Барсег
Я шагаю по тускло освещенному коридору, морщусь от противного запаха, который, кажется, въелся в стены. Здесь пахнет затхлостью, чьим-то потом и чужим несчастьем. По-другому не скажешь.
Провожающий меня полицейский указывает на выкрашенную в серый цвет металлическую дверь с решеткой. Комната для свиданий с заключенными.
Захожу.
Здесь нет никого и ничего, кроме обшарпанного металлического стола, прикрученного прямо к полу, да пары табуреток.
Я усаживаюсь на одну из них, жду.
Пока жду, вспоминаю слова Снежаны: «Не иди к нему. Он этого не заслужил! Если ты думаешь, что после разговора с ним почувствуешь себя хоть немного лучше, то ты заблуждаешься. У него же эмпатии нет, она просто отсутствует… Он — садист, и ты одна из его главных жертв, ему тебя мучить вкусно».
В то же время я не мог не прийти.
Он же мой брат…
В конце концов, я должен задать свой вопрос.
И я жду.
Минуту, две, десять.
Слышу звяканье металла в коридоре, чьи-то шаги, негромкие голоса.
Наконец дверь со скрипом открывается.
На пороге показываются двое полицейских, а впереди Ваган.
Он замирает в дверном проеме, едва меня видит.
— Проходи, — рявкает на него конвоир. — Чего застрял!
Я замечаю, как Вагану достается ощутимый тычок под ребра сзади.
Морщусь… Хотя сам бы наподдал ему еще недавно.
Просто выглядит Ваган сейчас так, что не позавидуешь.
У него фиолетовые фонари под глазами, переносица заклеена здоровенным пластырем. Все несостоявшийся тесть — он врезал Вагану кулаком прямо в лицо. А еще у брата синяк на всю шею, ведь отец Карины чуть его не придушил. Едва разняли. И это далеко не единственные увечья, которые ему достались, ведь Повеян пришел на помолвку дочери не один, а с друзьями, которые тоже пожелали вступиться за невесту.
Помолвка Вагана, что состоялась несколько дней назад, закончилась дикой потасовкой, которую разнимали полицейские. Той же ночью Вагану предъявили официальные обвинения и упрятали за решетку, где он и находится теперь, ожидая суда.
Ваган шагает вперед, садится напротив, морщится от того, что никто даже не думает снимать с него наручники.
Сопровождающие оставляют нас одних, но мы оба знаем, что они за дверью и ворвутся сюда в случае чего.
— Че приперся? — шипит брат на меня зло.
— В глаза тебе посмотреть, — выдаю как есть.
— Посмотрел? — он зыркает на меня так, будто это я причина всех бед на земле. — Променял брата на течную суку…
Еще совсем недавно его слова подействовали бы на меня как оплеуха. Недавно, до всего того беспредела, который случился в моей жизни и перевернул сознание.
Сейчас как никогда я понимаю, что он умело меня провоцирует.
Сколько раз он так делал за мою жизнь — не счесть. В более молодом возрасте я велся, потом стал сдержаннее. Сейчас, когда узнал о нем все, мне и вовсе плевать на его попытки меня задеть.
Даже не царапнуло.
Царапает меня другое.
— Зачем, Ваган? — наконец спрашиваю его.
— Что «зачем»? — цедит он, буравя меня ненавидящим взглядом.
— Зачем ты это сделал с ней? Она ведь была для меня всем… Ты мне жизнь сломал тем злосчастным минетом. Неужели секундное удовольствие того стоило?
Я замолкаю, внимательно его разглядывая.
Не знаю, на что надеялся.
— А потому что не хер задираться! — выдает он совсем неожиданную фразу.
И одной лишь ею пробивает мою оборону безразличия.
— Что, блядь? — я искренне недоумеваю.
— А с чего ты решил, что ты лучше меня? — гаркает он так эмоционально, что изо рта брызжет слюна. — С чего решил, что достойнее? Как ты рассуждал, а? Лучшая женщина тебе, построишь для нее лучший дом, будут у тебя самые красивые дети… С хера ли? Вечный всеобщий любимчик, тетки с детства в задницу целовали, родители вокруг волчком крутились. Самые новые игрушки тебе, самые лучшие вещи… Помнишь, как ты сожрал в шесть лет верхушку торта? А это был мой торт на мой день рождения. С тех пор как ты родился, меня вообще прекратили замечать, пока не вырос! И даже тогда Барсег то, Барсег се… Чем ты лучше меня? Чем?!
Я разное услышать ожидал, но не такое.
Никогда я не считал, что чем-то лучше его, что родители любят меня сильнее или я чего-то достоин больше старшего брата.
И я вот ради этого сюда ехал?
Захлебнуться от его зависти и злости на меня лишь за то, что я родился? Обалдеть причины гробить мне жизнь.
— Дурак ты, Ваган, — хмыкаю с неприязнью. — Я тебя всю жизнь как брата любил, семьей считал, последнее бы тебе отдал, не раздумывая, любую помощь оказал. А ты из-за каких-то детских обид меня в расход… Оно в голове не укладывается, что ты там себе надумал. Дерьмо ты на палке.
С этими словами я встаю и ухожу.
Надеюсь, единственным местом, где мы снова встретимся, будет зал суда, где я буду давать против него показания. И на этом все.
Нет у меня больше брата.