Моя (не)любимая бывшая

Глава 42. Влюбленный

Барсег

Я стою перед ее подъездом и не решаюсь нажать кнопку домофона.

Я бы на ее месте ни в жизни не открыл.

Отчего-то мне становится кристально ясно, почему она мне раньше не открывала. Почему смотрела на меня с ненавистью, не хотела идти на контакт. Почему сбежала от меня когда-то…

Я и мое семейство проехались по жизни сестер Васильевых танком.

Это ж получается, Снежана с Аней из-за нас вынуждены были бросить университет, продать квартиру, бежать неизвестно куда. А ведь обеим нравилось и где жили, и где учились, и чем занимались.

Вообще чудо, что при таких вводных они нормально устроились в жизни, выучились, не озлобились. Должно быть, потратили деньги, вырученные за продажу жилья, на обучение и теперь снимают квартиру.

Сами устроились в приличную фирму, построили себе какие-то жизненные перспективы.

И это все не благодаря мне, а, можно сказать, вопреки…

Естественно, Снежана кинула меня пять лет назад. Я теперь отчетливо понимаю, почему она так поступила. Если посчитала, что я решил замять ситуацию с братом, обвинив ее же во вранье, — оно нисколько не удивительно, что такие отношения ей не нужны.

Я бы на ее месте похлеще сделал. Я бы на ее месте себе в рожу мои же подарки швырнул… Устроил скандал. Не знаю, пощечину бы залепил.

А она — нет. Деликатная.

Молча уехала, спряталась, и все.

Хотя лучше бы она поступила так, как сделал бы я. Лучше бы наорала, устроила некрасивую сцену, но не держала все в себе.

Я бы тогда хоть знал, в чем виноват перед ней. Как-то постарался наладить…

Хотя как тут наладишь?

Девчонку из-за меня изнасиловали в рот! Девственницу, которая члена в глаза не видела. Даже моего на тот момент… Как это можно исправить? Чем?

Собственная беспомощность убивает, а еще мне дико перед ней стыдно за все, что успел натворить.

В кармане куртки вибрирует телефон, читаю новое сообщение от Снежаны: «Или поднимайся, или уезжай!»

Ждет.

А я, как долдон, стою у двери, совестью мучаюсь.

Нажимаю на кнопку домофона, и меня сразу впускают.

Поднимаюсь на нужный этаж и замираю у двери Снежаны.

Неожиданно дверь открывается, хотя я даже постучать еще не успел.

— Привет, Аня, — говорю, когда сестра Снежаны выскакивает на лестничную клетку.

— Здрасьте и до свидания, — фырчит она и спешит к лифту.

На ее месте появляется Снежана.

— Можно войти? — спрашиваю ее.

— Проходи. — Она отчего-то смотрит на меня с надеждой.

На что она надеется, я понять не могу. Что я время вспять поверну? Вернусь на пять лет назад, придушу собственного брата, чтобы он не смел даже думать о том, чтобы коснуться моей девушки? Нет во мне такой силы, не могу я такого провернуть…

Или даже понять, зачем Ваган это сделал.

Ему девок мало было? Или это месть лично мне? За что? Неужели настолько меня ненавидит? Ведь это надо очень сильно ненавидеть, чтобы сотворить такое. А еще это надо быть конченым упырем, чтобы сделать такое с девушкой. И не просто девушкой, а невестой брата. Он ведь знал, что я в Снежане души не чаял. Он ведь прекрасно понимал, что этим разрушит две судьбы, мою и ее…

Пять лет прошло, но ни она, ни я не отошли после той подлости, что он совершил. И не отойдем.

Пока достойно не отомстим.

Прохожу в прихожую и начинаю с главного:

— Я хотел сразу сорваться в родной город, но эта сука в Таиланде, мне мать сказала. Ваган приедет через четыре дня, и я…

— Ты хочешь набить ему морду? — спрашивает Снежана.

Да я хочу. Еще как хочу…

Но одним вшивым мордобоем эта сука не отделается.

— Снежан, — громко откашливаюсь. — Я в машине сидел, меня бомбило все это время. Я руку готов на отсечение отдать, ты не единственная, с кем он это сделал. И он должен понести заслуженное наказание. Ты поможешь мне его посадить? Выступишь со своей историей?

— Да, — говорит она решительно.

Мы со Снежаной проходим в крошечную гостиную двухкомнатной квартиры, которую она снимает с сестрой.

Снежана приглашает меня сесть на диван, устраивается рядом и смотрит настороженно, спрашивает:

— Ты правда на это пойдешь? Я честно хотела засадить Вагана за решетку, и Аня тоже хотела. Но прошло так много времени, и доказательств ведь никаких, только наши слова… Барсег, с чего ты решил, что я не единственная, над кем он так поиздевался?

Мне, как взрослому мужчине, это очевидно по многим причинам.

Вагану тогда было тридцать три года. Давно не восемнадцать, и даже не двадцать пять, чтобы можно было хоть попытаться списать его действия на молодость, дурость, играющие гормоны.

Взрослый мужик, бизнесмен, заманивает к себе девятнадцатилетнюю девчонку. Прессингует тем, что поиздевается над ее сестрой, единственным близким человеком. Силой вынуждает пойти на то, чего она никак не хочет.

Вот прям проснулся он утром и решил — а не оприходовать ли мне невесту брата… И план придумал с лету. Или вообще на ходу сочинил, когда увидел в клубе ее дуреху-сестру.

Такие поступки так с лету не делаются. Человек должен быть морально готов к подобному — это как минимум.

Значит, Ваган был готов.

Также присутствует тот факт, что его же охранники, со слов Снежаны, были подельниками. Они держали Аню в помещении, в то время как он насиловал ее сестру. Таких верных, а точнее продажных, людей еще надо найти, с ними надо договориться. Это вряд ли под силу человеку, далекому от криминального мира.

И тот факт, что он записал действие… Заставил Снежану и так и эдак позировать на камеру, чтобы вышло реалистично, будто она этого хотела. Значит, он как минимум должен был знать, как это сделать. Он ведь управлял ею, командовал. В нем не было ни тени сомнения, четко осознавал, что делал.

Ага, ага, так я и поверил, что это первое и единственное преступление сексуального характера, которое совершил Ваган.

Жил человек абсолютно честным до тридцати трех лет, а потом — бабах! — и все в один день переменилось…

Я уверен, что в гадюшнике, который он называет клубом, пострадало немало девушек. И я найду их. Не могли все молчать в тряпочку, должны найтись и те, кто хоть попытался написать заявление в полицию. Хотя по статистике заявление пишут всего двадцать процентов от изнасилованных, ведь в основном жертвы предпочитают молчать, опасаясь позора. Это я уже успел пробить, пока думал серьезные думы на тему того, как буду выбивать из брата дух.

— У меня просто интуиция, — отвечаю Снежане наконец. — Но есть вопрос… Помнишь тату у Вагана на лобке? Как так вышло, что ее было не видно на видео?

— Не было у него никакой татуировки, — морщится она.

— Была, — говорю уверенным голосом. — Я, по-твоему, совсем не мужик, что ли? Я ведь после твоих слов предъявил Вагану то, что ты обвинила его. И он продемонстрировал татуировку. Там корона чуть ли не на весь бритый пах. Я поэтому и подумал тогда, что ты соврала.

— Но он ведь мог потом ее сделать, — стонет Снежана.

— Татуха не выглядела как свежесделанная, — качаю головой.

— Он мог наклеить временную, — выдает Снежана варианты. — Специально, чтобы выставить меня лгуньей. Мол, он не при делах, а я обвиняю его… Он мог использовать ее как алиби. Ты не веришь мне?

То, с каким надрывом она это говорит, показывает мне, насколько ей важно, чтобы я поверил.

— Верю, — тут же ее убеждаю.

Даже если бы видео не видел, сейчас поверил бы, потому что не умеет Снежана так врать, чтобы в таких диких подробностях рассказать мне все, как она сделала у меня дома сегодня утром. Подобных деталей попросту не придумаешь, если лично не столкнулся с насилием.

— Спасибо тебе, Барсег, — вдруг говорит Снежана. — Спасибо, что не пускаешь все на самотек, что хочешь разобраться… Я ведь понимаю, он твой брат, семья.

Она смотрит на меня с благодарностью.

Серьезно!

С самой что ни на есть благодарностью, и это выхлестывает меня окончательно. Совесть ест изнутри с такой силой, что хочется выть. А ведь это я виноват в том, что она пострадала.

Вот она, Снежана, сидит передо мной.

Без офисных блузок, отглаженных юбок, высоких каблуков, идеального макияжа и прически она выглядит откровенно юной.

Да, ей всего двадцать четыре, но вот сейчас, в домашних джинсах и белой футболке, она смотрится почти так же, как в девятнадцать. Почти не изменилась, лишь стала более женственной, приобрела округлые формы груди, бедер.

Молодая девчонка, красивая настолько, что у меня щемит сердце.

Не моя…

Потому что никаких прав я на нее не имею. Смешно вспоминать, что еще недавно я был уверен, будто имел. Потому что считал, что она мне по гроб жизни должна за ту невероятную боль, что причинила своей изменой. Только вот не было никакой измены. Было насилие, от которого я ее не защитил.

— Прости меня, Снежана, — говорю с болью в голосе.

— За что? — удивляется она.

— За то, что не уберег, — я давлюсь собственными словами. — За то, что меня не было рядом, когда был нужен, и с тобой случилось непоправимое…

Я хватаю ее за руку, подношу пальцы к губам и целую.

— Прости меня… — шепчу глухо.

Подаюсь вперед всем телом и прижимаю ее к себе.

— Ты в этом не виноват, — шепчет она мне в губы. — Ты ведь в тот день просто уехал в командировку, ты не мог знать…

— Виноват, — качаю головой. — Я змею в своем окружении не разглядел. И тебя пять лет назад до конца не разглядел… Зато теперь все вижу ясно и четко.

Кто друг, кто враг, кто предатель, а кто самый близкий…

Обнимаю Снежану и чувствую, что ближе нее у меня никого никогда не будет.