Барсег
«Ушла», — пишет мне секретарь.
А я и без того в курсе дела.
Ведь последние полтора часа только тем и занимался, что пялился на видео с камеры наблюдения в собственной приемной.
Да, вот такой я извращенец. Нравится мне смотреть на Снежану, и все тут.
Сижу в отеле, в своем номере люкс, завернутый в пушистый белый халат. Ковыряю вилкой ужин и пялюсь на экран телефона, транслирующий видео, где моя бывшая чинно пьет кофе на протяжении часов.
Чем бы еще занялся, идиот.
Пялиться на бывшую — это ж так полезно для психики, ага…
Зато я ее хоть как-то поддел, хоть чем-то отплатил.
Впрочем, судя по ее прощальному выражению лица, она знатно взбесилась. Оно и неудивительно, после такого качественного маринада из пиздюлей от начальства, кофе и ожидания чуда в моей приемной.
Ей все на пользу. Пусть хоть немного пострадает, сука.
Пусть шестеренки у нее там закрутятся. А то переводить с китайского она научилась, а обращаться с людьми по-человечески — хрен-то там.
Прокручиваю последние две минуты записи еще раз. Ставлю на паузу, разглядывая возмущенное лицо Снежаны. Смакую ее эмоции.
Жаль, камера не передает и половины того, что видно в реальности. Это не слишком качественная запись, из которой даже скрина путевого не сделаешь.
Ну и, собственно, все.
Снежана ушла.
Развлечение на сегодня закончено.
Внезапно вечер становится тусклым, неинтересным.
Да что ж за блядство такое? Что со мной в последнее время творится? Ведь жил же как-то без нее, и нормально жил!
Девку, что ли, какую в номер заказать? Вытрахать весь негатив.
Так ведь не вытрахается. Я пытался и не раз.
Заканчиваю ужин, прохаживаюсь по номеру, соображая, что делать дальше. Внезапно слышу стук в дверь, настойчивый такой.
Кому там что надо?
Я готов сорвать злость на любом, кто попадется под руку.
Однако, когда открываю дверь, на пороге стоит Снежана.
Эффект разорвавшейся бомбы в моей груди.
По венам мгновенно растекается кипяток.
— Ну привет! — тянет она с горящим взглядом, при этом ее грудь чуть не выпрыгивает из ворота блузки.
Видно, что очень хочет добавить к своему «привет» кучу ругательств.
Мне дорогого стоит состроить на лице невозмутимое выражение.
Я улыбаюсь ей, спрашиваю как бы невзначай:
— Снежана, чем обязан? О, прости, я совсем про тебя забыл. Ты меня ждала, да? Но ты не беспокойся, приходи ко мне завтра утром, и мы все решим. Я помогу тебе с… Да с любым делом помогу. Сегодня, знаешь ли, устал, мысли уже не о работе, я кое-кого жду, сама понимаешь. Завтра утром в моем кабинете, договорились?
— Завтра утром, значит? — запальчиво переспрашивает она.
— Ага, — киваю с самым серьезным видом.
— Чтобы ты явился туда после обеда, а потом снова сбежал, как трусливый пес? — шипит Снежана, кажется, готовая на меня броситься.
— Эй, девочка, — строго на нее смотрю. — Здесь трусливых псов не водится. Только волки. Волков не боишься?
— Хватит придуриваться, Барсег! — кричит она.
Кажется, доведена до края.
Как же вкусно выводить ее на эмоции. Я буквально в экстазе.
Резко хватаю ее за плечо и затаскиваю в номер.
— Во-первых, не орать, — отчитываю ее. — Во-вторых, с чего ты решила, что вправе являться в номер одного из ведущих руководителей фирмы и что-то там требовать?
Она отпихивает мою руку от своего плеча, тычет в меня указательным пальцем и шипит:
— Это все ты… Ты!
— Что я? — снова надеваю на лицо невозмутимое выражение.
— Ты натравил на меня Забродского! — громко возмущается она. — Ты планомерно выживаешь меня с работы! Из-за тебя я уже неделю нормально не сплю!
Ишь ты, неделю она нормально не спит, горе какое. Я полгода нормально не спал, пока ее искал, и потом тоже ничего нормального в моей жизни н было.
— Окстись, девочка, — развожу руками. — На хрен ты мне сдалась, выживать тебя. Много чести…
— Ах много чести? — не унимается она. — Так оставь меня в покое! Что я тебе такого сделала, что ты меня травишь? Что такого ужасного…
Она издевается сейчас?
Ну держись.
Сама напросилась.
— Рот закрыла! — гаркаю на нее так громко, что аж самому режет уши. — Не смей! Не смей даже думать, что ты якобы ничего плохого мне не сделала! Ты мне пять лет назад душу выдрала тем минетом! Я все к твоим ногам, а ты по-порнушному на видео стонешь, обслуживая другого мужика… Да, Снежана, я ни хрена не забыл и никогда тебе этого не забуду! И не смей сейчас говорить мне в лицо, что ты ни хрена мне не сделала. Ты — гребаная садистская сука, которая меня выпотрошила своим мерзким поступком. Тебе хоть немного стыдно?
Она явно не ожидала такой отповеди.
Стоит теперь, глазами хлопает, а потом вдруг начинает злиться:
— Серьезно, Барсег? — фырчит она. — Ты будешь предъявлять мне то, что случилось пять лет назад? Ты нормальный вообще? Мы давно друг другу никто!
Ни черта это не так, и никогда так не будет.
— А не хер изменять армянскому мужику, когда он все для тебя… — ору на нее. — Ты скажи спасибо, что не прибил тебя на хер!
— Как ты все вывернуто помнишь, — хмыкает она. — Во всем меня винишь… Но ведь все совсем не так было!
— Извиняйся давай! — ору на нее. — Ну? Я жду! По-хорошему прошу, один шанс тебе даю…
— Я не буду извиняться! — шипит она. — Я ни в чем не виновата! Я говорила, что не по моей воле…
— Только посмей опять запеть мне свои сказки, только посмей… Только заикнись!
Снежана отшатывается от меня подальше, а потом говорит с обидой:
— А ты что сделал, Барсег? Ты как поступил в ночь нашей помолвки? Тут же нашел себе девушку и член свой в рот ей засунул, еще на видео снял! Помнишь, нет? За волосы меня держал, смотреть заставлял… Один-один у нас!
Я этот момент прекрасно помню. Понимаю, что оно меня не красит.
Но у нас со Снежаной и близко не поровну очков.
Ту девчонку я снял специально для показушного видео, только и сделал, что пару раз ей в рот засунул для вида. Это ни хрена не ставит нас со Снежаной на одну позицию.
— Оставь меня в покое! — просит она. — Хватит травить! Что за детский сад? Серьезно, прошло пять лет, пора уже как-то отпустить, забыть. Сам же говорил…
— Хера с два я тебе что-то спущу, поняла меня? — рычу на нее. — Считай, пожила спокойно и хватит. Я теперь тебя из-под земли достану, если понадобится, я…
— Ты нормальный вообще? — перебивает она. — Мне что сделать, чтобы ты наконец унялся? В гроб лечь, может тогда…
— Нет, в гроб не надо, — качаю головой. — В постель ко мне ляжешь.
Я, собственно, не собирался предлагать такого Снежане. Постель — это последнее, что я планировал с ней. Изначально хотел попросту выпереть ее из фирмы, причинив как можно больше боли.
Но вот сейчас, когда предложение вылетело из моего рта, понимаю — именно это мне и нужно. Чтобы хоть как-то примириться, унять демонов, бушующих внутри, продолжить нормальную жизнь. Именно с ней я должен вытрахать весь свой негатив, с ней, и ни с кем другим. Только тогда смогу отпустить.
Однако Снежана с моим мнением, похоже, в корне не согласна.
— Я никогда с тобой не лягу! — кричит она.
— Еще как ляжешь! — говорю с чувством. — Захочешь сохранить работу, ляжешь. Или с другими можно, а со мной ни-ни? Прямо как во время нашей помолвки…
— О чем ты говоришь вообще? — трясет руками она. — С какими с другими? Уже многих других мне приписал, да?
— А что, все было не так? — запальчиво продолжаю. — Ага, расскажи мне по тридцатому кругу свои сказки. Только вот у меня на них иммунитет. С другим, значит, как за здрасьте и даже на камеру. А со мной вся такая целка-невредимка… Сколько их у тебя было? Хоть раз честно ответь! Блядь!
Когда я это говорю, Снежана вдруг подается вперед, замахивается и бьет меня по левой щеке. Больно бьет! Звук пощечины разносится по всему номеру.
Бессмертная, что ли?
Причем ей этого оказывается мало. Пока я тру щеку, она заносит руку и снова хочет ударить…
Вот только я не из тех, кто подставляет вторую щеку, когда ударили по первой.
Не позволяю ей этого. Перехватываю ее запястье, а потом беру в заложники вторую руку, сцепляю их и одновременно прижимаю Снежану к себе. Она громко охает, но вырваться не может.
Хватка у меня железная.
— Ненавижу! — шипит она мне в губы.
— Взаимно! — отвечаю ей в тон.
Наклоняюсь ниже, веду носом по ее виску, щеке. Чувствую ее обалденный аромат. Ваниль с нежностью… вот такое сочетание реального и нереального. Как же я скучал!
Больше не думаю ни о чем, жестко впиваюсь в ее губы.
Я мну их своими. До боли, до помутнения рассудка.
— Ненавижу… — рычу и снова целую.
А Снежана будто не замечает моей грубости.
Она замерла на месте и позволяет мне себя целовать. Чуть прогибается назад, пускает мой язык в рот. Ей хорошо от того, что я с ней делаю! Ее буквально потряхивает, она хочет еще… Что ж, она получит.
Я тесню ее к стенке, поворачиваю к себе спиной. Быстро дергаю за полы блузки, забираюсь под нежную шелковую ткань.
— Барсег, не надо! — стонет она, когда чувствует мои руки на плоском животе.
Не слушаю. Поддеваю чашки ее бюстгальтера и с наслаждением накрываю ее груди ладонями. Мну их и рычу ей в ухо от удовольствия. Это такое обалденное чувство — сжимать ее холмики. Они безумно приятно заполняют ладонь, они будто для меня сделаны, идеально подходят.
— Барсег! — стонет она.
Но как-то с придыханием стонет. То ли просит прекратить, то ли продолжать.
Левой рукой я обхватываю ее грудь, правой же забираюсь ей под юбку.
И тут сюрприз…
Девушка в чулках!
Ага, сама невинность, пришла ко мне в номер разговаривать разговоры… В чулках!
Откровенная блядь!
Которая меня хочет.
Я сую руку ей в трусики и чувствую, как она сжимает бедра, не пускает меня.
— Расслабься, — командую строго. — Больно не сделаю.
Кое-как протискиваю пальцы между ее ног, без труда нахожу клитор, тру его подушечкой среднего пальца. Слышу стон Снежаны и понимаю — ей до чертиков нравится все, что я с ней делаю.
И все-таки, когда я развязываю халат, стаскиваю с себя трусы, а потом упираюсь членом ей в ягодицы, она просит:
— Барсег, не надо!
Мне эта ее показная скромность поперек горла.
Не слушаю.
Рукой заставляю ее прогнуться, отодвигаю узкие трусики и упираюсь членом в ее мокрые от желания складочки. С силой протискиваюсь внутрь.
Снежана вроде бы абсолютно ко мне готова, влажная дальше некуда. Я должен скользить в ней, легко и свободно. Но нет…
Когда пытаюсь войти, она вся внутри сжимается. Узкая до одури, в нее почти невозможно протиснуться.
Резко двигаю бедрами вперед, тараню ее изнутри, и наконец я в ней. Но как-то неправильно, будто что-то прорываю. Вхожу до упора, еще пару раз двигаюсь туда-сюда по инерции — теперь уже без проблем. В этот момент окончательно понимаю — я ей что-то порвал.
Вытаскиваю член, а он в крови.
Но шокирует даже не это. Шокирует то, что Снежану трясет так, будто она бесшумно плачет.
Я разворачиваю ее к себе, вижу слезы на щеках.
— Что за кровь? — спрашиваю с надрывом.
— Догадайся! — кричит она сквозь новый всхлип.
А во взгляде столько обиды, столько потаенной боли, что меня пробирает до самого нутра.
Это что получается, я ее сейчас девственности лишил, что ли?
Сказать, что я удивлен, — ничего не сказать. Мягко говоря, неожиданный исход. Настолько неожиданный, что в него трудно верится.
Девственница, ага…
Двадцатичетырехлетняя девственница, блядь. Это ж так обычно и бывает. Девчонка в девятнадцать начинает куролесить, а в двадцать четыре она вдруг — бах! — и невинна.
Бред.
— Ну и на хрена ты зашилась? — спрашиваю, запахивая халат.
Все возбуждение, что во мне оставалось, вдруг уходит. Я снова злой как сто чертей. Кому нужен этот обман с фейковой девственностью? Не мне!
Смотрю на Снежану, спрашиваю еще раз:
— На хрена зашилась, спрашиваю? Ради меня, что ли?
А она, кажется, даже не понимает, о чем я. Выглядит как чумная. Одергивает юбку, стирает слезы со щек и, кажется, не может устоять на ногах. Сползает по стенке вниз.
— Тихо, тихо, — я бросаюсь к ней, поддерживаю. — Все хорошо? Ты в порядке?
— Я? Нет… Да… Я не знаю.
Типичный женский ответ
— Пойдем в ванную, — предлагаю.
Потом аккуратно обнимаю ее за плечи, веду туда.
— Приведи себя в порядок, и мы поговорим, — командую ей.
Завожу в ванную и закрываю за ней дверь.
Я не знаю, что только что между нами было, и на хрена я вообще начал ее целовать. Но это, блядь, сумасшествие какое-то!
Я рыдающих девственниц не заказывал!
Знай я, что у нее вот так обстоят дела, вообще бы не притронулся. Я не садист, между прочим — от чужой боли эйфории не испытываю.
От Снежаны — да, испытываю. От ее боли — нет. Физической.
Я ж ей больно сделал, наверное. Да не наверное, а сто пудов, раз она разревелась. Но я ведь не хотел!
Точнее, хотел… Но я хотел раздавить ее морально, а не истязать собственным членом. Это ведь разные вещи — уволить бывшую с позором или отыметь ее в гостиничном номере. Особенно при условии, что у нее даже чисто теоретически могло раньше никого не быть. Я даже мысли такой не допускал.
Но ведь она позволила этому случиться!
Я, конечно, отказов не слушал. Но лишь потому, что телом она меня хотела. Могла вывернуться, залепить мне новую пощечину, но не сделала этого. Далась. Зачем она это сделала?
Что называется, хочешь взорвать себе мозг, заведи женщину. Она с этой задачей справится легко, особенно если эта женщина Снежана.
Я упираюсь затылком в стену возле двери ванной.
Да, да, сторожу тут ее, как цепной пес.
А меж тем проходит уже минут десять, не меньше. Что она там делает все это время? Не иначе, испытывает мое терпение.
За дверью продолжает шуметь вода.
Наконец не выдерживаю, стучусь.
— Снежана, у тебя все в порядке? — начинаю беспокоиться.
Через некоторое время она выходит.
Бледная, но вроде бы в адекватном состоянии. Хотя грустная…
Маленькая такая, трогательная.
Я обнять ее хочу!
— Подожди пару минут, — обращаюсь к ней ласково. — Я искупаюсь, и поговорим.
— Я домой, — шепчет она одними губами.
Ага, после такого я вот прям взял и отпустил ее на все четыре стороны. Ни хрена подобного. Мгновенно начинаю злиться.
— Нет, — строго на нее смотрю. — Никуда ты не пойдешь. Мы сейчас оба успокоимся, закажем чего-нибудь вкусного, посидим, нормально поговорим. Ты объяснишь мне, как так вышло…
— Я домой, — она снова начинает всхлипывать, кривит лицо.
Рыдать собралась, что ли?
Да что ж такое-то!
— Ладно, — киваю нехотя. — Две минуты подожди, я искупаюсь и отвезу тебя. Так пойдет?
— Ага, — кивает она.
Вроде даже успокаивается. По крайней мере, ее лицо приобретает более-менее нормальное выражение.
Вот и хорошо, вот и ладно. Пока буду ее везти, обо всем и поговорим. Спокойно, как нормальные люди. Можем же мы хоть раз в жизни спокойно поговорить, так?
— Посиди тут, я сейчас.
С этими словами я усаживаю ее в кресло.
Со скоростью звука несусь в ванную.
Купание в экстренном режиме и вправду занимает у меня ровно две минуты. Наскоро вытираюсь, выкидываю выпачканный в крови белый халат и выхожу в одном полотенце.
— Снежан, я сейчас оденусь, и…
Я затыкаюсь, поскольку вижу — в номере никого.
Она не стала ждать.
Как последний придурок, я лечу к шкафу, достаю джинсы со свитером, натягиваю.
Бегу к лифту, спускаюсь, выскакиваю на улицу, в слепой надежде перехватить ее.
Так получается, что я оказываюсь на ступеньках отеля ровно в тот момент, когда она садится в такси.
— Снежана! — ору что есть силы, и мне все равно, кто меня слышит-видит, что обо мне подумают.
Все равно и Снежане, потому что она уезжает, не обратив внимания на мой крик.
Бросила меня пять лет назад, бросает и сейчас.
А ты, Барсег, убейся головой об стену.