На дальних берегах. Том первый

Глава 16 Шкатулка с секретами

Склеп находился высоко на Шпиле. Отсюда открывался умопомрачительный вид. Куда не кинь взгляд: наверх, вниз в стороны — везде было небо такой чистой, пронзительной голубизны, какую нельзя описать. А когда спустилась ночь, то где-то так далеко, что сложно даже представить такие расстояния, зажглись точки, которые были громадными городами, но отсюда выглядели словно крохотные искры освоенных людьми территорий посреди темной шири диких, нехоженых мест. Кто построил столь высоко, что жизни не хватит подняться, целый храм было загадкой. Пройдя следом за Миледи по цилиндрическому коридору украшенному спиральной резьбой, Раш остановился на шаг позади неё, разглядывая каменный алтарь на котором лежал скелет в остатках погребального облачения.

Поставив контейнер, который она не доверила никому, Миледи достала оттуда нечто, похожее на голову глиняной статуи и начала обдирать с неё слои бинтов, глины и примитивных украшений, пока в руках не остался только череп. Видимо тот, которого и недоставало скелету. Приставив его к останкам, Миледи, с внезапной нежностью, погладила пожелтевшую от времени кость.

— Все, мой аш… Я исполнила ваше желание. Вы упокоились там, где желали. Спустя столько лет вы, все таки, добрались до столба, который держит небо.

— Это был дорогой вам человек, Госпожа? — после некоторого колебания поинтересовался Раш.

— Да.

— Понимаю… Вы дали ему обещание?

— Нет. Он отдал мне приказ… — Миледи усмехнулась, глядя на реакцию, — Удивлен, что кто-то, когда-то мог мне приказывать?

— Да, Госпожа.

— Он — мог. Он был моим ашем. Ты, сейчас, даже не понимаешь, что это значит. А я не смогу объяснить.

— Я могу попытаться понять.

— Даже попытаться не можешь. В твоем языке нет слов, чтобы объяснить это, не скатываясь в банальности вроде «учитель», «хозяин», «бог» и тому подобные, а ты сам не испытывал никогда этого единения воина и его клинка, в котором ты — орудие, полностью зависимое, но, одновременно, бесконечно важное и бесконечно ценное в тот момент, когда все висит на волоске и победа в поединке зависит и от мастерства фехтовальщика и от твоей прочности и остроты.

— Как маганские мамлюки?

— Жалкое подобие, созданное в стремлении повторить попытку имперцев возродить то, что они знали только по легендам, которое низвелось до привычной вам системы «хозяин-раб». Поэтому я и не хотела даже пытаться объяснять. Ты вырос в ином мире с другим набором ценностей и обречен рассматривать все с этой точки зрения. Как, впрочем, и я…

— Как его звали, Госпожа?

— Для меня — никак. Он — мой аш. Я — его дханхей. Других слов между нами не было.

— Как он умер, Госпожа?

— Как подобает. Ставший ашем не умирает своей смертью. Огромная сила дает могучих врагов. Они не будут ждать, пока ты решишь, что прожил жизнь до конца…

Миледи сделала требовательный жест и Раш вложил ей в руку длинный мундштук с уже тлеющей сигаретой. Некоторое время она молча курила. Потом, снова оглянулась на лежащий костяк…

— Эти тупые самодовольные церковные интриганы… Им удалось меня взбесить… Прятать то, что я ищу по всему миру, да еще и у меня под носом…

— Если желаете, я могу ими заняться, Госпожа.

— Не стоит… Они еще могут пригодится. Тем более, что это значит, что они не знали, что это такое. И что оно для меня значит. А вот тот «tovarisch» определенно знал. Мне это перестает нравится. Они действительно очень близко подобрались. Возможно, даже, уже опередили меня в некоторых вопросах.

— Есть сведения, что они сотрудничают с киттами, Госпожа.

— Да. И это мне тоже не нравится. Мелкие паскудные любопытные параноидальные комки шерсти оказались чересчур сообразительными.

— Вы полагаете, что объединившись, они станут проблемой, Госпожа?

— Слишком много силы и слишком много знаний. Они уже забрались очень далеко туда, куда забираться не стоит. И это привлечет ненужное внимание. Знание — свет, но не стоит зажигать факел в лесу полном чудовищ…

Снова повисло молчание. Раш почтительно стоял и наблюдал, как Миледи курит. Она тоже молчала, потом не поворачивая головы повелительно махнула мундштуком.

— У тебя есть еще вопросы. Спрашивай.

— Я не хочу утомлять вас, Госпожа.

— Ты спрашиваешь то, что считаешь нужным знать. Я говорю то, что считаю нужным тебе сказать.

— Тот человек. С которым вы встречались у Бен Машрика…

— Не трогай его. Даже не приближайся.

— Почему, Госпожа?

— Он тебя убьет.

— Он настолько хорош?

— Он — бич бессмертных. Обычный человек может от него спрятаться, может его запереть так надолго, что старость придет раньше. А вот мы с тобой — другое дело. За нами он будет приходить раз за разом, пока не добьется своего. Вопрос только — с какой попытки. А они у него бесконечные. Поэтому не зли его, не перечь ему, не переходи дорогу. Иначе он тебя убьет.

— Как убил вашего аша?

— Да! — ответ прозвучал резко, как выстрел.

— Но он не смог убить вас, Госпожа?

— Тому есть причины. Не убивать тебя у него причин нет.

— Потому, что вы с ним близки?

— И поэтому тоже. А мужчины его не интересуют. Даже такие симпатичные как ты.

— Я не хотел сказать ничего такого, Госпожа.

— Только не говори, что ты имел в виду духовную близость… — Миледи задумчиво сделала затяжку, — Хотя, если вдуматься, никого ближе чем он у меня не осталось. Какая ирония…

«Как вы? Семен Николаевич?» — участливо поинтересовался Бесфамильный, глядя как Харченко пытается оклематься после проверки на входе. Семен Николаевич вяло отмахнулся.

— Жить буду… Уже, даже, полегче чем в прошлые разы. Зачастил к Матренину. Привыкать начал. А вы как?

— Я уже привычный. После, примерно, второй сотни «сеансов», почти не замечаешь.

— Ну да… Я то не так часто сюда наведываюсь. Кстати, почему вы так настаиваете на моем присутствии?

— Я еще и Гущина сюда выдернул. Потому, что, похоже, заваривается очень интересная каша.

Бесфамильный жестом пригласил Харченко в комнату для совещаний, где уже сидели Гущин и Матренин. Тот поздоровался с присутствующими и сел на предложенное место, пододвинув к себе протянутые документы.

— Итак, товарищи… Вы ознакомились с тем докладом, что я вам присылал? Касательно операции по проникновению в Комплекс?

— Да. Крайне занимательно…

— Тогда вы в курсе, что группа Ладова вступила в контакт с неким Манве Оре, ранее известным нам под кодовым именем «Наблюдатель».

— Они предложили ему эвакуироваться, насколько я помню?

— Правильно помните. И Наблюдатель наше предложение принял. Группа Крашенинникова встретилась с ним и сопроводила на объект «Рембаза», где его поместили в стерильную камеру.

— Мы предположили, что контакт с местными патогенами может быть для него смертелен, — пояснил Матренин, — Да и сам он может быть носителем неизвестных нам заболеваний. К счастью, этот гражданин достаточно разумен, чтобы понимать необходимость подобных мер предосторожности и активно сотрудничает с медиками и исследователями. Если нам удастся адаптировать его иммунную систему к нашим условиям, это будет крупнейший прорыв в области медицины со времен изобретения антибиотиков… Простите Валерий Радиславович.

Поймав на себе взгляд Бесфамильного, увлекшийся Матренин замолчал.

— Спасибо Александр Александрович. С вашего позволения, я продолжу. Так вот, товарищи, одним Наблюдателем дело не ограничилось. Он передал нам большое количество записей, как касательно «Тени», так и касательно своего народа и цивилизации. А так же достаточно смысловых ключей, чтобы «толмачи» смогли их перевести. Ознакомьтесь — они в красной папке перед вами.

Харченко и Гущин переглянулись и, взяв со стола документы, принялись читать. Бесфамильный терпеливо ждал. Когда они закончили, он вопросительно дернул подбородком.

— Как вам? А вот информация от Территории Киттов… И вот историческая справка, подготовленная Домоседовым. Чуете, как все интересно?

— Так, погодите… Давайте по порядку. Если я все правильно понял, то этот Манве Оре, является представителем ранее неизвестной нам расы, родственной саргашам?

— Не совсем. У них общий предок. И ранее он нам был известен. Домоседов предполагает, что это та самая мифическая «чудь белоглазая» или «альвы» как их называли в бьернхельмских сагах.

— Серьезно?

— Серьезнее не бывает. Они, еще в глубокой древности, ушли в самоизоляцию, каким-то образом отделив свои земли от остального мира и развивались самостоятельно, породив довольно интересную цивилизацию. Наблюдатель описывает первые несколько веков изоляции как «время мира и радости». Его сородичи не знали войн и их общество стремительно прогрессировало. Настолько стремительно, что всем остальным их достижения казались чудесами.

— Живя в изолированном мире, они были вынуждены очень внимательно следить за балансом в природе и, со временем, достигли в этом огромных успехов! — снова вклинился не выдержавший Матренин, — Они, фактически, вручную контролировали биосферу, сделав её максимально благоприятной для себя. Ни паразитов, ни возбудителей болезней, ни опасных хищников. Обратной стороной монеты стало то, что вернуться в наш мир, наполненный всем этим до краев, они уже не могли!

— Поэтому они назвали его «Мир Смерти»?

— Ну, для них он таким и стал… Дело в том. Что их иммунитет…

— Я думаю, что не стоит лишать Семена Николаевича и Павла Павловича удовольствия самостоятельно ознакомится с тем подробным докладом, что вы написали, — прервал его Бесфамильный, — Но спасибо, что обратили внимание на главное. Эта раса обладает или, судя по всему, обладала, впечатляющими познаниями в сфере биотехнологий.

— Погодите-ка… — вскинулся Харченко, — Я, кажется, понимаю, к чему вы клоните… Работы Петерфельда! Если верить документам, которые добыли люди Иваркина, его исследования сдвинулись с мертвой точки когда он вышел на контакт с неким «Философом». Дальше чудеса, вроде создания специализированного возбудителя и прочих чудес, посыпались как из рога изобилия. Вы считаете, что ему помогал Наблюдатель или кто-то из его сородичей?

— А почему нет? Но чтобы знать наверняка, нужны образцы которые Пересмешник вынес из лаборатории Петерфельда. Думаю, они позволят сказать больше, если не наверняка. Как там капитан Вареников?

— Перештормовал и снова вышел в море. Направляется в сторону Малатана.

— Можете его поторопить? Я думаю, что этот «Философ» — самая уязвимая часть проекта. И нам очень нужно до него добраться.

— Боюсь, что это не так просто. Майор Коваль сообщил, что вокруг «Сто Тринадцатого» происходит какая-то непонятная возня. Я бы наоборот попридержал Вареникова до того момента, как мы сможем оказать ему поддержку на месте. Если он попадется при попытке извлечь образцы, то это будет еще хуже. Кроме того, там обосновалась стая килрати. С одной стороны, это нам на руку — они серьезно осложнят работу нашим конкурентам. С другой — надо будет придумать, что нам с ними делать.

— Как там сам Коваль? Он принял решение остаться в Островах, насколько я помню?

— Работает. Кстати, Валерий Радиславович, во время вылазки к «Сто Тринадцатому» он добыл одного интересного господина из «Вольфсангеля». Зондеркоманда «Ха». Ваши старые знакомые.

— Серьезно? Как зовут?

— Оберст-лейтенант Вильгельм Бербухе.

— Малыш Вилли дослужился до оберста?

— Знаете его?

— О да. Попадал в поле зрения моих ребят. Зачем их туда послали?

— «Вольфсангель» потерял там две группы. Их послали расследовать это.

— Что они выяснили?

— Мы точно не поняли — каждый раз, когда речь заходит об этом, у Бербухе начинается истерика. И «Сто Тринадцатый» имеет к этому какое-то отношение, потому, что капитан Алехин и его подчиненные в своих рапортах докладывали, что он точно так же, паниковал при виде их корабля. Он однотипный со «Сто Тринадцатым». Бербухе считает, что в корабль Вареников вселилось какое-то зло.

— Какое? — Бесфамильный заинтересованно подался вперед, — Он видел что-то? Корабль двигался? Разговаривал с ним? Склонял к сотрудничеству?

— Не хотите с ним поработать? — предложил Харченко, — Вы их кухню лучше нас знаете — может сможете вытащить из него больше?

— Я постараюсь выкроить на это время… — Бесфамильный хищно улыбнулся, — Коллеги, как-никак. А старпом Вареникова где?

— Пока в пределах столицы. Мы контролируем его перемещения.

— Что-то подозрительное делает?

— Пытается. Пошил себе костюм на заказ, посетил несколько ресторанов, одну столовую… Активно общается с людьми — у нас уже два десятка рапортов о «подозрительном иностранце». Неплохо, кстати, успел выучить язык. Наружка докладывает, что изъясняется на нашем уже вполне сносно. Одаренный паренек, что сказать.

— Китты настаивают, чтобы мы его не задерживали и не ограничивали.

— Почему, не сказали?

— Нет. Но Александр Александрович, кажется, имеет на этот счет убедительную версию. Я сам еще не знаю всех подробностей.

— Все верно, батенька… — Матренин, поняв, что ему дали слово, встал и поправил пенсне, — Вы все, надеюсь, помните неприятную ситуацию с Никифором Александровичем… После неё, нам было выдано указание в сжатые сроки разработать комплекс мер по противодействию подобным трюкам. В рамках данной работы, нашими специалистами был разработан метод непрямого исследования личности.

— А нам докладывали, что он для спецкадров непробиваем?

— Непробиваем, батенька. Для обычных методов. Но мы разработали новый. И он позволяет его зацепить опосредованно. Только для этого нам требуется сильная реакция. В этом основная сложность. Надо хорошо знать объект изучения, его характер, ценности, привязанности. Валерий Радиславович, используя информацию из досье, попытался спровоцировать подобную реакцию.

— Так вот зачем вы, тогда, с ним беседовали? — понимающе кивнули Гущин и Харченко.

— Да. Однако, попытка оказалась неудачной… Матренин повесил на стоявшую рядом доску снимок, — Как видите, даже не близко.

— Серьезно? — Бесфамильный, удивленно вскинул брови, — Хм… А ведь все так один к одному сходилось. Хорошо, что не поспорил с вами…

— Хотите поспорить сейчас? — Матренин спрятал за спину второй снимок, который держал в руках.

— Погодите — вам, все таки, удалось это сделать?

— Да. После разговора с вами, он пошел в парк, где имел разговор с гражданкой Ливией, в ходе которого выдал требуемую реакцию. К счастью, аппаратура была еще в работе и нам удалось её зафиксировать.

— А на что была реакция? Я же, вроде, всё перебрал? Команду, эгоизм, страсть к опасным играм… На чувство собственной важности давил… Даже гражданку Миледи помянул и его дела на Эрине…

— Я видел у вас банку с Маганским куваком. Спорим на неё?

— Так вы установили, на что была реакция?

— Нет, но у меня есть хронометраж… — Матренин повернулся к Гущину, — Вы принесли мне стенограмму, которую я просил?

— Протокол наружного наблюдения? Да. Вот он…

— У вас же там метки времени проставляются?

— Само собой.

— Ну вот сейчас мы сопоставим и выявим раздражитель. Ну что, батенька? Какие ваши предположения?

— Сигареты… — побарабанил пальцами по столу Бесфамильный, — Заядлый курильщик — хуже меня. Хотя… Нет! Мелко…

— Женщины… — подсказал Гущин, знакомый со стенограммой, — Он гражданку Ливию откровенно «клеил»…

— Вариант… А еще Ливия — бывшая сестра Ордена Одаренных. А он с Церковью очень давно в жестких контрах. Возможно именно поэтому он так хотел её соблазнить? Ладно, Александр Александрович, не томите.

— Бита ваша ставка, батенька… — Матренин торжествующе потряс бумагами, — Если время в стенограмме верное, то корневая личность — идеалист, готовый ограничивать себя ради высоких идей и люто ненавидящий людское скотство.

— Внезапно… — начальники отделов переглянулись, — Вы уверены?

— Да… — кивнул Матренин дочитывая стенограмму, — Чуть дальше, он в прямо признается ей, что живет не первую жизнь. Что-то заставило его открыться. Я предполагаю, что Ливия затронула какие-то очень важные темы, вызвав столь нехарактерную для него откровенность.

— Абсолютно нехарактерную, — отрицательно покачал головой Бесфамильный, — Равно как и идеализм и самоограничение. Вы читали досье?

— Читал… Но смотрите, батенька, в чем дело… — Матренин закрепил снимок, — Видите её структуру?

— Посмертный распад?

— Да. Причем сильнейший. Я готов утверждать, что прежде чем стать тем, кого мы сейчас знаем, эта личность умерла и была мертва несколько сотен лет. Сколько точно — гадать не возьмусь, но порядки чисел именно такие.

— Но разве она не должна была за такой срок полностью распасться?

— Должна была. Так что, по всей видимости, были некие факторы, замедлявшие распад.

— Его помнили…

— Именно. Возможно, он был какой-то исторической личностью, героем, правителем вошедшим в историю и это замедлило распад.

— Погодите, — Харченко, словно школьник на уроке поднял руку, — То есть личность, которую помнят, распадается медленнее?

— На этом феномене основаны все культы предков. Совсем от распада это не спасает, так как детали стираются, но в целом, ядро может сохраняться очень долго время. Мы не случайно, реконструируя личность Полозкова, обследовали его родственников друзей и знакомых. Ведь по сути, что такое личность? Это набор информации. А где она хранится — это уже детали.

— Спасибо за пояснение — продолжайте.

— На чем я остановился?

— Его личность пережила посмертный распад.

— Верно. Так вот. Ввиду этого, он вынужден был заполнять получившиеся пробелы. И то, что вы считаете для него характерным — не его личность. Это второй слой, тесно сплетенный с корневой личностью. Причем крайне примечательный.

— Слишком резкие доминанты, — Бесфамильный даже привстал, чтобы лучше разглядеть снимок, — У живого человека так не бывает. Это «Форма»?

— Нет! В том-то вся и прелесть, батенька! — Матренин от возбуждения зарыскал вдоль доски размахивая указкой, — Это — вымышленная личность!

— Вымышленная?

— Да! Столкнувшись с последствиями распада, он заполнил пробелы как мог, видимо, взяв за основу некого фольклорного или литературного персонажа. Ведь, как я уже сказал, личность — это просто набор информации. Правда вымышленная личность, воплотившись в нашем мире, будет иметь те-же проблемы что и «Форма». Она не знает, каково быть живой и что для этого требуется. Но, по всей видимости, такая конфигурация позволяет это обойти.

— Хм… Если большая часть его личности, по сути, выдумка, то она должна обладать потрясающей гибкостью… Возможно, именно благодаря этому, он так любит и умеет врать?

— У меня была такая гипотеза, — Матренин подкатил доску поближе, чтобы всем было лучше видно, — А теперь, товарищи, главный вопрос: «Чего тут нет»? А нету тут связи с Структурой, или, как её называют в континентальной традиции, «Упорядоченным»!

Гущин и Харченко, не сильно понимавшие в данной теме, покосились на Бесфамильного, чтобы понять, насколько это из ряда вон выходящий факт. Судя по тому, что начальник «Нулевки» молча откинулся на спинку, сверля снимки взглядом и сидел так, почти без движения, минут пять, это было действительно нечто странное.

— Валерий Радиславович? Вас это так поразило?

— Поразило? О нет! Я в полнейшем восторге! Каков шельмец а, товарищи? Все привыкли думать, что экстраординарные способности проистекают из сильной связи с Структурой, а у него она отсутствует! По факту, он еще более обычный человек чем мы, так как исследования свидетельствуют, что, в той или иной мере, зачатки способностей есть у каждого, пусть и крайне слабые. У всех, кроме него. И все, что он творит, он творит чисто на опыте и знаниях!

— Но позвольте… — удивленно поинтересовался Харченко, — Если у него нет связи с Структурой, это объясняет его непробиваемость для спецкадров, но как быть с гражданкой Ливией? Она же его увидела тогда… Когда решила, что он Ересиарх?

— Я тоже задался этим вопросом, — согласно покивал Матренин, — Долго голову ломал, пока наконец не разобрался. Представьте себе — он использовал чужую связь!

— Чужую? А так можно?

— Оказывается — да! У гражданки Ливии была связь с неким Чойсом. Ею он и воспользовался. И не просто воспользовался, а передал ей инициирующую информацию, спровоцировавшую видение.

— Инициирующую информацию?

— Стихи. И при помощи стихов же Ливия, в комплексе, вызвала его на беседу.

— Как это работает?

— Пока не знаю, но обязательно выясню. Это очень многообещающая тема. Кстати, насчет гражданки Ливии, — Матренин недовольно покосился на Гущина, — Ваш Лапушкин, батенька, меня уже достал, грубо выражаясь… Она ему так нужна?

— Ну разумеется — молодой, физический выносливый специалист, способный быстро просчитывать вероятности на ближнюю перспективу. Считай готовый оперативник, да еще и с опытом работы, каким-никаким. А что достал, так тут уж ничего не поделаешь — ему по должности положено вцепиться и держать.

— Хорошо — посмотрю, что с этим можно сделать. Потом, а то Валерий Радиславович уже недобро на меня косится.

— Я просто предпочитаю быть сосредоточен на теме.

— Понимаю. Так вот. У меня есть версия, что отсутствие связи с Структурой объясняет, почему китты были заинтересованы его освободить и так настаивают, чтобы мы его не задерживали. Вы слышали о «Детерминистской машине»? Я думаю, что он — её «слепое пятно»!

— Вы имеете в виду ту машину, которая предсказывает будущее? — уточнил Гущин.

— Не предсказывает, а рассчитывает. Китты сумели наложить лапу на артефактный вычислительный комплекс огромной мощности, который способен, анализируя вероятности, давать высокоточные прогнозы относительно будущего.

— Правда, не сильно утешительные, насколько я помню?

— Да. «Машина» уже несколько раз предсказывала киттам упадок и вымирание, но они, каждый раз, умудрялись, в прямом смысле «обманывать судьбу». А обмануть «Машину» можно одним способом — внести в её расчеты элемент хаоса, который она учесть не сможет.

— Все верно, — кивнул Матренин, — Все исследователи, работающие по этой проблеме, сходятся в одном — существует один или несколько не учитываемых ею факторов, вносящих погрешность в расчеты. «Слепые Пятна». То, что «Машина» не видит и не может проанализировать. А, поскольку, судя по всему, данные для анализа «Машина» берет из Структуры, он для неё просто не существует и о его действиях она узнает постфактум. Вот почему китты заинтересованы в том, чтобы он не сидел в клетке, а бегал по миру — чем больше хаоса он создаст, тем больше у них будет окно возможностей, чтобы отменить очередное «негативное» предсказание.

— Кстати об этом, — задумчиво хмыкнул Харченко, — Раз уж мы с киттами теперь дружим, может запросить у них информацию? Я так понимаю, что, благодаря этому «элементу хаоса», прогнозы «Машины» не точные, но нам бы, хотя бы в общих чертах понять, что ждать?

— Тут есть такая тонкость — у них о «Машине» знает только узкий круг лиц. Это один из самых охраняемых секретов Территории Китов. Если они поймут, что мы в курсе, может выйти неудобно…

— Серьезно? Ай да мы… Я, что-то, даже, за делами, не вспомню, откуда информация пришла. Ваши? Наши?

— Мои… — скромно помахал Матренин, — Дело в том, что работа подобной машины вызывает заметные отклонения от нормального распределения вероятностей. Мы собрали статистику, построили математические модели, проанализировали данные…

— Научная работа, ясно… — вежливо прервал его Гущин.

— Да. Как она выглядит и на каких принципах работает уже не столь важно. Её назначение и возможности, в общем, нам ясны, а это главное.

— Понимаю. Вы, кстати, нам подобное построить сможете?

— Пока, увы, батенька, никак. Вычислительные мощности не позволяют.

— Тогда надо придумать, как киттам это аккуратно подать… Кстати — Петефельд в их поле зрения не попадал?

— Нет. Но судя по найденным в комплексе документам, Петерфельд сотрудничал с Миледи. Как минимум, касательно перестройки «Эвоката».

— Не только… — хмыкнул Пастухов, — Судовой врач Вареникова, Ганс Кригер, сообщил, что Петерфельд интересовался практиками горных ведьм, для чего занял у Миледи некую силу. Правда достоверность этого под вопросом, так как сообщившая эти сведения гражданка, мягко говоря, не от мира сего, но все таки.

— Ганс Кригер, если мне помнится, беглый ученый, который устроился к Вареникову судовым врачом? — уточнил Матренин.

— Все верно.

— И который сумел записать сигнатуры «Эвоката»?

— Он самый… Вы его знаете?

— Да. Он был фигурантом крупного скандала. Поставил опыт на своих коллегах. Не все это пережили.

— Мы в курсе. Вареников, по всей видимости, тоже.

— Хорошо. Просто счел нужным проинформировать. Кстати, об опытах… Валерий Радиславович, если вам не сложно, выделите мне несколько групп. Та необычная «И-форма», которую Земцов обозначил в докладе как «Альфа»…

— Хотите, чтобы мы попробовали взять её живьем и потыкать в неё приборами? Это будет сложно…

— Надо попробовать. Наблюдатель утверждает, они более информированы чем рядовые особи.

— Хорошо. Но, в таком случае, и от вас нужна ответная любезность.

— Я весь в внимании?

— Скажем так… — Бесфамильный поиграл пальцами подбирая слова, — Вы сможете покрыть спецслоем танк?

— Танк?

— Да. Башня, гусеницы, броня… Танк. А то драться при помощи легкого вооружения с двадцатиметровой дурой удовольствие, я вам доложу, такое себе… Ладов в красках описывал. А вот с танком — другое дело.

— У вас есть танк? И как вы, простите, собираетесь спускать его в шахту? Как достанете из карантинной камеры?

— Это уже мои проблемы. Так сможете, или нет?

— Сможем, но какой смысл?

— Я же уже упоминал — «Бета-форма» с металлом работала без ограничений. С кораблем Вареникова ситуация, опять таки. Если какая-то тварь его захватит — мало не покажется. Лучше перестраховаться.

— Там же все равно куча движущихся частей, гусеницы трутся о грунт… — Матренин снова начал полировать пенсне, — Нет! Тут нужен кардинально иной подход! Нужны исследования, эксперименты!

— Так поэтому к вам и обращаюсь.

— Хорошо — давайте поработаем с этим…

— Вот и ладушки… Павел Павлович — у вас есть какие-то мысли?

— Есть одна… — задумчиво постучал карандашом Гущин — Мы тут подбивали даты — Петерфельдом старпом Вареникова быть не может. Хотя версия была интересная. Но у меня есть ощущение, что он его знал.

— Почему вы так решили?

— Смотрите… — пододвинув к себе листок бумаги, Гущин начал чертить схему, — Старпом Вареникова. Потенциально, как я понял, бессмертен, знаком с гражданкой Миледи, очень сильно не дружит с Церковью и разбирается в артефактных технологиях. И есть гражданин Петерфельд, который одержим идеей бессмертия, знаком с гражданкой Миледи, тоже, насколько мне известно, не в ладах с Церковью и разбирается в артефактных технологиях. Внимание — вопрос? Какова вероятность того, что эти два гражданина ничего друг о друге не знали?

Все присутствующие замолчали, обдумывая сказанное. Потом кивнули.

— А ведь Пал-Палыч правы вы… — Харченко сделал себе пометку, — Ему ведь не обязательно во все лично ввязываться… У него есть куча друзей и подельников. Петерфельд мог быть одним из них. Тогда его участие в этой истории и близость к Вареникову становится хорошим вопросом, который надо прояснить. Но как?

— Что если попробовать через Домоседова к нему зайти? Потому что, насколько я помню, он Светланой на «Энмылыне» познакомился и даже чем то ей там, по археологической части, помог. Будет выглядеть вполне естественным, если её отец, узнав про это, захочет с таким ценным специалистом по древним культурам пообщаться.

— Кстати да… Хорошая идея. Олег Вячеславович о нем много знает. Может что и вытянет. Сан Саныч — а нет ли у вас каких сувениров от этого Наблюдателя? Чтоб не очень секретных, но которые помогут разговор в нужное русло направить?

По идее, становясь Предвозвестником, магистр ордена покидал его ряды однако, все понимали, что накопленные за много лет связи так просто не обрубишь и те люди, которых Магистр тянул за собой по пути к вершине, останутся ему верными даже когда он сменит орденский скапулярий на облачения предвозвестника.

Так что Церковь традиционно закрывала глаза на то, что каждый Предвозвестник продолжает поддерживать связь и продвигать интересы того ордена, из которого он вышел. Да, по идее это уже более высокий уровень, на котором нужно думать не о благе отдельной группы людей, а всей Церкви в целом. Но идеи — идеями, а на практике, в подковерной внутрицерковной возне, сожрать даже столь высокопоставленного клирика, если за его спиной не стоит мощь ордена, могли не просто легко, а очень легко.

Так что Якобус, несмотря на то, что формально это было уже не его дело, лично явился осмотреть Цитадель, сразу после того, как смогли открыть гермозатворы. И сейчас, прижав к лицу платок дабы хоть чуть-чуть приглушить тяжелый смрад разложения, разглядывал разрушения в тюремном блоке. Стоявший рядом Кассий давал пояснения.

— Тут был бой. Точнее — засада. Мы нашли емкости с зажигательной смесью и несколько самодельных мин.

— Любопытно… — Якобус указал на конструкта с вмятым взрывом стальным панцирем, — Судя по уровню отродий, это не первая стычка…

— Да. В самом низу была еще одна. Но там осталось крайне мало улик. Они все сожгли термитными зарядами.

— Предотвратили повторную инициацию плоти?

— По всей видимости.

— Весьма грамотно. Неприятно грамотно, я бы сказал. Они знали, с кем имеют дело.

— Вы думаете, что это действительно был Орден Ищущих?

— Конечно нет! Что за чушь?! Ищущие были сборищем философов и мечтателей. Даже если они сумели сохранится, то только как тайное общество. У них никогда не было и быть не может боевого крыла, да еще и натасканного на противостояние отродьям. Это безумно дорого, долго и почти невозможно скрыть.

— Но тогда кто?

— Кто-то, кто не полагается в этом деле на Церковь и имеет средства и возможности. Куман, Доминис, Залесье, Чжун… Бьернхельм вряд-ли. Эрец? Нет — у них хватает проблем с Разломом.

— Миледи?

Кассий с интересом понаблюдал как лицо Предвозвестника застыло. Потом Якобус, словно через силу, кивнул.

— Да… Возможно, она могла иметь нечто подобное.

— Я упомянул её потому, что мы открыли Реликварий. Он ограблен.

— Этого следовало ожидать.

— Но следов взлома нет. Зато есть следы короткого перехода. Не пробития, как внизу, а короткого, деликатного перехода, только слегка потревожившего пыль на полу.

— Даже так?

— Да. А еще мы обнаружили вот что… — Кассий продемонстрировал смятые кусочки металла.

— Я так понимаю, это остатки пуль?

— Киттских пуль. И готовые осколки от вольского картечного ружья.

— Полагаете, тут были нелюди?

— Или кто-то хочет заставить нас так думать.

— Я понял вас, Магистр… — раздраженно оборвал его Якобус, — Скажите лучше вот что. Эти отродья. Их понаделали из заключенных?

— Не могу сказать точно. Тела очень сложно опознать. Но, учитывая, что вторгшиеся устроили засаду именно тут, маловероятно. Тела в морге сожгли. Те остатки, что не были использованы. Так что заключенные были единственным способом пополнить число отродий. Вот почему они знали, где их можно подстеречь.

— Как-то все это… — Якобус задумчиво засопел подбирая слова, — Неправильно..?

— Что вы имеете ввиду?

— Обычно мы ожидаем обратного. Ну я имею ввиду обывательский взгляд. Древний комплекс, отродья Бездны… Это монстры должны подкарауливать кого-то, набрасываться из темноты и всякое такое. А тут… Наоборот, понимаете? Вы вот можете представить образину на подобии той, что мимо нас пронесли, жертвой? Можете представить, как она мечется с криками: «А!!! Спаси нас Всемогущий!!! Мы все здесь умрем!!!»?

— С трудом.

— Вот и я тоже. Хотя, по факту, все было именно так. По факту, тут была бойня. А теперь представьте тех, кто способен устроить бойню потусторонним отродьям с ножами из рук, дополнительными глазами и стальными телами?

— Вы думаете, это были какие-то твари?

— Нет. Судя по всему, это были люди. И данный факт заставляет задуматься.

— О чем?

— Мы страшнее любых чудовищ, — Якобус назидательно поднял палец.

— Ну, если смотреть на это под таким углом…

— Всегда смотрите на все с разных углов, Магистр. Очень помогает понять ситуацию. Простой пример: если заключенных не переработали, значит они забрали их с собой. Много ослабленных, растерянных и неподготовленных людей, которых надо на чём-то вывезти. Поэтому я обязан спросить: «Что с Эвокатом»?

— Он исчез. Скорее всего, вторгшиеся использовали его, чтобы убраться отсюда.

— Логично. Корабль был им необходим. И они знали, как им управлять. Важная деталь. Вы пытались его отследить? И Ливия. У неё должна быть связь.

— Нет. В обмен на помощь Орден Одаренных просил останки пригодные для некроскопии. Но я решил спросить вашего мнения.

— Вот как? Решили поторговаться? — Якобус задумчиво посмотрел на носки своих туфель, потом на Кассия, — Ничего им не давай.

— Тут есть проблема: просьбу поддерживают Великий Магистр и Дукс.

— Силус решил действовать через мою голову? Впрочем — ладно. Пусть берет. Посмотрим, что он сможет вытащить. Ситуация крайне неприятная — нам нужна любая информация. А что по беглецу? Уверены, что он сбежал?

— По всей видимости — да. По крайней мере мы больше не видим следов его пребывания. И я бы хотел спросить вашего мнения по поводу одной теории. Дело в том, что Ментор Аргус считает, что это — магистр Альва.

— У почтенного Ментора много странных идей, но в этом мы с ним сходимся, — медленно кивнув, Якобус вздохнул, — Все указывает на то, что это был Альва, который прикинулся Ересиархом. И успешно обвел нас вокруг пальца.

— Выходит, он хотел, чтобы мы его поймали… — Кассий скрипнул зубами.

— Возможно. Но давайте не будем делать поспешных выводов. Покажите лучше Реликварий. Надо посмотреть, что они взяли и что осталось.

Домоседов личностью являлся примечательной и, несмотря на фамилию, умудрился объехать не только большую часть известного мира, но и посетить такие места, чьи названия ничего не говорили даже специалистам. Правда, после войны, с путешествиями ему пришлось завязать — сказывались полученные ранения и он занялся преподавательской деятельностью. Когда ему предложили возглавить спецотдел занимающийся археологией и мифологией, он сразу сказал, что ему нужно отдельное здание, так как, во первых, соседство с ним мало кто выдержит, во вторых, в силу специфики, таскать к нему будут такое, чему в основном здании Госбезопасности явно не место, это не говоря уж о том, что затащить туда какой ни будь каменный саркофаг вообще малореально. А в третьих, к нему постоянно ходят друзья, знакомые, студенты, с которыми, в здании с таким уровнем секретности, тоже возникнут проблемы.

Отвечавший за охрану особо важных объектов Соболев, услышав это, говорят, всплакнул, назвал Домоседова «святым человеком» и выбил для «тринашки» старинный особняк на окраине Стоярска, который местные остряки называли «Очко», так как при виде сверху здание было похоже на букву «О». Его построили по заказу эксцентричного барона Остенриттера, и странная форма особняка была призвана символизировать именно первую букву его фамилии. Сам барон, правда, в особняке не жил ни дня, так как, по пути в Стоярск, успел познакомится с Залесским климатом и в ужасе развернул оглобли, но там, долгое время, располагались его управляющие, занимавшиеся делами принадлежавшей барону экспортной компании.

Из-за войны торговля остановилась, компания обанкротилась, а здание было конфисковано за долги и перешло в собственность государства. Некоторое время его делили между собой архив и редакция газеты, потом архив перевезли в специально построенное хранилище, журналисты, которых сильно утомляли поездки на край города, с радостью угнездились на одном из этажей находившегося почти в самом центре Дома Писателей. А здание прибрала к рукам Госбезопасность, обожавшая строения с полностью закрытыми от посторонних глаз внутренними дворами и передала полностью удовлетворенному и размерами и местоположением Домоседову.

Сам Домоседов оказался огромным северянином, почти на голову выше Капитана, с русой растрепанной бородой и голосом способным переорать паровозный гудок. Полученные ранения привели к проблемам со спиной, и, поскольку никакие трости такого гиганта не держали, то при ходьбе он опирался на толстенный дубовый посох, делавший его похожим на былинного волхва.

— О! А вот и вы! Добро пожаловать! — поприветствовал он заглянувшего во двор Старпома, на ислас — Наслышан, наслышан!

— Здравствуйте… — протянув руку для приветствия, Старпом, — Я, честно говоря, удивлен, вашим приглашением.

— Светлана отрекомендовала вас как знатока древних культур. Как я мог такое пропустить?

— Светлана, как я понимаю, ваша дочь?

— Да… Светочка моя… Спортсменка, умница и красавица! — Домоседов расплылся в улыбке, — Пошла по моим стопам! Она говорила, что вы предпочитаете фессалийский, так что если вам неудобно на ислас…

— Мне не принципиально. Я разговариваю одинаково хорошо на всех языках Континента, доминском, куманском, старо и новоимперском. Вот сейчас учу залесский.

— И как ощущения?

— Нормально, — Старпом надменно усмехнулся, — Я знаю, что вы считаете свой язык сложным для новичков и гордитесь этим. Но я не новичок.

— Понимаю… Я вот, тоже полиглот — семь языков в совершенстве, еще двенадцать — на разговорном уровне. Сам себя не похвалишь, как говорится…

— Но предпочитаете ислас?

— Конечно! Восхитительный язык! Наречие людей моря! Куча людей, с разных концов света, встретились и сами, без всяких лингвистов и ученых, выработали универсальный язык общения который, худо-бедно, но понимают все от Кумана, до Островов! Простые правила, интуитивная грамматика…

— Крайне бедная научная терминология…

— Зато какие ругательства! А что касается научной терминологии, то один леший все на староимперском.

— Тоже еще один сложившийся исторически универсальный язык, только уже учёных.

— А я о чем! Так что вопрос общения не стоит. Да что вы в воротах-то стоите! Пройдемте уже! Не стесняйтесь.

— Я не то чтобы стесняюсь. Просто как-то внезапно — целый отдел всемогущественной ГБ нуждается в моих услугах…

— Спецотдел… До отдела я еще не дорос! — этот каламбур показался Домоседову, чей рост превышал два метра, забавным и он хохотнул.

— А разница?

— Отделы занимаются вещами, важными, глобальными! Внешняя разведка там, внутренняя безопасность. А мы у них на подхвате. Экспертизы всякие, прочие узкие вопросы. Вот к примеру…

Домоседов указал в сторону поросшего водорослями и частично ободранного от ракушек камня, который стоял в углу двора на брусках.

— Пограничники обнаружили при досмотре. Владелец судна говорит, что купил его у каких-то рыбаков. Что скажете?

— Ну, я в истории Арша не силен… Однако, меня смущают вот эти отверстия. Очень похоже на результат деятельности корабельного червя.

— Но это — камень?

— Ракушечник. Есть разновидность корабельного червя, который способен его грызть. Или была, но изменения климата прикончили его. Посоветуйтесь с биологами. А еще не торопитесь ставить этих рыбачков к стенке. Возможно там, где они это выловили, на дне древний город.

— Да что мы — звери что ли какие?! Получат по пять лет за попытку сбагрить культурное достояние на сторону, если по первому разу, и всех делов. Но версия интересная. Вы, видать, и вправду знающий гражданин. Пожалуйте…

Домоседов гостеприимно махнул в сторону дверей. Внутри было просторно. Остенриттер, по всей видимости, тоже был северянином, так как архитектура и внутреннее убранство было рассчитано на человека внушительных габаритов. Сама отделка, само собой, пострадала от времени, но все еще несла в себе тот сурово-помпезный дух, который был так по душе Форбургскому дворянству. Однако, залесцы привнесли в это все свой национальный колорит, поэтому гостя, вместо портретов рода Остенриттеров, встречал, хитрым прищуром, знакомый Старпому по газетным фотографиям человек, изображенный за письменным столом, причем, судя по освещению, глубокой ночью.

— Я довольно часто натыкаюсь на его портреты. Это, насколько я в курсе, Владимир Ульский? Идеолог вашей нынешней государственной политики?

— Да. Голова! Я с ним лично был знаком. Вы читали его работы?

— Разумеется. К сожалению, не в подлиннике, но мысли интересные. Особенно относительно классового характера общества. Ведь взять, к примеру, команду «Интернационала». Думаю мое досье вы читали и не надо вам объяснять, кто это…

— Читал, конечно! Я вам больше скажу — еще и дописывал! Так что там с вашей командой?

— Дело в том, что команда… — Старпом на секунду замолк, — Моя команда состоит из множества совершенно разных людей, саргашей, киттов. Которые работают вместе не потому, что у них одна страна, национальность или раса, а потому, что они объединены общими интересами. Это самая простая иллюстрация того, как эти самые классы работают.

— В целом — верно. Люди происходящие из одного класса, в не зависимости от страны и национальности, имеют общие проблемы и общие заботы. У рабочего суп жидкий, у дворянина — бриллианты мелкие. А вот между самими классами, зачастую, пропасть. Поэтому два рабочих, несмотря на разницу в языке и культуре, поймут друг друга, а вот рабочему с дворянином, даже на одном языке, говорить особо не о чем.

— Касательно дворянства, мне у него другая мысль понравилась…

— Что не обязательно рождаться в знатной семье, чтобы иметь таланты и лидерские качества для управления государством?

— Да… Вот за это его действительно невзлюбили.

Старпом усмехнулся и начал осматриваться дальше. Домоседов, за годы путешествий, собрал внушительную коллекцию, которую с гордостью развешал по стенам особняка. Тут было все, начиная от тугуйских острог и парок и заканчивая ритуальными масками. Одна из них привлекла внимание Старпома. Осторожно приблизившись, он осмотрел её с разных сторон.

— Обезврежена, — успокоил Домоседов, — Я не любопытный пастушок — знаю, что в имперских гробницах, что попало руками лучше не хватать.

— Просто на всякий случай решил убедится… А то знаете как бывает?

— Знаю. Но то ладно — вы лучше сюда гляньте.

В большой стеклянной витрине были разложены тщательно отполированные каменные топорики разных размеров. Там были еще осколки керамики и выдолбленные из цельного булыжника чаши, но основное количество экспонатов составляли именно топорики. С плохо скрываемой гордостью, Домоседов подвел Старпома к этой коллекции.

— Вот! Дело, без преувеличения, всей моей жизни… Когда-то, народ сделавший их, жил по всей залесской земле, от Приволья до Ревущего Океана. Эти топорики имели для них сакральное значение или, возможно, использовались как деньги, потому, что мы нашли их очень много в виде кладов, зарытых в самых неожиданных местах. К сожалению, мы очень мало знаем об этом народе. Он не имел письменности, от него не осталось легенд и преданий. Но мы почти уверены, что это они передали чигизам способность давать плодовитое потомство почти с любыми человеческими расами.

— Почему вы так решили?

— Когда-то, на месте Великостепья, шумели леса. Учитывая, что мы не нашли ни следов городов, ни следов активного земледелия, они были охотниками и собирателями. А такой образ жизни не может прокормить большие племена. Маленькие группы людей затерянные посреди бескрайних лесов… Чтобы не выродится, им приходилось как-то «разбавлять кровь». А учитывая, что чужаков не из их племени они встречали крайне редко, то им пришлось выработать такой вот интересный механизм. Кстати, подобный же механизм есть и у некоторых рас островитян. Возможно это результат конвергентной эволюции. Или мы многого не знаем о миграции народов…

— Очень многого…

Покосившись на ухмыльнувшегося Старпома, Домоседов ухмыльнулся еще коварнее, давая понять, что ученому даже такой ответ скажет достаточно и кивнул в сторону тяжелых дубовых дверей.

— Ладно — чего я лекцию читаю? Пожалуйте — я там самоварчик поставил, баранок свежих купил. Сейчас под чаек поговорим о делах которые дела. Остальное подождет.

Кабинет Домоседова был под стать хозяину. Вдоль стен стояли потрепанные временем шкафы набитые книгами. Посередине возвышался монументальный стол с не менее монументальным креслом, грубым словно трон варварского вождя, но способным выдержать падение на него всего дома. По середине стола стоял, источая аромат дыма и свежезаваренного чая, медный самовар способный вместить пару ведер, увенчанный пузатым заварочником. На ручку самовара, словно в натюрморте, была накинута связка баранок. Домоседов подсунул Старпому легкий стул из гнутого дерева, а сам, с похожим на рык вздохом облегчения опустился в кресло, позвенел чашкой делая себе чай, отломил от связки баранку и протянул Старпому половину. Тот, с усмешкой, принял её.

— Вот, мы преломили хлеб… Насколько я знаю, в вашей культуре это многое значит.

— Да. Это считается преодолением барьера, разделяющего до того посторонних людей. А вашей?

— Сложно сказать… Я космополитичен и не могу назвать «своей» какую либо из культур.

— Но вы же не всегда были таким? В смысле, у вас должна была быть семья, дом… Родина…

— Родина… — снисходительная улыбка медленно сползла с лица Старпома, — Да — была. Но её уже нет. Так что какой смысл вспоминать о её традициях?

— Ну вы же есть? И пока жив хоть один человек, который считает её таковой, ваша родина никуда не денется. Потому что родина — это неотделимая часть нас.

— Интересная мысль, но я, пока, не готов это обсуждать. Хотя должен отметить, что у вас тут все — настоящие мастера задушевных разговоров. Я, пока знакомился с городом, встречал много разных людей. Знаете, на Континенте есть такое понятие как «смал талк». Ни к чему не обязывающий светский треп. У вас, насколько понял, такого нет. Каждый встречный считает своим долгом вникнуть в мою жизнь и дела так, что я, сперва, немного растерялся.

— Вы, просто, иностранец. Люди хотят показать себя вам с лучшей стороны.

— Так в том и суть — за пределами вашей страны это считается очень невежливым. Возможно поэтому на Лионисе ходят легенды о том, что ваше ведомство наводнило города своей агентурой. Не каждый полицейский на допросе рискнет касаться настолько личных тем, которыми абсолютно спокойно интересуются ваши сограждане. К примеру, одна пожилая дама долго интересовалась, женат ли я, есть ли у меня девушка, какого она роста, какие у нее глаза, как её здоровье. И ладно бы я сел рядом с ней! Так она сама ко мне подсела!

— Это да… — Домоседов гулко хохотнул, передавая ему чашку, — Это бывает… Ладно вернемся к делу.

Посохом, чтобы не вставать, он пододвинул к Старпому поддон из нержавейки накрытый куском ткани.

— Вот, собственно, то, из-за чего я вас позвал…

— С вашего позволения…

На подносе лежала деталь сложной формы с несколькими отверстиями и выполненной заодно с ней пряжкой. Взяв её в руки, Старпом внимательно изучил вещь со всех сторон.

— Где вы это взяли?

— Его нашла группа, которая шла вас выручать. Я предположил, что это либо наплечник, либо часть шлема. Какой-то неизвестный нам сплав. Но больше всего меня заинтересовала технология, по которой он изготовлен. Это же не литье и даже не механическая обработка. Он словно выращен слой за слоем, причем сразу с отверстиями и креплениями. Продукт явно весьма развитых технологий.

— Вы не ошиблись. Он выполнен по аддитивной технологии. Похоже на работу лигнар.

— Аддитивные технологии?

— Да, послойное добавление материала на основу. В данном случае использовались специально выведенные микроорганизмы. Вы не находили такое раньше?

— Нет. Никогда. Поэтому я и позвал вас. Возможно вы скажете больше.

— Что конкретно вас интересует? Тонкости технологии или те, кто ей владеет?

— И то и другое.

— Ясно… — откинувшись на спинку стула, Старпом взял чашку с блюдцем на лонгский манер и кивнул, — Это, вообще, весьма интересная тема…

«Приветствую, брат. Благодарю тебя за то, что сумел уделить мне время» — судя по началу, Силус пришел с козырями, так что Якобус, отложив бумаги, выжидательно уставился на него. Силус указал глазами на стоявшего у стола Кассия, намекая, что его стоит удалить, но получил отказ.

— Формально, я уже не имею отношения к Ордену Чистых… — Якобус сделал упор на слове «формально», — И возглавляет его Магистр Кассий. Так что, чтобы ты не пришел сказать по поводу того инцидента, ты должен говорить не мне, а ему. Я так понимаю, Орден Одаренных сумел вытащить что-то из той падали, что мы вам любезно предоставили?

— О да, брат… И не просто «что-то». Качество так себе — разложение не щадит ни тело ни разум, однако посмотри сюда… Вы тоже, Магистр. Это крайне любопытно… Вот как выглядел тот, кто убил данное отродье.

— Это что? — Кассий внимательно разглядел фото, — Маска?

— Потрясающая наблюдательность.

— Но это не имперская маска.

— Тоже верно. Вам такие не знакомы?

— Нет.

— А вам, Предвозвестник Якобус?

— Не припоминаю, чтобы мне приходилось сталкиваться с подобным.

— А вот так..? — Силус положил на стол еще одну фотографию, — Что скажете?

— Он… Дымится?

— Да. И это очень любопытно. «Тропою потерянных безбожные ведут бездушных…» Теперь ясно, что это за тропа! Они прошли через «Изнанку»!

— С чего вы так решили, брат?

— А как еще можно было вторгнуться с вашу Цитадель снизу? Только так. И этот интересный эффект. Это броня с поглощающим слоем. Но и это не самое главное!

— Я уж надеюсь…

— Нам удалось восстановить из памяти отродья последние слова его убийцы. Чтобы не ошибиться, — достав из кармана бумажку, Силус зачитал торжественным голосом, — «На любого волка волкодав найдется… Нет вам сюда…» Дальше, увы восстановить не удалось.

— На каком языке это было сказано?

— На понятном отродью, очевидно. При помощи посмертных способов дознания мы устанавливаем не факты, а, в основном, реакцию на данные факты. Это врезалось в его память, поэтому сохранилось, но знали бы вы, как сложно было собрать данную мозаику! Дело в том, что память, как и сознание…

— Это все? — прервал его объяснения Якобус.

— А этого мало?

— Что ты хочешь сказать?

— А ты не понимаешь? А вы, Магистр Кассий?

— Боюсь нет, Предвозвестник, — Кассий отрицательно мотнул головой, — Поясните.

— Хорошо. Дело в том, что ваш орден очень многим обязан одной особе. Той самой, о которой брат Якобус избегает говорить. Будем называть её «Святая Акилина».

— Она изготавливает для нас оружие, но это не столь уж большое одолжение. Мы за них платим полную цену.

— Ваши мечи — это капля в море. Все, что вы знаете об отродьях, одержимых и борьбе с ними, все ваши приборы, проекторы, палладины, доспехи, «Эвокат» — это все она. Не знали, Магистр? Ну вот знайте. Орден Чистых обязан ей всей своей мощью.

— Даже если так, то что?

— Ничего. Просто причины этого она не особо скрывает. Вы — те самые «волкодавы», которые должны не давать ходу в наш мир всяким тварям оттуда. Но раз вы не справились, то в ход, видимо, пошли волкодавы покрепче.

— Вы делаете этот вывод по одной фразе? — раздраженно отмахнулся Якобус.

— Нет, брат. Фраза просто натолкнула меня на кое-какие размышления. Дело в том, что я не просто так обратил внимание на свойстве их брони. Такое снаряжение уже кое-где встречалось. Я, если вы еще помните, предвозвестник Кингхолдский. И, пользуюсь кое-какими преимуществами своего положения.

— А еще ты слишком много говоришь… Ближе к сути.

— Я показал это кое-кому из разведки. И выяснилась забавная история… — сладко улыбаясь, Силус прошелся по кабинету, — Залесцы откопали где-то у себя целый склад с артефактными материалами. Но, во время перевозки, поезд ограбили. Их агентура несколько лет искала, кто это сделал. И угадайте, что она выяснила?

— Теряюсь в догадках…

— Все следы вели к той самой «Святой Акилине».

— И какое отношение данная история имеет к произошедшему?

— Не делайте вид, что не понимаете, брат! Я же сказал — это артефактные технологии. Воспроизвести их залесцы не могут. Вернуть их им тоже не по зубам. Она спрятала украденное в Изнанке. И, по иронии судьбы, без данных материалов, которые защищают от искажений и отродий, к нему не подобраться!

— Ты уверен?

— Абсолютно! Лонг тоже ведет исследования в этом направлении. Из трех посланных групп вернулась одна. После чего на базе случилось что-то такое, что её предпочли залить бетоном. Даже китты и вольцы избегают туда соваться. Собственно, именно поэтому она и украла эти материалы. Она не хочет, чтобы мы туда проникли.

— Ладно. Допустим, что такие возможности есть только у неё, хотя ты сам сказал, что данные материалы просто «нашли». И кто сказал, что этот склад был единственным и что никто другой не нашел подобное, но сумел сохранить в секрете? Ладно. Допустим, такого больше нет. Что это меняет? Данная особа помогает нашему ордену, дабы мы были «волкодавами» держащими оборону от отродий Бездны? Ну это же прекрасно! Она пришла нам на помощь когда была угроза Кризиса? Что в этом плохого? Её люди уничтожили громадное количество отродий оказав нам большую услугу. Орден это приветствует!

— Вот как? А грабеж Реликвария и угон «Эвоката»?

— Кто вам сказал, что она или её люди к этому причастны? Комплекс, если вы помните, был заблокирован неспроста. Альва — это все его рук дело. И Ливия. Не забывайте, что ваша протеже созналась в работе на Орден Ищущих. Вы нашли её? Сумели отследить «Эвокат»?

— Сами воспользовались своим же советом свалить все на Альву? — Силус ухмыльнулся, — Пусть так. Что же касается «Ливии» — я говорил, что мы чувствуем странные искажения в Упорядоченном? Так вот — она растворилась в них.

— Каким образом?

— Кто-то создает искусственные линии. В прямом смысле выдумывает несуществующую реальность. Если верить тому, что мы видим, она до сих пор тут. В твердыне нашего ордена. У неё болит голова, она все еще под впечатлением произошедшего, растеряна, подавлена. Высокая достоверность и внимание к деталям. Позавчера встречалась со мной, после гуляла по улицам.

— А это не так?

— Разумеется нет! Вы думаете, что я вру? Вот расшифровки! Согласно им, кстати, «Эвокат» был затоплен в ходе боя в Цитадели, поднят и теперь там идут восстановительные работы.

Якобус схватил бумаги и пробежал их глазами. Потом откинул в сторону.

— Что за чушь! Я своими глазами видел, что его там нет!

— В том и дело! Кто по твоему, способен на такое?

— Не знаю…

— А я знаю. Она! Это ваша «Святая Акилина»! Она куда большее, чем вы думаете. Мы пытались её достать — ничего. Её линии уходят за Предел Праха. Понимаешь, что это значит?

— Ты ошибаешься. Да, возможно она знает об Упорядоченном что-то такое, чего не знаем мы… Но утверждать будто она — это… Нет! Ересь!

— Говори, что хочешь. Но я знаю, что верить ей нельзя.

— С чего ты взял, что я ей верю?

— Ты у неё на крючке, брат. Ты и весь Орден Чистых. И ты знаешь, что я знаю. Прощай. И да хранит вас Всемогущий.

Делано улыбнувшись, Силус вышел. Якобус, проследив, чтобы двери за ним закрылись, покосился на Кассия.

— Так и знал, что нельзя было ему ничего давать…

— Великий Магистр и Дукс, Предвозвестник…

— Да-да… Я помню. Ну что-ж — перемирие, очевидно, окончено. Проверь своих людей. Выясни, от кого он узнал про «Эвокат» и Реликварий.

— Предвозвестник… Я понимаю, что вы не хотите об этом говорить…

— Не хочу. Но ты упрям.

— Слова Предвозвестника Силуса звучат убедительно. Вы должны вызвать её на разговор. Она должна объяснится.

— Я подумаю над этим. А сейчас у меня есть много дел.

Якобус осенил Кассия святым знаком давая понять, что тому надлежит удалиться. Кассий молча дошел до дверей, развернулся, коротко склонил голову и вышел. Посидев немного в тишине, Якобус встал, закрылся на ключ после чего подошел к стеллажу с книгами. Часть полок в нем сдвигалась, открывая ход в тайник с запрещенными для людей его ранга удовольствиями. Предыдущий Предвозвестник Ризийский был падок на молоденьких сочных послушниц, что, в итоге, вышло ему боком.

Занявший данные апартаменты после него Якобус, заглянув в тайное помещение, чуть не облысел повторно от увиденного, после чего саморучно неделю рубил топором и жег в камине все оставшееся от предшественника. Теперь тут, в темноте и прохладе, вместо этого срама, стояли стеллажи с дорогим вином. Вдумчиво выбрав бутылку, он, вернувшись к столу, приготовил себе сырную тарелку. Затем взял бокал наполнил его и принялся не торопясь смаковать аромат и букет глядя на погружающуюся в темноту долину Нана, за все время произнеся только: «Путан дэ мердэ!», неясно в чей адрес.

Бесфамильный оторвался от работы и вопросительно взглянул на дежурного, вошедшего с докладом.

— Что там? Как все прошло?

— Они, пока, разговаривают.

— До сих пор? Шесть часов прошло. О чем можно столько говорить?

— Вот стенограмма.

— Давайте… — взяв у дежурного бумаги, Бесфамильный бегло изучил их, — Как интересно… Объект любит поговорить на тему истории… Перешли от технологии данного образца к технологиям вообще, потом к влиянию технологий на общество… Работы Ульского обсуждали. Ох, знали бы раньше, сразу бы Домоседова на него натравили. Ладно — что там у вас еще?

— Передали от Матренина. Он решил, что вам будет интересно…

— Давайте посмотрим…

Положив бумаги рядом, Бесфамильный принялся сопоставлять стенограмму разговора и зафиксированные реакции.

— Хм… А вот это интересно… У нашего знакомого пунктик насчет родины… Так, а это что? «Звуки открываемой бутылки»… Они там что? На спиртное уже перешли?

Самовар с пустым заварочником был сдвинут в сторону и его место заняла бутылка водки и тарелки с закусками, которых у хлебосольного Домоседова оказались изрядные запасы. Четыре пустых бутылки уже стояли под столом. Большую часть влил в себя Домоседов — Старпом старался соблюдать умеренность, но блеск в глазах намекал, что он настроен на философский лад. Курить ему разрешили прям тут, так что в воздухе слоями висел дым от крепких сигарет.

— Вот скажите — вы религиозный человек?

— Нет.

— Уверены? Многие, отрицавшие богов начинали им молится, когда жизнь брала их за горло.

— Меня жизнь за что только не брала… — Домоседов со вздохом наполнил опустевшие стаканы, — Но не мое это… Я слишком хорошо знаю, что там откуда возникло, появилось и как развивалось, чтобы принять эти басни всерьез. Это просто страх смерти прикрытый мишурой из традиций, суеверий и корысти.

— Вы не боитесь смерти?

— Боюсь. Но стремление к жизни вечной все равно не понимаю. Что мне делать в вечности? Зачем мне бессмертие? Чтобы вечно помнить свои ошибки? Зачем мне предки, взирающие на меня с небес? Они достаточно нянчились со мной при жизни, чтобы еще после смерти за мной присматривать.

Вытянув руку, Домоседов развернул в сторону Старпома стоявшие на столе фотографии.

— У меня есть дочь и есть сыновья, которые понесут дальше, в вечность, мою кровь. У меня есть ученики, которым я передам то, что считаю нужным и важным. А остальное… Мои ошибки, сомнения, недостатки — их я заберу с собой в могилу. Они не нужны там, в светлом и чистом будущем.

— Думаете будущее будет лучше чем настоящее?

— Вы не хуже меня знаете историю. Девяносто девять процентов рас, народов, культур, которые существовали на этой земле исчезли. Уничтожены, погибли, вымерли. И вина в этом лежит, в том числе, и на совести моих предков. Многое из того, что они делали, чтобы выжить и выстоять, с высоты сегодняшнего дня кажется жестоким и неправильным. Но это значит лишь то, что мир, в котором я живу, добрее и светлее чем их. Именно за это они и сражались. И именно за это сражаюсь я. Чтобы мои потомки, глядя на меня сегодняшнего, не могли поверить, что люди могли жить так плохо и знать так мало…

— Золотые слова…

Старпом протянув руку, звякнул с Домоседовым стаканами и, опрокинув водку в себя, закусил. Домоседов одобрительно кивнул и проделал тоже самое.

— Ух… Хорошо сидим… Неплохо держитесь, кстати. У меня-то вес и габариты…

— А у меня хорошая школа. Вад не меньше вас… Ну не сильно меньше. И тоже выпить любит. «Принять на грудь», как он говорит. Забавный фразеологизм… Кстати… Раз уж я о нем вспомнил… Что он такого натворил? Почему вынужден был покинуть родину, хотя, насколько я понял, сильно к ней привязан?

— Ох… Поймите меня правильно…

— «Закрытая информация?» Меня ваши ребята еще в комплексе этим утомили. Предлагаю равноценный обмен. Вы мне рассказываете что-то интересное мне — я то, что будет интересно вам. Идет?

— А да леший с ним… — Домоседов протянул свою лапищу, — Идет!

— Скрепим наш уговор рукопожатием?

— «Ударим по рукам». Если уж учите наш язык, то вот вам фразеологизм для красоты речи. Во первых, настоящая фамилия у вашего капитана «Вареников». А что касается того, что он натворил… Ничего не натворил. Приказ выполнял. Он входил в группу, которая занималась поиском и уничтожением баз противника в Островах, нарушение судоходства и прочее. Ближе к концу войны их отправили эвакуировать ценного агента, который внедрился в исследовательскую группу, разрабатывающую какое-то новое биологическое оружие. Агент сумел уничтожить лабораторию, но заразился и умер, успев, перед смертью, сообщить, что произведенные образцы везут в Амен на борту гражданского судна. Вареников получил приказ его уничтожить, сымитировал дезертирство, чтобы снять с командующего ответственность и торпедировал цель. Куча народу погибло… Иваркин не смог с этим жить… Застрелился.

— Но вы то знали о том, что на самом деле произошло. Зачем Вад столько лет от вас бегал?

— Мы не знали. В штабе Иваркина была вражеская агентура. Адмирал догадывался об этом, поэтому приказал Вареникову ни с кем не контактировать и никому не доверять. Документы переданные Варениковым и все записи Иваркина, касательно той операции исчезли. Официально он — дезертир и военный преступник. Вот и бегал… — вздохнув, Домоседов снова взялся за бутылку, — Агента арестовали и думали, что бумаги украл он или кто-то из его людей… А оказалось, что их забрал совершенно не связанный с ним человек, действовавший из корыстных побуждений. Когда Вареников объявился в Фессалии, мы снова подняли это дело и сумели документы найти.

— Значит он оправдан?

— Да. Учитывая обстоятельства, вопросов к нему больше нет. С ним уже связались. Сообщили об этом. В звании восстановили. Вы, в это время, отсутствовали как раз.

— О как? Я многое пропустил, значит… — Старпом снова звякнул стаканом и выпил, — Хорошо, теперь ваша очередь спрашивать. О чем хотите узнать?

— Да вот, раз уж мы о тех делах заговорили… Петерфельд… Вы с ним знакомы?

— Это моя беда — меня всегда принимают за кого-то другого, — хмыкнул Старпом, — И ваше ведомство — не исключение. Но должен признать, то что я не Петерфельд, вы поняли и признали куда быстрее, чем Церковь то, что я не Ересиарх.

— А наши вас за него приняли? Я просто не в курсе.

— И это было довольно обидно. Принять оригинал за столь дешевую подделку! Ваше здоровье… — поморщившись, Старпом поставил стакан и небрежным жестом отодвинул прочь, демонстрируя раздражения, — Да. Мне приходилось иметь с ним дело во всех трех его ипостасях.

— В каком смысле?

— Тот, кого вы считаете Юджином Петерфельдом, на самом деле Роберт Петерфельд.

— Его дед? — Домоседов подался вперед так, что стол, несмотря на всю монументальность чуть не улетел в сторону, — Погодите… Он что? Переносил сознание в своих детей?

— Именно…

Тяжело встав, Домоседов с треском распахнул окно и в духоту кабинета, разгоняя перегар и сигаретный дым ворвался свежий, еще морозный, но уже пропитанный ароматом стремительно наступающей весны воздух. Старпом грустно кивнул.

— Судя по тому, что вы мне рассказали о своих взглядах, для вас это немыслимая дикость, но да — Петерфельд жертвовал своими потомками, чтобы жить самому. Этот способ сохранения личности освоить проще всего.

— Но ведь имперцы освоили иные!

— Не сразу. Вам, как ученому будет интересно проследить, как с этим связана традиция передавать все старшему сыну. Дело в том, что чем ближе родственник, тем больше шансов на успешный перенос. В случае с братом — близнецом он будет близок к девяноста процентам. В случае с сыном — в районе семидесяти процентов для отца и пятидесяти — для матери. А для дочери — наоборот.

— А как имперские кощеи, или как вам, наверное, более привычно, «личи» переносили свои сознания в рабов? Там какой шанс?

— Низкий. Причем, чем дальше этот народ ушел от имперцев, тем меньше. Но у них имелась технология создания резервной копии. Так называемой «филактерии». Так что они могли позволить себе несколько попыток… — Старпом о чем-то задумался, потом рассмеялся и пояснил недоуменно взирающему на него Домоседову, — Да я все вспоминаю Уемануса. Другие делали филактерии из драгоценных предметов, оружия, доспехов, масок, надеясь, что даже если неблагодарные потомки не захотят предоставить им тело, они смогут захватить незадачливого грабителя, польстившегося на их сокровища. А он сделал свои из книг. Многие над ним смеялись. Только вот кто будет смеяться последним — это еще вопрос? Но вернемся к Петерфельду…

— Как вы с ним познакомились?

— Я его спас.

— Спасли?

— Да. Он наговорил много лишнего, его вызвали на дуэль… Ну знаете, как это бывает… А, по молодости, паренек он был толковый. Я же всегда имел слабость к умным людям. И к эффектным появлениям. И вот я выхожу из вечернего тумана одной рукой отбрасывая плащ, а другой доставая клинок из ножен… Проклятье… — Старпом закурил новую сигарету, — Почему плащи вышли из моды? Они все делают эпичным…

— Как и посохи… Только у меня есть ощущение, что вы к Петерфельду не очень относитесь…

— Да. Сперва он мне нравился. Умный, упорный, умеющий задавать нужные вопросы… И я ему сказал много лишнего.

— Вы открылись Петефельду? Сказали, что живете уже очень долго?

Старпом молча пододвинул откупоривающему новую бутылку Домоседову стакан. Тот, с понимающей усмешкой кивнул.

— Вы поэтому не любите об этом распространяться? Понимаю, что уж… Идеи бессмертия веками людям умы будоражили.

— Бессмертие — это соблазн который способен сломать даже лучших. Даже вы, чтобы вы там не говорили, если вам предложат жить вечно…

— А с чего вы взяли, что мне не предлагали?

— Серьезно? Кто?

— Ваша старая знакомая. Она очень активно ищет способы запустить к нам свои щупальца. И меня вниманием тоже не обошла. Именно обдумывая её предложение, я и пришел к тем выводам.

— А вы куда интереснее чем я ожидал. Моей, как вы выразились «старой знакомой» редко отказывают и уж совсем редко могут об этом похвастаться лично.

— Спасибо за комплимент.

— «Pozhalujsta»… — Старпом, осушил стакан и прикурил новую сигарету от окурка, — А вот Роберт, к моему разочарованию, оказался не столь стоек к соблазнам. И не поверил мне, когда я сказал, что не знаю, как ему стать бессмертным.

— Он начал искать способ?

— Это полбеды. Вторая половина — в тех кто ему в этом помогал.

— Семью Вольфганов имеете ввиду?

— Простите — я все время забываю, что вы не просто ученый. Так понимаю, эти ребята попадали в поле зрения вашей конторы?

— Было-б странно, если бы не попали. Насколько я в курсе, до встречи с Петерфельдом, они были фабрикантами?

— Да. И владели целой кучей работных домов, откуда набирали для Петерфельда подопытных.

— А потом присвоили его разработки?

— Пытались отбить затраты. К счастью, Роберт был циничной и самовлюбленной сволочью похлеще меня. А меня в этом, поверьте, сложно переплюнуть. И он не собирался делиться таким секретом с этими недоумками поэтому, как только понял, что близок к разгадке, сделал им ручкой и свалил в туман. Да, кое-что Вольфганы присвоили и даже сумели на этом еще больше разбогатеть, но поверьте — того, к чему стремились они не получили.

— Он не хотел наплодить бессмертных?

— Не хотел. Бессмертие, точнее даваемые им возможности, сильное оружие. Но только до тех пор, пока оно в руках у тебя или небольшой кучки избранных. Вольфганы же — торгаши. Они бы стали продавать это оптом и в розницу что, сами понимаете, «не то пальто».

— То есть Петерфельд изначально не хотел ни с кем этим делиться?

— Разумеется. Использовать как приманку для дураков, дабы получить от них денег на свои исследования — да. Но на самом деле дарить Вечность кому-то, кроме себя-любимого — нет.

— Так он не из-за конфликта с Церковью Континент покинул?

— И из-за этого в том числе. Или вы думаете, что высший клир не желает жить вечно? Его все местные элиты спонсировали. Вместе или по очереди. А когда его рожа примелькалась, он сменил тело и, под видом сына, продолжающего изыскания отца, обобрал всех по второму разу и свалил на Амен, где перекинулся в внука и занялся уже ими. Правда там ему слегка не повезло. Аменцы, после того, как он наобещал им с три короба и пары неприятных инцидентов, зафигачили его в Острова, на закрытую базу. Откуда свалить было сложно…

— Он у вас прям аферист какой-то получается. Столько времени водить всех за нос… Кстати — как ваша «старая знакомая» на него внимания не обратила? Учитывая, что вы говорите про бессмертие, она должна была его сразу заприметить, как потенциальный источник утечки важного для неё секрета.

— Кто вам сказал, что не обратила? Сразу, как только он сменил тело, продемонстрировав, что не просто молол языком, она взяла его на короткий поводок.

— Тогда почему, с её то связищами в Церкви, она не смогла уладить его проблемы с клиром?

— Смогла. Именно поэтому Петерфельд уехал в Амен, а не в «уютную» келью на минус бородатом этаже Цитадели Ордена Чистых. Но я обещал не обсуждать её дела. С вами в том числе. Так что давайте сменим тему, тем более, что я и так уже много сказал. Ваша очередь… И мне интересно, кем вы меня считаете? Вы же наверняка читали мое досье?

— Читал? Писал! Пока вы с Варениковым не спутались, ваше досье наполовину из моей писанины и состояло. Я же не только по археологии ГБ консультирую, но и по мифологии. А в ней вы наследили изрядно… Есть архетип такой. «Трикстер» называется. Аморальный с точки зрения современной ему культуры нарушитель устоев, хаотичный, непредсказуемый мистификатор, лжец, гедонист. От мошенника трикстер отличается тем, что собственное обогащение его не интересует. Он обманывает не чтобы что-то получить, а, главным образом потому, что может.

— Пока похоже.

— Весьма…

Зазвонил телефон Домоседов снял трубку и обменявшись несколькими короткими репликами, развел руками.

— Дома потеряли… Я сказал, что задержусь, но кто-ж знал что так надолго? Час ночи уже, что ли?

— Вам пора?

— Не. Я мальчик взрослый — могу дома и не ночевать. Значит похоже на вас говорите? Только вот это не вы.

— Внезапно…

— Это ваша маска. Которую вы надели потому, что себя настоящего не помните. Не помните дом, лицо матери, руки отца. Избегаете говорить о родине, потому, что от неё только смутные тени остались. Поэтому вы постоянно изобретаете себе маски в надежде, что какая-то вызовет у вас какие-то чувства. Пытаетесь вспомнить кто вы есть, перебирая личности и образы…

Старпом, слушавший это с отрешенной полуулыбкой, удовлетворенно кивнул.

— Неплохо… Вы смогли засечь посмертный распад личности. А звонок «из дома», я так понял, был условным сигналом, разрешающим вам слить мне эту информацию?

Взяв со стола бутылку, Старпом сам разлил и протянул стакан молчавшему с виноватым видом Домоседову.

— Одаренные этого сделать не могут, значит у вас уже есть технические средства. Учитывая вашу элементную базу — что-то вроде «Эхо-метода» с последующей фиксацией самописцем, либо на чувствительную пластину. И пока я посмеивался над тем полковником, который пытался давить на мое честолюбие, он перебирал раздражители, чтобы вы могли меня изучить? Неплохо. За это стоит выпить… — опрокинув стакан, Старпом махнул рукой, — Да не стойте вы с таким видом… Я понимаю, что вы честный человек и сейчас вам не по себе от того, что вы думаете, будто я считаю всю нашу беседу сплошным враньем, ради того чтобы вытянуть из меня нужные сведения.

— Извините…

— За что? Вы полностью правы. Я действительно просто тень себя настоящего, созданный из сплошной лжи. Я не помню ни родителей, ни друзей, ни родину. Все что мне осталось — это играть. Играть со своими жизнями, с чужими жизнями. Играть в любовь, в ненависть, в дружбу… И поэтому я, как никто, люблю хорошую игру. А хорошая игра немыслима без хороших игроков. Как я уже упоминал — я питаю слабость к умным людям. Неважно, за меня они или против. Иметь дело с жадными идиотами скучно. Даже убивать их всякими веселыми способами уже не помогает. Знаете как я сошелся с Вадом?

— Его настоящее имя «Вадим».

— Вадим Вареников скрывался под именем «Вад Вареник»? Я даже не знаю — глупо это или гениально. Как бы то ни было, после того, как я прирезал курьера Мако, меня искала и полиция и мафия. Но только он догадался поискать там, где всё уже осмотрели. Понимаете? Он, возможно, не самый образованный человек, но головой пользоваться умеет. Не всегда правда, но для многих и это — недостижимая планка. Я даже начал испытывать к нему что-то вроде привычки. Поверьте — для меня это прям очень сильная привязанность. И я не хочу возвращаться к нему, а я не хочу, как раз потому, что он мне очень нравится. Я — херов магнит для неприятностей. И в моей компании он долго не протянет. Удивительно, что вообще столько протянул.

— Вы ему нужны.

— Зачем? Если все в порядке, он оправдан и может вернуться домой, то зачем я ему нужен?

Снова зазвонил телефон…

Предвозвестник Якобус посмотрел на расположенное в часовне изображение святой Акилины, скривился и кинул взгляд на часы. Он был один, без свиты. И это заставляло его нервничать поэтому, услышав за спиной перезвон, похожий на звук осыпающихся хрустальных осколков, он быстро обернулся и отшатнулся. Лезвие кривого, похожего на фалькату клинка, застыло в миллиметре от его кадыка.

— Хотел меня видеть? — холодно осведомилась Миледи, — Судя по всему, у тебя было намерение со мной серьезно поговорить? Топнуть ножкой? Потребовать ответов? Ну давай… Я слушаю…

— Госпожа… — Якобус попытался отстранится, — Я просто хотел понять, что происходит…

— Что происходит? Давай я тебе объясню, что происходит… Ты прятал от меня голову Дуллахана, хотя знал, что я её ищу по всему миру. Прятал в том самом хранилище, что я для вас построила. Тебе казалось это ироничным, да? Возможно, даже, символичным? Ты знал, чья это голова? Знал, зачем я её ищу?

— Н-нет…

— Тогда зачем прятал? Думал, что это что-то очень ценное и пытался понять, почему? Не мог придумать, что бы у меня выторговать за неё?

— Нет, госпожа! Конечно же нет!

— Не лги мне, червь… Ты — сраный торгаш. Твое место — стоять на рынке с весами. Это я вознесла тебя так высоко. И вот так ты мне решил отплатить за это, да?

— Смилуйтесь, Госпожа… Я не хотел… Это все Пудис… Он решил, что Дуллахан может дать ему Вечность… Он хотел её исследовать… Использовать в своих ритуалах. Я недавно занял его место… Я не знал, что она там.

— Врешь…

— Совсем недавно узнал. Не успел сказать вам… Пожалуйста…

— Как же ты мерзок… — Миледи медленно опустила оружие, которое растаяло словно сделанное из дыма, — Ты жив только потому, что другие не лучше. Но если еще раз в твою голову взбредет хотя бы тень мысли предать, утаить, умолчать, то помни — за тобой целая очередь желающих примерить одеяния Предвозвестника…

— Спасибо Госпожа… Спасибо… У меня даже мысли не было… — Якобус, кряхтя, поднялся, низко кланяясь и некоторое время стоял не решаясь заговорить, — Но Госпожа… А как же реликвии? Как же «Эвокат»?

— Спроси об этом у своего нового друга. При встрече. Которая может случиться раньше, чем ты думаешь.

— Это он их забрал? Но почему ваши люди его не остановили?!

— А ПОЧЕМУ ЕГО НЕ ОСТАНОВИЛИ ТВОИ ЛЮДИ!!? — глаза Миледи вспыхнули желтым и Якобус снова рухнул ничком, закрывая голову руками, — КАКОЕ ПРАВО ТЫ ИМЕЕШЬ СПРАШИВАТЬ МЕНЯ, ЕСЛИ ЭТО ВЫ ОБОСРАЛИСЬ!!? «ОСКОЛОК» ПРИШЕЛ В ТЕЛЕ ВИДЯЩЕЙ, ЗАХВАТИЛ ЦИТАДЕЛЬ ОРДЕНА, КОТОРЫЙ ПРИЗВАН БОРОТЬСЯ С ПОДОБНЫМИ УГРОЗАМИ, А ТЫ СПРАШИВАЕШЬ, ПОЧЕМУ Я НИЧЕГО НЕ СДЕЛАЛА, ЧТОБЫ СПАСТИ ВАШЕ ДОБРО!!? ПОЧЕМУ НИЧЕГО НЕ СДЕЛАЛИ ВЫ?!!

— Виноват, Госпожа… Я больше не позволю себе подобного! — Якобус тяжело дыша отполз стенке, — Но молю… Скажите, хотя бы, куда он их дел?

— Ты тупой? Или глухой?

— Я не хочу вам докучать, Госпожа, но Великий Магистр требует от меня ответов…

— Пусть, тогда, придет ко мне лично. Я все сказала…

Развернувшись, Миледи вышла из часовни. Дождавшись, пока снаружи раздаться хрустальный перезвон, Якобус, пошатываясь, поднялся, отряхнулся и огляделся с таким видом, как будто впервые видел это место. Кассий с несколькими Ликторами ждал его внизу у тропы.

— Вам нехорошо, Предвозвестник..?

— Удали лишних… — повинуясь жесту, Ликторы отошли на почтительное расстояние, — Да, мне очень нехорошо…

— Что случилось? Она ответила на вопросы?

— Частично… Она не отрицает, что это были её люди… Но и не подтверждает… И она в гневе…

— На вас? За что?

— Пудис утаил от неё то, что она искала…

— Но при чем тут вы?

— Не важно. Не твое дело.

— А корабль? Артефакты? Пленники?

— Их забрал Альва… Так она сказала.

— Вы ей верите, Предвозвестник?

— Нет… Но и требовать ответов не могу.

— Почему? Это же всего лишь ведьма, которую терпят потому, что она оказывает услуги Церкви? Или Силус был прав?

— Я не собираюсь вам ничего объяснять, Магистр… — подчеркнуто холодно ответил Якобус, — В отчете наверх напишите, что это было вторжение твари из Бездны захватившей Видящую Марту, потому, что Орден Одаренных забыл о мерах предосторожности. Мы справились с Кризисом, а об остальном распространяться не обязательно.

Кассий, замолчав, отошел, глядя как Предвозвестник нетвердым шагом идет к машине. В наступившей тишине было слышно, как он скрипнул зубами.

Домоседов, охая, поворочался на громадном старом диване, потом приподнял голову, огляделся и вяло махнул Бесфамильному, который стоял над ним с покоящейся в авоське трехлитровой банкой пива, которые сильно диссонировали с его безупречным костюмом и легким пальто.

— Как вы, Олег Вячеславович?

— Бывало и лучше… — Домоседов с трудом сел, — Позволите?

— Для вас и нес…

Благодарно кивнув, Домоседов содрал с банки крышку и принялся опустошать её жадными глотками.

— Ох, как же вы вовремя… Простите… Будете?

— Нет, спасибо, я за рулем.

— Ну я тогда допью… Вы уж извините, что вас так встречаю… Сейчас немного в себя приду и самоварчик поставлю…

— Да я сам зашел извинится, что втравил вас с это все. Вы человек прямой, честный… Не по вам все эти игры.

— Я — офицер Гос Безопасности… А значит делаю то, что надо…

— И неплохо делаете, должен сказать. Вам удалось расположить его к себе и получить массу занятной информации.

— Да. Только в конце расклеился…

— Не ваша вина. Вы следовали нами установленному плану. Кстати… Видели бы вы какой скачок был на записях! Когда он понял, что мы его зацепили. Я даже начал переживать за вашу безопасность.

— А мне показалось, что слишком спокойно отреагировал. Будто знал…

— У него завидное самообладание.

— Ну еще бы…

Домоседов, тяжело ступая, побрел по коридору до уборной из которой раздавался плеск воды и фырканье, а потом — шарканье зубной щетки. Через пятнадцать минут Домоседов вышел полностью преобразившимся, взял самовар, налил в него воды и, поставив на подоконник, принялся совать внутрь щепки, руками кроша березовые полешки, сложенные возле отделанной плиткой печи.

— Сейчас все будет, Валерий Радиславович… Негоже приличному человеку утро с пива начинать.

— Считайте, что отпраздновали удачную операцию.

— То есть все хорошо сложилось, в итоге?

— По большому счету — да. Мы получили новую информацию, подтвердили кое-что из старой. Все складывается как нельзя лучше.

— Вот и чудесно… А то я уж переживал… Когда он так быстро обо всем догадался…

— Не первый день на свете живет… И не первый век.

— Мне вот интересно… — Домоседов раздул щепу и, надев трубу, развернул её в окно, — Он старше вас, как думаете?

— Старше… Матренин получил новые данные и теперь звонит мне каждый час, сообщая что-то интересное об этом гражданине.

— А как вы думаете — он раскусил вас? Ну что вы такой же как он?

— Я не «такой же», в том-то и дело… Я просто не умираю. Но, если умру, то умру навсегда. А он способен возвращаться. Он как идея. Идею нельзя убить. Можно только уничтожить питательную среду для неё. Но, учитывая кого он выбирает в качестве доноров, нам до этого еще далеко.

— Судя по голосу, вы ему завидуете…

— Завидую. Но не поэтому… — Бесфамильный достал из кармана ручку и, сняв колпачок, посмотрел на кончик, — Перья… Раньше они были гусиные. Я потратил кучу времени, чтобы научится их правильно затачивать. А когда все таки научился, появились металлические. Я к ним еще толком не привык и уже еще что-то там изобрели… С шариком каким-то. Чем дольше ты живешь, тем сложнее привыкать к новому. Для него же это не проблема. Он быстро учится, принимает мир со всеми его изменениями, таким, какой он есть… Вот это действительно вызывает у меня зависть.

— Кстати об этом вот обо всем… У меня появилась новая догадка. Только что осенило. Вы «Бесфамильный» потому, что в те времена фамилий в принципе не существовало.

— Как и отчеств…

— Я не угадал?

— Нет… Но эта версия мне нравится больше чем то, что я «Бес Фамильный». То есть нечистый дух служащий некому роду.

— Да елки-палки… — расстроено отмахнулся Домоседов прислушиваясь к бульканью в чреве самовара, — А хорошая идея была.

— Хорошая.

— Может все таки скажете? А то я всю голову уже изломал…

— Ладно, — усмехнулся Бесфамильный усаживаясь на диван, — Вы нам помогли, так что с моей стороны будет форменным свинством не удовлетворить ваше любопытство. Все очень банально. Когда я поступил на государственную службу, то меня внесли в разрядные книг как «Валерий Радислава сын бесфамильный». То есть к дворянской фамилии не принадлежащий.

— Серьезно?

— Да. Вы как историк, должны знать, что в те времена, у людей не принадлежавшим к знатным родам, было имя и отчество указывающее на родителя, а вместо фамилии использовалось название места откуда он родом, профессия или какая-то отличительная примета, как вот у вашего предка, например, любившего сидеть дома.

— А вы место рождения и род занятий не афишировали?

— Ну, во первых, о том месте где я родился, в то время никто не слышал, так что начинать службу с того, что тебя сочтут самозванцем — так себе идея. А род занятий… Я много чем занимался…

— Я в том смысле, что вы были прообразом сказочного злодея.

— Был. Не самый лестный моему самолюбию след в истории, но какой есть.

— А почему вы решили на службу устраиваться? С вашим-то опытом и знаниями?

— Поумнел…

Бесфамильный встал, чтобы помочь Домоседову переставить вскипевший самовар на стол и, в ожидании пока заварится и настоится чай, окинул взглядом кабинет.

— Сейчас мы сидим на окраине столицы, которая кажется всем древней как история. Но я помню время, когда на её месте были густые леса. Потом — поля. Потом — несколько деревень окруженных частоколом. Да — у меня много знаний и опыта. Я могу походя вычислить любой заговор и определить будущего изменника по тому, как он пачкает пеленки. В этом моя сила. И моя же слабость.

— Какая же это слабость?

— Старость. Я стар внутри. Я слишком много видел. В ответ на каждую идею, я могу назвать сто причин, почему это не сработает и тысячу вариантов, как все может пойти не так. Поэтому старики не могут двигать мир вперед. Это делают те, кто еще не знает, что это невозможно.

— Но вы можете уберечь их от ошибок?

— Могу. И девятьсот девяносто девять тысяч девятьсот девяносто девять раз окажусь прав. Но мир делает шаг вперед благодаря тому одному разу из миллиона, когда ошибаюсь я и невозможное оказывается возможным. И если дать мне право решать, он застынет на месте. Вы говорили вчера о лигнар. Именно это их погубило. Это был мир бессмертных. Мир молодых стариков. Он застыл и сгнил изнутри и не важно, что в итоге на него обрушилось и раздавило. И так же было со всем, что строил я. Поэтому лучшее, что я могу сделать — это дать остальным пробовать и ошибаться, следя лишь за тем, чтобы эти ошибки были болезненными, но не фатальными.

— Благородно…

— Одно из преимуществ возраста. Избавляешься от иллюзий. На свой счет в том числе.

— Вот вам бы, а не мне, с ним поговорить начистоту.

— Нет, спасибо… Мы уже, как-то, общались.

— И?

— Он меня убил. Почти. Хорошо, что тогда у него опыта было меньше чем сейчас. Шесть тысяч лет прошло, как-никак.

— Думаете, до сих пор на вас злится?

— Нет. Но вдруг он, как и я, перфекционист и не любит оставлять неоконченные дела? Я ведь тогда соврал. Я ужасный трус и боюсь смерти. Спасибо…

Приняв от Домоседова свежезаваренный чай, Бесфамильный вернулся на диван и, ностальгический усмехнувшись, принялся дуть на чашку.

«Розалинда» стояла у причала, принимая пассажиров и груз. Пока взмокшие, несмотря на нежаркий день скупой на тепло залесской весны, биндюжники, под пристальным взором таможенного офицера, таскали в трюм тюки, у трапа стюард встречал пассажиров, проверяя билеты, объясняя, куда им идти и распоряжаясь насчет багажа. Следуя указаниям, высокий джентльмен с бледным лицом и такими синяками под глазами, как будто он только что крепко получил в лицо, поднялся по трапу и подергал дверь каюты. Она оказалась заперта. Недоумевая, он подергал еще раз. Щелкнул замок, дверь распахнулась и на него, с вопросительным видом, уставился худощавый темноволосый субъект в халате и с бокалом виски в руке.

— Простите, сэр, видимо произошло недоразумение, но это, моя каюта.

— Серьезно? О! Скузи, синьоре… Но я следовал указаниям персонала.

— Я тоже.

— Разрешите взглянуть на ваш билет.

Не дожидаясь ответа, субъект выдернул билет, который джентльмен еще держал в руке, зачем-то взмахнул им, изучил и, вернув, принялся искать свой. Поиски заняли изрядное количество времени и сопровождались непереводимым фессалийским жаргоном, заставлявшим все еще торчавшего на пороге джентльмена морщится, а, в конечном итоге, пропажа обнаружилась в кармане халата.

— Странно, синьоре… Но у меня указана именно эта каюта.

— Может вы перепутали палубы?

— Возможно… Я знаете ли, бываю рассеян. Посмотрите сами.

Взяв в руки билет, джентльмен удивленно вскинул бровь, посмотрел на номер каюты, огляделся, потом снова внимательно изучил свой билет и вскинул бровь еще выше.

— Я решительно ничего не понимаю. У меня должен был быть билет первого класса!

— А какой у вас?

— Третьего… Это всё какая-то ошибка!

— Возможно, сеньоре. Вы лично покупали билет?

— Н-нет… Мне его заказал секретарь…

— Здесь?

— По телеграфу… Из главного офиса…

— О, синьоре! После штормов связь все еще никуда не годится. Лонгские «Фёст» и «Фёд» весьма похожи по звучанию. Их очень легко спутать! Вот поэтому, если у меня нет возможности приобретать билет лично, я всегда беру второй класс. Комфорт не тот, но «Сэконд» не путали никогда.

— Я благодарю вас за столь увлекательную историю, сэр… — судя по тону, джентльмен едва удержался от того, чтобы послать собеседника в известное место, — Но что мне теперь делать! Я не могу ехать третьим классом!

— Мамма-миа! Это легко! Первый класс никогда не бывает битком! После посадки подойдите к экипажу и, за пару хрустящих купюр, они решат ваш вопрос!

— Давать взятку?

— Вы говорите таким тоном, как будто это что-то плохое.

— О, простите… Я уже обратил внимание, откуда вы.

— И наверняка не угадали! Вы же думаете, что я фессалиец, верно?

— Многое говорит в пользу этой версии.

— Потому, что я хочу, чтобы люди так думали. На самом деле я с Доминиса.

— Вы, надеюсь, шутите?

— Нисколько, господин… — джентльмен аж вздрогнул от того, как внезапно изменился голос и акцент собеседника, превратившись из фессалийского щебетания в гортанное шипение, — У моей родины неважная репутация, поэтому я люблю прикидываться фессалийцем. Помогает располагать к себе людей, что важно в моей работе.

— А чем вы занимаетесь, если не секрет?

— Размещаю заказы на постройку кораблей. А здесь меня интересовала сталь. Залесские стали, по соотношению «цена-качество», равных себе не знают.

— О! Выходит мы коллеги. Джон Диверс — Фирсмоустерские верфи. Я тоже интересовался закупками стали.

— Вас мне послали сами небеса! Антонио Румата. По документам… Теперь, когда мы представились, законы гостеприимства требуют пригласит вас к себе. Посадка будет идти еще долго. Не будете же вы все это время сидеть на чемоданах в коридоре? Предпочитаете виски или что-то полегче?

— Бренди… Я думал, что привык к промозглой погоде, но местное межсезонье — это какой-то ужас…

— О! Зеленая зима тут еще ничего, но вот белая… Скажите, а ваша верфь имеет опыт постройки быстроходных судов? Мой клиент ищет, кому бы заказать быстроходную яхту.

— Ваш клиент хочет яхту, или «яхту»..?

— О! Я думаю мы с вами договоримся, господин.