Моя до конца

Глава 37

После разговора, произошедшего между обоими Ветровыми прошло несколько недель. Их отношения начали теплеть, несколько раз они даже ужинали вместе просто так, без причины в виде обсуждения дел или праздника, на котором Макару непременно нужно было бы появиться. Возвращаясь домой после подобных посиделок мой мужчина выглядел задумчивым, но довольным и я тихо радовалась подобному потеплению.

Потеряв мать, которая скончалась от рака благодаря отнюдь не красочным обстоятельствам, Макар вычеркнул из своей жизни и отца, который, чтобы пережить смерть любимой женщины с головой погрузился в бизнес, оплачивая все без исключения хотелки своего сына. Сами понимаете, не все измеряется в деньгах и счастье маленького Макара в этот перечень покупок войти просто не могло. Убитый горем мужчина этого не понимал; мальчик, утративший мать объяснить, что именно ему нужно не мог. К психологу в те времена обращаться было не просто не модно, но и унизительно.

У Макара было все: от брендовых дет. садиковских тапочек до бмв х5. Вадим Павлович давал сыну все: от носков от Томми Халфигера до отдельных апартаментов в центре столицы в одном из самых дорогих районов. Оба они не отдавали и не получали главного: человеческого тепла.

«— Поэтому я и вцепился в тебя, Риша. Ты была настоящей, живой и только моей» — сказал он однажды после подобных посиделок с отцом. Я лишь обняла его и поцеловала. Слова были лишними.

Я так и не съехала от Макара. Тот наш разговор отчетливо дал понять: Макар решил все окончательно и сомнений не допускает. Даже мне. То, что я для него важна, именно такая, не прежняя, гадать не приходилось. Он говорил словами, доказывал поступками и одаривал в постели.

Любит. Любит. Любит.

Люблю. Люблю. Люблю.

Вот одно лишь осталось незавершенным— мои вещи и разговор с Артемом. И как бы я не откладывала, как бы не пыталась отсрочить, это было неизбежным. И прежде нужно было предупредить об этом Макара. Ага, вот обрадуется! Поэтому и хожу весь выходной со стороны в сторону, пока мой мужчина отвлекся на документы, которые ему в срочном порядке прислали по почте.

Впервые Лукашин написал в среду, как раз на следующий день после поездки к Ветрову-старшему. Одно короткое «Хочу поговорить». Ответила, что загружена на работе под завязку и вернулась к Макару. Беседовать с ним о подобном язык не повернулся. Хватит с него впечатлений и без Лукашина. Не то, чтобы я хотела втягивать Макара в свои прошлые отношения, но сказать была должна.

Второе сообщение получила сегодня: «Давай встретимся завтра. Мне есть, что сказать тебе».

«Ладно. В два часа дня у тебя дома, заодно заберу вещи и верну тебе ключи.» — специально подчеркиваю свои намерения. Думаю, что за время, пока меня не было в жизни Артема он уже смирился с этим, но лишним не будет.

— Макар, — подхожу ближе, когда он, закончив с электронным документом потягивается и захлопывает крышку ноутбука, — хочу поехать завтра вещи забрать к Артему.

— Хорошо. Завтра я свободен, — отвечает беспристрастно.

— Я думаю, лучше мне сделать это самой, — таки сажусь за стол, предчувствуя долгий и непростой разговор.

— Самой? — уголок его губ ползет вверх в издевательской усмешке, — Серьезно? Думаешь, я отпущу тебя?

— Отпустишь? Я не твоя собственность, Макар, чтобы отпрашиваться, — отрезаю, потому что права, — И сейчас тоже не собираюсь этого делать. Я ставлю тебя в известность и на этом все.

— Это не обсуждается. Ты не едешь. А не хочешь ехать со мной — не поедешь вообще. — Говорит спокойно, а глаза пылают. Стабильное Ветровское состояние. — Вещи куплю тебе новые, а замок это недоумок сменит.

— Что ты себе позволяешь?! — не выдерживаю, — Я сказала, что поеду, значит, поеду! Нам нужно поговорить, понятно?

Я действительно обещала Лукашину разговор. И учитывая даже тот факт, что он принял наше расставание, уверена, ему все-равно будет как минимум неприятно, если я заявлюсь на последний, обещанный мной самой разговор с тем, кого я пыталась заменить Артемом.

— Не наговорилась за пять лет?! — рычит практически. Но это та фраза, которая разбивает мое не до конца зажившее сердце.

— Да пошел ты, Ветров! — смотрю ему прямо в глаза, вспоминая день нашего расставания.

Тот самый, под дождем.

Встаю, психанув, и едва не опрокинув кресло, кометой вылетаю из комнаты. Вот ведь! Совсем уже рехнулся или что?! Как он вообще может так говорить? А обвинять? В чем я виновата?! В том, что он… Он… Я его что, пять лет ждать должна была?! Как он там говорил, не может перечеркнуть прошлое? Так и я не способна!

Останавливаюсь только в спальне. Точнее останавливается мое тело, мысли же не успокаиваются. Поток обиды, поднявшийся от одной-единой фразы утихомирить не удается, как и взять под контроль эмоции. Не тот случай!

— Риш, — тихо входит Ветров.

— Уходи, Макар. — Не хочу его видеть. Разве не все он уже сказал?

— Я не хотел. Прости меня, моя девочка, — шепчет, бесшумно подкрадываясь ближе.

— Зачем ты так, а? Зачем, Макар? Я ведь… Я же тоже… Я… — закончить не могу ни одно из початых предложений. И слезы удержать не в силах. Поэтому они бесстыдно катятся по щекам.

Он прижимает меня к себе за плечи сзади, обнимая, качая, баюкая так, как только он умеет и эта ласка…

— Люблю тебя, даже когда злюсь, как дурак. Прости… — шепчет не отпуская, а я, лишь из вредности не сделав этого раньше, теперь не могу устоять, чтобы не накрыть любимые руки своими ладонями.

— И я люблю тебя. Не говори больше такого. — Шепчу, развернувшись в его руках.

— Прости…

Он гладит мои волосы, целует в макушку и сжимает в своих руках. Таю… Как когда-то. Как сейчас. Как всегда.

— Я должна поехать, Макар, — настаиваю на своем, развернувшись в его руках; храбрясь. Потому что ссориться снова совсем не хочется.

Счастье с ним — теплом по сердцу;

Ссора с ним — ножом.

— Почему одна? — спрашивает. Но я слышу, как звенит голос, как напрягается в негодовании тело.

— Потому что не хочу ссоры и мордобоя. Не хочу, чтобы Артему было больнее, чем есть сейчас, — озвучиваю правду.

— Я подожду тебя в машине. Это последнее, на что я согласен, — все же оставляет решение за собой. И я не могу сдержать улыбки.

Ветров — такой Ветров.

В согласии киваю, целуя ключицу и он, перехватив инициативу жарко целует в ответ, обещая не менее горячее продолжение, подкрепляя наше примирение.