Муж

Глава 16. Счастье

Я возвращаюсь с экзамена по вождению триумфально — сегодня с первой попытки получила водительские права. Пусть они пока временные и на бумаге, но уже очень скоро я стану владельцем настоящей пластиковой лицензии, а это, надо сказать, уже статус.

Ищу в доме детей, их нет. Выхожу на террасу, слышу крики и смех вдалеке, подхожу к её краю и нахожу всю компанию на залитом солнцем пляже: они играют в мяч, Алекс с ними, и из всех троих больше всего детства и ребячества именно в нём.

Я спускаюсь к ним по каменной лестнице, и Алёша с Соней, увидев меня ещё издалека, взвизгивают так, словно мы расставались на год, а не на пару часов, и бросаются навстречу. Алекс оборачивается, и на его лице…

На его лице СЧАСТЬЕ.

Безграничное, грозящее затопить всё вокруг счастье. Оно лучится и струится из него улыбками, смехом, взглядами, энергией движения. Господи, думаю, ведь это то, что ему было нужно! То, о чём он твердил годы назад, о чём так отчаянно меня просил, а я…

Я смотрю на его губы, растянутые в самой широкой и непотопляемой улыбке из всех возможных, и узнаю того парня, который летал через океан, отложив важные дела, только чтобы обнять меня. Вернулось его жизнелюбие, неугомонная энергия, интерес ко всему новому, неизведанному, а главное — желание любить и быть любимым. Он снова смотрит на мир открытым взглядом и отвечает на его запросы открытым сердцем. Я помню его таким, когда мы только впервые познакомились, потом всё лето и почти весь сентябрь, и только после его признания в испанской церкви что-то сломалось в нём.

— Ну же! Хвастайся! — поторапливает.

Я показываю ему своё честно добытое бумажное свидетельство полноценного члена общества, улыбаюсь, но в мыслях моих совсем не эти водительские права, а… он, только он.

— Оу! Так у нас сегодня праздник? — восклицает, обнимая меня за плечи, прижимая к груди, и мне кажется, будто сами нежность и беспечность пеленают меня, умиротворяя, стирая тревоги. И я тоже тону в безмерном, безграничном счастье, ловлю каждое его мгновение и хочу запомнить, сохранить. Неизвестно, что ждёт меня впереди, но я ни о чём не жалею.

На следующий же день мы едем покупать мне машину. Для Алекса вопрос выбора автомобиля — животрепещущая тема, особенно учитывая случившееся с его семьёй. Первое и основное, что его волнует, это вопрос безопасности. Он настойчиво предлагает мне внедорожники, потому что в случае автокатастрофы шансы выжить выше именно в них, но у меня уже есть план, и родился он довольно давно.

Однажды, ещё в апреле, Алекс предложил своей подруге Кристен прокатиться со мной по магазинам, что мы и сделали, а заодно и «доверительно» пообщались. Мне сразу не понравилось, что у неё есть кредитка, оформленная на имя моего мужа: он либо обеспечивает её, либо поддерживает финансово, а это уже намекает на возможность отношений между ними. Намекает недолго — ровно до тех пор, пока она сама мне об этом прямо не говорит:

— Ну, Лера, в этом нет ничего особенного и тебе лучше сразу смириться. Он такой и всегда был таким! Поверь, большинство из тех, кого ты уже знаешь и с кем ещё познакомишься, когда-нибудь «были с ним». Если ты сразу примешь этот факт, тебе будет проще жить… ну, по крайней мере, то время, пока вы вместе. Ты же понимаешь, что он не станет изменять своим привычкам?

— Я недостаточно хорошо его знаю, чтобы об этом судить.

— Ну а я знаю его с детства. Он перетрахал всю старшую школу, а в Университете ходил главным Дон Жуаном всех времён и народов. Презервативы у него были всегда и везде с собой, и пачками. Ты же знала, на что шла, в конце концов! Посмотри на него, по-другому просто не может быть: его хотят, всегда хотели, и будут хотеть. И сам он постоянно хочет, ему нужны женщины, много и разных, ну такой он, или его организм, я не знаю, но что ж тут поделаешь! Марк, конечно, считает, что у Алекса сейчас новая тема — семья, постоянство и всё такое, но зная его столько лет, я в это не верю. Слушай, ты же нормальная тётка, взрослая, умная — забей! Наслаждайся жизнью! Тебе достался один из самых обеспеченных мужиков штата, и ты же понимаешь, что это не продлится вечно, — подмигивает. — Просто будь морально готова к тому, что в определённый момент тебе придётся отойти в сторону и уступить место другой… следующей его «любви». Вот я, например, на роль его жены никогда не стремилась, потому что жёны — где они? А друзья все при нём! Алекс Соболев очень состоятельный человек, и он всегда с радостью заботился о своих друзьях, так зачем же мне пилить сук, на котором сижу? И да! Хочешь совет? Когда будете разводиться, не ссорься с ним и не ходи в Суд, будешь в шоколаде. Поняла меня?

— Вполне. Спасибо за информацию.

— Слушай не обижайся, ты мне нравишься! Ты самая нормальная из его жён, остальные все были редкостными стервами! Где он только их находил, не знаю! Я желаю тебе добра, потому и говорю всё это. Просто, когда знаешь, чего ожидать, есть возможность подготовиться и встретить событие иначе — без слёз, седых волос и переживаний!

Keep Us — Peter Bradley Adams

Я не могла понять, она издевается или на самом деле желает мне добра, но наше общение располагало меня к ней. Она много болтала и, между прочим, рассказала, что у Алекса есть определённый свод правил для всех его девиц и жён, о которых мне лучше знать, чтобы не раздражать и продлить свой век подле него. Во-первых, дом на берегу только для него, то есть он там живёт один, вернее, отдыхает от всех или от всего, и появляться там нельзя. Об этом я знала и от Эстелы: как-то раз она мне сказала, что в доме на берегу женщины никогда не ночевали. Во-вторых, ни в коем случае не стоит брать машины Алекса: он купит любую, какую пожелаешь и выберешь сама, но приближаться к тем, которые стоят у него в гараже, категорически нельзя. Алекс, как и все обеспеченные мужчины, обожал автомобили, особенно полюбившиеся покупал, и к моменту начала жизни со мной накопил семь коллекционных штук, плюс на восьмой ездил постоянно. Эта восьмая была ничем иным как Porsche — и сто лет назад в Кишинёве он ездил на той же марке, только теперь она выглядела новее и круче. Мы никогда не обсуждали нашу с ним, к слову, обоюдную любовь к одной и той же модели машины, но я быстро заметила, что муж мой не только питает к ней страсть, но и действительно выглядит за рулём так, словно он и этот автомобиль созданы друг для друга, они — единое целое, пропитанное одним сексуальным сидром. Он нравился мне за рулём, безмерно нравился.

И вот, зная всё это, я задумала над ним поиздеваться. Раз уж я всё-таки отличаюсь от остальных — мне позволено жить в доме, где до меня никто не жил и, самое главное, не спал с ним, значит, буду ездить на его машине.

Мы смотрим варианты, Алекс предлагает Brabus белого цвета, (такой же, только чёрный, стоит в его гараже), а я стараюсь быть рациональной:

— Алекс, у нас дома целый гараж машин! Зачем тратить деньги, давай я возьму одну из них?

Он удивлённо отвечает:

— Ты же знаешь, у нас нет проблемы в деньгах. Выбери себе то, что по душе, главное, чтобы это был максимально безопасный вариант.

Я заглядываю ему в глаза и, стараясь выглядеть правдоподобно, прошу:

— Алекс, если ты так печёшься о безопасности, отдай мне свою машину. Ты уже хорошо её изучил и знаешь, чего ожидать.

Он не теряется:

— Если тебе нравится эта модель, мы купим такую же новую, и ты сможешь выбрать любой цвет.

— Алекс, я хочу твою машину! — и мои глаза уже почти не мои, а какой-то профессиональной попрошайки.

Пару секунд он в недоумении разглядывает моё лицо, затем, очевидно, сообразив, кто из нас двоих жертва общения с его друзьями, уже улыбаясь, предлагает:

— Назови мне реальную причину того, почему ты хочешь именно мою машину, и она — твоя.

Его глаза тоже улыбаются, он отворачивается, пытаясь это скрыть, но напрасно — я и так в тупике. Однако всё же нахожу, что ответить:

— Ты ездил на ней, твои руки управляли ею, она слушалась тебя, значит, послушается и меня. Я буду чувствовать себя в безопасности в этой машине!

Искоса взглянув на меня и ещё шире улыбнувшись, он отвечает:

— Хорошо.

С этого момента я езжу на знаменитом тюнингованном Porsche, и наслаждаюсь очередным мини-триумфом: мне хотелось во всю глотку кричать, что я не одна из сотен девиц. Я особенная. По всей видимости, факт принадлежности к одной из многих нешуточно действовал мне на нервы, и несмотря на то, что я запрещала себе об этом думать, он всё-таки разъедал меня изнутри. Позже друзья моего мужа часто отпускали шуточки на эту тему, намекая на то, что всю свою жизнь Алекс Соболев менял девушек и изменял им, и вот настал момент, когда его любимица изменила ему со мной. Он не реагировал на их подначивание — очевидно, рассчитывал, что так эта тема быстрее себя исчерпает, но они ещё очень долго не унимались, доставляя мне этим просто колоссальное удовольствие.

{Hooverphonic — 2 Wicky}

Вскоре после этого случилась ещё одна особенно неприятная ситуация, связанная с финансовыми вопросами. Однажды рано утром к нам в дом приехал нечастый гость — Мария. Кузина свирепствовала, как фурия, и я поняла, что меня ждёт нечто занятное. И так как моё воспитание не отличается аристократизмом, я не преминула подслушать, и никакие угрызения совести меня не съедали, поскольку все свои манёвры я всегда оправдывала желанием выжить в их жестоком мире.

Их разговор начался сразу с постановки главного вопроса:

— Алекс, как ты мог?! О чём ты думаешь, вообще? Сколько их у тебя было и сколько ещё будет?! Ты знаешь не хуже меня, что ходишь по лезвию ножа, и я боюсь, что это произойдёт раньше, чем ты опомнишься!

Он отвечает не сразу, и в голосе его глубинная печаль:

— Маша, мне особенно неприятно это слышать именно от тебя. Но я тебя прощаю, потому что знаю: тобой движет забота, в первую очередь, о твоей семье. Но, в таком случае, тебе будет легко понять и меня: теперь у меня тоже есть семья, и так я выражаю свою заботу о них.

— Алекс, это не твои дети!

— А у меня есть мои? Почему бы этим не быть моими? В любом случае, в ближайшее время я не собираюсь делать то, чего ты так опасаешься, но даже если это произойдёт, поверь, твоим детям хватит и детям их детей тоже. Поэтому выбрось всё это из головы, не унижай ни себя, ни меня, и давай лучше выпьем чаю — Эстела там напекла каких-то сладостей.

Речь шла о завещании, которое было переписано, и в нём появились кроме моего имени ещё и имена моих детей. Меня очень обидело то, как Мария на это отреагировала, поскольку я уже успела проникнуться к ней тёплыми чувствами и совершенно искренне считала, что она, пожалуй, единственный человек, которому можно доверять. Ну, кроме самого Алекса, конечно. Жизнь впоследствии мне докажет, что так оно и было, но в тот момент я разозлилась на неё и не стала пить с ними чай, заявив мужу, что плохо себя чувствую.

Чуть позже, но на этот раз уже совершенно случайно, я услышала, как Алекс звонил адвокату:

— Фред, это второй косяк подряд с твоей стороны. Сначала ты даёшь моей жене советы, о которых тебя не просили, а теперь ещё и печёшься о том, что тебя не касается! Ты создаёшь мне проблемы, и меня не волнуют твои мотивы. Если бы не память об отце, я бы уже работал с другим юристом, но даю тебе ещё шанс и искренне надеюсь, что больше об этом не пожалею!

Вообще, я поражалась тому, насколько развиты в Алексе деловые качества: он определённо был рождён и взращен для бизнеса. Конечно, и ему случалось ошибаться, и иногда очень жестоко, но в целом его способности производили неизгладимое впечатление.

Вскоре он снова попросил меня взять карточки, и на этот раз, лично:

— Прошу, давай мы будем семьёй без лишних сложностей. Просто дай мне делать то, что я обязан, могу и хочу делать.

И я их взяла, а он совершенно без всякой подоплёки улыбнулся и сказал:

— Я знал, что ты меня поймёшь.

Впоследствии оказалось, что Алекс Соболев в прямом смысле слова содержит многих: такие карты были у его сестры Марии, её детей, он давал их друзьям и бывшим девушкам, и они регулярно пополнялись с его личных счетов. Но вот жёны уходили от него ни с чем, и через много лет Алекс объяснил мне почему. У него на этот счёт была своя теория:

— Женщины приходят в этот мир для того, чтобы дарить радость мужчине и жизнь его детям. Задача мужчины заключается в том, чтобы создать нерушимый финансовый фундамент и баловать свою женщину. Если женщина приносит несчастье или огорчения, мужчине тоже не обязательно выполнять свои обязанности.

Чётко и лаконично. До меня у него было три жены, и все они совершили одну и ту же ошибку — пошли в суд, рассчитывая на максимальный кусок. Не сделай они этого, были бы обеспечены до самой смерти.

Ничего кроме уважения такая позиция у меня не вызывала, и я успокоилась — финансовая гордость меня отпустила, и я начала тратить деньги мужа. Не слишком усердно, правда. Алекс шутил, что жена обходится ему дешевле всех, и что он хотел бы обратного. Но обратного так и не дождался, поэтому мои депозитные счета регулярно пополнялись неприличными суммами. Очень скоро чувство, которое толкало меня зарабатывать, испарилось: ввиду сложившихся обстоятельств (ведь бывшие девушки моего нового мужа тратили суммы, в сотни раз превышающие мои гонорары) мне стала очевидна бессмысленность столь бездарного времяпровождения, и я решила посвятить себя детям, а чуть позже придумала заняться тем, что мне действительно интересно — поступила в Вашингтонский Университет, лучший на северо-западе США (могла ли я представить себе такое?) изучать прикладную математику. Я обожала математику с детства и Алекс тоже, поэтому он одобрил моё увлечение и, конечно, поддержал его финансово.

{Pale — Too Much}

Мы жили не по средствам, в том смысле, что средств у нас было намного больше, нежели можно было заподозрить, ориентируясь на то, как и на что мы тратили. В общем и приближённом, мы ничем, абсолютно ничем не отличались от среднестатистической американской семьи. Яхта? Если речь о семейной, то такими же располагали многие семьи в штате из-за близости к воде и доступности соответствующих развлечений. Если говорить о большой яхте, вертолёте и прочих богемных радостях — то это был исключительно рабочий инструментарий, в текущей жизни мы ни разу не пользовались этими благами. Машины? Если те, на которых мы ездили, то они были точно такие же, как у любого американского адвоката или бухгалтера, если те, которые стояли в гараже — то это исключительно старинное увлечение Алекса, при мне он не купил ни одной. Я никогда не щеголяла в одежде от кутюрье и бриллиантах, да у меня их особенно много и не было. Алекс одевался дорого, но, скорее всего, даже и не подозревал об этом, возложив ответственность за свой гардероб на стилиста. Отдыхать мы ездили не чаще, а возможно даже и реже рядового американца средней руки. Единственное, что действительно нас отличало от обычных семей — это дом. Дом и в самом деле тянул на многомиллионное состояние и выглядел соответствующе.

Это был совсем другой брак, не похожий на тот, который был у меня до этого. Это была совершенно другая семья, другая жизнь, другая любовь: страстная, непредсказуемая, часто несдержанная, попирающая законы и правила.

Такая, когда Вы не можете дождаться мужа с работы, а он, вернувшись, игнорирует приготовленный для него ужин, потому что его мучает совсем другой голод. Когда в разгар вечеринки у вас дома, среди толп знакомых и незнакомых людей, жаждущих внимания Вашего супруга, Вы вдруг ловите его взгляд, и он не оставляет сомнений. Мгновение спустя уже ощущаете его пальцы на своём запястье, и они мягко, плавно увлекают Вас в самое сладкое место, туда, где прямо сейчас, прямо в эти мгновения и ни секундой позднее ему невыносимо нежно нужно любить Вас…

Когда Вы заезжаете в его офис по пути в свой университет, чтобы передать ему забытую дома папку с немыслимо важными и необходимыми именно сегодня документами, а Вас встречают улыбкой у входа, называют по имени и ведут самым кратчайшим путём к нему, Вы входите в давящий своей просторностью зал с огроменным столом, где заседают невыносимо серьёзные и деловые люди, а он просит всех выйти и оставить вас наедине для приватной беседы… потому что в это утро Вы выбрали слишком узкие джинсы и, отдавая папку, совершенно не нарочно позволили ему уловить запах Ваших распущенных волос.

Когда ему мало Вас в постели, мало в душе, мало на яхте под палящими солнечными лучами, мало на шезлонге у бассейна, мало на горячем песке вашего собственного пляжа, мало на гигантском стеклянном столе, за которым заключаются баснословной стоимости сделки. Когда Вы, выходя куда-нибудь вместе, ловите себя на мысли, что если не прекратите пялиться на его бёдра, Вас придётся ублажать в общественном сортире, но Вы этого не хотите, и поэтому стараетесь не смотреть. Но вот Ваш взгляд залип на его чёрных блестящих прядях, вьющихся так сексуально, что у Вас начинает ломить в животе, и Вы снова изо всех сил стараетесь переключиться, придумываете тему для беседы, но не можете на ней сосредоточиться, потому что созерцание его нежных губ и умных глаз уносит Ваши мысли совсем в ином направлении, и у Вас уже не остаётся ни сил, ни воли для сопротивления. Вы в отчаянии, но помощь близко — он вдруг сообщает, что Хилтон всего в двух кварталах отсюда, и что если Вы желаете, он может позвонить и заказать номер… прямо сейчас.

Rhye — The Fall

Мы никогда не ссорились, ни разу не выясняли отношений, не высказывали претензий, хотя они, конечно, были. Мы мало говорили, потому что Алекс не любит говорить, он любит делать. Ни разу не признались друг другу в любви, и это было очень странно, потому что то, что жило в его глазах, да и в моих, вероятнее всего, тоже, иначе как любовью не назовёшь.

То было самое замечательное и самое беззаботное время из всей нашей жизни. Мы были счастливы оба и согревали этим счастьем всех, кто рядом. В первую очередь моих детей, конечно, которые открыто начали называть Алекса отцом — это было ужасно для меня, но упоительно для моего мужа, и меня это согревало. Потом, его друзья не раз говорили, что «никогда не видели Алекса таким счастливым», а главное, «замечательно то, что он, наконец, остановился», намекая на череду девиц в его жизни. Конечно, мне это льстило, но с другой стороны, его любвеобильность унижала, сидела ядовитой занозой, отравляла ожиданием того, когда всё это закончится.

Эта идея так прочно засела в моей голове, что, я всерьёз гадала, сколько же ещё времени мне отпущено рядом с ним. Уговаривала себя не думать о плохом, но у меня, конечно, не получалось, и поэтому я нашла другой выход — договорилась сама с собой, что просто буду жить и стараться сполна насладиться всем, что он сможет мне дать: от космического секса до его практически неограниченных финансовых возможностей. Эти самые «возможности» тоже имели свою цену, и впоследствии она оказалась гораздо выше, чем я могла себе представить. Но в то время она проявляла себя только тем, что Алекс вечно работал: в офисе, на вечеринках, дома всегда засиживался допоздна над своими планшетами и чертежами, расчётами. Он уже давно перерос архитектора и был бизнесменом, но всегда занимался любимым делом — создавал дома, потом строил их. У него бывали сложнейшие проекты, и их масштабность надолго отнимала его у меня, и это очень удручало.

Однажды я спросила его:

— Зачем так много работать и иметь столько денег, сколько и не нужно вовсе? Не лучше ли меньше работать, иметь меньше денег, но больше времени для семьи и любимых занятий?

Он ответил:

— Моя работа и есть моё любимое занятие, а что касается времени для семьи, у любой задачи есть своё решение.

И мы договорились тогда, что по воскресеньям Алекс не будет работать вообще, это будет целиком наш день. Впоследствии он строго соблюдал этот уговор, и, по сути, эти воскресенья и были нашей жизнью.

Ever dream by Epic Soul Factory

Я видела, что Алекс смотрит на меня не так, как на других, а по-особенному. Но это и не был тот взгляд, отражавший глубинную чувственность и уязвимую, только родившуюся любовь, в котором я тонула тогда, в Кишинёве, годы назад. А мне хотелось бы увидеть его вновь… хотя бы раз.

Я помню и никогда не смогу забыть его влюблённые глаза, полные грусти и обречённости, когда он умолял меня стать его женщиной. Так много раз он просил об этом, так долго и так упорно не сдавался. Та любовь была светлой, чистой, искренней и необыкновенно сильной, а я не ценила её, воспринимала, как временную данность, которой неизбежно суждено умереть. И ни разу мой прагматизм не сказал мне, что абсолютно всё во Вселенной преходяще, и весь наш смысл заключён в мгновении, проживаемом прямо сейчас. В глазах, неотрывно глядящих в твои, в объятиях, прикосновениях, в чувствах, потому что они и есть жизнь. Лишь теперь я понимаю, как ценно было то время, ведь впервые возникшее чувство, волнующее, трепетное, не загрязнённое шумами проблем, забот, препятствий, да и просто временем, не повторится никогда.

Сейчас Алекс другой. Я знаю, он любит меня, заботится и бережёт, но это уже совсем другое чувство — зрелое, изменённое, искривлённое болью, отчаянием, унижением, разочарованиями, решениями, давшимися нелегко.

Влечение — явление, неподдающееся анализу, неподвластное объяснению, оно, как живой организм, существует само по себе, но всегда остаётся сильным, не меняется под влиянием времени, обстоятельств, угроз. Алекс генерирует его, сам того не желая, и даже более того, старается препятствовать, сдерживать всеми силами, но остановить его невозможно. Это почти бесперебойная чёткая волна, сигнал, который улавливают все самки в поражающей зоне его действия.

Я очень долгое время не осознавала всю масштабность проблемы до конца. Понимание приходило медленно, понемногу складывая мозаику из фрагментов нашей с ним жизни, событий, эпизодов.

Однажды мне довелось пойти с мужем в супермаркет. У Алекса было состояние, близкое к растерянности:

— Тут хаос, как можно во всём этом разобраться? — нахмурившись, вопрошает он.

— Знаешь, ты хоть иногда спускайся до обыденной жизни простых людей, а то если, не дай Бог, обанкротишься, ты ж погибнешь от голода! В магазине не разобраться, а что уж об остальном говорить!

— Ты не дашь мне умереть! — с широченной улыбкой подмигивает в ответ.

Мы бродим по рядам, разыскивая нужные продукты, потому что Эстела заболела, и на время её болезни мы «сами по себе», и я замечаю, как проходящие мимо женщины смотрят на Алекса, часто не отрывая взгляда, жадно впитывая его черты. Ухоженная дама в леопардовом пальто рассыпает упаковки с печеньем ему прямо под ноги, воспитание заставляет его тут же опуститься, чтобы помочь, и только в это мгновение я замечаю её глубокое декольте, выпяченные губы и благодарный взгляд, которым она щедро одаривает моего мужа, и шлифует всё это зовущей улыбкой и взмахом ресниц. Я, как паралитик, застываю в ожидании его реакции: он серьёзен, ему больше не до шуток, не флиртует в ответ, но с глазами что-то не то…

Потом мы подходим к витрине с сырами, Алекс долго разглядывает их и спрашивает меня:

— Почему мы ни разу не пробовали вот эту штуку? — показывает на диковинный сыр.

— Ну, наверное, потому, что он несколько странновато выглядит, — делаю предположение.

— А вдруг это нечто немыслимо вкусное? Как это купить?

— Нужно попросить продавца отрезать тебе кусок и взвесить, потом заплатим на кассе.

Он окликает милую продавщицу лет двадцати и просит её помочь с сыром. До этого момента девушка стояла к нам спиной, но вот она разворачивается и видит его, Алекса. Лицо её выражает вначале потрясение, затем растерянность, за ней азарт, и вот в её зелёных глазах уже мелькают пункты коварного плана, молниеносно созревшего в юной голове. Она подходит и начинает долго и подробно объяснять, как и какой сыр ему следует выбрать, отрезает по кусочку каждого для пробы. Её тело мощнейшим бесперебойным сигналом посылает запрос, смысл которого был бы очевиден даже младенцу — она предлагает себя, и, кажется, так заинтересована в положительном исходе дела, что моё присутствие отнюдь не воспринимается как препятствие.

И это только его внешность, а ведь она ещё не знает, насколько он состоятелен, не имеет понятия обо всех его талантах, не видела без одежды и, наконец, не представляет, на что он способен в постели.

А что же говорить обо мне? Я — тот единственный на Земле человек, который в курсе всех его достоинств и, вдобавок, регулярно получает уникальный индивидуальный бонус — его влюблённые взгляды, нежность, ласковую заботу. Я тону, меня с непреодолимой силой затягивает в это прекрасное и одновременно опасное чувство, называемое Любовью, которое даёт жизнь, но может и лишить её.

Мой муж напряжён и дезориентирован. С трудом выдерживая натиск девушки, он глазами ищет помощи у меня. А я не спешу помогать: наблюдаю, изучаю реакции, ответную мимику и жесты, оттенки взгляда. И обнаруживаю два его лица: это его глубинная потребность и нежность, обращённые ко мне, но также раздражение, злость и… сексуальный ответ, адресованные девушке. Он определённо отвечает на её призыв, но не весь целиком, а какой-то своей частью, и словно не по своей воле. Он не может противостоять, это очевидно, и мне становится страшно: однажды я уже видела подобное в Париже.

Мне обидно и больно, ведь он не должен этого делать, он выбрал меня! И взял, тем самым, обязательства отвечать только на мои призывы! Понимание, что я не единственная женщина в его жизни, и никогда ею не стану, душит меня, режет, пилит, скребёт, но я уже парализована тем самым Чувством, беспомощна перед ним, как и все остальные.

Я всё же попалась в его сети, глупая-глупая даже не бабочка, а муха. Попалась и запуталась так, что, кажется, уже никогда не выбраться.

А как же его раздражение и гнев? Мне никогда не приходило в голову подумать о том, насколько его самого это вымотало, измучило. Он никогда не мог быть собой: всю жизнь вынужден был считаться с особенностями, возникающими вследствие того багажа, с которым явился в этот мир. И багаж этот был незауряден, груз невиданных размеров, качества и компонентности. Он сформировал его личность, темперамент, характер, спроектировал траекторию его жизни. Но Алекс упорный, очень. И целеустремлённый. Он всеми силами пытался изменить её, направить в то русло, которое считал правильным сам, и сделал это.

И вот мы вместе. Женаты. Строим свой мир, свою семью.

По своим делам я обычно езжу на машине с водителем: он отвозит меня за детьми, красотой, покупками, в университет. Если у водителя выходной, я сажусь за руль сама, но это сложно, так как движение в Сиэтле непростое, машин очень много, и я всё ещё плохо ориентируюсь — доехать до университета мне совсем ещё тяжело.

И вот, в одно самое обычное утро, такое же, как и все остальные, мой водитель заболел и не смог приехать. Я прошу Алекса:

— Подкинешь меня до остановки? Мой водитель болеет.

— Конечно, — отвечает он, — я отвезу тебя в университет.

И я впервые еду утром в город с мужем.

Садимся в машину, он трогается, выезжаем на дорогу, ведущую на шоссе, и я… любуюсь им. Любуюсь, потому что этого невозможно не делать — к нему невыносимо влечёт, настолько сильно, что когда он рядом, никакие иные мысли, кроме как сексуально окрашенные, не готовы прижиться в моей голове. Хотя сейчас он не должен быть влекущим: зажатый в деловом костюме, едет руководить, и весь его вид транслирует строгость и сдержанность. Но и это ему не помогает, как и в домашней жизни, когда, делая обычную рутину, он ещё более сексуален, нежели обнажённый и трепетный в нашей постели.

В каждом его жесте соблазн. Я слежу за тем, как уверенно касаются его руки руля, как устанавливают смартфон на подставку, программируют климат-контроль в салоне машины. У меня не работают наушники, я жалуюсь, и он пытается понять, в чём проблема, а я жадно впитываю каждое мгновение нашего внепланово совместного утра. Алекс тянется в отсек под торпедой и достаёт коробку от своего смартфона, предлагает мне взять его наушники. Конечно, я соглашаюсь, но и они не работают, значит, проблема в моём плеере. Алекс говорит, что выберет мне новый, а пока, до восьми пятнадцати я могу послушать музыку в машине.

— Что ты предпочитаешь? — спрашивает.

— Включи свой плейлист. Даже интересно, что ты сейчас слушаешь.

— Хорошо. А разве тебе известно, что я слушал раньше?

— Конечно. По твоей квартире всегда разливалась какая-нибудь музыка.

— Фоновая, — согласно кивает.

— А почему только до восьми пятнадцати?

— Сейчас увидишь, — говорит и загадочно улыбается.

Matt Corby — Runaway

Мы выезжаем на трассу и машину заливает ярким утренним солнцем. Алекс щурится, его глаза из тёмных превращаются в янтарно-карие, пряди волос растворяются в золотом спектре солнечного света, мне виден каждый микрон его безупречной, гладкой, свежевыбритой кожи на щеках, шее… его губы хочется целовать и ласкать всеми мыслимыми способами.

Он красив. Он безумно красив, настолько, что мне с большим трудом удаётся оторвать от него глаза, ведь Алекс не терпит, когда им любуются. А я всё равно это делаю. Систематически. И говорю себе, что я — эстет, и мне тяжело удержаться перед соблазном. Я мудрая женщина и, конечно, разглядываю его только, когда он спит, увлечённо чем-то занят, когда играет с детьми — ведь определить невозможно, на кого я смотрю в этом случае.

Но в такие моменты, как сейчас, мне бывает очень тяжело. Невыразимо. И меня впервые посещает вопрос: «Как он работает? Как ему удаётся заставить людей концентрироваться на рабочих вопросах, а не на нём самом?». Ясно же, что не только я так реагирую на него.

Ровно в восемь пятнадцать раздаётся трель его смартфона, и Алекс улыбается:

— Ну вот, начинается мой рабочий день! — протягивает руку и переключает звонок на громкую связь.

Это Хелен, его секретарь. Минут семь они обсуждают график на день, вернее, корректируют его, учитывая все последние изменения в планах Алекса и людей, с которыми он должен встретиться. Пытаются включить в расписание незапланированные, но неотложные встречи, дела, вместе думают, как это сделать, что можно перенести.

Не успевают они закончить, как в эфир уже рвётся следующий звонок — это один из директоров направлений. У него вопрос, требующий незамедлительного решения: оговоренный ранее с властями участок невозможно утвердить — по итогам отчёта геолога он не пригоден под застройку запланированной этажности. Это проблема, Алекс думает, сосредоточенно сдвинув брови, затем поручает звонящему связаться с земельно-кадастровыми чиновниками, обсудить это и выяснить, какие ещё варианты они могут предложить.

После директора звонит Марк, у него тоже проблема: потенциальные партнёры артачатся, не соглашаются на ранее согласованные условия контракта. Алекс снова думает, трёт свободной рукой подбородок, интересуется, почему они могли передумать, но Марк, конечно, не имеет представления. Алекс просит его разузнать, что могло стать причиной, затем перезванивает Хелен и поручает ей организовать встречу с этими партнёрами на ближайшее время. И далее бесконечный поток звонков, а Алекс, тем временем, ведёт машину плавно, уверенно, объезжая пробки по навигатору и успевая дарить мне свои нежные взгляды. Вот уже университет — мне пора выходить. Я отстёгиваю ремень, тяну руку, чтобы открыть дверь, а Алекс отключает громкую связь и задаёт мне один только вопрос:

— Не поцелуешь?

Он помнит обо мне, несмотря на сложность вопросов и тяжесть проблем, которые решает и будет решать сегодня весь день, его мозг в постоянном поиске оптимальных путей, но, несмотря на всё это, сейчас его интересует только одна вещь: могу ли я поцеловать его на прощание?

И мне становится так по-настоящему тепло от этой просьбы, и, конечно же, я дарю ему самый горячий свой поцелуй, чтобы он помнил обо мне весь свой день, чтобы успешно сделал все запланированные дела, решил все проблемы и задачи, нашёл все самые короткие выходы, и чтобы обязательно вернулся домой пораньше.

Но и Алекс тоже ревнив… или предусмотрителен — он настолько сложен, что и реакции его, и проявления слабостей не укладываются в общепринятые понятия и нормы.

В тот же день мы договариваемся, что он заберёт меня в пять часов вечера. Так как занятия заканчиваются на два часа раньше, я решаю подождать его в библиотеке университета. Сразу же ко мне подсаживается Юджин — мой однокурсник, мы с ним посещаем почти одни и те же лекции. Он просит меня помочь с решением сегодняшнего уравнения (надо ли говорить, что я лучшая на курсе?) и мы располагаемся в кафетерии. Каждое действие я пытаюсь объяснить ему простым и понятным, но при этом иностранным для меня языком, что само по себе уже нелёгкая для меня задача.

Внезапно мне приходит сообщение от Алекса, хотя он чаще предпочитает звонить, нежели писать:

«Привет:)»

«Привет!»

«Ждёшь меня?»

«Да»

«Чем заполняешь свободное время?»

«Решаю уравнение».

«Сама?»

Думаю, странный вопрос!

«Нет, с однокурсником, он попросил разобрать для него ход решения».

«И как? Учебный процесс идёт?»

«С трудом. Честно говоря, для меня загадка, как он поступил сюда…»

«Думаю, сосредоточиться ему мешает твоя грудь».

Тут же бросаю взгляд на лицо Юджина и вижу, к своему огорчению, что действительно, засранец пялится на мой бюст совсем невыдающегося размера и к тому же надёжно скрытый под голубой блузкой. Но бюстгальтер всё-таки немного пропечатывается, и кожу груди ткань облегает довольно плотно… Чёрт, думаю, это сексуально!

И тут же эту мысль опережает другая: откуда Алекс знает, что тут происходит? Я уже шарю глазами вокруг и, конечно, нахожу его: стоит, подпирая стену и скрестив ноги, смотрит на меня пронзительно и с осуждением улыбается (да, он может и так!), хоть и говорит уже с кем-то по телефону. Смотрю на часы — только половина четвёртого, до его приезда за мной ещё целых полтора часа.

Закончив свой разговор, подходит ко мне, я спрашиваю:

— Чего так рано?

— Я подумал, некрасиво заставлять тебя так долго ждать. Отменил встречу, пообедаем вместе?

— Конечно… — и я не в силах скрывать распирающее меня удовлетворение и… удовольствие, и… растущую уверенность в себе.

Chet Faker — Gold

На следующий день мой водитель всё ещё болеет. Алекс должен забрать меня в половине четвёртого, и мы договариваемся заранее, где он припаркуется, чтобы я смогла его найти.

В три часа десять минут я стою у входа в университет со своими новоиспечёнными однокурсниками, и, нужно сказать, здесь не только молодёжь, есть и студенты постарше меня.

Вдруг слышу:

— Oh, Gosh! Is that Alex? Alex Sobolev?!^[3]— восклицает одна из моих сокурсниц.

— Fuck, he`s coming here!^[4]— пищит другая.

— Oh my Gooood…^[5] — стонет третья.

Оборачиваюсь и вижу картину: аллея, усыпанная оранжевыми и жёлтыми листьями, служит подиумом, по которому, раскачивая бёдрами, плывёт мой муж, одетый к тому же не в деловой костюм, как утром, а в один из своих самых секси нарядов: узкие джинсы и чёрную рубашку с высоко собранными рукавами, открывающими его руки до локтей. На его бёдрах широкий кожаный ремень, простроченный дважды прочной белой нитью, и от этих бёдер невозможно оторвать глаз — ремень умоляет, чтобы его немедленно расстегнули и устранили джинсы с этого гиперсексуального тела. Но это ещё что, хит программы — выражение его лица: глаза прищурены, улыбка из серии «чуть больше, чем слегка», которую я обычно вижу только во время наших «брачных игр», голова немного наклонена, и кудри на ней в своём беспорядке ждут талантливых женских рук для своего укрощения.

Понимаю: он прекрасно знает, чем владеет, на что способна его внешность.

И думаю: что он делает?

Мои сокурсницы в полнейшей прострации, я даже не слышу уже жужжания вроде «Как я выгляжу?» и истеричного «He`s sweet!»<sup>[6]</sup> «Oh, my God, he`s so hot!»^[7] «He`s so damn hot!»^[8] — они молча предвкушают его приближение, ведь он быстро идёт в нашу сторону. В его взгляде секс, но он достаточно далеко, чтобы они понимали, на кого именно он смотрит, и поэтому каждая в этот момент лелеет надежду, что идёт он к ней. Это провокация и, зная особенности поведения своего супруга на людях, его стремление максимально скрывать своё тело, я искренне недоумеваю, что происходит? Зачем он так открыто соблазняет этих юных девочек и провоцирует меня?

Наконец, Алекс подходит, обдав нас своим благородным парфюмом, обвивает руку вокруг моей талии и впечатывает в губы один из самых своих «possess» поцелуев.

— Я немного пораньше, поедем обедать?

И у меня пропадает дар речи. Что это? Зачем?

Пойму я это только на следующий день, когда никто из парней не сядет рядом со мной, как это было раньше, никому из них не понадобится моя помощь с уравнениями, и никто из них не предложит понести мой поднос в столовой. Целью моего мужа были вовсе не сокурсницы: ему было глубоко и бесповоротно на них наплевать. А вот на сокурсников… как выяснилось, нет.

После этого дефиле никому из них больше не приходило в голову разглядывать мою грудь.

Lasse Lindh C'mon Through

Алекс встаёт очень рано, а я люблю поваляться в постели — привыкла, потому что за все годы удалённая работа меня разбаловала. Я могу проработать и четырнадцать часов подряд, но встану с утра в соответствии со своим биоритмом, то есть не раньше восьми, а это тот час, когда Алекс уже выезжает из дома, и мы не пересекаемся.

В те годы я была ещё слишком молода и слишком глупа, чтобы быть внимательной и вовремя замечать очевидные вещи. Если бы я обратила внимание на многие моменты, например, телосложение своего мужа, его образ жизни, поведение и многое другое, то, возможно, поняла бы, что для него секс один раз перед сном — это мало. Но он деликатный мужчина и скорее наступит на горло своим потребностям, нежели позволит себе меня разбудить.

Но однажды он это сделал.

Просыпаюсь от сильного сексуального возбуждения — это Алекс ласкает меня.

— Что ты делаешь? — спрашиваю.

— Ты мне очень сегодня нужна! — признаётся, практически задыхаясь. — У меня очень важная сделка, боюсь провалить её, если не буду собранным!

Я спросонья плохо понимаю, что он имеет в виду, и какова связь между мной и сделкой, но поддаюсь его ласкам. И лишь спустя время и при довольно странных обстоятельствах узнаю, что Алекс любит утренний секс. Более того, он ему необходим, это его физиологическая потребность — ему тяжело работать в перенапряжении, тяжело концентрироваться, фокусироваться на проблемах. Но и вечером ему это снова требуется. Алекс Соболев очень «горячий» мужчина, и ему нужна чуткая, чувственная женщина, способная удовлетворять его, насыщать, но разве это я?

Мы встречались целых два года, и он вечно был голоден, но секс у нас случался только в том случае, если для этого была возможность и время. Время тогда было самой ценной для нас вещью. Теперь всё совсем иначе — у нас семейная жизнь, где гордости и страсти не место, где есть повседневность, расписание, график, потребности и физиология, которые нельзя системно игнорировать, где нужно подстраиваться друг под друга, пытаться наладить работу семейного механизма, устранить неполадки, которые впоследствии могут оказаться причинами поломок.