Моя до конца

Глава 18

— Идиоткой ты никогда не была, — строго смотрит на меня, а я под его взглядом тушуюсь. Глупая, — Ты была особенной. Не заглядывала мне в рот, не прыгала в постель. Тебе было все-равно, что я популярен. Ты меня вообще не видела. Я учился ухаживать, добивался тебя, боялся спугнуть. Я сходил с ума от того, что ты просто у меня есть, что ты рядом. У меня от тебя просто крышу сносило!

Не видела… Сначала видела, он даже нравился мне. Это уже потом, когда я перестала о нем думать, король университета Макар Ветров начал за мной ухаживать. Я же перегорела, окруженная вниманием других, мне он стал не нужен и даром, а когда начал ухаживать… Все было так красиво, что я сдалась и влюбилась.

Лучше бы этого не было. Тогда, просто наблюдая за ним издалека он просто был мне симпатичен, и я легко вычеркнула его, а когда уже узнала и полюбила своим открытым сердцем вычеркнуть по-настоящему так и не смогла.

Теперь же он произносил слова с чувством, трепетно, с примесью злости и сожаления, словно все, чего он сейчас хочет — это вернуться назад и все изменить, но это не так. Не существует машины времени. Невозможно отмотать назад. И забыть все невозможно. Закусываю щеку изнутри.

— В этом возрасте у всех парней сносит крышу от всего, что шевелится, так что не преувеличивай, Макар. Мы оба знаем, что на самом деле это было. Ты поспорил на меня. Поспорил на деньги, и ты их выиграл. Доиграл до конца. Ты не признался мне. Если бы ты меня любил, ты бы сказал.

Да. Вот что я думаю. Именно так я считала тогда и больше всего мне хочется, чтобы глупое сердце наконец заткнулось и уступило место холодному рассудку.

Я могла бы сейчас вздернув к верху нос спросить, что он купил на эти деньги. Бросить едкое, давно отрепетированное: «надеюсь, оно того стоило» или «сказал бы, что нуждаешься в деньгах, я бы подкинула». Да только гадко стало до невозможности. Чем я буду лучше его?

— Я виноват, Риша. И мне не чем оправдать свою глупость, свое юношеское легкомыслие. Я сам метался. Даже представить не мог, как приду и скажу любимой девушке, что я на самом деле за падла? Какими бы глазами ты на меня посмотрела? — сейчас он выглядит уязвленным, — Несколько раз я собирался сказать. Тогда я думал, что момент не тот и время не подходящее, — он вдруг как-то сокрушенно усмехается, — так всегда бывает, когда человек слаб духом.

Он замолкает, повисает пауза. Макар уходит в свои мысли, а я не хочу мешать ему. Мне есть над чем подумать. Любил ли он меня тогда действительно? Вспоминая поступки… Теряюсь. Мои мысли и ощущения против открывшихся фактов…

Я всю жизнь доказывал отцу после смерти матери, что чего-то стою, — прерывает молчание Макар, — Я не пошел к нему работать, чтобы завести собственное дело. Ты была особенной, нормальной, из хорошей семьи. Ты умела радоваться, смеяться, не обращать внимание на чужое мнение. Тебе было плевать, что думают остальные. Я восхищался тобой. Ты казалась такой взрослой в рассуждениях и юной в мечтах, не могла не восхищать. И тебе не нужен был безмозглый мажор! — он смотрит на меня глазами человека, который признался в самой огромной своей тайне. Он правда считал, что я считаю его таким? Он ведь был самым лучшим, — Я хотел все уладить. Заткнуть их самостоятельно, чтобы это не зацепило тебя. Я хотел тебя уберечь, Риша, потому что ты так доверяла мне, так в меня верила. Абсолютно честно и наивно, — он выдыхает, жмурится и открыв глаза заканчивает, — Я должен был уберечь тебя.

В голосе горечь, в глазах сожаление. Меж бровей залегла складка и мне до покалывания на кончиках пальцев хочется её разгладить. Я так уже делала… Это было давно…

— Я бы не оставила тебя. Никогда бы не оставила. Может и обиделась бы, но зато смогла отшить тех, кто меня унизил, нашла бы, что им сказать, потому что была готова. Я ведь им сначала даже не поверила! — вот, что болезненно, — Я считала, что Макар так не поступит. До последнего так считала! Думала, Мишка просто злится на тебя и так мстит. Пока он не сказал про долму. Долму, которую ты тогда привез ко мне домой, чтобы есть в машине. Ты рассказал им… После тех его слов я поняла, что все, но продолжала верить в какое-то чудо, в случайность, не знаю… — снова упираюсь взглядом в чашку, а потом собравшись снова поднимаю на него глаза, — Только потом поняла, что он просто не мог узнать от других. Я говорила только Тае.

— Что здесь происходит? — спрашивает Макар, но выражение его лица меняется. Невооружённым взглядом видно. Он будто… понимает все… То, чего никак не удается понять мне…

— Да деваху твою просвещаем! Хватит с тебя этого театра абсурда, брат! Вот, держи, ты выиграл! Красавчик, Макар! Я бы не вывез! Три порции долмы она тогда умяла.

«— Ты первая женщина, которую мне нравится кормить. Никаких выпендрежей, типа сена в тарелке» — говорил мне тогда Макар, а на деле…

Мишка достает деньги. Много крупными купюрами и сует Макару. Ветров смотрит на меня. Вокруг свистят, улюлюкают.

Я невольно всхлипываю, потому что это становится невыносимым… Сердце рвется в клочья, но продолжает стучать, как заведенное, а сидящий напротив Макар подается ближе, сильнее сжимая мою руку в своей.

— Пожалуйста, не надо. Не плачь, моя маленькая, моя Риша… Я не достоин…

Эти слова… Я ждала их раньше… Намного-намного раньше. Выдыхаю, силясь подчинить чувства и в который хвалю себя, что способна взять эмоции под контроль.

На самом деле не Горгоне я обязана тому, что способна скоро возвращать себе выдержку. Не хотелось мне ходить разбитой перед одногруппниками. И единственной защитой перед ними был игнор. Полный и абсолютный. Я делала вид, что мой слух недостоин их слов, я убеждала себя в этом. Ветров научил меня быть сильной, только способ выбрал гнилой. Ему я обязана своей рассудительности и страху. И сколько бы аргументов я не приводила раньше, что это все работа, что моя первая любовь не причем. Ага, ха-ха трижды. Такое не проходит бесследно. И у меня не прошло.

— Я же чувствовала, что что-то не так. Ты столько раз умолял меня никому не верить, а оказалось, что просто врал, — мой голос понижается до шепота. Зачем я говорю это ему? Он ведь уже ответил… Немного успокоившись, делаю несколько глотков из чашки, а потом спрашиваю то, что имеет значение, — А Даяна? Какое она имеет к этому отношение?

— Миша обо всем рассказал ей. Она бегала вокруг него, спрашивала, как меня вернуть, — недовольно нахмурился мой возлюбленный собеседник.

— А почему вы расстались? Я же никогда не спрашивала…, — это правда. Слишком часто она появлялась в нашей жизни, чтобы мне хотелось еще и заводить о ней разговоры.

— Потому что я вырос, Арина, — перебивает он, — Мы начали встречаться еще в школе. После выпускного она собиралась улетать в Италию и там учиться, я остался в Киеве. Мы продержались в отношениях на расстоянии полгода. Как раз первый курс. Потом у нее появились новые знакомства и у меня тоже. Мы оба решили, что эту детскую любовь пора оставить в прошлом.

— Когда я видела Даяну рядом с тобой, мне так не казалось…

— Мне тоже. Но это уже не мои проблемы, — пожимает плечами Ветров, — Мы говорили об этом пару лет назад на юбилее ее отца. Она призналась, что вела себя так из чувства собственности.

— Прости, что? — мои глаза удивленно округляются. Он что, чашка с любимым рисунком?

— А что тебя удивляет? — усмехается Макар, — У меня до тебя ничего серьезного ни с кем не было. Она же не слепая, видела, что с ней было не так, подобного не было и близко. Думаю, она в принципе не считала, что я способен на любовь. И я не могу её винить. До тебя я был еще тем оболтусом, тот спор в копилку, Арина. Ты меняла меня, даже сама об этом не подозревая, — откровенно говорит, вновь став серьезным, — А что до Даяны, иногда мне кажется, что наши отцы хотели этих отношений больше нас. Два бизнесмена, совместные капиталовложения, понятно, на что ставки делали. Высокая кухня, от которой я слишком далек, — Макар качает головой, а кончики его губ снова ползут вверх, делая лицо расслабленнее, — С тобой мне ненужно было соответствовать чьим-то ожиданиям. Ты принимала меня таким, какой есть. Уверен, ты даже не замечала, как-то само собой все получалось. А еще ты… Меня всегда к тебе что-то притягивало… Какое-то внутреннее тепло, сияние, жизнерадостность. Ты умела любую проблему превратить в шутку и эта твоя прямолинейность… — его усмешка с каждым сказанным словом медленно перерастала в улыбку. Его тоже окутали воспоминания.

Когда Ветров накрыл мою ладонь своей и несильно сжал, я… Не смогла убрать. Мое сердце раз за разом простреливала боль, и я снова и снова боролась с ней и собой, как тогда… И теперь мы так и сидим, обмениваясь теплом кожи, ощущая острую нужду в этих невинных касаниях.

— Ты так и не ответил, — спустя долгие минуты спрашиваю я. Мне приходится прокашляться, чтобы мой голос звучал сносно, — Почему ты так часто встречался с Даяной? Что вас связывало? — я давно догадываюсь что. Слишком часто я прокручивала в голове события, чтобы не собрать воедино пазлы. Но хочу знать наверняка. От первоисточника.

— Даяна узнала про спор от Миши и начался шантаж. Она водила меня за нос, и видела, что я велся. Я просто хотел все уладить так, чтобы это никогда не всплыло. Ложь, она, как снежный ком, моя Риша. Я не справился.

И меня прорывает, потому что все до абсурда легко! Не могу больше! Боли, в которой он по нелепости оказался виновен, можно было избежать вот так просто! Мы были идеальными. Теми самыми юными, искренними, настоящими…

— Лучше бы ты просто рассказал мне все, Ветров! И не было бы ничего! — вскрикиваю так громко, что проходящая мимо девушка оглядывается. Ну извините, у нас тут разговор важный!

Четкое осознание тоски охватывает меня. Тоска по тем острым ощущениям…

— Риша… Мне жаль, слышишь? — Ветров склоняется вперед, сжимая в ладони мою руку, — Пожалуйста, прости меня. Я…

— Где ты был раньше, Макар?! — спрашиваю то, чем измучила себя сама, — Где ты был?! Я, может… Может я ждала тебя? Может, я мечтала, что ты приедешь? — я смотрю на него сквозь дымку, потому что в глазах стоят слезы. О нашей глупости. О его глупости. Я наступаю на горло гордости, не нужна мне она сейчас. К черту всё…

Макар дергается, словно мои слова ударяют по нему хлыстом. А потом подносит мою руку к губам, оставив поцелуй на ладошке. Горячий, почти обжигающий…

— Я звонил тебе. Приезжал несколько раз. В последний мне доступно объяснили, что ты не хочешь меня видеть. Что я убиваю тебя своим присутствием. Что ты резала вены, а потом сидела на антидепрессантах и только недавно стала успокаиваться после регулярных посещений психотерапевтом. Поэтому я улетел. В деканате договорился о досрочной сдаче сессии, получил диплом магистра и улетел в Англию, чтобы не мазолить тебе глаза. Это было самое правильное решение, которое я принял. Если бы я остался, я бы тебя добил, моя Риша. Никогда бы не отпустил.

— Кто? — дрожащим голосом спрашиваю. Плевать. Слезы уже катятся. Плевать.

— Твой брат меня выгонял несколько раз. О попытке суицида рассказал Артем. Я знаю, что о таком не говорят на каждом шагу, поэтому могу понять, почему Влад промолчал. Лукашин, видимо, посчитал, что я должен знать, что сделал, — Ветров сжимает скулы, его лицо омрачает серая тень, — Арина, сейчас с тобой уже все хорошо? — он обеспокоено всматривается в мое лицо.

— Я никогда не сидела на таблетках, Макар, и я даже психолога не посещала, не то что психотерапевта. И я не суицидница, — нервно усмехаюсь, — Я бы не сделала этого из гордости. Ты был этого не достоин, я уверяла себя, что себя люблю больше…

В его глазах гамма чувств. Сначала неверие, он всматривается, пытается прочитать меня. Досада — он переводит глаза на наши руки, усмехается, водит нижней челюстью, а потом… Боже…

В миг, отпустив мою ладонь, он резко поднимается с места, едва не опрокинув плетеное кресло и повернувшись ко мне спиной замирает. Но только для того, чтобы резко вскинув руку ударить по соседнему столу. Он бьет еще. А затем еще раз. Скорее поднявшись, подхожу к нему сбоку. Не со спины, а обязательно с боку, как учил меня Влад. Нельзя подходить со спины к чужому мужчине. И эта мысль заставляет вздрогнуть вместе с очередным ударом по столу.

Чужой. Как бы я не тянулась к нему, даже подсознание понимает, что Макар не мой. Теперь уже нет.

— Не надо… — я стараюсь звучать как можно мягче. Как тогда, в квартире.

Ветров опирается о надломленный стол рукой и медленно, очень медленно выдыхает. Я вижу, как желваки ходят по его лицу и руки сжимаются в кулаки.

— Все сходилось, — говорит он скорее себе, чем мне, — когда забирал документы наткнулся на Аланьева. Он завел меня в свой кабинет и дал по роже. Правильно сделал, — ухмыляется оскалом, а я удивленно вскидываю брови. Марк из-за меня Ветрова ударил? Ого… — Я тогда спросил как ты, и он ответил, что из-за моего поступка хуже не бывает. Все сходилось, — снова повторяет он.

Когда Макар оборачивается ко мне, он уже практически спокоен. Снова берет мою руку и поднеся к своим губам касается ладошки, а затем усаживает меня в кресло, где я сидела раньше, а Ветров садиться передо мной на корточки.

— Еще ведь не поздно, Риша. Мы можем попробовать. Я все еще…

Я накрываю его губы ладошкой.

— Поздно, Макар. У меня своя жизнь и тебе больше нет в ней места, — большим пальцем он стирает вновь упавшую на левую щеку глупую слезинку и я позволяю ему эту интимность, — Я плачу о прошлом, в настоящем у меня все хорошо. И я не могу тебя простить. Спор — может быть, но не унижение, — вдыхаю поглубже, чтобы продолжить. Воздух мне понадобиться, — Они упивались моим позором, показательно доставали деньги, когда я шла мимо и пересчитывали купюры, парни спрашивали: «Сколько?», а девочки ставили ставки на мои расценки. Все, кто имел на меня хоть какую-то обиду, получили карт-бланш. Я прощаю тебя. Прощаю. Но забыть не смогу. Это невозможно. Я слишком многое пережила. И Артем… Артем был рядом. Он не брезговал моей репутацией, защищал меня, успокаивал… Он и Тая с Марком. Еще Маша Лунёва иногда приходила поболтать, и все. Это была совсем другая реальность для меня. Для первой красавицы курса. Я не могу этого забыть…

В его глазах отражаются чувства, который я ощущаю сама. Целый океан ощущений, но я не могу стереть из памяти. Так это не работает. Просто не получается.

— И не зови меня больше Ришей, Макар. Пожалуйста.