Мы, Мигель Мартинес. Накануне

Глава семнадцатая Месть — холодное блюдо?

Глава семнадцатая

Месть — холодное блюдо?

Москва. Кремль. Кабинет Сталина

3 июня 1935 года

Сталин. Киров. Абакумов. Эти три человека собирались вместе в таком «узком» составе крайне редко, только по исключительным случаям. Сегодня, к сожалению, был именно такой. Через два дня после покушения на Надежду Аллилуеву произошло убийство Серго Орджоникидзе. И оно оказалось единственно удачным из всей серии нападений на соратников вождя. Его автомобиль взорвали, когда старый друг Иосифа Виссарионовича ехал на встречу с представителями Ротшильдов. И тут вождь дал отмашку, а Киров начал действовать, пошла волна арестов. Были усилены меры охраны руководителей страны, Власик не спал сутками, но к Сталину теперь подобраться стало невозможно. Меры профилактики покушений были просто драконовскими. Вождь прекрасно понимал, что именно он стоит на очереди первым номером, а все эти попытки проредить его окружение — всего лишь намерение раздергать внимание, распылить усилия охраны, ослабить его защиту, чтобы нанести последний выверенный удар.

Удивительное дело, он понял, что не боится смерти. Нет, не так, он боится не закончить начатое дело, это правильно. А вот прихода старухи с косой — нет. И именно опасение того, что, если его не станет, дело всей его жизни провалится, что его неглупые, но слишком склочные соратники перегрызутся между собой за власть и всё похерят, заставляло его укрываться за стеной телохранителей. Он должен на ЭТОТ раз сделать всё по уму. Убийство Серго развязало ему руки. А руководство НКВД Кировым надежду на то, что репрессии не станут массовыми, что будут взяты только те, кто имеют отношение к развязанному террору. И вот этих ублюдков никто жалеть не собирался. Ими займутся военные трибуналы. На последней сессии Верховного Совета СССР был принят закон о том, что все дела, связанные с контрреволюционной террористической деятельностью, будут рассматриваться военным трибуналом по ускоренной процедуре. Что? Повторяются приемы клятого царизма, когда, рассерженные либеральными судами присяжных, цари вынуждены были отдавать дела террористов военно-полевым судам? В такой ситуации грех хорошим примером не воспользоваться. Только жестокость и неотвратимость наказания может вакханалию насилия если не остановить, то значительно ослабить. Пусть говорят, что хотят, но пеньковые галстуки Столыпина остановили вакханалию первой русской революции.

Маховик арестов прошелся по-военному и политическому руководству СССР. Следователи НКВД зашивались, но дела белыми нитками не шили — только железные доказательства принимались во внимание. Но оставались две ключевые фигуры заговора, по которым пока что решение так и не было принято. Среди тех, кто уже был арестован — не только Ежов[1] и несколько его ближайших соратников (любовников), но и Гамарник[2], Якир[3], Урицкий[4], Путна[5], Гарькавый[6], Прокофьев[7]. Последний работал в ведомстве Кирова, он оказался одним из немногих соратников бывшего наркома Ягоды, который остался в структуре ведомства, правда. отделался серьезным понижением в должности и курировал особые отделы воинских подразделений Азово-Черноморского края. Организация покушения на Надежду Аллилуеву — его рук дело.

— Товарищ Сталин, необходимо определиться по последним четырём фигурантам этого дела. — Киров выглядел немного получше, чем не так давно: горячка первых дней активного расследования прошла, началась сложная, но всё-таки рутинная работа. Когда структура заговора стала выстраиваться в более-менее непротиворечивую схему, дело пошло раскручиваться значительно быстрее. Сергей Миронович положил на стол вождю обычную канцелярскую папку без надписей. Иосиф Виссарионович открыл ее и внимательно стал вчитываться в предложенные ему документы. Там были не только протоколы допросов, но и стенограммы проведенных прослушек фигурантов этого сложного и запутанного дела.

— Значит вот так… неожиданно. Я думал, что он оценит то, что ему оставили жизнь. Но нет, страсть к интригам у них в крови. Сиди спокойно в своем институте марксизма-ленинизма, делай важную теоретическую работу. Нет, хочется упоения власти, хочется решать, кому жить, кому умирать. Хорошо. Сегодня вечером с ним переговорю лично. — Сталин задумался, потом стал набивать трубку, видимо, ему необходима была пауза, чтобы всё обдумать. Слишком много информации, слишком важные решения необходимо принять. Слишком много врагов появляется, хуже всего то, что те. кого он пощадил, снова поднимают голову и начинают плести интриги, угрожают не только его окружению, но и ему, главное — делу всей его жизни. Эти построить справедливый мир просто не способны, ибо справедливость они воспринимают слишком однобоко. Ну что же, старую ленинскую гвардию надо убирать не только из политической жизни. Засиделись!

— После разговора этим товарищем займётся лично товарищ Абакумов. — поставил точку в размышлениях вождь, так и не раскуривший трубку, разгоревшаяся спичка обожгла пальцы, Сталин раздраженно сбросил ее в пепельницу.

— Что по остальным фигурантам? — решился спросить Киров.

— Что зафиксировало наблюдение? — вопросом на вопрос ответил вождь.

— Фриновский[8] и Филаретов[9] ведут себя спокойно, слежку мы ведем очень аккуратно, я привлёк людей со стороны, они всё-таки работали в нашей системе, многих знают в лицо. А вот Курский[10] нервничает. Возможно, хочет сбежать, очень похоже на это.

— Курского брать, когда подастся в бега, с поличным, если это можно так назвать. И в тот же день арестовать двух других. Их связи распутали?

— Почти полностью. Главное — именно они были связующими с главным фигурантом заговора.

— А откуда у него взялись средства на это дело? Исполнителям надо платить. Тут еще и группа боевиков, старые эсеры и молодёжь, которую они подготовили. Эти да, подготовить могут. Старая эсеровская школа — не быть на виду, делать чужими руками. Находят молодых глупых фанатиков и используют их! Эсеров оплачивали британские Ротшильды, а этих кто?

— Есть предположения, товарищ Сталин, — вклинился в разговор Абакумов, — полностью их подтвердить может только фигурант. Но тут чувствуется рука Барухов, Баркли — это их ветвь, насколько точны мои сведения.

— Нам нужны точные данные. Точные! В этом деле никаких предположений и недосказанностей! Только исчерпывающие факты! Ты меня понимаешь?

— Так точно, товарищ Сталин!

— Нам известно, что деньги шли через Курского и Фриновского. Родственница жены Курского работает в наркомате торговли, неоднократно бывает в заграничных командировках. Но это — попытка отвлечь наше внимание. Здесь фигурировали небольшие средства, которые скорее, связаны с банальным воровством, чем только не гнушается человек, став на кривую дорожку. А вот Фриновский, как бывший сотрудник и одно время руководитель пограничной службы наркомата товарища Кирова имел куда более серьезные возможности. Основной поток денег в виде золотых царских червонцев шёл через Финляндию и Санкт-Петербург. Большинство этих монет — новодел, источник происхождения устанавливаем. Когда получим результаты экспертиз, всё станет на свои места, я надеюсь.

— Это уже чуть лучше, товарищ Абакумов. Старайтесь в своих докладах избегать общих, ничего не значащих фраз. Только по сути. Только по делу.

Через какое-то время Киров ушёл, а Абакумов остался. Он тут же положил на стол Сталина документ всего на одной странице. Сталин быстро пробежал его глазами, потом порвал и сжёг в большой металлической пепельнице с гербом СССР, подарком рабочих Череповца. Расследование показало, что непосредственно организацией этой операции занимался Педро Аррупе, испанец, вынужденный из-за победы республиканцев, покинуть родину. Так что у него были свои счеты к нашей стране и к товарищу Сталину лично. Он принадлежал к ордену иезуитов и генерал ордена, Влодзимеж Ледуховский, лично дал ему благословение (фактически, приказ) на проведение этой акции. Готовилась она четыре года. Орден Иисуса никуда не спешит, но действует максимально эффективно. И всё-таки, почему не было за время этой операции ни одного покушения на него, а только на его ближнее окружение?

— Мы должны нанести ответный удар. Сейчас. Ждать, пока они снова попытаются кого-то убрать, не будем. Хватит смерти Серго. У меня не так много преданных друзей, чтобы так бездарно ими разбрасываться. План операции готов?

Абакумов положил перед Сталиным папку с грифом «совершенно секретно» и нацарапанным инвентарным номером.

— Оставь, я позже посмотрю. Еще много сверхсрочных дел. Будут отвлекать внимание. — Наконец-то Хозяину удалось раскурить трубку и затянуться ароматным дымом, а Абакумов быстро покинул кабинет вождя. Ему сегодня было чем ещё заняться.

Подмосковье. Волынское. Ближняя дача

3 июня 1935 года

Любимчик партии, видный ее теоретик, главный редактор газеты «Известия», которая быстро набирала популярность у населения и по тиражам уже приближалась к партийной «Правде», Николай Иванович Бухарин к концу рабочего дня был несколько удивлён. Ему звонил Поскрёбышев, и сообщил, что товарищ Сталин хочет с ним встретиться после рабочего дня у себя на Ближней даче, просил обязательно взять с собой тексты статей за последний месяц (их было написано почти полтора десятка) и журнал «Большевик»[11], в котором вышла его последняя крупная теоретическая работа. Несмотря на то, что Сталин весьма жёстко расправился с оппозицией, опираясь на новую партийную бюрократию, старые ленинцы были еще живы и чувствовали себя более-менее неплохо. Да, от руля государства их оттеснили, но каждый из ленинских гвардейцев занимал ответственный пост, имел какое-то влияние на происходящие в стране процесс, в общем, никого из них не расстреляли и процессов, которые весьма негативно отразились на имидже СССР во всем мире пока что не было. Правда, совесть старого партийца (а Бухарин состоял в партии большевиков с 1908 года) не была совершенно спокойной. Он почему-то полагал, что к кому-кому, а к нему у товарища Сталина никаких вопросов не может быть. Почему? Старый конспиратор был уверен, что о его истинной роли знают только два человека: Курский и Фриновский. Именно через них, и примкнувшего к ним Филаретова шла организационная работа, построенная по принципу троек-пятерок. Каждый из «верховных» руководителей знал тройку низовых руководителей, а уже те — по пятерке исполнителей. Именно Николай Иванович придумал эту схему, которая при ограниченности ресурсов должна была привести к полной победе их идеи: освобождению страны от сталинской тирании. Никакой революции! Исключительно дворцовый переворот.

А вот для того, чтобы после переворота взять власть в свои руки и чего-то добиться и нужны были деньги на агитацию и пропаганду. И тут Бухарин, который не так давно женился на юной девице, Анне Лариной, и получил от этого брака сильный заряд творческой энергии, не придумал ничего лучше, чем использовать сеть корреспондентов и журналистов «Известий». В эту редакцию он набрал толковых и преданных ему людей, которые и должны были запустить нужную пропагандистскую кампанию.

Фактически, «любимчик партии» создал параллельно две подпольные структуры, при этом был уверен, что каждая из них, действуя согласно плану, добьётся успеха. Что не учёл Николай Иванович, так то, что чем сложнее план, тем больше шансов ему провалиться. Удачные операции крайне простые по замыслу, потому что на момент исполнения оказывается столько неучтенных деталей, что комбинация разваливается сама по себе, и только удачное стечение обстоятельств… что-то меня занесло не в ту степь… надеюсь, мою мысль вы поняли.

Сталин ждал Бухарина в беседке. Нет, та не было ни самовара, ни чашек чая, ничего. Только разложенные газеты и журналы. Николай Иванович без труда определил, что это основные его статьи, но зачем он брал их с собой? Что характерно, на всех его статьях стояли пометки, подчеркивания, характерные для того, как вождь работал с документами.

— Знаешь, Николай, сегодня мы поговорим по поводу твоих статей последних месяцев, да. только сначала у меня есть один небольшой такой вопрос…

Сталин запнулся и замолчал, как будто что-то обдумывал. Пауза немного затянулась, тогда Бухарин рискнул:

— Я готов ответить на любой ваш вопрос, товарищ Сталин.

Ему не понравилось, что его фраза прозвучала слишком угодливо, но что поделать, кто сейчас на коне, а кто на ослике — это очевидно. Всё изменится, очень скоро всё изменится.

— Скажи, Коленька, ты написал целый ряд важных теоретических статей. Вот и эти показывают, что мозги у тебя всё ещё варят. Мог остаться самым видным теоретиком партии, или ты думаешь, мне одному этот воз тянуть? И вместо этого ввязался в заговор против меня и советской власти.

— Товарищ Сталин! — Бухарин попытался сыграть возмущение, но сердце его уже ушло в пятки, неужели они всё знают? И кто его сдал? Кто?

— Бухарчик, не надо! Мы всё знаем, или почти всё. Не имеет значения, что ты мне хотел соврать, но твои шашни с Барухами не прошли для тебя даром. Скажи мне, зачем? Я этого не пойму. И почему вы выбивали кого-угодно, но только не меня? Когда моя очередь? А?

Николай Иванович выглядел бледным и совершенно подавленным, он молча уставился на куст сирени, который рос рядом с беседкой и что-то шептал, обращаясь, по-видимому, к самому себе. Потом решился, потянул галстук, делая его свободнее и попросил воды. Сталин кивнул и стакан воды тут же оказался на столе.

— Аню не трогай, она, кажется, беременна.[12] И ребенка, когда родится… Тогда скажу.

— Хорошо, не трону, обещаю. Даже в лагерь не сошлю.

— Хорошо. Твоя очередь, Коба — завтра.

Сталин усмехнулся.

— Когда? Похороны Серго? Неужели?

— Взрывчатка уже заложена. У тебя, Коба, есть плохая привычка — нести гроб с телом своего соратника.

— И где взрывчатка?

— Уже на месте, где точно — понятия не имею. Там хитрый взрыватель — она должна активироваться тогда, когда урну с прахом понесут на руках к могиле. Кроме того, есть и другие закладки в Колонном зале Дома союзов. Будет большой бум! Очень большой.

(Сталин, Молотов, Каганович и Орджоникидзе несут урну с прахом М. Горького)

— Хорошо, проверим.

— У меня не было другого выхода, Коба. Не было.

Бухарин сильно нервничал, понимая, что песня его спета, он даже осмелился называть Сталина старой партийной кличкой, что позволялось очень и очень немногим. Но сейчас он уже мог это себе разрешить. Последний протест, слишком интеллигентно, слишком глупо…

— Почти четыре года назад меня навестил некто Герман Вайс. Правда, он очень был похож на Клиффорда МакДермота, капитана британского флота. Думаю, для профессионального разведчика перевоплотиться в ганноверского немца большого труда не стоит. Но на самом деле он представлял интересы семьи Барухов. Они выкупили компромат на меня. Очень серьезный компромат. Я вынужден был действовать так, а не иначе. Мне не обещали власти. Мне не обещали денег. Я даже не знаю, кому я должен был проложить дорогу к власти. Не знаю! Можешь верить мне, можешь нет. После твоей смерти мне должны были передать записку и «Известия» начали бы кампанию по его возвышению.

Их разговор длился еще полтора часа. Сталин еле сдерживался от гнева, в его речи стали отчетливо звучать нотки грузинского акцента.

— Знаешь, Николай, отправляйся домой. Анны там нет. Прощаться нэ надо! Ти в последнее время слишком бледно выглядишь, Коленька! Говорят, что рак тебя одолевает? Боли одолевают такие, что ты готов воспользоваться револьвером, который хранишь в ящике стола? Да… ехай, Коленька, тэбэ пора!

[1] Николай Иванович Ежов — в РИ нарком внутренних дел, руководитель и организатор репрессий 1937 года, смещен и арестован, расстрелян в 1940 году)

[2] Ян Борисович Гамарник (Яков Цудикович), товарищ Ян, советский военачальник. В РИ был близок к группе Тухачевского, застрелился накануне возможного ареста по делу Тухачевского в 1937 году)

[3] Иона Эммануилович Якир — советский военачальник, в РИ был осужден и расстрелян по делу Тухачевского в 1937 году

[4] Урицкий Семён Петрович, советский военачальник, начальник разведупра РККА, в РИ расстрелян как шпион в 1938 году

[5] Витовт Казимирович Путна — известный революционер, военный деятель, в РИ арестован по делу Тухачевского и расстрелян в 1937 году

[6] Илья Иванович Гарькавый, советский военачальник, в РИ расстрелян в 1937 году по делу Тухачевского.

[7] Георгий Евгеньевич Прокофьев, второй заместитель Ягоды, в РИ арестован и расстрелян в 1937 году по делу подготовки покушения на наркома Ежова.

[8] Михаил Петрович Фриновский — в РИ один из организаторов «большого террора», заместитель Ежова, арестован и расстрелян в 1940 году

[9] Глеб Васильевич Филаретов в РИ — советский хозяйственный деятель, 5-й руководитель ГУЛага, умер в 1979 году, в нашем варианте истории был привлечен к работе экономического отдела НКВД СССР.

[10] Владимир Михайлович Курский — в РИ один из заместителей Ежова, организатор массовых репрессий, руководитель разведывательного отдела НКВД, по официальной версии — застрелился.

[11] Так до 1952 года назывался журнал «Коммунист», печатавший важнейшие теоретические статьи по учению Маркса-Ленина-Сталина.

[12] Тут Николай Иванович ошибся, приняв небольшое недомогание супруги за признаки беременности. В РИ его сын, Юра Ларин родиться 8 мая 1936 года