Мы, Мигель Мартинес. Накануне

Глава десятая Разговоры стихнут скоро…

Глава десятая

Разговоры стихнут скоро…

Москва. Кремль. Кабинет Сталина

2 апреля 1937 года

В кабинете Сталина три посетителя: председатель правительства Вячеслав Михайлович Молотов, председатель Государственной плановой комиссии при совете Народных комиссаров СССР Геннадий Иванович Смирнов и его предшественник на этом посту, а теперь народный комиссар тяжелой промышленности Валерий Иванович Межлаук. Только что закончились сложные переговоры с американской делегацией финансистов и промышленников. При этом именно владельцы капиталов были в ней главными. Потому что именно на их деньги должна была осуществиться строительство кластера промышленных предприятий, которые хотел получить Советский Союз. Вопросы гарантий были чуть ли не главными в этом вопросе. Надо сказать, что поначалу заокеанские дельцы слишком широко раскрыли пасть на ресурсы нашей страны, но очень быстро растеряли борзость, когда узнали, что есть и альтернатива их экспансии. При этом да, Советы предпочитали бы, чтобы эта программа осуществлялась именно передовой промышленностью САСШ, но ведь были и французские, и британские капиталисты (не говоря об итальянских), которые стремились урвать свой кусок от этого сладкого пирога. Конечно, переговоры записывались, поэтому вождь знал их ход, но всё-таки надо было подвести итоги, кроме того, непосредственные впечатления участников этих бесед также имели своё значение.

— Если оценивать в целом наши переговоры, то НКИД и правительство в основном оценивают их положительно. Мы сумели договориться практически по всему ассортименту интересующих нас предприятий и поставок оборудования, за исключением оборудования и технологий военного и двойного назначения. Тем не менее, существуют договоренности с представителями Ротшильдов, которые гарантируют поставки оборудования и передовых технологий в обход санкций. По предварительному соглашению, 11 апреля прилетит кто-то из семьи, чтобы заключить секретные контракты и решить вопросы с механизмами поставок через третьи страны. — заканчивал свой доклад Вячеслав Михайлович.

— Через кого пойдут секретные поставки? — уточнил Сталин.

— В основном, через страны Латинской Америки, частично, через Португалию. Там английские бароны держат правителей за глотку, у них весьма сильные позиции, поэтому проблем при торговле с нами не возникнет.

— Хорошо. А что там случилось с Рокфеллерами?

На этот вопрос ответ дал Смирнов.

— Представитель Рокфеллеров уперся рогом, выставляя условием своего участия в проекте доступ к концессиям в Восточной Сибири и Приморье. В ответ мы выставили требования — это реконструкция Транссиба и строительство Байкало-Амурской магистрали. За наши деньги, но силами американских строительных корпораций. Для меня было странным, что Джон Боу даже не затребовал времени для консультаций со своим руководством, а сразу же высказал их условия: предварительная оплата семидесяти процентов расходов, три года подготовительных работ, и только реконструкция Транссиба, от строительства Байкало-Амурской магистрали они отказываются напрочь. По их предложениям, первый этап — проектные работы и согласования продлятся до конца сорокового года, раньше они не успеют. В сорок первом начнут завозить оборудование и весной преступят к реконструкции одновременно на нескольких участках. Длительность этих работ — четыре года. Таким образом, мы получим требуемое к концу сорок четвертого — началу сорок пятого года.

— Это означает, скорее всего, что война в Европе начнется в сорок первом — сорок втором. И к этому времени у нас возникнут большие проблемы с пропускной способностью Транссиба. Хороший план, который позволит ослабить обороноспособность нашей страны, не так ли, товарищ Молотов? — Иосиф Виссарионович грустно усмехнулся и начал набивать трубку, беря паузу в беседе.

— Значит, от сотрудничества с Рокфеллерами мы вынуждены были отказаться? — продолжил он беседу, выпустив в воздух клуб ароматного дыма.

— Всё верно. Доу покинул делегацию, отправился за консультациями. — ответил Молотов.

— И всё-таки нам нельзя делать ставку исключительно на Ротшильдов. Несмотря на то, что они сейчас готовы идти на самое серьезное сотрудничество, через год-два ситуация может в корне измениться. Сейчас эти финансовые воротилы недовольны тем, что им не отрезали куски от германского пирога. И хотят не пускать конкурентов сюда, в СССР. Это очень непростая ситуация. А что, если им предложить посредничество в аналогичной программе в ГДР? Что думаешь, товарищ Молотов, по этому вопросу?

— Он требует серьезной проработки. Думаю, надо пригласить сюда Эрнста Тельмана с товарищами и проработать этот вопрос. Тем более, что они ищут возможности по укреплению оборонной промышленности своей страны. — Вячеслав Михайлович дал максимально обтекаемый ответ.

— Нам важен еще и экономический потенциал восточных немцев. Поэтому пригласите их делегацию. Товарищ Межлаук, мы надеемся на то, что вы сможете помочь делегации дружественной страны в том, чтобы создать там все условия для экономического роста и потенциального укрепления их оборонной промышленности.

— Сделаю всё возможное. Мне нужна неделя на то, чтобы произвести предварительные расчеты и сделать прикидки. Потом можно будет и говорить о чем-то конкретно.

— Очень хорошо. Вот, пусть на одиннадцатое число и приглашай их делегацию, будем разговаривать.

Обсудив еще несколько чисто технических вопросов, плановики покинули кабинет вождя, а вот Молотов остался.

— Есть мнение, Вяче, что Тодорский не справляется с химической промышленностью. План сорвали, постоянно корректируют его в сторону уменьшения показателей. Что думаешь по этому вопросу.

Вячеслав Михайлович хорошо знал вождя, как и его характерную подачу «есть мнение», ибо это означало мнение самого Сталина, но поданное вот в такой, наиболее приемлемой для него форме.

— Иван Иванович неплохой специалист, тот же Межлаук его ценит, но его было бы целесообразнее использовать на менее ответственной должности. Может быть, раз он так хорошо сработался с наркомом тяжелой промышленности, поручить ему курировать строительство тех химических комбинатов, которые мы сейчас согласовали с американцами?

— Смотри, Вячеслав, м ы ведь согласовали выделение из наркомтяжпрома ряда ведомств в отдельные наркоматы. Откладывать это решение и дальше нет никакого смысла. Готовь постановление. Будем утверждать персоналии и думать, кого на какое направление необходимо поставить. Дефицит квалифицированных управленческих кадров у нас колоссальный. Кого планировали на наркома химпрома? Кажется, Денисова?

— Да, Михаила Федоровича Денисова, он сейчас работает в военно-химической академии в Москве.

— Хм… Есть мнение, что надо поставить на руководство не теоретика, пусть и толкового, а практика. Есть такой товарищ Микитон. Я недавно был на его заводе. Он мне показался очень толковым руководителем.

— Слышал о таком. — Молотов поморщился, что-то припоминая. — Говорят, довольно сложный товарищ, с ним тяжело будет сработаться нашим руководителем отрасли.

— Э-э-э… Вяче, тем лучше для всей отрасли. Этот человек умеет отстаивать своё мнение. Главное — он его, своё мнение, имеет.

— Хорошо, думаю, Совнарком не будет возражать против его назначения на эту должность.

— Списки наркоматов и кандидатур на ответственные должности жду на шестнадцатое апреля. Тебе двух недель хватит?

— Сделаем. В принципе, вся подготовительная работа завершена, осталось только согласование некоторых персоналий. Да, в две недели уложимся.

— Вот и замечательно! Молодец!

Иногда кадровые решения в Советском Союзе происходили и таким образом: Сталин постоянно искал толковые кадры. При этом принцип был такой: найти талантливую молодежь и давать им поручения, пока они не упрутся в потолок собственной компетенции. Очень важно было ставить порой невыполнимые задания, при этом человек понимал: в случае успеха он получит большую награду, и, скорее всего, еще более сложное поручение. Но иного пути карьерного роста просто не было. Пример те же браться Кагановичи. Лазарь Каганович оказался на своем месте и с поручениями вождя справлялся, показывая весьма неплохие результаты. А вот его браться — увы… поднялись наверх, получили серьезные поручения, не справились, и более ничего серьезного им Иосиф Виссарионович не поручал.

* * *

Коломна. Щуровский цементный завод

20 апреля 1935 года

Восемнадцатого врачи решили, что я достаточно поправил свое здоровье на государственных харчах. Правда, у меня возникали вопросы, на что и как буду жить, какие источники доходов у меня намечаются. Потому как из редакционных коллегий я уволился, передав бразды правления другим, не менее достойным людям. Но тут вечером ко мне приехал Артузов, который привез жалование сотрудника ИНО за несколько месяцев. Кроме того, мне полагались командировочные в инвалюте. О чем свидетельствовала справка, которую мне Артур вручил не менее торжественно. Но еще больше он удивил меня, когда рекомендовал заехать и получить в издательстве гонорар за книгу, в которую вошли очерки о гражданской войны в Германии и Испании. Большая часть их была написана не мною, а группой безымянных сотрудников, но, тем не менее, с ними гонораром делиться не надо было. Книга называлась «Дневники современной гражданской войны». На мой взгляд, не по-Кольцовски и слишком наукообразно. Но, поскольку я к этому делу касания не имел, то воспринял это как дополнительный бонус, который мне был совсем не лишний: как-то соцнакопления Мишки Кольцова показали дно, а мои собственные не накопились.

Ну а потом мне выдали еще и командировочное удостоверение, и направление на Щуровский цементный завод. Зачем? Делать «зубы дракона». Свои обещания и проекты надо доводить до конца. Правда, меня Артузов предупредил, что исключительно на строительных делах мне сосредоточиться не получиться. Хотя бы потому, что надо продолжать вести Ливийский проект. И в конце мая надо будет оказаться в Париже, чтобы встретиться с верхушкой белого движения, которая была в этом проекте заинтересована. Там не всё оказалось гладко: часть генералов и офицерства считали это блажью и не хотели в нем участвовать, а вот казачки да боевые офицеры, которые в белой гвардии рядовыми в бой ходили, не возражали. Им-то терять было нечего. Мало кто сумел хорошо устроиться на чужбине. А тут пример Ляодунсого полуострова, на котором возникло государство «Желтороссия» при помощи СССР, но при этом в его внутренние дела большевики не вмешивались, этот прецедент был более чем наглядный.

В Коломну я приехал восемнадцатого утром. Щуровский цементный завод был построен в 1870 году в пригороде Коломны. Именно тут обнаружили огромные запасы известняка, песка и гравия. Основал это дело предприниматель Эмиль Липгарт. И вот именно его компания «Э. Липгарт и Ко» построила в селе Щурово два завода: цементный и известняковый. Первоначально на этих предприятиях работало девятьсот человек. Очень быстро цементный завод разросся, став одним из самых крупных поставщиков своей пролукции по Москве и Подмосковью. Одно время его считали самым крупным производителем цемента в стране. Во время революции заводы были остановлены и начали свою деятельность в двадцать втором, когда страна начала постепенно восстанавливаться после ужасов Гражданской войны. Теперь пришла моя очередь побывать на этом предприятии, и кое-что на нем ввести нового.

Коломна — та еще дыра, а Щурово — это не село, а уже кусок Коломны, ее пригород, который уже с городом слился в одно целое. Сразу же пошел в заводоуправление, отметил командировочное удостоверение, спросил, где мне поселиться. Ответили, что выделена комната в общежитии. Ну что же, после некоторых люксовых гостиниц Европы будет совсем не лишним оказаться поближе к народу, чтобы чувствовать, как он сейчас живёт. Общежитие, куда меня привели, напоминало барак, собственно говоря, оно бараком и являлось. Вот только перегородками его разбили на комнаты, в которых жили по три-четыре человека. В общем, создали какую-то видимость уюта. Комфортом тут не пахло, а пахло сыростью и бедностью. И при этом люди работали, а еще и совершали трудовые подвиги. Да, батенька вы мой, расслабились в своем Доме на Набережной, совершенно оторвались от народа. Вот и будет тебе практическая польза. Как мы зашли в коридор, что вел в четвертый блок, в нос ударил запах кислых щей, который пёр с общей кухни, расположенной у входа в блок. Кто-то там что-то кашеварил, всё помещение было в дыму и пару, горел примус, плита пыхала жаром, в общем обычный день на пролетарской кухне.

— Это вторая смена готовится на работу выйти. — сообщил мне сопровождающий, не реагируя на пар и запахи. — А вот и ваша комната. Отдыхайте с дороги, а завтра можно и на рабочее место.

Он пожал мне руку и тут же удалился. А я осознал, что чуток вздремнуть не окажется лишним. Кровать, которую мне предстояло занять, я узнал сразу, она одна была не застелена, но стопка постельного белья была аккуратно сложена на ее краю. Быстро заправил ее, сходил в умывальню, которая на весь этаж оказалась в единственном экземпляре, умылся холодной водой, стараясь не разогнать сон, после чего только прикоснулся к подушке, как провалился в прочный глубокий сон без всяких там сновидений.

Проснулся я через пару часов, почувствовав при этом, что на меня кто-то смотрит. Открыл глаза. Точно! Смотрит! Самое интересное, что комнаты в общежитии не закрывались, как и не было замков на ящичках и сундучках, в которых хранились вещи постояльцев. Коммуна просто-таки, всё общее, бери что надо, никто слово не скажет. А тут за столом (одно название этой хлипкой конструкции на четырех ножках звучало издевательством) сидит довольно молодой парень, лет двадцать пять — двадцать семь и пялится на меня, как на седьмое чудо света.

— Ну ты и хорош спать, товарищ! Я уже два часа как со смены пришел, а ты давишь на массу, как ни в чем не бывало. Что утром делать будешь? — Спросил, заметив, что я открыл глаза. — Миша! — продолжил он и протянул руку.

Пришлось встать, пожать ему руку и отзеркалить:

— Миша!

— Здорово! — почему-то восхитился мой новый сосед.

— А чего тут здорово? — пробурчал третий жилец комнаты, которого я только что заметил. Это был небольшой лысый колобок, который сидел у окна на весьма хлипком стуле и курил… мою трубку? — И табачок, у тебя, товарищ Михаил, гавно! Слабенький, хоть и душистый. Ты тут на базаре у тети Паши такую махорку можешь купить! С ног слона валит с первой затяжки!

Но при этом трубку мою изо рта не выпустил и продолжал наяривать дым, направляя его, правда, в окно. В общем такой тип людей, будут твой табак хаять, но от халявы не откажутся ни за какие шишы. И тут только до парня дошло, что надо бы как-то представиться.

— Михаил Рожкин, мастер седьмого участка. Из Коломны я, а тут поселили, чтобы был все время под рукой. У нас тут мастеров нехватка, так что в любой момент могут вызвать на любой участок, где только нужда будет. А я и не против. Опыт лишним не бывает. Теперь вот ждем какого-то шпыня из Москвы, что-то он хочет у нас внедрить, только не знаю что. А, там посмотрим. У нас много тут приезжало. Да что у нас внедришь? Вот только сумели цветной бетон начать делать. Красиво, это да! И всё. А сё остальное как при царе. Я не жалуюсь, Михаил, специфика работы у нас такая. А ты кто такой будешь?

Я только собрался что-то сказать, как услышал скрипучий голос толстяка, который уже освобождал мою трубку от пепла.

— А он и будет тот самый московский шпынь, или я не прав? — вернул мне трубку и представился: — Шаромыжкин Степан Никанорович. Тоже мастер, только я в первом цеху работаю, а Миша в третьем.

— Прав. Михаил Кольцов, направлен для проведения экспериментальных работ. Прошу любить и жаловать. И на сухую жаловать не придётся. У меня с собой было…

— Ась? — оживился Степан Никанорович. — У тебя, Михаил что, беленькая али коньяк?

— Беленькая! — говорю, и достаю бутылку Московской.

Волшебным образом на столе оказывается казанок с вареной в мундирах картошкой, вобла и грубо нарезанный хлеб, конечно, не обошлось без напластанного тонкими ломтиками сала и большой головки лука.

— За знакомство! — бросает мне Михаил.

— За успех нашего безнадежного дела! — бросаю я в ответ.