Утром просыпаюсь ни свет ни заря и поскольку сегодня суббота, то пользуюсь положением, наскоро собираюсь и когда такси приезжает — просто сбегаю.
Произошедшее кажется чем-то нереальным. Мы так и уснули на полу в обнимку и, наверное, Макар перенес меня утром, раз уж я проснулась в кровати. Той самой, куда пять лет назад после того, как он стал моим первым мужчиной, он принес мне завтрак.
Нужно проветрить голову. Сначала отец ломает ногу, затем эта абсолютно безобразная сцена в больнице, сбивчивое, разом с тем уверенное расставание с Артемом, вынужденный разговор-скандал с его матерью и ночь, пусть и безобидная, но с Ветровым.
Чертов Влад Туманов! Впервые я жалею, что мой брат именитый стоматолог, а не автомеханик-самоучка! Так бы он находился дома.
Конечно, фыркаю по привычке… Я вспоминаю нашу ночь, разговоры, касания. Смакую фразы. Я не ушла. Я просто хочу подумать. Потому что чувствую все то же самое, что и он.
«— Ты меня не знаешь…»— предприняла вчера попытку к бегству.
Это ведь Ветров, а я все еще боюсь боли. И он, вероятно, знал. Кажется, он знал меня лучше, чем я предполагала. Ведь только сейчас понимаю, что совместная работа, совместный кабинет позволили ему наблюдать за мной, узнать получше. И пусть, мы почти не общались, не сложно сопоставить: когда он начал пробовать заново, он точно знал чего хочет.
И выходит, его вчерашние слова — не фантазия о прошлом. Он действительно думает обо мне настоящей. Сейчас. О взрослой, состоявшейся женщине с кучей страхов и надуманных в голове глупостей, а не взбалмошной студентке.
Выходит, что Ветров наше прошлое отпустил и благодаря этому полюбил меня реальную, а я, державшись за былое и перекладывая ошибку на сегодняшнего Макара не могла нащупать даже себя, не говороя уже о том, чтобы разглядеть его.
Охх… Арина — Арина…
Как же полезно остаться наедине, чесслово! Думать — поистине потрясающий навык!
В конце концов я оплачиваю счет и оставив внушительные чаевые в благодарность за ненавязчивость официантке Олесе вызываю такси из кофейни, в которой несколько минут назад закончила завтракать и придаваться думам, как Катерина в одноименной поэме Шевченка. Я еду к Тае Жаровой. Нужно исповедаться.
— Ты что, Туманова, ударилась сильно? У меня утренний… Утренний завтрак с женой! — встречает меня недовольный Аланьев, а я только хмыкаю, проходя в дом.
Вот это моя месть ему наперед, потому что готова поставить сколько угодно денег на то, что он начнет меня подкалывать и в покое не оставит.
— Вино я не привезла, будем пить твое, — улыбаюсь подруге, которая успела пригласить за стол и набурчать на мужа. Лапочки, не иначе.
— Еще и нахлебница, ты посмотри! — Марк усаживается около Таи и закинув ногу за ногу кивком осведомляет, что готов слушать. Ты посмотри! Я ему что, доклад по аналитике сдаю?
Долго пересказывать не приходится. Аланьев чуть ли не аплодирует разрыву с Лукашиным, Таину улыбку радости потушить не способна даже лопата, а стоит мне только заикнуться о Ветрове, как эти двое становятся просто невыносимыми!
— Да вы как дети, честное слово! — возмущаюсь я на их потешки. Вот от кого-от кого, а от Жаровой не ожидала! Ладно уж препод, что с него взять? Но она…
— Еще бы, ты столько лет ходила безликим приведением! Ты гляди, Тай, что это у нее на лице! — Марк подается вперед, а я испуганно прикладываю ладони к щекам, — Это же жизнь проступает!
Засранец!
— Ну перестань, — шикает Аланьева, но я вижу, что с мужем согласна, — Так вы окончательно расстались? — уточняет аккуратно, сосредоточив взгляд на мне и силясь скрыть улыбку.
— Думаю, нужно обсудить все еще раз без эмоций, все-таки он не чужой для меня человек…
— Ой, да гони к черту эту жалость! — эмоционально фыркает друг.
И тут уже не до словесной перепалки, это правильное решение. Правильное.
— Марк, он помог мне… — подбираю фразы, чтобы объяснить, но он не ждет. Что, в общем-то, ожидаемо.
— Так что ему теперь памятник поставить?! Помог и спасибо, его за руку никто не тащил помогать. Все взрослые люди. Хотел — помог, не хотел бы — вышел бы в пешее путешествие. Ты никому ничего не должна, Арина. И жалеть его тоже.
— Марк, ты перебарщиваешь! — предпринимает попытку повлиять на мужа Тая.
— Дай уже высказаться, а? — резковато одергивает он, — Ладно еще, когда они вместе были мы тактично молчали, — слово «тактично» Марк произносит издевательски, — и то, надо было раньше ей подзатыльник дать, гляди того и очухалась бы! — машет на меня рукой, будто и без того не ясно, что речь обо мне, а я молчу. Хотел препод высказаться — пожалуйста, — А то жила с этим задохликом и даже план по спасению не обдумывала. А ты, Тая, хороша подруга! Надо было ей говорить, что вампирюга Лукашин — мимо проходящий, а не тот самый единственный!
— Я подтолкнула Арину к свиданию, чтобы она отвлеклась, если ты об этом, — скрещивает руки на груди в защитном жесте его жена.
— Да, а потом стоило гнать его взашей! Короче, Арина, нечего с ним возиться, пусть к мамке скачет в юбку сморкается! Использованный презерватив выбрасывают, а не хранят под подушкой. Артем стал пиявкой, это уже не прозвище, а настоящее звание. — Смотрит на меня, а я слегка опешила от такого Маркового откровения. Это с ним впервые.
— Может, я сама решу?! — бросаю грубо. Ну достал!
— Да нарешала уже, решало! Хорошо, Ветров появился! Долго же его носило где попало!
— Мужчины, к твоему сведенью, женятся на тех, кого не любят, спустя годы. Об этом, вон, и романы пишут, и фильмы снимают! Почему так не может случиться со мной?! — высказываюсь из вредности. На самом деле, я и сама давно поняла, насколько была дурной головой.
— Да выбирать надо тех, кто хотя бы дискомфорт не доставляет. Выбери себе любого и носи с собой как сумку Гучи. Но нет, тебе надо было подобрать целлофановый кулек, который вокруг шеи повязала и пытаешься убедить себя, что так и надо! Ты красивая девка, Туманова. Цени себя, наконец! Надо Влада набрать, куда он там смотрит вообще…
— Хватит уже, Марк! Знаю я, что столько времени слепой клячей ходила…
— И помирала потихоньку, — ехидно вставляет он и получив толчок в плечо от Таи поворачивается, целует ее в уголок губ и говорит примирительно, — Ну а что, жена, раз уж начал говорить — то все.
А мне делается смешно. Аланьев та еще черствая горбушка, но он настоящий.
— Теперь-то ожила! — развожу руками с улыбкой на губах.
— Вот за это мы и выпьем, — кивает Марк и разливает наш любимый для посиделок напиток.
Какое-то время мы сидим молча. Либо в Аланьева мгновенно заполонило эмпатическое ощущение, что сезон принимаемых безнаказанно нравоучений закрыт, либо он просто увлекся своим мобильником. Я ставлю на второе. Тая, та точно обходительно молчит. А я вот раздумываю, а действительно ли выглядела так?
То, что Артем был мною не любим никогда не скрывала. Было уважение, привязанность, убеждение в правильности и безопасности от боли любви, потому что не может быть больно от того, чего попросту нет. Но со временем благодарность, которая в последствии и стала фундаментом для постройки наших отношений начала давить на меня. Она превратилась в Артемову манипуляцию, которой я, если на свежую без эмоций голову подумать, превосходно поддавалась. Как собака дрессированная.
О чем бы мы ни спорили, когда я уже наконец не выдерживала и Лукашин видел, что теряет меня, он говорил о том, что это именно он! Он! А не кто-либо еще помог мне тогда. Ещё и слова подбирал такие громкие, красочные: вытащил, поднял, на руках отнес в безопасность… И хоть я всегда сама использовала для него аргумент, что ничем ему за это не обязана, пока не услышала отрезвляющую не щадящую речь друга, осознала, что толком в это и не верила.
Понимание, что я никогда не полюблю его давило. Знала, что должна и винила себя в том, чего не способна дать. В итоге стала просто пультом в его руках. Он осознавал, какой виноватой я себя чувствую и блестяще это против меня же и использовал. Козел.
— Господи, да пошли мне уже нормального мужика! — выдыхаю сердито, и замечаю, как сотрясаются в смехе плечи препода, — Хватит ржать с меня, Аланьев!
— Ой-ой, какая сердитая! — поднимает руки и когда нашу стычку нарушает дверной звонок, без удивления идет открывать, усадив подскочившую Таю на место.
— Ты что-то понимаешь? — приподнимаю бровь.
— Я? Понятия не имею. Что-то у моего мужа стало занятно много тайн. Надо подсказать правильное направление, пока путник окончательно с дороги не сбился, — это звучит угрожающе и я прыскаю, а вслед за мной и подруга.
— Привет, Марк Валентинович, — слышу краем уха на диво знакомый голос.
— Какой я тебе Валентинович? Я тебе что, преподаю? Тебя если на десятый год оставили, ты говори, я похлопочу.
— Куда похлопочу? Понятия не имею, как ты на рынке такого успеха добился, если считать не умеешь, — а потом звучит серьезно, — где моя Арина, Марк?
— Прямо и налево. Забирай.
На последнем слове Ветров уже врывается на кухню для того, чтобы буравить меня долгим серьезным взглядом. Расправляю плечи, стараясь не теряться.
— Привет, Макар, — первой нарушаю тишину.
— Здравствуй, моя пропажа.
Он делает шаг ко мне, подает руку и когда я встаю со своего места, перекидывает через плечо самым наглым образом.
— Поставь меня немедленно, Макар! — требую, а не прошу, но, кажется, моя просьба оказалась не слишком ему интересной.
— Тая, очень рад снова тебя видеть, — не знаю, какие эмоции на его лице, потому что передо мной лишь спина, но когда я извернувшись смотрю на подругу, та улыбается.
— Тась, ну помоги, — смотрю на нее осуждающе. Она вообще чей друг — мой или медведя?!
— Прости, Ариш, но я больше ни во что не вмешиваюсь, — пожимает плечами, закусив губу. И делает мне ручкой, когда Ветров выносит меня из дома, по пути прихватив мою обувь и верхнюю одежду.
Машина находится сразу за воротами и усадив меня на пассажирское, он кладет вниз обувь, а вещи назад, после чего обходит машину и садится рядом.
Дорога проходит в молчании. Ветров зол. Очень-очень.