На дальних берегах. Том первый

Глава 20 Малатан

Совещание окончилось. Харченко, поднявшись, кивнул Гущину давая понять, что есть дело. Тот понимающе кивнул в ответ и, дождавшись пока выходящая из кабинета толпа рассосется, подошел к начальнику Первого Отдела.

— Ну что, Семен Николаевич? Можно вас поздравить?

— Вас тоже, как я понимаю? Такую сеть размотать.

— Да… Работаем. Вы по этому поводу хотели поговорить?

— По этому… — Харченко передал ему картонную папку, — Наши заклятые друзья обеспокоены той дырой, что вы сделали в их системе наблюдения, поэтому будут латать. Тут агентурные данные на лиц, которые направлены сюда с этой целью. Ваша зона ответственности, вам и карты в руки.

— Спасибо… — открыв папку, Гущин бегло просмотрел личные дела, — Какие люди!

— Ну, как всегда — выбирают «лучших».

— Точнее и не скажешь. Ладненько — встретим как родных. Это все?

— Нет. Насчет Коваля… Он передал шифр «Хрусталь».

— Ого…

— Да. Поэтому возьмите под наблюдение всех, с кем у него есть связь — родню, коллег, одноклассников, девочку ту из Долгоморска… Полная изоляция. Чем меньше контактов наружу, тем «Баюну» будет легче работать.

— Сделаем. Будет тяжело, но сделаем.

— А когда легко было? Ладно — побегу я. У нас там тоже своих шуток — месяц смеяться.

Пожав Гущину руку на прощанье, Харченко зашагал в сторону лифтов.

Трофейный катерок урча мотором греб на максимально доступных ему семи узлах. Михай, расплывшись от удовольствия, ворочал штурвалом, напевая какую-то песню. Багир ковырялся в машинном, затейливо матеря не в меру меткого Федора который, стреляя длинными очередями, умудрился засадить в цель больше половины пуль, дырки от которых ему приходилось заделывать. Маммала и Точилка, взятые в качестве проводников, убирались в жилых помещениях. Прежние хозяева оставили там жуткий срач, но что для одного мусор, для другого — сокровище, поэтому Механики широким жестом разрешили островитянам, в обмен на приборку, забрать себе все, что те найдут в этом хламовнике. Правда катер уже обыскали сверху до низу как Багир с Михаем, так и Федор с Чумой, Боцман и даже Сыч, но об этом Маммалу с Точилкой предупредить забыли.

Так что, когда Точилка, высунувшись, хитро поинтересовался, точно ли они могут оставить себе все, что найдут, Михай немного растерялся. Багир, однако, успокаивающе кивнул и, ударив себя в грудь, заявил, что их слово — железо, поэтому раз сказали, что все их, то так оно и есть.

— Ви, пане, точно уверенный? Бо, судя по обличчю, вони там щось дуже ценне нарили.

— Вах — увэрэн! Сэйчас сам увыдыш!

— Добре, коли так. Було б дуже обидно зброю або гроши зевнути.

— С карманами! — раздалось снизу — И с воротником!!!

Точилка снова вылез, дабы похвастаться добычей. Михай похлопал глазами, потом облегченно выдохнул. В носовом кубрике, под койками, валялся забитый туда ногами ком грязной, слежавшейся до состояния камня и воняющей крысами одежды, рыться в котором они побрезговали. А вот Маммала с Точилкой не побрезговали и, теперь, примеряли обновки. Точилка натянул на себя парусиновый китель от тропической формы, с удивлением обнаружив на нем такую штуку как карманы и отложной воротник. По островным меркам, где основной одеждой была длинные рубахи простейшего кроя и саронги, это была немереная роскошь даже несмотря на пятна и дыры. Маммала, в первый раз в жизни примеривший брюки, был рад не меньше. И такого добра под койками было немеряно, так что они искренне считали, что Механики, по глупости, упустили целую гору сокровищ.

— Дивно виглядаете пан. Вам йде. Тильки ви б ие вистирали бы трохи, а то смердить так що очи риже, — показав ему большой палец, Михай отклонился в сторону брезгливо сморщившись, — Вид тией скели куди дали правити?

— Да мы уже на месте, дженаб! Это не скала! Это он и есть!

— От курва — ти хочеш сказати, що вин тут стильки стирчить, що на ньому вже лес вирос?

— Ну да, дженаб. Говорят еще с войны…

— Мати моя — чаривница… И шо нам тут шукати?

— Пайдэм — пасмотрым, раз прышлы… — рассудил, пожав плечами Багир.

Вылетевший на скалы сухогруз, с первого взгляда, казался безнадежным и бесполезным. Из кормовых трюмов уже проросли деревья, на надстройках тоже буйно колосилась какая-то растительность, а все остальное густо заплели вьюн и лианы. Однако, забравшись на палубу и оглядевшись, Механики поняли, что, возможно, не зря проделали свой путь. Дело в том, что сухогруз был построен на тех же верфях, что и «Марибэль», но относился к более ранней серии недорогих транспортных судов с деревянными корпусами. Поэтому, несмотря на меньшую на пятнадцать метров длину и более скромное водоизмещение, они имели между собой много общего, например грузоподъемность кранов, так что можно было ожидать, что и используемые лебедки тоже будут одинаковые.

На борту уже похозяйничали мародеры. Они выдрали все провода до которых смогли добраться, смотали все тросы, открутили все плафоны, сняли все стекла, кое где — двери, а так же повыкручивали болты и гайки, но выборочно. Изучив оставшееся, Михай выдвинул предположение, что у тех, кто разбирал судно, были ключи под метрический крепеж, в то время как при постройке использовался дюймовый. Поэтому и осилили далеко не все.

Кроме того, крупные узлы и агрегаты им так же оказались не по зубам. Например, они скрутили электродвигатель с одной из лебедок, но уволочь не смогли и так и бросили валяться рядом вместе с остатками самодельной волокуши, для сооружения которой они разобрали часть палубного настила. Еще большая дыра была проделана в районе кормы. То ли кому-то понадобились готовые доски, то ли плот делали, чтобы увезти за раз побольше.

Машинное отделение, ожидаемо, оказалось полузатоплено, что не помешало раздербанить топливный генератор и поснимать с двигателя и вспомогательных механизмов все, что можно. Амяза интересовал генератор и Багир, рискуя навернуться, спустился вниз по полуобвалившимся сходням и осмотрел его. Долгое пребывание во влажном климате и мародеры на пользу генератору не пошли, однако, внутрь, несмотря на все старания, те забраться не сумели, так что какая-то надежда еще оставалась.

Так же можно было восстановить лебедки — громадные и обильно смазанные шестерни редукторов пострадали не сильно, массивные станины такими темпами гнили бы еще лет пятьсот, да и двигатели с залитым лаком нутром, после замены подшипников, чистки и балансировки можно было попробовать запустить.

Амяз, сосредоточенно наблюдавший как ползущий на автоподаче резец снимает стружку, дождался, когда тот дойдет до конца, промерил толщину, выключил станок и только потом обернулся на Капитана, который, дожидаясь пока Амяз закончит операцию, с интересом оглядывался по сторонам. В трюмах было сыро, так что механики решили поднять станки в громадное грузовое помещение под жилой палубой и, заодно, произвести ревизию находок. Набор был весьма странным. Токарных, например, было аж четыре штуки, причем самый большой пришлось поднимать по частям. Фрезерных было тоже несколько видов, причем механики объяснили, что некоторые, это вообще не фрезерные, а расточные, хотя, для неспециалиста, выглядят похоже. Еще был дикого вида «строгальный станок». Капитан, чей опыт в металлообработке ограничивался уроками труда в школе, увидев его только озадаченно хмыкнул. В его понимании «строгание» являлось прерогативой столярного дела так что то, что обстругать можно и кусок стали, стало для него небольшим открытием.

Механики же, в свою очередь, долго гадали для чего такой набор станков необходим, выдвигая самые разные версии, пока Кара не залезла в документацию и не выяснила, что это все предназначалось для оборудования аменских флотских мастерских. Поскольку от базирования флота в Островах Амен, как и остальные, отказались, все это, видимо, так и осталось на складах, откуда было благополучно украдено. Как можно украсть что-то, что не каждый кран подымет тоже было вопросом, но, вспомнив историю появления на борту холодильника, остальные решили, что «сложно — не значит невозможно» и, согласно покивав, вернулись к делам.

— Я нушен? Слушилос што-то?

— Нормально все… — задумавшийся Капитан, наконец, заметил, что Амяз уже давно стоит и вопросительно смотрит, — Просто зашел узнать, как дела. Смотрю, ты тут наслаждаешься процессом?

— Ясс! Ошень хороший станок. Тошный…

— Раз станок подключили, значит генератор наладили?

— Налашиваем. Там надо с подашей топлива што-то сделат. А луше другой найти. Спесиальный. Этот хорошо работает только пока на якорях стоим.

— А топливный генератор как?

— В тестовом решиме. Сейшас проверяем выход. Стрешни надо хорошие. Эти пойдут, но луше другие.

— Выяснили, почему мы основную силовую установку завести не смогли?

— Ясс. Топливные насосы совсем-воопше сабиты. Осадок пошел и все… Сабилис. Ошен давно нишего не обслушивали.

— Ясно. Сколько времени надо?

— Месяс.

— Быстрее никак?

— Нет. Совсем-воопше все надо расбират, шистить, собирать.

— А помощники наримановы… — Капитан машнул в сторону Пина и Ержана, которые мыли что-то в большом жестяном корыте, — Никак не ускоряют?

— Ускоряют… Бес них — два месяса.

— Беда. Ладно… Значит, тогда, придется вас тут оставить.

— Оставит!?

— Ну да. Твои парни мысль двинули здравую — у нас машина обслужена, они там, вдвоем справятся, так что мы вас с Карой тут оставим, с судном заниматься. А сами до Малатана метнемся. Надо Ксюху домой доставить. Антоху, заодно, туда направим. Чегой-то этот засранец давно на связь не выходил… Сказал, дела у него на Континенте и пропал. По кабакам, небось, гуляет. Пойду, Ганса потормошу. Надо что-то со связью придумать.

Вытерев руки тряпкой Амяз вздохнул и огляделся. Ему было очень не по душе оставлять «Интернационал», пусть даже не надолго. С другой стороны, «Марибэль» он тоже знал и знал хорошо. И, в отличие от «Интернационала», она прямо таки кричала о помощи на слышном только саргашам языке. И это рвало Амяза на части. Он давно хотел сделать здесь все «как надо». Но раньше не было ни инструмента, ни материалов, ни времени. Торговое судно должно работать. Владельцы бы не позволили просто поставить его на прикол, чтобы он мог вдумчиво перебрать все нутро, откапиталить механизмы, почистить, наладить, отстроить. Теперь же это стало возможным. Цена данной возможности — оставить «Интернационал» на Багира с Михаем. Амяз их знал, знал их квалификацию и знал что они без проблем справятся с поддержанием корабля в рабочем состоянии. Однако, все равно чувствовал себя обязанным контролировать все лично. Капитан, гладя на отражавшиеся на его лице муки, сочувственно покивал.

— Ты это… Прикинь, чего тебе надо будет. Материалы там всякие, запчасти. Мы, если что, поищем. Тут или на Малатане.

— Ясс… Ошень много всего нушно будет. Нушно список всякий-расный составлят. Нушно инструменты сабрат. Вещи…

— Да — давай… Подумай. Я тоже подумаю. Нариман — мужик серьезный, но на его парней надежды мало, так что я подумываю еще пару бойцов с вами оставить.

— Вы если оставлят людей будете, вы рулевого оставте одного.

— А вы куда-то собираетесь?

— Совсем-воопше на всякий слушай. Мало-ли што слушится? Штобы мошно было судно перегнат в другое место.

— Тоже верно… — Капитан задумался, — Жанку вам, что-ли, оставить? Не — ей практика еще нужна… Марио… Федор! Федора с вами оставлю. И Чуму. Служба тут предполагается «не бей лежачего», а я их как раз обещал за проявленную отвагу поощрить. Вот и командирую обоих сюда. К тому же, они к местной духоте устойчивые… Ты как? Не против?

— Ясс! В смысле, совсем-воопше не против… — капитанская манера строить такие вопросы на залесский манер регулярно ставила Амяза в тупик, — Федор ошен ответсвенный!

— А Чума?

— Ошен тихая. Мешат не будет.

— Ну вот и ладушки… Чего точишь, кстати?

— Втулки ремонтные. Их перед сапрессовкой охладит надо. Холодилник нушен.

— Понял. Ну ты не торопись — делай как надо. Мы же не прям завтра уходим.

Закурив, Капитан попытался выйти, но в него чуть не воткнулся с разбегу несший радостные новости Михай.

— Выбачаюсь!

— По какому поводу такие скачки? Вы где, двое, были все утро?

— Обламки издили оглядати… Тут, близенько, милях в семи, судно на скелях стирчить. А там… Мама моя ридна..! И лебидки залишилися и допоможни механизми. Аборигени каюти подербанили, та провода повисмикували… Настил палубний розкрили, нахера-то, обезяны грязнозадые. Але так-по мелочи… Все велике на мисци.

— Ну оно и понятно, что на месте. Там любой агрегат тонну минимум. Чем они его сдернут? Только ржавое уже, поди?

— Обдеремо, помиемо, пофарбуемо — дилов-то? Все простише, ниж з нуля виготовляти.

— Тоже верно… Предлагаешь сходить и приволочь?

— А що воно там гнити буде? Нам потрибнише.

— Тогда предупреди Амяза, спроси, что надо в первую очередь, возьми инструмент, а я, пока, пойду, прикажу готовится.

Осмотрев остатки сухогруза в бинокль, Капитан кинул взгляд на Михая и Багира, которые, стоя на баке, интенсивно жестикулировали, обсуждая, что брать в первую очередь. Его тоже терзали сильные сомнения насчет того, что на судне, которое уже успело превратится в поросший деревьями остров, может остаться что-то полезное, но, как любил повторять мичман в учебке: «Не говори специалистам как работать их работу или они скажут: „Пиздуй и сам делай, раз такой умный“, и посмотрим, как ты запоешь». На мостик поднялся Боцман.

— Разрешите?

— Разрешаю. Тоже хочешь с ними пойти?

— Да. Они говорят, там уже пошарили, но вдруг чего полезного кроме механизмов присмотрю?

— Дело хорошее. Добро.

— И это… Я правильно понимаю, что мы на «Марибэль» четверых откомандировываем?

— Ага. Там работы на месяц, если не больше. Успеем до Малатана обернуться.

— А кого, уже определились?

— Да. Амяза с Карой и Федора с Чумой. А что? Есть варианты лучше?

— Не. Я просто прикидываю… Ну по своей части. Сколько пайков оставить, сколько вещевого довольствия. На Тайгу, к примеру, двойной надо. А че вы их с рыжей не оставили? Пусть бы они там… А не тут. За стенкой…

— Амяз хочет, чтобы один рулевой был. На всякий. Я согласился.

— Ага… Ну если на всякий, то да, — Бардья, задумавшись, кивнул, — Все — вопросов нет. Сейчас с этим разберемся и я буду готовится.

— Да. Давай решать вопросы по мере поступления. Тайгу, кстати, с собой возьми. И подружку ейную. Вы, вроде, сработались?

— Ну как сработались… Понимать их начал. Рыжая же, в основном, молча. Друг с дружкой сидят в уголке и она там большой че-то на пальцах объясняет. Док говорит, они свой собственный, на двоих, язык придумали. Пока с этими кранами возились, выяснил, что Келпи эта болтает, оказывается, так что хер заткнешь. Только жестами. Даже анекдоты травить ухитряется.

— То то я думаю, чегой-то Тайга, иногда, ни с того, ни с сего, ржать начинает?

— Ага. Ладно — возьму их. Лишними не будут.

Капитан кивнул и принялся набивать трубку. Потом покосился на Принцессу, которая сосредоточенно швартовалась к сухогрузу, щелкнул пальцами привлекая внимание, подал кисть чуть от себя, словно легко толкая бумажный кораблик и загнул пальцы влево. Принцесса, кивнув, сделала поправку скорости и курса, после чего её ладони зависли над штурвалом не касаясь, а сама она завороженно смотрела как «Интернационал» замедляя ход, замер в считанных метрах от борта сухогруза. И звонко рассмеялась.

— Поясни? — не понял причин столь бурной радости Капитан.

— Да вы просто говорили про Тайгу и Келпи… Как они общаются. Жестами… А потом мы с вами так же… Я просто подумала — мы уже так хорошо друг друга понимаем… Без слов…

— Ага! Ты в эту сторону… Ну да. На мостике понимание присутствует, ничего не скажешь.

— А в остальном?

— Ну ты с босой писей ко мне больше не заявляешься, так что и тут, судя по всему, понимание присутствует.

— Ну да… Тоже верно… — Принцесса грустно улыбнулась, — Вам не нравится мое внимание, я ведь права?

— Глупая ты, Жанка… Ой глупая… — чиркнув спичкой? Капитан раскурил табак, — Что значит: «Не нравится?» Я — мужик. Любому мужику женское внимание нравится. Предложи ты мне это в другой момент — я бы бегом побежал.

— А сейчас что мешает?

— Сейчас я — капитан. А ты — мой подчиненный. Понимаешь? Нет?

— Не понимаю. Амяз же с Карой — он же тоже Старший Механик, а она — просто…

— Амяз с Карой пусть как хотят. Это их дело. Что же касается тебя, тут вот какая маята. Ты, в своей компашке, вроде как, главная. Заводила. Но боишься этого до дрожи в коленях. Не спорь. Я помню как тебя колошматило, когда ты, тогда, ко мне пришла жопу свою закладывать. А сейчас ты вон какая бодрая и румяная. Спихнула всю ответственность за них на меня, ты и спишь крепче и на жизнь смотришь веселее.

— Есть такое… — Принцесса, шмыгнув носом, закрыла лицо руками и покивала, — Я боюсь их подвести. Не уверена, что справлюсь…

— До сюда же ты их довела? Ай, да ну тебя! — раздраженно махнул рукой Капитан, — Не уверена она… А в чем ты уверена? В том, что в койке хороша? Ну вот ты так по жизни и идешь: легла под того, кто повыше и красота. Сама устроилась, девок своих пристроила. Ты же так все себе представляла?

— Так… — из под все еще закрывающих лицо ладоней выкатились капли слез, — Еще героем себя чувствовала… Дура… Типа продам себя ради них… Зря я, видимо, тогда, от борделя сбежала…

— Не зря. И не сбежала еще. Бежишь… А я помочь пытаюсь. Дать тебе навыки кроме коечных и уверенность в них. И мне нужно, чтобы и ты, и все остальные знали, что ты тут, на этом корабле и в этой рубке потому, что можешь и умеешь, а не потому, что ноги раздвинула перед кем надо. Вот смотри: эта швартовка — отличная! Без подсказки бы вышел «недолет», но не сильный… Просто сложнее было бы притянуться. Начинаешь чувствовать корабль. Так держать. И никто не может сказать, что я похвалил тебя не за дело. И ты сама уверена в том, что похвалу заслужила тем, как со штурвалом управляешься, а не с другим местом… Поняла мою мысль?

— Кажется да…

— Вот и ладушки. Теперь оставайся тут и смотри в оба. Искать нас могут. А я пойду — гляну, че они там с этого антиквариата выковырять хотят… И глаза протри. Вот че вы, бабы, за люди? Чуть что — сразу в слезы… И не поговоришь нормально…

Пыхтя трубкой, Капитан вышел. Принцесса торопливо вытерла слезы, огляделась чтобы убедится, что никто не видит, как она тут ревет, походила по рубке кругами и, наконец успокоившись, принялась наблюдать за тем, как остальные лазают по наклонной палубе сухогруза в поисках чего-то полезного.

Механики, высадившись, принялись осматриваться. Багир с Михаем провели быструю экскурсию по намеченным к демонтажу агрегатам. Амяз благосклонно кивнул, потом осмотрел заросший ржавчиной крепеж.

— Совсем-воопше тяшело открутит будет.

— Аткрутым! — заверил его Багир, — Что аткручываэтся — аткрутым, астальноэ автогэном сдуэм!

— Ех, зараз би Бьернсона сюди, — Михай попинал один из болтов, — Вин диво добре зубилом орудував.

— Нэт эго! Тайга эст! Эй — большой жэнщин! Сюда хады — работа эст..!

— Че надо, на..? — поинтересовалась Тайга в своей неподражаемой манере, — Сам не справишься, на?

— Э! У мэня квалифицированный работа эсть! А тэбе простой доверым. Гайки крутыт… Сматры как надо!

Взяв громадный разводной ключ, Багир накинул его на заржавевшую полуторадюймовую гайку и налег на рукоятку. Гайка не поддалась. Стиснув зубы, Багир уперся ногой. Его лицо покраснело, на лбу вздулись жилы и из плотно стиснутых зубов и сжатых губ донесся комариный писк, плавно переросший в утробное «Ы-ы-ы-э-э-э-ы-ы-ы…» Остальные, глядя на это, сообразили, что гордый горец скорее порвет жилы и словит инфаркт и инсульт от перенапряжения, чем покажет перед женщиной, что задача ему не по плечу, и хотели его остановить, но тут гайка наконец стронулась. Багир, от неожиданности шмякнулся на палубу, вскочил и с гордым видом, будто так и задумано, скрутил её до конца.

— Вах! Выдела как надо! — гордо приосанившись, он небрежно кинул ключ скептически наблюдавшей за этим Тайге, — Я буду амэчать, какыэ скручыват, а ты круты. Что нэ сможэш — срэжем.

— Видела, на… Давай лучше показывай где, на… Здоровее будешь, на.

Багир хотел возмутится, но Тайга демонстративно взвесила ключ в руке, наложила его на соседнюю гайку и дернула. Раздался звонкий щелчок и шпилька лопнула.

— Ебать, на… Не в ту сторону крутанула, на… Так пойдет, на?

— Пайдэт… Главноэ, только памэченый так сворачывай. Он нэ нужэн. Астальной нэ трогай — он нужен.

— Беги, на, меть, на… Чтоб тебя не ждать, на…

Взяв мел, Багир и Михай начали ставить метки на том крепеже, который требовалось открутить. Быстро переметив все в зоне видимости, они отошли за надстройку, где Багир привалился к стенке закатив глаза.

— Що, пане, спина? — участливо осведомился Михай.

— Чут пазваночнык в трусы нэ высыпался… — шепотом признался Багир, — Пэрэд глазамы тэмно… Пыздэц какой-то.

— Знайшли ви пан, перед ким викоблучиватися… Що ви перед цей кобилою силою виришили хвалитися? Ви б ще з коровою надоями потягалися…

— Вах! Сам знаю, что нэ надо… Но астанавытся нэ могу! Гордост нэ позволяэт.

— Знайома. Гонор — вин такий… Ходити можете?

— Нэт — толко ползат.

— Беда. Вона вже сюди змищуеться.

Багир, несмотря на недавние слова, шустро вскочил и выглянул. Тайга действительно двигалась в их сторону спиной вперед, методично скручивая или срывая все помеченные болты и гайки. Особенно красиво получалось с креплением станин. Тайга присаживалась, подгибая одну ногу, а вторую выставляя далеко в сторону, накладывала ключ и рывком, сопровождаемым либо оглушительным скрежетом, либо щелчком лопнувшего металла, переносила вес с одной ноги на другую.

Перед ней пятились Маммала и Точилкой с благоговением наблюдая данное зрелище. Они никогда не видели ни такого инструмента, ни таких громадных девок, ни такой дурной мощи, способной рвать металл. Газорез, которым неподалеку орудовали Амяз и Кара, тоже впечатлял, но у него не было накачанных ягодиц, которые, напрягаясь, туго натягивали шорты сделанные из обрезанных штанов, поэтому смотреть на его работу было не так интересно. Багир тоже понаблюдал за этим с большим интересом, вздохнул и пошел метить крепеж дальше.

Открученное и отрезанное разбирали на узлы и агрегаты, которые были по зубам установленному на «Интернационале» крану и переправляли на борт. Когда палуба была заставлена, стали держать совет, что делать. Катерку до сюда ходу было час, но «Интернационал» мог обернуться гораздо быстрее. Так что решили, что он пойдет и выгрузит добытое на «Марибэль», а остальные пока передохнут и продолжат готовить к погрузке следующую партию.

— Казалос бы — бэсполэзный хлам, а вах, сколко палэзного нашлы! — Багир, присел в теньке обводя взглядом добычу.

— И не кажить, пане… Треба тильки внимательно приморгатися и прям хабар на хабари.

— Успэт бы только всэ до тэмноты пэрэвэзты…

— Не — до темноти не видвеземо. Там ще дви лебидки, плюс шватривни. Та ще з машинного треба дистати дещо. А це надбудову розбирати, або борт ризати. Точно не встигнемо. Та куди поспишати? До нас скильки лежало — никому справи не було.

— Мы можем построжить, дженаб! — вызвался Маммала, — Вы нам только еды оставьте и мы посторожим!

Он даже прошелся туда сюда с максимально серьезным видом, дабы ни у кого не осталось сомнений в том, что они могут выполнить эту тяжелую задачу с честью. Точилка интенсивно кивал соглашаясь с приятелем. Островитян инстинктивно тянуло к источникам халявы, так что, получив от Механиков такой царский, по их меркам, подарок, они акулами кружились вокруг надеясь, за мелкую необременительную помощь, получить еще что-то ценное.

Михай с Багиром скептически переглянулись. Оба придерживались мнения, что получив паек, оба «сторожа» нажрутся и залягут где-то в надстройке дрыхнуть до утра. Это уж не говоря о том, что два некрупных островитянина без оружия отпугнуть могут только чаек. Да и то если стая будет небольшой. Если прилетит больше десятка, то там никаких гарантий.

— Ми подумаемо. Ти мени краще б допомиг ось цей реминь видстебнути. Дам руци виддохнути поки…

Маммала с готовностью расстегнул указанную пряжку и Михай снял протез. И если бы сейчас из пустоты появился бродячий цирк со слонами, обезьянами и канатаходцами, промаршировал по воздуху и скрылся в разверзнувшейся морской пучине, это, пожалуй, удивило бы островитян куда меньше, чем человек, отделивший от себя руку. Побелев настолько, насколько позволяла их смуглая кожа, они вжались в надстройку, выпучив глаза и открыв рты, не отводя взгляда от протеза, который усевшийся отдыхать Михай положил рядом. Так их и застал проходивший мимо Боцман, который, сперва, не понял, с чего это местных хватил столбняк, но потом проследил направление их взглядов и понимающе кивнул.

— Михай?

— Що?

— Ты чего делаешь?

— Видпочиваю… «Отдыхаю», коли вам так буде простише.

— Вот кстати об этом — ты же умеешь на ислас разговаривать понятно? Ну я имею ввиду, понятнее чем сейчас…

— Вмиючи. Але, оскильки Ислас — це стихийно сформована смись ризних мов, або, як у нас кажуть, «суржик», то я, як единий в осяжному простори приполець, вважаю своим обовьязком обогащати його словами и терминами моей ридной мови.

— То есть ты специально?

— Ещли чи ще не подоба, моге зачать взбогачать Ислас о кшездь.

— Угрожаешь на кшездский перейти, что ли?

— Ось бачите — знайоми всього нчого, а ви вже дви мови з моею допомогою розумити почали!

— Я могу по гюйонски ответить, знаешь ли! Са мё фе шье, прекратит ту разводить этот бордэль дёмэрд анфа дёпют, вон — смотри, с тебя эти двое уже «ohueli».

— А ось останне — це вже не гюйонський…

— И тем не менее… Ты чего такого отмочил, что у них такие рожи?

— Та ничого я не робив! И взагали — чого видразу Михай? Вони там на жопу Тайги витрищалися. Може це вона им по чеполахе йобнула, ось их и перекрило?

— Тайга? Не — Тайга бы ебнула, они бы прям там и легли. Эй вы! C вами чего?

— У него рука… — Маммала скорчил гримасу подбирая слова, — Отдельная, дженаб!

— Ты только заметил?

— Я думал, это перчатка такая… А это — рука! И он ей шевелит, дженаб!

— Це все тому, що я багато з машинами працюю, — пояснил с ухмылкой Михай, — Ось сам, потихеньку, зализним претворяюсь. А ну як допоможи мени його назад надити!

Островитяне, с практически религиозным трепетом, помогли Михаю нацепить протез обратно, изумленно взирая как тот, для проверки, поднял искусственную кисть, несколько раз сжав и разжав её. Точилка и Маммала от избытка чувств чуть не грохнулись в обморок.

— То есть вы в машину превращаетесь, дженаб?

— Так… Е трохи…

— А остальные? Они тоже превращаются? — Точилка с подозрением оглядел Багира, ища у того железные части и, для верности, потыкал пальцем, — У вас что железное, дженаб?

— Нэрвы…

— Тут все у кого як, — подмигнул Михай недовольному такой фамильярностью Багиру, — Я, ось, зализною рукою обзавився. Амяз з Карою машини чути почали. Багир одним своею присутнистю може заставити зломане починитися. Кстати, дюже мешае в роботи. Кажуть: «Зломано!», вин приходить — працюе. Уйде — знову не працюе. От така хуйня робиться.

— Здорово, дженаб! — Точилка снова потрогал Багира и принялся обтираться этой ладонью, стремясь обмазаться его маной, — Вот бы мне такую способность! Это же ничего делать не надо! Приходишь — все заработало! Деньги взял, ушел, оно опять сломалось, снова тебя зовут, снова деньги платят… Интересно — сколько раз так можно ходить?

— Тэбэ? — Багир смерил халявщика взглядом, — Тры!

— Почему только три, дженаб?!

— Потом пыздыт начнут…

Пин заглянул в трубу. Оттуда вылетел шматок грязной жижи, залепив ему все лицо. Отшатнувшись и утеревшись, он проморгался и посмотрел наверх, откуда высунулась голова Ержана.

— Ну что? Еще дуть?

— Не… Мне хватило…

— Ну значит прочистили.

— Сейчас спрошу…

Вытирая лицо, Пин дотопал до Амяза и доложил, что они закончили с трубопроводом. Амяз посмотрел на него, взял флягу и кинул её наверх.

— Лей в трубу совсем-воопше немного…

— Сейчас…

Выдернув пробку, Ержан вылил полфляги в трубу. На другом конце Амяз подставил кружку, набрал в неё, что вытекло и сунул под нос Пину.

— Будеш? — Пин опасливо посмотрел на мутную ржавую жижу и отстранился, — Знашит надо еше шистит.

— Да мы её весь день чистим, дженаб!

— Ты ше сам видиш — совсем-воопше нешистый вода. Если вода не шистый, знашит не пошистили. Толко время потратили.

Выплеснув содержимое кружки, Амяз с брезгливой миной сполоснул её чистой водой и ушел. Пин, вздохнул и сел на корточки, обхватив голову руками. Ержан спустился и сел рядом в аналогичной позе. Заставший их в таком виде Нариман вздохнул, воздел руки к небу в беззвучном вопросе, после чего хлопнул в ладоши.

— Чего грустим? Опять агха-йе Амяз вами недоволен?

— Он говорит трубу прочистить, мы прочистили, а он из неё пить заставляет, дядя Нариман! И говорит, что если не хотим, значит не прочистили.

— Он — мастер. Ему виднее.

— Но Восьмипалый, который учил нас с Ержаном, тоже мастер и он бы сказал: «Пойдет»!

— Дурак.

— Кто дурак, дядя Нариман? Я или он?

— И какой Восьмипалый, — счел нужным уточнить Ержан, — Старый или Молодой? Просто его сыну тоже, сперва собака мизинец откусила, когда он ей папиросой в морду тыкал, а потом он пальцем решил проверить натяжение ремня на работающем двигателе, так что теперь тоже, как и отец, «Восьмипалый».

— Оба… — раздраженно отмахнулся Нариман, — И ты тоже дурак, если считаешь их мастерами.

— Но они же зарабатывают?

— Серьезно? Тогда почему вы с Ержаном тут, а не у него в мастерской?

— Тут кормят…

— Именно. Ни Молодой, ни Старый не могут своим ремеслом заработать поесть даже себе, не то, что кормить учеников. Понимаешь, к чему я клоню?

— Нет, дядя Нариман.

— Если два единственных механика на большой остров, где все остальные ничего не понимают в машинах, не могут прокормиться своим ремеслом и ходят ловить рыбу и собирать плоды в лесу, то видит Небо, это не мастера, а два ишака с копытами вместо рук. Будете подражать им — станете такими же. Вы этого хотите?

— Нет, дядя Нариман.

— Тогда делайте так, как говорит агха-йе Амяз. Если будете внимательны — научитесь работать так же хорошо. А за хорошую работу не стыдно ни перед людьми, ни перед Небом. И деньги брать за неё тоже не стыдно. Вы видели — у них у всех несколько смен одежды и крепкие ботинки? Могут себе такое позволить Восьмипалые?

— Мы все поняли, дядя Нариман! Но как нам трубу-то прочистить?

— Придумайте! Может вас так проверяют? Мастер должен уметь думать, вот они и хотят посмотреть, как вы справитесь?

— Помогите, дядя Нариман! Мы не можем ничего придумать!

— О Небо! — раздраженно покрутив руками в жесте досады, Нариман присел рядом, — Ну давай думать вместе. Что мы делали, когда у нас забился дымоход в укрытии?

— Засунули туда Ержана.

— А что мы делали, когда у нас засорился сток?

— Засунули туда Ержана.

— Ержан в трубу лезет?

— Нет.

— Жаль, хорошая была идея…

Два Рога получили свое название из-за приметных скал, издалека указывающих путь к ним. Место, которое относительно легко найти в условиях Островов, быстро стало важным торговым узлом. С другой — наведывались сюда не только безобидные торговцы, так что налеты пиратских банд разной степени злобности были делом регулярным. Для защиты от них была выстроена цепь фортов — богатый торговый город мог себе это позволить. На некоторое время Два Рога стали одним из самых защищенных мест в Островах.

Беда пришла откуда не ждали — корабли стали стремительно расти в размерах и бухты Двух Рогов, ранее считавшиеся вполне приличными, оказались тесноваты и мелковаты для новых судов. Торговля стала хиреть. Правда это спасло поселение в войну, так как, будучи непригодным для базирования крупных кораблей, оно оказалось в стороне от самых разрушительных баталий.

Однако, стремительно бедневших местных это не утешало. Были надежды на послевоенный бум частного освоения Островов, но в окрестностях не нашлось ни полезных ископаемых, ни достаточных пространств для плантаций. В отчаянии, власти пригрозили объявить независимость от метрополии. В ответном письме их поздравили с этим смелым шагом, пожелали удачи в новой, самостоятельной жизни и попросили более не беспокоить своими нищебродскими проблемами.

За следующие пару лет, те, кто мог, перебрался в места по богаче, прихватив все, что получилось унести, в том числе артиллерию фортов. Оставшиеся начали думать, как жить дальше. Перво-наперво, по устоявшейся островной традиции, разграбили дома уехавших и остатки военного имущества. Потом напились. Это мероприятие всем понравилось, так что пили долго. А, протрезвев, обнаружили, что в бухте стоят вольные суда, причем в изрядном количестве.

Удобных мест для штормовок в Островах было в изобилии, но главная проблема у большинства была одна: безделье. От многомесячного сидения на борту омываемого волнами и ливнями суденышка ехали крыши даже у самых стойких. Поэтому, вольные старались выбирать для штормовки какие-нибудь поселения, где были кабаки, бабы и прочие нехитрые развлечения. А тут целый город, пусть и изрядно обедневший, в котором нет ни губернаторов из метрополии, ни колониальных компаний, зато алкоголя, судя по продолжающейся пьянке — хоть залейся.

Местные, быстро смекнув, что у гостей есть какие-никакие, но деньги, гостеприимно распахнули им навстречу свои объятья и очень скоро Два Рога превратились в пристанище для всей вольной братии. За вольными подтянулись саргаши. Островные власти недолюбливали этот тихий народец за то, что те не имели дел с деньгами, поэтому было не совсем ясно, как драть с них налоги и мзду. Старейшины Двух Рогов же, сообразив, что возможность квалифицированно отремонтировать свои корыта, расплатившись за это найденным хламом, едой и услугами, привлечет к ним еще больше народу, приняли саргашей как родных.

Город снова начал расти. Бордели, кабаки, мастерские. Не всем понравилось, что в полузаброшенных фортах свили гнезда работорговцы и откровенные бандиты, но, с другой стороны, большинство этих персонажей придерживалось правила: «Не сри там где живешь», поэтому в самом поселении они не орудовали и даже поддерживали кое-какое подобие порядка. Да, кому-то резали глотки, да, пропадали беспризорные дети, но по островным меркам Два Рога считался весьма спокойным и безопасным местом. И весьма населенным поэтому, задолбавшись таскаться по жаре, Бьернсон присел на какую-то телегу и устало огляделся.

— Где же этот пидарас?

— Слушай, давай уже признаем, что поиск Кубы по методу: «Шарахаться по городу в надежде на него наткнуться», мало результативен, — предложил Слободан, которому это все надоело еще раньше, — Нам надо подумать. Где он может быть, что он может делать? Составить план, понимаешь?

— Понимаю… — кивнув, Бьернсон покосился на местного, в нерешительности топтавшегося неподалеку, — А ты хули тут стоишь?

— Телега… — местный шмыгнул носом и указал Бьернсону куда-то между ног, — Это моя…

— Поздравляю. И че?

— Вы на ней сидите… Мне ехать надо.

— Хочешь сказать, чтобы мы съебнули с твоей телеги?

— Не… Сидите, конечно, на здоровье… — телеговладелец здраво оценил габариты Бьернсона и его настроение, — Я подожду…

— Подожди… — милостиво разрешил Бьернсон, — А пока ждешь, ответь вот на какой вопрос: куда бы ты тут подался, будь ты жирным, пьющим пидарасом, кинувшим своих партнеров?

— А кто партнеры?

— Ну, допустим, мы…

— Тогда вон туда.

— Почему?

— Ну, если бы я кинул человека, который может мне голову в жопу запихать, я бы туда не пошел. И туда бы я тоже точно не пошел. Я бы вот туда пошел.

— Логично…

Встав, Бьернсон потопал в указанном направлении. Слободан, который, в отличие от напарника, ничего логичного в этих умозаключениях не увидел, хотел было потребовать пояснений. Но пока он, с перекошенным лицом, осмыслял сказанное, хозяин телеги уже унесся вдаль от греха подальше.

— Так! Вот куда ты сейчас идешь?

— Туда.

— Зачем?

— Мужик дело говорит. Я бы, действительно, туда и туда на месте Кубы бы не ходил.

— Почему?

— Там его искать будут.

— У меня сейчас мозг вскипит, — застонав, Слободан сжал голову ладонями, — Ты же понимаешь, что он просто наугад натыкал пальцем, чтобы мы съебали с его телеги?

— Не — я тут с ним согласен. Вон там его искать — самая тема.

— Еботе! Да, блядь, с чего ты это взял?

— Да с того!

Остановившись так резко, что Слободан врезался в него, Бьернсон, торжествующе взревев, указал в сторону борделя, перед которым девочки в «рабочих» нарядах с энтузиазмом пинали истерично вопящее тело. Вглядевшись в которое, Слободан только и сумел, что потрясенно пробормотать: «Вы, бля, издеваетесь…» Бьернсон, тем временем, решительно двинулся в сторону драки. Дамы, заметив идущего в их сторону северянина приостановились, дав Кубе поднять голову.

— Пизда вам, бляди! — увидев Бьернсона заорал он, — Это, ебать их в рот, мои компаньоны!

— Он нам денег должен… — предупредила одна из девушек, — Много…

— А нас он кинул… — Бьернсон задрал губу, словно показывающий клыки волк, — Пидор!

— Э! Ну хуль ты начинаешь! — Куба попытался встать, но получил пинок по ребрам и, охнув, снова лег, — Опиздошь этих мокрощелок, а там порешаем!

— Знаешь… Раньше я считал, что самая позорная смерть — в луже пьяным захлебнуться. Но быть забитым насмерть шлюхами… Без обид, девки. Продолжайте — я посмотрю…

— Да идите вы нахуй все, тогда!

Воспользовавшись перерывом в экзекуции, Куба, с удивительной для своей комплекции прытью, лягушкой плюхнулся в прорытую вдоль улицы глубокую канаву, служившую ливневкой, канализацией и помойкой, и принялся скользить по вонючей жиже в сторону бухты издевательски хохоча.

— Ха! Че? Взяли! Сосите мой хер, придурки! Я неуловим сучки!

— Блядь… — Бьернсон попытался навернуть Кубе булыжником, но промазал, — Слободан — не отставай!

Слободан издал мученический вздох и потрусил вниз по улице за раскидывающим прохожих Бьернсоном. Следом спешили труженицы постельного фронта, полные решимости таки свершить свою месть.

— Надо догнать его! — одна из девочек ткнула пальцем куда-то вперед, — Там канава уходит в канализацию. Уйдет в тоннели — мы его не поймаем!

— Понял! А НУ СЪЕБАЛИ ВСЕ НАХУЙ С ДОРОГИ!!!

Бьернсон прибавил ходу и, поравнявшись с Кубой, принялся кидаться в него палками, ящиками, корзинами и прочим попадавшимся под руку хламом. Куба, видя такое дело, тоже поднажал, в стремительном скольжении пробивая валяющиеся на дне канавы кучи хлама, словно дикая свинья заросли.

— Отъебитесь, от меня гондоны ебаные! Хули вам надо!?

— На те, пидар! — подхватив на бегу какой-то бочонок, Бьернсон пульнул им, целясь Кубе в башку, — Я тебе ноги выдерну и в жопу затолкаю!

— Сначала догони, уебок херов!!! Ай бля!!!

В старой части города, строившейся тогда, когда деньги были в изобилии, к благоустройству относились внимательнее, так что там канализации и ливневки проходили по выложенным камнем тоннелям. Раньше входы в них преграждали тяжелые кованые решетки, затем кто-то решил, что они ему нужнее. Так что Куба рассчитывал беспрепятственно ворваться под спасительные своды и даже обернулся, чтобы показать преследователям неприличный жест… И в этот самый момент «обнял» ногами толстое бревно, поставленное аккурат посреди канавы.

— Давно не виделись, а дружок? — поинтересовался устроивший эту подлость невысокий плотный монго, окруженный парой подручных, — Мне сказали, что ты в городе и я ждал тебя. А ты все не шел и не шел… Я же предупредил, что будет, если мне придется тебя искать?

— Ы-ы-ы-ы… — донеслось из канавы.

— Он и тебе должен? — осведомился тяжело дышавший после долгого бега Бьернсон.

— Да, дружище… И мне тоже. О! Камилла, моя сладкая мармеладка. И ты тут?

— Блек-Джек, черномазая ты сволочь… — возглавлявшая шлюх девочка оскалилась, — Что-то ты давно нас не навещаешь? Неужели нашел новую «бухту» для своего «Джеки-младшего»?

— Был в отъезде. Дела… И очень вовремя вернулся. Чиззи, Лок-Смок — вытащите нашего дружка, пока он не скрылся в своей норе.

— Босс… — подручные Блек-Джека переглянулись, — Но он весь в говне…

— И мы из-за него все в говне, приятель. Так что я хочу побеседовать с ним по поводу возникшей ситуации. Ты предлагаешь мне туда лезть? Хорошо, приятель, я не маленькая принцесса, я не боюсь испачкаться…

— Нет, босс… Сейчас мы все сделаем, босс.

Монго, брезгливо кривясь, спрыгнули в канаву, выволокли корчащегося Кубу наверх, после чего сунули в лошадиную поилку и полоскали там, пока запах не стал более-менее терпимым. Куба, в процессе макания немного пришедший в себя, сразу зашел с козырей.

— Блек-Джек, бля буду, это все вон те гондоны… Я уже нес тебе деньги… Вот, практически, на пороге стоял…

— Говоришь, нес мне деньги, дружок? Где они?

— Тут, ебать его в рот, такое дело… В общем, я их где-то проебал, пока съебывал вон от тех уебанов… Сейчас поищу…

Куба попытался выбраться из поилки, но получил по башке от Бьернсона, которому не понравилось, что его назвали «уебаном» и рухнул обратно.

— Сука!!! Блек-Джек, братан, разберись с этими козлами и я тебе все отдам.

— Спокойно, дружище, — Блек-Джек притормозил Бьернсона, хотевшего навернуть Кубе еще раз, — Ты его, сейчас, прибьёшь, а мертвецы очень плохо отдают долги.

— Да мне плевать на деньги! Мы с ним договорились, а он нас кинул!

— Тише, здоровый парень… Тебе плевать, но есть люди, которые не столь богаты, чтобы разбрасываться деньгами. Камилла, мармеладка моя, подержи с девочками этого здоровяка.

— Мы? — Камилла, которая едва доставала Бьернсону до груди, удивленно округлила глаза.

— Могучий северный воин не будет воевать с женщинами, ведь так, дружище?

Бьернсон что-то недовольно проворчал, глядя на дамский заслон втиснувшийся между ним и Кубой, но сделал шаг назад.

— Ну вот и славно, дружище… Сейчас я поговорю с нашим ароматным приятелем и, если мы не договоримся, отдам его тебе, чтобы ты вывернул его унылую сраку наизнанку. Но мы же договоримся, а Куба? Говоришь, потерял деньги?

— Блек-Джек, братан, вот чем хочешь клянусь — проебал. Вон там, где-то. Вы тут постойте, а я сейчас, мигом…

— Один ты будешь искать долго, — взяв Кубу за шкирку, Блек-Джек рывком вытащил его из корыта, — Пошли вместе, приятель…

— Да, ладно че ты… Я сам… Ты что, братан, не доверяешь мне?

— Конечно доверяю, дружок… Но Хмашу я доверяю больше и он сказал, что ты пришел к нему и скинул всю добычу в обмен на ремонт двигателя, а на остатки закупил через дорогу бочонок самого дешевого джина. Но, возможно, Хмаш ошибается и у тебя, где-то, были еще деньги? В самом деле — ты же не станешь мне врать и пытаться столь тупым и очевидным образом съебаться?

— Тут, ебать его в рот, такое дело, братан… Деньги у меня есть, но я их спрятал, а про «потерял», пизданул, чтобы этих уебанов обдурить, — Куба перешел на шепот и кивнул в сторону остальных кредиторов, — Мы то с тобой братаны, а им доверять нельзя… У меня в тайнике много деньжищ. Они увидят — нас сразу ебнут нахуй. Так что разберись с ними, а, потом, мы с тобой на двоих все поделим. Честно, братан — когда я тебе врал?

— И где он, дружок?

— Вон там… В канализации. Я как раз за ним туда пиздовал, когда ты меня стопнул. Ты же не хочешь в этом говне ковыряться? Давай я слазаю. Я быстро!

— Куба, Куба, Куба… Зачем ты так со мной, дружок? Я ведь хорошо к тебе относился…

— Я те не пижжу, братан! Вот такая куча денег! Сейчас принесу — ты тут постой, а я махом.

— Ты же понимаешь приятель, что это так тупо, что уже даже не смешно?

— Просто поверь мне, хули ты!? Последний раз!!! Если я съебу и ты меня поймаешь, вот что хочешь делай!

— Меня это заебало… — громко объявил Бьернсон, поднимая Камиллу и ставя в сторону, — А ну-ка нахуй сдернули дороги — сейчас я этому мудиле череп до сраки вобью!

— Спокойно, дружище… — поднял руку Блек-Джек, — Еще немного терпения. Сейчас он поймет, что на его дешевые уловки тут никто не купится. Да, приятель? Ты считаешь нас тупыми, но мы не тупые. Хочешь съебать? Я могу тебя отпустить…

— Э, бля!!! — не понял такой доброты Бьернсон.

— Мы просто заберем твой катер. Придешь с деньгами, как обещал — получишь его обратно. Если нет, то мы будем сидеть на твоей палубе, пить ром и смотреть, сколько ты, с твоей манерой вести дела, протянешь в этом городе. И вряд ли успеем сильно напиться до того, как твой труп с перерезанной глоткой найдут в той самой канаве, откуда мои парни тебя только что выудили. Ну как, идет?

— Бля, Блек-Джек, братан, ну хули ты начинаешь. Ты же обещал!

— Обещал. А ты, дружок, обещал отдать мне все, что занимал, до последнего исладора. Выполнишь свое обещание — я выполню свое.

— Слушай… Я же не для себя занимал… Для Муга! Похуй на меня — но на него же тебе не похуй? Он же твой..?

— Нет, дружок. Он — твой. Он член твоей команды. Ты за него отвечаешь. Ну так что? Ты пойдешь и принесешь деньги?

— Да сука, ебать его нахуй… Я принесу. Ты только подожди — там хуйня делов.

— Иди…

— Куда, на!? — проститутки облепили Бьернсона, который пытался дотянуться до Кубы, — Я его хуй отпущу!

— Подумай вот о чем, дружище… — повернулся к нему Блек-Джек, — Если ты его прибьешь, то, по вашим законам, это будет почетная смерть от руки воина. Ты же воином себя считаешь, верно? Заслужил этот говнюк такой смерти?

— Хуль ты за наши законы знаешь!?

— Кое что знаю, как видишь, дружище. И казнить его ты тоже не можешь — для этого надо быть палачом, а не воином. Ну так что? Скажешь нашему приятелю что-то на прощанье?

— Ага… — выпростав ногу, Бьернсон отвесил Кубе такого пинка, что тот прочертил в уличной пыли длинную борозду, — Еще раз кинешь меня — сломаю хребет и брошу подыхать!

— У тебя есть три дня… Мы ждем тебя на твоем катере!!! — прокричал ему вслед Блек-Джек, потом повернулся к остальным, — Пойдемте… Посмотрим, сколько можно выручить за его посудину.

— Думаешь он не вернется? — спросила Камилла, жестом отсылая остальных девочек обратно на рабочее место.

— Я бы не рассчитывал на это, мармеладка моя. Хотя… Он может попробовать занять их у кого-то, кто еще не знает его повадок. Вряд-ли такие еще остались, но вдруг? Тогда он отдаст нам долг, сядет на свой катер и свалит. И уже у других будет болеть голова, где искать этот кусок дерьма. Я, кстати, сильно удивлен, что твоя почтенная матушка так долго его терпела.

— Раньше он, хоть и со скрипом, но отдавал долги. А у нас сильная конкуренция — нельзя разбрасываться клиентами. Даже такими.

— Понимаю… — Блек-Джек повернулся к Бьернсону и Слободану, — А как вы, приятели, с ним пересеклись?

— Случайно… — ответил Слободан, поскольку Бьернсон не желал общаться, все еще будучи недовольным тем, что Кубу отпустили, — Штормовали вместе. Он предложил нам совместное предприятие…

— А потом, когда замаячила серьезная нажива, ему ударила в голову моча и он решил, сперва, переиграть договоренность, а когда не вышло — кинуть вас через хуй?

— Вы довольно неплохо его знаете. Тоже вели вместе дела?

— Хотел бы я сказать, приятель, что старина Блек-Джек оказался умен и сразу послал его нахуй, но да — я вел с ним дела. Закончилось все примерно как с вами.

— Тогда вы на удивление терпеливы. Я не Бьерн и считаю себя весьма спокойным человеком, но мне тоже хотелось ему втащить.

— Это из-за Муга… Видишь-ли, приятель — даже такое говно как Куба может делать добро. Пусть даже и случайно.

— Вы имеете ввиду, что он его, вроде как, освободил?

— Да. А я питаю слабость к людям, которые освобождают мой народ. Так что терпел говнюка сколько мог.

— Понимаю…

— Это хорошо, приятель… В нашем сраном мире остро не хватает понимающих людей. Так с какого вы корабля? Я не встречал вас тут раньше.

— С «Ежа». Мы первый раз в городе.

— Первый? И сразу встретили должника? — Блек-Джек скептически прищурился, — Везет вам, а приятель?

— Мы за ним сюда и приплыли. Перед тем, как нас кинуть, Куба упоминал про Два Рога.

— И вы решили, что Куба настолько туп, что не изменит свои планы?

— Гением он не выглядит, хотя я, честно говоря, сомневался в успехе.

— А я нет… — не выдержав, вступил в разговор Бьернсон, — Нъёрд отступился, удача снова со мной и, теперь, это очевидно!

— Нъёрд — это ваш бог, дружище? — заинтересованно уточнил Блек-Джек, — Но я слышал, что вы считаете, будто ваши боги погибли?

— Смерть бога, это не тоже самое, что смерть человека. Тор пал, но ругать его стоя в грозу на холме в мокрой кольчуге все равно не стоит. И погибли не все. Ньёрд был из ванов и вернулся к ним перед концом. Ваны выжили, мог выжить и он. Возможно, поэтому Капитан знал, как заставить его отступиться? Он же тоже потомок ванов?

— Возможно, дружище. Я с ним, увы не знаком.

— Мой сэконунг — славный моряк. Ты должен знать о нем!

Слободан, категорически не одобрявший подобных откровений, страдальчески застонал, но Бьернсон, отмахнувшись, принялся рассказывать о своих приключениях в составе команды «Интернационала».

Катер Кубы стоял в укромном местечке возле причала, ведущего к крытому металлическими листами сараю в котором несколько саргашей сосредоточенно разбирали хитрой формы деталь. Муг, развалившийся в тени надстройки, посмотрел на идущих к катеру людей, затянулся толстенным косяком, выдул клуб дыма, а когда дым рассеялся, внезапно обнаружил гостей прямо перед собой. Некоторое время он мучительно соображал, затем просиял, увидев знакомые лица.

— А! Чуваки-и-и… Я уж, типа, пересрал… Блек-Дже-е-к, братан, чо-как? Здоровый хер… Это… Типа…

Икнув, Муг снова принялся крутить изрядно залипавшими шестеренками в башке. Блек-Джек, вздохнув, показал остальным сжатый кулак и начал отсчет, поднимая пальцы.

— Прозрение через раз, два, три… Три..? Четыре..? Пять..?

— КУБА — ШУХЕР!!! — наконец сообразив, Муг подскочил с лежанки, — ОНИ НАС НАШЛИ!!!

— Кубы тут нет…

— А! Фух… Я то я чет залип… А где он?

— Возможно, скоро вернется, дружок… А, возможно, нет… Мы его тут подождем. Ты же не против? — отобрав у него косяк, Блек-Джек сделал сочную затяжку, постоял прислушиваясь к ощущениями, после чего швырнул самокрутку за борт, — И сколько раз я тебе говорил завязывать с этим говном? У тебя уже мозг реально ссохся. Это уж не говоря о том, что ты «дуешь» очень дешевую дрянь.

— Не ломай кайф, братан…

— Если я тебе «братан», дружок, то почему ты, вместе с твоим корешем меня кинули?

— Мы тебя кинули? Отстой…

— Полный, дружок. Я понимаю, что ты не в курсе… Потому, что ты вообще мало о чем в курсе. Но факт остается фактом — вы нажили себе проблем. И, если Куба не найдет денег, я заберу ваш катер.

— Типа, братан, ты нас отсюда выгоняешь?

— Могу оставить тебя. Но никакого больше курева, дружок. Я буду за тобой следить.

— Да ну… С Кубой было кайфовее…

— Не сомневаюсь, дружок. Вот поэтому, вы свой катер и «прокайфовали». Почти… Посмотрим, что он нам предложит, когда вернется. Если вернется… Мы его тут подождем.

— Я не могу ждать… — Камилла махнула рукой в сторону города, — Мне надо работать.

— Стой… — тормознул её Бьернсон, — Тут такое дело… Ну ты понимаешь…

— Долго в море? Понимаю. С тебя возьмем недорого… Все-таки, собрат по несчастью.

— Заметано… Пошли, я тебя провожу.

— Ну давай… — Камилла махнула остальным, — Я завтра зайду — узнаю, чем все закончилось.

— Не заездите парня до смерти, — усмехнулся Блек-Джек, — И если Куба ничего не принесет, я расплачусь с вами сам, мармеладка. Мне нравится его катер. Не так как бар, но тоже неплохо.

— Ты просто чудо, Блеки…

Чмокнув Блек-Джека в щеку, Камилла схватила Бьернсона за руку и увлекла его за собой вверх по улице. Слободан проводил их взглядом и вздохнул.

— А я, пожалуй, прошвырнусь до наших. Скажу, пусть пришвартуются сюда.

— Ладно, приятель, как скажешь, — Блек-Джек оглядел «Икан», — Мы, пока, посмотрим, что тут есть. И немного наведем порядок. У меня нет особых иллюзий по поводу исхода дела.

У места стоянки «Ежа» было людно. Протолкавшись через толпу, Слободан вопросительно посмотрел на Браву.

— Семеныч… Он успел где-то выпить и устроил целое шоу.

— По поводу?

— Продает то, что мы насобирали. Неортодоксальными методами, должен сказать…

Семеныч и правда торговал в особом стиле, от которого местные были в легком шоке. Обычно, в этой части Островов, куплю-продажу совершали так: продавец называл явно завышенную цену, покупатель — заниженную, потом обе стороны торговались до хрипоты, после чего сходились где-то посередине и ударяли по рукам. Семеныч же стоял на своей цене до конца, обосновывая её такими аргументами, которые покупателю было просто нечем крыть.

— Ты с дуба что ли рухнул?! — ревел он обдавая оппонента перегаром, — То есть ты хочешь сказать, что я тут лох ушастый и не знаю, сколько стоит мотор-киловатник? Нет? Ну а че ты мне тогда чешешь, лохматый! Я тебе цену назвал? Назвал? Цена справедливая? Ты сам кивнул, что «да». Хули тогда сиськи мять? Деньги мне, мотор тебе, бери и уебывай, людей задерживаешь!

Пораженный таким напором покупатель покорно отсчитывал деньги, забирал покупку и удалялся нетвердым шагом, уступая место следующему.

— Так вот что называют «агрессивными продажами»… — Слободан покачал головой, — А мы там Кубу изловили…

— Я так понимаю, Бьерн сейчас занят тем, что рвет его на куски, как и обещал? — хмыкнул Брава, продолжая наблюдать за торговлей.

— Не. Он в бордель пошел.

— В бордель?! Какое зверское наказание…

— Да не с Кубой, еботе! Там этот Куба не только нас кинул, как выяснилось. Когда мы его нашли, этого дурака уже шлюхи пиздили. Потом какой-то Блек-Джек подключился. Дал Кубе три дня, чтобы деньги нашел, иначе катер отберет. Надо к ним перешвартоваться, а то мало-ли.

— Боишься, что мимо компенсации пролетим?

— Бьернсон на неё не сильно-то и рассчитывал, как я понял, ему возмездие нужно.

— Северяне… А зачем нам, тогда, туда, перешвартовываться?

— Ну помочь там, познакомится… И место там получше. Не так жарко.

— Семеныча будешь забирать сам.

— Да легко! — взобравшись на нос катера, Слободан громко свистнул, — Денис Семеныч!!! Сворачивайте балаган!!! Бьерн по бабам пошел — есть вариант, пока его нет, по пиву дернуть!!! А то вернется — хер нам чего достанется!!!

— Да итить! Че ты молчал-то!!? — выдрав у очередного клиента деньги, Семеныч сунул ему покупку и проводил чуть ли не пендалем, — Все — лавочка закрыта! Кто не успел, то сам себе злобный деревянный человечек… Где пиво!?

— Запрыгивай… Сча по пути зацепим.

Из борделя Бьернсон вернулся не довольный, а неожиданно задумчивый. Семеныч, увидев это, понимающе покивал. У него было три стадии опьянения. На первой, располагавшейся, в зависимости от закуски и температуры, в интервале от ста до двухсот граммов крепкого алкоголя, его обуревала жажда деятельности и он принимался искать себе какую-то работу. На второй, Семеныч внезапно понимал как мир вокруг него несовершенен и обрушивался с неистовой критикой на все, что попадалось ему на глаза. Брава плохо обслуживал двигатель который делали какие-то рукожопы, Слободан неправильно рассчитывал курс, чайки не так летали, а волны разбивались о форштевень слишком шумно и вразнобой. Единственным способом это прекратить было налить еще.

После чего наступала «философская стадия» — Семеныч немедленно примирялся с собой и мирозданием, принимал горизонтальное положение и начинал рассуждать о высоких материях. Вот и сейчас, находясь в подобном расположении духа и увидев подавленность Бьернсона, он кивнул и сочувственно изрек: «В шлюху втрескался… Бывает…» Бьернсон угрожающе зарычал, однако Семеныч только отмахнулся.

— Да забей… Из песни слов не выкинешь. Ты в бордель ходил? В бордель. Кто там работает? И только не говори мне, что она «не такая»! Это в говно можно случайно наступить, а в шлюшечную случайно не попадают.

— Ты не понимаешь..!

— Ну куда мне, хули..? Я-ж на свете-то живу всего-ничего — полвека только. Я-ж на эти грабли сам не наступал. Вы потрахаться-то хоть успели? — Бьернсон потупился, — Успели… А потом тебя размазало и ты, на радостях, предложил её умчать из этого борделя на волюшку вольную? Так все было?

— Угу…

— Не согласилась?

— Нет…

— Знаешь почему?

— Нет…

— Да потому, что у ней работа такая — делать вид, что она тебя любит. А ты это за чистую монету принял. То один… И два — там в борделе у ней работа несложная, кровать мягкая, жрачка жирная. Тут ей что делать? Зачем ей быт налаженный менять на компанию хер знает кого, которого она первый раз увидела?

— Ты хочешь сказать, что ей там лучше!?

— А ты хочешь сказать, что нет? Это ты — голь перекатная, привык срать дверь не закрывая, потому что в гальюне не помещаешься, а ей тут будет каково? И че она тут будет делать? Че она умеет-то, кроме как глазки строить?

— Да я бы научил…

— Чему? Да и ей это зачем, если она уже делает то, что умеет?

— Ну это… Это же бордель… — Бьернсон принялся делать сложные пассы руками, — Шлюхой работать…

— Позорно, да? Надо как волку голодному по морю туда-сюда шлендать, чтобы что? В грудь себя бить, что ты неебаться мореход-налетчик, а не шлюха или торгаш? А ты спросил — ей это важно? Може у не другие потребности? Не? Ну, а хули тогда? То есть ты её своей меркой мерил, на ейные мысли плевал, а теперь удивлен, что не склеилось нихера?

Семеныч вытянувшись, пнул в сторону Бьернсона бочонок с пивом, намекая, что ответ и так ясен, так что на сем беседу можно заканчивать. Бьернсон молча взял бочонок, выбил дно и принялся хлебать прямо через край. Сам Семеныч, сев, огляделся в поисках собеседника, так как ему хотелось еще на кого-то излить свою жизненную мудрость. Брава и Слободан немедленно нырнули в надстройку. Тролль был тем еще собеседником, поэтому просто скорчил рожу. Махнув на него рукой, Семеныч обратил взоры в сторону соседей.

— Эй, галоши!!! Айда хряпнем за знакомство!

— «Галоши»? — монго, не знакомые с такой обувью переглянулись, — Это кто?

— Это вы — черные снаружи, красные внутри… Не знаете? — пошатываясь встав, Семеныч выудил заныканную от Бьернсона бутылку и полез через леера, — Ну сча Денис Семеныч вам, гуталины, стока интересного расскажет!!!

Вопреки ожиданиям, Куба на третий день, таки объявился. Правда, заметив, что возле «Икана» ошвартован «Еж», он хотел снова свалить, однако, увидев, что Блек-Джек гостеприимно машет рукой рискнул подняться на борт.

— Ну что, дружок? Если ты решил прийти, значит у тебя получилось найти деньги?

— Тут, братан, такое дело…

— Так, дружок, только не говори мне, что ты хочешь предложить очередную херню, вроде той, после которой крупно мне задолжал.

— Да, братан, там дело верняк! Я бля, тебе гарантирую! Куча денег! В золоте!

— Я это уже недавно слышал, дружок. Опять в канализации, да?

— Нет! Настоящий, ебаный, пиратский клад! Я сам охуел!

— Понятно, дружок. И тебе очень нужен катер, чтобы его найти, а мы можем подождать тебя тут?

— Блек-Джек, братан, ты мне не веришь?

— Нет, дружок, я слишком хорошо тебя знаю, чтобы повестись на эту херню.

— Да вот эти хуи тебе подтвердят! — только удача и быстрая реакция Тролля спасли Кубу от быстрой и болезненной смерти от рук Бьернсона, — Сука, держи этого еблана, дай мне договорить! Гарбарука! Мы с ними были на Гарбаруке! Там все нахуй разгромлено! Вообще к хуям! И людей никого.

— При чем тут пиратский клад, дружок?

— А при том, братан, что перед штормами туда приплыл какой-то, ебать его в сраку, «Колди Пратт» который сказал, что съебал с корабля, который ищет клад Принцессы Жанны. А ты сам знаешь, братан, что это была за пизда. Из-за этого там все и перепиздились.

— Звучит как полное дерьмо. Кто тебе про это рассказал, дружок?

— Валли. Он работал на севионцев. Охранял там их склады. Конрад почти расколол этого Пратта, но потом вмешался Хомстед, который тамошний губернатор и началась пальба. Братан — я там был! Сам видел — все, ебать, так как он рассказывает!

— Я так и не пойму, дружок, с какого момента начинается моя выгода?

— Так ты, бля, не дослушал. Старина Джон выловил этого Пратта, из-за которого началась вся хуйня, посадил в лодку и выпиннул нахуй в море. Прям в Шторма! И парни со «Старого Ублюдка» говорят, что при этом Пратте был целый мешок золотых монет! Старина Джон, типа, че-е-стный… Не стал отбирать, — слово «честный» Куба произнес с нескрываемым отвращением, — То есть этот Пратт еще где-то там! Куда этот еблан в шторма на веслах уйдет? Находим, отбираем деньги, вытрясаем из этого мудака все, что он знает про клад и оп-па — мы все в шоколаде!

— Куба, дружок… — Блек-Джек потрепал Кубу по щеке, — Когда ты сюда заявился, я надеялся, что у тебя в башке появилась хоть капля мозгов. Но то, что-ты предлагаешь, это полная хуйня.

— Да ладно тебе, братан! Это же охуеть какое выгодное дело!

— Ты сам-то себя слышишь, дружок? Человека отправили в море в Шторма в весельной лодке. Даже если он не утоп по дороге, даже если он пережил шторма и не уплыл с того места, где их пережидал, нам надо обыскать несколько тысяч островов. Это годы, дружок, годы, без какой-либо гарантии успеха. А главное — откуда я знаю, что ты говоришь правду?

— Так у Валли спроси!

— А откуда я знаю, что Валли говорит правду, а не придумал это по пьяни? Я тебе сказал дружок — мне нужны деньги. Ты пришел ко мне и попросил денег. И я дал тебе деньги. Я не послал тебя за ними куда-то, хер пойми куда, не предлагал искать их по тысяче островов. Я просто дал тебе эти ебаные деньги. Ты же, дружок, как и в тот раз, принес мне очередной безумный план. Нет. Мне это не интересно.

— То есть что, братан, ты вот так возьмешь и отберешь у меня «Икан»? Ты не можешь так со мной поступить!

— Как — «так»? Как поступил со мной ты, дружок? Напомню тебе, если забыл — я доверился тебе, а ты свалил. И даже не удосужился поинтересоваться, какие проблемы обрушатся на мою голову из-за этого. Я лишился своего бара. Мои парни лишились работы. Как ты думаешь, дружок, заберу я у тебя «Икан» или нет?

— Ну ты че, братан! Я же предложил тебе вариант! Хули ты ведешь себя как мудила!?

— Лок-Смок — попроси джентльмена с нашей палубы.

Здоровенный монго, кивнув, взял Кубу за шкирку и, развернув в сторону сходен, отвесил тому пинка под зад. Блек-Джек проследив, как тот катится по ним до причала, покачал головой.

— У вас бывало такое, парни, что вы оглядываетесь назад и удивляетесь, что сразу не поняли, чем все закончится? Если что-то выглядит как утка, ходит как утка и крякает как утка, очевидно, что это утка…

— Ты к тому, что Куба с самого начала выглядел полным мудилой? — поинтересовался Семеныч.

— Да. Почему я начал вести с ним дела? Не знаю…

— Дык ясно почему… Каждый по себе судит. Я вот думаю, что у человека руки не из жопы, Бьерн уверен, что каждый плюс-минус верен слову, жена моя уверена, что больше полулитра в человека в принципе не влезет. И все мы регулярно ошибаемся…

— Интересная мысль… — Блек-Джек оглянулся на выползшего из надстройки Муга, — Ну что, дружок? Ты решил? С нами или с ним?

— Да я это… С вами, наверное потусую…

— Тогда собери барахло Кубы и вынеси на берег. Нам оно не нужно. Потом позови Камиллу. Скажи, чтобы приходила за своими долгами. Я намерен поднять на этой посудине свой флаг.

— Ага… Сейчас…

— Может не стоит ему это поручать? — осторожно осведомился Слободан, — Они же, вроде как, были друзьями. Куба может не понять.

— Мои парни за ним приглядят, приятель. Скажи лучше, сколько Куба должен вам?

— Сложно сказать… Бьерн?

— Пусть в жопу себе эти деньги засунет… — Бьернсон презрительно оскалился.

— В общем — немного. Меня больше интересует другое… Ты правда считаешь, что того Пратта будет невозможно отыскать?

— Практически, приятель, а что? — Блек-Джек грустно усмехнулся, — Только не говори, что ты повелся на эти россказни.

— Это не россказни. Мы, перед штормами, действительно высадили одного знакомого. Бьерн про него упоминал. У него были документы на имя Колди Пратта и солидная сумма в золоте. Его доля за одно дело.

— Погоди, приятель — ты хочешь сказать, что клад..?

— Это тот самый, ради которого банда девок из Порто угнала у Бьерна вот этот катер думая, что он на Кала-Балибе. Он про это тоже рассказывал.

— Зачем вам тогда этот знакомый?

— Он дурак, но он свой… — буркнул Бьернсон, — Своих бросать нельзя.

— Думаете, ваш знакомый мог выжить?

— Такое не тонет…

— Скажу вам тоже самое, что сказал Кубе: даже если он пережил шторма и не уплыл с того места, где их пережидал, вам надо обыскать несколько тысяч островов. На это уйдут годы, дружище.

— А побыстрее никак?

— Может как-то и можно, дружище, но я таких способов не знаю.

— Ладно… Надо поискать работу. И будем по пути спрашивать о нем. Удача со мной — глядишь и наткнемся где-нибудь.

Капитан, оставляя четверых членов экипажа на «Марибэль», переживал, хотя и старался не подавать виду. Так что переживания у него выливались в несколько чрезмерную, по меркам вольного корабля, бюрократию. Например он оформил приказ об этом в письменном виде, зачитал его перед строем и выписал на всех командировочные удостоверения. Смысл этого никто кроме Марио и киттов не понял, но глупых вопросов командованию задавать не стали решив, что это какой-то важный военно-морской ритуал.

Амяз тоже волновался, вверяя «Интернационал» Багиру с Михаем. Кара же отнеслась к командировке с энтузиазмом, так как уже предвкушала наслаждение совместной работой и обществом друг друга. Чума глядя как Федор спокойно собирает вещи, следовала его примеру. Для неё все это было непонятно, но если другие видят в этом смысл, значит так и надо. Кроме четверых командированных, на «Марибэль» перегрузили машину с краном и солидный запас материалов для ремонта. Катерок, к большому огорчению Михая, тоже пришлось оставить. В довершении всего Боцман вручил Федору, как ответственному за безопасность, ключи от помещений. После чего «Интернационал», наконец, свистнул на прощание гудком и взял курс на Малатан.

Командированные, проследив как тот скрывается за островами, помахали вслед и пошли обустраиваться. В надстройке, которую Федор избрал под жилье, располагался корабельный лазарет и радиорубка. Доктор уже забрал из лазарета весь уцелевший инструмент, посуду и лекарства, но там осталось еще немало интересного. Например старый чугунный операционный стол. В радиорубке места было больше и, учитывая, что радиостанцию удалось наладить, Федор хотел обосноваться там, чтобы не прозевать, если их будут вызывать. Однако, для этого нужно было тащить туда койки, о чем он и сообщил Чуме.

— Мну тут нравица! — Чума отрицательно мотнула головой, — Нихачу койки таскать.

— Ты же боишься лазарета?

— Йа баюсь што мну тут всякае противнае делать будут. Эсли ты будишь приятнае делать, то йа ни баюсь!

— А! Вот оно как… Но там рация. Вдруг нас вызывать начнут?

— А тут вада йесть.

— Вода… — Федор покосился на рукомойник, — Это важно. В радиорубке её нету…

— Тагда тут жывем? Хотя мы жы визде можым жыть! Где захатим!

— Ну да. Считай вся палуба наша…

По сходням вскарабкались Амяз и Кара. Оглядев надстройку, они удовлетворенно кивнули.

— Ошен хороший место. Обзор ест и расия радом.

— Да. Мне тоже понравилось. А вы где устроились?

— Внису… Там по правому борту каюта, — Кара махнула рукой куда-то в ту сторону, — Я на плане нашла. Она с санусел долшна быт. Толко там совсем-все саперто.

— Ага. Бардья закрыл, чтобы не лазали. Он мне ключи отдал.

— Мошеш открыт? А то мы веши принесли, а там это…

Кивнув, Федор сказал Чуме обустраиваться и пошел вниз. Жилая палуба «Марибэль» имела шесть кают с левой стороны и пять с правой, плюс какие-то вспомогательные помещения и кладовки в центре между двух коридоров. Выбранную Карой каюту отмечали сложенные перед ней пожитки, которые венчал свернутый в рулон ковер. Покосившись на него Федор прочитал надпись на приделанной к двери табличке.

— «Чиф Енжинир»… «Старший механик» стало быть… Ну оно и понятно… — он принялся перебирать ключи, — Ага — вот. Подходит, вроде. Вам его оставить?

— Ясс, остав, — кивнул Амяз заглядывая внутрь, — Надо будет копию сделат…

— Только как копию сделаете — ключ верните. Мне Бардья за них голову отвернуть обещал, если потеряю.

Кара, тем временем, обежала помещение и покружилась в центре в радостном танце раскинув руки.

— «Как тебе?» — спросила она на саргашском, — «Даже больше, чем я думала!»

— «Мне нравится… Много места и стол большой. Можем принести вторую койку и сделать одну большую».

— «Я, сперва, хотела вообще капитанскую каюту занять, но там мертвяк лежал… Брр… А тут и спуск в машинное близко и выход на палубу!»

— «Хорошо. Давай вещи занесем и пойдем работать. Вечером все расставим».

— «Если вещи занести, то ковер неудобно будет стелить! Мы его сюда, вообще, сможем затолкать?»

— «Сейчас подумаю», — Амяз похлопал по плечу Федора, который, не понимая саргашского, просто с интересом рассматривал интерьер, — Ты можеш помош совсем-вообше немного?

— Могу? Чего-ж не помочь-то?

— Ковер надо санести…

С ковром пришлось изрядно повозится, так как развернуть его в каюте с привинченной к стенам мебелью было той еще задачкой. Но, в конце концов, упрямая вещь была побеждена и постелена на законное место.

— Это-ж его, потом, выносить еще придется… — тяжело дыша, Федор уселся прямо на пол и погладил рукой ворс, — Видать важная для вас штука, раз вы его сюда притащили..?

— Ошень, — согласился Амяз, — У нас ковер знашит твое лишное место. Саргаши шитают ошен невешливым наступат на шужой ковер бес расрешений, брат с него веши всякий-расный. Дома у нас ошен маленкие, а семи ошен болшие. Поэтому, когда саргаш хошет уединится, он идет на свой ковер. Так што я привык — где ковер, там мой дом. А вокруг — моя работа.

— Понятно… — встав, Федор покинул пределы ковра, дабы не покушаться на саргашские устои, — У нас почти так-же. Только с кроватями. Народу много, так что спят кто-где. Свою кровать еще заработать надо.

— Ясс… Ковер дорогой. Ошен много работат надо, штобы у тебя большой ковер был.

— А у тебя он здоровенный… Сколько такой стоит?

— Не снаю… Нам денги нелся в руки брат.

— А, точно… Выменял?

— Украл… — Амяз виновато потупился, — Но у ошен плохой шеловек. Банкир!

— Ну этих грабить не грех. Мой папа так говорил. Ну когда стопочку пропускал и начинал рассуждать про всякое. А мама ему еще говорила: «Молчи, дурень старый — услышит кто еще, тогда бед не оберемся!» Навестить бы их как-нибудь..? Ладно — пойду я…

Попрощавшись кивком, Федор поднялся наверх, где Чума наводила уют в своем понимании. Для доминцев дом был что-то вроде сейфа для ценных вещей и укрытием на случай угрозы, а жили люди, в основном, во дворах, где под многочисленными навесами, работали, готовили еду, спали и принимали гостей. Так что, вместо того, чтобы гнездится в лазарете, Чума принялась обживать всю шлюпочную палубу. Растянув тросы с пустых шлюпбалок, она пыталась затащить на них брезент, чтобы сделать пологи. Федор помог ей с этим, после чего подергал полотнища накинутые на леера.

— А это зачем?

— Эта забор будит… Штобы никто ни падглядывал.

— За кем подглядывал?

— За мну…

Кокетливо распахнув плащ из марлевки, покрашенный украденной у Доктора зеленкой в защитный цвет, Чума продемонстрировала Федору голое тело. Тот понимающе кивнул.

— Жарко?

— Красива, дурак! Йа хачу, чтобы ты на мну любавался.

— Понятно. Тогда давай со стороны лестниц тоже загородим?

— Сичас… Там йащики были. Можыш их притащить?

— Могу. Ты только прикройся — я местных попрошу помочь. Сам долго таскать буду.

Пин и Ержан были заняты ремонтом механизмов, так что, посмотрев как те сосредоточенно копаются в железе, Федор отправился искать Маммалу и Точилку. Те дрыхли рядом с хижиной Наримана. Решив, что припахивать людей ему напрямую не подчиненных без разрешения не стоит, Федор заглянул внутрь.

— Товарищ Нариман, разрешите?

— Конечно, уважаемый! — возлежавший на тахте Нариман приглашающе махнул рукой, — В чем дело?

— Можно мне ваших взять? Помощь нужна.

— Поможем, конечно! Я тоже помогу… Устал уже лежать. Эй вы там! Вставайте лентяи!

— Да, дядя Нариман? — в дверном проеме появилось две всклокоченных головы, — Что такое?

— Пошли — дело есть…

— А… А мы думали обед…

— Вам лишь бы жрать… Берите пример с Пина и Ержана. С утра работают!

— Так мы тоже работали! На рыбалку сходили!

— И где рыба?

— Так не клевало…

— Видит Небо, пороть вас еще и пороть. Запомните — работа меряется по результатам. Если рыбы нет, вы не работали. За мной!

Поднявшись на борт, Нариман потыкал в ящики, которые надо было втащить наверх и, лично взяв один, вскарабкался с ним по лестнице. Там Чума орудовала шваброй отмывая палубу. Увидев гостей, она оскалилась в подобии улыбки и показала, куда ставить принесенное.

— Да у вас тут целый дом! — счел нужным сделать комплимент хозяйке Нариман, — И двор просторный…

— Ага… Сичас ище забор даделаим.

— Понимаю. Видит Небо, главное, чего не хватает на борту корабля — это уединения. А любое уединение начинается с высокого забора.

Поставив ящик, Нариман жестом поторопил Маммалу с Точилкой, которые с трудом тащили вдвоем один и еще раз, более внимательно, рассмотрел Чуму, которая от столь пристального взгляда немного напряглась. Потом повернулся к Федору.

— Уважаемый — могу я поговорить с твоей женщиной?

— У вас принято об этом спрашивать?

— Ну… — Нариман с улыбкой развел руками, — Я не знаю, принято ли это у вас? Я видел много людей из разных народов и не все из них любят, когда незнакомые мужчины без спросу лезут к их женщинам. Поэтому, глядя на твою винтовку и пистолет на поясе, я решил, что лучше будет спросить.

— Если она не против, то я тоже нет.

— Хорошо. Я просто хотел узнать, откуда эта красавица? Украшения похожи на доминские.

— Аха! Мну с Даминиса… — Чума, услышав в свой адрес комплимент, расплылась в довольной улыбке, — Ис Аргисыыванны.

— Из Аргесаеванны? Столица?

— Кагдата была. Патом астравная чума случилась и пиристала.

— «Мор Каннибалов?» — слышал об этом. Кажется полгорода вымерло?

— Йа ни помню. Навернае.

— Прости, что спрашиваю, но тебя называют «Чумой» из-за этого?

— Ага.

— То есть ты тоже заразилась?

— Но ни сдохла! — кивнула Чума с гордостью.

— Видит Небо — это чудо! Я слышал, что некоторые люди смогли оправится после мора, но чтобы девочка…

— А йа смагла! Патамушта йа сильная!

— Воистину это правда. А твоя семья?

— Ни знайу… — Чума скривилась в гримасе печали, — Йа ни помню, что была до таго…

— Поэтому ты стала ирзал? Хотя, видит Небо, тут я лезу не в свое дело.

Нариман оглянулся на своих подчиненных, которые, втащив ящик, сели перекурить. Те, видя грозный взор, приготовились ныть.

— Он тяжеленный, дядя Нариман!

— Я принес такой в одиночку! Идите и принесите еще как минимум один!

— Ладно…

— И быстро! Я буду наблюдать! — топнув ногой, Нариман повернулся обратно к Чуме, — Надеюсь я не слишком любопытен? Тут не так часто бывают новые люди. И новости доходят редко. Я даже не знал, что блистательная Аргесаеванна уже не столица.

— Ничиго… Бываит…

— Вот и хорошо. Ладно — пойду, покажу этим лодырям как надо работать.

Улыбнувшись, Нариман потопал вниз. Чума потрогала свои украшения и покосилась на Федора. Тот просто пожал плечами.

— Ну ты же специально их носишь, чтобы все видели, кто ты?

— Тибе ани нравятся?

— Да. Хотя я не знаю, что они означают.

— Иа тибе сийчас абьясню… Вот эта азначаит что йа — ирзал. Эта — што йа убивала людев. Эта — што я хадила ф море. А эта… — Чума наклонилась к нему максимально близко, — Што спала с мущинами проста так…

— А остальные? — Федор стоически перенес попытку Чумы отгрызть ему ухо, — Ниже которые?

— Эта проста. Как у ченги.

— Это кто?

— Танцофщицы… Их фсе мущины очинь хатят. Толька ни гаварят. Эта ниприлична…

По сходням, пыхтя, Маммала и Точилка втащили очередной ящик и уставились на милующуюся парочку. Федор, ничуть не смутившись, поцеловал подругу и пошел указывать, куда это все ставить. Следом за островитянами Нариман поднял длинную толстую доску.

— Я тут подумал — из неё получится отличная лавка. Вон там — под навесом. Можно будит сидеть, пить кофе и любоваться морем. Я её туда отнесу.

— Хорошо — я как раз думал о чем-то подобном.

— А я, уважаемый, начал думать о том, что у вас на борту есть опреснительная установка и душ. Мы можем искупаться в море, но, может, в качестве ответной любезности ты пустишь нас в душевую? Эти двое, например, вообще никогда душа не видели — хочу им показать.

— Это надо у Амяза спрашивать. Он тут офицер.

— Я уже спросил. Он сказал, что у него в распоряжении только тот душ, что в его в каюте. А с остальным к тебе.

— Ладно. Сейчас схожу — посмотрю, работают ли уже те душевые, что в кормовой надстройке?

Душевые не работали, но Амяз сказал, что просто надо открыть кое-какие краны и вечером Нариман пошел знакомить своих подручных с благами цивилизации, заставив, сперва, как следует там все отмыть. После уборки, Ержан и Пин, понимавшие принцип работы смесителя, снисходительно принялись учить Маммалу и Точилку как пользоваться кранами, чтобы добиться нужной температуры воды. Получилось не сразу, но водогрей при заглушенной главной силовой установке работал вполсилы, так что обошлось без ожогов.

— О Небо, какое же это блаженство… — Нариман прислушался к доносящимся из душевой воплям, — Ничего — привыкнут…

— Я сперва тоже терялся… — готовящийся заступить на ночное дежурство Федор согласно кивнул, — Потом понравилось. У нас на ферме такого нет. И в городе нет. Ну может только у богатых…

— А ты из бедной семьи?

— Да. Мы свиней разводим. Повелось так. С прадеда еще.

— А тебе, значит, надоело? Или я опять спрашиваю лишнего?

— У вас тут редко люди новые бывают, помню… Да не — спрашивайте, мне скрывать особо нечего.

— Так как ты решил с фермы — и в моряки?

— Случайно… Капитана встретил — он мне предложил попробовать. Вроде, пока, неплохо получается.

— Видимо, такова твоя судьба…

— Может да, может нет, — Федор пожал плечами, — Я над таким не думаю особо. Надо делать — делаю. Все равно же придется, так чего тянуть?

— О Небеса! Вот сколько я своим пытаюсь вдолбить эту простую мысль! Не понимают!

— А они «ваши», в смысле «родственники»?

— Разве мы похожи?

— Ну они вас «дядей» называют. Вот я и подумал, может родня?

— Нет. Скорее, они у меня в ученичестве. Агха-йе Канат, когда отправлял меня сюда, сказал, что я могу взять кого хочу. Это я еще самых толковых выбрал. Ну кроме Ержана. За него отец попросил. Он с Пином был в учениках у местных механиков. Ничему толковому его там не научили, зато показали, как пить айяуаску.

— Это что?

— Отвар из «лианы мертвых». Он неё голова идет кругом и человек видит то, чего нет. Местные считали, что так к ним приходят духи. И выходят паразиты. Про паразитов — правда, насчет духов не уверен. В любом случае, когда отец увидел как Ержан кричит в пустой угол комнаты, он отправил его со мной. У меня с этим строго.

— Это хорошо, — Федор уважительно кивнул, — Мой отец тоже всегда говорил, что в доме орать нельзя.

— Я не об этом, но да ладно… — встав, Нариман потянулся и указал наверх, — Тебя ждет твоя женщина.

— Ну я не знаю… — посмотрев в указанном направлении, Федор скептически прищурился, — Я в смысле, что «женщина», это скорее во… С грудью, с задницей. А Чума, она скорее «девушка».

— Оттенки слов? Да, видит Небо, ты прав. Она, пока, стройна как её винтовка. Кстати — у неё там стоит оптический прицел?

— Да, а что?

— Просто хотел удостоверится, что мои глаза меня не обманывают. Спокойного вам дозора и еще раз спасибо, что разрешили помыться у вас. Я привык к простой жизни, но иногда скучаю по маленьким радостям вроде теплого душа.

— Если что, то обращайтесь… Мне не жалко.

Махнув рукой, Федор бодро поскакал по лестнице наверх. Его место возле Наримана заняли подчиненные, которые, задрав голову, тоже оценили красиво выделяемый гаснущим Ореолом силуэт Чумы на крыше надстройки.

— Дядя Нариман! Вы с ним про неё говорили?

— Вам какое дело? Все вымылись?

— Да! Здорово у них тут! А может вы попросите, чтобы они нас пустили сюда пожить?

— Небо не видело еще подобной наглости! Вам разрешили посетить душевую, а вы уже думаете, как перебраться сюда на постой?

— Ну тут у них кают куча! Что им — жалко что-ли?

— А что вас не устраивает там? — Нариман кивнул в сторону хижин, — На берегу?

— Там спать неудобно! А тут у них койки мягкие. Я сам видел! С пружинами!

— Ну сделайте и себе такие! На том судне, что потрошили на запчасти, можно найти похожие.

— До туда плыть надо!

— Лентяи… Спрашивайте сами!

— У кого, дядя Нариман?

— У старшего.

— Так как мы спросим, если он старший? А так он старший, вы старший — вы договоритесь. Мы же им помогаем!

— Хорошо… Пин и Ержан помогают — за них попрошу.

— А за нас! — вскинулись Точилка с Маммалой, — Почему они будут тут жить, а мы нет!?

— А почему вы не поделились той одеждой, что вам подарили?

— Ну дядя Нариман! Они же все в мазуте! Они её испачкают!

— Ну раз так, значит за вашу помощь вы уже получили оплату. Не нойте.

— Мы поделимся, дядя Нариман!

— Как поделитесь, тогда и поговорим. Пошли — сейчас не время. И думайте, чем вы можете помогать. Бездельники им тут не нужны.

«Ушли…» — выглянув в иллюминатор сообщила Кара. После долгого трудового дня им, еще, пришлось раскладывать вещи, потом повоевать с сантехникой, чтобы капающий кран не долбил по мозгам, приволочь еще одну койку. Так что Амяз, лежа на получившемся широком ложе практически без сил, умоляюще посмотрел на Кару, понимая, зачем та ждет, когда судно покинут посторонние.

— Ты совсем устал? — спросила та, видя его взгляд, — Совсем-совсем?

— Да… И я беспокоюсь за «Интернационал». Не могу перестать думать.

— Не беспокойся. Они все сделают. Лучше скажи, что сделать мне, чтобы тебе стало полегче?

— Не знаю… Я сегодня столько бегал…

— Тогда лежи…

Кара пересела в ноги и, откинув простыню, которую они по жаре использовали вместо одеяла, принялась массировать Амязу ступни. Тот аж охнул от блаженства.

— Нравится?

— Очень…

— Это хорошо… Хочешь я тебе спою чего-нибудь? Я давно не пела.

— Конечно!

— «Впереди неизвестность и тьма, и шепот машин вокруг. И если руки опустятся вдруг, то помни, что чони это не камни и земля. Чони — мы с тобой. Ты и я», — прикрыв глаза Кара начала раскачиваться в такт, — «Мы в небо ушли со слезами, оставив свои города. Но если грустишь, то помни, что чони это не камни и земля. Чони — мы с тобой. Ты и я. Затихли машины и мы на чужом берегу. Но что бы не со мной не случилось, тебя сберегу, ведь чони это не камни и земля. Чони — мы с тобой. Ты и я… Чони, запомни, то мы с тобой. Ты и я…»

— Красиво… Это старая?

— Нет. Её дедушка сочинил. Пел мне в детстве.

— Там поется про города… — Амяз вздохнул, — У нас когда-то были свои города… Даже не верится.

— Дедушка говорил, что были. Иначе как бы мы построили свои корабли?

— Я понимаю… Но не могу себе даже представить, какие они могли быть. Наверное очень красивые, если предки плакали, оставляя их.

— Наверное… — Кара погладила Амяза по ногам, поправила откинутый край простыни и легла рядом, — И, там было много машин, если мы умеем их слышать…

— А корабли? Если мы — потомки тех, кто выжил, когда они упали здесь, то где корабли? Неужели все утонули?

— Может их разобрали? Там же столько всего полезного?

— Может… Эх… Жалко. Они, наверное, тоже были очень красивые… А твой дедушка не говорил, что случилось с остальным флотом? Они же полетели дальше?

— Я спрашивала у него, но он не знает. Никто не знает… Может они сели где-то дальше?

— Тогда там должны жить еще чони?

— Ну да… Представь, как было бы здорово их найти?

— А как?

— Не знаю…

Вздохнув, Амяз уставился в потолок. Кара принялась гладить его по груди, как вдруг он неожиданно произнес: «Доктор».

— Что? — не поняла Кара.

— Доктор Ганс. Он занимался антеннами, Пытался искать сигналы. Если те чони пытаются найти остальных, то они должны посылать сигналы.

— Думаешь?

— Ну я бы на их месте попытался.

— Доктор не знает, как звучит язык Чони. Как он поймет, что это именно они?

— На такие расстояния они будут посылать не голоса. Скорее — какие-то коды.

— А мы их не знаем…

— Да. Но если те чони хотят, чтобы другие их нашли, они будут посылать коды, которые понятны чони. Всем чони.

— Но что может быть понятно всем чони?

— Не знаю…

Амяз со вздохом замолчал. Кара некоторое время тоже лежала рядом молча, потом потрепала его по волосам.

— Давай спать. Подумаем завтра. Сегодня и правда был трудный день.

Амязу и Федору желание аборигенов перебраться из просторных бунгало на пляже в душные, пропахшие соляркой каюты судна казалось странным и непонятным, однако Амяз переложил решение данного вопроса на Федора, а Федору Нариман дал исчерпывающее объяснение.

— Для вас это работа и рутина, дженаб… Для них это жизнь белых людей.

— Я не против, просто что это даст?

— Это, дженаб, считай, островная магия.

— Типа как они трогают более удачливых людей?

— Да, дженаб. Местные верят в ману. По их представлениям, если ты общаешься с тем, у кого маны много, живешь там, где её в избытке, то и у тебя её больше. Как вода из более полного сосуда в менее полный перетекает.

— То есть они поэтому сюда хотят? Думают, что это что-то поменяет?

— Ну, может и поменяет, дженаб. Я сразу сказал, что тут бездельников не потерпят. А им надо учится работать.

— Хорошо… — Федор покрутил головой, — Там, в кормовой надстройке, возле душевых, где вы мылись, есть каюты. Пусть их занимают.

— Благодарю тебя, дженаб…

— А вы можете какую-нибудь из офицерских занять.

— Я? — удивился Нариман, — Ты и меня приглашаешь?

— Ну а что — все тут будут, а вы там останетесь?

— Честно говоря, что-то такое я и планировал… С другой стороны… — Нариман хитро улыбнулся, — Я так понимаю, жить в капитанской каюте никто не захотел?

— Неа. Там мертвяк сдох и сгнил. А что?

— Я могу взять на себя эту тяжкую ношу. Заодно исполню таки давнюю мечту.

— Вы мечтали быть капитаном?

— Мечтал… Еще когда был офицером.

— Вы были военным?

— Да. В береговой охране служил. Стерегли подход к Разлому с моря. Слышал о Разломе?

— Читал. У нас капитан час чтения когда ввел, я много о чем читал. Пишут, что там страшное место, отравлено все и твари разные.

— Верно. Вот там я и служил. Потом уволился и сюда подался. Так в капитанской каюте пожить и не довелось.

— Ну так поживите, что такого? — достав связку с ключами, Федор нашел нужный, — Вот! Только мебель там всю лучше убрать.

— Сейчас разберемся, дженаб.

Нариман взял ключ и, свистнув Маммалу и Точилку, взмахом приказал следовать за собой. Те находились в смешанных чувствах. С одной стороны, их пустили на судно. С другой — надо работать. И много, особенно по островным меркам. Нариман заставил аккуратно разобрать и вынести всю мебель из капитанской каюты, отмыть там все сперва гартой, потом — мыльным раствором, затем подкрасить пострадавшие места. На это ушел день, так что ночевать Нариману пришлось снаружи. Он, однако, ничуть не огорчился.

Вытащенную мебель расставили прямо на палубе под настройкой. За неимением чистого белья Нариман застелил койку покрывалом, рядом поставил тумбочку и стол, пристроил свои остроносые тапки на половичке рядом. Затем поставил, так чтобы можно было дотянуться с койки рукой, маленькую печь-щепочницу с кофейником и держа в руке крохотную чашку кофе, приглашающе указал, с интересом рассматривающим это все Чуме и Федору, в сторону диванчика. Точнее его снятой с основания верхней части, также стоявшей прямо на палубе.

— Присаживайтесь, выпейте со мною кофе.

— Спасибо… — усевшись, Федор принялся наливать кофе себе и Чуме, — А что вы так? Там же кают-компания есть и другие каюты?

— Не беспокойся, дженаб, мне тут вполне уютно. Вы снова будете охранять наш сон всю ночь?

— Ну да.

— И вы вообще не спите? Даже немного?

— На посту спать нельзя.

— Чудно… Не то, чтобы здесь было очень опасно, но я уже отвык видеть бойцов, делающих, что должно, даже когда амир на них не смотрит. Тут быстро привыкаешь к тому, что все вокруг расслаблены и забьют на приказы, стоит тебе только отвернуться.

— А почему? Я имею ввиду — почему они такие? В Островах же много опасностей?

— Много… Но и самих Островов много. Видит Небо, ты можешь поколениями ожидать, к примеру, набега килрати или тангароа и не увидеть ни тех ни других. Ни ты не увидишь, ни отец, ни дед и только прадед от кого-то слышал, что так бывает. Сколько ты можешь быть начеку, когда ничего не происходит? Недолго. Есть гораздо более насущные вещи — тебе надо есть, тебе надо пережить Шторма, тебе нужна женщина. Поэтому, местные сосредоточены в основном на повседневных проблемах. А если, за этими заботами, ты прозеваешь угрозу… Ну, значит это от того, что у тебя мало маны, а не потому, что ты не был бдителен.

— Они считают, что дело только в этом?

— Да. У них все очень просто. Если у тебя много маны, беды и болезни обойдут тебя стороной. Если мало — то что ты не делай, это все бесполезно. А если бесполезно, зачем вообще дергаться?

— А! А то мы тут, недавно, вели караван судов через узость с налетчиками и удивлялись, почему ни на одном оружия толком нет.

— Верно. Зачем тебе оружие? Если у тебя много маны, налетчики выберут не тебя, пощадят, либо найдется кто-то, вроде вас, кто проведет через опасность. Маны нет — никакое оружие не поможет. Так они думают.

— Но ни фсе жы? — включилась в разговор Чума, — Бардья жы тожы с астравоф, но он так ни думаит.

— Бардья, это ваш боцман, ханом? Здоровенный мужик с татуированным лицом?

— Аха!

— Он — тангароа. Тангароа видят ману несколько иначе. Они не верят, что она у каждого своя. Для них мана — это сила, наполняющая мир. Ты не можешь лишиться маны, как не можешь вычерпать океан. Ты можешь только зачерпнуть её столько, сколько сумеешь. И чем сильнее тангароа, тем больше маны он может черпать из окружающего потока.

— Это паэтаму он такой здаровый?

— Думаю, наоборот, ханом. Слабым свойственно смирятся перед неизбежным, считая это судьбой, «волей Неба», маной. Сильные же сами указывают судьбе, что им предначертано. Тангароа — народ воинов. Они сильные, поэтому верят в себя. И вера в себя делает их сильнее. Видит Небо — звучит странно, но это так.

— Ничиво ни паняла, но мну нравится…

— Тебе нравится, что ты не понимаешь?

— Ни… Йа проста ни магу эта фсе в башке улажить. Так, штобы ано как надо лижала. Но там вот… — Чума сделала жест как будто крутит болт в затылке, — Эсть чувства што фсе правильна. Патамушта йа тожы сначала думала, што у мну судьба такой плахой. А типерь, эсли мну кто скажит: «Ты ирзал — судьба твой такой», йа иму магу сказать: «Пашол ф жопу и судьбу с сабой забири».

— Ты обрела уверенность в себе и больше не нуждаешься в том, чтобы нити судьбы направляли твою жизнь?

— Аха! Вот вы сичас красива сказали, што йа думала, но ни магла сказать.

— Тогда я могу тебя только поздравить. Вырваться из паутины предначертанного — сильный шаг. Видит Небо, не многие смогли это сделать. Особенно, если учесть те удары, которые она на тебя обрушила.

— Йа фсе равно ничиго ни помню.

— Иногда в беспамятстве есть свое счастье, ханом…

«Шаблоны, технология сборки, стапель, рабочая документация» — педантичный фон Крампус пробежался по списку ставя галочки, потом еще раз обернулся на верфь, где рабочие варили какие-то каркасы. Стоявший рядом Старпом согласно кивнул.

— Вижу. Теперь, как я понимаю, пользуясь этими шаблонами и стапелями катер смогут собрать даже дрессированные обезьяны?

— А на случай, если обезьяны не будут справляться, есть подробные чертежи и порядок сборки, — Манфред, как и все форбуржцы, считавший, что делать технику умеют только у них, криво усмехнулся, — Я, конечно, так до конца и не понял суть этих всех схем: собирать катер нашей разработки на Лонгских верфях… Но это ваши деньги.

— Кстати о деньгах — с хронометрами все прошло успешно?

— Да. Ваши знакомые, конечно, выглядят странно, но заплатили вполне честно. А вот вы — еще нет.

Старпом извлек из внутреннего кармана стопку купюр. Фон Крампус пересчитал их, пожал руку в знак совершения сделки и направился в сторону ангара. Вместо него к Старпому подошел Фильковский.

— Итак — Манфред вам все объяснил?

— Да. Непосредственно сборка, как я понял, будет проходить без вашего участия?

— У нас дела. Но мы наведаемся сюда, как будет время. Тут неплохо и мистер Футлонг сказал, что будет рад нас видеть в любое время. Кстати, должен отдать вам должное. Я подозревал, что вы предпримите что-то, чтобы мы не превратили рабочую поездку в выездную пьянку, однако поставить над нами мисс Трейси… Мне говорили, что доминцы коварны, но чтобы настолько!

— Рад что вы оценили, — довольно улыбнулся Старпом, — Как она, кстати?

— Поехала с Питером на конную прогулку. При ней он стесняется падать с лошади.

— Уже?

— Питер решил, что его берлоге отчаянно не хватает женского тепла.

— Надеюсь, семья не будет против?

— Насколько я понимаю, он несколько раз крупно оскандалился с любовными похождениями, так что на финансовое положение невесты его родственники легко закроют глаза.

— Вот и чудесно. Мисс Трейси мне понравилась. Ценю людей с принципами.

— Она рассказывала как вы познакомились, — кивнул Фильковский с кривой ухмылкой, — То, что вы устроили в банке…

— Одно из преимуществ моего положения — мне не надо молится богам, чтобы они покарали злодеев и лицемеров. Я могу восстановить справедливость сам.

— Ну Барбери не такой уж и злодей.

— Для нас с вами. Но для подчиненных он — зло во плоти, отравляющее их жизнь своим самодурством. И то, что у него слишком мало власти чтобы угрожать мне или вам, не делает его менее отвратительным. И менее заслуживающим кары.

— Тоже верно.

Фильковский покрутил головой, пытаясь понять, откуда идет звук мотора. Потом разглядел в небе черную точку.

— А это еще что? Самолет?

— Да, — согласился Старпом, — Если быть совсем точным, то гидроплан.

— С такого расстояния не могу сказать… А! Смотри-ка… Действительно гидроплан! Ну у вас и зрение!

— Все проще — это за мной. Пока идет постройка, я решил предпринять тур по Континенту.

— Теперь понятно, зачем вам этот саквояж. Путешествуете налегке?

— Не люблю обременять себя ни вещами, ни связями. Можете позвать сюда своих друзей? Хочу попрощаться. С мистером Футлонгом и мисс Трейси мы еще увидимся, а вот вы люди занятые, так что вдруг выйдет так, что уже не пересечемся?

Кивнув, Фильковский собрал «Клуб Безумных Корабелов». Старпом прошелся пожимая руки, потом помахал и направился пирсу, где уже покачивался одномоторый биплан на длинных поплавках с нарисованной возле кабины чайкой. Пилот, коренастый, почти квадратный островитянин, приветливо махнул ему рукой.

— Мистер Роджерс! Как ваши дела? Опять очередная авантюра?

— Ну ты же меня знаешь… — посмотрев на самолет, Старпом довольно потер руки, — Ну и что вы приготовили для меня на этот раз? Опять «заглохните»?

— Не. Старушка уже такого не прощает. Может обратно и не завестись. Возраст…

— Ничего. Выглядит еще крепкой. Ну что? Вы готовы?

— А то! Куда летим?

— Сперва — на Эрин.

— Ох ептыть…

— Это проблема?

— Еще какая! — пилот взмахнул руками, — Я ведь тоже не молод уже так пить, как они там пьют!

— А не пить пробовал?

— Пробовал.

— И как?

— Я еще никогда в жизни так не нажирался, как в тот раз, когда попробовал не пить на Эрине. Местные, походу, восприняли это как вызов и накачали меня по брови.

— Впечатляет, учитывая, что брови выше не только рта, но и ноздрей.

— Они от такого там сами охуели. А уж как я на утро охуевал… — вздохнув, островитянин приглашающе махнул рукой, — Ладно — надо, так надо… Эрин, так Эрин. Но учтите, что оттуда мы быстро не выберемся. Меня сутки — двое только по кабакам искать придется.

— Я не тороплюсь.

Еще раз махнув на прощанье, Старпом забрался в самолет и тот, рыча мотором, помчался по воде разгоняясь перед взлетом.

— Какая интересная жизнь у этих шпионов… — завистливо покачал головой Вайсман, — Самолеты, яхты…

— Женщины… — согласно кивнул Божецких, — Знакомства всякие, сомнительные…

— Думаешь?

— Да к гадалке не ходи… Видал тех парней, которые у Манфреда хронометры покупали? Это-же жулики! Я тебе как эксперт говорю.

— А давно ты стал экспертом по жуликам?

— Ну, как выяснилось, я все это время был близко знаком с мафиози, да Франко?

— В жопу пошел… — огрызнулся Грелли, — Ты думаешь, что стереотипы про фессалийцев — это смешно?

— Не парься… Манфред вон данные стереотипы вообще себе на пользу поставил. Правильно я говорю?

— У нас в Форбурге есть поговорка, — равнодушно пожал плечами Фон Крампус, — «Самый большой из всех дураков тот, который хочет всем дуракам понравиться». Я не могу ничего сделать с тем, что обо мне думают, но могу извлечь из этого выгоду.

— Во! Вот бери пример с Манфреда. Или с Олега. Все думают, что в Залесье медведи ходят и что? Он бросается кого-то разубеждать?

— Да-да — надо наоборот подливать масла в огонь, я тебя понял!

— Кстати, насчет вот этого… — Божецких поковырял палочкой мундштук, — Мне молочник регулярно привозит кислое молоко…

— И что?

— Можно я скажу, что знаком с мафиози, который спалит его сраную лавку, если он еще раз так сделает?

— Только попробуй!

— Жаль… — закурив, Николай хитро покосился на Фильковского, — Олег, ты можешь изобразить злого залесского бандита? Ненадолго…

— А ты чего? Сам не справишься?

— Двухметровый жлоб будет убедительнее.

— Иди нахер.

— Ладно — попробую сам. А ты просто постоишь рядом. Там просто молочник — крепкий мужик… С меня обед.

— Я подумаю… Ладно — пойдемте собираться, а то опоздаем на поезд.

Чашеблюститель покосился на окровавленный мешок который пронесли мимо него и робко приблизился к Силусу, который, мрачно сопя, размышлял опершись руками об операционный стол.

— Новости… Мне нужны хорошие новости… — подняв голову он внимательно посмотрел на застывшего в нерешительности Десимуса, — Но у тебя их нет… Проклятье! Почему все так сложно! Неужели я многого прошу? Один беглый Ординатор! Где вы его упустили?

— Там такое дело…

— Он выкинул какой-то фокус?

— Да. Можно и так сказать…

— Что он сделал? БЫСТРЕЕ!!! От того что ты тянешь, это не будет звучать лучше!

— У него был «Лембент»! Но он называл его странным именем…

— «Лийбэа»?

— Да, господин… Кажется так.

— Аргус хорошо обучил своего щенка. Умеет копать…

— Вы о чем, господин?

— О Мече Королей, тупица! Он понял, что побывало у него в руках… И выяснил, как это использовать.

— Нам придется объяснить пропажу.

— Придется. Но, это не главная проблема. Меня больше волнуют документы. Они были у него?

— Видимо да.

— Видимо?

— Один из наших ликторов выжил. Валент выстрелил в него из того Святого Символа, который Аргус таскал с собой, но ему повезло…

— Старый трюк, а все еще работает… Да — Аргус определенно хорошо его обучил, будь он проклят… Остальные?

— Двое мертвы, группа прикрытия отступила.

— Вы забрали тела?

— Разумеется. Но вот те бандиты на тракте… Полиция нашла главаря подвешенным на дереве и вокруг были языческие знаки, нарисованные его кровью. Они обратились к ордену Чистых за консультациями.

— Языческие знаки? — Силус усмехнулся, — Я даже знаю какие… Но нам это уже не интересно. Мы и так знаем, что «Лийбэа» откликнулся на зов. Правда и Чистые теперь знают, что он в руках нового хозяина, и Якобус может попробовать разыграть эту карту… Но, сперва, ему придется объяснить как так вышло, что Ординатор Чистых обратился к языческой ворожбе. Так что там с документами?

— Когда они спросили, где бумаги, Валент указал им, что пришел без сумки. Наверное, бумаги там и он спрятал её перед тем как явиться в руины приюта.

— То есть он ожидал засаду, но все равно пошел туда? Зачем?

— Возможно — ради мести? Он говорил, что собирается выжечь мерзость и обвинял вас в тауматургии и связях с «Новым Рассветом»…

Замолчав, Десимус оглядел помещение, залитый кровью стол и перевел взгляд на недовольно скривившегося Предвозвестника.

— Безосновательно обвинял…

— Это уж будь уверен. Но знаешь? Это — хорошая новость. Если он хочет мести — он в гневе. А в гневе люди часто делают ошибки. Где он сейчас?

— Пока не знаю. Он опять скрылся.

— Пускай. Эти документы никому не нужны в пустошах. Ему придется выйти на связь с людьми, если он захочет предать их огласке. На лодке до Лонга ему тоже не доплыть. Внимательно следите за ним и всеми, с кем он пересекается. Так будет даже проще — зачем гоняться за подготовленным бойцом, если можно забрать документы у того, кому он их отдаст?

— Вы абсолютно правы, господин! — подобострастно восхитился Чашеблюститель, — Он не сможет пустить их в ход не общаясь с людьми! А раз так — то рано или поздно мы его засечем. Я немедленно отдам все распоряжения!

Узкая тропа через болото, еле видная в темноте, то исчезала прямо под ногами, то появлялась вновь. По сторонам от неё метались призрачные огни, слабо освещая иссохшие деревья призрачным светом. Старый, вросший по окна в землю дом в конце тропы, всем своим видом давал понять, что его хозяин не любит гостей. Внутри горел свет, едва пробиваясь сквозь плотные занавески и погас, как только Старпом тронул калитку. Громадный лохматый пес, скаля зубы, выбрался из-за кучи сложенных у ограды дров, зарычал, но потянув носом, сел и тоскливо завыл.

Скрипнула отворяемая дверь. Коренастый старик, чья потемневшая обветренная кожа цвета дубовой коры резко контрастировала с копной серебристо белых волос и такой же белой густой бородой кинул в собаку костью, потом посмотрел на визитера. Его глаза сжались в узкие щелочки.

— Сколько раз можно говорить — не привлекай лишнего внимания к моей берлоге!?

— Я был предельно осторожен.

— Ты прилетел на самолете! Вся округа уже в курсе. Не тут его посадил и на том спасибо…

— Пилоты занимаются контрабандой — знают свое дело.

— Знают они… А ты где шлялся? Ночь уже на дворе…

— Было неудобно появится с пустыми руками, — Старпом продемонстрировал большую бутыль виски, — Пришлось побегать. Я же знаю, насколько ты разборчив.

— С твоей прытью ты на это час потратил… Небось, опять баб портил? Ладно — заходи…

Старпом, улыбнувшись, проскользнул в дом. Старик, прежде чем закрыть дверь, стрельнул глазами по сторонам, прислушался и недобро покосился на болотные огни.

— Ну что? — поставив бутылку на стол, Старпом развернулся, — Ты закончил ругаться?

— Я еще даже не начинал… Ладно — что толку тебя учить? Иди сюда, уж, как положено…

— Ну здравствуй, папа…

Старик, раскинув руки, обнял Старпома, похлопав его по спине широченными ладонями, потом, словно устыдившись такой нежности, оттолкнул и ткнул пальцем в грудь.

— «Папа…» А у этого отец где?

— Это был сирота. Из приюта.

— Ясно… Поэтому ты продолжаешь ко мне мотаться?

— Ты говоришь так, как будто ты не рад?

— А ты говоришь так, как будто тебе не похуй, рады тебе или нет. Приют-то ты сжег? Все как всегда? Сжег, по роже вижу… Стаканы доставай, а то у меня тут прислуга вся попередохла от старости… Одна Ветошь осталась, да и та уже не та.

Подойдя к окну, старик, отодвинув пальцем занавеску, посмотрел на собаку, которая, поскуливая, смотрела на дом так и не притронувшись к кости, на тропу, потом на болото.

— Ветошь напугал. И виспы как взбесились… Тебя чуют… Опять довел все до желтых глаз?

— Не волнуйся — все под контролем, — достав пару стаканов из мутного зеленоватого стекла, Старпом налил в каждый виски на два пальца, — Давай пап, выпьем за встречу…

— Давай… — отпив, старик задумчиво покатал виски во рту, — Недурен… У кого брал?

— У Бэрра.

— Ты смотри — научился, таки делать, стервец… Флинн сказал, что ты обо мне справлялся, когда пересекался с ним на Амене. Хоть бы предупредил, что заглянешь…

— Я сам не знал. Это все было спонтанно. Такая свистопляска — повеситься некогда.

— С Падди? Я слышал. Молодец, что выручил. Бойцов у нас много, а вот толковые командиры наперечет. Ты сам вернуться не хочешь?

— Меня, пока не звали — зачем навязываться?

— Обиделся, значит? Они не со зла. Просто Коннола все уважали. Сам понимаешь…

— Если они его уважали, то должны уважать и его решение.

— Коннол… Он был настоящим бойцом. Не хотел умирать в постели. Хотел, напоследок, грохнуть дверью так, чтобы Кингхолд содрогнулся…

— Я ему просто помог.

— Да… И у него получилось. У вас получилось…

Вздохнув, старик сел в самодельное кресло перед очагом и подкинул в него пару поленьев, — Старпом, взяв бутылку и стаканы уселся рядом. Некоторое время они молча пили глядя в огонь. Потом Старпом указал на саквояж, который поставил в углу.

— Я его вернул. Как и обещал.

— Обещал! — старик хохотнул, — Сколько лет назад?

— Ну, сроки я не уточнял, так что… Там есть кое-что интересное. Тебе понравится.

— Не. Ты вечно мудришь. Я люблю что-то попроще. Проверенное.

— Сложное, не всегда плохое.

— Но всегда рискованное. Хотя тебе это нравится… Ты играешь. Ты всегда играешь… А потом удивляешься, почему люди тебе не доверяют и думают, что ты играешь и с их жизнями тоже.

— Да. Не вижу смысла отрицать, — пожал плечами Старпом, — И не вижу смысла извиняться. Мне нравится играть и нравится выигрывать. Я не вижу смысла жить без этого… Но я никогда не ставил на кон то, с чем не готов расстаться.

— А у тебя есть такое?

— Ты знаешь — у меня проблемы с человеческими чувствами. Стыд, страх, любовь… Особенно любовь, — Старпом сделал кистью сложный жест, означающий недоумение и раздражение, — Банальное половое влечение и интерес к новому телу и новой личности, которое может, со временем, перерасти в привычку, раздули до размеров некой мистической и всепобеждающей силы. Мне больше понятны менее романтизированные и более логичные вещи.

— Угу… Дружба например. Я помню этот разговор…

— Дружба меньше чем любовь завязана на инстинктах. Это, скорее, соглашение. У вас есть некие точки соприкосновения, вы можете терпеть недостатки друг друга, вы хорошо знаете друг друга и, будучи вместе, расслабится не ожидая подвоха. Да — это я очень хорошо понимаю.

— Почему же тогда ты бросаешь всех, кому ты дорог?

— Иногда, надо уйти, чтобы остаться.

— Странная логика… Мне её не понять… Наверное никому из людей её не понять. Хотя многие пытались. Я тоже пытался.

— И как результат?

— Не знаю. Хотя я старался как никто. Знаешь… — старик допил и протянул стакан, требуя налить еще, — Когда это случилось… Когда ты вернулся в его теле… Я сразу все понял. Глаза. Тебя выдали глаза. Шон смотрел на мир, как на чудо. А у тебя был взгляд зверя. И повадки зверя. Я делал вид, что не замечаю… Пытался привыкнуть. Надеялся, что ошибся, что он выжил в том пожаре… У него ведь не было шансов, верно?

— Были. Он мог уйти. Но он не мог бросить друзей…

— Да, конечно… Ты поэтому его выбрал?

— Он позвал меня.

— Это так работает?

— Сложно объяснить… Обычно, меня привлекает месть, но тогда… — Старпом пожал плечами, не сводя взгляд с пляшущих языков пламени, — Почему ты вдруг об этом заговорил?

— Сам-то как думаешь? Мне много лет. Даже не знаю точно сколько. Я уже пережил всех своих друзей. Скоро и мой черед уходить в холмы. Я никогда об этом не спрашивал… Но вдруг так выйдет, что не успею спросить? Мне просто хочется знать… Шон. Где он сейчас?

— Здесь. Он часть меня. Поэтому я и прихожу к тебе. Поэтому я называю тебя отцом.

— Вот как… Но ты же уже не он..? — старик провел ладонью сверху вниз, — В смысле, что ты уже не в его теле.

— Они всегда со мной. Все.

— Значит, когда я приду туда, его там не будет?

— Будет. Обещаю. И он и Энья. Даже Коннол и Ветошь.

— Спасибо…

Снова замолчав, старик украдкой вытер уголки глаз, потом отобрал у Старпома бутылку и налил себе до краев.

— Как оно там?

— Где?

— В холмах. Ну там, где вы живете.

— Скучно… Но тебе понравится.

— Почему ты так решил?

— Там нет всего этого дерьма и есть виски.

— Звучит неплохо… Энья… Ты говоришь, она будет со мной? Я думал, она там уже нашла себе кого-то. Люди говорят, что народ дану славятся красотой. Не то что я.

— Можно я промолчу?

— Хочешь сказать, по вашим меркам моя Энья — дурнушка? Правильно — молчи! А то получишь еще и от меня.

— «Еще»?

— Ну да. Потому, что она тебя точно взгреет, когда поймает, за то, что таскаешь мне выпивку!

— Надеюсь, к тому времени, как я туда попаду, она уже забудет.

— Надейся-надейся… Энья ничего не забывает! И тебе все припомнит и мне… Вот будет потеха, если, бегая от неё, посреди похорон воскресну! Спотыкнусь и прямо в свое старое тело! Представляю, какие у всех будут рожи!

Старик, хлопнув себя по колену зашелся в клокочушем каркающем смехе. Старпом, глядя на него, улыбнулся и понимающе кивнул.

— Это будет в твоем духе.

— И не говори… — отсмеявшись, старик толкнул его в плечо, — А помнишь ты рассказывал шутку про похороны? Или про свадьбу..?

— «Чем эринская свадьба отличается от эринских похорон?»

— Да! Чем?

— На похоронах один не пьет.

— Ха! Смешно… Еще знаешь? А то я хожу к ребятам пропустить по стаканчику и сижу там как пень. Хоть повеселю всех.

— Донован пьет в баре. Хорошо так пьет. Наконец Бэрр ему говорит, что они закрываются. Донован пытается встать и чувствует, что его не держат ноги.

— Донован? Он же…

— Тсс… Не перебивай… В общем — кое как, держась за стенку, он выходит из бара, шатаясь бредет домой и падает в кровать. Утром жена начинает его костерить: «Опять ты, такой сякой, напился до беспамятства!» Донован начинает отнекиваться, мол дорогая, мы пропустили вчера всего пару кружек, с чего ты вообще взяла, что я напился? «Бэрр заходил», — отвечает жена, — «Сказал, что ты забыл у них свое инвалидное кресло».

— Донован? Забыл кресло?! — на этот раз старик хохотал минут пять, — Вот это было хорошо..! Здорово ты придумываешь..! Вплетаешь наших… Расскажи еще что-нибудь? А то знаю я тебя — опять исчезнешь и кто знает, когда появишься снова?

Малатан был крупной колонией, располагавшейся на архипелаге лежащем перед Первым Кольцом. Выбравшемуся из островных лабиринтов «Интернационалу» было до туда чуть меньше четырех суток тридцатиузловым ходом, о чем Капитан поспешил оповестить Ксению, которая от этой новости почему-то загрустила.

— Ты чего? Скоро дома будешь. Разве не рада?

— Рада…

— Ну а чего тогда скисла?

— Просто…

— Ну говори, не бойся.

— У вас тут интересно… Папа мне не разрешает ни с кем дружить, не пускает никуда?

— Почему?

— Боится…

— Понятно… — Капитан не стал уточнять, потому что, учитывая случившееся, опасения были не беспочвенны, — Ну ничего… Думаю, все образуется.

Ксения только молча кивнула. Оставив её, Капитан, задумчиво хмыкнув вернулся на мостик и оглядел горизонт. Горизонт был чист. Ни судов, ни облаков. Единственной точкой, за которую мог зацепиться глаз, был Сыч, крутивший воронку над идущим кораблем.

— Разведывает?

— Никак нет — разминается… — пояснил тоже наблюдавший за птицей Ур, — В природе они сильно много летать без дела не любят — чаще бегают. Силы берегут. А тут его самки на камбузе закармливают, так что сил у него дуром, вот и носится кругами.

— Это хорошо — держи в форме. Что у нас там по остальным?

— «Пятаков»… Виноват — «БЧ-5», я от тренировок освободил, у них работы, а остальные — по плану.

— По плану, говоришь? Тоже хорошо… Ладно — следи, если что, то докладывай. Я пойду — на рации поработаю.

В радиорубке обнаружился Доктор, который сосредоточенно что-то записывал. Ведьма с отсутствующим видом стояла рядом. Её глаза рассеянно блуждали по панелям приборов и раскиданным бумагам.

— Ганс — ты долго еще?

— Найн! Почти заканчивайт! Гроссе интересный данные!

— Что-то нашел?

— Нихт могу сказайт точно. Та загадочная частота! Надо еще все перепроверяйт… Но если говорийт в общий черты, я близок к пониманий феномен, который мы наблюдайт во время эксперементальный запуск установка!

— Серьезно?

— Йа! Вы есть должно быть помнийт, тот артефакт, за который фрау Миледи давайт нам орудий?

— Ну да. Подделка какая-то, — Капитан подозрительно покосился на Доктора, — Нас обманули и это не подделка?

— Нихт обманывайт! Не говорить весь правда! Это есть действительно подделка. И это есть действительно ключ!

— Помню… Был такой разговор. «Ключ к богатству» или власти. Что-то такое.

— Гут! Именно так! Мне удавайтся сопоставляйт информация из записи Петерфельд, с записанный им легенды народ фрау Алиса. Если не углубляйтся в излишний подробнойсть, данный ключ открывайт спрятанные места, где есть находить странный вещи. Все эти сказка про найденый волшебный пещера с джин, замок волшебник, прочий фольклор, имейт корни именно оттуда. Кто-то использовайт найденое для собственной выгода и обогащений. Но сокровийщ может быть проклятый. И тогда оно нести смерть. Зачастую, для всех в огромный радиус. Для непросвещенный человек выглядейть как кара богов.

— Земля умирает на сто дневных переходов… — пояснила Ведьма в своей манере, — Вода становится ядом, люди и животные гниют заживо. Жуткие чудовища выходят из сна и начинают убивать.

— Прелесть… — прокомментировал это Капитан, — Нам повезло, я так понял, что только Сыч на голову свалился?

— Наш ключ не знал путей, поэтому направлял всех к Шпилю.

— А почему?

— Чем ближе к Шпилю, тем сложнее прокладывать путь, но тем он прочнее.

— Ну все понятно… — кивнув, Капитан повернулся к Доктору, — Нихера не понял.

— Йа. И это есть проблема. Фрау Алиса читайт записи касательно знаний её народ, но даже она нихт понимайт их до конца. Я есть предполагайт, что это есть осколки более древний знаний, оставшийся в их память в виде миф, чей значений от них есть ускользайт. Но тогда вопрос — откуда они есть получайт этот знаний?

— От предков, — пожала плечами Ведьма, — Они от своих предков. А те — от Владык. Владыки не объясняли. Они делали. Мы запомнили то, что увидели и услышали.

— Кто есть «Владыки»?

— Те о ком предки велели не спрашивать.

— О! Гут…

Доктор развел руками и принялся собирать записи. Дождавшись, пока он с Ведьмой уйдет, Капитан достал шифроблокнот и принялся составлять шифровку с отчетом и просьбой посмотреть, куда там запропастился его старпом.

Раньше главной статьей доходов Малатана были рудники. Там и сейчас что-то добывали, но уже не в тех количествах. Однако, ввиду удобного расположения, он стал важной перевалочной базой на пути к Островам, так что, в отличие от аналогичных поселений, с истощением недр не зачах, хотя и процветал уже не так активно. В главный порт одноименного города Капитан лезть не рискнул, хоть Кабанов и утверждал, что проблем не будет, и предпочел ошвартоваться с другой стороны острова.

Отец Ксении прибыл с помпой сразу на трех автомобилях. Внешность его гармонировала с фамилией — невысокий, коренастый, с маленькими прищуренными глазками, он почти не взглянул на дочь, которая испуганно сжалась при его появлении, зато горячо поприветствовал сопровождавшего её Капитана.

— Земляк!!! Вот уж удружил, так удружил! Я уж думал все — попался! Сколько раз говорил: «Не бывает у нашего брата друзей — только подельники!» Нет — влипла, таки…

— Что там случилось-то?

— Да есть тут один… Я, браток, тут всю контрабанду держу… А её через нас идет дохуя. Многие компанейские недовольны. Вот и решил один петушок на меня через дочку надавить, чтобы я кран прикрыл. Бигертом зовут. Слыхал?

— Нет. Не припоминаю.

— Ну то понятно — ты то такими делами не промышляешь, поди? Да и зачем тебе с такой посудиной? Где нарыл, если не секрет?

— Купил. Исследовательский грант.

— Наукой, значит занимаешься? Ну мы народ попроще…

— Пошли в кают-кампанию, — Капитан приглашающе махнул рукой, — Стол накроем, посидим как положено. Расскажешь, что тут у вас да как, я расскажу, как мы Ксюху твою нашли.

— Не вопрос, братан — нас едой не испугаешь… — Кабанов махнул своим людям идти к машинам, — Этих кормить — только еду переводить.

— А че они у тебя с петлями на шее?

— Чтобы не расслаблялись! Помнили, кто их шеи из петли вытащил!

— Побег организовал?

— Выкупил. Тут ветрухаи продаются все на раз — лавэ решает. Оно вообще везде решает. А с деньгами у меня всегда полный порядок был. Вот арбуз знаешь?

— Знаю.

— Я на них такое бабло поднимал — караул! Казалось бы — вот что ты с того арбуза скроишь? Не, было, конечно, лошье которое с гирями химичить пыталось, обес, недовес, но то такое палево!

— Посадят, — согласно кивнул Капитан.

— Только вот я скумекал как дело поставить. Например вот битые арбузы. Бой он всегда есть. Столько продал, столько остатку, а столько — бой. Проверили, записали, бой выкинули. А я его взад. И на следующий день у меня не тридцать кило боя, а сорок. И десять кило — в свой карман.

— И не замечали?

— Нет. Кто там заметит? А как докажет? Да и верили мне — я же с их села, все свои…

— Так и не поймали? — Капитана от последней фразы скривило.

— Напарник сдал… Падла! Я ему схему открыл, хотел научить, барышом поделится, а он вломил меня.

— Вот как? Не такой человек оказался?

— Да… Не раскусил суку вовремя. Вроде нормальным пацаном казался, говорил, что о мотоцикле мечтает. Ну я и решил, что раз деньги нужны, то за откат будет на втором прилавке по моей схеме работать. С двух точек-то навара больше! А он сознательный оказался — день отработал и с повинной пошел.

— И чем все кончилось? — поинтересовался Капитан запихав в рот кусок только что поставленной на стол рыбы, чтобы скрыть злорадство в голосе, — Сколько дали?

— Треху… — Кабанов покосился на Барабашку, которая накрывала на стол, — Хороша! Твоя?

— Старпома.

— Повезло мужику… Сочная баба. Но моя Нюрка была лучше. Не попадись я тогда — не встретились бы, так что, в натуре, нет худа без добра.

— Вы в лагере познакомились?

— Да. Она у нас учетчицей была. Мы, сперва ходили, приглядывались, но, в натуре, натуру не скроешь — поняли, что одного поля ягоды. Эх, знал бы ты, братан, насколько она была хороша! — Кабанов мечтательно вздохнул, — Её бы в шелка, да в золото! А какая умная! Такие схемы придумывала, ты бы знал, братан. В любом другом месте мы бы с ней так развернулись… Да только не в нашей поганой стране… У нас умные да хваткие не в чести…

Взяв рюмку, Кабанов кивнул в сторону графина с алкоголем.

— Налей, братан, выпьем за помин души её грешной…

— А она за что сидела?

— Попытка убийства.

— Мужа пыталась грохнуть, поди?

— Если бы! Проверяющего! Она в магазине работала, красивую схему придумала — комар носа не подточит. Три года все чики-пуки было, пока не явился один… Зацепился за херню и давай копать. И раскопал, гнида. Нюрка говорит, что и денег ему предлагала, и себя — ни в какую. Импотент старый. А Нюрка баба горячая… Он развернулся, чтобы уходить, она его топором и хватила. Потом оттащила до саней и в лесу выкинула — думала сдох. А то возьми и выживи…

— Мда… Повезло ей — могли и «вышку» за такое влепить.

— Должны были, да только она Ксюхой беременная оказалась. Помиловали…

— Погоди. То есть она не твоя?

— Как не моя?! — притянув сидевшую рядом Ксению, Кабанов обнял её, — Моя! Как есть моя! Главная память о Нюрке моей покойной… Когда Ксюху украли, я, в натуре, чуть с ума не сошел! Эх… Давай, что-ли, еще по одной накатим… Ксюха — ты куда глядишь все время?

— Да она на Черри косится, — пояснил Капитан, — Сдружились они. Остальных боялась, а с ней прям сразу сошлась.

— Зря… Я её всегда учил: «Ни с кем не сходись, ни к кому ни прикипай».

— Почему?

— Больно это, братан. Вот я Нюрку любил и что? Её уж сколько лет на земле нет, а я до сих пор, как подумаю о ней, так душу рвет. Зачем ей такое?

— Ну не знаю… — задумчиво пожал плечами Капитан, — И так плохо, но и без этого тоже как-то неправильно… Не знаю…

— Я знаю… Я прям в натуре почувствовал, когда Нюрку стрельнули, — Капитан с удивлением увидел, как в глазах Кабанова блеснули слезы, — За тыщи верст…

— Её расстреляли? За что?

— За ум, братан, за ум… Я когда откинулся, ей еще три года чалится оставалось. Я ждать пообещал. А что так просто ждать? Начал пристраиваться. Она вышла, а у меня уже столовка. А столовка — это в натуре золотое дно.

— За старое взялся?

— Сам знаешь — деньги рисковых любят. Честно много не заработать, а жить хорошо хочется. Но я осторожно кроил. А вот когда Нюрка вышла — вот там мы развернулись… Она умная, но горячая. А я — поосторожнее буду. Она дела делала, а я следил, чтобы её не заносило. А дела у нас, братан, такие были, что мы за год дом в два этажа построили!

— Это на чем, если не секрет?

— На тугуйцах. Они до пьянки слабые. Его чуть подпои, а дальше он сам все принесет — орех, пушнину, дичь. И отдаст задарма, лишь бы ты ему налил. Плесни-ка, кстати, еще. Отменная штука. Где брал?

— Сами гоним…

— Вот и мы сами гнали. Со столовки много чего в отход идет. А у нас в дело шло, — Кабанов посмотрел стакан на свет, вздохнул, — Круглые сутки аппарат работал… Да остальное в дело пристраивали… Эх Нюра — знала бы ты, как мне тебя тут не хватает.

— Тоскуешь?

— Тоскую, братан… Очень тоскую. Ну а ты чего? А то я все о себе, да о себе. Ты как тут оказался? Я по выправке смотрю — военный? Да не самый плохой. Вон какое хозяйство крепкое. Все, в натуре, по струнке ходят. Значит не надоело лямку тянуть. Тогда почему свалил?

— Командир приказ отдал. А я ответственность на себя взял, — не стал вдаваться в детали Капитан, — Вот и пришлось уходить.

— Под трибунал не захотел?

— А кто под него хочет.

— Это че за приказ такой, в натуре, что за него под трибунал? — Кабанов с прищуром посмотрел как лицо Капитана мрачнеет, — Все-все! Не лезу! По глазам вижу, что такая хуйня, что не то что говорить — вспоминать впадлу. Эх — вот почему я рад, что меня судимость от армии уберегла! Я-то знаю, за что страдал, за что зону топтал. А вам прикажут, а потом всем плевать, как вы жить с этим будете. Давай что-ли, не чокаясь, как там у вас у армейских принято…

Капитан кивнул и, молча выпив, принялся мрачно смотреть в стену. Кабанов некоторое время ждал, пока тот заговорит, потом фамильярно толкнул в плечо.

— Хороший ты мужик, капитан… Располагающий… За своих вон какой груз на душу взял. Я то еще сижу и думаю: «Че я тут как на исповеди душу выворачиваю?» Не поверишь — ты первый тут, кому я все это рассказал. Хотя с кем тут говорить? — откинувшись на спинук стула Кабанов вздохнул, — Они же тут все так — без понятия. Ножи есть, кулаки есть, а как из этого всего деньги делать никто не знает. Один у меня — за сто исладоров на каторгу загремел! Представляешь? Я его спрашиваю: «Братан, ты ебу дался в натуре? Зачем тебе этот нищеброд был нужен?» А он на меня глазами лупает: «Почему нищеброд? Я троих зарезал, чтобы эту сотню набрать!» И вот с такими приходится иметь дело… А у тебя как? Где ты столько толкового народу набрал?

— Да кого где. Кто сам прибился, кого друзья посоветовали. Некоторых выучили. Вот так, от Амена, через Континет до сюда и собирал.

— А! Ну точняк — яж забыл, что вы кочевые. Там одного, тут второго — так в натуре можно набрать… Слушай — а ты в Порто был?

— Был.

— И как там?

— Неплохо. Если деньги есть.

— Если деньги есть — везде неплохо, — Кабанов вздохнул, — Кроме родины нашей. Не любят у нас умных…

Дипломатично промолчав, Капитан налил ему еще. Кабанов кивнул и, опрокинув стакан, залпом мечтательно посмотрел в иллюминатор.

— Мы с Нюркой хотели в Порто податься. Большой город… Вольный… Торговый… Эх мы бы там с ней зажили…

— Да. Там таких полно… — Капитан снова не стал конкретизировать, — Там бы было вам раздолье. А что не уехали?

— Дак мы пытались… Тем более кто-то стуканул на нас опять. Будто мы местных спаиваем… Твари… Как собаки на сене — и сами не пользуются и другим не дают…

— Опять за вами пришли?

— Не. Мы уже ученые были. Что спаиваем — это еще попробуй докажи. Значит на других грешках ловить будут. Рядом прииски были, так что, бывало, старатели за продукты с нами натурой рассчитывались. Не запрещено, но соблазн большой. Вот мы с Нюркой и смекнули, куда они смотреть будут. На чем нас будут ловить. И пока они сверяли, сколько мы приняли и сколь государству сдали, другую схему замутили. Пушнина не золото, а стоит, в натуре, как бы не дороже. И, главное, в быту нужная. Даже если обыщут, скажем, что на шубу собираем. Шубы-то не запрещены?

— Нет, вроде…

— И возить шкурки тоже не запрещено. Вывозить мимо таможни только нельзя, но там уже поди нас поймай, коли мы через границу ушли. А главное — как красиво, в натуре, все исполнили! Нашли два судна, которые контрабандой промышляли. Нюрка первая пошла. Вроде как за продуктами. Ксюху со мной оставила. За нами следили, но рассудили, что мать ребенка не бросит. Вернется по любому. А она раз — и на корабль! А мы — на другой. Баню затопили, для видимости, свет везде зажгли и на лошади, без телеги, тайком сквозь лес к реке где лодка была. И на той лодки вниз, к морю. Там, в условленном месте, на судно сели и через две недели в Форбург приехали. А Нюра не доехала…

— Что случилось? — на Кабанова было жалко смотреть, так что Капитан даже стал ему сочувствовать, — Крушение?

— Нет… Мы еще жребий кидали, кому с кем ехать… Нюрке решка выпала… Лучше-б мне выпала! У меня еще одна остановка была — меня бы не стрельнули. А у ней все… Дальше ехать некуда. Я потом справки наводил — слежка за тем судном была… Сразу как границу пересекли, их сторожевик догнал. Нюрка ружье схватила, сперва капитану к башке приставила, да как будто сторожевик обгонишь? Потом, от отчаянья, начала в тот сторожевик палить. Затем в воду его кинула и сама следом. Выловили… В суд отвезли… Приговорили и расстреляли… Десятого… С утра…

— Сочувствую…

— Да, братан… Вот так бывает — вроде все продумали, все предусмотрели… Но все не предусмотришь. В чем-то надо положиться на фарт воровской… А фарт изменчив. И вот мы с Ксюхой… Одни… Она — все, что мне от Нюры осталось. Бигерт знал, что красть. А ты мне её вернул. И от бабла отказался… Денег бы попросил — было бы все проще. В деньгах я легко все смеряю. А так — даже не знаю, братан, как тебя уважить. Ты баню любишь?

— Баню?

— Да. Давай я тебе баньку организую. По нашему. Попаримся, выпьем, побазарим… Я ведь столько лет по нашему не базарил…

— Ну ладно… — Капитан растеряно кивнул, — Не откажусь…

— Тогда не торопись линять — я сейчас все организую. Все четко будет — отвечаю!

— Хорошо — жду.

— Душевный ты мужик, капитан… Ладно — пойдем мы… — Кабанов встал, крепко беря дочь за руку, — Я за тобой пришлю. И парням твоим стол организую… Все чин-чинарем будет…

Проводив его, Капитан задумчиво закурил трубку глядя в след растворившимся в дорожной пыли машинам. Сбоку аккуратно пристроился Михай. Некоторое время они стояли молча.

— Погана людина… Прямо таки сволота остання… — Михай сочно вздохнул, — И, що найцикавише, щиро впевнений, що все правильно робить. Я не те, щоб пидслуховував, просто ви голосно говорили…

— Знаю… Иногда хотелось в морду ему дать… Но с другой стороны, Нюрку-то свою, любил взаправду. С дочкой нянчится, в память о ней, как с родной…

— Думаете, що вин не таке гивно як здаеться?

— Думаю, не нам его судить. Мы сами знаешь… Того… Такой херни наворотили, что только держись.

— Згоден. Але, все таки, ми якись береги, але бачимо.

— По нашим представлениям. А он, по своим, тоже, может, все верно делает. Ладно, че уж там? Какой не есть, а, все же, свой, верно?

— Не знаю. У мене зи своими он яка херня вийшла…

Капитан хотел что-то ответить, но, потом, просто махнул рукой. Михай согласно кивнул и пошел в кубрик.

Доктор кинул взгляд на свернувшуюся прямо на полу Ведьму и покачал головой. Ему была непонятна эта дикарская привычка спать там, где сморил сон, но у всех свои причуды. Сев за стол, он погрузился в записи и не сразу заметил, что его вызывают по внутренней связи.

— Лазарет… — раздраженный, что его отвлекают Доктор ткнул пальцем в кнопку, — Что есть требуется?

— Док! Ты как!? — буквально заорал на другом конце Калибр.

— Гут! Спасибо, что есть интересовайтся!

— Все спят!

— Это есть нормально в данный обстановка…

— Ты не понял — они не просыпаются!

— Айн момент…

Вскочив, Доктор подбежал к Ведьме и принялся её тормошить. Потом приподнял веко, и заглянул в глаз с расширенным зрачком. Затем повинуясь внезапной догадке, кинулся к столу. Разломив лежащий на тарелке пирог, он схватил одну из пробирок и капнул на начинку, глядя как реактив окрашивается в яркий цвет.

— Док! — раздалось по связи, а потом снаружи замолотил пулемет, — Тут колониальная гвардия!

— Барбитураты! Еда есть внутри барбитураты! На вас они нихт действовайт, а я есть забывайт это съесть!

— Ты можешь что-то сделать?! Мы долго не продержимся! Их тут не меньше сотни!

— Найн! Теоретийчески, можно было бы попробовайт какие-то ингибитор или стимулятор, но я их нихт имейт в свой распоряжений!

— Сколько они так проспят?

— Зависийт от доза… Долго! Что вы предлагайт делайт!

— Ты умеешь управляться с двигателем?

— Найн!

— Тогда придется уходить! Сыч докладывает, что сюда идут корабли! Если продолжим отстреливаться, они просто расхерачат нас из артиллерии!

— А что есть делайт с остальные? — Доктор растерянно огляделся.

— Ничего! Забери или спрячь все важные документы, ключ от сейфа Капитан прячет в столе в журнале, а ключ от стола — под графином! Потом уходи в лес. Мы тебя прикроем, затем уйдем следом и там уже подумаем, как вытащить остальных…

— Гут! Мне нужно десять минута!

— У тебя есть пять! Торопись!

— Понимайт… Вы перед уход сабботировайт двигатель! Чтобы они нихт угоняйт корабль!

— Не первый день в армии… Давай бегом. Я не знаю, сколько мы еще продержимся.

Отключив связь, Доктор растерянно сделал шаг назад, оглянулся на лежащую на полу Ведьму, постоял… Потом укрыл её пиджаком и, выпрямившись, решительно сжал кулаки. В голове что-то переключилось превращая его в мозг в мыслительный автомат. Документы, ключ, сейф, это важно, не важно, важно, деньги, карточка с иероглифом которую им дал Джеминг. Все это ему не унести, так что надо прятать.

Старпом не говорил, где на корабле тот потайной отсек, но если мыслить логически, то за трюмом с провиантом должны начинаться танки с питьевой и технической водой. А переборка там недостаточно массивна, чтобы выдержать давление нескольких тонн жидкости. Вход туда должен быть, скорее всего, в каюте Старпома. Кровать привинчена и каждый раз ей демонтировать сложно и заметно. А вот шкафы…

Один заметно больше другого. Почему?

Потому, что его дно — это крышка люка, ведущего в длинный узкий отсек-тайник! Вот где Старпом хранит трофейное спиртное! И оружие со взрывчаткой. И деликатесы, которыми он не намерен делится. Некогда смотреть! Одернув себя, Доктор спрятал документы и ценности, ухватился за лестницу, чтобы выбраться, но замер. Мозг кольнула трусливая мысль — он может тут отсидеться! Натаскать провизии, воды, взять одеяло… Уволочь сюда кого-то из команды он не сможет — ему просто не хватит сил безопасно спустить вниз бесчувственное тело. Но вот самому спрятаться!

Рука, без команды мозга отвесила пощечину. Нет! Прячась, он никак не поможет остальным. И себе тоже. Рано или поздно, придется выйти. Если корабль в этот момент будет в руках врагов — укрываться, значит только оттянуть неизбежное… Если же его к тому времени отобьют — как он будет смотреть в глаза своим?

— Даже не думай об этом, Ганс… — бормоча, Доктор принялся взбираться наверх, — Ты Кригер. Ты воин. Ты гордый сын храбрых отцов и любящих матерей. И теперь, перед их лицом, ты не имеешь права забиться в нору словно крыса. Порядок, дисциплина, отвага… Порядок, дисциплина, отвага…

Теперь его приборы. Утащить вниз и спрятать он не успеет. Успеет только сбить все настройки — пусть попробуют теперь понять, что тут было! Магнитофон… Перестрелка снаружи еще идет, значит китты пока держатся. Схватив кабеля Доктор принялся соединять магнитофон с радиостанцией. Потом нажал кнопку записи, надиктовал сообщение на всех известных ему языках и, зациклив воспроизведение, настроил радиостанцию в широковещательный режим.

«Внимание!» — понеслось в эфир, — «Всем, кого это касается! Вольный корабль „Интернационал“ захвачен в порту Малатана. Судьба экипажа неизвестна. Срочно требуется помощь. Повторяю…» Убедившись, что передача идет, Доктор загородил магнитофон и панель радиостанции другими приборами. Неясно, насколько хватит аккумуляторов, кто и когда примет это сообщение и как быстро местные разберутся, что происходит, но он сделал все, что мог. Теперь пора уходить.