Tom Day — Never Give Up
Примерно на шестом месяце беременности, когда токсикоз великодушно оставил меня в покое, уже прилично пузатая я отважилась выбраться с Алексом на вечеринку, где ему предстояло обсудить свои бизнес дела. Ну как обычно.
В прямом белом платье из льна с рукавами в три четверти я выглядела аккуратно и даже изящно, потому что отношусь к тому типу беременных, которые в этот непростой период своей жизни не дурнеют, а хорошеют, причём в моём случае настолько существенно, что даже я сама это вижу и охотно верю комплиментам окружающих. Я спокойна, как удав, опять же, потому что беременна. Мне никогда не хочется оригинальных деликатесов, я не истерю и не раздражаюсь, я «само совершенство» на сроке от четырёх до девяти. Пять блаженных месяцев для моих домашних, и в особенности для Алекса, который, кажется, уже достиг апогея в своих радужных переливах счастья. Улыбка не сходит с его лица, и он всё время в таком приподнятом настроении, что к нему смело можно подключать батареи для подзарядки.
На вечеринку мы приезжаем достаточно рано, но уже почти стемнело, потому что конец августа, и Алекс не выпускает ни мою руку, ни мой живот. Я терпеливо сижу рядом с ним на мягком диване, пока он методично и суперпрофессионально гнёт свою линию по условиям сделки. Его партнёры заинтересованы больше чем он, но ставки для них вопиюще невыгодны, а Алекс не сдаётся — на других условиях его эта затея не интересует. Прийти к консенсусу сложно, но нужно, и именно по этой причине сегодня мы здесь, а не дома, и всё длится бесконечно долго. Рука Алекса, обхватив мою поясницу сзади, греет ладонью и по-хозяйски придерживает растопыренными пальцами мой живот, отчего мне приятно, но ужасно жарко. На этом сроке я уже довольно часто бегаю в туалет и вот, кажется, мне опять нужно.
Я встаю, Алекс тут же подскакивает вслед за мной:
— Ты куда?
— В туалет, — отвечаю шёпотом.
— Я с тобой!
— Это перебор. У тебя деловая беседа, вот и беседуй!
— Да ну их, ходят вокруг да около… я уже давно всё им разъяснил, пусть думают.
Понимаю, что он не отвяжется, и беру с собой.
В хозяйском туалете шикарнее, чем в парижском музее, но я не без гордости признаю, что у нас дома ещё круче, стильнее, удобнее — просто я уже привыкла ко всему домашнему.
Внезапно замечаю в зеркале устремлённые на меня огромные тёмно-карие глаза. Лицо мне знакомо, но я никак не могу вспомнить, где его видела.
— Hi!
— Hi! — отвечаю.
— I`m Nataly, — мило улыбается. — And you must be Valery, I suppose?[9]
— Yep! And Nataly seems to be a Russian name?[10]
— Yes, that`s right, I`m Russian,[11] — опять дружелюбно улыбается, и я отвечаю ей тем же.
— Ну, тогда, может, в кои-то веки на родном пообщаемся? — предлагаю ей.
— С удовольствием! — откликается она.
— Откуда Вы меня знаете? Нас уже знакомили раньше?
— Нет, — снова улыбается и мешкает, не зная, что ответить. — Я знакома с Алексом…
Я ухмыляюсь.
— Ну, это не удивительно, он со всеми знаком, — замечаю тоже с улыбкой.
— Он хороший. Очень! И он счастлив, наконец… Я этому рада.
— Правда? Звучит так, словно вас связывает нечто большее, чем просто знакомство, — голос мой ощутимо леденеет.
— Это большее было самым лучшим, что когда-либо со мной случалось. Но это не имеет никакого значения, — спохватывается, — потому что каждый уголок в нём был уже занят другой женщиной, единственной.
Она опять улыбается, а я застываю: в этой улыбке так много тоски и доброжелательности… так необыкновенно, непривычно много искренней доброжелательности.
— И кто же эта… счастливая обладательница каждого его уголка? — спрашиваю с замиранием сердца.
— Вы можете видеть её в своём отражении, — отвечает.
И мы смотрим друг на друга.
— Какой срок?
— Шестой месяц.
— Тяжело?
— Да, нет, токсикоз позади. Это уже третья беременность, так что я в курсе, что меня ждёт, но обычно рожаю легко, потому не переживаю.
— У Вас всё будет прекрасно, не сомневайтесь. Его энергия поможет Вам. Он так смотрит на Вас…
Мои брови сами по себе взлетают вверх, но я стараюсь погасить эмоции:
— Вы всё ещё что-то чувствуете к нему?
— А разве может быть по-другому?
Я разворачиваюсь, и теперь мы смотрим друг другу в глаза не через отражение в зеркале.
— Я ни о чём не жалею, — вдруг признаётся и больше не улыбается. — С ним может быть только очень сильная и смелая женщина, такая, как Вы. Я видела однажды, как Вы пели, и это было… завораживающе! Настоящая магия… И я тогда поняла, почему он выбрал именно Вас.
Sarah Jaffe — Clementine
И тут я, наконец, вспоминаю, где её видела: на моём пьяном концерте, после которого Алекс едва не заездил меня ночью, и с которого и началась, собственно говоря, вторая часть нашей истории. Это она тогда буравила меня глазами с непонятным изучающим выражением лица.
— Я не умею и не хочу бороться, всегда плыву по течению… но разве можно уговорить себя, убедить в том, что счастлива, зная… что всегда будешь оставаться его «вторым выбором»? Только жалкой заменой… У Алекса самое большое сердце в мире и самое доброе. Он заботится обо всех и в своё время принял участие и в моей судьбе: я замужем, удачно, двое детей, и я очень ценю то, что у меня сейчас есть.
— Он бросил тебя?
— Нет, я сама ушла.
— Уважаю! Ты молодец!
Она смеётся и вдруг спрашивает:
— С ним нелегко, так ведь? Бывшие повсюду…
— Именно. Но период острого неприятия позади, теперь у нас всё хорошо, вроде бы как. Он стоит сейчас за дверью, ждёт, пока я губы накрашу, — стараюсь придать нашей беседе шутливый тон, потому что вижу и чувствую, что Наталья хороший человек.
— Женщины бывают очень коварными. Я знаю, что Алекс Вас очень любит, всегда помните об этом!
— Я знаю и помню. Спасибо и удачи!
— И Вам удачи, особенно в родах! — она провожает меня взглядом и улыбкой до двери, а я выхожу почему-то в ещё более успокоенном состоянии, чем была. Мне интересно, почему она ушла от него? Спросить я не решилась и, скорее всего, никогда не узнаю, да и надо ли?
Алекс встречает меня нетерпеливыми объятиями и собственническими поцелуями:
— Ну что так долго? Я уже думал ворваться в это ваше женское чистилище!
— Да так, знакомую встретила, — отвечаю, улыбаясь.
— Знакомую? — муж целует меня в губы нежно, часто, с трудом отрываясь, но на его мыслительный процесс всё это не влияет. — Какие у тебя могут быть здесь знакомые?
— А это не мои. Это твои. Наталья, знаешь такую?
— Да, знаю, — отвечает, немного напрягшись, и смотрит своими умными карими радужками мне прямо в глаза — так глубоко, что кажется, уже и до ребёнка достал, так всё просканировал.
Спрашивает, стараясь не выдать беспокойства, но вижу, что не сильно он и обеспокоен:
— Что она тебе сказала?
— Сказала, что ты хороший, заботишься обо всех. Что у тебя большое и доброе сердце, и ты помогаешь людям.
— И всё? Больше ничего не сказала?
— Сказала! — смотрю на него и потешаюсь, весь кайф!
Он видит это, смеётся и одновременно расслабляется:
— Да ладно, ну признавайся уже! Что ещё она сказала?
— А пусть это останется между нами! У тебя там встреча деловая, ты забыл? Акулы ждут!
— Подождут. Я к ним и не хочу возвращаться, только время зря терять. На их условиях мне этот бизнес не нужен, с какой стати мне игнорировать рыночную цену и давать им то, что они хотят, в ущерб себе? Пусть подумают. Где мой офис и как связаться с юристами они в курсе, так что мы свободны — можем поехать домой или поужинать куда-нибудь в ресторан. Как ты насчёт еды? Проголодалась? Вы оба?!
Алекс без остановки целует моё лицо, прижимает аккуратно к себе и гладит то спину, то живот, а мне уже неловко, так как из туалета выходит Наталья и, конечно, видит нас.
В машине уже, под тихую расслабляющую музыку, дождавшись перемены моего игривого настроения на меланхоличное, Алекс, хитрец, снова поднимает тему:
— Так что ещё тебе сказала Наталья?
— Сказала, что бросила тебя.
Он кивает.
— Это правда? — уточняю, не веря своим глазам.
— Да, это правда.
— И чего так?
— Плохо вёл себя, — игриво скалится.
— Что, непостоянство характера?
— Хуже! Чрезмерно упорное постоянство, — отвечает со вздохом. — Ещё говорила что-нибудь? Вы там долго пробыли.
— Ничего существенного больше не сказала, о родах немного поболтали, никаких твоих страшных тайн, скелетов шкафовых и тому подобного не выдала, можешь спать спокойно.
— А я и не беспокоюсь, просто любопытно. Она первая с тобой заговорила?
— Да. Откуда вот только знает меня… наверное, вместе нас видела или в журнале на фото.
— Наверное, — задумчиво отвечает мой нежный и красивый муж, а я в тысячный раз за сегодня ласкаю взором чёрную отросшую чёлку, делающую его таким горячим, что аж на месте не усидеть. Когда она вот так вот торчит, как сейчас, я вспоминаю нашу первую Испанию и его двадцатипятилетнего, горячего, умопомрачительно красивого (хотя он и сейчас всё тот же), как он подтягивался на арке с китайской глицинией, то пасмурное и грустное утро, нашу молодость, его едва только родившееся, но уже обезумевшее чувство, и его первую боль…