Моя золотая Бенгалия

ИНДИЙСКИЕ ДЕРЕВНИ

Более трех четвертей жителей Индии живут в деревнях. Родственными и экономическими связями с селом тесно связано и большинство горожан. В городах некоторые ходят босиком нередко потому, что они так привыкли, живя в деревне.

Села разных штатов нередко отличаются друг от друга. Внешний вид жилищ определяют традиции и степень благосостояния людей. Но характерной чертой для всех деревень является скученность. Около ста дворов с 500–600 жителями — такова в среднем индийская деревня. Столетиями она находится на одном месте, вблизи источника воды, и не может расшириться дальше начальных границ потому, что вокруг — поля, дающие пропитание. Количество семей растет, поэтому зачастую не остается даже достаточного места для двора и нормальной улицы. Ее заменяет извилистая тропа между домами. Большая скученность, естественно, в тех частях деревни, где обитают бедняки, находящиеся в самом низу социальной лестницы. Более зажиточные сельские жители живут в каменных домах или в обширных двухэтажных домах-мазанках, остальные — в одноэтажных, которые иногда бывают довольно большими. Вокруг полей очень мало деревьев и кустов — их или сжигают, или скармливают скоту, когда наступает засуха. Господствующий цвет полей — желто-серый, за исключением нежно-зеленых участков со всходами зерновых. Траву даже в сезон дождей съедают до корней, а на склонах, где до нее не может добраться скот, скашивают серпами.

Рисовые поля ярко-желтые и без сорняков, так как из-за избытка рабочих рук выпалывается каждая сорная травинка. На северо-западе выращивают много пшеницы, есть и поля с ячменем. Огороды и огородики скучены вблизи прудов, каналов, артезианских колодцев и других источников воды, потому что овощные культуры выгорают еще быстрее, чем поля с зерновыми. Поля проса и арахиса не привлекают взора своим серым тоном, а не слишком часто встречаемые поля кукурузы красивы; словно кусты, поднимаются высокие стебли сахарного тростника. В Индии уже давно нет легко осваиваемых земель. Даже на крутых склонах создаются маленькие поля, на которых урожай очень невысок Когда окидываешь взглядом плодородные, но жаждущие воды равнины, усеянные камнями плато, кажется, что земля населена не так уж плотно. Но статистика показывает, что Индия с численностью жителей 222 человека на один квадратный километр — самая густонаселенная и более всех «распаханная» страна из всех крупных государств Азии. 40 % жителей Индии живут в долинах Ганга и Инда. Поля там кажутся большими, хотя обычно они разделены на мелкие участки, потому что нет хуторов и все живут в больших деревнях скученно, поэтому свободные от построек поля кажутся обширными.

Не очень интересными выглядят глиняные и кирпичные дома в Бихаре. Но в Уттар-Прадеше они кажутся еще однообразнее — отсутствуют фантазия и планировка. Деревни этого штата зачастую похожи на весьма хаотичную комбинацию глиняных и каменных домов, избушек, куч соломы и сухого навоза. Деревья там редкость, за исключением стройных и пышных манго, которые ничего не закрывают и не скрывают, поэтому вся деревня как на ладони. Очень своеобразную картину можно наблюдать при поездке на автобусе из Дели в Агру — вдоль дороги с левой стороны выстроились сооружения, похожие на юрты. Это круглые, без окон и дверей, хижины жителей местных племен. Нигде в Индии ничего подобного я не встречал.

Самыми привлекательными показались мне поля Западной Бенгалии и Кералы. Бенгалия в свое время была житницей Индии, но в связи с резким увеличением количества населения она уже не может прокормить себя. Люди живут в крупных деревнях, деревья растут в основном вокруг селений или вдоль рек и прудов. Поэтому, когда проезжаешь на поезде или автобусе, видишь, что между деревнями по обе стороны дороги рисовые поля тянутся до горизонта. Не все деревни Западной Бенгалии похожи друг на друга, но они обычно состоят из глиняных избушек или одно-, двух- и даже трехэтажных мазанок с крышей из тростника или соломы. Даже самые проливные дожди и яростнейшие бури не могут разрушить эти сбившиеся в кучки строения, которые со своими покатыми крышами издали напоминают шляпки старых подосиновиков. Возле каждой деревни один или несколько прудов, в которых люди совершают ритуальные омовения, стирают белье, но редко плавают. В более низких и влажных местах деревни почти скрыты в гуще пальм и бананов.

Керала радует глаз исключительно чистыми белокаменными, кирпичными или из не поддающейся гниению древесины тика домами с красными черепичными крышами и такими же бело-красными заборами. Они особенно живописно выглядят там, где на поверхность выходит латеритная красноцветная почва. Над двором обычно простирают свои ветви крупные, красивые плодоносящие кокосовые пальмы. В этом штате чрезвычайно чисты и прибраны мазанки.

Много раз в маленьких городах и деревнях Бенгалии с их открытыми сточными канавами, распространяющими свои запахи на значительное расстояние, я убеждался, едва переступив порог хижины, в идеальной чистоте и порядке внутри. Когда зайдешь в какой-нибудь дом, забыв, что по индийской традиции надо оставлять туфли или сандалии снаружи, то не знаешь, куда деваться от стыда.

Придет время, когда и в деревнях шум тракторов заглушит стук барабанов, который там часто раздается. Но до этого еще далеко. За исключением Пенджаба и частично Харьяны, во всех других штатах рис косят серпом и расстилают на земле (или на шоссе) для просушки. Потом руками связывают в снопы и на повозке, запряженной волом или буйволом, привозят в деревню, где и обмолачивают. Если нет тяглового скота, рис в больших вязанках несут домой на голове. В Бенгалии его обмолачивают, ударяя снопами по доске, напоминающей стиральную, а потом на ветру провеивают. Рассматривая устройство для орошения — корыто, — хочется спросить, не существовало ли подобное устройство уже 2000 лет назад. В других частях Индии подобных корыт не видно. Там более распространены так называемые персидские колеса, которые крутят волы или буйволы. Такими же древними выглядят и деревянная соха, которую тянут волы, мотыги, взрыхляющие землю перед посадкой риса, серпы, которыми его косят.

При такой работе и производительность труда, несомненно, низкая. Четверо людей не разгибаясь трудятся весь день, чтобы посеять рис на площади 0,15 гектара. Один работник с серпом от восхода до захода солнца не может сжать злаки на площади более 0,06—0,07 гектара, один пахарь с молодой парой волов или буйволов может вспахать за то же время не более 0,3 гектара.

В Бенгалии на богарных (неполивных) полях (а они там преобладают) применяется следующий цикл полевых работ: в январе — апреле землю дважды пашут, затем разравнивают и удобряют; в мае — июне высевают семена риса для получения рассады; в июне — июле приводят в порядок дамбы для задержания воды или ее доставки из канала и еще раз или даже два перепахивают землю. После этого поля готовят под посадки. В июле-августе сажают рассаду риса, потом дважды пропалывают. Октябрь — время уборки риса, а в ноябре и декабре его обмолачивают. С орошаемых полей собирают два или даже три урожая в год, порядок работ другой.

Во время полевых работ батраки проводят на поле по 10–12 часов и там же спят ночью, чтобы не идти в свою деревню, которая обычно отстоит километров на пять — семь. Несмотря на чрезвычайно низкий уровень механизации, каждый пятый сельский житель Индии не имеет постоянной работы и каждый второй оказывается без нее в зимние месяцы. Что бы они делали, если бы землевладельцы широко стали применять тракторы, молотилки, электронасосы? По данным официальной статистики, свыше 80 % хозяйств Индии располагают площадью не более 5 акров (2 гектара). К тому же земли разбросаны по разным местам. Это объясняется тем, что раньше община заботилась. чтобы каждой семье принадлежал участок как хорошей, так и плохой земли. Теперь, с развитием капитализма, происходит концентрация земельных участков в руках богатых крестьян.

Однако налицо и обратный процесс — раздел земли между сыновьями после смерти отца. Если поля очень малы, то как можно вести рациональное хозяйствование, применять технику? По данным специалистов, средний урожай риса в Индии составляет лишь 20 % от его сбора в Испании, Австралии или Японии. Необразованному мелкому крестьянину трудно понять, что высеваемый им сорт зерна — плохой, что коровий навоз, «лепешки» которого сушатся на стенах мазанок и заборов, надо не сжигать, а использовать для удобрения полей. Но на чем тогда человеку сварить свою пригоршню риса, если уголь дорогой, а кустарники и леса вырублены?

Попробуем приглядеться к тому, что скрывается под идиллией мира и гармонии, возникающей перед нашими взорами при посещении укрытых зеленью деревень, где совершенно голые ребятишки кричат, купаясь в пруду, и слышится неторопливый разговор женщин у колодца.

С самыми простыми людьми (мелкими и безземельными крестьянами) обычно довольно трудно было разговаривать. Происходило это не потому, что я не понимал их языка, а они моего бенгальского. Виной тому пропасть между нашим образованием, социальной средой и мировосприятием. В начале каждого такого разговора мне приходилось подолгу объяснять, кто я и что делаю в Индии. И надо признаться, что никогда я не мог этого сделать. Такие понятия, как Европа, Советский Союз, что-либо говорят лишь тем, кому посчастливилось посещать школу и кто слушает радио или заглядывает в газеты. Но таких людей в те годы на селе было мало. Мои собеседники из моих рассказов поняли только одно — я приехал из далекой страны, где зимой очень холодно. Многие из них никогда не покидали родной деревни, ничего не знали о географии, истории и других премудростях, и у них в жизни две цели — каким-то образом заработать столько, чтобы не умереть с голоду, и заботиться о потомстве. Поэтому неудивительно, что не сами угнетенные крестьяне сражаются за свои человеческие права, а эту борьбу организуют и руководят ею представители сельской интеллигенции.

Индийские деревни даже территориально разделены на религиозные и кастовые группировки. Определяющие позиции везде имеют высокие и зажиточные касты землевладельцев, хотя численно они не составляют большинства жителей. Например, в деревне Аван, расположенной неподалеку от Дели, живет 44 семьи брахманов, 16 — кшатриев, 15 — вайшья и семей других, более низких каст. В свою очередь, они разделены на многие подкасты. Социальные табу в этой деревне по-прежнему распространяются не только на браки вне пределов своих подкаст, но и на еду и особенно на питье. Представители высоких каст (брахманы и кшатрии) на праздниках средних каст едят только жареные кушанья, и ни одна из этих двух групп не принимает воду из рук кожевников или других «неприкасаемых». Последние стоят так низко, что обслуживать их отказываются даже брадобреи, которые сами не относятся к средним кастам.

«Неприкасаемые» — бханги, которые обычно работают уборщиками на территории всех индуистских каст и делают то же самое в мусульманской части деревни, — тем не менее не едят вместе с мусульманами. Лишь до шести-семилетнего возраста все дети деревни могут быть вместе, потом они играют только с отпрысками семей близких им по рангу каст. Вдовы трех высоких каст не имеют права второй раз выходить замуж. По-прежнему нередко девочек в деревне выдают замуж до наступления половой зрелости. Чтобы выдать дочь замуж, отцу обычно надо выплатить большую сумму в качестве приданого. Интересны данные о том, дети из каких каст посещают сельскую школу: в первых шести классах учатся дети всех каст, а одиннадцатый, последний, заканчивают отпрыски лишь брахманов и вайшьев.

В бенгальской деревне как между индусами, так и между мусульманами помимо каст существует деление людей на две социальные группы. Одна — бходролок, или боролок (благородные, высшие), другая — чхотолок (низшие), или гориб (бедные). Первые заказывают музыку, вторые — танцуют. Индуистские «благородные» и «низшие» скорее постоянные социальные группы, чем изменяющиеся экономические классовые категории, полагает Р. Бхоттачарджо. Зато мусульманские высшие почти исключительно работодатели, а «бедные» или «нищие» — работники. Подобную картину рисует трехлетнее обследование, проводившееся антропологом Ронджитом Бхоттачарджо в деревне Берграм (по индийским стандартам в ней есть хорошая школа, которую посещают дети и из других деревень). Я посетил ее жарким весенним днем, когда поездка даже на крыше автобуса не только не освежает, а скорее утомляет. В Берграме больше всего земли принадлежит 35 семьям из высоких каст (в среднем у каждой по 2,6 гектара); 14 семей низких каст вообще ее не имеют, а у семи других 2 гектара на всех. Общая земельная площадь деревни мала, чтобы обеспечить работой всех ее жителей, поэтому на каждых двух-трех сельскохозяйственных рабочих приходится один надсмотрщик, восемь семей подрабатывают ростовщичеством, 4 — продажей продуктов питания, сигарет и всякой мелочи, 2 семьи ремонтируют велосипеды (эти семьи, между прочим, принадлежат к высоким кастам). К тому же двум семьям доход дает работа учителя, двум — обслуживание местной почты, двум — обязанности священнослужителя (это, естественно, семьи брахманов).

В Западной Бенгалии кастовые приоритеты, несомненно, слабее, чем во многих других штатах и областях Индии. Но «неприкасаемые» не берут воду из общих колодцев и в Берг-раме, а брахманы, как предписывают кастовые законы, сами не заняты на сельскохозяйственных работах, а сдают свои поля внаем. Если же какая-то семья брахманов сама осуществляет надзор за сельскохозяйственными работами на своей земле, то никому из членов этой семьи не разрешено исполнять обязанности священнослужителя. В Бертраме бывали случаи, когда представители всех каст садились за общий стол, но только тогда, когда по случаю какого-либо праздника или другого важного события «благородные» приглашали к себе «низших».

Р. Бхоттачарджо писал: «Мои первые контакты с индуистской деревней Бертрам начались с посещения нескольких богатых семей высоких каст. На дальнейшем этапе работы я осторожно старался установить контакт с низкими кастами деревни. Эти отношения не нравились членам уже упомянутых высоких каст, которые помогали мне устроиться в деревне и представили односельчанам как ученого. Они не могли смириться с тем, что молодой брахман посещает семьи низких каст и принимает от их членов пищу и воду. Они также не поддерживали мои более тесные контакты с мусульманами». Р. Бхоттачарджо отметил, что так и не сумел вызвать «неприкасаемых» на откровенность, а также найти подход к представительницам женской половины семей мусульман и брахманов.

Мусульманская деревня, в которой он некоторое время жил, называлась Кхирули. Ученому разрешили находиться там лишь с условием, что он не станет употреблять мясо, будет есть все то, чем питаются люди Кхирули, и носить такую же одежду, как и они. Вместе с Ронджитом я побывал и в этой деревне. В ней живут 85 семей (565 человек), в том числе девять семей индуистов низких каст (члены высоких каст в мусульманских деревнях не живут). У каждой из девяти семей индуистов есть хотя бы один акр земли, а 20 семей мусульман ее вообще не имеют. Земельный надел остальных крестьян — в среднем 2 акра (0,8 гектара). Для сравнения отметим, что в соседних индуистских деревнях высоким кастам в среднем принадлежат 7–9 акров. И мусульмане, очевидно под влиянием индуизма, делятся на группировки по происхождению, напоминающие касты, хотя границы между ними не столь резки, как у индуистов. Но и эти люди, несмотря на теоретическое равенство всех верующих, вступают в браки лишь в границах своей социальной группировки.

Р. Бхоттачарджо обследовал также деревню племени санталов — Дебаграм в Маджхипуре. В ней — самой чистой из всех — 26 дворов. В одноэтажных мазанках живет 156 человек. Санталы разделены на восемь групп, которые якобы отражают порядок их появления на Земле. Но они не имеют кастового деления, социальное неравенство среди санталов слабо выражено. Только 8 человек из них умеют читать и писать по-бенгальски (школы в деревне санталов нет). 14 семей вместе имеют Мак-ров земли, а 12 семей вообще ее не имеют. Это значит, что сан-талы, так же как индуисты низких каст и «неприкасаемые» (к которым их приравнивают индуисты высоких каст и мусульмане), имеют самый низкий жизненный уровень.

Среди жителей бенгальских деревень выделяются те, которые зарабатывают ростовщичеством, дают ссуды деньгами или продовольствием. Даже взимая чрезмерно высокий процент (до пятидесяти и больше в год деньгами, натурой или отработкой), они полагают, что поступают великодушно. Не надо думать, что ростовщик похож на скрягу и негодяя, который только и делает, что пересчитывает свои барыши. Обычно это не очень богатый человек почтенного вида, занимающий высокое место в обществе. Со своими предложениями он никому не навязывается. Наоборот, его надо долго упрашивать дать деньги в долг. Делается это с целью, чтобы бедняк понял, какое благодеяние ему оказывается. Правительство Индии, широко предоставляя выгодные займы, многое сделало, чтобы помочь людям избавиться от ростовщиков. Но как может государство дать заем тому, у кого нет никакого имущества, которое служило бы гарантией, залогом возвращения ссуды?

Состоятельные жители деревень (индуистские «благородные» и мусульманские «высокие») монополизируют как официальные, так и неофициальные источники власти и влияния. Они больше всего представлены в панчаятах и других деревенских учреждениях — школах, библиотеках, клубах. В их руках обычно и связи деревни с остальным миром. В руки малочисленной деревенской верхушки чаще всего поступают и доходы от государственных ссуд и займов на строительство школ и их содержание, рытье колодцев, медицинское обслуживание и строительство шоссейных дорог.

Ронджит заверил меня, что во время праздника Дурги «низким» не разрешили возложить цветы рядом с изображением богини. Обычно они не могут заходить в храм, который посещают «благородные». Им разрешают молиться только низким домашним божествам. Священнослужителю, брадобрею и акушерке, обсуживавшим «благородных», было запрещено заниматься обслуживанием остальных.

Еще более категоричное разделение, стоящее как будто бы над кастовым делением, издавна существует в Северной Индии в виде так называемой системы джаджмани, которая основывается на взаимоотношениях между работодателем (джаджманом) и работником (камином). В отличие от подобных производственных отношений в других странах в докапиталистический период, система джаджмани устанавливает, что, например, одна определенная семья сельскохозяйственного рабочего из поколения в поколение работает на полях одного хозяина, а землевладелец принимает на работу только членов этой семьи, выплачивая за труд строго определенную сумму натурой или деньгами, а также выделяя им в пользование небольшой земельный участок. Компенсация, величину которой определяет традиция, не всегда соответствует объему проделанной работы, потому что она задумана для тою, чтобы камин мог поддерживать свою жизнь независимо от времени года и собранного урожая. Если в какой-то деревне каминов не хватает для обслуживания всех джаджманов, их приглашают со стороны.

Джаджмани как система разделения труда на селе более разветвлена и гораздо древнее, чем феодальные отношения между землевладельцем и арендатором, которые в нынешней форме ведут свое происхождение от английских колонизаторов, которым было легче собирать налоги и управлять страной, делая феодалами махараджей, раджей, ран, навабов, ханов, эмиров и других представителей индийской правящей элиты. Перенаселенность, хронический избыток рабочей силы и особенно развитие капиталистических трудовых отношений в деревне постепенно, но определенно разрушают связанную с кастовостью систему джаджмани, но в отдаленных районах она по-прежнему регулирует трудовые отношения между людьми в деревне.

В индийской деревне издавна существуют органы самоуправления — панчаяты, название которых уходит в седую старину. Существовали два вида панчаятов — кастовые и территориальные. Они всегда решали важные задачи и имели большие права. Кастовые панчаяты действуют и сейчас. Только они могут исключить человека из касты за нарушение какой-либо традиции. Территориальные панчаяты стали органами власти. За их укрепление высказывались М. К. Ганди и Дж. Неру. Превращая панчаяты в выразителей воли демократического большинства, правительство Левого фронта штата Западная Бенгалия изымает излишки земельных участков у крупных землевладельцев.

Сегодня в большинстве деревень Индии дофеодальные и феодальные отношения между людьми переплелись с новыми — капиталистическими. Традиционные занятия сменяют другие. Но многие лишены работы вообще. Нельзя обеспечить всех работой по строительству и ремонту дорог, несмотря на то что уровень механизации крайне низок.

Для облегчения положения крестьян и сокращения притока людей в города правительство широко развернуло так называемую программу «food for work» («питание за труд»). Проезжая по дорогам Индии, часто можно видеть, как мужчины в набедренных повязках или трусах роют каналы, на головах переносят землю. В соответствии с решением правительства каждому такому рабочему выдается пять килограммов зерна в день, если он выроет и перенесет определенное' количество земли. На самом деле норма невыполнима, и в среднем более чем 2 килограмма зерна в день землекоп заработать не может. Зачастую наблюдением за работой и распределением заработка ведают частные предприниматели, которые обкрадывают рабочих, тем более что власти часто не в состоянии полностью доставить запланированное для вознаграждения рабочих количество зерна.