Глава 19

Прошлым вечером, сразу после стрелки


Мы въехали на задний двор конторы. Открыв большой багажник крузака, я выволок оттуда связанного Сиплого. Худощавый бандит, весь в пыли, грязный, рухнул на гравийную присыпку двора, словно мешок картошки.

— Ну и че с ним делать? Куда девать? — Спросил Женя, пнув корчащегося на земле переговорщика в грязную туфлю.

— Пока что давайте его в котельную, — сказал я. — Фима! Притащи стул из конторы!

— Понял! — Ответил тот и бросился к черному ходу зданьица.

— Только не мой! — Крикнул ему вслед Женя недовольно. — Я свой из дома принес! Не хочу, чтобы на нем всякие бандитские жопы сидели!

Мы схватили сиплого. Я усмирил его подзатыльником, чтобы тот не вихлялся, как червь. Бандит был худой и легкий, поэтому мы, не напрягаясь, потащили его к котельной. Открыв дверь в темное помещение с топкой, лопатами и лишними стройматериалами, оставшимися после ремонта, мы бросили бандита на небольшую кучку угля, залежавшуюся в углу.

Тот, связанный по рукам и ногам, замычал, стараясь выплюнуть кляп.

— Да не мычи ты, — сказал я. — Знаю, невкусно. Я этой тряпкой масло с двигателя, под капотом протираю. Ну ниче. Тебе сойдет.

Замычав громче, бандит как-то возмущенно посмотрел на меня.

— Ну, — Степаныч скрестил руки на груди. — Что делать будем? Наворотили мы не слабо. Теперь надо как-то разворотить все назад. Есть идеи?

— А я говорил, — Женя подпер стену, стал разминать трехпалую кисть. — Что с бомбой больно круто вышло.

— Другого варианта не было, — ответил я. — Бандиты всегда давят с позиции силы. Нужны были какие-то рычаги, чтобы можно было давить в ответ.

— Жиденький у нас рычаг, — заметил Женя равнодушно и указал взглядом на Сиплого.

— Лучше такой, чем никакого, — вздохнул Степаныч.

К этому времени вернулся Фима.

Он притащил стул, задев головой низко висящую на проводе лампочку, поставил его посреди котельной.

— Сука… Ну просил же, не мой, — пробурчал недовольно Женя.

— Че? А это твой? — Удивился Фима.

— Да. Мой. Он, вообще-то, за моим столом стоит.

— Ну… Давай сгоняю быстро, — Фима взял стул. — Поменяю.

— Да хрен с ним, — отмахнулся Женя. — Ладно уж. Давай этого сажать.

Мы подняли бандюка, усадили на стул и привязали его у стулу тремя метрами проводов старой проводки, валявшихся на полу у стены. Я вытащил кляп.

— Сука, мля… — отплевался тут же Сиплый. — Я тебя, мразоту, буду сам резать по кускам, понял⁈ Я тебя, опущенец…

Договорить он не успел, потому что я врезал ему по зубам. Сиплый дернулся в сторону так, что у него аж шея хрустнула. Как я понял, спустя мгновение, это была совсем не шея. Бандит тут же выплюнул большой сгусток крови. Выпрямившись, раззявил рот, пытаясь ощупать сломанные зубы языком.

— М-м-м-м мля… — Замычал он от боли, — ты мне зубы выбил пи…

Сиплый недоговорил снова, потому что я опять замахнулся.

— Ладно-ладно! — Испугался он. — Только не бей!

— Че-то не надолго его хватило, — хмуро заметил Женя. — Больше храбрился.

— Не бейте… — Промяилил Сиплый, но я врезал ему еще раз, снова по зубам.

Бандита вновь дернуло, но теперь в другую сторону. Он скривился от боли. Потом он опять принялся отплевываться.

Я опустился к нему, схватив за одежду, выровнял на стуле.

— Знач, слушай сюда, — начал я. — За каждое слово, что вырвется из твоей пасти без моего разрешения, я буду бить тебе в морду. Понял?

Ошарашенный, не зная что ответить, Сиплый, прищурившись от боли, уставился на меня.

— Понял? — Занес я кулак.

— Да-да! Понял! — Поторопился он ответить.

— Ну и отлично. Короче, расклад такой. Ты пока что остаешься у нас. По крайней мере, до моей встречи с твоим любовничком-Мамиконом.

— А… А потом? — Буркнул он и снова схлопотал по роже.

Правда, теперь я ударил не так сильно и не по зубам.

— Что я сказал? Раззявишь пасть — получишь.

Наученный горьким опытом, он быстро-быстро закивал. Однако я все же ответил бандиту:

— А потом все будет зависеть от Мамикона. Может быть, ты выйдешь отсюда живым. А может быть, отправишься домой в пакете.

Сиплый удивленно раскрыл глаза. Раззявил было окровавленный рот, но повременил говорить.

— Болтай, если хотел что-то сказать, — разрешил я.

Сиплый с трудом сглотнул кровь, потом заговорил:

— Если ты думаешь, что я неплохой вариант, чтобы надавить на Кесояна — то ошибаешься… Мы с Мамиконом не ладим… Возможно, для приличия он притормозит, пока я тут, но потом… Если я умру или вы меня отпустите… Вы развяжите Мамикону руки…

— Что это значит? — Строго спросил я.

— Мы… Мы с ним наладим… — Повторил бандит. — Было у нас одно дельце… Если пообещаете не убивать… Я… Я расскажу. Все расскажу вам! Я знаю, как вы можете от него отделаться! Возможно, даже навсегда!

Мы с мужиками переглянулись. Я стал понимать, что к чему. Мда… А Сиплый был хитер. Быстро решился договориться. Однако все равно с ним надо держать ухо востро.

— Рассказывай, — бросил я.

Сиплый сглотнул. Страх в его взгляде смешался с сомнением, однако бандит решился:

— Короче, — начал он. — Был когда-то у Хасана братан. Близкий. Звали его Ашот Мерзоян. Погоняло — Каро. Он тут, в крае, одним из ближайших соратников Хасана был. Хоть в клане и не состоял, но его там, почти как своего принимали. Если б был он жив, именно его бы Хасан поставил в Армавир, вместо Мамикона.

— И? — Нахмурил я брови.

— И Мамикону это не нравилось. Он Каро считал выскочкой. Ему ж всего тридцать четыре года было. Ну и когда стало ясно, кто будет в Армавире главный, Мамикон очень расстроился.

— Дай угадаю, — пробурчал Женя. — Вы его убрали. Так?

— Такого просто так не уберешь, — заметил Степаныч.

— Не гоните коней, мужики, — сказал я. — Ну, давай, Сиплый, рассказывай.

— А так получилось, — снова сглотнув, продолжил переговорщик. — Что я тогда много денег Мамикону торчал. Очень много. Долг висел, и проценты бежали. Я-то отдавал, да только процент бегал быстрее… Жадная скотина этот Мамикон…

— Не отвлекайся, — одернул я Сиплого.

— Угу… Да-да… Конечно, — испуганно закивал он. — Короче, были у меня в Краснодаре, на РМЗ цеха. Так, мелочь. Я там металлолом резал на продажу. Ну вот, Мамикон мне и сказал, что за долг отберет цеха. Или же, предложил отдать делом.

— Делом? — Спросил Фима.

— Ага! Сказал мне Каро кокнуть. Я тогда испугался, в отказ пошел, но Мамикон наседал… Его дружки у меня даже цех один отжали. Ну я и… и… присел на очко. Согласился. Мамикон тогда и рассказал, что надо делать. Ну а что мне было делать? Рассказать Деду? Так мое слово против Мамикона — говно настоящее. А без бабла, без бизнеса, так проще сразу застрелиться. Так то, врагов у меня и без Мамина хватало. Короче, сговорились мы с ребятами, с одного крутого автосервиса, куда Каро мерс свой гонял масло менять, да там ему тормоза и подшаманили. А на погоны — еще и проводку. В общем, первая же дальняя поездка, а поехал он тогда в Анапу, в санаторий, и тормоза не выдержали. Каро разбился по дороге. Прямо среди ночи. А потом еще и сгорел нах. Из-за проводки. Дело замяли несчастным случаем. Как ДТП. Хасан тогда из Москвы приехал, Каро хоронить. Мы с Мамиконом сами, как ни в чем небывало, ему руку на похоронах жали.

— Очень интересно, — сказал я равнодушно. — Но мне то с этого какой прок?

— Так слушай дальше, — заторопился Сиплый. — Короче, вся эта затея с самого начала говном воняла. Я сразу понял, что Мамикон Кесоян меня поймал, как сома на удочку. Да только было мне не отвертеться. Через две недели стал он при каждой встрече о долге заговаривать. Но и я тоже не дурак. Подстраховался.

— Расписочку надо было забрать, — вполголоса пробубнил Фима.

— Угу… Рассписочку… — Укоризненно посмотрел на него побитый Сиплый. — Все ж было на словах! Ну я все равно выкрутился. Короче, как мы договорились Каро укокошить, каждый разговор с Мамиконом я стал записывать на диктофон. Скрытно, конечно. У меня этих записей накопилось часа на три! И когда Мамикон начал мне предъявлять, я ему ими в рожу ткнул. Сказал, мол, если я сдохну — записи окажутся у Деда на столе. Если он не прекратит наезжать — тоже. Типа, похеру, что и мне тогда хана придет. Зато я его вместе с собой потяну. Ну и сработало. Отвалил он. Но закусил. При каждой встрече смотрел косо.

— Записи можно выкрасть и уничтожить, — сказал Женя.

— Можно, — кивнул Сиплый. — Кесоян даже пробовал. Но я и тут себе соломки подстелил. У меня записей, штук тридцать копий везде было распахано. Пришлось беречь их лучше, чем собственные яйца. Парочку я с собой в Армавир взял…

Мы со Степанычем переглянулись.

— Давайте, я тебе одну выдам. Ты на Мамикона надави. А взамен меня отпустишь… Я… Я так-то человек мирный… Я уже, мужики, привык жить как все. Дела вести, по кабакам шляться. С бабами красивыми спать… Я жить хочу… А тут у нас статус-кво получится… Никто никого не тронет.

А Сиплый — хитрый сукин сын. Быстро смекнул, что Мамикон через меня может от него избавиться. Да, получится неприлично. Да, Мамикона за такое по головке не погладят. Он, возможно, даже вид сделает, что пытается Сиплого выручить. Да только, выходит, что было бы все это спектаклем, в финале которого Сиплый дохнет… Впрочем, этим спектаклем я мог бы воспользоваться, чтобы гарантировать себе временную безопасность. Хотя бы на встрече с авторитетом.

— Где, говоришь, эти твои записи? — Спросил я хмыкнув.


Текущий момент


Когда запись закончилась, Мамикон снова засопел. Пока играл плеер, он сидел без движения, слушал свой монотонный голос, и раболепное пищание Сиплого. Как только плеер квакнул, и зазвучала «Льдинка» Ларисы Долиной, а Кесоян издал свое сопение, он тут же потянулся к проигрывателю.

Под тяжелым пузом авторитета даже сдвинулся деревянный стол, однако, он все же взял плеер. Буднично достал кассету. Глянул на меня, беззаботно сидящего на своем месте. А потом разломил кассету. Смял выбившуюся из нее пленку.

— На здоровье, — сказал я. — Это не единственная запись. У меня есть еще.

— Я догадываюсь, — буркнул Кесоян, бросая сломанный трупик кассеты себе под ноги. — Значит, хочешь, чтобы мы оставили тебя в покое?

— Да, — сказал я. — Иначе кассета поедет к Хасану.

— У тебя есть связи с Хасаном? — Рассмеялся Мамикон.

— У Сиплого есть, — пожал я плечами. — А значит, и у меня. Он мне много что рассказал и про Хасана, и про тебя. Много что интересного. Теперь не отвертеться.

— Ловко, — покивал Кесоян. — Очень ловко, Летов. Я, знаешь ли, тоже навел о тебе кое-какие справки. После того, что ты учудил на стрелке, я понял — ты непрост.

— Жаль, что до тебя медленно доходит.

Мамикон скривил губы. Возмущенно раздул ноздри. Однако смолчал.

— Михалыч, — начал он перечислять вместо ответа на мою колкость, — Косой, Горелый. Корастелев из Майкопа. Чеченцы. И многие другие. Кого-то ты вывел из игры сам. Других помог убрать с карты города. М-да… Весь этот шухер, что творился в Армавире последние полгода. Все это ты. Оказывается, ты даже в неплохих отношениях с Кулымом.

Когда он упомянул Кулыма, я внутренне вздрогнул, но не выдал этого. Так и остался сидеть с каменным лицом.

— М-да… Теперь понятно, почему на стрелке снайпер промахнулся. А ты знаешь, чей это был снайпер, Витя?

Я не ответил, заглядывая толстяку в глаза.

— Это был снайпер Кулыма. Тебя должны были убить там, на кирпичном, пока ты базаришь с Сиплым. М-да. Кулым согласился устранить тебя, чтобы доказать Дедушке свою верность. Если бы не твоя бомба, мы бы не разговаривали.

— Хватит откровений, — сказал я и встал. — Мое слово такое: ты оставляешь нас в покое. Взамен Хасан не получает записи. Все.

— Знаешь, что меня в тебе поражает, Витя? — Спросил Момикон. — Ты презираешь нас. Презираешь понятия и наш образ жизни. А сам ушел недалеко. Ты убиваешь. Ты похищаешь людей. Мучаешь их в своих интересах. И, при этом, воротишь нос, когда Кулым предлагает тебе занять его место.

Сукин сын… Откуда он так много обо мне знает? Неужто он?.. Ублюдок…

— Скажи, — продолжал толстяк. — Не кажется ли тебе, что ты давно уже один из нас?

Я упёрся руками в стол, подался к Мамикону и заглянул ему в глаза.

— Знаешь, в чем между нами разница? Ты нарушаешь закон, потому что наживаешься таким образом. Брюхо свое набиваешь. А я — потому что защищаюсь. Держу оборону. Отбиваюсь от вас, скотов. Оберегаю себя и своих близких людей. И если мне придется защищать их, играя грязно, играя по вашим правилам… Что ж. Пусть так. Можешь считать меня кем угодно, Мамикон. Главное — я, мои друзья, мое дело — все это остается в безопасности. Нас не сожрать таким, как ты.

— И правда, тебя так просто не сожрешь, — кивнул он серьезно. В его взгляде проскользнула какая-то искорка… уважения? — Я принимаю твои условия.

Я выпрямился. Не проронив ни слова, отправился на выход.

— Летов! — Крикнул мне Мамикон, и я обернулся.

— Полагаю, нас объединяет еще кое-что.

Не ответив, я только наградил жирдяя свинцовым взглядом.

— И это «кое-что» — вопросы, которые возникли к Кулыму у нас обоих, — закончил авторитет.

Загрузка...