Моя золотая Бенгалия

ГОРОДА

В Индии примерно 3 тысячи больших и малых городов. В 1941 году в них жило около 14 % всех жителей, а в настоящее время — около 25 %. Самые крупные города — Калькутта, Бомбей, Дели, Мадрас, Хайдарабад, Ахмадабад, Бангалур. В Индии нет такого города, в котором бы концентрировались все рычаги экономики, науки и культуры. Но политическим центром является Дели. Каждая встреча вновь прибывшего со столицей начинается с посадки в современном аэропорту и поездкой в Нью-Дели. Можно прожить неделю в этой части города в одном из посольств, которые построены рядами, как на выставке — одно здание красивее другого, и даже не понять, что находишься в Индии. Рассматривая дворец президента, парламент и здания вокруг него, вы не обнаружите в них черты национальной архитектуры, потому что они все построены по планам британских архитекторов во времена колониализма.

Создается впечатление, что и при строительстве современных центров — Бангалура, столицы штата Карнатака, Бхубанешвара — столицы штата Орисса, — индийские архитекторы подражали созданному английскими архитекторами образу Нью-Дели. Нельзя не заметить, что новые здания Дели отличаются рациональной планировкой, большей приспособленностью к особенностям местного климата и лучше вписываются в окружающий ландшафт. Комплекс построенных за последние десятилетия административных зданий, банков, музеев и жилых домов в Нью-Дели радует глаз изысканным архитектурным вкусом, безупречным качеством исполнения и ненавязчивым присутствием национальных элементов. Даже такие необходимые атрибуты, как солнцеотражатели — выступы и ниши, в которые встроены окна, — не расчленяют фасады зданий и не привлекают внимания.

Индийцы не всегда в восторге от этих зданий — они слишком дороги и не совсем соответствуют климатическим условиям. Может быть, это и так, но сомнительно также, лучше ли в этом отношении спроектированные Ле Корбюзье и самими индийцами железобетонные и стеклянные небоскребы центра Чандигарха и Бомбея. Если в этих домах приходится находиться тогда, когда не действуют установки кондиционирования воздуха (а такое случается довольно часто, потому что почти по всей Индии не хватает электроэнергии, а маломощным генераторам — топлива), жара становится нестерпимой.

Дели — древний город. Он строился и полностью или частично уничтожался семь раз. Еще в 1737 году, с ослаблением империи Моголов, город разграбил персидский шах Надир, а в 1761 году — правитель афганцев Ахмед-шах Абдали. Поэтому сегодня так мало сведений о его богатом прошлом (самое древнее название города — Индрапрастха). Индийские гиды показывают туристам в первую очередь Раджгхат — место кремации выдающихся политических деятелей Индии. «Истина существует» — краткая надпись украшает плиту полированного гранита, которая воздвигнута на месте кремации Махатмы Ганди.

Знаменитый Кутб-Минар — минарет высотой 725 метра. Его начали строить в 1196 году, и он устоял во время сильного землетрясения 1803 года. Он — один из немногих свидетелей прошлого величия страны периода правления первых мусульманских завоевателей. Минарет построен из красного песчаника и мрамора, украшен мраморными балкончиками и цитатами из Корана. Мусульмане верят, что благодаря этим надписям и сохранился так долго знаменитый минарет. Но и без благословения Аллаха стоит с 321 года знаменитая (высотой 7,2 метра) колонна из нержавеющего, химически очень чистого железа, какое и теперь трудно получить. Нижняя часть этой колонны, свидетельствующей о высоком техническом развитии Индии, буквально отполирована руками посетителей — каждый, кто может обхватить колонну руками, стоя спиной к ней (диаметр — 41 сантиметр), считается счастливым. Мне, совсем не такому уж стройному, с помощью какого-то индийца, который с другой стороны колонны сцепил мне вместе пальцы рук, это счастье улыбнулось уже на второй день по прибытии в Индию.

Мусульманские правители построили Лал-Кила («Красный форт»), над которым 15 августа 1947 года взвилось знамя независимой Индии, а также дворцы властителей и мечети за его стенами. Напротив «Красного форта» возвышается большая мечеть Джамамасджид, которая, так же как Кутб-Минар, построена из красного песчаника и мрамора. В ее дворе могут собраться одновременно тысячи верующих. Знакомство туристов со старым городом Дели обычно кончается у этих двух выдающихся памятников архитектуры, которые наряду со знаменитым Тадж-Махалом, комплексом мечетей в Лакхнау — столице штата Уттар-Прадеш, и еще несколькими памятниками архитектуры по-прежнему помогают мусульманам Индии сохранять высокий престиж их культуры в собственных глазах и в глазах туристов из всего мира. Рядом с этими помпезными зданиями находится старый Дели — город с узкими улочками, по которым не может проехать даже такси.

Спешат куда-то женщины с детишками на руках, снуют худые, словно иссушенные чахоткой мужчины. Здесь же расположились торговцы фруктами, которые проводят весь день на улице, пытаясь продать прохожим несколько апельсинов или бананов. Подгоняемый каким-то непонятным чувством, я забрел в эту часть города в первый же день приезда в Индию и ходил по ней часа три. Нигде и никогда позже я не видел столь ужасающего контраста между величественной, красивой и богатой частью города и его социальным дном. Бродя в одиночестве по этому подлинному Дели, я ни разу не встретил ни европейца, ни полицейского. Слишком необычным посетителем я был там, никто ко мне не подходил, никто даже не просил милостыни — люди были заняты своим привычным делом: торговали, куда-то шли, не обращая на меня внимания.

Если старый Дели — город простых людей, то Нью-Дели построен только для богачей и состоятельных людей, там не видно даже нищих. Однако величие Нью-Дели не подавляет. Зато небоскребы центральной части Бомбея, в которых размещены банки, конторы магнатов индустрии и торговли, словно заставляют почувствовать свое ничтожество. Там себя более или менее хорошо чувствуют лишь те, кто разъезжает на собственных легковых автомобилях. Бомбейские и калькуттские финансовые олигархии во все стороны страны раскинули свои сети. Не преувеличу, если скажу, что Тата, Бирла и другие тузы капиталистического мира как прямо, так и косвенно, через принадлежащие им газеты, выходящие на английском и индийских языках, активно участвуют в составлении политических программ буржуазных партий, а также воздействуют на принятие проектов законов в парламенте и особенно в модификации и торможении выполнения принятых решений.

Центральная часть Бомбея со стороны моря имеет весьма привлекательный вид благодаря своей набережной. Дома центра города построены в викторианском стиле — из красного кирпича с белыми куполами и башенками. Бомбей стал большим торговым и экономическим центром уже в конце XVII века. Теперь это важнейший порт и наряду с Калькуттой — выдающийся центр культуры Индии, а также кузница технической интеллигенции. Индийские (главным образом на хинди) фильмы, которые идут на наших экранах, в основном снимаются в Бомбее. Вблизи города построен первый атомный реактор, спроектированный самими индийцами. Хотя в Бомбее живет много людей, родными языками которых являются хинди, урду, гуджарати, город прежде всего гордость штата Махараштра, любимое детище народа маратхов. Этот народ так любит свой край, что, в отличие от всех других народностей, населяющих Индию, очень редко переезжает на постоянное место жительства в другие районы страны.

Мне хотелось бы подробнее остановиться на Калькутте. Этот город стал символом блеска и нищеты Индии. Считают, что в настоящее время в Калькутте живет свыше 9 миллионов человек.

Город, основанный англичанами в 1690 году, оказался главными воротами, через которые на субконтинент проникали не только солдаты и заносчивые колониальные чиновники, но и европейский дух просвещения, сделавший Бенгалию зачинательницей новых общественных, политических и культурных течений. Бенгальский просветитель Раммохон Рай, писатель-романтик и просветитель Бонкимчондро Чоттопаддхай, просветитель Ишшорчондро Биддашагор, мыслитель Свами Вивекананда — это имена выдающихся индийцев прошлого века. Их мужество в борьбе за претворение в жизнь гуманистических и демократических идей нового времени унаследовал Рабиндранат Тагор и донес имя Индии до каждого просвещенного человека на Земле.

Можно смело утверждать, что ни в одном другом крупном городе Индии так не кипят политические страсти, как в Калькутте, нет столь активной и широко развернутой деятельности учреждений культуры. По количеству театров, концертов, выставок и их художественному уровню Калькутта, кажется, не имеет конкурента во всей стране, может быть, за исключением Бомбея. Столица штата Западная Бенгалия до 1911 года была столицей всей Британской Индии. Поэтому в ней находятся самая большая в стране библиотека, самый обширный и богатый экспонатами музей, старейший и крупнейший университет (100 тысяч студентов), большой зоопарк, пользующийся всемирной известностью, Индийский статистический институт. И еще один факт, которому я просто не мог найти объяснения: мне казалось, что в Калькутте жизнь дешевле, чем в других крупных городах страны, несмотря на его перенаселенность и обилие транспорта.

Внутреннее богатство Калькутты скрыто за завесой ужасающей нищеты и частых стихийных бедствий, поэтому здесь туристов меньше, чем в других местах. Это не значит, что в городе не на чем остановить свой взор стороннему наблюдателю. Дома зажиточных людей южной Калькутты так же красивы, как виллы в Дели или Бангалуре. Длинная авеню, пересекающая с юга на север обсаженную деревьями обширную площадь Майдан, сделала бы честь самому великолепному городу мира. Настоящим чудом архитектуры и инженерного искусства является построенный еще британцами длинный мост над рукавом Ганга — рекой Хугли.

Калькуттцы, очень любящие свой город, озабочены его будущим. Дело в том, что он построен на заболоченном месте и медленно оседает (на 2 дюйма за десять лет). По сообщениям газет, 70 % домов подлежат капитальному ремонту, но их владельцы регулярно поднимают квартплату. Система водоснабжения обслуживает лишь половину жителей, «хромает» телефонная связь, не хватает электроэнергии, за последние десять лет сократился объем выпускаемой промышленной продукции, намного меньше работы в порту, так как крупные суда в него не заходят. Все это способствует росту числа безработных. Дым и выхлопные газы тысяч машин при отсутствии ветра и большой влажности воздуха погружают город на недели в облако смога.

В Западной Бенгалии у власти находится объединенный фронт левых партий. Однако он не может предпринимать ничего, что выходило бы за рамки общих для всей страны установлений закона. Поэтому в Калькутте растет и расширяется крупный капитал. Проезжая по площади Майдан или гуляя по Чоуринги — центральной улице города, нельзя не обратить внимание-на два небоскреба, названные именами Таты и Чаттерджи. «Вот как Индия чтит память своего великого филолога Сунити Кумара Чаттерджи», — подумал я, увидев один из железобетонных небоскребов с большой надписью по фасаду: «Chatterji International Centre». Но я ошибся — он был назван в честь однофамильца — бенгальского мультимиллионера. Позже убедился, что главные организации штата, занимающиеся вопросами языка, искусства и литературы, ютятся в нескольких комнатах — нет средств. Каждый прохожий может сказать, где находится контора той или иной частной компании, но только редкий знает, что там же во дворе расположены помещения Объединения бенгальского языка.

Тем не менее на ниве культуры здесь ведется большая работа. Например, Институт исследования творчества Тагора, сотрудники которого работают в полуподвальном помещении, в 1979 году опубликовал на общественных началах несколько десятков содержательных книг, организовал широко посещаемые курсы литературы и языка, проводит множество лекций и другие мероприятия. Время, проведенное среди этих энтузиастов — преподавателей университетов, студентов, служащих, мелких предпринимателей, — осталось в моей памяти как яркое свидетельство того, насколько популярен в Бенгалии Р. Тагор. Уже одно то, что дух поэта ощущается не только в красивом родовом особняке Тагоров в районе Джорашанко (там теперь действует университет Робиндробхарати), но и в помещении, в которое едва попадает дневной свет, говорит о всенародной любви к поэту.

Калькутта осталась в памяти не только благодаря великолепным выставкам изобразительного искусства, концертам и театральным представлениям, на которых мне удалось побывать. Запомнился город и своими социальными контрастами. Они в Калькутте попадаются на каждом шагу. Взять хотя бы нищих и бездомных, проводящих ночь на асфальтовом тротуаре.

Юбилейные торжества, связанные с 500-летием великого средневекового поэта хинди Сурдаса (1478–1583), в Калькутте оплачивали богатые меценаты. Зарубежные гости, в том числе и советские индологи, были размещены в их домах. У одного такого господина «с мягким сердцем» жил и мой знакомый — московский профессор. В его распоряжение были отданы легковая автомашина с шофером, роскошная комната в квартире, занимающей второй этаж большого дома. Богач рассказывал, что его основной доход дает игра на бирже, где он, если повезет, зарабатывает 100 200 тысяч рупий в день. Его квартиру обслуживают 12 слуг.

Однажды я зашел в магазин, чтобы купить часы. И услышал за спиной голос молодою бенгальца. Он сказал продавцу:

— Мне нужно купить три сувенира, — и показал на самые дорогие золотые часы.

Даже толком не рассмотрев их, юноша вытащил чековую книжку, расписался и, подав продавцу чек, ушел, словно купил газету или карандаш. А ведь часы стоили не менее семи тысяч рупий; миллионы индийцев такую сумму не зарабатывают за всю жизнь.

Хотя богачи откровенно презирают бедных, в отдельных случаях они желают снискать себе славу филантропов. Таты, например, в Джамшедпуре (город назван в честь основателя династии Тата, первого крупного промышленника Индии Джамшеджи Тата; его предприятия уже в начале нашего века производили сталь) строят много домов и зданий типа общежитий для инженерно-технических работников и рабочих. Другой путь для демонстрации своей филантропической натуры выбрала семья Бирла, которая поселилась в Калькутте. Джайны по религиозной принадлежности, они строят храмы в различных городах. Семь — больших и очень дорогих — уже построены или достраиваются в Дели, Хайдарабаде, Калькутте и в других местах. Мне рассказывали, что такая филантропия имеет чисто деловое начало — подобное богоугодное строительство позволяет уклоняться от подоходного налога настолько эффективно, что строить сказочно дорогие, иногда даже мраморные храмы выгодно из финансовых соображений. Несмотря на это, газеты писали, что 37 крупных компаний, входящих в индустриальную империю Бирлы, задолжали государству в виде налогов 1,2 миллиарда рупий, а сами члены семьи Бирлов — по нескольку сот тысяч каждый.

На улицах Калькутты много легковых автомашин. В утренние и предвечерние часы образуются огромные транспортные пробки. Даже на главной магистрали они нередко должны огибать вдруг появившуюся корову, а по остальным улицам автомашины вообще не могут быстро двигаться из-за того, что улицы запружены людьми, рикшами, повозками с запряженными в них буйволами или волами, а также велосипедистами.

Неподалеку от центра города, где есть надежда что-нибудь заработать, часть тротуара своей территорией делают разместившиеся семьи бездомных. На тонком куске материи (или прямо на асфальте) люди спят, прикрывшись рваной одеждой. На них надето тряпье. Днем, растянувшись прямо на тротуаре,' дремлют, попрошайничают или бегают голые, отощавшие детишки, которых у таких семей предостаточно. Один или несколько человек присматривают за ребятишками, охраняют печурку, на которой варят рис. Другого имущества у этих людей нет. Страшно подумать, что человек может родиться на тротуаре и, вероятно, там же проведет всю жизнь. Никто толком не знает, сколько в Калькутте «жителей тротуаров», как их официально называют. Но не меньше чем 800 тысяч. И сколько еще таких, которые живут в хибарах, сооруженных из кусков шифера, жести и картона!

Беженцы из бывшего Восточного Пакистана (Бангладеш), жертвы наводнений и засух, непрерывно пополняли и пополняют число бедняков и нищих Калькутты. Самое ужасное, что к этому социальному бедствию привыкают. Сужу по себе. Сначала меня чрезвычайно раздражало то, что калькуттские власти позволяют людям спать, где тем вздумается, возводить жалкие хибары неподалеку от центра города, рядом с узловыми пунктами строительства метро (первая очередь уже сооружена с помощью Советского Союза), бросать на землю корки бананов и скорлупу кокосовых орехов, справлять свои естественные надобности везде, где придется, только не в местах с табличкой «Private». Потом постепенно я начал осознавать, что органы власти бессильны что-либо сделать из-за нехватки денежных средств. Долго не понимал, почему со всех сторон раздаются призывы не засорять город, а на улицах нет даже урн. Оказывается, бездомные люди их тут же уносят и используют в качестве строительного материала при сооружении хибар.

Только слепой может не заметить ту огромную пропасть, которая пролегла между богатством и бедностью, просвещением и невежеством. Однако верхушка общества в течение веков к этому настолько привыкла, что большинству кажется — иначе и быть не может. Живя в Шантиникетоне, я подружился с одним жителем Калькутты, известным деятелем бенгальской культуры — умным, чутким, безусловно, порядочным человеком. Однажды он пригласил меня поехать в одну из деревень. Не долго думая, я согласился.

Мой друг пригласил трех велорикш (всего было шесть пассажиров), и мы отправились в Шуруй, деревню, где Р. Тагор начал свои эксперименты по улучшению экономики села. Мы провели в ней часа два. Мои спутники — уважаемый деятель культуры, его молодые друзья — студенты колледжа и какая-то дама из Шантиникетона — тщательно осмотрели действительно интересные, хотя и небольшие деревенские храмы, места, связанные с деятельностью Р. Тагора и его отца. Неподалеку люди молотили рис, гнали скот, хлопотали во дворе. Но я заметил, что мои спутники не обменялись с ними ни одним словом.

Сказанное, конечно, не означает, что среди обеспеченных и образованных индийцев нет людей, которые сочувствуют беднякам, самоотверженно борются за просвещение и лучшую жизнь народа.

Когда кончается рабочий день и темнеет (это происходит одновременно), улицы Калькутты на несколько часов заполняются народом, главным образом молодыми людьми, и автобусы, несмотря на то что водители непрерывно подают сигналы, в некоторых местах могут двигаться лишь со скоростью пешехода. В эти часы нагляднее всего видно, каким людским морем является Индия. С 1947 года средняя продолжительность жизни индийцев возросла с 25 до 54 лет. Это достижение, которым страна может заслуженно гордиться. Но рост числа жителей — на 14 миллионов в год — создает почти неразрешимые проблемы. Людей уже теперь слишком много как в деревнях, так и в городах. А их надо прокормить. Быстрый подъем сельского хозяйства практически лишь в последние годы начал несколько опережать рост населения.

Уже четверть века в Индии говорят об ограничении рождаемости. Созданы специальные центры «планирования семьи», проводится широкая пропаганда соответствующих мероприятий. Я слышал, как в одной деревне с помощью громкоговорителя какой-то человек из коляски велорикши агитировал ограничиться двумя-тремя детьми в семье. Среди обеспеченных слоев населения, особенно среди горожан, их количество примерно такое. Но как регулировать семейную жизнь большинства людей, если как для индуистов, так и мусульман дети, особенно сыновья, являются божественным благом? К тому же за противозачаточные средства, даже если бы их начали широко применять, надо платить. Много говорят здесь о стерилизации тех супругов, у которых уже родилось трое детей. Мало тех, кто действительно хочет численно ограничить свою семью. В 1976–1977 годах, когда во время чрезвычайного положения стерилизация во многих случаях навязывалась насильно, этой операции, по официальным данным, подверглось пять с половиной миллионов мужчин и пятнадцать миллионов женщин. В следующем году количество стерилизованных сократилось до восьмисот тысяч человек, и таким оно остается и по сей день. По официальным данным, в 1979 году только двадцать пять миллионов людей практиковали «планирование семьи», т. е. применяли противозачаточные средства. В теплые калькуттские вечера, наблюдая человеческое море, невольно думаешь, о том, что произойдет в 2000 году, когда, по прогнозам демографов, в Калькутте и Бомбее будет жить по восемнадцать миллионов человек, а во всей стране — около миллиарда.

Только взглянув на переполненные людьми улицы индийских городов, понимаешь, в какой тесноте живут индийцы. Данные статистики, например, о штате Карнатака свидетельствуют, что там на селе в одной комнате в среднем обитают пять человек, а в городах — 4,7 (комнатой называется помещение величиной хотя бы в 4 квадратных метра). Вечером, проезжая на втором этаже двухэтажного автобуса по Калькутте или Бомбею, можно видеть, что дом, который, кажется, вот-вот разрушится от ветхости, полон людьми, о бедности которых говорит вывешенная для просушки весьма изношенная одежда. Мало-мальски сносные квартиры — дорогие. В Калькутте за две комнаты неподалеку от центра в 1979 году надо было платить 1500 рупий в месяц (тогда приличной считалась зарплата в 600–800 рупий в месяц). В квартирную плату не входит стоимость электричества, которое горожанин много расходует на вентиляторы (они установлены везде и понижают температуру самое большее на пять градусов).

Муниципалитет Мадраса в 1978 году извещал, что новые квартиры стоят 48–52 тысячи рупий в зависимости от этажа. Строительство в городах становится все дороже из-за быстрого роста цен на землю. В крупных городах, особенно в Нью-Дели и Бомбее, один квадратный метр земли в 1979 году сдавался в аренду за 600–800 рупий. Еще лет пятнадцать назад эта сумма была в 10–20 раз меньше.

В городах и деревнях Индии непривычной для иностранца является не только толчея на улицах, но и шум. Вы, например, сидите в междугородном автобусе и ждете, когда он отправится в путь. Окна без стекол, вы вынуждены слушать старую, дребезжащую пластинку, которую без конца прокручивает продавец государственных лотерейных билетов. Чтобы слышать соседа, пассажирам приходится говорить громко. Без конца раздаются пронзительные сигналы автобусов или грузовиков. Вам непрерывно предлагают свои услуги малолетние чистильщики обуви, за пол рупии обещающие навести блеск на ваших сандалиях. В этой суматохе в другом конце автобуса начинает петь народный певец — баул, сам себе аккомпанирующий на однострунном инструменте, но его никто толком не слышит и поэтому не подает обычные три, пять пайс.

В Калькутте царит такой шум, что, кажется, голова расколется, но никому в голову не приходит запретить сигналы автомашин, хотя бы глубокой ночью. В Канья-кумари (мыс Коморин) — на самом юге Индии — вам кажется, что у каждого десятого дома установлен громкоговоритель, передающий религиозную музыку или музыку из индийских кинофильмов. Во время свадеб громкоговорители работают во всю мощь в самых тихих деревнях Бенгалии. К звукам надо добавить запахи. К неприятным запахам бензина, дыма, мочи, навоза, пота, гниющих отбросов иногда присоединяется аромат сандалового дерева, цветущих деревьев и кустов, парфюмерии. Головокружительной концентрации все это достигает на многих больших железнодорожных станциях, и можно смело сказать: туристу с острым обонянием там лучше не появляться.

Меня много раз спрашивали: чем занимаются индийцы в городах, если там мало крупных предприятий? На этот вопрос ответить трудно, так как не приходилось встречаться с подобной статистикой. Даже в годы переписи населения вряд ли можно собрать сколько-нибудь точные сведения о тех людях, у которых фактически нет ни определенного места проживания, ни определенной работы. Но обследования показывают, что разделение основной массы жителей Индии по главным сферам занятости довольно постоянно с 1901 года. Тогда в сельском хозяйстве зарабатывало себе на пропитание 67,5 % всех работающих, в 1971 году — 69,6 %. В обрабатывающей промышленности и строительстве эти цифры соответственно 12,5 и 10,7 %, а в торговле — 7,1 и 8 %. Большинство работающих в городах заняты неполный день, основная часть трудоспособных мужчин (не говоря уже о женщинах) вынуждены перебиваться случайными заработками или ждать, пока какой-нибудь родственник или человек его касты куда-нибудь пристроит.

Количество работающих в промышленности не так велико, чтобы они в каком-то городе составляли самую значительную группу трудящихся. По данным газеты «New Age» (8 февраля 1987 года), из 296 миллионов работающих только 35 миллионов заняты в так называемом организованном секторе и состоят в профсоюзе. Рабочие же не члены профсоюза подчинены самоуправству хозяина и безжалостно эксплуатируются. Их работа отличается низким уровнем механизации. Строительные краны, бульдозеры и самосвалы не видны даже на строительстве крупных зданий Бомбея. Это значит, что весь цемент, кирпич и другие стройматериалы на пятнадцатый или двадцатый этаж доставляются «живым конвейером». Особое значение на многих работах имеет голова, которая для простого индийца, несомненно, более полезная часть тела, чем для нас, потому что кроме «естественных» функций она служит и для переноски тяжестей. На голове в корзинах или тюках можно нести на базар фрукты или даже целую гору горшков. Из котлована, который станет подвалом или фундаментом нового дома, землю в плоских корзинах на голове выносят женщины. На голове переносят землю и стройматериалы при проведении каналов и строительстве дорог, и даже при сооружении калькуттского метро. Скорее можно сказать, что «не транспортируется» на голове, чем перечислить то, что носят. Никогда не носят на голове детей. Обычно матери и старшие сестры устраивают малыша на бедре, так что одна его ножка находится спереди, а другая сзади, и придерживают ребенка рукой за нижнюю часть туловища. Удивлялся, почему так не делают у нас.

Ручной труд в городах Индии встречается на каждом шагу: орудием типа кетменя копают канавы на улицах городов, когда ремонтируют или строят водопровод или канализацию, 30-40-сантиметровой острой «саблей» косят траву в парках (иногда маленькую косилку тянет вол или буйвол). Как-то в Калькутте возле Национальной библиотеки бурей повалило толстое, высокое дерево. Полторы недели бригада из шести человек в поте лица работала пилой и топорами, чтобы его убрать.

Однако не надо думать, что низкий уровень механизации означает плохое качество работы. Совершенно плоские крыши домов не пропускают воду даже тогда, когда кажется — с неба низвергается водопад. Ни в одной части Индии я не заметил, чтобы в душевой и туалете, являющихся обязательным дополнением к приличному гостиничному номеру, приходилось тревожиться о том, как бы не затопить жителей нижнего этажа. На цементном полу можно обливаться сколько душе угодно. Не очень красиво выглядит новостройка, оплетенная бамбуковым каркасом, потому что она кажется кривой и косой. Но леса связываются очень прочными веревками. Когда кажущееся нагромождение бамбука убирают, тогда как чудо появляется современный и красивый фасад дома, украшенный керамикой, естественным камнем, бетонным орнаментом.

Индийцы очень расторопные люди. Каждый портной, сапожник, парикмахер сумеет угодить вам. Какая бы неприятность в пути ни случилась, ее можно немедленно устранить. Например, в Калькутте у меня поздно вечером сломался ключик от шкафа. Спросил служителей, где его можно починить. Они ничего толком не могли ответить. Вышел на улицу и после пятиминутных расспросов попал в мастерскую, где мой ключик быстро спаяли — я не успел даже толком объяснить, откуда приехал и что делаю в Индии. Слышал, что бывают иногда и такие случаи: чистя туфли, чистильщик обуви обрабатывает их лезвием безопасной бритвы, чтобы получить плату и за ремонт (оба эти ремесла обычно объединены). В общем у меня сложилось твердое убеждение, что простые люди, представители различных профессий, в Индии честны и услужливы. Несомненно, они стараются справиться с работой наилучшим образом.

Самым распространенным занятием жителей городов является торговля. Больших универмагов, где можно купить все необходимое, нигде нет, нередко те, кто производит товары потребления, зачастую их сами и продают. У Бенгальского магазина по ремонту обуви, Калькуттского магазина по ремонту обуви, Имперского медицинского центра и многих других только пышные названия; зачастую работают в них сам хозяин и один его помощник. Занимают они площадь в 7-10 квадратных метров. Если не чем-то другим, то громким названием удается заманить клиентов. Магазины «Батя», которые славятся дешевой и прочной, хотя и не очень изысканной обувью, через газеты напоминают, что в предпраздничный вечер будет много покупателей, поэтому лучше приходить утром. Но, как правило, ни в большом городе, ни в маленьком нет толпы покупателей из-за основного принципа капиталистической торговли, по которому цены повышаются сразу, как только повышается спрос. В городах очень много магазинов. Так и кажется, что все продают, но никто не покупает, за исключением нескольких магазинов дешевых, подержанных товаров в густо заселенных кварталах бедноты.

Если в большом магазине тканей вы спросите, не продают ли там живых обезьянок, а в респектабельном книжном магазине захотите приобрести чемодан, вам наверняка очень вежливо ответят:

— Простите, вам следовало бы обратиться по такому-то адресу.

Но стоит вам спросить у хозяина маленькой лавочки, есть ли у него тот или иной товар, то он вас не отпустит, а позовет кого-нибудь из помощников, который будет вас водить по лавкам до тех пор, пока вы не получите свою обезьянку или чемодан или вместо них купите маленькую статуэтку Будды и комплект грампластинок. К тому же по цене не самой низкой.

Боги ни одной религии не побуждают обманывать или об-. считывать «нечистого» — неверующего. Может быть, поэтому в столице Кашмира Сринагаре многие автобусы украшает надпись: «Надейся на бога». Под этими словами, по-видимому, следует понимать: «Берегись людей», по крайней мере меня в этом удивительно красивом уголке природы обманули самым изысканным образом. Жил я тогда в плавучем домике. Его хозяин дня два-три был чрезмерно ласков, говорлив и предлагал мне все достать и показать. Я обрадовался: вот доказательство, что не все богачи — высокомерные эксплуататоры. Хозяин познакомил меня со своим «братом» Мухаммедом Султаном, и оба беседовали со мной целый час. Затем Мухаммед предложил мне посмотреть свои изделия. При этом он заверил, что покупать их совсем не обязательно, даже за лодку не придется платить. Мы плыли по красивому озеру Дал вдоль внешне очень привлекательных мастерских прикладного искусства. Там, как я узнал позднее, за гроши работают мужчины, женщины, дети и делают для хозяев изумительные ковры, резную мебель, украшения, которые идут на экспорт. Меня провели в похожий на музей склад, полный изделий прикладного искусства самого высокого качества. Там меня встретили два молодых, хорошо одетых человека. Пока один показывал различные предметы, второй со мной разговаривал. Я купил по «оптовой» цене, как они сказали, прекрасную деревянную шкатулку (она была слишком тяжела, чтобы ее привезти домой, поэтому я ее подарил своим индийским друзьям) и шаль, которая мне была абсолютно не нужна. «Оптовая» цена оказалась вдвое выше, чем в магазинах.

Какое-то время после этой «торговой операции» каждый торговец вызывал у меня подозрение, но, к счастью, я вскоре сообразил, что по нескольким жуликам нельзя судить обо всех людях. Нельзя было не заметить, как точно отсчитывает кондуктор автобуса или трамвая сдачу. Так же как это делает продавец газет и торговец кокосовыми орехами, который несет свой товар на коромысле в центр города за семь-восемь километров; не обманывает официант привокзального или другого дешевого ресторана, хотя и ждет чаевые, которые для него являются единственным заработком. Жульничают в основном те, которым не приходится жаловаться на отсутствие средств к существованию. Но с ними чаще соприкасаются иностранцы, которые не могут жить в чужой стране, ничего не покупая.

Малые города Индии удивляют обилием мелких торговцев, различными ремонтными мастерскими, а также множеством парикмахеров, портных, сапожников, которым нередко приходится работать на тротуаре. Перекусить, выпить чаю или кофе можно в любое время. Кажется, многие мелкие торговцы вообще не ложатся спать или спят рядом со своим товаром на тротуаре. Есть и такие, которые могут просидеть весь день в неподвижной позе на чем-то напоминающем гнездо, которое не больше квадратного метра и каким-то странным образом прикреплено к стене дома на высоте в полметра от земли. Почти везде много прогуливающихся мелких торговцев. Время работы магазинов даже в крупных городах обычно не указывается. Это же относится к заведениям, которые если не выбором блюд, то своими функциями напоминают наши буфеты и столовые. Рестораны я посещал редко, но могу сказать, что обычно они выглядят респектабельно, если только хозяин в целях привлечения посетителей не назовет рестораном обычную столовую, в которой он же работает в качестве кассира, а гостей обслуживают один повар и один официант.

Мне, как и всем приезжим, с миром торговцев приходилось иметь дело в каждом городе или селе, но в отличие от людей, посещающих Индию на короткое время, по разным делам случалось заходить и в разные государственные учреждения. Чиновники сидят за столами, обычно зарывшись в горы бумаг, которые негде разместить, потому, что шкафов обычно нет. Над каждыми двумя-тремя столами монотонно гудит вентилятор, который заглушает шум разговоров, заставляет забыть, что тут же за окном живет своей жизнью улица, и в то же время убаюкивает. Некоторые авторы, пишущие об Индии, жалуются на чрезмерную бюрократию, нерасторопность учреждений. У меня такого впечатления не сложилось. Учитывая, в каких примитивных условиях работают люди и как скромны их оклады, административная система Индии свои функции выполняет.