Один праздник сегодня иностранный, другой отечественный.
В Мексике гуляют Dia de Мuertos, День Мертвецов. Традиция нехристианская, тянется с докортесовых времен. Ацтеки верили, что в этот день души покойников навещают живых потомков. Мексиканцы таким гостям рады, совсем их не боятся, поэтому праздник вполне веселый, хотя непривычному человеку смотреть на карнавальные шествия со скелетами и черепами жутко. Зато это еще живописней привычного нам Хэллоуина.
Россияне же 1 ноября, если верить календарю, отмечают другую жуть — День Судебного Пристава.
Выбирайте, какое из этих празднеств вам больше по душе. Если День Пристава — выплатите сегодня все долги.
Если Dia de Мuertos — нестрашно попугайте родственников, полейте кактус и выпейте текилы.
Еще можно послушать прекрасную и страшную мексиканскую песню про плачущего призрака La Llorona.
У нас опять роковая дата. Музыкальное сопровождение российской истории — вообще какой-то тяжелый рок, вечный «Дым над водой».
2 ноября 1721 года Петр Великий принял титул Отца Отечества (то есть, получается, дедушки своих подданных, ведь они дети Отечества) и провозгласил себя императором.
Я уже писал на одной из предыдущих страничек, что победа в Северной войне оказала России дурную службу, а Швеции, наоборот, в итоге пошла во благо — повернула эту задиристую державу с воинственного пути на созидательный. Последствия превращения России в империю сказываются и сегодня, триста лет спустя.
Что царю захотелось именоваться еще и императором — это четверть беды, пару лет спустя императора похоронят. Но бедная Россия после него так империей и останется. Это состояние принесет ей гораздо больше бед и тягот, чем триумфов и трофеев. От большинства других исторических империй Российская отличается тем, что из нее получилась великая держава маленьких людей, то есть всё вместе великое и могучее, а каждый человек по отдельности — никто и ничто. Медный Всадник будет гоняться за бедными Евгениями и затаптывать их в булыжник своими тяжелыми копытами, а русская литература сочтет своей миссией защиту «маленького человека» от металлического кентавра. Униженных и оскорбленных будет предостаточно во все эпохи.
Великой является страна, которая помогает своим людям быть большими — вот истина, которая никак не приживется на российских просторах. 2 ноября — правильный день, чтобы ее осознать.
Здравствуйте, меня зовут Борис Акунин. Я — графоман.
В сущности все пишущие прозу или стихи люди — графоманы, это ведь оценочное суждение. С точки зрения Льва Толстого и Шекспир — графоман, а с точки зрения Набокова графоман — автор «Доктора Живаго». «Графоманией» литературное произведение называет тот, кому оно не нравится. Всегда можно про такого критика сказать себе: да он просто дурак (или еще не дорос, или завидует).
Если самому тебе собственное сочинение — норм, этого в принципе достаточно.
Те, кто сочиняет прозу или стихи (даже в жанре «поздравляю и желаю»), нынче у нас именины. День памяти самого именитого графомана русской литературы графа Дмитрия Хвостова (1757–1835). 3 ноября он улетел на небо, к своим зубастым голубям. (Это Пушкин поиздевался над тем, что у Дмитрия Ивановича голубь разгрызает силок зубами).
Граф впрочем был добрейший и милейший человек. Окружающие только боялись, что он начнет им декламировать свои длинные вирши. Хлеб у других авторов Хвостов не отбивал — издавал собственные сочинения сам, очень красиво.
Мне нравится про него такая история.
Хвостов был женат на дочери Суворова, который своего зятя очень любил. И вот старый генералиссимус помирает, прощается с Хвостовым наедине. Говорит ему слабеющим голосом: «Митя, ты добрый, хороший человек. Ну пожалуйста, перестань выставлять себя на посмешище, не пиши стихов». Граф вышел, утирая слезы. Домашние спрашивают: «Ну что он?». «Совсем плох, бредит», — печально ответствовал Дмитрий Иванович.
А еще Хвостов, подобно Горацию, Державину и Пушкину написал про себя стихотворение «Памятник»:
Восьмидесяти лет старик простосердечный,
Я памятник себе воздвигнул прочный, вечный.
Вот так, братья и сестры графоманы, следует относиться к своим сочинениям. Никто нам не судья.
Не стесняемся, пишем.
Даже странно, что этот день отмечается только раз в году. Всё остальное время, стало быть, можно проводить в состоянии нездравого смысла. Но лучше редко, чем никогда.
Праздник этот относительно свежий, то есть идея о том, что здравый смысл заслуживает почтения, пришла к людям совсем недавно (и к немногим — 4 ноября всенародных манифестаций не наблюдается).
Согласно Аристотелю, здравый смысл (коинэ эстетис) представляет собой качество, отличающее человека от животных, ибо, в отличие от оных, двуногий способен на основании впечатлений, поставляемых пятью «чувствами», делать абстрактное заключение, которое может принести практическую пользу.
Именно этим сегодня и положено заниматься.
Лозунг дня: ни одного поступка, продиктованного порывом или мгновенным импульсом.
Остановились, глубоко вздохнули, взвесили «за и против», семь раз отмерили.
Это очень трудно, но имеет смысл попробовать.
Если за весь день 4 ноября вы не совершили ни одного дурацкого поступка, ни одной даже мелкой ошибки, вы — лауреат. Есть смысл себя за это наградить и угостить. Умеренно, без ущерба для здравого смысла.
Ничего, завтра вернется нормальная жизнь, можно будет существовать как обычно, без занудства.
В этот день чекисты казнили — нет, убили, потому что суда не было — секретного заключенного внутренней Лубянской тюрьмы Сиднея Рейли (1873 — 1925). Это ключевой персонаж моего романа «Собачья смерть», исследующего разницу между «людьми Слова» и «людьми Дела».
Подробно рассказывать о знаменитом шпионе и авантюристе в коротком тексте, я, конечно, не буду. Остановлюсь только на одном обстоятельстве, связанном с этой мрачной годовщиной.
У Рейли был удивительный, загадочный дар вызывать уважение у всех, с кем сталкивала его жизнь. Даже у врагов. Это качество, достойное изучения и зависти. Думаю, им хотели бы обладать многие.
С заклятым противником советской власти чекисты, которые и со своими-то не церемонились, почему-то обращались крайне уважительно, можно сказать церемонно. Его и убили, если так можно выразиться, со всей возможной деликатностью. Повезли покататься на машине, потом повели на пешую прогулку в парк Сокольники. И сзади, без ругани и крика, застрелили. Такое ощущение, что убийце не хотелось смотреть такому человеку в лицо.
Я долго рассматривал на фотографиях глаза Рейли, вчитывался в его письма. Возникает ощущение какой-то уникальной внутренней твердости — того что японцы называют «сэйдзицу», цельность натуры.
Может быть, в этом дело? Или в том, что человек сам себя уважает? Хотя сэйдзицу и самоуважение поодиночке не ходят, они всегда вместе.
Шпионом и авантюристом вроде Сиднея Рейли становиться не нужно. Но всем желаю умения вести себя так, чтоб окружающие уважали. Это или врожденное, или «достигается упражнением».
Об этом думаешь, когда читаешь о битве при Жемаппе, которая состоялась 6 ноября 1792 года.
Это первое сражение революционной войны, в котором французская армия одержала боевую победу. Незадолго перед тем еще было якобы удачное сражение при Вальми, но оно обошлось без драки. Французы успели только спеть «Марсельезу», и пруссаки почему-то отступили — наверное, пение было отвратительным.
При Жемаппе дрались всерьез, кроваво. Убили-покалечили три тысячи человек.
По всему победить полагалось немцам. У них была настоящая регулярная армия, одна из лучших в мире. У революционеров — плохо организованная, недисциплинированная, паршиво вооруженная толпа. Но на одной стороне воевало подневольное «пушечное мясо», а на другой — свободные люди, добровольцы.
Они устояли под ударом, а потом опять запели про «сынов отчизны», генерал Дампьер взмахнул шляпой с перьями, зычно крикнул «Да здравствует народ!», все опять запели, что день славы настает — и свободные люди обратили несвободных в бегство.
Потому что, когда человек по собственной воле, а не из-под палки и не по мобилизационной повестке рискует жизнью, он делается бесстрашным и непобедимым.
Так что «Вив ля либерте!». Свобода делает сильным.
Сегодня сплошные революционные даты. Про главную напоминать не буду, но это еще день рождения вождя Октябрьского переворота Льва Троцкого и великого анархиста Нестора Махно.
А только ну ее, революцию, и революционеров тоже. Есть человек, гораздо менее известный, но вам, обещаю, он понравится больше. Его давайте и помянем.
7 ноября — день подвига Хéсуса Гарсиа Короны (1881–1907).
Этот мексиканский парень работал на железной дороге. На станции Накозари остановился поезд, нагруженный динамитом. Хесус заметил, что на крыше одного из вагонов загорелась солома. Если бы грянул взрыв да сдетонировали все смертоносные тонны, от городка не осталось бы ничего кроме праха. Все бы погибли.
Хесус бросился к паровозу, дал задний ход. Он не спрыгнул и за пределами станции, потому что нужно было поддавать пару — заряд такой мощности разнес бы дома и издали.
Отъехал на сколько успел — на шесть километров.
Потом динамит взорвался. От Хесуса Гарсии Короны ничего не осталось. Только память.
И простодушная народная песня «Паровоз № 501» — про Хесуса и его героическую гонку.
Напарник кричит Хесусу: «Мотаем, сейчас рванет!».
А Хéсус Гарсиа ответил:
«Нет, я поступлю я по-другому.
Невмочь мне подумать, что столько
Погибнет честнóго народу!».
В общем, фильм «Живет такой парень», только с поправкой на реалистичность: «Жил такой парень».
Сегодня родилась Маргарет Митчелл, автор феноменально популярного романа «Унесенные ветром» — в США это all-time бестселлер № 2 после Библии, а суммарный мировой тираж больше тридцати миллионов.
Но эта страничка посвящена не знаменитому роману, а скучающей писательнице и ее ленивому мужу. Да будет известно тем, кто этого не знал, что лень и скука — мощные стимуляторы литературного творчества.
Например, запираете Пушкина в деревне из-за пандемии, поэту скучно и лениво — в результате получаете Болдинскую Осень. Или, допустим, прозаику скучно всем вокруг объяснять, что мир хорошо, а война плохо, да и где найдешь столько слушателей? И Лев Николаевич, сидя в своей Ясной Поляне, пишет на эту тему большой неторопливый роман.
С «Унесенными ветром» вышло так. Однажды колумнистка Маргарет Митчелл повредила лодыжку и оказалась прикована к дому. Ей было очень скучно, нечем себя занять, поэтому она проводила дни в чтении. Читала много и быстро. Бедный муж Джон замучился таскать ей тоннами книги из библиотеки и однажды в сердцах сказал: «Пегги, мне надоело переть на себе тысячи книжек! Ей-богу, напиши уже сама что-нибудь!». И еще притащил пишущую машинку.
Делать нечего. Пегги села и написала.
Это единственное сочинение Маргарет Митчелл. Наверное, когда нога зажила, ей перестало быть скучно.
«Красные дни календаря» 7–8 ноября я здесь не отмечал, потому что терпеть не могу кровавых революций, которые сулят свободу, а приносят диктатуру. Зато 9 ноября, день бескровной революции, сделавшей десятки миллионов людей свободными, обязательно отпраздную.
У нас сегодня Всемирный День Свободы — в память о падении Берлинской Стены в 1989 году. Для немцев же 9 ноября вообще дата судьбоносная, так и называется: Schicksalstag, «Судьбоносный день». Германию от него несколько раз кидало то туда, то сюда. В 1918 году 9 ноября произошла революция. В 1923 — фашистский «Пивной путч». В 1938 — погромная «Хрустальная ночь». А 1989, стало быть, лучшее событие в немецкой истории.
Я ездил в ГДР незадолго перед тем, как это странное государство рухнуло.
Вечером стоял у Стены, освещенной прожекторами. Наблюдал совершенно сюрреалистическую картину.
Мимо патрулировали пограничники с собаками. Молодые ребята кучковались у Бранденбургских ворот, курили, с тоской смотрели на торчащую из-за гребня крышу Рейхстага. Пешком до него минут пять, но восточным немцам легче добраться до Владивостока, думал я.
Разговоры с гэдээровскими коллегами были только о том, валить им или не валить. Только что началось массовое бегство через уже свободную Чехословакию. И все уныло говорили: «Мы не чехи, у нас послушность в крови, наш Рейх будет тысячелетним».
А всего через месяц Стена треснула. Весь мир наблюдал по телевизору, как ее расшибают на куски и растаскивают на сувениры.
С хорошим днем вас!
На мой взгляд, один из серьезных недостатков традиционной российской культурно-поведенческой модели — невежливость. Какие-то внутренние, ментальные проблемы с приватностью, тактичностью и дистанцированием от посторонних, малознакомых людей. Большинство очень легко переходят на «ты», что иногда приятно, а чаще всего — нет.
Инъекция британской сдержанности — в умеренной дозе — россиянам очень не помешала бы. В конце концов много ли вокруг каждого из нас людей, с кем хочется быть по-настоящему близкими? А от всех остальных мы хотим только одного: чтоб не лезли с объятьями и претензиями. Соблюдали вежливость.
Будем сегодня вести себя, как Генри Стенли.
Этот уэльсец, спецкор газеты «Нью-Йорк Херальд», будущий сэр и член британского парламента, в 1871 году отправился в командировку с невозможно трудным, практически невыполнимым заданием — разыскать в неизведанных африканских дебрях бесследно пропавшего путешественника Джона Ливингстона.
Десять месяцев искал, преодолел тысячу препятствий и опасностей. Наконец чудом нашел иголку в стогу сена.
Произошло это поразительное событие как раз сегодня, 10 ноября.
Встречаются стало быть на берегу озера Танганьика два белых джентльмена (других особей этого оттенка кожи на тысячу километров вокруг нет и быть не может). Вы, наверное, подумали, что они закричали «Господи, ни фига себе!!!» или проорали что-то еще более обсценно-экспрессивное, а потом кинулись друг другу в объятья?
Нет. Мистер Стенли сказал мистеру Ливингстону: «Доктор Ливингстон, я полагаю?». Встретились, как в Лондоне на Стрэнде.
Поупражняйтесь сегодня в британской учтивости, попробуйте. Если вас в толпе увидит кто-нибудь из друзей или знакомых, да заорет через улицу: «Васька, ты?!» — сдержанно ответьте: «Константин, я полагаю?».
Очень хороший праздник, который я научился уважать и любить в Англии. То есть не праздник, конечно, как такое можно праздновать? 11 ноября вспоминают всех, кто сложил голову в мировых войнах. Годовщина окончания Первой мировой войны.
Накануне Дня Поминовения повсюду продают или просто раздают красные маки. Их положено прикреплять на лацкан.
Из обеих мировых войн Британия вышла победительницей, но никакого победного ликования и «если-надо-повторим» 11 ноября в воздухе не витает. Лишь память об оборванных жизнях и твердое убеждение, что таких трагедий больше никогда произойти не должно.
К столетнему юбилею Великой Войны ров вокруг Тауэра стал алым от керамических маков. Их было 888.246 — по числу британцев, павших в 1914–1918 годах. Никого не забыли. Каждый цветок кто-то купил за 25 фунтов. Деньги потом пошли на благотворительность.
Я тоже купил два цветка в память о братьях матери, хотя они погибли на другой войне, очень далеко от Тауэра. Это нормально, 11 ноября поминают всех убиенных на поле брани. Тем более что после моих родственников могил не осталось. Они пропали без вести.
Записывайте события своей жизни, впечатления дня и мысли, которые приходят вам в голову. Иначе многое забудется, мало что останется. Помните Марию Башкирцеву.
Эта девушка, прожившая короткую жизнь, всего двадцать пять лет, была одаренной, подававшей большие надежды художницей. Полотно, висящее в знаменитом парижском музее Орсэ, свидетельствует о смелом, как сказали бы в те неполиткорректные времена, «неженском» таланте, которому было тесно в уже поднадоевшем импрессионистском каноне той эпохи.
Но Мария умерла от туберкулеза 12 ноября 1884 года, ее имя в истории изобразительного искусства ушло в петитную категорию несбывшегося. Зато дневник, который Башкирцева вела с подросткового возраста, остался в истории литературы. Это совершенно выдающееся по искренности и чувству произведение, от которого возникает драгоценное, очень редкое при чтении старинных текстов ощущение живого человека и абсолютной вечности его переживаний — хоть в девятнадцатом веке, хоть сейчас.
Мария Башкирцева в своем дневнике фотографирует мгновения, и они становятся нетленными. В авторском предисловии там написано: «К чему лгать и рисоваться! Да, несомненно, что мое желание, хотя и не надежда, остаться на земле во что бы то ни стало. Если я не умру молодой, я надеюсь остаться в памяти людей как великая художница, но если я умру молодой, я хотела бы издать свой дневник».
Всё так и вышло. И всё было не напрасно.
А прочитать дневник М.Б. можно здесь.
Сегодня всем будет трудно. Придется с утра и до вечера быть добрым-предобрым. Наступил День Доброты. Движение это зародилось в Японии, обрело официальный статус в Швейцарии, а оттуда потекло кисельными реками по другим странам.
13 ноября полагается совершать всякие добрые поступки. Как только где-нибудь появится старушка с тяжелой сумкой — кидаться к ней, сшибая с ног конкурентов. Попалась в мышеловку мышка — напоить молоком и отпустить. Увидели по телешоу какую-нибудь пакость — с сочувствием говорите себе: «Наверное, у этих бедных людей очень тяжелая жизнь или единственный ребенок взят в заложники, иначе они бы себя так не вели».
Я, например, утром повернул Четырехликого Будду, стоящего на моем письменном столе, доброй ипостасью. Помогло.
Надо говорить всем комплименты, делать подарки, щедро донатить на разные человеколюбивые, зверолюбивые и природолюбивые проекты. Давать алкашу на опохмел и наркоману на дозу.
К вечеру вы, вероятно, слипнетесь от сиропа, но имейте выдержку. Завтра будет легкий день. Обещаю.
Как я вчера обещал, сегодня у нас день легкий и приятный. Официально он называется “Loosen-up-lighten-up-day”, я бы это перевел как «День Расслабухи и Хорошего настроения».
Он дает вам абсолютно законный повод устроить себе выходной. Ноябрь, депрессивная погода, мир катится в тартарары, все люди смертны, причастный тайнам плачет младенец — а вы в нирване.
Занимайтесь только чем-нибудь духоподъемным, встречайтесь с теми, кто вам мил, все трудные дела отложите на завтра — нумерология будет для них благоприятной (но не буду забегать вперед, завтра об этом и поговорим).
А сегодня дайте себе послабку. Иногда можно и даже необходимо. По собственной прихоти, конечно, было бы совестно, но если международный день такой, это как команда в строю: «Вольно!». Кто остался в стойке «смирно» — нарушитель устава.
Американцы в этот день, я прочитал, любят пересматривать фильм «Феррис Бьюллер берет выходной», но это что-то про тинейджеров, мне неинтересно. Я лучше посмотрю Чарли Чаплина, вот это.
Еще один полезный японский праздник: «Сити-го-сан», что означает 7-5-3.
Я уже писал, что уважаю магию цифр и чисел. В плохие не верю, в хорошие — почему бы и нет.
15 ноября у мальчиков трех и пяти лет, а также у девочек трех и семи лет (не запутайтесь!) торжественное событие. Их красиво наряжают, угощают и обязательно дарят «тысячелетнюю конфету», а на ней изображены журавль или черепаха, символы роста и долголетия. Девочек еще в первый раз накрашивают.
Фестиваль этот очень древний, ему тысяча лет. Исторический смысл в том, что из-за высокой детской смертности ребенок до семи лет считался как бы не вполне принадлежащим к миру живых, а «три» и «пять» — счастливые вехи на пути к заветному порогу.
Советую отпраздновать эту дату и взрослым мальчикам-девочкам, в возрасте которых присутствуют позитивные цифры. Особенно если их сразу две. Например, 55 лет или 77 (но не 33! см. дальше). Ешьте красно-белые конфеты, гладьте черепах, складывайте бумажных журавлей. Счастливого вам роста и долголетия.
Ну и уж заодно — чтоб не посвящать плохому отдельную страничку календаря. Есть, увы, и неблагоприятный для человека возраст, он называется «якудоси». У мужчин это сорок два года («сини»), у женщин — тридцать три («сандзан»). На такой день рождения дарят режущие предметы, чтобы отсечь всё плохое. И следует весь год быть настороже.
Однако сегодня радуемся хорошим цифрам.
День российского писателя можно было бы приурочить к разным литературным событиям, в том числе и приятным. Например, к дню рождения Пушкина. Или к годовщине создания Союза советских писателей (если вы ностальгируете по прошлым временам).
Но мне кажется знаковым 16 ноября 1849 года. В этот день военный суд приговорил самого известного в мире российского писателя Федора Достоевского к «казни разстрелянием».
Понимаете, стран на свете много, и в каждой, даже маленькой, были писатели. Но ни в одной стране к людям этой, в общем, некриминальной профессии отечество не относилось с такой подозрительностью и опаской. Начиная с самого первого прозаика — Радищева и вплоть до наших дней. Это такая российская константа, атрибут государственности.
И до тех пор, пока Россия не станет страной, где писатели перестанут входить в «группу риска», их главным профессиональным днем так и останется 16 ноября.
Федора Михайловича приговорили к расстрелу за «умысел на ниспровержение существующих отечественных законов и государственного порядка» (на самом деле за то, что он вслух прочитал на собрании письмо другого писателя — Белинского). Повели на плац расстреливать и лишь в последнюю минуту перед казнью «помиловали» — заменили гроб на каторгу. Вечером того дня Достоевский написал брату: «Ведь был же я сегодня у смерти, три четверти часа, прожил с этой мыслью, был у последнего мгновения».
Многим российским писателям, последователям Достоевского, в двадцатом веке даже такого помилования не будет.
Их сегодня давайте и вспомним.
Вы, наверное, и не знали, что существует подобный праздник: Unfriend Day — дата, когда чистят «списки френдов» в соцсетях. Такой воскресник по очистке территории.
Само слово to unfriend, «отфрендить» появилось совсем недавно. «Оксфордский словарь» зарегистрировал его только в 2009 году. Ибо в доинтернетные времена у обычного человека не возникало такого количества малополезных контактов с другими людьми, которые называются «друзьями», а на самом деле — совсем не факт.
17 ноября боремся за очищение экологии нашей приватной жизни. Не девальвируем драгоценное слово «друг».
Засучивайте рукава, берите совок с метелкой, и всех, кто вам надоел, неприятен, докучен, к чертовой матери в «бан».
Это именно праздник, так к нему и относитесь. Хороший повод оборвать токсичные, мучительные или просто ненужные связи, причем не только виртуальные. Сегодня удаляйте из своего жизненного «списка» тех, кто в нем лишний. Пусть комментируют ваши поступки где-нибудь вдалеке от вас, невидимо и неслышимо.
А настоящих друзей после этого ценим и лелеем еще больше, чем прежде.
Сегодня ко всем женщинам следует относиться как к принцессам (кроме, конечно, тех, которые королевы). Это вам не 8 марта, не день женской солидарности. Мимозами не отделаетесь.
Праздник родился в Америке, но у него, что приятно, как у многих американцев, русские корни.
18 ноября 1994 года состоялась премьера мультсериала «Принцесса Лебединого Озера», фантазийной экранизации балета. Первоначально праздник был просто частью промокампании, но идея оказалась настолько привлекательной, что потом зажила своей жизнью.
Идея действительно очень правильная: каждая, каждая без исключений женщина имеет право чувствовать себя принцессой. Даже если в обычной жизни она Золушка.
Поэтому женщинам сегодня следует соответствующим образом настроиться и, даже если рядом нет ни сказочного принца, ни фрейлин, ни придворных кавалеров, чествовать и баловать саму себя — это тоже приятно.
Мужчин учить не буду. Они сами знают, что порадует их принцесс.
Их сегодня целых три, один чудесатей другого. Выбирайте подходящий по состоянию духа и ситуации.
Если вы вдруг почему-либо испытываете хорошие чувства к представителям мужского пола, то после вчерашнего Дня Принцессы было бы справедливо отметить Международный День Мужчин. Он довольно скучный, посвящен главным образом заботе о здоровье и в некоторых странах даже называется «Днем защиты мужчин» (что ломает гендерное клише, если тебе с детства вдалбливали, что это мужчина должен всех защищать). Но не сомневайтесь, защищайте. Мы в этом нуждаемся.
У мужененавистниц есть возможность в пику отпраздновать Всемирный день туалетов, в 2001 году учрежденный Всемирной Организацией Туалетов (есть и такая, у нее даже регулярные саммиты бывают). Ритуал праздника выработайте, пожалуйста, сами.
Если же вы сегодня злы на весь мир и не в настроении праздновать, к вашим услугам Have-a-Bad-Day-Day, День-Хренового-Вам-Дня. Эта инициатива возникла в Америке как аллергическая реакция на всем обрыдшее автоматические пожелание «Have a nice day!». Люди делают козью морду, говорят «Хренового вам дня!» — и в ответ получают живую улыбку, потому что это смешно.
Только не произносите эту фразу с искренним чувством.
Бывали в истории и такие.
20 ноября вспоминаем императора Диоклетиана (244 — 311), последнего дельного правителя Римской империи, сумевшего вернуть своей стране прежнее величие и благополучие.
Диоклетиан был из социальных низов, внук раба. Начинал солдатом, на самый верх пробился умом и отвагой. Став кесарем, воевал не ради завоеваний, а ради обеспечения мира на границах. Был экономен, не тратился на роскошь, не мстил личным врагам, установил в расшатавшейся империи законность и порядок.
А когда исполнил все задачи, которые перед собою ставил, совершил нечто беспрецедентное для абсолютного властителя древних времен: отказался от престола. Добровольно.
Последние шесть лет жизни провел в родных местах, в провинции, в деревне. Жил просто и скромно, выращивал овощи. Когда его стали умолять вернуться в Рим и снова взойти на трон, произнес знаменитую фразу: «Если б вы видели мою капусту, то не приставали бы с вашим троном».
Надо бы, конечно, вписать в конституцию, что главой государства может быть только человек, который не рвется к власти, а считает ее тяжкой обязанностью и ждет-не дождется пенсии.
21 ноября 1694 года родился человек, который научил людей западной цивилизации тому, что работе собственной мысли нельзя ставить никаких пределов. С жизни Франсуа-Мари Аруэ Вольтера начинается эпоха раскрепощенного интеллекта, который не признает ничьих запретов и никого не боится, даже Господа Бога. Церковь считала это большим грехом, а мне кажется, что Богу это должно нравиться. На кой ему человек, который ведет себя прилично из трусости перед Страшным Судом? Гораздо выше качеством тот, кто этичен не из страха, а по убеждению.
Вольнодумцев в восемнадцатом столетии так и называли: вольтерьянцами. Сначала их были единицы, да и потом истинных «вольтерьянцев», способных к абсолютной незашоренности сознания, много не бывало. (Сейчас, собственно, тоже они не то чтобы ходят толпами). Ну и, конечно, от свободы мысли до свободы жизни огромная дистанция. Но преодолевать ее человечество начало с Вольтера, шаг за шагом: от Просвещения к «Декларации прав человека», потом к постепенной отмене цензуры, потом к демократии, и это только начало пути. До настоящей Свободы еще далеко, а многим обществам даже очень далеко.
В День Вольномыслия побудьте Франсуа Вольтером. Подвергайте сомнению вроде бы незыблемые истины и авторитеты, дразните гусей и священных коров, попробуйте задуматься о том, о чем никогда прежде не задумывались. И я не имею в виду проекты типа «а что если мне поменять прическу?» или «не начать ли мне ходить в джим?». О чем-нибудь экзистенциальном задумайтесь, о важном. В память о Вольтере, сказавшем: «Свобода — это не то, что вам дали. Это — то, что у вас нельзя отнять».
Кто про что, а писатель всё про писателей. Предлагаю вам отпраздновать сей скорее всего хмурый день как очередной литературный праздник, посвятив его Настоящим Писателям.
Что такое «настоящий писатель»? Это автор, от которого читатель получает только литературный текст, а самого сочинителя вроде как и не существует. Он невидим, неслышим, мы ничего или почти ничего не знаем про его жизнь. Она не мешает нам воспринимать книгу.
В древние времена такое случалось нередко. Мы ведь не знаем (за исключением пары фрагментов вроде «Экклесиаста»), кто писал текст «Ветхого Завета». Авторы «Песни о Роланде» и «Слова о полку Игореве» нам тоже неизвестны. Но в эпоху тотальной информации подобная анонимность стала практически невозможной.
Если писатель хочет «не мешать собой» восприятию своих книг, он может разве что от всех изолироваться. Как Сэлинджер. Или как Виктор Олегович Пелевин, у которого сегодня день рождения. Вот кто настоящий «настоящий писатель», не нам, земноводным тварям, чета.
Я точно знаю, что Пелевин существует на самом деле. Когда-то я даже прожил с ним две недели в одном общежитии, болтая о всяком разном и распивая вполне материальные напитки. Но потом Виктор переместился в виртуальное облако и парит там, время от времени проливая на нас дождь и посверкивая зарницами, а я так и остался на земле.
С днем рождения, Витя. Живи и пиши подольше. Очень надеюсь, что тебе там, в облаке, лучше, чем нам тут, внизу.
И опять про писателя. Теперь — про настоящий писательский героизм.
Он не такой, как у обычных людей. Не физический. Писатель может бояться мышей, темных комнат и хулиганов. Даже собственной жены. Но когда он пишет, он абсолютно бесстрашен — иначе это не писатель.
Однако бесстрашие еще не героизм. Многие литераторы в плохие российские времена писали что-нибудь бесстрашное в тиши своего кабинета и потом прятали поглубже в стол, на будущие времена.
Героические писатели — те, кто не боялись предъявить свое опасное детище миру. Или боялись, но всё равно делали это. Такие смельчаки в истории отечественной литературы были, честь им и хвала. Одни заплатили за свой мужественный выбор сумой, другие тюрьмой, третьи изгнанием.
Пожалуй, самый известный в мире пример российского писательского героизма — отчаянного, суицидального — связан с нынешней датой.
23 ноября 1957 года в миланском издательстве «Фельтринелли» вышел роман «Доктор Живаго». На итальянском. Тайно переправленный из СССР — словно какой-нибудь термоядерный секрет. Он и рванул так, что вскоре закачалась вся страна победившего социализма. В те времена советское государство боялось писателей и литературы.
Борис Леонидович в жизни вовсе не был храбрецом, он любил уединение и жизнь на даче. Но его решение выпустить книгу в свет — да не анонимно, а под собственным именем — являлось верным «литературицидом». Есть такой печальный термин, означающий «самоубийство посредством литературы».
Как вы знаете, Пастернака свирепо, собачьей стаей, затравили, заплевали, затоптали и довели до преждевременной могилы.
Лично я, собственно, и роман-то этот не люблю. Но какая разница? Героизм есть героизм.
Никогда не нужно говорить про себя: «Я человек обыкновенный» и тем более «я человек маленький». То есть говорить-то можно, это называется «скромность», но верить в это — упаси бог.
Каждый человек необыкновенный. И большой.
Для того, чтобы убедиться в этом и придуман сегодняшний праздник. Он называется «День моего уникального таланта» (Celebrate Your Unique Talent Day).
Если вы уже знаете, в чем состоит ваш талант, всё просто. Радуйтесь ему и примените его на практике. Допустим, если вы — талантливый отец или талантливая кулинарка, вам будет просто.
Но если вы свой главный дар еще не обнаружили, углубитесь в поиски. Это самый важный квест в вашей жизни. Тот, кто прожил сто лет, но так и не обнаружил своего призвания, провел время на Земле впустую.
Гарантирую: есть нечто, что вы умеете делать лучше всех на свете. Это необязательно что-то монументальное. Может быть, у вас дар любить кого-то так, что никто больше этого не сможет. Умение сделать того, кого любишь, по-настоящему счастливым — одна из самых драгоценных разновидностей таланта. Дай бог каждому из нас встретиться с таким талантливым человеком — его уникальность тем и уникальна, что она предназначена только тебе одному.
А может быть, вы потенциально способны подарить миру и себе нечто вообще неслыханное и невиданное. Сегодня прислушайтесь к себе. Куда вас потянет внутренний магнит, туда и двигайтесь.
Оскар Уайльд сказал: «Будь собой, все остальные места уже разобраны». А я бы скорректировал: «Стань собой». Это и значит найти свой уникальный дар.
Сегодня годовщина, когда стартовал марафон, которому не видно конца. В 1952 году в лондонском театре «Амбассадорс» состоялась премьера детективной драмы Агаты Кристи «Мышеловка». Спектакль шел там 22 года, потом, не расплескавшись, переместился в соседний «Сент-Мартинс Театр» и продолжает исполняться каждый божий день, а иногда и по два раза. Это самая долгоживущая в истории драматическая постановка — под тридцать тысяч спектаклей.
Даже в японском Кабуки-дза меняют репертуар и экспериментируют с формой. А в «Сент-Мартинс», кажется, больше ничего не идет — только вечная «Мышеловка». Актеры угодили в нее намертво, не выбраться.
Каждый раз, проходя или проезжая мимо, я ежусь от жути. Вот как, как эти творческие люди живут и выживают? Каждый день одно и то же, одно и то же. Это даже не мышеловка — в конце концов мышку вытащат и прибьют, ее страдания скоро закончатся. Это какая-то белка в колесе!
А зрители? Ведь девять из десяти читали повесть и знают, кто преступник. Я плохо представляю себе, как вообще можно поставить хорошо всем знакомый детектив на сцене или в кино. В свое время даже нарочно поменял злодея в сценарии фильма «Турецкий гамбит» — чтоб читавшие роман в финале ахнули.
Друзья мои, не превращайте вашу жизнь в театр «Сент-Мартинс». Не запирайте себя в мышеловку, не бегайте белкой в колесе. Даже если за это хорошо платят (а в лондонском театре, спасибо туристам, всегда аншлаг).
Ни при каких обстоятельствах, даже самых печальных нельзя раскисать и терять форму. Даже если всё очень-очень скверно: вы остались в одиночестве и изоляции, никому не нужны и не интересны, а тут еще и годы норовят взять свое. Может быть, ваш звездный час еще настанет — и все поразятся, как отлично вы держались и сохранились.
Вот о чем побуждает думать этот день. 26 ноября 1922 года археологи Ховард Картер и лорд Джордж Карнарвон проникли в наглухо запечатанную усыпальницу фараона Тутанхамона (XIV век до н. э.), вскрыли саркофаг — а царь лежит там в очень недурном состоянии и даже зубы скалит. Его величество готовился к этому моменту две с половиной тысячи лет и не ударил лицом в грязь.
Сегодня «Тут» — одна из главных мировых звезд. Ездит на гастроли по лучшим музеям, собирает огромные аудитории. При жизни это был мало примечательный правитель Восемнадцатой, прости господи, династии, не оставивший в истории сколько-нибудь заметного следа. А сейчас он да царица Нефертити — два древнеегипетских имени, известных каждому землянину с начальным образованием.
Секрет фитности Тутанхамона таков (записывайте):
— хорошая выдержка;
— крепкий сон;
— строгая диета;
— ни из-за чего не переживать;
— твердо знать, что всё плохое когда-нибудь закончится.
Тутанхамоновской вам стойкости!
Это в России «поэт больше, чем поэт», а в Англии математик больше, чем поэт. И это, наверное, правильно.
Сегодня вспоминаем выдающуюся женщину Аду Лавлейс, погубленную злым роком 27 ноября 1852 года. Почему злым роком? Потому что она умерла точно в том же возрасте, как ее великий отец Байрон, и по той же самой причине — от криворукого медицинского кровопускания.
Мать Ады, брошеная жена леди Байрон, всегда боялась, что дочка пойдет по стопам своего беспутного родителя — да не того боялась, чего следовало. Думала, что весь вред от поэзии, что быть больше и лучше, чем поэт, означает держаться подальше от красивых слов и аморфных чувств, строить свою жизнь по законам алгебры, а не гармонии.
Поэтому в детстве Аде не читали сонетов Шекспира, а пытались заинтересовать ее математикой. И это отлично удалось.
Барышня из хорошей семьи, а потом солидная дама, по мужу графиня, полюбила точную науку и достигла на этом поприще больших успехов. Она участвовала в разработке «аналитической машины» — прообраза будущих компьютеров, разработала алгоритм вычислений и поэтому считается родоначальницей всех современных программистов.
Первый универсальный язык программирования, разработанный в США в 1980 году, назовут Ada — в честь леди Ады Лавлейс.
И да. Математика больше, чем поэзия. Потому что стихи, увы, со временем устаревают и утрачивают свою силу, а математика абсолютно вечна.
В память Ады Лавлейс стихов сегодня не читаем. Лучше порешайте какое-нибудь уравнение, а если, как я, не умеете, то хотя бы перемножьте что-нибудь столбиком.
28 ноября — День Планеты Марс. Отмечается в память о запуске первого космического аппарата «Маринер-4», который должен был достичь поверхности нашей ближайшей соседки и восемь месяцев спустя благополучно «примарсился».
Была середина шестидесятых — время, когда «красная планета» вошла в большую моду, чему поспособствовали (что мне как писателю приятно) феноменально популярные «Марсианские хроники» Рэя Брэдбери.
Ученые обсуждали возможность колонизации Марса, романтики мечтали о том, что на новой планете, может быть, получится построить более разумную, чем на земле жизнь. «Утверждают космонавты и мечтатели, что на Марсе будут яблони цвести», — оптимистично заливались мы на уроке пения в первом классе.
Увы. Марс человечество колонизовать передумало. Как-то не до того — и Землю-то толком колонизовать никак не получается. Пока идет по Булгакову: «высоко в небе стоит красный, дрожащий Марс», названный в честь кровавого бога.
Да и «Марсианские хроники» — эпопея как вы помните, пессимистическая. Она предсказывает будущее заселение «красной планеты» в диапазоне от 1999 до 2026 года. В рассказе «Будет ласковый дождь» (август 2026 г.) после атомной войны никого живого не осталось, целы только роботы, продолжающие исправно служить своим сгинувшим хозяевам.
Сегодня вечером пробуем отыскать в небе красный, дрожащий Марс (это мало кому удастся — ноябрь, но всё же попробуйте). Пьем красное вино (это точно должно получиться). И надеемся, что Брэдбери ошибается. Он напредсказывал много такого, что слава богу не сбылось.
Вчера вспоминали одну советскую песню, сегодня вспомним другую.
Однажды мой японский друг-славист ужасно меня рассмешил, высказав предположение, будто печальная шутка советских шестидесятников «Мы рождены, чтоб Кафку сделать былью» означает просветительское намерение интеллигенции добиться разрешения на публикацию в СССР произведений Франца Кафки. Я ему объяснил, что нет — речь шла о материализации совсем другого проекта.
Но воплощение литературной фантазии в жизнь — в сущности идея преотличная. Если, конечно, воплощать не “Коммунистический манифест”, произведение двух лондонских сказочников, пугавших людей разгуливающим по Европе призраком, а что-нибудь красивое. Например, фантазии Вильгельма Гауфа, автора романа «Лихтенштейн». Писатель-романтик, родившийся 29 ноября 1802 года и проживший очень коротенькую, всего двадцатипятилетнюю жизнь, оставил о себе память не только в литературе, но и в архитектуре.
Один из его читателей и поклонников, герцог Вильгельм фон Урах, настолько влюбился в гауфовский вымышленный замок Лихтенштейн, что решил построить его наяву. И построил.
Это совершенно волшебное, воздушное сооружение, парящее над горной долиной, словно райское видение. Но почему-то грустное — как судьба Гауфа.
Впервые побывав в замке Лихтенштейн много лет назад, я решил, что однажды тоже напишу про него сказку. И написал — правда, не сказку, а грустную и страшную историю (6-я глава романа «Яма»).
Давайте делать былью лишь хорошие сказки, а со страшной былью сталкиваться только в сказках.
Пересмешник — певчая американская птица. «Пересмешники лишь поют и радуют нас. Вот почему убить пересмешника — грех», — сказано в знаменитом романе.
Убить пересмешника очень легко, он беспечен, ему нечем защититься. К тому же, когда эта птица поет, она ничего вокруг не видит и не слышит — бери ее голыми руками.
Классическая птица пересмешник — поэт. В злосчастной российской истории их истребляли постоянно, иногда целыми стаями. Была даже «Ночь расстрелянных поэтов» 29 октября 1937 года в минском НКВД и «Ночь казненных поэтов» 12 августа 1952-ого. Были беспечные пересмешники обэриуты, про которых Вероника Долина поет: «Покрой широких шляп их выдал, весь мир таких растяп не видел. Их вывели во двор по одиночке, и не было с тех пор от них ни строчки».
В общем, дней-кандидатов на такую дату в российском прошлом столько, что глаза разбегаются. Но я предлагаю не зацикливаться на национальных травмах, а выбрать дату интернациональную, потому что пересмешников истребляли не только в России и не обязательно по приговору «тройки». Как ни странно это прозвучит, по-моему, чем страна цивилизованней, тем отвратительней преступление. Палачи в крахмальных воротничках или в красивых судейских париках еще мерзее палачей в гимнастерках с засученными рукавами.
30 ноября 1900 года в дешевой парижской гостинице «Эльзас» умер затравленный, ошельмованный, истерзанный английской тюрьмой пересмешник Оскар Уайльд, вся вина которого состояла в том, что ему нравились не женщины, а мужчины.
В последние часы жизни бедного эстета больше всего мучило убожество окружающего интерьера. Напоследок он пробормотал истинно пересмешническое: «У меня дуэль с этими обоями. Или они — или я, кто-то из нас должен сгинуть». Победили обои.
Опять настал очень плохой день — слава богу, последний в году, других таких уже не будет, обещаю.
31 ноября никого нельзя любить, иначе можно навлечь на себя суровую кару. В этот завершающий день осени влюбленным не следует встречаться и даже думать друг о друге. Родители должны ругать детей с утра до вечера, дети — ненавидеть папу и маму, супруги — ссориться и обзываться нехорошими словами, приятели — говорить друг другу гадости.
А всё потому, что 31 ноября 666 года византийский император Констант II Бородатый (641–668), выпустил «Указ о запрете любви».
Базилевс верил, что все беды — от того, что люди любят друг друга. Любящий ненадежен, он запросто может выбрать не интересы государя, а интересы любимого человека и тем самым совершить акт государственной измены.
Сам Констант себе никаких сердечных привязанностей не позволял. Он убил родного брата, ненавидел жену, враждовал с собственными детьми. Про подданных и говорить нечего — изводил их как мог. На всякий случай Констант держался от народа подальше — перенес резиденцию из Константинополя на Сицилию, жил во дворце уединенно, денно и нощно окруженный телохранителями.
Проблема в том, что эти воины, будучи дисциплинированными исполнителями приказов, своего государя тоже не любили — нельзя же. В конце концов, как сообщает энциклопедия, один из них, некий Андрей «прислуживавший ему [Константу] во время мытья, ударил императора шайкой по голове в ту минуту, когда тот намылил голову». И базилевс захлебнулся в собственной ванне.
Никого сегодня не любим. И на всякий случай не принимаем ванну.