Муж

Глава 6. Обманутые ожидания

Ещё через неделю, а точнее в субботу утром, я спускаюсь на кухню с одной лишь только мыслью — сварить себе кофе. Алекс, расположившись у стеклянной стены, с невиданной скоростью печатает сообщения в мессенджере на своём ноутбуке.

— Привет, — здороваюсь.

— Привет, — мягко отвечает.

Я молча занимаюсь своим утренним напитком и чувствую, как когда-то очень много лет назад в Кишинёве, спиной его взгляд. Поворачиваюсь, и он тут же спрашивает:

— Сегодня обещали тёплый солнечный день, полный штиль — прекрасная погода для морских прогулок. Не хочешь на яхте прокатиться?

— С детьми или без?

— На этот раз лучше без. С детьми мы спланируем отдельно такой же уикэнд.

— Почему бы и нет, — а у самой аж сердце подпрыгнуло: ну наконец, думаю, решился! Хочет остаться наедине, потому что ему так проще сделать первый шаг. Мы ведь такое уже проходили, не так ли?

— Отлично! — слышу по голосу, улыбается.

Определённо грядут перемены. Может аннулировать билеты? Всё равно большую часть денег сдерут в качестве неустойки, так что нет никакой разницы — пусть пока будут.

— Тогда через час будь готова, пожалуйста, — его тон непривычно дружелюбен, и я, кажется, даже отрываю ноги от земли, воспарив в блаженном ожидании. Только виду не подаю.

Через час я в джинсах, майке и толстовке — потому что ещё не так уж и тепло в апреле — спускаюсь на кухню и вижу Алекса. На нём сине-серебристый клубный пиджак, джинсы и майка с молодёжным принтом. Он похож на денди, и не скажешь, что несколько месяцев назад на ладан дышал.

Спрашиваю:

— Чего ты так вырядился для морской прогулки?

— Ну…, — кажется, он растерян, — обычно на такие мероприятия именно так и одеваются, — и смотрит на мои старые джинсы и батник с недоумением.

Я, не осознав до конца ситуации, но смело предположив, что Алекс намеревается извиниться за своё поведение и торжественно попросить моей руки, пусть поздно, но лучше так, направляюсь к двери, ведущей в сторону гаражей, а он с недоумением спрашивает:

— Ты куда?

— Как куда? В машину!

— А, — догадывается, — нет! Тут близко, пешком дойдём. По берегу.

И только в этот момент до меня доходит, что огромная яхта в марине неподалёку принадлежит ему.

Выйдя из дома вслед за Алексом, обнаруживаю, что от нашего особняка до самой марины проложена красивая каменная дорожка с подсветкой. У самой марины даже есть стоянка для авто, уже почти полностью заставленная дорогущими атрибутами элитной жизни, включая лимузины. И только волны громкой электронной музыки, доносящиеся с громадины на приколе, открывают мне глаза на то, что на яхте вечеринка.

Очередная чёртова вечеринка!

Моё настроение не падает, нет. Оно обрушивается, и я снова вспоминаю о билетах.

Aero Chord — Surface

Морская прогулка оборачивается пафосным мероприятием всё с теми же очевидными целями, что и все предыдущие — бизнес переговоры в неформальной обстановке. Яхта большая, не семейная, а скорее только для мероприятий и предназначенная, действительно принадлежит Алексу, судя по отчёту, которым его удостоил капитан. Больше того, в марине прячется ещё одна — значительно меньше и уютнее. По всей видимости, именно её Алекс и использует для частных прогулок с друзьями или семьёй.

Я чувствую себя паршиво: во-первых, из-за разочарования, ведь настрой был на тет-а-тет, а во-вторых, я оказываюсь на этом мероприятии вынужденной Золушкой (чего терпеть не могу) по причине моего более чем скромного облачения на фоне дорогих нарядов и бриллиантов. Дамы все до единой разодеты, ухожены, уложены, надушены. Я же не то Золушка, не то дурочка, не то прислуга.

Хуже всего последнее, поскольку одна из богемных фей вручает мне свой пустой бокал с требованием принести ей ещё. Я не оскорбляюсь, предлагаю ей обратиться по адресу и советую впредь быть внимательнее, на что получаю полный деланного недоумения и подлинного презрения взгляд.

И я думаю: сама эта яхта, все эти роскошества принадлежат моему супругу, а значит, и мне тоже — так, по крайней мере, у нас в Восточной Европе понимается брак. Тогда почему я стою здесь униженная в копеечных джинсах и толстовке? Почему я одна, на меня никто не обращает внимания, ну разве что бокальчик пустой попросят забрать, приняв за официанта? И почему у меня такое чувство, что обознались нарочно, ведь я в своей толстовке отнюдь не смахиваю на него?

Дорогой алкоголь льётся рекой, закуски доставлены из не менее пафосных ресторанов, гарсоны снуют туда-сюда, услужливо извлекая из рук гостей пустые бокалы и вручая новые, за музыкальным фоном следит профессиональный диджей, а за всем мероприятием — организатор вечеринок Британи.

Британи тоже заигрывает с моим мужем и тоже шикарно выглядит: на ней явно бриллиантовое колье поверх изумрудного платья с длинными рукавами, ярко рыжая грива, алая помада и длиннющие чёрные ресницы. Британи, словно фарфоровая кукла — безупречна. Безупречна и смела, потому что, приветствуя Алекса, традиционным поцелуем не ограничивается: резко метнув руку в область его паха, от чего тот аж дёрнулся, так же резко и со смехом её забирает, прежде чем он успевает что-либо сообразить. В ту же секунду его взгляд находит меня, и я понимаю, он с ней спал. Или спит.

Алкоголь — это то, что часто исправляет ситуацию и приводит мысли в некий порядок, пусть не всегда верный, но хотя бы временный. Я решаю начать с мартини, и через пол часа ситуация уже не воспринимается так уж трагично. Мы отплываем от берега, Алекс в глубине яхты сосредоточенно обсуждает важные вопросы с такими же, как сам, напыщенными бизнес-акулами.

Внезапно я получаю нежный «чмок» в щёку, успеваю немного испугаться, но сразу выдыхаю облегчение: это Марк.

— Привет! Чего такая унылая? — спрашивает, улыбаясь до ушей и обняв меня за плечи.

— Привет! Слушай, Марк, ты даже не представляешь, как я рада тебя видеть! Хоть одно человеческое лицо!

— Неправда, и муж твой здесь! Так чего унылая такая?

— Жизнь унылая.

— Да ладно тебе! Всё ж хорошо и будет только лучше! Самое страшное позади — это самое главное.

Марк явно уже успел набраться, а ведь мы и часа не плаваем, и впереди ещё пол субботы.

— Что он там делает? — спрашиваю у него, показывая кивком на своего супруга.

— Да как обычно, всё та же нудятина — разводит акул на выгодные для него условия, машет перед их носом окровавленной человечиной, потом подсовывает контракты, в которых чёрным по белому сказано: «акул рыбами не считать, а потому истреблять безжалостно и усердно»! Короче, готовит сделку по слиянию. Но на самом деле… между нами, — заговорщицки шепчет на ухо, — это самое что ни на есть поглощение! Очередное.

— Боже мой, не так давно одной ногой в могиле был, а теперь кого-то поглощает!

— Он сам акула та ещё. Белая. Самый опасный вид!

— Я думала, людям в болезни открываются великие смыслы, но это, похоже, не тот случай.

— Вообще не тот, даже не сомневайся. Помнишь, что я тебе говорил? — внезапно Марк становится серьёзным и трезвым на вид. — Он очень, очень богат. Такие деньги великими смыслами не делаются, да ещё за такой короткий срок. Он, как локомотив, прёт и сносит всё на ходу. Не стану скрывать — я при нём, просто качусь на волне его инерции и зеваю иногда. Но! Он всегда может на меня рассчитывать, как на самого себя, и я всегда прикрою ему задницу: он это знает, я это знаю, нас обоих это устраивает.

— Алекс теперь совсем не тот парень, которого я когда-то знала, — заключаю с грустью.

— Определённо не тот. Но зато теперь он круче!

— … и злее, и надменнее, и пафоснее, и грубее, и жёстче и …

— Да перестань уже! У тебя прям всё в чёрном цвете!

— Именно так, Марк. Я уже билеты купила домой. Больше не могу это выносить…

— Я знаю про билеты, — оглушает.

— Откуда?

The Chainsmokers — Don't Let Me Down (Illenium Remix)

Невзирая на свой немного уже подплавленный мозг я ещё соображаю: билеты я купила тихо и со своей молдавской карты. Никто не может знать о них, а тем более Марк.

— Лера! Ты не слышишь меня! Он богат! Он немыслимо богат со всеми вытекающими! И это давно уже не тот человек, к которому ты приезжала в Париж, пойми, наконец! Того Алекса больше нет и никогда не будет! Это больше не смазливый парень с высокими принципами и мечтами спасти весь мир, теперь он — магнат Алекс Соболев, глава крупнейшей корпорации. Ты потрудись, пару газет и журналов купи, посмотри, чьё имя чаще всего упоминается, чьих фоток больше! И, конечно, у него есть службы безопасности, их не может не быть.

У меня шок, а Марк продолжает:

— Ты сейчас новое лицо в его окружении, и независимо от того, хочешь ты этого или нет, согласен ли с этим Алекс, ты находишься под наблюдением и каждое твоё шевеление ему известно просто потому, что каждое утро на его столе лежит доклад от вышеупомянутой службы. А про билеты он сам мне сказал и с прискорбием!

— Не хочет, чтобы я уезжала?

Господи, неужели это я только что проскулила с нескрываемой надеждой?

— О чём ты, Лера! Какие же вы женщины странные, непонятные! А что ты здесь делаешь, вообще? Думаешь, ты очутилась в доме одного из самых завидных парней штата случайно? Или может, ты считаешь, он делает настолько серьёзные вещи, не обдумав? Поверь мне, нет. Алекс изменился, но кое-что осталось прежним, и я устал тебе повторять: он любит тебя, и не просто любит, ты очень много значишь для него! А после того, что было осенью, я думаю, ты для него ВСЁ!

— Тогда скажи, пожалуйста, что там сейчас происходит? — и я кивком головы указываю ему на до боли обыденную картину: холёная брюнетка неземной красоты, та самая, которая поручила мне свой пустой бокал, эротично водит носком своей лаковой туфли по икре ноги моего благоверного, томно шепчет ему на ушко нечто елейное, судя по блаженному выражению его лица.

Марк усмехается:

— Всё от тебя зависит. Если ты захочешь, он будет у твоих ног преданно ждать косточки, а все эти сучки станут тебе завидовать и при этом скрежетать зубами так сильно, что сотрут их к чертям! — хохочет.

Он явно хорошо набрался. Но от нарисованной Марком картины у меня даже настроение поднялось, особенно от термина «сучки».

Марк суёт в мою руку бокал с шампанским, и я краем глаза ловлю недобрый взгляд Алекса в нашу сторону, привлечённый моим неожиданно бурным хохотом. Да-да, пусть не думает, что будет демонстративно развлекаться у меня на глазах, а я истекать слезами и соплями. Не дождётся!

— Этот мартини — фигня, — заявляет мой спаситель. — Для настроения лучше выпей шампанского, а потом, если захочешь, если пообещаешь провести этот вечер в моей компании, подытожим всё это дело дружеской самбукой, а? Как тебе предложение?

— Идёт, — говорю. — Всё равно у меня другой компании нет, так что выбирать не приходится!

— Ага, — кивает, улыбаясь, — насчёт билетов: аннулируй их.

— И не подумаю.

— Лучше сделай то, что я говорю.

— Я не могу больше терпеть его выходки. Посмотри, во что я одета! Он унижает меня. Пригласил на морскую прогулку, я оделась соответственно, а сам приволок на очередное party, чтобы клеить у меня на глазах шикарных девиц, против которых у меня нет шансов!

— Послушай меня… — Марк разворачивается, заслоняя своей фигурой мне весь обзор, и на лице его больше ни тени игривости. — Во-первых, ни у одной женщины в мире нет шансов против тебя, если дело касается моего друга, запомни это. Очень хорошо запомни. Во-вторых, дай ему время. Он не нарочно это делает, просто видит всё чуть иначе. Поверь мне — я знаю его с семи лет, и много чего повидал за это время — у него нет цели обидеть или унизить. Он не умеет, не знает, как себя вести, ходит кругами, и не решается на большее…

— Но почему? Мы же не первый день знаем друг друга! А осень я вообще прожила с ним!

— Лер, это сложно объяснить. Ты многое не знаешь, а рассказывать тебе не имею права. Скажу только, что за эти пять лет много дерьма было в его жизни, а пару лет назад он на самом дне был, на самом что ни на есть грязном дне. И такого сценария, где ты входишь хозяйкой в его дом, у него уже не было, а это, как тебе известно, всегда было самой радужной его мечтой, и он отвык от этой мысли, отвык от тебя. Ты ведь тоже изменилась и внутренне, и внешне, дорогая моя! Посмотри на себя, ты про диеты слышала что-нибудь?

— Не в бровь, а в глаз, — горько соглашаюсь.

— Именно! Но это всё фигня, конечно, это моё наблюдение, а не его, так что ничего такого не думай. Что действительно важно, так это то, что сейчас он выздоравливает потихоньку не только телом, но и душой. Ему ведь повезло с этой онкологией…

— Потому что я приехала?

— И это конечно тоже, но главное не это, а то, что он… Есть у меня подозрения определённые… но это всего лишь догадки, чёрт с ними. Главное, он борется, и всё сделает как надо, только дай ему время. Не дёргайся! Расслабься! Просто поживи какое-то время, не совершая резких движений, и не дави на него. Он же боится тебя до одури, разве не видишь сама? Ты же женщина! Дай ему почувствовать себя у руля, на коне, я не знаю, как ещё это назвать, но… он круги свои понарезает, созреет и кинется на тебя! И будет у вас ночь животного секса! Это точно! А потом всё будет хорошо!

Марк приторно ржёт, а я с усердием пытаюсь вычленить из этого словесного потока важное.

Twenty One Pilots — Stressed Out (Tomsize Remix)

А девица, тем временем, лобзает моего мужа всё наглее и наглее, всё интимнее и интимнее, и я не понимаю, к чему весь этот бред о душевных ранах, если можно просто убрать с себя руки чужой тётки? Ведь это же элементарно, если ты любишь!

Если любишь, конечно.

Марк внезапно вспоминает, что у него запланирована важная беседа и, напомнив про самбуку, пропадает в глубине яхты. А мне приходится опять коротать время в обнимку с бокалом в компании своего одиночества.

Я не знаю, когда случился тот коварный момент, но контакт разума с сердцем был безнадёжно потерян, и да, я люблю. Люблю сильно, постыдно, до ломоты в мозгу, до крутящего зудежа в области межбедерья. Ненавижу себя за это, презираю себя, но ничего поделать не могу.

Смотрю на его буйную голову, на руку с французским маникюром, ласкающую его затылок, пропускающую между пальцев мои! отросшие пряди, томно тянущие за них в недвусмысленном жесте, и хочется выть, как собаке с переломанными ногами. Ведь я помню кое-что из нашей прошлой жизни, знаю, как он реагирует на эти потягивания… и, похоже, знаю об этом не только я.

А что, если он сейчас встанет и поведёт её уединяться, ведь это, похоже, в пределах нормы для него? Я знаю, как это ни прискорбно, но до болезни именно это и было его стилем жизни, и мне уже успела сообщить об этом целая дюжина доброжелателей: он спит со всеми. Со всеми подряд. Имеет всё, что движется. Он такой, и я об этом знала. Знала, но расписалась на бланке с госвензелями. Зачем? Потому что люблю, потому что надеялась, потому что когда-то нетрезвый и немного обкуренный он рисовал мне картины семейного счастья из своего воображения. А разве тогда он что-то говорил о верности супругов, о преданности? Насколько я помню, речь шла лишь о мужском долге в плане достатка и детских книжках. А с другой стороны, его стремление хранить верность, несмотря на прессинг физиологии, тогда в Париже?

Господи, как же тяжело, как же всё сложно! И как было предельно просто и ясно с Артёмом, и недостатки его и достоинства как на ладони, и мой вполне осознанный выбор. И к чёрту феерический секс, если его цена так высока — моё разбитое сердце и поруганная гордость! А о каком феерическом сексе, вообще, речь? То несчастное подобие с безразличным выражением лица, которое случилось лишь раз, да ещё и чёрт знает когда?! С Артёмом и то было круче, если честно.

Twenty one pilots Ride

Через время мы с Марком пьём самбуку не вдвоём, а втроём, потому что он приволок своего друга, который к тому же не сводит с меня глаз, так как Марк, совершенно уже не отдающий отчёта своим словам, в один момент заявляет, что я и есть та самая, на которой «перемкнуло» звезду по имени Соболев. Причём поведение самого Алекса свидетельствует об обратном: не то что не любит и не уважает, а вообще ни во что не ставит — я уже сбилась с подсчёта оказанных ему «знаков внимания», но во главе планеты всей сегодня определённо брюнетка.

Мой мозг уже воспалён до предела, я на взводе ещё и потому, что у меня ПМС, как выяснится несколькими часами позже. Чтобы скрыть негодование, злость и обиду за унижение, я усердно закидываюсь коктейлями.

Время, то самое, которое быстротечно, на этой вечеринке тянется с черепашьей скоростью. Я никак не могу дождаться её конца и того момента, когда мы уже, наконец, причалим к нашей марине, чтобы я могла спокойно уединиться дома. Господи, как же хорошо, что хотя бы в доме не бывает всех этих людей!

Да, у моего супруга, оказывается, есть железобетонные правила — целый список. Одно из них: гости вечеринок, кем бы они ни были, никогда и ни под какими предлогами не входят в дом. Об остальном своде законов моего странного мужа позже.

Ближе к десяти вечера Марк уже на грани полного выруба, но всё ещё держится на ногах. Его дружок Саймон, так и не решился ни разу раскрыть рот в моём направлении, но успел достать своими пристальными взглядами. Алекс вальяжно восседает на диване в компании прилично поодаль, и его неустанно атакует брюнетка. Он с ней не заигрывает, даже не улыбается, но и не отталкивает — её руки, кажется, побывали уже везде, где можно и где нельзя, как и губы.

Я пребываю на грани нервного срыва: полчаса назад Алекс удалялся вглубь яхты, где расположены каюты — подозреваю, ему нужно было в туалет, но девица рванула сразу же за ним, и их обоих не было минут пятнадцать. Я стараюсь не думать о том, что могло бы занять их так надолго, но уже ничему не удивлюсь. Разве он принадлежит мне? Когда-то предлагал, но с тех пор так много воды утекло. А то, что штамп в паспорте, так это чистейшая формальность — нам нужны были детские визы, и он даже не делал мне никаких предложений, просто коротко обрисовал ситуацию и наши действия.

Наблюдаю за псевдомужем и его шлюхой и пью. Что я пила сегодня и сколько, смутно помню, и, кажется, меня уже покачивает. Как же это унизительно — напиться на почве ревности! Мудрая мысль приносит мне облегчение: спущусь вниз и лягу спать, больше не буду доставлять ему удовольствие своими муками, а завтра, наверное, поменяю билеты на более раннюю дату и уеду домой, сколько бы мне это ни стоило.

Внезапно вижу, как брюнетка наклоняется прямо перед Алексом и, по всей видимости, запускает свою руку в его интимное место. Из-за борта дивана мне не видно наверняка: может, просто обнимает за талию, а может, это уже моё воображение разгулялось на почве ревности, но этот жест становится последней каплей. Мне так паршиво, что мозг грозит разорвать черепную коробку, а сердце — распороть грудь.

Я поднимаюсь и направляюсь к лестнице, ведущей вниз, к каютам, и краем глаза замечаю, что муж мой неверный поднимается тоже, резко и достаточно грубо сбросив с себя руки брюнетки. Но эта точка в развитии их прелюдии, меня уже не греет, он и без того уже слишком много дал мне увидеть. Я отвожу взгляд и продолжаю идти туда, куда собиралась.

Но уже через пару секунд Алекс хватает меня за руку:

— Куда ты?

— Спать! — рявкаю в ответ.

— Наша каюта в торце, — сообщает, и… я как будто улавливаю в его голосе… грусть?

Благополучно добираюсь до кровати, падаю, не раздеваясь и обдумывая уже полу отключившимся мозгом воспитательные меры по отношению к собственной чувствительности и мягкотелости.