушение. А в 1753 г. при строительстве знаменитым В. Растрелли Зимнего дворца в Кремле обветшавшие после страшных пожаров палаты были разобраны. Место было выровнено, и только самый нижний ярус остался в земле в ожидании будущих археологов.

Весьма недолго простоявшие палаты Натальи Кирилловны оказались забыты историками. Только в трудах крупнейшего знатока Кремля И. Е. Забелина можно найти самые отрывочные сведения о них. Историографы же Петра ничего не сообщают о теремах, где прошло его детство. Объясняется это чрезвычайной скудностью письменных данных об этом здании. Документы Приказа Каменных дел, руководившего строительством, погибли во время пожара 1737 г. Поэтому строительные чертежи и подрядные записи о строительстве палат не сохранились. Не осталось, к сожалению, ни одного изображения этих кремлевских хором в рисунках и на иконах. Нет их и ни на одной панораме Кремля. Поэтому после обработки археологических материалов и архивных изысканий пришла мысль восстановить облик этого интересного здания. В его реконструировании вместе с автором этой книги (научным сотрудником Кремлевской археологической экспедиции 1959 - 1960 гг.) участвовали и архитекторы-реставраторы С. С. Кравченко и И. В. Ильенко.

Терема на камне

Палаты располагались на внутреннем Государевом дворе и переходами соединяли нынешний Теремной дворец с хоромами царевен, примыкавшими к Патриаршему дому. Таким образом, это была часть Большого дворца - одно из самостоятельных зданий, входивших в этот сложный архитектурный комплекс.

В строительстве палат сказалась вековая предубежденность Древней Руси против постоянной жизни в каменном здании: хоромы были деревянные, но на «каменных стенах и столбах».

Деревянные жилые покои в составе каменных зданий характерны для XVII века. Австрийский дипломат Августин Мейерберг, побывавший в Москве в 1661 г., писал: «Только несколько лет тому назад многие из них стали строить себе дома из кирпича, либо по тщеславию, либо для того, чтобы безопаснее жить в них от очень частых пожаров. Со всем тем строят себе спальни из сосновых бревен, а для связи прошивают их мхом, говоря, что известка всегда имеет вредное свойство для здоровья, что и правда». Но к концу XVII века устройство деревянных жилых надстроек над каменными палатами было строжайше запрещено царскими указами, так как «от того в нынешнее пожарное время погорели многие дворы и слободы». И палаты Натальи Кирилловны были одним из последних зданий такого вида. Это было многоэтажное здание, в котором два этажа были каменными и три деревянными; палаты стояли на склоне Кремлевского холма и, как показали археологические исследования, с востока были четырех-, а с запада - пятиэтажными.

Планы подклета

Для реконструирования каменных и деревянных частей здания были применены различные методы. При восстановлении каменного основания - подклета - важнейшую роль сыграли чертежи старого Кремлевского дворца, изготовленные под руководством Д. Ухтомского и А. Евлашева в 1751 г., т. е. перед самым сносом обветшавших царицыных палат. На планах были зафиксированы три нижних этажа всех частей дворца - «нижнее, среднее и верхнее житье». Эти сделанные в масштабе чертежи были проверены по архивным «описям порух» - важнейшим для нас документам, содержавшим описания разрушений в каменном подклете после пожаров 1715 и 1722 гг., перед новым ремонтом. Описи были составлены весьма детально: «Против Мастерской палаты - палата Судейская, мерою длина пол три сажени, поперек четыре арш., в ней окно с решеткой и затвор железный, оконница слюдяная, дверь 3 арш., обита сукном, ветха, надлежит починить» и т. д. В эти времена в здании располагались уже Петровские коллегии. Останавливался в палатах и Петр во время наездов в Москву.

Проверка планов по подробным описям показала, что и в общих габаритах, и в размерах отдельных комнат чертежи каменных зданий вполне могут являться основанием для реконструкции подклета, учитывая, конечно, дату фиксации - 1751 г.

Планы дворца были совмещены в одном масштабе с обмерными археологическими планами, и эти источники - планы вместе с описаниями «пожарных порух» и археологическими строительными деталями - позволили авторам «возвести» каменные стены. Сложнее оказалось восстановить деревянные этажи, сведений о которых не сохранилось ни в палатах, ни в описаниях.

Сукна помогают исследованию

В поисках данных пришлось перерыть в Центральном архиве древних актов сотни строительных документов Большого дворца - плотничьи, столярные, подрядные, покупочные, расходные записки, т. е. пересмотреть все, что строили, изготавливали и получали для царского обихода, а также все ремонтно-строительные, иконописные и живописные работы после пожаров. Документы содержали важнейшие сведения о деревянном верхе. А фасад оказалось возможным реконструировать по размерам сукон, устилавших пол в каждой комнате царицы и ее сына.

В 1685 г. отпускалось «марта 11… царя Петра Алексеевича в новые деревянные хоромы в три комнаты да в переднюю… половые сукна из аглинских светло-зеленых сукон; в переднюю… половое сукно в длину 8 арш., поперек тож… в комнату… в длину 9 с четвертью арш., поперек 8 арш. в другую комнату… в длину 7 арш., поперек 8 арш… в третью комнату… в длину 9 арш., поперек 8 арш.». Комнаты Петра располагались над комнатами Натальи Кирилловны, размеры которых были определены по таким же сведениям: в 1685 г. «марта 29… сделать царицы Натальи Кирилловны в новые деревянные хоромы и переднюю да в две комнаты… половые сукна из сукон анбурских… в переднюю длиною и шириною по 10 арш., с полуаршином, в одну комнату длиною 8 арш. с полуар., шириной 11 арш., в другую длиною 7 арш., шириной 8 арш.».

Таким образом, было установлено, что комнаты Петра имели одинаковую ширину и располагались друг за другом, начиная от сеней. Расположив между покоями поперечник стен толщиной 32 см (8 вершков), мы восстановили общую длину комнат Петра - 24,89 м - и длину комнат Натальи Кирилловны - 18,78 м. Общие размеры палат были 20 саженей (42,6 м) в длину и 13 саженей (27,7 м) в ширину, а расстояние от палат до Теремного дворца составляло 10 саженей (21,3 м). Эти данные позволили в дальнейшем точно определить местоположение и размер сеней, лестницы, дверей. Таким образом, внутренняя планировка жилых покоев была чрезвычайно проста - все комнаты были близки по размеру и следовали одна за другой: передняя палата, престольная палата, опочивальня, крестовая палата (молельня). На фасаде приемные и покоевые горницы имели различную отделку окон.

Облик здания

Высота этажей палат Натальи Кирилловны соответствовала этажам Теремного дворца. Над комнатами Петра располагались «верхние чердаки» Натальи Кирилловны. Пол этих помещений был устлан сукном зеленого цвета, а на окнах висели темно-зеленые «завесы». Высота чердаков определялась высотой крыш, а последняя в свою очередь - шириной помещений, которые ею перекрывались. Закономерности устройства кровель над зданиями XVII века (правила соразмерности и соответствия долей у древних плотников) прослежены историками архитектуры. И форма крыш - «шатры» и «бочка» - была восстановлена по аналогии с крышами дворца в Коломенском. Крыши были выкрашены в зеленый цвет и украшены деревянными резными гребнями, а на шатрах красовались «прапора» из белого железа, расписанные красками и золотом. Стеньг деревянных хором были обшиты тесом. В окна палат, украшенные резными наличниками с «гзымсы и каптели», т. е. с карнизами и капителями, были вставлены фигурные «кругчатые» слюдяные окончины с переплетами из белого железа.

Украсить их живописью на слюде было поручено Ивану Салтанову, да так, чтобы «в кругу орла, по углам травы, а написать так, чтобы из хором всквозе видно было, а с надворья в хоромы чтоб не видно было». Множество кусков слюды от рисунчатых наборов было встречено при раскопках.

Размеры окон и дверей каменных этажей оказались в описи 1722 г., а археологические данные позволили представить себе наличники окон и цоколь первого каменного этажа.

Открытые переходы и площадки-гульбища на верхних этажах ограждались деревянными перилами - балясником с точеными балясинами высотой 124 см (для палат их было выточено 1500 штук).

Деталь портала царицыных палат

В ансамбле существенную роль играла домовая церковь Петра и Павла, построенная на столбах и сводах нижних этажей в 1694 г. Это была каменная трехапсидная пятиглавая церковь с золочеными главами и резными золочеными крестами (длина ее с трапезной составляла 20 м, ширина 8,5 м, а высота была одинакова с Теремным дворцом). Церковь соединялась переходами с жилыми палатами; переходы были и около церкви, с северной и западной ее сторон.

К востоку от алтаря на кровле подклета была расположена площадка с «висячим садом» (длина ее составляла 18 м, ширина 8 м). На покрытие основы площадки пошло 640 пудов свинца - из него водовзводного дела мастер Галактион Никитин лил доски, покрывал ими своды и прочно их запаивал. На подготовленную таким образом площадку была насыпана просеянная земля слоем 89 см. В саду росли грецкие орехи, плодовые деревья, были грядки и ящики для цветов. К зиме их закрывали рогожами и войлоком. В 1637 г. в сад была проведена вода (проложены трубы) и устроен прудок. Деревянный балясник, ограждавший сад, был раскрашен «черленью» (красной краской). В 1737 г., когда дворец был запущен, здесь оставалось еще 24 яблони и 8 груш.

Под садом и церковью находились Судейская палата (домашняя администрация царицы) и три казенных палаты, где хранилась «казна» (т. е. платье и драгоценные уборы). Вход в Судейскую палату был оформлен порталом и крыльцом, перекрытым шатровой кровлей. Великолепный резной камень и лекальные кирпичи от портала были найдены при раскопках, что позволило полностью восстановить его внешний облик. Декор камня - гроздья винограда, листья аканфа; эти мотивы «фряжской рези» были широко распространены в прикладном искусстве XVII века. В Кремле они близки резьбе, украшающей окна южной стороны Грановитой палаты. Великолепная резьба была ярко раскрашена красной и синей краской.

Самая северная часть здания на реконструкции - начало «портомойных палат» (дворцовой прачечной) и переход к Светличной лестнице, а к югу видны переходы к Теремному дворцу.

В самом нижнем этаже, который выходил лишь на запад (опоры этого яруса оказались в раскопках), жили старцы, «государевы богомольцы», и находилась Мастерская палата царицы. Таковы были нижние, служебные этажи.

Ценинная печь и интерьер

Кроме разнообразных строительных деталей, найденных при раскопках, значительно расширила представление о палатах еще одна интересная коллекция - изразцы. Большинство ценинных - поливных многоцветных - изразцов близки по окраске и сюжетам; они изготовлены в одно и то же время и, похоже, одними и теми же мастерами.

Ряд элементов от одной печи позволил архитектору И. В. Ильенко восстановить ее вид. На основном кафеле изображение бутонов гвоздик и два вида розеток, которые чередовались в шахматном порядке. На реконструкции печь изображена с торцевой стороны. Она находилась на верхнем каменном этаже, и фундамента ее не сохранилось. Поэтому размеры печи были установлены по раскладке самих изразцов и по размерам целого ряда одновременных ей печей (существовала определенная закономерность в ширине печей - 165 - 167 см). Высота же печи установлена на основании реконструкции высоты этажа палаты и аналогии. Печь примыкала к стене, в которой был расположен камин. При раскопках были обнаружены и округленные в плане изразцы - от обогревателя, или «проводной трубы». Этот обогреватель стоял в «брусяных хоромах», а топка его размещалась в нижнем этаже. Расцветка изразцовой печи (зеленовато-бирюзовый фон с коричневым рельефом) сочеталась с убранством комнат Натальи Кирилловны. Оформлению интерьера в то время придавалось важное значение и, безусловно, внутренний «шатерный наряд» палат был согласован с цветом изразцовой печи. Это подтвердилось документами.

В 1685 г.: «…отпустить из казны Казенного приказу в новые деревянные хоромы царицы Натальи Кирилловны на три лавки на полавочник на середину бархату коричного флоринского, на каймы бархату ж осинового, на оторочку отласу зеленого…».

Или: «…скроены царице Наталье Кирилловны кресла бархат коричневый… на оклейку ножек и обивку ремней отласу коричного, бахромою обиты шолковою кропивною».

Таким образом, хоромы Натальи Кирилловны были оформлены в коричневых и зеленых тонах, что наиболее подходило положению вдовствующей царицы. Сочетался с этой цветовой гаммой и колорит росписи стен (судя по сведениям о покупке красок), которую выполняли крупные мастера - живописцы Иван Безмин и Иван Салтанов «с учениками». Вдоль стен в комнатах царицы стояли лавки и шкафы - поставцы с драгоценной, замысловатых форм посудой и ларцами с затейливым орнаментом.

Игры Петра

С этими палатами связано детство Петра. С самых ранних лет рос он в окружении ровесников - «робяток». Один из ранних биографов преобразователя П. Н. Крекшин рассказывает, что на четвертом году Петр уже являлся «полковником» - у него был целый маленький полк сверстников, «Петров полк». Около 1682 г. у хором была поставлена «потешная» площадка, на которой стояли потешный деревянный шатер и потешная изба - это было нечто вроде своеобразного военного лагеря. Здесь же находились деревянные пушки, из которых стреляли деревянными, обтянутыми кожей ядрами. Историки Петра подробно описывают его заморские игрушки - музыкальный ящик «цимбальцы» с медными зелеными струнами, «клевикорды», сложные военные игрушки. Но «робятки», безусловно, пользовались и народными игрушками, в том числе изделиями мастеров московской Гончарной слободы. Некоторые из них оказались в раскопках - глиняные человеческие фигурки или, например, свистулька-коник из белой глины с изогнутым крупом, на котором нанесены широкие оранжевые полосы. Можно представить себе, каким невероятным шумом сопровождались потехи «Петрова полка». «Робятки» немилосердно били в потешные барабаны, пробивая их насквозь (как видно из документов, барабаны довольно часто отправляли в Оружейную палату для починки). Они дудели на деревянных дудках и свистели в те самые свистульки, которые обнаружены археологами.

Загадка чертежа

Чрезвычайный интерес представляет еще одна археологическая находка в комплексе палат. Это чертеж на обломке гладкого белого камня. Значительное количество древнейших русских чертежей на камне, именовавшихся в народе «вавилонами», исследовано академиком Б. А. Рыбаковым. Некоторые из них ученый считает чертежами архитектурными, другие - игральными досками, третьи - символами зодческой мудрости.

На кремлевском чертеже - семь близких по размеру прямоугольников, из которых четыре чередующиеся пересечены диагоналями. Чертеж мог бы явиться планом сооружения - пусть даже на камне, в котором перечеркнутые прямоугольники означали бы крестовые своды, а чистые - циркульные. Однако ни одного сооружения в Кремле с подобным планом неизвестно, и, пожалуй, правильнее будет другое объяснение: игральная доска. На Руси в то время существовало немало не дошедших до нас игр - тавлеи, саки, бирки, леки. Но ни для одной из этих игр такая доска не подходит. Не годилась она и для игры в шашки - тогдашние шашечные доски отличались от современных.

Вторая половина XVII века - это время повального увлечения шахматами в Москве. Я. Рейтенфельс, побывав в Москве в начале 70-х годов, так описывал дворцовый быт: «…танцы, кулачные бои и другие распространенные у нас благородные упражнения у русских не допускаются вовсе. В так называемые шахматы, знаменитую персидскую игру, по названию и ходу своему поистине царскую, они играют ежедневно, развивая ею ум свой до удивительной степени».

Деревянные и костяные шахматные фигурки довольно часто попадаются при раскопках в Москве, и мы еще не раз на страницах книги встретимся с такими находками, подтверждающими повсеместное распространение этой игры. Но вот доска при раскопках никогда прежде не отмечалась и стала в археологии Москвы первой. Возможно, именно каменщики, занятые на строительстве палат, наспех сделанными фигурами играли на этой доске, а затем употребили ее в кладку здания. Интересно, что при последующих археологических исследованиях в Кремле спустя десятилетие - на сей раз уже во дворе Оружейной палаты - на глубине более 3 м был обнаружен белокаменный блок, лицевая сторона которого четко расчерчена на 64 квадрата - опять ученых порадовала экспромтная шахматная доска древних строителей!

Творцы декора

И вновь вернемся к палатам царицы Натальи.

В процессе исследования все полнее раскрывалось это интересное здание со сложным планом, без правильности и симметрии. Многоэтажные палаты с шатрами, крыльцами, гульбищами, садом, декоративным убранством - полихромными резными украшениями, сложной обработкой дверных и оконных проемов - были весьма живописно скомпонованы. Красочное нарядное здание органически вписывалось в ансамбль теремов. Архитектура его, светская, декоративная, характерна для второй половины XVII века. Здесь нет еще той пышности и изощренности декоративных форм, которые вскоре выльются в «нарышкинское барокко».

До нас не дошло имя зодчего, руководившего постройкой палат, но тем более ценны сохранившиеся в росписях за рукой «путного ключника» Федора Геева имена плотников «Никитки Перфильева, Нефедки Гаврилова, Васьки Степанова», делавших наличники «со гзымсы и каптели», т. е. творцов резного декора.

Общая композиция палат напоминает Коломенский дворец, однако это, безусловно, оригинальное и интересное в художественном отношении здание - еще один пример творческой фантазии московских зодчих XVII века.

В нижних горизонтах. Сборный дом XIV века

Ниже палат Нарышкиной, в слоях XIV - XV веков, оказались белокаменные кладки другого дворца - Софьи Палеолог, великой княгини, племянницы последнего византийского императора. Но Кремль в это время, как показывают археологические находки, являлся не только резиденцией великого князя и феодальной знати. Его крепкие стены защищали и многочисленные усадьбы простых горожан, мастерские искусных ремесленников. Эти сооружения были сплошь деревянными и, естественно, часто горели. Иностранцев поражала быстрота, с которой город восстанавливался после опустошительных пожаров. И вот объяснение этому, полученное при раскопках. Когда на 5-метровой глубине был открыт сруб XIV века из восьми венцов, сложенных «в обло», на его бревнах обнаружились вертикальные зарубки - нумерация бревен снизу доверху. Совершенно ясно, что сруб был изготовлен где-то в другом месте, а затем перевезен в Кремль и мгновенно собран. Таков был далекий прообраз современного сборного домостроения. Внутри сруба удалось расчистить рухнувшую кровлю - стропила и верхнюю дубовую дранку. Это был лемех - дорогой кровельный материал, придававший крыше нарядный чешуйчатый вид. Такая кровля была долговечна и не нуждалась в частых ремонтах. Сруб являлся врытым в землю погребом, что и спасло его при пожарах; а в самом доме, судя по многочисленным обрезкам кожи и заготовкам, жил сапожник. Среди его соседей было немало металлистов - в этом слое изобилуют кузнечные изделия. Все вещи тщательно откованы, а лезвия ножей обязательно имеют стальную наварку. Найдены и каменные формы для отливки оригинальной формы пуговиц.

Летописный град

«…князь великий Юрий Володимерич заложи Москву на устий же Неглинны, выше реки Яузы», - под 1156 г. сообщает Тверская летопись. Дата и место - вот и вся скупая, немногословная информация. «Заложить» город означало тогда построить крепость. Но сам князь «Долгие Руки» этого сделать не мог: в это время он уже был далеко от Москвы - сидел на киевском «столе». А крепость строил его сын - Андрей Боголюбский, как единодушно считают исследователи.

Самые фантастические предположения существовали об этой крепости, но раскопки позволили получить достоверные данные. На краю котлована для Дворца съездов, у Потешного дворца близ Троицкой башни, были открыты остатки песчаного вала. У подножия он был укреплен сложной конструкцией из могучих 12-гранных дубовых бревен с поперечными сучковатыми крюками, державшими бревна, как якоря. Эта система напоминает облицовку древнейшей деревянной стены Великого Новгорода, а еще больше польские крепости (например, вал в Познани конца X - начала XI века). Зодчие Кремля, безусловно, обладали широкими техническими знаниями и опытом. На валу, высота которого составляла 7 м, стояла крепкая деревянная стена из венчатых срубов. Эта крепость во второй половине XII века охватывала значительную часть территории современного Кремля - примерно четверть, а не 1/20, как издавна представляли себе москвоведы (вспомним хотя бы знаменитую хрестоматийную картину Аполлинария Васнецова «Основание Москвы», где Кремль Долгорукого изображен на самом краю холма).

Московский «град» в XII веке занимал исключительно удобное географическое положение, находился на пересечении путей из южной Руси (Чернигова, Киева) в северную (Владимир, Ростов), из Новгородской земли в Рязанскую.

Крепление вала XII века

Прослеживая по письменным источникам историю первоначальной Москвы, мы прежде всего встречаем ее имя в рассказах о войнах - здесь встречают союзников и отражают врагов, идущих с юга; здесь исходный пункт военных операций суздальско-владимирских князей, место сбора их войск.

XII век на Руси - время бесконечных усобиц и непрерывных княжеских раздоров. «Сеялись и возрастали междоусобицы… Жизнь людей в княжеских ссорах прекращалася, и в русской земле редко веселие земледельцев раздавалося, но часто каркали вороны, деля между собой трупы», - со скорбью говорил автор «Слова о полку Игореве».

Память о нашествии

В 1177 г. напал на Москву рязанский князь, узнаем из Лаврентьевской летописи: «Глеб на ту осень приеха на Московь и пожже город весь». Но после Глебова разорения град вскоре же был возобновлен в прежнем виде. И в январе 1238 г. его ждало новое тяжелейшее испытание - нашествие Батыевой орды. «А татарове поидоша к Москве, - как горестно рассказала Лаврентьевская летопись, - и взяша Москву, и воеводу убиша Филипа Нянка, а князя Володимера яша (т. е. взяли. - А. В.) руками, сына Юрьева, а люди избиша от старь-ца и до сущаго младенца; а град… огневи предаша, и манастыри вси и села пожгоша и много именья вземше отъидоша».

Эти страшные события зимы 1238 г. оставили в исторических напластованиях посада города след от пожара в виде распространенной на большой площади мощной прослойки угля и золы.

С нашествием Батыя можно связывать и некоторые находки в Кремле, обнаруженные при последующих исследованиях под зданием Патриарших палат XVII века. В подвальном помещении, под кирпичной вымосткой, в более раннем, чем само здание, горизонте культурного слоя археологи нашли ямку-тайник. В ней-то и оказался клад: нательные кресты из синего лазурита и серовато-розового мрамора, покрытые на концах листовым золотом. Камни, по-видимому, привозные, вне сомнения, оковывались русским ювелиром. Об этом свидетельствует техника черни с гравировкой и особенности начертания надписей на крестах. Еще одна надпись на кресте из лазурита процарапана, по-видимому, его владельцем. Эти высокохудожественные изделия XIII века, представлявшие немалую ценность и являвшиеся родовой реликвией, могли быть укрыты в тайнике во время Батыева нашествия.

Мусульманский историк Хан Абулгази, которого никак не заподозришь в излишней симпатии к москвичам (он был прямым потомком Чингисхана), сообщает, что целых три месяца сопротивлялся град Москов - вот сколь героической была его оборона! Вещественные свидетельства, пережившие эту страшную осаду, открыли археологи на месте Дворца съездов и под Патриаршими палатами.

Вглубь до материка

Углубляясь пласт за пластом в толщу культурного слоя, археологи на глубине 4 - 6 м достигли нетронутой коренной породы. Естественно, что глубинные находки были наиболее волнующими для ученых. Результаты исследования нижнего горизонта слоя превзошли все ожидания. Оказалось, что здесь сохранились комплексы XI - начала XII века, т. е. времени, не известного историкам Москвы. Низ кремлевского культурного слоя был сильно увлажнен, и в нем без доступа воздуха законсервировались деревянные сооружения - остатки домов и хозяйственных построек, частоколы и мостовые. Один из самых древних домов Москвы, стоявших на материке, уцелел даже на высоту восьми бревен. В другом доме найдены прекрасно сохранившиеся изделия из кожи, а также ее обрезки и шнуры. Хозяин дома, несомненно, был кожевником, а это наиболее характерное городское производство.

Исключительный интерес представляла усадьба, в которой двор был вымощен не деревянным настилом, а челюстями крупного рогатого скота. Плоские кости в этом хозяйстве использовались как весьма эффективный строительный материал. К усадьбе прилегала мостовая XII - XIII веков, а ведь до самого последнего времени начало мощения московских улиц историки относили к XIV веку. Наиболее массовой находкой в Кремле, как и во всех древнерусских городах от Тьмутаракани до Белоозера, оказались разноцветные стеклянные браслеты - любимейшее украшение горожанок XII - XIII веков. В нижних горизонтах Кремля обнаружены сотни этих браслетов. А другие распространенные бытовые находки - пряслица из шифера, датируемые XI - первой половиной XIII века. Такой возраст этих вещей у ученых не вызывает ни малейших сомнений.

И вот когда в Кремле был исследован участок, где в нижнем горизонте оказалось много пряслиц, но не было еще браслетов, то долетописная его дата стала очевидна. Таков один из примеров обоснования археологических дат.

Чрезвычайно интересно, что уже в те отдаленные времена в Москву проникали предметы импорта. Об этом свидетельствуют многочисленные находки - тончайшие желтоватые кубки киевского стеклянного производства, прибалтийский янтарь, крымская амфора и гребни из кавказского самшита, косточки миндаля. Замечателен бронзовый замок в виде фантастического животного - он привезен из Корсуня (Херсонеса). Весьма любопытна раковина Ципреа монета, или Каури. Такие красивые фарфоровидные раковинки добывают только около Мальдивских и Лаккадивских островов в Индийском океане. С глубокой древности вывозятся они в Индию и расходятся оттуда по всему свету. Их встречали в развалинах средневековых городов Англии и Швеции, в древнемордовских могильниках и погребальных урнах Северной Германии; неоднократно отмечены привозные раковины и в Кремле.

Итак, на месте Дворца съездов и Патриарших палат ученым открылась целая панорама торгово-ремесленного, с явно городским характером посада древнейшей Москвы. Но посад и в самой глубокой древности не мог существовать без укреплений, и следы этой самой первоначальной крепости были обнаружены археологами на Боровицком мысу.

У стен Оружейной палаты

От Боровицких ворот на склоне холма поднимается светлое здание Оружейной палаты - одного из замечательнейших музеев мира, поистине кремлевской сокровищницы. Здесь хранятся прославленные коллекции художественных изделий и оружия, собранные на протяжении веков. Уже в первые десятилетия XVI века встречается в документах высокое придворное звание оружничего, ведавшего Оружейной (или, как говорили, «Оружничей», «Оружейничей») палатой, входившей в ансамбль возведенного в 1508 г. кирпичного великокняжеского дворца. В то время палата была хранилищем и одновременно мастерской боевого оружия при Оружейном приказе Кремля, лишь позже она стала только хранилищем уникальных изделий декоративно-прикладного искусства, сокровищ великих московских князей и царей и исторических реликвий. Многие из шедевров, которые теперь можно увидеть в залах Оружейной палаты, были созданы здесь же, в Кремле, и никогда не покидали его стен. Прошлое Кремля и Оружейной палаты неразрывно связано.

Особый интерес среди экспонатов музея представляет серебряный кованый потир (чаша) князя Юрия Долгорукого - его вклад, т. е. дар, в один из храмов Переславля-Залесского в середине XII века. А сегодня в витринах Оружейной палаты можно видеть археологические экспонаты более древние, чем потир князя, рядом с именем которого в летописи впервые названа Москва; причем эти находки обнаружены непосредственно у стен музея.

Ядро Кремля

Здание Оружейной палаты было сооружено архитектором К. А. Тоном в 1851 г. на месте старинного Конюшенного двора (или «Аргамачьих конюшен»), стоявшего на самом юго-западном крае Кремлевского холма, уже на склоне древнего берега реки Неглинной. Именно с этой территорией историки издавна связывали место первой московской крепости. Да и совсем близко отсюда находилась первая известная московская церковь (XII века) - Рождества Иоанна Предтечи, что «под бором». Как говорит летописец, «на том месте бор был и церковь та в том лесе срублена была тогда…». Историки XIX века считали, что церковь стояла в центре поселка времени Юрия Долгорукого, а так как она находилась в 120 шагах от. Боровицких ворот, то и противоположная сторона крепости, к северу, была расположена в 100 - 120 шагах. И действительно, на таком расстоянии на северной оконечности мыса при строительстве Большого Кремлевского дворца историк М. С. Гастев заметил следы рва. Описав несколькими фразами лишь его направление, он дал повод для вековых споров ученых. И. Е. Забелин, например, относил загадочный ров ко временам язычества и поэтому в центре Боровицкого мыса помещал дохристианское святилище. С. П. Бартенев считал, что это укрепления княжеского села, ставшего затем летописной крепостью. Другие исследователи отождествляли ров с укреплениями 1156 г. Дискуссии продолжались бы и сегодня, если бы не открытие, сделанное археологами при наблюдениях за земляными работами во время строительства Дворца съездов в 1960 г.

Долетописный ров

На небольшом участке между Оружейной палатой и Большим Кремлевским дворцом при проходке его глубокой траншеей под асфальтом и слоем битого кирпича в материке четко обрисовался древний ров. Важнейшее для начальной истории Кремля сооружение было тщательно зафиксировано - его обмерили, зарисовали, исследовали его заполнение. Ров в разрезе имел форму округлого треугольника шириной поверху 15 м, глубина его доходила до 5 м. В нижнем горизонте рва был найден стеклянный браслет и керамика, подобная курганной.

Этот ров, судя по заполнению, защищал поселение в XI - начале XII века, а к середине XII века уже стал заплывать землей. При постройке крепости 1156 г., охватившей более широкую территорию (включая старые посады за пределами первой крепости), этот ров был заброшен. Можно представить себе, что дуга рва выходила на обрывистые берега Москвы-реки на юго-востоке и реки Неглинной на западе, а по внутренней стороне ее, безусловно, шел земляной вал с тыном. Таким образом, эти первые укрепления, подобные по конструкции многим древнерусским крепостям, отсекали мысовую часть холма. Боровицкий мыс в те времена имел совсем иной вид. Данные геологической разведки - многочисленные заложенные здесь шурфы - подтвердили, что находившееся на краю Кремлевского холма поселение, огражденное рвом, имело длину около 130 м при ширине 90. Дальше к юго-западу мыс круто обрывался. Нивелировка древнего рельефа здесь была произведена при строительстве Оружейной палаты и Большого Кремлевского дворца; культурный слой на крутизне был срезан, отчего подъем ныне весьма пологий.

Булла стольного Киева

Первоначальные отложения уцелели лишь на самом обрыве к Неглинной - у западной стены Оружейной палаты. Именно здесь в 1965 г. при археологических наблюдениях Н. С. Шеляпиной (Владимирской) была сделана замечательная находка. В глубоком шурфе на отметке 5,35 см от гранитной брусчатки в предматериковом песке была обнаружена свинцовая печать, оттиснутая двумя матрицами.

Печать вислая - она скрепляла грамоту, написанную на пергаменте (специально выделанной коже). Для этого в нижней части свитка имелось отверстие, в которое продевался шелковистый шнурок, а концы его и скрепляла эта печать - наподобие современных свинцовых пломб. Сургуч на Руси появился лишь в конце XVII века, а до него такими печатями удостоверялась подлинность грамоты. Каждая вислая печать относится к сравнительно короткому периоду - она связана с определенными лицами и событиями, зашифрованными в изображениях.

В изучении кремлевской печати участвовали искусствоведы и историки-сфрагисты (специалисты по печатям), которые произвели ее всесторонний анализ. По заключению члена-корреспондента Академии наук СССР В. Л. Янина находка представляет собой уникальную разновидность немногочисленных русских булл, относящихся к печатям церковных иерархов. На лицевой ее стороне традиционная эмблема церкви - изображение богоматери, а на обороте архангел - эмблема княжеской власти. Это значит, что булла принадлежала церковному иерарху. Епархия его находилась в пределах княжества, покровителем которого был изображенный архангел. Изучение стилистических и технических признаков, сопоставление всех фактов позволило датировать буллу концом XI - первой половиной XII века. Наиболее же возможная дата печати, по мнению Янина, - 1093 - 1096 гг., так как точно такие погрудные изображения архангела имеются на киевских печатях, относящихся к княжению великого князя Святополка Изяславича. Видимо, именно киевляне - послы или торговые люди - успели побывать с этой грамотой в Москве еще до ее «летописного рождения».

Изображения на печати представляют немалый интерес. Традиционная фигура богоматери дана не в обычном духовном облачении, а в светской, богато орнаментированной византийской одежде. У нимба над головой богородицы сокращенно начертаны слова «матерь бога». В надписи примечательна замена буквы «фита» буквой «ферт». Этого не сделал бы мастер-грек - налицо русское происхождение вещи. Выразительно изображение на обороте - архангел-воин в доспехах и с жезлом. Таким образом, значение древнейшей печати, выполненной талантливым мастером, не только в том, что она является уникальным древнерусским памятником искусства; благодаря этой вещи удалось датировать раннемосков-ское поселение па крутизне Боровицкого мыса концом XI века.

Киевская булла конца XI века

Новые данные о домонгольской застройке боровицкой местности принес стратиграфический раскоп небольшой площади во дворе Оружейной палаты, проведенный в 1979 г. археологами Государственных музеев Кремля. В пятиметровой толще не потревоженного перекопами культурного слоя обнаружены разноцветные стеклянные браслеты, перстни, бусы, привозная, из Средней Азии, поливная посуда, обломки глиняных амфор, в которых в Москву поступало из Причерноморья масло и вино. Найдены были и железные ключи - признак близких жилищ. К сожалению, обгоревшие полуистлевшие деревянные постройки, оказавшиеся в слое, очень плохо сохранились.

Непонятные деревянные сооружения, обнажившиеся глубоко под землей, наблюдал в непосредственной близости от храма Иоанна Предтечи московский историк И. М. Снегирев в середине XIX века. «Тогда, - рассказывал он, - при сравнивании земли (около храма) на южной стороне открылось основание деревянного здания, примыкавшего к самой церкви; лежавшие в земле бревна и перекладины обнаружили расположение жилища…» Снегирев высказал предположение, что это остатки древнего двора митрополита, но поскольку никакой археологической расчистки произведено не было, характер и дата построек остались загадкой. «Вся местность вокруг храма Иоанна Предтечи, представляющая теперь довольно обширную чистую площадь, в первое время Москвы была занята двором великокняжеским, древнейшим жилищем московских князей от XII до XIV столетия», - высказывал предположение И. Е. Забелин.

Кто владел замком?

Но если ров на северо-восточной оконечности древнего Боровицкого мыса, как показали современные исследования, к середине XII века уже был заброшен, то кто был владельцем местности до Юрия Долгорукого?

Московские предания XVI - XVII веков упорно называли владельцем Москвы до Юрия Долгорукого боярина Стефана Ивановича Кучку. По словам «Повести о начале Москвы» ему принадлежали «села красные хорошие» на берегах Москвы-реки, а затем «оные села возлюбил» Долгорукий. Древние летописи не упоминают самого Кучку, но его дети, Кучковичй, и Петр, «зять Кучков», - достоверные личности. Они входили в число заговорщиков, убивших в июньскую ночь 1174 г. Андрея Боголюбского. И можно ли сомневаться в том, что боярин Кучка действительно существовал, если нам известны его зять и сыновья? Этот резонный вопрос задавал скептикам академик М. Н. Тихомиров, досконально изучивший все письменные источники феодальной Москвы. Кстати, заговор Кучковичей против Андрея, сына Долгорукого, легко объясним местью за их отца.

Тихомиров видел в Кучке одного из вятических старшин или князьков, отстаивавших свои земли от притязаний Юрия Долгорукого и к 1147 г. потерпевших поражение в неравной кровавой борьбе.

Имя Кучки дошло не только в преданиях, но и в топонимии. Древняя Ипатьевская летопись еще во второй половине XII века употребляет двойное название города - «Москва, рекше Кучково», а «Кучково поле» существовало в Москве несколько столетий спустя после распрей XII века (это район нынешних улицы Дзержинского и Сретенских ворот).

А где могла находиться резиденция боярина? Самое естественное представить себе ее на Кремлевском холме, на древнем Боровицком городище, существовавшем, как доказано, задолго до Юрия Долгорукого, а затем захваченном этим суздальским князем. Здесь, по-видимому, и был бревенчатый замок крепкого боярского рода. А за рвом у замка располагался торгово-ремесленный посад маленького феодального городка.

Так, под наслоениями веков обнажилась первая завязь нашего великого города.

Неповторим архитектурный ансамбль площади в Кремле, обрамленный величественными соборами, Грановитой палатой - главным парадным залом древней Москвы, вздымающейся в 80-метровую высоту колокольней Ивана Великого. Каждому из этих выдающихся памятников русского национального зодчества конца XV - XVI века посвящены серьезные труды историков искусства. Значительный вклад в раннюю историю и прославленных зданий, и самой территории внесли исследования кремлевских археологов.

На древней Маковице

Местность Соборной площади, лежащей в самом центре Кремля, известна была в старину как Маковица, т. е. вершина, темя холма, а другое урочище, возвышавшееся за ивановской колокольней, именовалось Гора. На вершине - Маковице - и началось, как свидетельствуют данные археологии, освоение Кремлевского холма. Древнейший керамический комплекс, обнаруженный у Архангельского собора и в основании - внутри самого здания, относится к дьяковской археологической культуре раннего железного века. Десятки обломков лепных сосудов, поверхность которых покрыта отпечатками сетки (или ее имитацией), имеют несомненную дату - вторая половина I тысячелетия до н. э. Территория будущей Соборной площади была заселена за много веков до появления здесь первых жителей феодального города, и культурный слой кремлевского городища, таким образом, оказался двухъярусным. Однако хронологической последовательности и преемственности в заселении этой местности археологами не прослежено - славяне-вятичи появляются тут уже в летописные времена. Характерные для них украшения были обнаружены и при строительстве Большого Кремлевского дворца в XIX веке, и при постоянно ведущихся в последние два десятилетия архитектурно-археологических наблюдениях за всеми земляными работами, реставрацией памятников и вообще любыми вскрытиями культурного слоя. Археология обогатила историческую науку бесценными документами по ранней Москве - материалами о древней топографии центральной части Кремлевского холма, об истории ее застройки, о развитии технологии ремесленных производств. В нижних горизонтах напластований и здесь были зафиксированы жилые и хозяйственные сооружения - срубы, частоколы, мостовые. Древнейшая из деревянных мостовых на основании дендрохронологи-ческих исследований датирована 1080 - 1090 гг. А в северной части Соборной площади, где уже в середине XII века, несомненно, находился деревянный храм, был открыт древний грунтовый некрополь Москвы, собраны уникальные вещественные материалы; наряду со скромной утварью рядовых горожан найдены изделия из драгоценных камней, янтаря, серебра с орнаментом, нанесенным в технике черни, бронзовые украшения с выемчатой эмалью. На основании всех данных новейших исследований Ы. С. Владимирская предложила теорию двухчастного сложно-мысового городища на Кремлевском холме - древние участки его освоения прослеживаются на Боровицком мысу (исторические урочища Бор, Боровицы) и в районе Соборной и Ивановской площадей (на месте урочищ Маковица - у Успенского собора - и Горы). Феодальную усадьбу от посада, таким образом, первоначально отделял ров, но к середине XII века поселение на Кремлевской «береговой горе» было объединено общей линией городских стен, сооружение которых летопись относит к 1156 г. Эта крепость, поставленная на западных рубежах Владимиро-Суздальского княжества, являлась передовым ее оплотом.

Меч во рву

С наиболее уязвимой, напольной стороны град защищал мощный ров-овраг, ширина которого составляла 38 м, а глубина достигала 9 м. Ров, как свидетельствуют археологические данные, проходил в восточной части современной Ивановской площади. Именно здесь и была в 1975 г. обнаружена редчайшая оружейная находка. На глубине около 7 м, в древнем горизонте слоя, который смогли датировать по обломкам стеклянных браслетов и характерной керамике, подобной курганной, оказался клинок обоюдоострого меча - изделие западноевропейского оружейного мастера. Клеймо с его именем удалось расчистить на лезвии, но в прочтении у исследователей имеются расхождения: Гицелин? Этцелин? Цицелин? Другие латинские слова переводятся просто: «…меня сделал»; а на другой стороне - традиционный рыцарский девиз: «Во имя божье». Изучение клинка проводилось в лаборатории естественнонаучных методов Института археологии Академии наук СССР профессором Б. А. Колчиным. Цельностальной, как показал металлографический анализ, клинок имеет длину около 70 см при ширине 4 см. Исследователи отметили очень высокую технику сварки - клинок представляет собой шестислойный «пакет», где все слои стальные.

У московской находки оказалось десять аналогов - в Англии, Финляндии, ФРГ, а в Советском Союзе - в Прибалтике и на Украине. Археологическая дата находки согласуется с оружиеведческой, предложенной известным ленинградским исследователем оружия А. Н. Кирпичниковым, а именно - 1130 - 1170 гг. Меч в те времена был характерным оружием всадника-дружинника - в древнерусских документах встречаются такие военные термины, как «меченоша» и «мечник». Во рву меч мог оказаться на месте переправы - по предположению Н. С. Владимирской, изучавшей находку, всадник скорее всего потерял его. Но естественнее, как нам кажется, другое объяснение - клинок выбили из рук воина в сражении на подступах к граду, у самого крепостного рва, где меч и затонул. А после боя могло быть по Пушкину:

…Он поднял щит, не выбирая,

Нашел и шлем, и звонкий рог,

Но лишь меча сыскать не мог…

В Кремле меч нашли лишь спустя восемь столетий.

О начале белокаменной

1326 год - такая дата начала каменного строительства в Москве считалась общепринятой: в то лето, по летописи, заложена была первая «церковь камена на Москве на площади» - одноглавый Успенский собор. Вскоре стали возводиться из подмосковного известняка и другие кремлевские храмы. Эти традиционные представления вошли в учебники, монографии, путеводители. Важнейшие открытия ждали археологов в шурфах под Успенским и Архангельским соборами, которые были заложены в связи с реставрацией памятников. Обнаруженные здесь каменные кладки - остатки древних зданий - по технике исполнения и глубинам залегания относились к различным строительным периодам, причем древнейшим из них, несомненно, были 80 - 90-е годы XIII века. Остатки кладки под Архангельским собором, по мнению руководителя архитектурных исследований В. И. Федорова, принадлежали одноглавому четырехстолпному храму. Были расчищены столб из белокаменных блоков с характерной обработкой теслом - одна из внутренних опор храма с крестообразным планом, часть белокаменной стены и другой кладки. Архитектурно-археологические исследования расширили представления об интереснейшем периоде раннемосковского зодчества, неизвестном прежде по письменным источникам. Значит, не во времена Ивана Калиты, а раньше, одновременно с Тверью, началось в Москве каменное зодчество. Сооружение каменных храмов положило начало монументальному оформлению Соборной площади - древнейшей в Кремле и в Москве.

При исследованиях Успенского собора в основании его были раскрыты остатки трех ранее существовавших на этом месте храмов. А Архангельский собор предстал перед учеными не только как выдающийся архитектурный памятник, но и как сложнейший археологический комплекс: в напластованиях под ним прослеживаются и отложения поселения раннежелезного века, и разновременные строительные горизонты с многочисленными захоронениями исторических лиц.

В усыпальнице древних властителей

Архангельский собор был главным храмом-усыпальницей древней Москвы: внутри него 54 погребения великих князей и царей - от Ивана Калиты, собирателя русских земель, первым завещавшего похоронить себя здесь, до императора Петра II, скончавшегося в Москве в 1730 г. от черной оспы. В дьяконнике, за иконостасом погребены Иван IV Грозный и сыновья его Федор и Иван (саркофаги их стоят в одном ряду), а к востоку за ними, уже в приделе Иоанна Предтечи, находится гробница М. В. Скопина-Шуйского, героя освобождения Руси, выступившего против «тушинского вора».

С работами по техническому укреплению несущих конструкций здания собора было связано вскрытие этих гробниц, которое проводилось весной 1963 г. Стало очевидным, что без понижения современной поверхности пола нельзя устранить деформацию стен и сводов придела и восточной стены апсиды; тогда-то и было решено использовать эти работы для археологического и антропологического изучения останков в гробницах, вскрыть саркофаги в этой части собора. Министерство культуры СССР создало специальную комиссию во главе с профессором А. П. Смирновым; археологические исследования были поручены Н. С. Владимирской, а антропологические и анатомические работы - лаборатории пластической реконструкции Института этнографии Академии наук СССР, руководимой М. М. Герасимовым.

Сегодня для науки бесспорен факт, что обширную информацию о внешности человека, об его индивидуальном облике несут кости черепа. И именно М. М. Герасимов (1907 - 1970) впервые в мире нашел оригинальный метод «чтения» этой информации, дающий возможность воссоздания физиономически точного портрета. Достоверность метода неоднократно проверялась и была доказана фактами долголетней практики - и в исторической науке, и в криминалистике. Новым этапом в деятельности ученого и его лаборатории стали исследования в Архангельском соборе. При вскрытии гробниц велась точнейшая фиксация каждой стадии исследования (подробные описания и обмеры, зарисовки, фото- и киносъемка, медицинская экспертиза). А затем последовало анатомо-антропологическое исследование в лабораторных условиях и создание скульптурных реконструкций.

Наибольший интерес и ученых, и широкой общественности вызвало воссоздание облика Ивана Грозного.

Портрет Ивана Грозного

…Ни одно лицо средневековой русской истории не привлекало такого внимания художников и скульпторов, драматургов и актеров, как Иван IV. Вызывали интерес сочетание в его яркой натуре самых противоположных свойств, значительность и трагизм событий, связанных с этим именем. Вспомним его - властного, величавого у Виктора Васнецова, страшного в своем горе и раскаянии у Ильи Репина, мудрого царя-монаха у М. Антокольского, психологически проникновенного, трагедийного в исполнении Федора Шаляпина, полного эмоционального напряжения в образе, созданном Николаем Черкасовым.

Древние изображения Ивана IV малодостоверны и противоречивы. Большинство их гравировано за границей, причем одни совершенно фантастичны, другие изображают вместо Ивана его сына Василия. Более поздние изображения вообще недостоверны - иностранцы представляют царя как хитрого, жестокого азиата в косматой шапке. Единственный прижизненный портрет, выполненный неизвестным русским художником и вывезенный впоследствии в Копенгаген, написан в условной, почти иконописной манере - это так называемая парсуна.

А вот что рассказывают о внешности царя современники. Молодой Иван был высок ростом, строен. У него были высокие плечи, крепкие мышцы, широкая грудь, длинные усы, густая рыжеватая борода. Небольшие серые глаза глядели проницательно и были полны огня. В общем, лицо было не лишено приятности. Но к 34 годам царь так изменился, что нельзя было узнать его: в лице появилась мрачная свирепость, все черты исказились, их выражение становилось все более и более угрожающим. Таков был Грозный в период опричнины - времени крайнего обострения его отношений с боярством, одной из самых мрачных страниц русской истории.

Много загадок для историков таили последние годы Ивана IV, спорна была причина его смерти (вскоре после внезапной кончины Грозного прошел в народе темный слух, что Ивана задушили бояре Богдан Вельский и Борис Годунов). Но когда была сдвинута плита саркофага и ученые приступили к исследованию останков Ивана IV, эта версия сразу отпала: хрящи гортани отлично сохранились. Не подтвердились и предположения об отравлении. Зато образования на костях - наросты остеофиты - свидетельствовали о серьезной болезни позвоночника. Обнаружилась и чрезвычайно редкая особенность черепа - у Ивана IV молочные зубы выпали лишь после 50 лет, а за два года до смерти выросли новые резцы. А причина смерти? Диагноз ученых, поставленный спустя четыре столетия, гласил: сердечно-сосудистое расстройство, а затем инфаркт в результате малой подвижности, невоздержанности в еде, злоупотребления алкоголем. Десятки существенных деталей обнаружил анатомический анализ. И постепенно возник первый действительный портрет 54-летнего московского царя.

Перед нами могучий, крупный, очень сильный и при этом тучный человек (по антропологическому определению, вес Ивана был не менее 95 кг, а рост составлял 178 - 179 см). Узкое лицо с мрачными, изможденными чертами. Невысокий нахмуренный лоб бороздят морщины. Под близко поставленными глазами мешки. Сильно выступающий кривоватый, с горбинкой нос нависает над сжатым в нервно-брезгливой гримасе ртом. Так выглядел Иван IV - полководец и реформатор, политик и публицист и одновременно олицетворение жестокости и деспотизма российского самодержавия.

Антропологический облик Ивана IV оказался ближе всего к так называемому динар-скому типу, характерному для западных славян. Это объясняется происхождением его матери, Елены Глинской, в числе предков которой были поляки. При вскрытии гробницы Ивана IV скелет был обнаружен в остатках монашеской схимы с клобуком - перед смертью царь принял пострижение в монахи. Но М. М. Герасимов после консультаций с историками решил не изображать царя-монаха, а «одел» его в расшитую льняную рубашку - по образцу восстановленной реставраторами рубахи, обнаруженной в погребении его сына Федора.

А какие археологические находки найдены в погребении грозного царя? Вскрытие его гробницы рассеяло еще одну легенду. «Царя похоронили в церкви Михаила Архангела, украсив его тело драгоценностями, камнями, жемчугом, ценой 50 тысяч фунтов. Двенадцать граждан назначались каждую ночь стеречь его тело и сокровища, предназначенные в дар святым Иоанну и Михаилу Архангелу», - писал Джером Горсей, английский дипломат, побывавший в Москве в конце царствования Грозного. В саркофаге Ивана IV оказался лишь бокал голубовато-синего венецианского стекла, стоявший как сосуд для благовонного миро. При жизни царя это был, вероятно, один из любимых предметов его личного обихода. Кубок очень наряден - расписан ярким трехцветным узором и поверху имеет золотую окантовку. Других драгоценностей в погребении не содержалось. Между тем анализ кирпичной кладки надгробных сооружений и самих белокаменных саркофагов со всей достоверностью подтвердил, что захоронения Ивана Грозного и его сыновей никогда прежде не вскрывались. Правда, в конце прошлого века при устройстве отопления или в начале XX века при устройстве нового гранитного пола попытка вскрыть гробницы была предпринята - по всей вероятности, строителями, но сделать этого им не удалось, и сами захоронения не получили никаких повреждений. Лишь от естественных условий - в основном из-за гигроскопичности известняковых саркофагов, в которых скапливалась вода, сохранность костей черепа в погребениях царевича Ивана и князя Скопина-Шуйского оказалась очень плохой, выполнить по ним реконструкции не удалось. Реконструирован был еще лишь облик царя Федора, наследника Грозного.

Последний из рода Калиты

Современники сообщают, что царь Федор был «мал». Небольшой рост, как показали анатомические исследования скелета Федора, сочетался со своеобразным строением тела. Маленькая голова сидела на ширококостном туловище. Федор был похож на отца, но похож как-то утрированно - в лице последнего царя из династии Калиты, портрет которого также воссоздал по черепу М. М. Герасимов, есть нечто хищное - тонкий нос, круглые совиные глаза.

Царствование Федора Ивановича после бурного правления Ивана Грозного казалось тихим и безмятежным. Царь много времени посвящал богомолью, отстаивал долгие службы, звонил в колокола. «Он тяжел и не деятелен, но всегда улыбается. Что касается других его свойств, то он прост и слабоумен», - характеризовал царя Джильс Флетчер, английский посланник. Федор уже при жизни прослыл царем «освятованным», готовящимся к будущему «вечному житию».

Таков он и на живописном портрете-парсуне, хранящейся в Историческом музее в Москве. Парсуна по художественному стилю определенно датируется XVII веком, т. е. ее не могли писать с натуры. Между тем формы лица на парсуне и восстановленной по черепу реконструкции обнаруживают поразительное сходство - совпадает множество деталей в строении носа, рта, глаз и общей гамме асимметрии. Значит, источником для создания этого портрета, безусловно, явилась другая парсуна, писанная при жизни царя, - такое заключение уверенно сделал М. М. Герасимов. По антропологическим данным, Федор, как и Иван IV, был близок динарскому типу, но некоторые черты его черепа более резко, чем у отца, соответствовали средиземноморскому типу, унаследованному от прабабушки - Софии Палео-лог, гречанки, племянницы последнего византийского императора.

…На безвольном «освятованном» Федоре пресекся род московских государей из дома Калиты, гордившихся своей родословной и производивших себя от легендарного князя Рюрика. Истинный, весьма выразительный облик последних Рюриковичей и представили реконструкции талантливого советского скульптора-антрополога.

Завершились научные исследования, последовавшие за археологическим вскрытием, а затем останки царей Ивана IV и Федора, царевича Ивана и Скопина-Шуйского, пропитанные воском с канифолью, были вновь возвращены в саркофаги, причем в каждую гробницу вложен памятный документ с подробным описанием проведенных исследований. Тексты, написанные тушью на пергаменте, были вложены в стеклянные, наполненные инертным газом аргоном капсулы и запаяны. Одежды же, восстановленные реставраторами из буквально рассыпавшихся в руках тканей, и сосуды из царских погребений стали уникальными экспонатами музеев Кремля.

А что нового может сообщить современная историческая наука о существующих доныне башнях, венчающих крепость на Боровицком холме? Историю строительства, представления о первоначальном облике ряда стрельниц кремлевской твердыни существенно дополнили археологические раскопки и изыскания реставраторов.

Обновляя красоту первозданную

Не раз за свою долгую историю обновлялся краснокирпичный Кремль, воздвигнутый во время Ивана III и ставший величайшим и неповторимым памятником. Лишь в XIX веке строительные леса обступали его стены трижды. После Отечественной войны 1812 г. восстановление стен и башен затянулось на целых два десятилетия. Во время большой реставрации середины прошлого века башни укрепили, а стены вычинили снаружи и внутри и выбелили, как в XVII веке. После Великой Октябрьской революции началась последовательная научная реставрация памятников Кремля. После переезда Советского правительства из Петрограда в Москву внимание и заботу о сохранении кремлевских сооружений проявлял В. И. Ленин. В марте 1918 г. он дважды прошел по стенам крепости, ознакомился с состоянием каждой из башен. Средства на реставрацию Кремля по инициативе Ленина выделялись даже в тяжелейшие годы гражданской войны и хозяйственной разрухи в стране.

Невиданными по масштабу стали грандиозные реставрационные работы 1973 - 1979 гг., когда сооружения Кремля были не только заново укреплены, но тщательно обследованы и очищены от случайных наслоений, а наряд всех 20 башен полностью обновился. Практически к каждому камню и кирпичу - из тысяч и тысяч их в кремлевских стенах - прикоснулись руки мастеров Всесоюзного производственного научно-реставрационного комбината Министерства культуры СССР (главный архитектор проекта реставрации А. В. Воробьев).

С реставрационными работами были связаны инженерно-геологические изыскания и архитектурно-археологические исследования. По всему периметру стен и у подножия каждой башни закладывались шурфы, и полученные материалы во многом дополнили историю кремлевского крепостного строительства.

Исключительный научный интерес представляют исследования двух башен на Неглинной - предмостной Кутафьи и Угловой Арсенальной, о результатах изучения которых, и прежних и новейших, мы и расскажем.

Прошлое Кутафьи башни

Шумный поток экскурсантов вливается в широкий проем арки и, проследовав по зубчатому мосту в Троицкие ворота, оказывается у самого Дворца съездов.

Проходная массивная, овальная в плане башня не имеет покрытия, а стены завершены пролетами кружевных фронтонов с балясинами - характерным украшением XVII века. Такова сейчас самая низкая из башен Кремля (высота ее вместе с украшениями 13,5 м).

Кутафья - неуклюжая, так объясняют историки название этой самой «некрепостной» на вид башни. Приглядевшись, однако, мы сразу же обнаружим вверху ее машикули - навесные бойницы, внутри проезда - арки-печуры, служившие для нижнего боя, а налево от проезда видна и заложенная дверь от лестницы в толщу стены. Наконец, над боковыми фасадами до сих пор заметны продолговатые гнезда для механизмов подъемного моста. Вывод ясен: это, безусловно, оборонительное, а не декоративное сооружение. Кутафья - единственная сохранившаяся, хотя и в весьма измененном виде, отводная стрельница - предмостное укрепление Кремля.

Что известно об истории Кутафьи? В древности у Троицких ворот начиналась важная торговая дорога - в Великий Новгород (через Волоколамск). Для проезда по этой Волоцкой дороге у стен Кремля и был переброшен арочный мост через Неглинную - древнейший каменный мост в Москве, для защиты которого и сооружена Кутафья. Впоследствии одновременно с сооружением Троицкой башни она была перестроена.

Современные ворота Кутафьи выходят прямо на запад - к Манежу и дальше, на проспект Калинина. Между тем на Годуновском плане XVI века можно видеть, что первоначально башня не имела прямого проезда на улицу, а был лишь боковой - на север (современное направление к площади Революции). По рисункам на планах очевидно также, что въезд в эту зубчатую башню, изображенную с четырехскатным покрытием, шел не с уровня земли, а выше.

Впервые это подтвердили археологические раскопки, которые позволили выявить конструкцию отводной стрельницы и дали о ней детальное представление (работами экспедиции Музея истории и реконструкции г. Москвы, проводившимися в 1956 г., руководил М. Г. Рабинович).

Вскоре после начала работ у северной стены на первом же метре открылся сложенный из большемерного кирпича цоколь башни. Кирпич составлял ровный откос до глубины 5,6 м, а затем переходил в белокаменную кладку. Лишь на 7-метровой глубине от современного уровня залегал фундамент башни, сложенный из глыб дикого камня. Значит, первоначальная высота Кутафьи над уровнем земли была на целых 7 м больше, чем сейчас, и составляла около 18 м.

При расчистке наносного грунта уже на верху цоколя обнажилась белокаменная арка ворот, а вскоре открылась каменная вымостка древней проезжей части башни (причем сохранились даже выбитые колесами колеи). И эта проезжая часть была когда-то на 6-метровой высоте от поверхности земли. Значит, въехать в Кутафью можно было лишь по наклонному мосту, часть которого у башни была подъемной.

Ниже, прямо у цоколя, была открыта более поздняя по времени, чем подъемный мост, бревенчатая конструкция. Мощные бревна, сложенные «в обло», составляли здесь в плане треугольник - это был первый регулярный съезд из ворот на берег реки Неглинной. В начале XVII века, во время боев с польской шляхтой, этот сруб сгорел, и его сменила постоянная белокаменная бутовая кладка, конструкция которой также была зафиксирована. Свой декоративный вид - с ажурным верхом - Кутафья получила уже в самом конце XVII века, когда в ней были пробиты прямые, существующие и сейчас ворота, а в 1870 г. был разобран ветхий свод, и башня осталась открытой.

Каков был западный въезд в Кремль

Во время последних реставрационных работ архитектурному обследованию подвергся весь комплекс западного въезда в Кремль - Троицкая башня, Кутафья и соединяющий их Троицкий мост. В монументальной 80-метровой Троицкой башне - самой высокой среди башен Кремля - в древнейшей кладке были выявлены бойницы нижнего, подошвенного боя. Интереснейшие открытия были сделаны и при исследовании каменного моста. Внутри позднейшей кладки за облицовкой XIX века обнаружились торцевые стенки моста древней крепости - Старого Каменного. При исследовании Троицкого моста в основании его обнаружили сложную инженерную систему двухъярусных арок, сооруженных по принципу римских акведуков; эта система использовала естественную тягу воздуха для размораживания кладок весной.

Об истории строительства рассказали реставраторам и кладки башни Кутафьи. Как показали архитектурные изыскания, Кутафья с самого начала являлась не только передовым бастионом, но и неотъемлемой частью всего комплекса западной фортификации. Подковообразная башня была окружена водяным рвом и лишь с востока, со стороны Кремля, соединялась с Троицким мостом при помощи надвигавшегося на него деревянного настила. В Троицкую башню можно было попасть только по подъемному мосту, который опускался с отводной стрельницы. У Кутафьи полностью сохранились белокаменные блоки, являвшиеся опорой шарнирного устройства для деревянных рычагов подъемных мостов; первоначально такие мосты предполагалось устроить также и с северной, и с южной сторон, но, как показали исследования, действовала система только с севера - в направлении к Волоцкой дороге. Внутри башни отчетливо прослежено два боевых яруса, причем на верхний можно было подняться по двум внутристенным лестницами (каждая с двумя маршами); следы этих ходов выводили к зубцам, завершавшим башню. Подошвенный бой - нижние амбразуры находились в древней кладке в 80 - 90 см от земли. Детальное обследование позволило архитектору А. В. Воробьеву уточнить дату возведения Кутафьи и представить доводы в пользу того, что эта сторожевая башня была поставлена одновременно с Троицкой башней и каменным мостом в 1495 - 1499 гг.

На протяжении веков менялся облик предмостной Кутафьи, но первоначально это была отнюдь не приземистая и неуклюжая башня, а мощное и суровое крепостное сооружение.

Тогда, может быть, иначе истолковывается ее название? Исследователь Кутафьи М. Г. Рабинович отказался от значения «неуклюжая» и производит ее название от слова «кут» (угол); можно предположить, что еще во времена дубового града Калиты (когда и сам Кремль впервые назван Кремлем) в этом месте находилась угловая - кутная - башня, имя которой впоследствии перешло к предмостному укреплению.

У слова «кут», однако, имеется в русском языке и еще один смысл - полуостров, образуемый водой (см. у А. Г. Преображенского в «Этимологическом словаре русского языка»). Происхождение названия «Кутафья» в этом значении слова, как нам кажется, лучше согласуется с историческими фактами. Уровень воды в Неглинной в XVI - XVII веках был высоко поднят плотинами, и река почти окружала Кутьфью. Кстати, раскопки у Кутафьи обнаружили и не раз менявшиеся свайные укрепления берега у башни, причем на некоторых бревнах имелись углубления с перемычкой,. предназначенные для привязывания лодок.

Археологическое и архитектурное изучение вросшей в землю Кутафьи дало представление и о конструкции других исчезнувших отводных стрельниц Кремля, стоявших у Константино-Еленинских и Тайницких ворот.

Оконница, плошки и… калита

При исследовании Троицкой башни и Кутафьи был сделан целый ряд интересных находок, в том числе архитектурных деталей и бытовых вещей. В стене Троицкой башни из каменного «мешка» была извлечена узорчатая слюдяная оконница со следами росписи, обломки чернолощеного сосуда, узкое горлышко стеклянного сосуда, каменный точильный брусок… В засыпке замурованных внутристен-ных лестниц башни Кутафьи оказалось множество обломков керамических подсвечников и светильников - плошек для фитилей. Позднее подобные плошки широко использовались для иллюминации на открытом воздухе, что поэтически отмечено в «Евгении Онегине»:

…Усеян плошками кругом

Блестит великолепный дом.

И конечно, и в древних помещениях, и при обследованиях кладок, и под арками Троицкого моста найдены многоцветные изразцы, большемерный кирпич и белый камень, черепица и керамические плитки. Эти находки чрезвычайно важны для реставраторов, так как дают возможность восстановить облик древних сооружений.

Нельзя не упомянуть и о самой занятной находке при археологических раскопках, которые проводил музей Москвы, - вещь эта прочно вошла в анналы московской археологии.

«Калита» - этот архаизм закрепился в нашей речи благодаря прозвищу московского великого князя Ивана Даниловича. «Калита» значило «кошель» или «сума». Кожаная сумка подвешивалась к поясу, в ней держали и деньги, и разнообразные предметы повседневного быта. Вот такая-то изящная калита конца XV - начала XVI века оказалась у моста Кутафьи под мощным слоем речного ила. Как попала в воду эта ценная вещь? Разгадка оказалась несложной. Ремешок сумки был косо обрезан острым ножом. Не иначе злой «тать» пытался срезать калиту в толчее на узком мосту, но оказался не очень ловок, и сумка свалилась в воду. Однако и владелец калиты, судя по ее содержимому, вряд ли заслуживал большего сочувствия. В сумке оказался средневековый острый стилет - кинжал с коническим клинком - и кубик с точками на гранях от одной до шести - кость для азартной игры в «зернь». По-видимому, и вор, и пострадавший были «лихими» людьми, достойными друг друга.

Калита со стилетом и игральной костью

Историки отмечают, что Неглинная в нижнем своем течении с древних времен и вплоть до французского нашествия считалась «гиблым местом». И. Е. Забелин писал, что в конце XVII - начале XVIII века Старый Каменный мост у Троицких ворот «известен был всей Москве, как первое разбойное место. Под его клетками или сводами постоянно жили в самовольно построенных избах всякие воры, мошенники и душегубцы, так что возле Неглинной, в этой местности, опасно было не только ходить, но даже и ездить». Находка как бы подтвердила мрачную славу местности. Пропавшая 500 лет назад сумка оказалась на редкость интересным произведением московского кожевника, является свидетельством высокого мастерства. Тонкая кожа ее сложно скроена и украшена великолепным орнаментом из прорезей и аппликаций.

Из кладезя Собакиной башни

Угловая Арсенальная башня, заложенная в 1492 г. возле двора бояр Собакиных, на протяжении долгого времени, вплоть до постройки Арсенала, звалась москвичами Собакиной. Чтобы построить башню в северо-западном углу крепости, зодчий Петр Антонио Солари выбрал место над водяным ключом. Грозная многогранная башня за своими мощными, 4-метровой толщины стенами и поныне хранит в глубине недр ключ, который был источником для водоснабжения первого кремлевского самотечного водопровода. Летопись П. Н. Крек-шина рассказывает, что соорудили мастера для этого «две отводные стрелницы или тайники и многие палаты и пути к оным с перемычки по подземелью на основаниях каменных водные течи, аки реки текущя через весь Кремль град осадного ради сидения». Ключ, заключенный в сосновый сруб, был необыкновенно обилен водой, и когда в 1894 г. решили было откачать ее, как потом описывал это происшествие историк Кремля С. П. Бартенев, вода без удержу прибывала «каждые 5 минут на 2 с половиной вершка», заливала все помещения подземелья и утекала через ход в стене под Арсенал. Ключ, таким образом, оказался сильнее помпы - приток воды, как подсчитали инженеры, составлял около 10 - 15 л в секунду. Достопримечательно, удивлялся Бартенев, что обилие воды оставалось совершенно безвредно для самой башни и внутри ее не было и признаков сырости (здесь долгое время хранился архив). В древности из башни существовал подземный потайной выход к реке Неглинной; впоследствии его заложили, но глубокая сводчатая просторная палата до сих пор существует под башней, причем лежит она ниже фундамента кремлевской стены, выложенного из глыб белого камня. Подземные ходы в таинственном подземелье искали и Н. С. Щербатов в конце XIX века (с чем и связана была попытка откачать воду), и И. Я. Стеллецкий в XX веке при поисках библиотеки Ивана Грозного (речь об этой загадке кремлевских недр пойдет дальше). А в наши дни, во время реставрационных работ 1975 г., древний кладезь в подземелье башни «преподнес» ученым интереснейшие археологические комплексы.

Казалось бы, какие древние сокровища может скрыть деревянный сруб, заключенный в более позднее время в белокаменную чашу? Ведь столько раз в башне велись разнообразные земляные работы и колодец много раз должны были чистить… Однако, к удивлению строителей, уже в начале расчистки из него извлекли около двухсот белокаменных ядер. Крупные, до полуметра в диаметре, ядра во времена закладки башни употреблялись для метания с помощью «пороков» - механических пращей, камнеметов. Конечно, можно было и просто сбрасывать эти тяжелые каменные шары с высоты на осаждавшего врага. Так что нет ничего странного в том, что ядра хранились в подземелье башни, а позднее за ненадобностью их могли сбросить в колодец.

Самые замечательные находки таились однако ниже, под завалом ядер. В бадье, поднятой с глубины 4,65 - 5 м, оказались предметы воинского снаряжения - два шлема, четыре стремени, кольчужные доспехи. Наибольший интерес представляют среди находок шлемы - шишаки. Эти боевые наголовья богато украшены - имеют чеканный узор, у одного из них даже с серебряной инкрустацией. По характеру сложного орнамента можно заключить, что это изделия русских мастеров. Обнаруженные шишаки уникальны - по мнению А. Н. Кир-пичникова, они датируются 1500-ми годами, т. е. являются старейшими русскими и вообще древнейшими из известных в Европе произведений такого рода (на Руси такими наголовьями защищались всадники).

Но каким же образом изделия бронников оказались на дне колодца? Об этом, конечно, можно лишь предполагать. Шишаки и стремена, несомненно, были завернуты в кольчужные «пансыры» - по всей вероятности, их пытались лишь на время укрыть в колодце. Находки стали замечательным «кладом» для специалистов по оружию, а прораб В. Бугрий и рабочий В. Песков, которые их обнаружили, получили благодарность от Министерства культуры СССР.

Археологов, ведущих раскопки в Москве, постоянно спрашивают о библиотеке Ивана Грозного - судьба этой загадочной «либереи» давно вызывает огромный интерес книголюбов. Этому вопросу посвящено немало серьезных научных работ и множество полемических журнальных и газетных статей, популярных беллетристических очерков и даже детективная фантастическая повесть для юношества. Не раз безуспешно искали книжные сокровища и авторитетные ученые, и отчаянные авантюристы. Но внимание к увлекательной проблеме по-прежнему не уменьшается.

Существовала ли легендарная библиотека, каковы свидетельства современников?

Очевидцы таинственной библиотеки

Историкам хорошо известны «Сказания о Максиме философе» - существует более 250 старинных рукописей (XVII - XVIII веков), связанных с его именем. Когда Максим Грек - афонский инок, знаменитый своей ученостью, - приехал по приглашению великого князя в Москву, он увидел в «книгохранительнице» Василия III, отца Ивана IV, такое бесчисленное количество греческих книг, что «и в Греции не сподобился увидеть такое множество». Далее «Сказания» описывают, в какой восторг пришел от сокровищ Максим. Философ усердно принялся за изучение этих книг и многие из них перевел с греческого языка на славянский. Но через несколько лет он был оклеветан, признан еретиком и заточен митрополитом в монастырские темницы. Вот почему дальнейший рассказ о библиотеке в рукописях отсутствует.

Эти книги, которые видел Максим Грек, по тем же «Сказаниям», были вывезены из осажденного турками Константинополя и попали на Русь с женой Ивана III, греческой царевной Софьей Палеолог - наследницей византийских императоров.

Иван IV, образованнейший человек своего времени, писатель, знаток классических древностей, несомненно, приумножил дедовское книжное наследство - покупал книги, получал их в дар.

Рассказ более позднего, чем Максим Грек, очевидца библиотеки - юрьевского пастора И. Веттермана - оказался включенным в «Ливонскую хронику» рижского купца и бургомистра Франца Ниенштедта (начало XVII века). В 1565 г. Иоганн Веттерман вместе с другими иностранцами, понимавшими по-русски, был призван московским царем в Кремль, где дьяки показали им «либерею» - греческие, латинские и древневосточные книги, хранившиеся близ царских покоев «в двух сводчатых подвалах». «Среди книг были древние авторы, на которых ссылаются многие писатели, - вспоминал потом пастор, - но произведения которых не сохранились - погибли и сгорели в прежних войнах». Веттерман говорил, что, хотя он и беден, но отдал бы все свое имущество, даже детей, только бы эти книги были в протестантских университетах. Веттерману и трем его друзьям предложили перевести книги, обещая большое жалование и почет. Но иностранцы опасались, что «не смогут избавиться от этой работы до самой смерти», и потому сказались несведущими. Хитрецов отпустили, а запыленные фолианты вновь были спрятаны под «тройные замки» в подвалы, и следы «либереи» на этом теряются.

О составе библиотеки стало известно из черновой неоконченной описи анонимного автора, случайно обнаруженной в архиве профессором Юрьевского университета X. X. Да-беловым в 20-х годах XIX века. На старинных пожелтевших листах рукой безвестного немецкого пастора вкратце перечислялись уникальные книги, виденные им в библиотеке Ивана Грозного. Две из них, он, по его словам, по просьбе царя перевел. Автор списка видел в царской библиотеке около 800 рукописей - греческих и латинских манускриптов на тонком пергаменте, с золотыми переплетами. Вместе с Ливией, Цицероном, Тацитом, Аристофаном в списке значились и полностью утраченные авторы - Гелиотроп, Заморет, Эфан и многие другие.

Чрезвычайно любопытен и ряд других известий, свидетельствующих, что в царской библиотеке были не только книги греческие и латинские, но и драгоценные рукописи на восточных языках. Так из посольской книги выяснилось, что хан ногайский просил у Ивана IV сочинение по космографии «Чудеса природы» знаменитого арабского естествоиспытателя Захария Казвини, и московский царь приказал найти эту рукопись в своих «казнах» (кладовых). Описи царского архива называют также «книги татарские», а по свидетельству Арку-дия и Сапеги (XVI век) католический Рим знал о редчайших греческих рукописях в Москве.

Таким образом, разноязычные источники подтверждают, что «слава библиотеки гремела далеко за пределами Московского государства, и все, нуждавшиеся в какой-нибудь редкой книге, надеялись найти ее у московского царя», - указывал академик А. И. Соболевский.

Полемика продолжается

Развитие любой науки немыслимо без дискуссий ученых. Нет ничего удивительного, что среди историков нашлось немало скептиков, вообще отрицавших возможность существования большой домашней царской библиотеки. В самом конце XIX века с суровой критикой свидетельств о библиотеке Ивана Грозного выступил крупный знаток архивов С. А. Белокуров. В своей монументальной, свыше 800 печатных страниц, сводке «О библиотеке московских государей в XVI веке» он взял под сомнение свидетельство «Хроники» Ниенштедта, счел «Сказания» о Максиме Греке не заслуживающими внимания как памятник позднего происхождения, объявил подделкой список неизвестного, найденный профессором Дабеловым. И закипела дискуссия…

Против теории Белокурова сразу же выступил в защиту источников академик А. И. Соболевский. Большинство доводов Белокурова он признал неубедительными. С тех пор прошло много лет, и у сторонников библиотеки появилось немало новых аргументов. В Тартуском архиве нашелся ряд документов о личности Иоганна Веттермана - воспоминания его современника удостоверили точное время возвращения пастора из Москвы и возможность встречи с Ниенштедтом, которому он и сообщил известные сведения о библиотеке; подтвердилась точность других деталей его рассказа.

Интересные исследования появились в последние десятилетия о личности прежде легендарного Максима Грека. Бельгийский историк Илья Денисов установил, что настоящее имя средневекового ученого - Михаил Триволис. В выпущенной в Париже книге «Максим Грек и Запад» Денисов сумел доказать, что анонимным автором «Жития Максима Грека» был не кто иной, как князь Андрей Курбский - ученик Грека и друг юности Ивана IV. Убежденным приверженцем существования библиотеки являлся крупнейший советский историк академик М. Н. Тихомиров. Его ученик, доктор исторических наук А. А. Зимин, объяснил спорные места и в «Хронике» Ниенштедта, и в «Сказаниях» о Максиме Греке.

Значит, библиотека московских царей вовсе не миф, а действительно величайшее, не дошедшее до нас культурное сокровище? Какова же тогда ее судьба? На сей счет мнения ученых до сих пор разноречивы.

По предположению крупнейшего историка Кремля И. Е. Забелина библиотека трагически погибла во время одного из опустошительных кремлевских пожаров: в Степенной книге записано, что погибли при пожаре «многие книги греческие, дивно и преизрядно украшенные…».

Тайники в недрах

И тем не менее и поныне распространена заманчивая гипотеза о том, что библиотека сохранилась в целости, что она замурована в кремлевских подземельях. Не раз, начиная с петровских времен, предпринимались попытки раскопок в Кремле с целью найти ее. В конце прошлого века для поисков библиотеки московских государей даже специально прибыл из Страсбурга профессор Эдуард Тремер. Целый ряд подвалов вскрыл он в подклете Теремного дворца, пока не оставил всякие надежды найти книжные сокровища. Многократно и безуспешно уже в XX веке штурмовал «великое искомое» неистовый кладоискатель и спелеолог И. Я. Стеллецкий. Между тем забытые древние подземелья, не значившиеся ни на каких планах, обнаруживались в Кремле не раз. Волнение у историков, например, вызвал в 1882 г. провал после сильного дождя мостовой близ места, где установлена Царь-пушка. Под землей неожиданно оказалось белокаменное помещение, причем внутри его было так сухо, что книги здесь могли бы пролежать долгое время. При больших земляных вскрытиях, реставрационных работах археологи и в наше время встречали немало подклетов - нижних ярусов сооружений, глубокие подвалы древних зданий. Обнаруживались при археологических наблюдениях и подземные ходы. Так, несколько лет назад сотрудники музеев Кремля у Набатной башни проследили древний сложенный из белокаменных блоков ход, который шел вдоль крепостной стены по направлению к бывшему Вознесенскому монастырю.

Чрезвычайный интерес представляет участок Кремля, занятый Большим Кремлевским дворцом, - он еще отнюдь не полностью изучен ни в археологическом, ни в архитектурном отношении. На этой площади есть до сих пор не раскрытые подземные помещения. Здесь полтора десятилетия назад были обнаружены палаты, часть которых относится к великокняжескому дворцу начала XVI века. Из одной палаты начинался выложенный камнем подземный ход. Главный архитектор музеев Кремля В. И. Федоров обратил внимание и на то, что у Благовещенского собора толща кладки такова, что в ней могут размещаться небольшие помещения, а ведь именно подклет собора в древности предназначался для хранения сокровищ московских великих князей.

Изучение Кремля продолжается. Исследования этого выдающегося памятника вне сомнения обогатят еще историю Москвы многими замечательными открытиями.