Котеану команда «Ежа» собиралась покинуть на рассвете. Вечером приперся пьяный в дрыбаган Семеныч, который поругался с женой и заявил, что он с ними до первой крупной колонии, так как семейной жизни ему на ближайшее время хватило. Потом, заявился не менее пьяный Гюнтер и позвал Бьернсона и Тролля отметить окончание штормов. Те, несмотря на то, что полчаса назад решили с пьянкой завязать и серьезно готовится к выходу в море, немедленно согласились. Утром Бьернсона терзали похмелье и раскаяние в том, что он не проявил необходимую стойкость и целеустремленность и, таки, нажрался. Поэтому, он твердо решил встать на путь исправления и наведения порядка. Начать решено было с себя. Точнее с внешности, так как за несколько месяцев штормов он оброс настолько, что можно было заплетать косы, причем хоть спереди, хоть сзади.
Стричь вызвался Брава, который относился с оптимизмом ко всем своим навыкам. Тем более, волос было много, так что, казалось, право на ошибку есть. Но процесс вышел из под контроля и, пытаясь сделать ровно с обоих сторон, он обнаружил, что на голове осталась только полоска посередине и шириной с ладонь. Причем его ладонь, а не Бьерна.
— Ну что там? — Бьернсон принял его замешательство за окончание процесса, — Ровно?
— Э-э… Ну вроде как… Я, правда, слегка увлекся…
— В смысле…
— Ну так оно неплохо смотрится… И не жарко, опять таки, будет…
Бьернсон ощупал голову. Потом встал и поискал зеркало. Потом посмотрел на Браву. Потом снова в зеркало.
— Тролль..?
Выглянувший с носа Тролль посмотрел и скривился. Он, судя по длине волос, вообще ни разу в жизни не стригся и, видимо, считал это таким же излишеством как и членораздельная речь.
— Слободан?
— Еботе… Прям это… Как в книжке…
Слободан вовремя сообразил, что сейчас не время говорить, что он на самом деле думает о парикмахерских потугах Бравы.
— В какой..?
— Про этих… Амейцев… Сильвио — ты не помнишь, как она называлась?
— А! Ну да! — Брава, поняв куда тот клонит, радостно закивал, — Я именно это и имел ввиду. Там такие дикари были, воинственные. То-ли «ерокизы», то-ли «уроны»… Вот они как раз с такой прической ходили. Сам, когда мальчишкой был, о такой мечтал.
Бьернсон недоверчиво покосился на них, потом решил узнать мнение нейтрального критика в лице Гвоздева. Тот, прощенный после вчерашнего, собирал дома вещи и инструмент для отбытия на сезонные заработки.
— ЭЙ СЕМЁНЫЧ! НУ КАК ТЕБЕ ПРИЧЕСОН!!?
— НА ПЕТУХА ПОХОЖ… БЕЗ ОБИД… — ответил Гвоздев, придирчиво осмотрев эту картину сверху.
Бьернсон не понял, почему «без обид», так как для него петух был задиристой боевой птицей и, успокоенный тем, что его внешний вид не вызывает никаких неприятных ассоциаций, начал готовить судно к выходу в море.
— Эй, залу… Хуе… Хозяева!!! Разрешите подняться?! — раздался снизу голос Кубы, в которого таки сумели вбить немного вежливости, — Ох ебать ты страшный!!!
— В хорошем смысле страшный?
— Да я хуй знает, — Куба опасливо покосился на Бьернсона, — Но ночью такое я в рот ебал увидеть. Хотя ты и до этого был той еще образиной… В хорошем смысле!
— Ладно — живи… Чего хотел?
— Да это — вы ебаторию водолазную доковыряли же?
— Есть такое… — подтвердил высунувшийся из машинного Брава, — Назад не продам…
— Да нахуй она мне впилась! Сам вот в ней под воду и полезешь… Собственно, че я и припиздехал — дело есть! Выгодное! Как раз для тех, у кого есть водолазное оборудование. Прибыль делим пятьдесят на пятьдесят.
— Сперва скажи, что за дело.
— Я знаю, где лежат несколько затонувших судов с закрытыми сейфами. Муг их не смог вскрыть — у него дыхалки не хватило, а вот с водолазным оборудованием можно попробовать расковырять.
— Думаешь там много ценного?
— Как минимум — судовые кассы.
— Гроши…
— Дохуя богатый что ли? Гроши-не гроши, но в нашем положении не выбирают. Кроме того — документы. А там может всякое быть. Слышал одни парни нашли такой сейф, а в нем контрабандой изумруды везли!
— Контрабанда в судовом сейфе? Маловероятно…
— Да я пиздеть что ли буду?
— А то нет… — сурово навис над ним Бьернсон, — В общем так — если недалеко и неглубоко, то слазаем.
— Делим поровну!
— А ты не охуел?
— Ладно — сорок на шестьдесят.
— Десять процентов за наводку и то если что-то толковое найдем.
— Тридцать на семьдесят!
— Десять процентов и я не ломаю тебе ногу.
— Десять так десять. Десять мне и десять Мугу.
— Десять вам обоим, или я тебе её сломаю прямо тут.
— А ты умеешь торговаться! Ладно — по рукам… Вы когда выходите?
— Завтра.
— Ну тогда до завтра, партнеры…
Бьернсон мрачно кивнул и посмотрел на остальную команду. Тем, с экипажем «Икана», партнерствовать не улыбалось, но, с другой стороны, может в запертом сейфе затонувшего корабля действительно найдется что-то ценное?
Спинной плавник громадной акулы, казалось, был выше чем рубка «Ежа». Все, кто был на борту, застыли, глядя как исполинское чудовище, способное утопить их одним движением, проплывает мимо.
— То есть вы мне предлагаете лезть в воду когда вокруг плавает вот такое? — с истеричными нотками в голосе поинтересовался Брава, — Вы серьезно?
— Зато всех остальных хищников она точно разогнала…
— Да ну-ка его нахуй… Пусть вот черножопый лезет. Я ему свою долю завещаю.
— Успокойся — эта тварь, на самом деле, для тебя безопаснее, чем для нас. Потому как, думается, при таких размерах ты ей не интересен…
— Успокоится? А ты в курсе, что если она оборвет шланги и не сработает обратный клапан, а глубина будет большая, то меня давлением в шлем запихает?!
— Целиком? — все с удивлением посмотрели на водолазный шлем, — Ты же не поместишься?
— Поместится! — с дебильным энтузиазмом подтвердил Муг, — Я такое видел! Хотя сначала никто не верил — мужик-то был здоровый!
— Муг! Еп твою фамилию! — прошипел Слободан, — Заткнись нахуй…
Но Брава уже побледнел и начал пятится в сторону машинного.
— Сильвио — хорош как девочка тут уже… Кто кроме тебя?
— Ты!
— Я? — Слободан аж опешил от неожиданности.
— Да! Я тут внезапно понял, что вы-то за помпой не уследите, да и, если что не так пойдет, что я там, снизу, сделаю-то? Даже не подскажу. Так что давай ты полезешь, а я тут за техникой послежу…
— Так, погоди… У меня же опыта никакого…
— Так там его и не надо! — снова радостно вклинился Муг, — Это с помпой обращаться опыт нужен! Давление регулировать и всякое. А в костюме бродить каждый дурак сумеет!
— Даже ты? — злобно поинтересовался Слободан.
— А то! Даже я! Или ты че имел ввиду, чувак..?
— Вот хули ты лезешь, когда не просят..?
Слободан оглянулся на Бьернсона и Тролля, но тем было глубоко фиолетово кого спускать под воду и, что самое грустное, костюм для них был категорически мал.
— Да чтоб вас…
— Больше некому, Слободан… — виновато улыбнулся Брава.
— Еби се! Дайте хоть потренируюсь… Там, где по мельче…
Грязно ругаясь, Слободан принялся облачаться. Перед тем, как надеть шлем, он обвел всех злобным взглядом и пообещал, что если ему суждено отдать концы в этой душегубке, то он станет призраком и будет являться им по ночам. Бьернсон со злорадным хохотком нахлобучил на него тяжелый медный шлем, старательно его закрутил и, проверив воздушный шланг и сигнальный конец, отправил Слободана за борт.
Первый раз закончился очень быстро: новоиспеченный покоритель глубин забыл свинцовые боты-грузила поэтому, вместо погружения, принялся дрейфовать вокруг корабля как поплавок, перевернувшись тяжелым шлемом вниз и распугивая воплями рыбу. Его выловили, успокоили, налили для храбрости и снова упаковали в костюм. Перед второй попыткой снаряжение проверили гораздо тщательней, так что Слободан благополучно погулял по дну, до смерти перепугал черепаху, подрался с осьминогом и приволок на память здоровенную ракушку. В ракушке, видимо, кто-то еще жил потому, что к вечеру она начала зверски вонять и Брава, по тихому, выкинул сувенир за борт. Сам Слободан, от переизбытка чувств, напился и лег спать. А ночью проснулся и начал будить всех с требованием срочно провести тренировку, мотивируя это тем, что на глубине темно, а в нутре затонувшего судна — тем более. Теперь матерились уже остальные, но Слободан был непреклонен.
— Вот гандоны! — сонный Куба, чей катер был ошвартован рядом, посмотрел на свет фонаря мечущегося по дну, — Меня-то хули надо было поднимать, уебаны сра..!? Ай бля..!
— Мы партнеры… — напомнил докинувший до него бутылкой Бьернсон, — А значит страдаем вместе. БРАВА!!!
— А! ЧО! — взметнулся клевавший носом Сильвио.
— Не спать! За помпой следи… А то сейчас обратно все перетасуем.
— Кофе надо… Узкоглазый же предлагал…
— Кофе — дорого.
— Мы-ж в островах. Он тут копеечный.
— По меркам Континента — да. Но все равно дорого. А у нас, пока, денег только на пиво.
— Так заработаем! В сейфах по любому должно что-то быть.
— Угу. Журнал, медяк и крабий хуй на сдачу… — Бьернсон ткнул в начавшего подремывать Кубу, — Этот ушлепок, по твоему, похож на того кто знает где заработать можно? НЕ СПАТЬ, ХУЙ ВЯЛЫЙ!!! И подружку свою пни…
— Э, чувак! — встрепенулся задетый этим Муг, — Мы с ним не того…
— А ты откуда знаешь? Ты же либо бухой все время, либо вставленный чем-то. Обстановку не контролируешь, что вчера было — не помнишь. А Куба, по пьяни, та еще скотина. Так что может и «того». Причем неоднократно…
Брава и Тролль, не ожидавшие от Бьернсона такого лукавого злословия, уважительно покосились на него, потом на Муга, который, в свою очередь, косилися на Кубу, на всякий случай отодвигаясь…
— Ты че? Поверил этому уе…жаемому человеку, — заметив в руке у Бьернсона очередную бутылку, поправил себя Куба, — Никогда такого не было! Тем более, ты плоский как доска и на ебало страшный…
— Как овца? Ты, как-то, сказал, что у меня ебало овечье…
— Было, хуле, тем более, что ты сам знаешь, что не красавелло.
— А еще ты по пьяни говорил, что у тебя так давно бабы не было, что ты бы даже овцу выебал!
— Ну да… Погодь? Ты че? Реально этому пиздаболу пове… Ай блядь, зачем по тому же месту то?!
— Чтобы за словами следил… — Бьернсон, у которого закончились пустые бутылки, достал полную и начал опустошать, — Я же сказал: будешь на меня пиздеть — будет больно.
— Какой ты… Э-э-э… «Прынцыпыальный»!
Куба нырнул за фальшборт и некоторое время там сидел. Потом осторожно всунулся.
— Че? Это в натуре не ругательство?
— «Принципиальный»? Неа…
— Бля… Чеж тогда у Семеныча такая рожа была, когда он это говорил? Кстати — а где Семеныч? СЕ-Е-МЕ-НЫ-Ы-Ы-Ч!!!
— Нахуй пошел, говнопидор злоебучий! — донеслось в ответ, — Еще раз меня разбудишь, я тебе ебало расхуярю на лонгский герб и через сраку наизнанку выверну, уебан охреневший! Поспать нормально не дадут блядины разъебаные, чтобы вас всех дрищем кровавым пополам порвало…
Все присутствующие замолчали и даже помпа, по ощущениям, начала работать тише.
— Во! Учись как ругаться надо… — Бьернсон дернул головой в сторону кубрика, а Тролль назидательно поднял палец, — Аж краска облезает. А ты просто слова плохие перебираешь.
— Вы че — Семеныча не подняли? — удивился Куба, — Ты-ж сказал, что вы не спите — никто не спит?
— Ты сам сказал, что мы — партнеры. А Семеныч — просто пассажир. Ему на наши общие дела насрать.
— А че не предупредили?
— Ты его боишься что ли?
— Семеныча?! Да хули его бояться?
— Это че за хуй горбатый там настолько осмелел!? — снова донеслось из кубрика, — Ты че, хуйло пидарастическое, настолько охуел от собственной невзъебенности!? Или список проебал кого бояться!? Я сейчас подымусь, я тебе новый список по всему ебалу накатаю, чтобы точно не проеб!
— Он пил? — шепотом поинтересовался Куба.
— А че ему еще тут делать?
— Ох еб… УВАЖАЮ!!! Я ТЕБЯ НЕ БОЮСЬ, А ОЧЕНЬ СИЛЬНО УВАЖАЮ!!! БЛЯ БУДУ!!!
«То-то же…» — донеслось из кубрика, а потом послышался богатырский храп. Куба с облегчением выдохнул и утер выступивший пот. Тролль с Бьернсоном, глядя на его испуг заржали. Брава тоже хотел посмеяться, но заметил, что сигнальный трос дергается и, судя по всему, уже давно. Поднятый Слободан, который устал вышеупомянутый трос дергать, узнав причину заминки, обложил всех присутсвующих не хуже Семеныча, отобрал у Бьернсона две бутылки пива и пошел спать. Остальные хотели отваливать следом, однако Брава заставил сперва помочь ему разложить детали костюма для просушки, обслужить помпу и свернуть шланги. Куба попытался заявить, что нехер этим заниматься, если завтра снова лезть в воду, но Бьернсон выразительно взвесил в руке медный шлем и Кубе пришлось покорится.
Первым решено было обследовать судно, лежащее на сравнительно небольшой глубине. Слободан откровенно дрейфил, понимая, что водолазная подготовка у него нулевая, однако, все прошло гладко. Куба сказал, что сейф прикручен внутри рубки, но волнами надстройку разбило, так что, немного прогулявшись по следу из обломков, Слободан нашел его полузарытым в песок, прицепил к проушине трос и дал сигнал поднимать добычу. Куба, поняв что сейф, после штормов, тупо валялся в стороне и они с Мугом могли его поднять без привлечения водолазов, попытался использовать это как аргумент по пересмотру доли в добыче и получил в репу. Муг, после ночного разговора, вспоминавший все разы, когда у него без причины болела жопа, Кубу тоже не поддержал, от чего тот обиделся окончательно.
— Да ну и идите все нахер! Наверняка там хлам один! Хули еще на банановозе найдешь?
— А вот сча и поглядим…
— Да хули глядеть — я тебе говорю…
Бьернсон, который еще на Интернационале показал себя профи в работе с зубилом, принялся срубать петли. Куба, шарахался рядом и бухтел под руку. Наконец дверцу вскрыли. Внутри плескался кисель. Большинство островитян относилось к судовым документам как к не особо обязательной формальности, а те, что ими таки обзаводились, вели судовые журналы и прочие записи на обычной, не влагостойкой бумаге. Так что в негерметичном сейфе, который еще и покатало штормовыми волнами, все это превратилось в жижу.
Брава приволок корзинку из мелкой сетки, в которой отмывал детали, и через неё процедил содержимое сейфа, после чего начал разбирать, что осталось. Исладоры, с изготовлением которых тоже никто не заморачивался, пришли в совершенную негодность и годились только в мусор. Зато пачка квинфлоринов чувствовала себя неплохо — купюры до сих пор были скреплены банковской ленточкой, надорванной, но не побежденной и всем своим видом демонстрировали превосходство Лонгской педантичности над островным разгильдяйством. Куба с трепетом взял её в руки…
— Это-ж… Охуеть!!! А вы, уебки, мне не верили!!! Мы богаты!!!
— Ты дебил?
— Ты дебил! Это-ж, пять голдмарок, если золотом!
— Нет — ты дебил. Ты квинфлорины с кингфлоринами перепутал.
— Че? — Куба внимательнее присмотрелся к номиналам, — Да ну ебаные пидары… Тут просто свет падал под дурацким углом…
— Башка у тебя под дурацким углом.
Бьернсон отобрал у него пачку и положил к остальной добыче — нескольким купюрам разного достоинства и кучке монет. Брава еще раз перетряхнул сетку, убедившись, что выгреб все и они приступили к дележу. Куба, увидев наглядно, как выглядят десять процентов относительно девяноста, долго ругался и угрожал разорвать договор.
— Это все полная хуйня! Я так вообще не играю! Это наебка какая-то!
— Во первых — ты нам сам это дело предложил. Во вторых — хули ты недоволен?
— Тем что мало! Вот хули я не доволен!
— Мало за что?
— Ну за… Э-э-э… — Куба оглянулся напряженно размышляя над масштабами его вклада.
— Вот и не пизди. Нихуя не сделал, просто в карту ткнул. За один тычок пальцем даже лишка. Будешь пиздеть — срежу вдвое.
— Да я че! Я ниче… Давайте уже дальше попиздуем, а то время идет.
За следующие дни им удалось обследовать два десятка мест. Куба, от жадности, указывал как потенциально интересные, вообще все места кораблекрушений, надеясь, что Слободан в снаряжении хоть что-то полезное да найдет. Остальные эту хитрость быстро просекли и Бьернсон даже хотел ему за это врезать, но передумал. Причины было две: Куба, несмотря на кажущуюся дурость, знал все места крушений в округе наизусть. Вторая — дотошный Слободан в водолазном костюме и правда обследовал затонувшие суда куда тщательнее. Поэтому там, где Муг поднимал несколько гнилых железяк и кусок каната, у него находились залитые маслом и через это сохранные запчасти, инструмент, керамическая посуда, стеклянные емкости которые, в совокупности, были ценнее, чем содержимое судовых сейфов.
Правда «Ёж» быстро оказался набит под завязку, так что пришлось складировать часть доли на «Икане», тем более, что Слободан, набравшись опыта, начал отделять и готовить к подъему все боле крупные вещи вроде бочек с маслом найденных в трюме баржи и электродвигателей, которые Брава разбирал, сушил, проверял и приводил в товарный вид.
— Так — надо бы уже всё это куда-то отвезти да продать… — Бьернсон, который чуть не навернулся об очередную груду «сокровищ», деловито осмотрелся, — Где это проще всего сбыть?
— А хули думать, епт! — Куба, впечатленный кучами барахла, втрое превышавшими количеством его добычу за сезон, слегка оттаял и снова был готов сотрудничать, — На Два Рога, идем и там все сдаем.
— Там возьмут?
— Там какое только барахло не берут! Даже у меня!
— Почему «даже»?
— Ну так енто! Знают меня!
Бьернсон, которому это ничего не объяснило, покосился на выползшего покурить Семеныча. Тот согласно кивнул.
— На Двух Рогах мастерские. Латают разные корыта тем, чем найдут. Возьмут все, даже у такого мудака как Куба. Меня к себе звали, но в деньгах не сошлись. Там, в основном, саргаши заправляют, а они с деньгами того. Не дружат… Вы меня, лучше, на Гарбаруку закиньте. Откуда забирали. Мне, с тамошними рукожопами, работы на сто лет вперед найдется.
После закупки продовольствия и пополнения запасов, Капитан снова пересчитал судовую кассу и подрядился сопровождать еще один караван. Это их замедляло, но крупный корабль деньги на свое содержание поглощал ведрами, так что перебирать не приходилось. Правда информаторы налетчиков успели известить свою клиентуру, что легкой добычи в этот раз не предвидится, так что бороться экипажу приходилось в основном с жарой. Когда «Интернационал» мог развить хотя-бы половину от полного хода, ситуация была еще терпимой, но сейчас они тащились со скоростью тихоходного транспорта, груженного рудой по ноздри, вентиляторы не справлялись, так что в помещениях стояла влажная вязкая духота. Что бы было, не придумай Боцман завесить корабль брезентовыми тентами и экранами, оставалось только догадываться.
Палубный душ, который во время ремонта разобрали, собрали обратно, разместив прямо за кормовой надстройкой под настилом зенитного автомата и, к большому разочарованию Багира, уже предвкушавшего зрелище в виде толпы девок в мокрых майках или даже без, огородили брезентовыми шторами. Правда тот убивался несильно и недолго, ибо с повышением температуры стремительно падал градус морали. Капитан уже давно забил на то, что мужская часть экипажа щеголяет с голым торсом, хотя пытался подавать личный пример и никогда не поднимался на мостик не надев хотя бы рубашки. Но когда Доктора увидели за завтраком без обязательного пиджака и жилетки, да еще и с расстегнутой верхней пуговицей, это послужило сигналом, что теперь дозволено все.
Законодателем мод, внезапно, стала Чума, которой намекнули, что она отожралась настолько, что подтяжки уже не скрывают грудь, да и смотрятся они с шортами предельно странно. На Сараманке она разжилась рулоном марлевки, из которого, в меру своих скромных талантов, изготовила подобие халата с капюшоном. Это все просвечивало в самых неожиданных местах, так что Капитан, впервые узрев её в данном наряде, аж поперхнулся. Но, формально, Чума была одета даже больше, чем требуют приличия, поэтому санкций не последовало. На следующем построении так стояла вся женская часть команды за исключением Кары и Барабашки, но последняя и так, большую часть времени, щеголяла в одном фартуке. Делили марлевку на всех желающих поровну, однако, если Келпи этого хватало чтобы замотаться с головой, то Тайга оказалась прикрыта гораздо скромнее, причем акцент был сделан на постоянно обгоравших голове и плечах, так что на низ осталось только что-то вроде дикарской набедренной повязки.
— Это как же вашу мать, понимать?
— Мы одеты… — с довольной улыбкой сообщила Принцесса, — По погоде…
— Вот поэтому, всякую херню в коллективе надо пресекать на самых ранних стадиях… А я упустил… Упустил я…
— Но ведь действительно очень жарко.
— Да я, вообще-то, про баб на борту. Ладно. Че там у нас по плану?
— До обеда — тренировки, после обеда Бардья работы запланировал, — доложил Ур.
— Тренировку ты проводить будешь?
— Так точно! Но мне нужна ваша помощь. По плану у нас — рукопашный бой. А с Тайгой никто кроме вас в пару встать не может.
— А Бардья? Он чего? Он же, помнится, со мной боксировал?
— Так точно, — кивнул Боцман, — До сих пор, после того хука, при плохой погоде, челюсть на сторону ведет. А вы её еще все Шторма боксировать учили, так что там та же школа, только моложе и быстрее. Нахер-нахер.
— Ну ладно… Раз такое дело — пособим.
Капитан еще раз внимательно осмотрел Тайгу. Если остальные, за время сидения в укрытии, отожрались, то она наоборот стала еще более мускулистой, так как все свободное время проводила за тяганием тяжестей и избиением боксерской груши.
— Покажешь, как усвоила.
— Слушаюсь, на… Покажу, на…
Кивнув, Капитан перешел к Механикам.
— Амяз… Ну ты со своими всегда знаешь, чем заниматься…
— Так тошно! Ошен много всякий-расный работы надо сделат! Расход воды болшой — ошен шасто опреснители шистить надо. Подшипники-салники по регламенту смазат надо. Много работы.
— Добро — трудитесь, — Капитан покосился на Кару, — А ты чего в робе? Ткани не досталось?
— Нелся в машинном бес робы…
— Как же вы там выдерживаете? Там же как в бане?
— Вахтысокрашаем! Ледвхолодилникеделаем!
— Держитесь, в общем? Ладно — молодцы. Продолжайте.
Еще раз покосившись на почему-то покрасневшую Кару, Капитан распустил команду по местам. Кара немедленно нырнула в машинное. Следом спустились остальные механики.
— «Ты чего испугалась?» — поинтересовался у неё Амяз на саргашском, — «Ты же ничего не нарушаешь?»
— «Нет… Ну может только иногда… В ночную вахту…»
— «Нарушаешь?»
— «Да… Очень жарко, поэтому я ботинки снимаю и робу. Только в майке сижу… Мне кажется, что Капитан об этом догадался…»
Амяз попытался сохранить серьезное лицо, но не смог. Оглянувшись и убедившись что Михай с Багиром заняты поцеловал Кару.
— «Если что, скажешь я разрешил…»
Занятия Ур решил начать с небольшой разминки, после которой и для начала, продемонстрировал всем, что размеры — не главное, крепко приложив о настил Тайгу. Экипаж это впечатлило. Ур ей ушами едва до ремня доставал, но, спровоцировав на пинок, врезал под колено опорной ноги и, обхватив колонноподобную голень двумя руками, крутанул, отправляя матерящуюся Тайгу в короткий, но эффектный полет.
— Ай, на! Больно, на!
— Я и делаю, чтоб было больно! Так запоминается лучше… — Ур осмотрел подчиненных, — Как вы, надеюсь, догадались, тема сегодняшнего занятия — бой с превосходящим размерами противником. И пусть кто-то вякнет: «Да он бы сам попробовал»!
— Меня че, на? — поинтересовалась, поднимаясь, Тайга, — Всё занятие пиздить будут, на?
— Не. У нас еще Бардья есть.
— Не понял? — нахмурился Боцман.
— Я в смысле, что ты тоже примат здоровенный.
— Да я понял. Я не понял, с какого перепугу ты меня как учебное пособие решил использовать?
— Ты предлагаешь капитана в этом качестве применять? Ему не по чину. Хотя я его попросил помочь.
— Бьернсон, собака… — Боцман беспомощно огляделся, — Вот не думал, что буду жалеть, что он свалил…
— Да че вы перепугались оба-два? Больно будет занятия через два — три. Когда освоятся. А пока так — посмеяться-поваляться… Тем более, я же сдачи давать не запрещал?
— А! Это меняет дело… — Боцман переглянулся с плотоядно ухмыльнувшейся Тайгой, — Ну тогда начнем, что ли?
Ур, согласно кивнув, снова скомандовал Тайге выйти из строя, потом, покрутив головой, поманил к себе Марио.
— Видишь ту самку? Тебе надо её уложить. С чего начнешь?
— С цветов, синьор…
Ответ Ура потонул в громком хохоте.
Капитан посмотрел, чего там все ржут, пожал плечами и вернулся на мостик. Поскольку от самочувствия рулевого напрямую зависело самочувствие остальных, именно ходовую рубку оборудовали вентиляторами в первую очередь. На одном из них висел Сыч и, грозно вопя, пытался добраться через решетку до лопастей. Лазая по закоулкам он, пару раз, крепко огреб от здоровенных вентиляторов машинного отделения и решил, что эти штуки надо убивать, пока они еще маленькие. Стоявший у штурвала Федор лениво покуривал, периодически высовываясь, чтобы оценить дистанцию и интервал до охраняемых судов. Он, как и остальные южане, переносил этот климат немного легче, хотя, в отличии от Марио, который предпочитал страдать, но сохранять свои шикарные кудри, остригся под машинку.
— Товарищ капитан — мы же их до выхода на Сумарский проход сопровождаем?
— Да. Там уже крупный маршрут — там относительно безопасно.
— То есть, к вечеру, уже сможем дать полный ход?
— Не терпится?
— Да мне то что? Мне наоборот — чем медленней, тем проще. Скучно только.
— Хватит — повеселились уже. Или ты думал, каждую проводку такая веселуха будет?
— Я думал, что хоть трофеев каких-то возьмем. Хотел домой еще что-то послать…
— Ты из каждого порта, что ли посылки шлешь?
— Ну да. Семья же, все-таки. Жаль у нас адреса нет, куда они мне писать могут…
— Вот кстати… Надо бы озаботится данным вопросом. Берегового представителя завести, например…
— А это кто?
— Специальный человек, который сидит в порту и занимается нашими делами. Почту принимает, заказы ищет и всякое такое…
На мостик поднялась Барабашка. Капитан приказал ей носить рулевым воду со льдом каждый час и она прилежно выполняла это поручение. Сыч, увидев её, отстал от вентилятора и, спланировав вниз, демонстративно опрокинул большую железную миску стоявшую на правом крыле, требуя сменить воду. Покладисто кивнув, Барабашка забрала её, отмыла и налила свежей воды. Сыч сперва напился, потом, забравшись в посуду с ногами, принялся купаться, поднимая тучи брызг. Капитан отошел на пару шагов, посмотрел на мокрые брюки и недовольно хмыкнув пошел переодеваться для занятий. Выйдя на корму в старом тельнике и рабочих штанах он с хрустом потянулся и размял кулаки.
— Ну что — давай посмотрим, что вы тут наизучали… — Капитан махнул Тайге, — Подь сюды. Я тебе, кажется, в прошлый раз велел поработать над защитой? А то ты, когда в раж входишь, раскрываться начинаешь сильно. Давай посмотрим, как усвоила…
Тайга, послушно кивнув, встала напротив, подняв руки, чтобы прикрыть челюсть — она уже успела попробовать фирменный капитанский хук справа и повторять этот опыт не собиралась. Остальная команда, на всякий случай отошла подальше — что Капитану, что Тайге на любого было достаточно просто упасть. Ур запрыгнул повыше и дал отмашку.
— Неплохо… — будучи немного выше и намного подвижнее, Тайга принялась кружить, избегая близкого контакта и обрабатывая ударами издалека, — Правильно… Не лезь под раздачу… Изматывай…
— Я стараюсь, на… Место мало, на…
— Лучше старайся! Давай, уходи… Подныривай… А! Забей…
Капитан таки сумел прижать Тайгу к надстройке и та, немедленно, наполучала увесистых плюх.
— Ну, кстати, прогресс есть… — тяжело дыша кивнул Капитан, — Загоняла ты меня основательно… Сейчас дух переведу — еще раз попробуем…
— Ага, на… — буркнула Тайга трогая пострадавшее лицо, — Мне же мало, на…
— Не ной… Уф… Тебя еще пиздить и пиздить… Потом спасибо скажешь…
Подойдя к бачку с питьевой водой, Капитан отставил кружку в сторону и опорожнил его прямо через верх.
— Ладно… Давай теперь вот как попробуем… Ур же вам показывал приемчики? Бери Келпи и вдвоем против меня…
— Зачем Келпи, на?
— Затем… Ты же её будешь должна защищать, если что. А она — тебе помогать. Не боись — я силу рассчитываю. Не зашибу. Ваша задача — меня уложить. Неважно как…
Тайга и Келпи переглянулись, обмениваясь какими-то жестами и, покивав, приготовились к бою. Капитан покрутил запястьем, усмехнулся, глядя на то как они договариваются, после чего махнул, что можно начинать. Тайга, шагнув вперед, обменялась с ним парой ударов, подставилась, но когда Капитан замахнулся, Келпи, бесстрашно нырнув вперед, вцепилась ему в ноги и он, с криком: «Полундра, блядь!!!», попытался ухватиться за Тайгу, после чего все трое навернулись о настил так, что остальные подпрыгнули.
— Дробь учеба… — с трудом сев, Капитан потрогал рассеченную бровь, — Научил на свою голову…
— Готово, на… Уложили, на…
— Мелкая цела? — Келпи, выбравшись из под придавившей её словно бревно капитанской ноги, кивнула, — Добро… Недооценил… Это вас Ур такому научил?
— Это меня, на, в детстве так пиздили, на… Знакомая херня, на… Рабочая, на…
— Неплохо… Действенно… Ладно — занимайтесь, а я пойду… Ты, кстати, тоже сходи… Льда приложи… А то я об твой нос себе бровь раскроил… Не нос, блядь, а форштевень…
Когда они удалились, Ур спустился и, оглядев остальную команду, вопросительно дернул ушами.
— Итак? Какой вывод мы можем сделать из увиденного?
— Гуртом и батьку легше бити… — буркнул посмеиваясь, Михай.
— Именно. Поэтому, самым действенным средством против крупного противника является численное превосходство… Сейчас мы это отработаем, а ты, только что, вызвался добровольцем…
— Тож я ни крупний?
— Крупный у нас Бардья… А тебе будет помогать Чума. И помните — Бардья может давать сдачи…
— Курва…
Капитан умывался, когда в дверь каюты требовательно постучали. Ворча под нос матом, он открыл и обнаружил Доктора, который немедленно уставился на его бровь.
— Был в лабораторий — слышал как вы падайт. В лазарет, битте…
— Брось, Ганс — пустяки… Царапина…
— Я готов спорийть на большой сумма денег, что после паденйи вы есть вставайт, опираясь на грязный палуба по которой матрос ходийть в ботинки после местный улиц, гадйить этот белый шумный птица и выбрасывайт волнами всякий дрянь. А потом этот же рука трогайт рана. Список возбудйитель, который вы есть имейт возможность заносийт, занимайт два том мелкий шрифт. При местный климат и влажнойсть это есть опасно. В лазарет, битте…
— Ладно…
Вздохнув, Капитан накинул рубашку и проследовал за Доктором. Сев на табурет и ожидая пока тот приготовит инструменты, он попытался вытянуть ноги и чуть не пнул Ведьму, которая сидела под столом поглощенная чтением.
— Ох епт! Ты там что делаешь?
— Понимание требует внимания, внимание требует уединения…
— А что в каюту не идешь?
— Добрый Доктор разрешает забирать эти буквы только в голове…
— Не понял?
— Это есть выдержки из исследований Петерфельд, — пояснил Доктор приступая к обработке рассеченной брови, — Знаний племен ведьм, собранный им для свой цели. Я есть пытайтся соблюдайт секретнойсть. Запрешайт вынос документы. Фрау Алиса есть гроссе неаккурайтен с ними.
— Интересное чтиво, значит?
— Гроссе интерейсен. Не жмурьтесь, битте…
— Я думал ты скептически к этому всему настроен?
— Йа, разумейтся… И я долгий время не мог поняйть, что Петерфельд в этом находийть? Но, пристальный изучений выявляйт интересен факт! Этот примитивен подход, будучи очищен от наслоений суеверий и традций, есть ни что иной как методик взаймодействий с непознанный и непознаваемый!
— Серьезно?
— Йа! Мы привыкайт рассуждайт о подобный вещи с точка зрений наука! Но наука есть опирайтся на гроссе фундамент накопленый знаний. А что если у нас нихт подобный платформа? Что если все, что мы видим есть непознанный и, на данный ступень развитий непознаваемый объекты? Но мы быть вынужден взаимодействовать с ними потому, что то, что они могут давайт, есть необходимый для выживаний сила и её наличий перевешивайт риски?
— То есть это тоже, своего рода, наука?
— Нихт наука. Способ! Эффективный способ взаимодействий с непознанный, минимизаций риски и получений результайт! Когда я есть смотрейть на это под такой угол зрений, все есть играйт новый краски. Пример — ритуал! Мы смотрейть на это снисходийтельно, но ритуал есть не что иное, как инструкций! Выполняй определенный действий в определенный последовайтельность и получайт результат! Даже если ты нихт понимайт смысл!
— Меня тут один местный трогал — думал, что таким образом привлечет к себе удачу. Это тоже как-то объясняется?
— Йа! Охотники есть использовайт фекалий и шкура животный, чтобы перенимайт их запах и подбирайтся ближе. Таким образом он пытайтся перенимайт некий ваш запах, признак или иной особеннойсть, надеясь, что удача подпускайт его к себе так же близко, как вас.
— Но это же так не работает?
— Что не отменяйт того, что это логичный, для их уровень знаний, умозаключений, да еще и подтверждаемый практичесйки.
— Это как?
— Если человек решайт, что за счет этого он есть более везучий, он начинайт смелей и активней действовайт. И добивайтся успех, который относит на счет выполнений данный ритуал. Да — это есть логический ошибка, но в данный случай во глава угол вставайт эффективнойсть. Если это выглядейть глупо, но работайт, значит это нихт глупо. Чистый прагматизм!
— Интересно… А может ты, тогда знаешь, почему Алиска так странно разговаривает?
— Когда ты имеешь дело с тем, что на той стороне, не стоит показывать им свое лицо, — подала из под стола голос Ведьма.
— Да — вот я об этом, вот…
— В этом тоже есть свой логик. Дело в том, что любой контакт есть оставляйт след. Даже если его нихт наблюдайт. Мы нихт видейть запах, но хищник может его чувствовайт. Тут тот же логик. И, если ты имейт дело с непознанный и нихт знайт его намерений и мотивы, то вполне разумный решений есть минимизировайт оставленный след, по который тебя можно индетифицировайт.
— То есть она не говорит о себе в первом лице потому, что это след?
— Нихт говорит о себе в первый лицо, нихт называйт свой имя.
— Знание истинного имени дает власть… — пояснила Ведьма.
— Это, я есть склонен считайт, ошибка — как вы есть говорийт: «Ставить карета вперед лошайдь».
— Телегу.
— Нихт важно. Важно, что нихт знаний имя давайт власть. Власть давайт знаний! А любой познаний начинайтся с определений. Мы давайт отдельный имя тому, что есть отличайтся от остальной. А значит мы знайт его достаточно, чтобы видейть различий. Имя — манифестаций того, что мы обладайт определенный уровень познаний об этот предмет. И чем более личный этот имя, тем ближе мы знайт данный предмет.
— Вот тут не понял… — Капитан снова потянулся к брови, чтобы почесать, но Доктор ударил его по рукам, — Так что такое «истинное имя»?
— Кляйне пример. Вы нихт знайт, что такое «собака». Поэтому называйт её просто «животный». Вы знайт, что «собака» хищный, стайный животный с хороший обонянние и этот знаний не только позволяйт выделяйть её из остальной множество животный, но и давайт представлений о её возможнойсти, польза и опаснойсть. По мере углублений знаний, вы определяйт, что среди собаки есть разный породы с разный специализаций. Охотничьи хорошо искайт добыча, сторожевой — охраняйт, а комнатный — бесполезный украшений. И этот знаний позволяйт вам понимайт, как их можно использовайт. И в процессе познаний вы доходить до личный имя. Это уже нихт животный, а овчарка который звайт «Курфюрст», к пример. И вы знайт не только её возможнойсть и специализаций, но и характер, её отношениё к вам, место обитаний и прочий. Это и есть то, что понимайт под «истинный имя». Максимальный уровень знаний о предмет.
— Ага… А знание — сила!
— Йа! Поэтому фрау Алиса нихт имейт желаний давайт им такой сила. Нихт желайт показывайт свое лицо и оставляйт им столько информаций, чтобы они могли посмотрейть на неё и сказайт: «Ты нихт просто человек. Ты человек по имени Алиса».
— Добрый Доктор говорит очень сложно… — хмыкнула Ведьма, — Это хорошо — его лицо им тоже будет сложно рассмотреть.
— Туповаты они там, на той стороне, да?
— Те кто смотрят без глаз и слышат без ушей понимают мир по другому.
— Ага… — глубокомысленно протянул Капитан, — Я че-то мысль потерял… Это к чему вообще все было?
— Мы есть отвлекайт вас разговор, что бы вы сидейть тихо и нихт дергайтся, пока я зашивайт вам бровь, — услужливо пояснил Доктор, — И это есть срабатывайть! Я делайт аккуратен ровный швы. Скоро все заживайт.
— А! Вот оно что!? А я то гадаю, что вы со мной как с умным разговариваете… Ладно спасибо… Не трогать, не чесать не ковырять — это я знаю.
— Йа! Когда пора снимайт швы — я вас звайт. Можете возвращайтся к работа.
Еще раз угукнув, Капитан поднялся и вышел. В столовой он наткнулся на Михая, прижимавшего к подбитому глазу пакет со льдом.
— Тебя что? Тоже уже успели приложить?
— Так. Та схема, яку з вами провернули, в цилому робоча… Тильки я не настильки деревяний як Тайга. Боцман, курва, видмахнувся… Чувствую-лечу. Повернувся подивитися, куди… И в планшир мордою… Треба доработати, а то розмин один в один иде.
— Надо Уру сказать, чтобы менее травматичные упражнения использовал.
— Не треба. Вин поки за своими методичками шпарить, ще терпимо. Як починае импровизувати — все. Туши свит, зливай воду… Вин же, вбивця, а не педагог. Та й, чесно признаюся, так доходить хочи больнише, зате и вправди швидко…
— Серьезно?
— Ми вам не розповидали, але до нас тут доколупалися в мисти.
— Это когда?
— Та нам трохи деталей для ремонту кулеметив не вистачило, ось ми и виришили йх того… Спиздити. Благо де, знаемо. А там мисцеви стерегли. Видать таких розумних дохуя… Хотили нас отмудохать, та ми, з паном Багиром, им сами таких пиздюлей понакладали… Мабуть методика пана Ура таки працюе. Видчуваеться качественне получшення бойцових навиков. А раз працюе — краще не чипати… До речи — сало готове. Можу на обид шматок поризати. На пробу.
— Ну давай… Попробуем, что там у тебя вышло…
Михай кивнул и удалился. Капитан покрутил головой, хотел почесать бровь, но, вспомнив наказ Доктора убрал руку и снова огляделся. С камбуза выглянула Барабашка. Истолковав эти озирания на свой счет, она помахала рукой.
— Еще кофе?
— Да… И когда у нас там едьба готова будет?
— Уже поставила. Через полчаса, где-то.
— Хорошо… А то жрать че-то хочется…
Барабашка принесла чашку. Капитан, благодарно кивнув, покосился на её костюм, состоящий, на девяносто процентов из фартука, потом поймал лицом волну жара из открытой двери камбуза и молча кивнул на стул напротив.
— Сядь, посиди… Остынь немного… А то в такой жарище работать тяжко, наверное.
— Да я привыкла уже…
— А как Ксюха там? Все так же людей шугается?
— Да.
— А с тобой говорит?
— Немного. Она молчаливая.
— О семье рассказывала? За отца мы, положим, знаем. А с матерью что?
— Расстреляли.
— За что?
— Отец ей говорил, что за то, что жить хотели по человечески.
— Ясно… У нас, когда кто-то говорит, что хочет жить «по человечески», значит воровать собирается не по людски. Проходили такое. Подробности сообщала?
— Нет. Говорит, что ей папа запрещает другим много о себе рассказывать.
— Ну… Учитывая, кто он, мабыть и правильно.
— А кто он?
— Бандит, судя по речи. Причем идейный. У нас такое напоказ, обычно, не выставляют.
— А! Я слышала, что у вас за это сразу расстреливают.
— Не сразу. Шанс каждому дается. Даже не один, как правило. Раз ошибиться каждый может. Ну два. Но если ты твердо решил против всех пойти… Ну, тады не обессудь. Поставят к стенке и шлепнут как собаку бешеную. Зато порядок…
Замолчав, Капитан принялся пить кофе. Барабашка, за это время, несколько раз сбегала на камбуз посмотреть как там готовка, но каждый раз возвращалась обратно и, наконец, решилась задать вопрос.
— А Антон не сказал точно, когда вернется?
— Нет. Все что знал, я тебе слово в слово передал. Дела у него там какие-то. Скучаешь?
— Ага… — Барабашка расстроенно дернула нижней губой, — Я просто… С ним все легко.
— Это как?
— Он тут. Я с ним. Все понятно. А сейчас мысли всякие. Доктор сказал, что это нормально. Что сейчас, после того, что было, я буду думать много. А мне не нравится. Они пугают меня.
— Ну-ну… Спокойно. Это нормально. Мысли они и должны быть разные. Добрые, злые. Главное, чтобы злые мысли в дела не превращались.
— Правда?
— Ну да. Я вот, к примеру, периодически думаю: «А может ну его все нахер?» Обвинения с меня сняли… Вернуться домой, зажить спокойно. Но нельзя.
— Почему?
— Вы, корабль… Да и дела остались недоделанные.
— Вы из-за нас домой не можете вернуться?
— Так, отставить об этом думать! Я просто неправильно выразился. Есть такая штука — «ответственность». Раз взял на себя ответственность — будь добр нести.
— Ответственность, это как «заботится»?
— Да. Отчасти.
— То есть вы о нас всех заботитесь?
— На то я и капитан.
— И обо мне тоже?
— Конечно! Ты же часть команды.
— Ясно… А я то думала, зачем вы со мной о всяком разговариваете? Объясняете все.
— Да ну не так уж часто, честно говоря и болтаем.
— Я просто стесняюсь вас отвлекать. Вы занятый все время. Остальные тоже занятые…
Барабашка смущенно потеребила край фартука.
— Я понимаю, что я глупая и им со мной скучно…
— Да брось…
— Правда… Я Лиссу слушала — она очень умная. Столько всего рассказывала.
— Так рядом с ней и я дурак.
— Кара тоже умная. Она когда начинает про машины говорить — я почти ничего не понимаю. Чума стрелять учится. Все время про какие-то траектории говорит… Поправки.
— Каждый умеет что-то свое. Кто-то чинить, кто-то стрелять. Ты, к примеру, готовить умеешь.
— Да… Только мне поговорить об этом не с кем… У нас никто готовить не любит.
— Так-то я люблю…
— Правда!?
— Ну да. Я ж тебе даже показывал разные блюда?
— А я думала, что это потому, что вы всегда все лучше знаете. И как готовить тоже…
На «вы всегда все лучше знаете», Капитан озадаченно хмыкнул, так как не сразу понял, что Барабашка, по простоте душевной, искренне выдала то, то обычно является плохо замаскированной претензией. Потом расплылся в довольной улыбке.
— Не. Готовить я люблю… Просто времени, обычно, нет. Да ты на меня посмотри. Ясно же, что поесть хорошо уважаю… А на флоте, если любишь вкусно жрать, обычно приходится уметь готовить, потому как коки вроде тебя — редкость. Благо мы — вольное судно, а то бы тебя давно на флагман забрали бы. У нас, было дело, драки из-за хорошего кока устраивали, не то что это все… И адмирал, светлая ему память, тогда он еще каперангом ходил, нас даже наказывать не стал…
Во время обеда Михай притащил собственноручно приготовленное сало, напластал его ломтиками и предложил всем желающим попробовать. По лицу было видно, что он в тайне надеялся, что команда будет в шоке от этого кушанья. Когда твою национальную кухню хвалят, это, безусловно, приятно, но есть свой особенный шик в том, что окружающие в ужасе морщатся от непривычного деликатеса, громко вопрошая: «Как вы это вообще жрете?» Однако, выяснилось, что сало едят все и с удовольствием. Марио назвал его «лардо» и долго рассказывал, как у него на родине его готовят в деревянных чанах из дуба с можжевельником, шалфеем и лавровым листом. Доктор, увидев, чем угощают, кивнул: «О! Шпик! Данке!» и утащил несколько кусков себе на тарелку. Федор, само собой, трескал сало только так. Тайга долго и с подозрением обнюхивала и осматривала ломтик, так как в Порто сало действительно не употребляли, но Келпи решительно запихала его ей прям в рот, жестами показав, что если угощают, то надо жрать и не выебываться.
Так что единственными, кто спасовал перед этим блюдом, стали китты, для которых оно было через-чур соленым и пряным. Но те по этому поводу горевали не сильно, так как из оставшихся после разделки туш потрохов и кишок накрутили себе своей национальной колбасы «Уми». Воняла, в процессе «созревания», она не так бесчеловечно как запомнившаяся всем рыба, так что испробовать её решилось куда больше народу. В оригинальном виде никто больше куска не осилил, так как китты потребляли соли куда меньше. Но вот подсоленая и с хлебом, уми очень хорошо зашла Боцману, а Капитану киттская колбаса в таком виде напомнила «ливерную» с его далекой родины.
Примерно через час поле обеда конвой вышел к Сумарскому проходу — одной из главных судоходных артерий в этой части Островов. Поскольку от его бесперебойной работы и безопасности зависела экономика сразу сотен крупных колоний и прибыли десятка колониальных компаний, всех налетчиков, пытавшихся обжить его берега, выносили вперед ногами сообща, забив на имеющиеся разногласия. Кроме того, проход активно патрулировался колониальными инспекторами, которые, кроме борьбы с пиратством, занимались проверкой проходящих судов в пользу своего кармана. Так что Капитан не особо удивился, когда попавшийся им навстречу инспектор потребовал обозначить свою принадлежность.
— Свою, значит, не обозначает… — недовольно буркнул Капитан, который еще переваривал сытный обед и был крайне недоволен, что его потревожили, — А мы, значит, обозначать должны… У нас, сейчас, «Ляйстунг» на носу написано? Форбуржский флаг есть?
— У синьора Бардьи, только если? — пожал плечами стоявший за штурвалом Марио.
— Вызови как Ганса сюда по внутренней… У меня с языком так себе. А я ща поинтересуюсь насчет флага.
Флаг нашелся и Капитан, приказав его поднять, кивнул Доктору, стоявшему у рации, выходить в эфир. Доктор сперва вел диалог спокойно, потом, внезапно, покраснел от гнева и выдал на родном такую тираду, услышав которую быстро сокращавший расстояние инспектор немедленно сбросил ход и отвалил с курса. Потом спокойно добавил еще что-то и отключился.
— Быстро учесал. Ты что ему такое сказал?
— Сперва я вежливо сообщайт, что мы есть форбурский корабль и выполняйт задача по сопровождений грузовой суда.
— А они чего?
— Они есть приказывайт лечь в дрейф и готовийтся к досмотр.
— А ты чего?
— Я, не менее вежливо спрашивайт, на какой оснований они есть имейт право нас досматривайт.
— А они чего?
— Они гроссе грубо отвечайт, чтоб я нихт умничайт!
— И ты вспылил?
— Йа! Какие-то аршлоссен использовайт ум в такой значений! Идиоттен безмозглый! Кретинен! Ум есть то, что отличайт человек от животный! Я есть требовайт уважений к этот феномен!
— И че ты им сказал?
— Что если эти шайскерлен не прекратят сближений и не ферпиздих с нашей дорога, мы нихт делайт предупредителен выйстрел, а сразу открывайт огонь на поражений! А сэкономленный снаряды использовайт для добиваний тех мистштюкен, что еще будут болтайтся на поверхнойсть вода!
— Сурово. А че в конце было?
— Я есть брайт себя в руки, успокаивайтся и желайт им хорошего дня, как подобайт цивилизованный человек.
— Ну… Неплохо получилось. Благодарствую… — Капитан посмотрел вслед инспектору, — Он сейчас из виду скроется, заберем остаток платы за проводку и все — дальше пусть сами разбираются. Марио — просигналь, чтобы деньги готовили…
«Интернационал», попрощавшись с конвоем гудком, дал полный ход. По палубам и отсекам зашелестел свежий ветерок, размешивая липкий горячий воздух. Капитан с наслаждением обмахнулся тетрадью, куда он записывал прибытки и пошел проверить несение службы. Тайга, под чутким руководством Калибра, в очередной раз перебирала и смазывала снаряды, хранившиеся в кранцах первых выстрелов. Кранцы хоть и были герметичными, но боеприпасы внутри требовали больше внимания, чем лежавшие в масле в погребах. Келпи и Чуму Боцман озадачил поиском и уничтожением очагов коррозии в местах, куда сам он добраться не мог из-за габаритов. Несмотря на то, что в укрытии корабль перекрашивался целиком, влажность и соленая вода делали свое дело, поэтому борьба с ржавчиной была делом перманентным. И две мелкий тощие девки для этого годились превосходно, так как пролезали в такие закоулки, где застревал даже Ур.
Сам Ур восседал на крыше рубки и что-то пытался втолковывать Сычу, который слушать не хотел, а хотел свалить и поспать. Но у Ура был цыпленок, являвшийся для него таким же деликатесом как и для киттов, поэтому птицу раздирали противоречивые чувства. Все рулевые собрались на мостике и слушали Марио. Марио, судя по бросаемым взглядам, старался, в основном, для Принцессы, но и Федор тоже был крайне заинтересован. Решив, что они опять травят байки, Капитан подкрался, чтобы застукать нарушителей с поличным и с удивлением выяснил, что Марио рассказывает о тактике «Охота за всплесками».
— Видите ли, синьоры и синьориты, когда вражеские комендоры промахиваются, они вносят поправки в наводку орудия. И если вы, в этот момент, стремитесь к тому месту, куда упал их предыдущий залп, то получается, что внося эти поправки, они сами себе сбивают прицел.
— А если не внесут?
— Ну тогда попадут. Только вот поправки вносятся не моментально и корабль перемещается к месту падения снарядов не моментально, так что если они не разгадают ваш маневр сразу, то успеют сбить прицел и промахнутся.
— А назад вернуть?
— Мамма миа! Даже если он помнит, в горячке боя, предыдущие значения, в море нет никаких ориентиров. Откуда он знает, в том же месте вы, где упали его снаряды или нет? Всплески-то давно опали! Тем более его корабль тоже движется, так что, даже если он вернет старые значения, то все равно промажет!
— Мудрено все как… — Федор почесал в затылке, — Это хорошо, что я не артиллерист. Мне вон Чума рассказывала как она из снайперской винтовки целится. Сколько там всего надо учесть. А из пушки, наверняка, еще больше. И считать надо.
— Но скузи, синьор, в навигации тоже считать надо!
— В навигации можно сесть спокойно, кофию себе налить и все посчитать. Потом еще раз, чтобы точно сошлось. А тут надо быстро считать, да еще и когда в тебя стреляют. Да я все цифры напутаю, в такой обстановке нервной.
— Зачем вы, синор, все сводите к таким приземленным вещам! Я сейчас говорю о теории морского боя…
Капитан, послушав это, кивнул и начав сдавать назад, чтобы незаметно уйти, наткнулся на Михая.
— А що таке видбуваеться, товариш капитан? — поинтересовался тот шепотом.
— Да ниче — Марио там про тактику чешет. Не хочу отвлекать.
— А! А я тут це… Ми ж домовлялися, як сало дозрие, посидити, випити, поговорити…
— Точно… Давай, тогда, после ужина, на корме накроем?
— Давайте в каюти. Щоб приватнише було. А то я не готовий потаемним дилиться, коли будь пидслухати може.
— Да что там у тебя за секреты такие? — Капитан притворился, что еще не в курсе.
— Какие не е, а вси мои. А я людина така… Не люблю бути нараспашку.
— Ладно… Тогда после ужина у меня.
— Зрозумивши…
Кивнув, Михай зыркнул по сторонам и нырнул в надстройку. Капитан хмыкнул, покачал головой и пошел смотреть как Амяз с Карой проверяют баки на заиливание и берут пробы гарты.
К вечеру каюта основательно проветрилась, но Михай, опасавшийся, что в жаре его от выпитого развезет, приволок с собой не только сало и спиртное, но и вентилятор, сделанный из небольшого электромоторчика и вырезанных из жести лопастей. Капитан отнесся к такому дополнению интерьера благосклонно. Журнального столика у него в каюте не было, а рабочий стол откручивать от стенки не хотелось, поэтому вместо стола использовали деревянный ящик накрытый для приличия чистой простыней изображавшей скатерть. Михай нарезал сало, наполнил рюмки и застыл в ожидании, когда старший предложит тост.
— Ну за БЧ-5, что ли? Сердце и мышцы корабля!
— Будьмо…
Опрокинув рюмку, Михай занюхал салом, откусил кусочек и ссутулившись замолчал, размышляя, с чего начать. Потом, внезапно, выпрямился.
— Так то я, товариш капитан, не «Лихо» ни якой. Це призвисько мое. А насправди я, по отцовской линии, з роду князив Корецьких.
— Мощно начал… — Капитан одобрительно кивнул, — Только вот сдается мне, что если ты, кшездский княжич по папе, тут с нами болтаешься, а не во дворцах паркет протираешь, у тебя с мамкиной линией че-то не то?
— Вгадали, пане, як е вгадали. Байстрюк я. Мати моя горничною у князя служила. А там… Ну сами знаете, як це бувае? Понесла вид князя и той её з очей геть… Назад в село, звидки взяв.
Михай разлил еще по рюмке и, употребив, вздохнул.
— Мене дид з бабою воспитували. Мати-то поняньчила мене, заскучала, та й сбигла з якимось офицером. Я её толком, навить, запамьятати-то не успел. И боле её не бачив. А дид — суворий мужик. Але правильний! У ремисниче училище мене вииддав, щоб я уму-розуму навчився. Тильки я все одно дурень був и з Василем та його хлопцями связався. Бандити дрибни. На ринках крали, перехожих грабували…
Выпив еще по одной, Михай достал папиросу и некоторое время задумчиво дымил. Капитан набил трубку и попыхивая ей ждал когда он снова заговорит.
— Е у нас така приказка: де два припольця, там три гетьмани. Один за кшездцив, инши за залесцив, а трети, як хер миж ног — против усих. Перед вийною Кшездци почали вийська мобилизовувати. А наши не дуже хотили за них помирати, так що килька полкив перед видправкою збунтувалися. Коли вийська збунтувалися, старих воевод та администрацию турнули. И, поки в Ожекшиче думали та рядилися, залиська партия, тишком, з Залесьем договир пидмахнула. Про дружбу, спивпрацю, а головне — вийськову допомогу и захист. И е у мене таке видчуття, що Залисци до цього були готови. Я спати лягав — над ратушею кшездський прапор висив. А просыпаюся — Залеський! И по всих перехрестях — десять чоловик солдатив з гвинтивками.
— Ну наши долго не рассусоливают, когда земля сама в руки падает.
— Так я заметив. Ви як ведмидь. Лапи коротки, жопа товста, а як захоче зжерти — на кони хрен ускачешь, — Михай раздраженно отмахнулся, — Я ж казав, що я молодий — дурной був? Загалом виришив Василь з хлопцями, пид шумок, кинути кшездские будинки обнести. Мене на стреми поставили и давай шурувати. А тут, звидки не визьмись, грузовик з солдатами! Я хотив крикнути, а мене як скрутило! Вси мышци в тили звело, ниби судорогою, не крикнути, ни пискнути. Як стояв, так кулем на землю и повалився. Це я потим дизнався, що ваши ГБшники хитрому прийому навчени, який людини парализуе. А тоди злякався до смерти!
Ваши до мене дружинника приставили, а сами до дому. Окружили його и Василя з усиею бандою повязали. Вивели на двор и давай в карманях шукати. Витягують годинник, гроши, одяг: «Ясно — мародер». Видводять за кут и бах! Видводять за кут и бах! Я вже з життям прощаюся, тут дружинник мене пинае: «Ти дида Тараса, внук, чи що?» Я кажу: «Так». Вин каже: «Ну тоди дуй до дому. Тарас тебе, за таки справи, сам прибье». И, коли я через палисадник перелиз, у небо стриляе…
— Знакомый, что ли?
— Так. Односельчанин дидив. Не обманув, до речи… Дид мени за це таких пиздюлей всипав, що я тиждень на дупи сидити не мог.
— Было за что… У нас с мародерами не цацкаются. А как ты, с нашей стороны, обратно в Кшездь попал?
— Та я, писля цього, з дому не висовувався. Думав шукати будуть. А тут Гаврило Стець. Це я вид нього дознався, що я — Корецький по батькови. Як вже вин прознав — не ведаю. Прознав и почав мени в вуха спивати, що мол тут я — голитьба, а там — уроджений княжич! Пидбив мене кордон перейти, поки остаточно не закрили.
— А ему что с того, что ты княжич?
— Не знаю. Може думав, що я зможу на якийсь наслидство претендувати, або що батько вид мене видкупиться и грошей дасть и йому з цього щось обломиться. Гаврило вин такий. Був… Працювати не працював, а гроши водилися.
— Был?
— Так, але до цього справа ще дийде. Наливайте ще пан. Ви так и не сказали, як вам сало?
— Прям как мамка моя делает. Только тоньше. У нас, в Долгоморске, сало на рынке такое, что прям с мою ладонь. Состаришься, пока просолится. Зато уж если просолилось, так не оторваться.
— У нас теж… А тут немае у людей ни якой культури на цей счет. Ни на счет сала, ни на счет горилки. Пьють цей свий ром и рибою закушують. Рибою пиво треба закушувати! Одне слово — дикари! А в Порто сеньйори сушеной свинячой ляжкою давляться. Як пидметка — в товщину паперу ризати треба, щоб прожувати. «Хамоном» наивають. И горилку свою, «агуардиенте», теплою пьють. Про яку культуру тут говорити можна?
Капитан сочувственно покивал и предложил тост за культуру питья. Михай, которого от воспоминаний о теплой горилке передернуло, с радостью его поддержал.
— Ну и, я так понял, перешли вы границу, — Капитан с выдохом стукнул рюмкой по импровизированному столу, — И что?
— И попалися. Два тижни в кутузци сидили и плакалися, що ми ни яки ни шпивони, а биженци вид безбожной Залеськой влади. Я ще, по дурости, сказав що я князя Корецького позашлюбний син, а вони мени кажуть, що запитували — сказали там не знають таких.
— Но все таки поверили, что вы не шпионы?
— Так. Тильки легше вид цього не стало. Тому як раз ми не шпигуни, то вийськовозобовьязани и потрапляемо пид мобилизацию… Я тоди Стеця чуть не придушив… Залисся з кресей тильки добровольцив набирало. А у кшездцев справи йшли херово — вони всих гребли. Добре мени розуму вистачило про ремисниче училище сказати — мене в артилерию направили. А ось Стець в пихоту угодив…
— Понятно, откуда ты с пушкой обращаться умеешь
— Ни! Так то я пиднощиком снарядив був. Потим зрозумив, що не по мени робота и к водиям в учни напросився. Не скажу, що дуже легко було, але все ж краще, ниж на своёму горбу тягати… — Михай закурил еще одну папиросу и задумчиво уставился в никуда, — А ще, я там першу людину вбив. Ну як вбив..? Хорунжий у нас був. Бартош… Ридкосна скотина. Здоровий чорт и дуже припольцив не любив. Кожен раз як чув, що ми миж собою на своему розмовляемо, в вухо бив. Ми тоди в одному сели на постий встали. Мене часовим призначили — машини охороняти. А Бартош до мене пидходить и каже: «Он там моя хата. Я до шинка и щоб, коли повернуся, вона натоплена була». Я йому намагався сказати, що пост залишати не можу, а вин мени в морду дав и пишов. Що робити? Я його тоди дюже боявся. Думаю — зроблю вигляд, що обхид робити пишов, добижу до хати, дров в печь пидкину и добре буде.
— Ну такое хорошим закончится не могло, — понимающе кивнул Капитан, — Но ты продолжай.
— Я дров пидкинул, Бартош пьяний прийшов, спати влигся… Вранци до нього сунулися, а вин уже весь синий лежить. Угроев… Я, коли дрова пидкидав, про заслинку забув, з переляку, хоча дид завжди талдичил, щоб коли пич топиш, её перевиряв. Потим шибко боявся що допитуватися почнуть, хто печь топив, але всим плювати було. Угорев по пьяни и угорев. Отпевавши, закопавши и забывши.
— Ну, на войне люди мрут часто — там обычно расследованием никто не заморачивается.
— Так ми ще до вийни-то не доихали. А як доихали… — Михай грустно покачал головой, — Чесно зизнаюся — повоювати, вважай, и не повоював. Наша батарея ще до мисця толком не дисталася, як ми пид обстрил потрапили. Я з кабини схопився и в канаву. Бухнуло поруч, землею засипало, вси бигають, кричать, дим скризь… А найголовнише — в мою машину снаряд влучив. Рознесло всю. Я тоди, вдруге до смерти злякався. Нам часто говорили що зроблять, якщо ми машину зламаемо, або втратимо. Ну, думаю, валити звидси треба, а то точно прибьють. Не ти так ци. А як валити, якщо в тилу комендатури стоять и дезертирив ловлять? Дай, думаю, до госпиталя пиду та хворим скажуся. Вилазжу з канави, а биля ней офицер лежить поранений. Я його взяв и потягнув. Ну тому, як сам то я неповреждений. Прийду до госпиталя — руки-ноги на мисци, дирок в тили немае. Ну мене и завернуть. А так — пораненого притягнув. Все при дили.
— Ладно… Не осуждаю. На войне, да в твоем возрасте… Тебе тогда сколько было?
— Семнадцать, здаеться. Тильки це не виправдання — он дивка та соромна, що ми в Аргесаеванне пидибрали… Ий того менше, а зла як куниця.
— У Чумы с башкой беда.
— Бида — не бида, а смиливише мене. Я, коли офицера тягнув, думав що госпиталь вин… Ну госпиталь. Палати, доктора… А там намети та землянки, а, навколо, люди лежать все в крови. Циле поле. Хто живий ще, хто вже мертвий. А ще я на яму натрапив, де не люди, а тильки руки-ноги видризани та видирвани. Дивлюся на це… Навколо крики, стони. Мене запитують, хто я, а я, зи страху, тильки: «Бе-е». Мене запитують, що сталося, а я тильки: «Ме-е». И мало того, що весь в грязи в тий канави перемазався, так ще й кровью з ниг до голови облився, поки офицера тягнув. Мене санитар убик видтягнув, каже: «Сиди тут». Ну я и сидив. Холодно, сиро, страшно. Хотив вже назад йти, поки за видлучку не глянули, так забув куди… Исти не хотилося — пару раз поспав та води знайшов.
Тут инший санитар пидходить и каже: «Иди за мною». Заводить мене в намет, а там, на чистому, той офицер лежить. Пан Гжегош. Майор цилий. И доктор поруч. И пляшка сливовици миж ними. Пан Гжегош дивиться на мене и каже: «Що з ним?» Доктор навить чипати мене не став — просто подивився, покивав. «Контужений вин», каже, «Мабыть, ще й оглухлий. Як вас, пане, до нас доставив, так два дни в кутку просидив, в одну точку лупая. Зараз я досвид проведу». И починае пальцями клацати, та шепотити чогось. А я обмир зи страху, ну и намагаюся виду не подавати.
Доктору набридло клацати, вин мене запитуе: «Ти хто е? Призвище, звання, батальйон?» Ну я, спершу, хотив продовжувати глухим прикидатися. Потим виришив тупим позначитися. Слух-то параметр медичний, а ось голова — предмет темний. Там пиди розберися. «Михай я», кажу, «Водий. Тильки з якого батальйону — не памьятаю. На машини було написано, а её розирвало». Доктор кивае и пану Гжегошу на мене рукою махае: «Точно контужений. Шок, дезориентация, часткова втрата слуха и ясности мысли. Такого тепер тильки в обоз».
Пан Гжегош сливовици намахнув, — Михай налил еще, — И каже: «Не треба його в обоз. У мене на заводи знайомй е. Я йому рекомендацийний лист напишу. Раз водием був, значить технично грамотний. А на заводи таки потрибни». Отримав я рекомендацийний лист, довидку и поихав в Пловждецьк. И там, спершу, водием, потим стрильцем-спытатилим влаштувався… Ось тоди я з усього настрилявся и интерес до цией справи у мене прокинувся. Конструктором хотив стати, та вийна закинчилася.
— А как это связано?
— Вона для нас не те щоб добре закинчилася. Знову земель втратили. И вси почали винуватих шукати. А так само не бувае, щоб винни були те, хто у влади. Ось и призначили винуватыми припольцив та жидив. Пловждецький завод — вийськовий, так що ни про яке припольце-конструктора мови йти не могло. Я свои розробки начальству подавав, а у мене их один вкрав и за свои видав. Премию отримав. Я його запитую: «Та як так?» А вин мени в обличчя смиеться. Ну я осерчав, думаю: «Буде тоби, собака, премия…» Сказав йому, нибито в серцях, що у мене ще краще розробка е. Тильки, писля такого, я её йому не покажу. А потим два тижни наверх, пид кран лазив, ниби там у мене схованка. Вин це помитив и полиз шукати. Там-то його напругою и ебнуло.
— «Напругой»? Ты ток, что-ли, врубил?
— Що на крани проводи худи давно вси знали и начальству талдычили. Ось як один з них пидсмажився — тилько тоди миняти стали. А мене на роботи взагали не було. Тому на мене пидозра навить не впала. Але все одно рик по тому вигнали, як неблагонадийного. Блукаю по мисту, думу думаю, тут глядь — Стець! Живий! Я питаю: «Гаврило то ти, чи що?!» Вин мени: «Я!» Я його питаю: «Ти як тут очутився?» А вин мени: «А ти як? Тебе ж мертвим визнали?» Я кажу: «Як мертвим?» Вин мени такий: «Машину рознесло, думали що и тебе разом з нею. Я довидки про тебе наводив писля вийни, а мени: „Загинув вин“».
Ну здорово, думаю, мало того, що безробитний, так ще й мертвий. Тепер точно никуди не визьмуть. И кажу Стецу: «Робота е?» А вин мени: «Розпитаю». Потим ми з ним в шинку випили, я у нього грошей зайняв и дали пишов. Виришив до батька дийти — думав може вин як то допоможе. А мене навить на пориг не пустили. Прямо у воротах загорнули. Видийшов дви вулици, тут на мене два жлоби налитають и починають так бити, що я розумию: «Вбивають!»
Потим раз — втекли кудись. Пиднимаюся, дивлюся — Стець з хлопцями. Каже: «Пощастило тоби, що ми повз проходили. Ти чого такого накоив, що тебе так пиздят?» А я знати не знаю. Кажу: «Та начебто ничого… Ось — до князя Корецького ходив. Думав, мож допоможе якось?» Стець усмихаеться: «Ну ти и дурень». Я йому: «Чому дурень? Ти ж сам пропонував до нього йти?» А Стець мени: «То я ранише пропонував, бо не знав усього. А тепер знаю. Князь у Сейми засидае. Йому байстрюк такий зараз не те що не потрибен — небезпечний. Розмови пидуть — його з Сейму попросять. Ось вин и пидислав своих холуив щоб тебе вбити». Ну думаю: «Взагали здорово. И що тепер робити?» А Стець мени: «Пишли з нами — я тебе з Сучко познайомлю. Може на що згодишся».
— Сучко? Интересная фамилия…
— Дуже. Приводять вони мене в будинок, виходить це самий Сучко, инши навколо сидають и запитують: «Хто такий? Звидки родом? Навищо прийшов?» Ну я, як е, все видповидаю, що кликати Михаем. Призвище по батькови «Корецький», по матери «Доля», бо батька мене не визнавши. Сам з Тернивцив, Стець пидтвердить, вин же мене сюди и зманив, а потим така пляска почалася, що краще б я з дидом коней кував. А конкретно до них я прийшов тому, що роботи немае и не передбачаеться, бо дивляться на мене як на собаку останню. Сучко кивае и каже: «Ось це вирно. Ось тут ти сам горя сьорбнув и тепер розумиеш, що треба нам незалежнисть. Щоб не чужи, а ми сами соби господа були».
Загалом, гладко стелив. Я перейнявся, тим бильше що им якраз людина, в зброи та машинах розумие, був потрибний. Став я в их организации техником. Зброю лагодив, обризи робив, автомобили ремонтував. Гроши у них водилися, так що мени сарайчик зняли, де у мене, для увази, майстерня була слюсарна. Добре я тоди в ний заробатывал…
Михай со вздохом закатил глаза вспоминая те счастливые времена. Судя по всему, такая жизнь ему была по душе куда больше, чем выпавшие на его долю приключения.
— А один раз працюю — чую як Стець обговорюе як когось вбити. Ну и поумничать виришив. Язик то у мене за зубами не тримаеться — сами знаете. Кажу: «Треба зробити так, щоб схоже було на випадковисть. Тоди, може, навить розслидувати особливо не стануть — ну не пощастило людини? Кого тут звинуватиш? Бога?» А вони вси таки досвидчени, бували, смиються, мовляв: «Багато ти в цьому розумиеш?» Я обидевся, ну и ляпнув з дуру: «Багато — не багато, а двох в могилку звив и, нихто, навить, не зрозумив». Вони в особи зминилися и до мене, мовляв: «Це як так?» Ну я им и про Бартоша и про начальника того розповив. Правда, трохи прикрасивши.
Ну ту мене вже всерйоз почали питати, як би я цю справу зробив. Я злякався — хвалитися одне, а в справи себе показати, щось инше. Сказав, що подивитися треба. Постеживши. Хто такий, куди ходить, що робить? А Стець мене бере, и каже: «Пишли — покажу. Людина та дуже погана — кшездцям про наши справи доносить. Так що, якщо його просто вбити, то полиция сильно шукати буде. А якщо зможеш все як нещасний випадок уявити — то простише буде».
Звякнуло переговорное устройство. Капитан принял вызов, послушал и кивнул.
— Я сча поднимусь в радиорубку — меня там хочет кто-то. Давай может, заодно, еще что на закуску, кроме сала, захвачу?
— Це як вам буде завгодно. Я тут посиджу, якщо ви не проти?
— Ага. Я мигом.
Капитан сжевал еще кусочек сала и вышел. Михай, как только за ним закрылась дверь, метнулся сперва к ней, чтобы послушать, потом к сейфу. Достав из протеза инструмент, он вскрыл замок, быстро просмотрел тетради и папки, после чего нашел пакет с документами, которые передал Коваль и перебрал конверты с информацией на членов команды. Не найдя ничего про себя, Михай вернул все как было, запер и сейф и с облегчением бухнулся обратно на диван. Капитан вернулся неся копченую рыбину и тарелку с овощами.
— Вот так оно красивше будет. А то сало — оно конечно хорошо, но больно уж по поджелудочной бьет. Доктор ругаться будет.
— Добре. Мени теж вже про здоровья думати треба. На чому я зупинився?
— Прибить вам кого-то надо было.
— Точно. Ну там розповидати особливо нема про що. Та людина двирником працював. Я походив навколо, подумав… Ворота в будинку були здорови, важки. Ми з Стецом и ще парою хлопцив ти ворота ломом пидняли и пару гайок пид петли пидклали. Вин ворота видкривати почав, вони зирвалися и його прибили. Нещасний випадок.
— Это как? Я че то не понимаю, как они от пары гаек сорваться могли?
— Ось и полиция не зрозумила. Валяються якись гайки и валяються. А там все просто: гайки то вони шестигранни! Якщо покласти их на ребро миж вухом, яким ворота на штир надягають и кильцем на штири, на яке це вухо лягае, то коли ворота почнеш видкривати, гайка почне котиться. И встане на ребро. А в ребрах вона ширше, ниж по площинах. Якщо правильний розмир пидибрати, то вона в цей момент вухо зи штиря скине.
— Хитро! Серьезно — я бы не додумался.
— Нихто не додумався. Стець розповив, як ми його… У всих очи повилазили. Я разом найкрутишим спецом у цих справах зробився. Ну и понеслося… Всього переказувати не буду — багато, та й гордиться особливо ничим. Але мени тоди подобалося. Вси мене поважали, говорили, який я розумний, хитрий та винахидливий. А я, дурень, слухав… «Лихом» якраз тоди мене прозвали.
Заткнув себе рот пучком лука, Михай некоторое время меланхолично жевал, заново переживая прошлое.
— А потим викликае мене до себе Сучко и каже: «Хлопець ти хороший, справжний, багато для нас всього зробив, але все одно е сумненья. Кажуть, що раз ти наполовину кшездец, то и вири тоби немае». Я вид такого аж пидстрибнув. Кажу: «Ось ти раз! Ти мене гонють, бо я наполовину приполець, ви — бо я наполовину кшездець. Це що взагали таке робиться?» Сучко рукою махнув: «Е така справа, яка видразу всим покаже, на який ти сторони». Я, само-собою: «Яке?» А вин мени: «Батьку твого треба вбити — Князя Корецького». Я аж охнув: «Це-ж, хороший чи поганий, а всеж батько!» А Сучко мени: «Так. Ось тому, писля цього, питань ни у кого не залишиться. Виришуй — за кого ти?»
— Отказался?
— Треба було… — схватив бутылку, Михай налил только себе и быстро выпил, не предлагая Капитану и не закусывая, — Тильки вони мени щильно на вуха сили. И Сучко и Стець. Нагадували, як князеви люди мене вбити намагалися, скильки всього хорошого вони для мене зробили. Уломали, вобщем.
— Нда… Я теперь понимаю, что ты про те дела так рассказывать не любишь… Ладно — раз такое пошло, то можешь на этом остановится.
— Не — ви повинни все знати. Тим бильше, що це мене, можна сказати и врятувало. План у мене був простий — зробили мени пиддельнии документи, рекомендацийни листи, а потим водиеви князя ребра намяли, так щоб працювати не змиг. И я до князя новий водием найнявся.
— Погоди — ты же к нему приходил? Он тебя что — не узнал?
— Та мене до нього жодного разу и не пустили. А ти, з ким я розмовляв, мене тильки по одягу запамьятали. Там таких прохачив, як виявилося, на дню чоловик сто. Переодягнувся, вуса по модному завив и ось уже не Михай Доля, а пан Михайло Трандишевич! А план вбивства у мене був ще простиший, — Михай грустно усмехнулся, — Дочекався дожжу и з дороги на швидкости в дерево зьихав. Князь убився, а на мене, знову, нихто и не подумав. Я ж теж в машини був, теж постраждав. Правда, на час розслидування, пид охорону взяли, поки я в ликарни був, але потим все вщухло и мене вигнали просто на вси чотири сторони.
— Погоди — а как так вышло, что князь убился, а ты нет? Я понимаю, что все решили, что просто повезло. Но ты то же точно не только на везение рассчитывал?
— Розумна людина николи на везиння не розраховуе. У мене ремени були.
— Ремни?
— Так. Як у льотчикив. Я соби зробив портупею и нею до сидиння пристебнувся. Так що князь, вид удару, назовни вилетив, а я соби тильки обличчя об руля розбив, та ребра поламав трохи.
— Серьезно? Просто ремни?
— Так. Я, по правди кажучи, сам здивувався, як вони добре спрацювали, тому як швидкисть була вище той, що я планував. Тому в ликарни повалятися з мисяць довелося… И поки я лежав, багато всього думав. Наприклад, правда, що мене батька вбити намагався? Навищо мене бити було, якщо можна було просто ножем ткнути? И як Стець з хлопцями так вдало там опинився? И що до тих, кого я за наказом Сучко вбив? Вин говорив, що вони вси донощики, та урядови агенти, тильки от, чомусь, вони все ще, або проти його авторитету шли, або гроши з ними дилити доводилося. Або ще, як-то, його интереси зачипали… А панив, проти яких ми воювали, вважай никого, крим князя, и не чипали.
Багато питань я йому хотив задати… Але не успил. Стець прибиг, блидий весь. Каже: «Бигти нам треба!» Я запитую: «Що сталося?» А вин мени: «Сучко вбили! И усих хто с ним быв — теж». Я спершу не зрозумив, чому и чого, а Гаврило мени все пояснив. Сучко мени князя не просто так заказав. У них збори мали бути, де голову всього Руху за Незалежнисть вибирати будуть. И йому козир був потрибний. Будуть питати: «А що ти зробив?», а вин им: «Поки ваши хлопци сопли на тин мотали, ми ажн цилого князя Корецького, члена Сейму поришили!» А це серйозна заслуга. Могли-б и вибрати. Хтось из конкурентив про це прознав и здав його. И цим питанням вже не полиция зайнялася, а «Кабинет». Це як ваше ГБ, тильки зи своими играшками.
— «Кабинет по вопросам государственной важности»? — уточнил Капитан вскинув бровь.
— Вин самий. Пидгадали, поки Сучко и инши зберуться, и поришили всих. Адже у них теж на служби твари таки е, що не дай бог перетинатися. Тильки Стець вижив, бо в печку сховався. И я… Я, на допити, сказав, що з дороги вилетив, бо мени в лоб грузовик ихав. Старий прийом — чим то важким машину з дороги скинути и добити тих, хто вижив. Ось я вид себе пидозри видвив, а Сучко, з иншими, мабить и згубив.
— Да брось ты во всем себя-то винить!
— А кого ще? Я, писля цього всього, в принцип взаемности увирував. Ти видняв — у тебе виднимуть. Ти падлу зробив — тоби так видгукнеться, що не дай боже. Я чужих вбивав — моих всих перебили. Ни, товариш капитан — ви якщо людина безбожна, то може вам це и не страшно, а я дуже цього боюся.
— Ладно — как знаешь. Ну так и чем все закончилось?
— Почали ми зи Стецем думати, куди бигти. Ну тому що треба бегти — це и ежаку зрозумило. Виришили в Порто. Мисто велике, вильне, там нас точно шукати не будуть. Тильки грошей немае. Тут вин мени и каже: «А ти сейф зламати зможеш?» Я йому: «Та я, зараз, що хошь зламаю, аби подали звидси звалити».. А вин мени такий: «Знаю я мисце, де у Сучка схрон був на такий випадок. Сейф закопаний. Там гроши е, и документи ризни, и пистолети. Тильки коду вид сейфа не знаю». Ну я йому: «Показуй! Я його зубами готовий прогризти!» Приводить вин мене в лис, а там и справди, в яру, сейф захований. Я инструмент достав, замок розкрив, кажу Гаврили: «Готово!» А вин мени такий: «Ну и молодець!» И дубиною по голови як трисне…
Замолчав, Михай поднял бутылку, задумчиво посмотрев на остатки жидкости в ней.
— Оклемався… Пиднимаюся-озираюся… Стець поруч лежить… Стонеть… У сейфи самострил насторожений стояв. Вин внутрь полиз, йому картеччю в черево и бахнуло. Я його запитую: «Ах ти скотина… Ми-ж, вважай, братами були? А ти мене хотив в такий момент кинути!» А Стець мени: «Николи ми не будемо братами! Не можна бути припольцем наполовину. Якщо ти наполовину жид — ти весь жид. Якщо ти наполовину кшездец — ти весь кшездец. Коли тоби запропонували твого батька вбити, ти надовго задумався. А чому? А тому, що вин для тебе теж свий. А раз вин свий, значить ми — чужи». И так мени вид цього обидно стало… Питаю його: «А що ж ти видразу мени про це не сказав? Що-ж ти зи мною з одного посуды ив, з одного кухля пив?» А вмн мени: «Нужний ти був, ось и пив. Сучко приказав. Сказав: „Таким вертити легше. Такий, щоб доказати нам, що вин свий, що хочеш зробить, навить ридного батька вбье.“ И ти вбив…»
Раскрутив остатки горилки, Михай влил их в себя под сочувственным взглядом Капитана.
— Стець кричав, що б я його добив, всякими образливими словами на мене лаявся, але я його не чипав… Залишив мучаться. Взяв гроши, документи, приихав в Порто, а дальше ви знаете. И, тепер, знаете, яким я був дурнем наивним и який херни накоив. А я, з вашого дозволу, пиду, поки зи сорому не згорив и, по пьяни, херни який-небудь не наговорив. Надобранич…
Капитан кивнул, проводил пошатывающегося от выпитого Михая взглядом и, когда дверь за ним закрылась, пошел к столу. Достав из нижнего ящика бутылку коньяка, кряхтя опустился перед сейфом и провел пальцем по периметру дверцы.
— Ладно — прощаю… Есть у тебя повод быть недоверчивым…
Вырвав из бороды волосок, Капитан послюнявил палец и, прилепив его на дверцу, налил себе полный стакан коньяка.
— Ну хоть честно все рассказал… Что нужным считал. Ладно — остальное не так важно.
«Еж» сбросив ход, мягко ткнулся форштевнем в песок возле вымытых ливнем и штормами остатков причала. Бьернсон недоверчиво покосился на Слободана, но тот, кивнул, мол: «Место верное».
— Как ты сказал? Тебе тут на сто лет работы хватит? Похоже на то…
Бьернсон перевел взгляд на Гвоздева, который с удивлением рассматривал руины складов, форта и то, что осталось от домов.
— Ну нихуя се они тут без нас погуляли! Все в труху! Вот за что мне такая непруха? Я то думал, место козырное нашел, недалеко от дома, а тут нате…
— Интересно, кто их так?
— А мне больше интересно, где все жители… — приставив ладонь козырьком к глазам, Слободан огляделся, — И где Обмылок?
— Ты думаешь, это он их так? — ревниво поинтересовался Бьернсон, который сам еще не одного поселения не вырезал.
— Нет, ты что?! Но когда он к нам на борт прибежал, был сильно напуган. Помнишь, что сказал?
— Не особо… Что ему валить надо и всякое такое…
— Ага… А мне сказал, что его ограбить пытались и прочее. Только мне не очень в это верится.
— Почему? — вместо ответа Слободан обвел рукой руины, — Ты думаешь, это за ним приходили?
— Не знаю… Но то, что до того, как мы его тут высадили, Гарбарука никому нахер была не нужна двести лет, это факт.
Стоявший рядом Тролль фыркнул и что-то глухо проворчал. Слободан склонил голову набок раздумывая и согласно кивнул.
— Не: «После того, не значит в следствии того», это тоже факт. Но согласись, совпадение странное? Надо бы высадится на берег и разведать.
— Надо, — согласно кивнул Бьернсон, — Но, сперва, надо на дне пошарить.
— Зачем?
— Когда мы заходили, тут колониальный инспектор стоял. С двумя пушками. Если его утопили, то мы пушки можем снять. За такое время им в воде нихрена не будет. А сам понимаешь — пушка, это охуенная тема.
Бухту прочесали из конца в конец, но нашли только пару затонувших лодок. Размечтавшийся насчет орудий Бьернсон был крайне разочарован.
— Бля… Непотопляемая сволочь… Ладно — высаживаемся.
— Я пойду — остатки поселения осмотрю, — Слободан сунул за пояс пистолет, — И, наверное, Браву с собой возьму. А то одному тут шарахаться как-то стремно.
— Не — Браву оставь. Какой-никакой, а механик. Случись чего — куда мы без него? Семеныча вон возьми.
— А я тебе чего? — возмутился Гвоздев, — Насрато!? Да я механик получше этого!
— Ты и боец получше Бравы. Здоровее. И город знаешь. Да и вообще! — лицо Бьернсона осенил свет мысли, — Я тут капитан! В непонятной обстановке я решаю, кто с кем, куда и кого. А обстановка тут нихера не ясная. И поторопитесь — вон Куба уже во всю мародерствует.
— А можно мародерствовать?! — Гвоздев, который, судя по лицу уже собирался послать новоявленное командование в пешее эротическое, нырнул в каюту и выскочил с пустым мешком и карабином наперевес, — Ну ты хуль с конца-то начал? Братан — за мной! А то все вкусное без нас разберут!
Куба, однако, был иного мнения на данный счет и, увидев их, замахал руками.
— Хули вы сюда претесь!? Я первый это место застолбил!
— В смысле?
— В хуисле. Это моя половина острова! Где склады и форт. Я первый её забил!
— Я тебя сейчас в землю забью! — возмутился Бьернсон, — У нас же уговор!
— Уговор у нас насчет того, что со дна достали. А на берегу — каждый за себя. Надо было раньше чесаться! Кто первый встал — того и тапки. Я первый тут был!
— Тебе въебать?
— А хуль ты сразу угрожать? Все по честному — половина острова ваша, половина — моя!
— Ну все — ты меня достал…
Бьернсон шагнул вперед, но Тролль остановил его, кивком и жестами объяснив, что позиция Кубы не лишена оснований. Бьернсон скрипнул зубами и нехотя кивнул.
— Ну и хер с тобой… Но тогда если мы что-то найдем — не примазывайся.
— Нахуй надо — нам тут барахла хватит на полжизни… — достав из золы пару железных обручей от сгоревшей бочки, Куба со звоном ударил ими друг об друга, — Оп! И сто исладоров в кармане! Вот так деньги и делаются!
— Дай я ему хотя бы в воспитательных целях въебу? — Тролль проворчал что-то нечленораздельное, — Ладно… Пусть подавится. Еще я в грязи ради ржавых железок не рылся…
Слободан с Гвоздевым, тем временем, осматривали брошенное поселение. Там было на удивление пусто. Дома носили следы перестрелки, но больших разрушений не было. Однако и жителей тоже не было.
— Куда-ж все делись? — Гвоздев заглянул в одну из хибар, — Трупов нет…
— Может ушли? — предположил сунувшийся следом Слободан, — Смотри… Они забрали все запасы, все мало-мальски ценное, увели скот. То есть у них было на это время.
— Или тут просто все как следует ограбили.
— Ты сам сказал — трупов нет.
— Могли все в форт сбежаться. Там их и того…
— Могли… — Слободан задумчиво почесал голову, — А это легко проверить… Где тут церковь?
Перед церковью виднелся рядок свежих могил. Длинный рядок. Над которыми стояла виселица с порченным зверьем телом. Одежду и обувь с висельника сняли, а вот исподнее брать побрезговали. Подобравшись поближе и стараясь не смотреть в провалы глазниц, Слободан разглядел вышитую на нижнем белье монограмму.
— «Ка-Эм»… Не знаешь, кто это мог быть?
— Конрад Маулс, — кивнул Семеныч, — Шишка местная. Интересно, за что его вздернули?
— Главное, что вздернули. Причем вздернули с намеком. А остальных — похоронили. Грабители или налетчики бы так заморачиваться не стали. Что же тут произошло?
— Понятия не имею… Пошли лучше губернаторскую резиденцию осмотрим. Это единственное, что заслуживает внимания.
Резиденция губернатора лежала в руинах. Посмотрев на обгоревшие балки, Слободан хотел уже было махнуть рукой, но Семеныч, поплевав на руки, принялся откидывать в сторону обвалившиеся куски стены и кровли.
— Подвал! — пояснил он, — Там своды кирпичные — огонь не должен был туда добраться… Уф… Позови-ка этих двух мордоворотов. Я тут неделю ковыряться буду, а они сейчас все как бульдозером…
Бьернсон тяжелый ручной труд не особо жаловал, однако в подвале губернаторского особняка можно было найти что-то ценное и этим утереть нос Кубе. Так что, взяв шанцевый инструмент, они с Троллем выдвинулись к месту раскопок.
— Че там у вас? Местных нашли?
— Одного…
— Где?
— Вон там… — махнул рукой Гвоздев в сторону виселицы
— Расспросили?
— Он не разговорчивый…
— В смысле? А! Вот ты о чем… — посмотрев, наконец, в указанном направлении, Бьернсон понимающе кивнул, — Это кто?
— Походу — Конрад. Он тут охраной командовал… Наверное… Вы чего встали? Помогайте, давайте.
— Ты отойди, а то придавит…
— Отца поучи детей делать… Вот эту хуйню поднимаем и нахуй отсюда!
Бьернсон и Тролль переглянулись и, подковырнув ломами кусок стены метр на два, без особых усилий подняли и выкинули в сторону. Семеныч похлопал по торчавшему брусу. К нему было приколочено нагелями еще несколько обломков дерева, которые намекали, что хер это отсюда так просто выдернется, однако Тролль пошатал брус, поднапрягся и, покраснев как помидор от натуги, выдрал все разом словно медведь липку. Гвоздев, стоявший рядом с криком: «Ипать!» съехал в образовавшуюся яму.
— Ты там живой? — озабоченно поинтересовался Слободан.
— Да хуль мне сделается? Лопату давай…
Слободан скинул в яму лопату, после чего оттуда фонтаном полетели зола, штукатурка и обломки кирпичей.
— Так… Кажись не всю память еще пропил… С входом угадал… Только дверь заебусь раскапывать…
— Отойди…
Выдернув Гвоздева из раскопа, Бьернсон спустился туда сам, богатырским пинком пробил полузасыпанную дверь в подвал, застрял в ней и, не сумев сохранить равновесие, ввалился внутрь выдрав все вместе с дверной коробкой.
— Сила есть — ума не надо… — прокомментировал это Семеныч, — Ну что там? Есть чего полезного?
— Тут коридор. А дальше темно…
— Ясно… Нихера без Денис Семеныча не можете… За фонарем мне бежать или сами догадаетесь?
Слободан смотался до катера за фонарем. Фонарь оказался не заряжен, так что пришлось возвращаться и подключать аккумулятор к бортовой сети. Зарядка времени занимала изрядно и остальные тоже вернулись, чтобы передохнуть и пообедать. Куба с Мугом, тем временем, грузили на «Икан» найденное в руинах складов. Добыча была не особо богатой и состояла в основном из оставшихся от сгоревших ящиков гвоздей, петель и тому подобного хлама, за который, впрочем, можно было выручить стопку исладоров.
— А вы хули с пустыми руками? У нас у же вон! Гора!
— Я ему сейчас точно ебну… — проворчал Бьернсон ковыряясь в банке, — Еще и лыбится, гандон…
— Да пущай лыбится… — отмахнулся Семеныч, — Если подвал засыпанный, значит в него никто не лазил. А если туда никто не лазил, то там, как минимум, гора хорошей жратвы. А не вот этого… Они взрывают этих коров, что ли? В банке одни жилы и хрящи.
— Ты там был? В подвале?
— Ага. Дверь вон, которую ты разворотил, ставил.
— Херово поставил, — Бьернсон почесал пострадавшую ногу, — С одного пинка насквозь. И выпала.
— Как заплачено — так и захуячено… Я им предлагал не экономить.
— Ясно… То есть где что — представляешь?
— Конечно. Коридор в центре, а по бокам от него — восемь больших помещений. В той, что вторая по правую руку — винный погреб. В следующей — закусь. В остальных не помню что.
— Нашел выпить и закусить, остальное похер?
— А что мне там еще искать?
— Деньги… Оружие…
— Ага? И куда я с этим всем добром потом? Лодки-то у меня нет. А тут попил, пожрал нахаляву и уже как-то легче. Хомстед-то жадный. Цену не дает.
— Ну так послал бы его.
— Тогда можно с Гарбаруки валить — он жизни не даст. А не хочется. Тут, считай, кроме меня мастеров с руками нет, так что любой заказ сложнее табуретки мой. Я три сезона отработал и все равно заказы перли. И до дома недалеко. Было…
— Фонарь зарядился! — бодро отрапортовал Брава, — И вы можете, в этот раз, не все уходить?
— В смысле? — не понял Бьернсон, — Ты боишься один оставаться?
— Да.
— Я думал, мужики с Лоски они жесткие.
— Извините, что я не соответствую вашим стереотипам. Мне этот пустой город действует на нервы. И то, что сюда в любой момент может явится кто-то недружелюбный, тоже.
— Ладно… Тролль — останься. Остальные — за мной.
Бьернсон смял банку и кивнул в сторону покинутого поселения. И уже там, стоя перед очередной запертой дверью обнаружили, что весь инструмент унесли на катер. Гвоздев хотел сбегать за фомкой, но его остановили.
— Зачем? Смотри… — Бьернсон пробил сделанную из дюймовых досок дверь кулаком и, зацепившись за дыру, выдрал с корнем, — Вот и все. Что тут у нас?
— Барахло всякое, — посветил фонарем Семеныч, — Мебеля старые и прочая рухлядь.
— Ладно — потом посмотрим. Может чего и сгодится. Где вино, говоришь?
— Напротив…
— О! Джекпот! — Бьернсон выломал вторую дверь и осмотрелся, — Сегодня гуляем! А что на закуску?
Хомстед то ли боялся похудеть, то ли ждал голода, но запас еды хранил огромный. Кое-что успело пропасть, но вот сыры и консервы были в порядке. Так же, к восторгу Семеныча, в кладовой обнаружилось несколько мешков с картошкой.
— Родимая… Как же я по тебе скучал! Вот теперь-то мы ухи правильной наварим! Прям как надо! — он покосился на Слободана, который со странный выражением лица смотрел куда-то на полки, — Ты чего?
— Зеленый… Горошек… Еботе…
— Ну да? И че?
— Он из-за него свой корабль проебал…
Не особо деликатно пояснил Бьернсон, который принюхивался к сыровяленному окороку, пытаясь понять, должен он так пахнуть или нет. Гвоздев сделал удивленную гримасу и снял с полки банку консервированного горошка.
— Серьезно? Это как такой хреновиной можно целый корапь утопить?
— Как выяснилось — легко… Слушай — вот не пойму: сдохло оно, или мне кажется?
— Дай нюхну…
Семеныч обнюхал окорок со всех сторон, потом достал нож и, отрезав кусочек, осторожно попробовал.
— На вкус нормально… Заветрилось, может?
— Тухлятиной воняет… Чуешь?
— Чую… — кивнул Гвоздев потянув носом, — Может крыса где сдохла? Хотя Гарбарука для крыс маловата…
— В смысле «маловата»? — не понял Слободан, — Что тут, в Островах, за крысы?
— Обычные. С кораблей. Но, почему-то живут только в крупных поселениях. А в мелких городках или на природе не встречаются. И если люди уходят, то они тоже исчезают.
— Почему?
— Да я то откуда знаю? — Гвоздев пожал плечами, — Я тебе что? Крысолог?
— А откуда знаешь, что они в маленьких поселениях не живут?
— Сам видел. Как-то в Котеану одну приволок. В бочке с сухарями. Хотел прибить, но оказалось, что местные их никогда не видели. Я ей клетку соорудил и два или три дня показывал за деньги. А однажды ночью просыпаюсь от грохота — крыса в клетке бесоебит так, что на пол её скинула. Мечется, на прутья кидается. Потом завертелась волчком и сдохла.
— Отчего?
— Да хер её знает. Испугалась чего-то. Да где-ж воняет-то?
— А может вообще не здесь? — Бьернсон вышел и выбил дверь напротив — Тут хлам какой-то… Посвети.
— Это не хлам, а ценные вещи… И, сука, вот куда мой молоток делся!
Гвоздев пошарил в кладовке заставленной ящиками и бочками, выволок какой-то ящик и извлек из него легкий молоток с гвоздодером.
— Вот суки! А я на подсобника грешил… И остальное тоже пригодится… Тут краска, рогожа, прочий инструмент. И тут точно не пахнет. Пошли дальше.
Бьернсон высадил две оставшиеся двери, причем по модному, встав посредине и пробив их ударами в обе стороны после чего сморщился…
— Мокрые порты Ньерда… Кажись отсюда…
— Да я чую… — Семеныч натянул рубаху на нос, — Вот нахера ты, дурилка, двери настежь вынес?
— Да откуда-ж я знал?
— А мы что, по твоему искали? Фиалковый луг? Что воняет и искали… «Откуда он знал»? Ебать-копать… — Семеныч посветил в одну комнату, потом в другую, — Аж глаза режет… Что-ж тут сдохло? Пусто почти… Вот тут стул какой-то… Слободан, глянь, будь другом…
— А че сразу я?
— У тебя лицо умное.
Слободан, скорчив рожу, взял фонарь и, прижимая к лицу носовой платок, вошел в комнату шаря лучом по сторонам. В ней и правда было почти пусто, только у разбитого окна стоял стул.
— Окошко изнутри разбили…
— И что?
— Просто обратил внимание… — взобравшись на стул, Слободан осветил раму, — Это классическая загадка из детективов. Окно разбито, но осколков в помещении мало. Значит били отсюда-туда. О! А тут еще веревка валяется…
Слободан подергал торчавший из под завала кусок веревки. Потом слез со стула и посветил на пол.
— Пыльно… Все следы запорошило… — он прошелся по кругу светя на пол, — А это что? Похоже на воск… Кто-то стоял тут со свечой… Довольно долго. Дальше не ходил… Интересно.
— Что там такого интересного? — отодвинув Семеныча, Бьернсон сунулся в комнату и покрутил башкой, — Тут вообще нихрена нет, кроме этого стула.
— Вот именно это и интересно… Ты детективы читать любишь?
— Нет. Я только наставления всякие читал, да и то потому, что Вад заставил.
— А я, раньше, любил. Ты про Серго Вуковича слышал?
— Нет. Это писатель?
— Детектив.
— Книга так называется, что ли?
— Да нет! Детектив, это человек, который расследует разные преступления.
— А как ты его читал?
— И жанр, который описывает такие расследования, тоже называется «детектив».
— Че-то херня какая-то..? — не понял Бьернсон, — И то «детектив» и это.
— Ну ты даешь, — изумился Семеныч, — Даже я знаю! Вот смотри: этот брусок он какой?
— Деревянный…
— И ты тоже «деревянный», хоть и не брусок. Понял?
— Я тебе сча в ухо дам за такие сравнения, — Бьернсон отобрал у Гвоздева обломок косяка, которым тот постучал ему по лбу и разломал в труху, — Хотя знаешь… Кажется понял… Так этот Серго Вукович детектив в прямом смысле, а ты читал про него в «детективах» которые книжки? То есть в переносном смысле?
— Ты знаешь, что такое «в переносном смысле», но не знаешь про такой жанр как «детектив»?
Слободан озадаченно уставился на него. Бьернсон пожал плечами давая понять, что ему мало интересно, какие знания и каким путем залетели к нему в голову.
— Ладно… Для простоты будем считать, что так и есть. Только про детектива Вуковича не в книжках писали, а в газете. Когда отец с другими мужиками каждую субботу собирался по вечерам выпить пива, они брали газету и перечитывали заметки о его похождениях. А я слушал. Там очень интересно все было. Как он маньяков ловил, убийц, грабителей.
— То есть этот Вукович у вас очень известный мужик?
— Конечно. Он в битве при Елсинках участвовал, а потом уехал в Гюйон и стал там детективом полиции. Очень известным, раз про него в газетах пишут. А у нас в Белгране знаменитостей не богато, тем более таких, чтобы их в других странах знали.
— Ну допустим… — Бьернсон кивнул шарахнувшись башкой о кирпичный свод, но даже не заметил этого, — И при чем тут эта комната?
— Вукович и другие детективы всегда делали выводы о том, что произошло, по всяким деталям. Вот как тут. Стул, веревка, капли воска, окно разбито с этой стороны… И из их наличия можно сделать выводы, что тут произошло.
— Это как?
— Еще деревяха есть? — заозирался Гвоздев, — На тебя удары твердым по тупому благотворно влияют, походу. Думать начинаешь.
— Вы тут все дохуя умные что-ли?
— Да кому и баран — академик. Даже я уже понял. Стул, веревки — значит кого-то тут к стулу привязали. Потом он отвязался, окно выставил и съебался. Я только не понял, при чем тут свеча…
— Возможно его перед этим допрашивали? — предположил Слободан, — Электрического освещения тут нет, так что ему пришлось взять свечу. Он стоял с ней вот тут… А значит стул с пленником находился тоже где-то тут.
— А потом он вырвался, прибил того, кто его допрашивал, — радостно закончил Бьернсон, — И спалил тут все нахуй!
— Это ты с чего взял?
— Ну ты же выводы делаешь? Я тоже сделал.
— Я имею ввиду — на основании чего?
— Тухлятиной воняет — значит где-то труп. И окно разбито. Если окно не вставили и труп не нашли, значит не до того было. А если было не до того, значит пожар случился сразу после побега. А кто имеет серьезный повод тут все нахуй спалить как не тот, кого к стулу примотали? Я бы вот, именно это и сделал.
— Ты нахера палку сломал!? — завопил Семеныч падая на колени и сгребая щепу, — Она, походу, волшебная была! Один раз тебя по лбу тюкнул и как мозги заработали!
— Дело, скорее, не в палке, а в ударе… — предположил Слободан, — Но догадка хорошая.
— А еще я сделал вывод, — довольный похвалой Бьернсон расплылся в улыбке, — Что воняет не отсюда. Запах пошел, когда я эти две двери выдернул. Тут пахнет терпимо, значит он в соседней комнате.
Слободан, который теперь нес фонарь, сунулся в оставшуюся комнату и тут же выбежал, едва сдерживая рвотные порывы.
— О! А вот и очередное подтверждение моей правоты!
— Да… Похоже на то… Только там тоже почти пусто… И тело я не увидел.
— Может плохо смотрел? Дай как я гляну… Я покрепче…
Отобрав у Слободана источник света, Бьернсон смело шагнул в вонючую неизвестность. Запах там стоял такой, что было желание немедленно ретироваться, но гордость не позволила выскочить сразу, так что он, содрогаясь от спазмов, принялся шарить лучом по сторонам. Из мебели внутри был только старый стол и три таких же стула как и тот, что стоял в соседнем помещении. Спрятать в них кого-то очевидно не было никакой возможности. Тут организм решил, что с него хватит.
— Вот это и называется: «Блюет дальше чем видит», — прокомментировал Семеныч, глядя на Бьернсона который вывалился в коридор и согнулся, держась за стену, — Ну что — нашел?
— Нет… Там только мебе-е-ель…
— Но запах точно оттуда… Может он, падлюка, под люком?
— Под каким люком? — не понял Слободан.
— Да Хомстед мне люк заказывал… Странный. Размером пять пядей на пять с кутыркой. Из котельного железа — десятки. И по краю усиленный. Со скрытыми петлями… Чтоб он на кронштейнах, при открывании, вот так вот отходил. Наебался я помню с ним… Тут же ни резака, ни сварки толковой… А как сделал, он меня еще замком озадачил. Чтобы ригели на четыре стороны и оттакенные. А потом все чертежи забрал и сжег… Я их, как дурак, рисовал, а он их в камин.
— Ему нужен был люк для потайного убежища?
— Ясен хер… «Старый Ублюдок» как боевая единица так себе, а грабить на острове не то что бы ассортимент. Форт, склады и губернаторский особняк. Не промахнешься. И старой доброй традиции подвесить губернатора над углями, чтобы тайники все выдал, тоже никто не отменял.
— Думаешь, он залез туда и сдох?
— При пожаре в таком месте прятаться идея так себе. Не сгоришь так задохнешься, но Хомстед жадный был. Так что если у него внутри барахло или деньги, мог за ними сунуться, да там и остаться.
— Так… — Бьернсон отдышался, — Сейчас мы выйдем, проветримся, перетащим на «Ежа» еду и пойло, потом подумаем насчет этого люка. Сука… Я теперь понимаю, почему, когда воняет, люди спрашивают: «Кто тут сдох?»
Назад все трое возвращались как пираты ограбившие монастырь. Впереди гордо шагал Бьернсон с бочкой хереса и окороком в руке. За ним Слободан волок головку сыра и ящик с бутылками. Замыкал процессию Гвоздев, волокущий на спине мешок картошки. Увидевший их Куба, от жадности и ревности чуть не навернулся за борт.
— Это вы чего? — поинтересовался он глотая слюну, — Нашли что ли?
— Да. Причем тут только малая часть… — откусить кусок от окорока было задачей сложной, но Бьернсон сумел демонстративно отгрызть шмат мяса, — Тролль — пошли. Сейчас притащим остальное.
— А мы пока со Слободаном ухой займемся, — Семеныч потер руки, — Давай — ты рыбы налови, а я пока картошку почищу.
— Давай лучше наоборот… Из меня рыбак не очень.
— А мне что делать? — вылез из машинного забытый за этим всем Брава.
— Отмой самый большой котел и разведи костер на берегу. Я сейчас настоящей ухи наварю. Правильной… Вот как надо…
Тролль с Бьернсоном на пару обладали просто чудовищной грузоподъемностью, так что содержимое обоих кладовых было перебазировано на борт всего за три ходки.
— Так… — стоя посреди этого великолепия Бьернсон огляделся, — Консервы не трогаем — они про запас. Дорогое пойло тоже.
— Почему? — не понял Гвоздев.
— Потому, что мы в нем нихера не понимаем. Да и на вкус — дрянь.
— С чего ты взял?
— Да я, когда на «Интернационале» ходил, попросил у их старпома попробовать какое-то вино. Три, ебать его ногой, голдмарки за бутылку. А на вкус — кислятина. Я бы выплюнул, если бы не цена. А он его цедит и нахваливает. Так что лучше мы его продадим тем кто понимает. А пить будем вот это вот… — выбив пальцем пробку, Бьернсон отхлебнул прям из бочки, — Сладкое, крепкое — то что надо!
Вытерев бороду, он покосился на Кубу, который уже подбирался с кружкой наперевес.
— А ты чего сюда пришел? Сам же остров поделил и сказал, что каждый сам за себя.
— Да хули ты начинаешь? Я ж не знал, что вы вино найдете?
Тролль сделал несколько жестов и скорчил рожу. Бьернсону хотелось повредничать, но обильная добыча привела его в хорошее расположение духа.
— Ладно… Он прав: ты нас угощал, так что подставляй посуду…
— Вот именно, бля… — Куба проследил, как кружка наполняется до краев, — Надо делится.
— А ты с нами прибытками со своей добычи поделишься?
— Да нахуй оно тебе? У тебя вон сколько всего дохуя.
— Вот ты говно, как человек…
— Говно не тонет… — Куба одним махом ополовинил кружку, — Как будете жрать — крикните.
— Совсем охуевший, что ли?
Бьернсон попытался дать ему под зад, но Куба быстро ретировался, умудрившись, при этом, не пролить ни капли. Семеныч, тем временем, уже успел натаскать несколько рыбин и теперь колдовал над котлом, с слезами умиления глядя, как там плавает не какой-то батат, а настоящая, правильная картошка.
— Ригели вот так. Двадцать пять на писят… — поев и хорошо выпив, команда «Ежа» расположилась на вокруг костра и принялась обсуждать, как вскрывать люк, — И ключ единственный.
— А ключ какой?
— Как штырь. И на конце железка качающаяся с двумя зубами. Ты эту железку со штырем в дырку пропихиваешь, качалка чпоньк… Поперек встает. Потом ты её на себя тянешь и крутишь, пока она зубами в отверстия на шестеренке не зайдет. И потом за штырь эту шестеренку крутишь, а она ригели вытаскивает
— Звучит просто.
— Сложно каждый дурак сделает. И, вдобавок, не зная какой ширины качалочка и какой длины зубы, ты этот замок хер вскроешь…
— Нахера его вскрывать? — пожал плечами Бьернсон, — Так выдернем.
— Напоминаю: сталь — десятка и усилена профилем по краям.
— Ломами поддеть?
— Там зацепится не за что.
— Обдолбить по кругу и выдрать вместе с рамой.
— Если бетоном залили, то заебемся.
— Да хули тут думать! — Куба, которому хватило наглости припереться на уху, небрежно махнул рукой, — Надо просто подождать и он сам вылезет.
— Кто?
— Ну пидарас этот… Губернатор местный… Он же там заперся под люком этим?
— Во первых, хуль ты уши сушишь? Это наши дела, — осадил его Семеныч, — Во вторых, он там не просто заперся… Он там, падла, еще и сдох. Так что если ты не неграманта, которая может заставить мертвяка нам открыть, то сиди молча и не советуй херни.
— О! Епта! — Куба аж подскочил от внезапно озарившей его мысли, — Сча все будет! Вы тут хуйней страдаете, а у меня верный способ есть! Но, если что, найденное пополам.
— Что за способ? — удивленно поинтересовался Бьернсон.
— Ты, сперва, пообещай, что отдашь половину.
— Половину чего?
— Того, что там внутри.
— С какого хера?
— Потому что я знаю, как этот люк открыть. Обещаешь?
— Нахуй его… — махнул рукой Гвоздев, — Сами справимся.
— Сорок процентов! Ниже не торгуюсь, а то я вас знаю…
— Нахуй.
— Тридцать — последнее слово…
— Отъебись — ты никогда ничего умного не советовал.
— Двадцать — это точно последнее.
— Ладно… — Бьернсон задумчиво кивнул, — Если поможешь вскрыть, то двадцать процентов твои.
— Двадцать процентов мои — все слышали? Муг! Пиздуй сюда!
Еле волоча ноги по песку притопал Муг, который, судя по глазам, уже успел накурится своей дряни. Увидев котел с едой он взял с песка плошку и вознамерился ей зачерпнуть, но сел от удара в ухо. Недоуменно помотав головой встал, снова потянулся плошкой к котлу и снова получил в ухо от Гвоздева.
— Я чет не понял… Это что сча было?
— Ты куда, гуталин угашенный, без спросу лезешь? Да еще и грязной миской в общий котел.
— А это твой котел что ли? Что ты мне указываешь?
— Это — мой котел.
— Куба? Это че — его котел? Прикольно…
— Так — ты нахуя его сюда позвал?
— Так он же эта — «негроманта»! — Куба махнул рукой словно импрессарио представляющий артиста, — Да, Муг?
— Кто? Я?
— Ну ты же рассказывал, что у вас есть колдуны, которые мертвых работать заставляют.
— Бокоры?
— Бокоры — хуякоры… Не важно… Там хуй один подох. Его надо поднять, чтобы он люк изнутри открыл.
— А я не умею…
— Да там хуйня делов — я уверен… Давай — напрягись. А то я уже договорился. Бьерн — давай, покажи где это. Он сейчас все сделает!
Бьернсон пожал плечами и, встав, повел их в сторону подвала. Слободан проводил взглядом, потом покрутил пальцем у виска.
— Как я и сказал — никогда он ниче умного не советовал, — согласно кивнул Гвоздев.
— Слушай… А у меня мысль появилась! Ты и люк делал и ключ?
— Ну да.
— Размеры люка ты помнишь?
— Пять пядей, на пять с копейками… У меня пядь очень удобная, — Семеныч растопырил узловатые мозолистые пальцы, — Аккурат двадцать сантиметров если ногти подстричь.
— А размеры ключа? Тебе их давали?
— Не — сам выбирал.
— То есть это какие-то обычные для тебя цифры? Можешь их вспомнить и скопировать ключ?
— Ах ты-ж… А ведь могу! — Семеныч, просияв, налил себе еще, — Я ведь эту качалку напильниками делал. Так что один зуб — в широкий напильник, а второй — в узкий.
— Они у тебя с собой?
— Конечно! Я же на заработки ехал, так что инструмент при мне. Брава — у тебя найдется полоса четверка и штырь или трубка с палец толщиной и вот такой длины!
— Конечно! — Брава, обрадованный, что может быть полезен энергично кивнул, — Найдем!
— Тогда завтра и приступим… Если эта неграманта не вскроет!
— Не вскроет… — Слободан кивнул в сторону погружающегося в вечерний полумрак города, откуда раздавались крики, — Слышишь?
«Стой, падла! Стой и умри как мужчина!» — мимо пронесся Муг, резко обретший трезвость ума. Следом, петляя как испуганный заяц, скакал Куба, стараясь не попасть под пинок разъяренного северянина. «Хуль ты злишься! Почти-ж получилось! Он там шевельнулся, отвечаю!» Бьернсон, сосредоточенно сопя, несся следом намереваясь долбануть по Кубе как по футбольному мячу. Пробежав таким образом весь пляж, они исчезли в кустах. Полчаса спустя Бьернсон, замотанный в растительность, выбрел к костру и принялся обрывать с себя вьюны.
— Ушел, сука… Снова весь провонял из-за этих мудаков… Вернется — на клотик насажу и натяну до палубы…
— Забей. Мы придумали, как это вскрыть.
— Как?
— Семеныч размеры ключа вспомнил. Можно дубликат сделать.
— Ага… — покивал Гвоздев, — Только давай завтра… Сегодня уже и ты набегался, и я напился…
Стоявший на вахте Брава подкрался к спящему Слободану и потормошил его. Потом потыкал Гвоздева.
— Не имеете права… — пробурчал тот, — Мне, по распорядку, сон восемь часов положен.
— Ты чего?
— Тьфу-ты… Приснилось… Ты чего? Уже утро?
— Нет…
— Ну и нахер разбудил?
— Присоединяюсь к вопросу — кивнул сонный Слободан.
— Потому, что вы сеньоры, мне не простите, если я позволю вам пропустить такое представление.
— Какое?
— Куба с Мугом снова пытаются вскрыть люк при помощи дикарской некромантии.
— Серьезно?
— Ага.
— Побожись!
— Чтоб мне пусто было…
— Так… Бьернсона будить будем?
— По хорошему надо… Только палочкой…
Гвоздев взял палку и принялся тыкать ей спящего Бьернсона. Предосторожность оказалась не лишней… Тот, не глядя, поднял громадный кулак и опустил его, словно кувалду, на раздражитель. И только потом приоткрыл глаз.
— Куба в подвале шарит… — поспешил объяснить Семеныч
— Пизда котенку…
— Не… Брава говорит, там весело. Не спугни… И Тролля растолкай, а то палки больше нет поблизости.
На подходе к месту событий встал вопрос как подобраться туда тихо потому, что и Тролль и Бьернсон крались с грацией танков. Однако, возле входа стали слышны вопли и звуки ударов в какой-то таз такой громкости, что на их фоне могла незаметно промаршировать целая рота. В коридоре валялись узлы с барахлом. Все ценное отсюда забрали, однако понятие «ценного» у Бьернсона и Кубы различались, так что последний сгреб всю рухлядь, которая была не приколочена к стенам. Пробравшись в соседнее помещение, команда «Ежа», выставившись рожами по периметру дверного проема, принялась наблюдать за попытками вызова духов.
Посреди комнаты стояла керосиновая лампа без колбы, на которой тлели какие-то кости и пара дешевых сигар. Вонь от этих «благовоний» стояла такая, что перебивала даже запах трупного разложения. Вокруг скакал Куба, колотя в медную кастрюлю. Муг, сидя на корточках и вдыхая эти ароматы, пытался войти в транс, который постоянно прерывался приступами тошноты.
— Оу, оу, оу Геде Нибо!!! Дающий голос мертвым, которые не были извлечены из воды… Оу, оу, оу Папа Геде!!! Хранитель могил тех, кто умер преждевременно… Оу, оу, оу, предводитель лоа смерти!!! Хозяин тех, чьи могилы неизвестны… Услышь мой зов, выполни мою просьбу и я дам тебе богатые дары…
— Ну что, бля? Где этот пидар? — Куба остановился перевести дух, — Отвечает?
— Я не могу сосредоточится… Тут пиздец воняет.
— Да уж нихуя не хуже, чем когда ты где-то котелок с рыбой проебал. Сосредоточься, давай!
— Это, типа, сложно…
— Да нихуя это не сложно — мне не пизди. Вообще ни в чем ниче сложного нет. Это так просто говорят, чтобы денег больше срубить… Но меня хуй наебешь! Давай — напрягись! Там, внизу, наверняка целые сокровища! Губернаторы, они все богатые аж что тот пиздец! И я нихуя не хочу с этими гандонами делится, — Тролль насилу удержал дернувшегося Бьернсона, хотевшего выбраться и учинить расправу, — Они и так уже дохуя себе захапали.
— Но это же, типа, их половина?
— Да нихуя! Это я так сказал, чтобы они на мое добро не зарились. Кто-ж знал, что тут такой подвал? Они завтра придут, а тут — хуй… Никто-ж нихуя им не обещал, что там что-то будет? А мы нихуя не знаем… Охуенно я придумал да?
— А они нам, типа, пизды не дадут?
— Нам-то за что? Кто успел — тот и съел! Нехуй было ебалом щелкать. Колдуй давай…
— Да я не могу уже… — Муг взял флягу и промочил горло, — Может ты попробуешь?
— Я слов не знаю нихуя!
— Там, типа, слова не важны. Там, типа, надо просто звать духов.
— О! Я ж говорил, что все просто. А ты: «Сложно, сложно..!» Да нихуя сложного! Сейчас Куба все сделает! Кого там звать надо?
— Папу Геде… У нас вечером не получилось, потому, что я не того звал. Я Папу Легба звал, он душами умерших заведует. Но он, типа, только говорить с ними дает… А нам надо, чтобы он встал. А этим, типа, Геде Нибо промышляет. Он сам работать не любит и, типа, посылает мертвецов делать его работу, а сам в карты играет, танцует и в гости ходит.
— Охуеть устроился… Мне бы так… Ладно — ебошь давай…
Долбежка и завывания возобновились. Бьернсон поерзав, попытался выкрутится из объятий Тролля.
— Пусти… — прошипел он громким шепотом, — Я ему сейчас ебало порву…
— Спокойно… — похлопал Бьернсона по плечу Гвоздев, — Как будто ты не понял еще, с кем дело имеешь?
— Это они еще не поняли, с кем дело имеют… Ну падлы… Я их сейчас об колено обоих поломаю…
— Есть идея лучше… Они хотят Папу Геде? Они получат Папу Геде… Где там рухлядь губернаторская?
Шмыгнув в сторону валяющихся тюков, он порылся в них и нашел большую жестянку из под краски, оставленную ими ввиду очевидной бесполезности, но прикарманенную Кубой. Все помещения подвала были соединены вентиляционными продухами, чтобы внутри циркулировал воздух и не заводилась плесень. Засунув в одну из таких дыр жестянку, Семеныч сделал остальным предупреждение, чтоб не ржали и, забравшись на ободранный секретер, приготовился вещать…
— Да ну нахуй… — Куба дал Мугу сигнал остановится, — Я уже охрип к хуям… Где этого пидара носит?
— «ОТ ПИДАРА И СЛЫШУ!!!» — жестянка обогатила голос Семеныча металлическими нотами и эхом, — «ТЫ НЕ ОХУЕЛ, ГОВНО, НА МЕНЯ ПИДАРАСОМ РУГАТЬСЯ?!!»
— Еп, бля… Ну ты чего? — от неожиданности, Куба опрокинулся на спину и, подергав ногами как перевернутый жук, встал на карачки озираясь, — Ты Папа Геде?
— «Я ГЕДЕ НИБО!!! А ТЫ — ДОЛБОЕБ!!!»
— Точно?
— Да! Точно! — пересравшийся Муг схватил напарника за руку, — Папа Геде он, типа, грубый и сквернословит… Не зли его — он лоа.
— Лоа-хуеа… Сча договоримся… — Куба повертел башкой, так как акустика помещения не позволяла установить источник звука, — Ты где вообще?
— «ТЕБЯ ЕБЕТ? ХУЛИ НАДО?»
— Мертвяка одного поднять. Чтобы он люк открыл. А то заперся там, нахуй…
— «ОН НЕ ОТКРОЕТ!»
— С хуя бы?
— «ПОТОМУ, ЧТО ЭТОТ ЛЮК ДЕЛАЛ МОГУЧИЙ КОЛДУН ДЕНИС ИБН СЕМЕНОВИЧ! НИКТО КРОМЕ НЕГО НЕ СМОЖЕТ ОТКРЫТЬ ЭТУ ДВЕРЬ!»
— Да тебе просто слабо — так сразу и скажи!
— «ДА! МНЕ СЛАБО! Я НЕ МОГУ ТЯГАТЬСЯ СО СТОЛЬ МОГУЧИМ ПОВЕЛИТЕЛЕМ СВАРКИ, СЛЕСАРКИ И СТОЛЯРКИ! ЗАТО Я МОГУ ВЛОМИТЬ ТЕБЯ БЬЕРНСОНУ, ЧТОБЫ ОН ВЫЕБ ВАС ЗА ТАКУЮ ХУЙНЮ НЕСТРУГАННЫМ ПОЛЕНОМ!»
— Вот мудила! Съебываем! — Куба, подскочив, бросился на выход, но врезался в кулак Бъернсона, который понял, что настала пора возмездия и отлетел назад, — Отвечаю, Папа Геде пиздит!!! Совсем не так все было!!!
— «ПИЗДА ТЕБЕ, ПИДРИЛА ЕБАНАЯ!!! УХ-ХА-ХА-ХА-ХА!!!»
Керосинку своротили и она погасла. Бьернсон гвоздил в темноте наугад, нося Кубу и Муга на пиздюлях по всей комнате. Тролль заткнул своей тушей выход, чтобы те не удрали. Семеныч демонически ржал в жестянку, задирая градус безумия до запредельных высот… Слободан и Брава поняв, что им тут делать нечего, выбрались наружу. Брава уселся на обломки и закурил, глядя на висящее вдалеке Гало…
— Ну что, сеньор? Я же обещал, что представление будет что надо?
— Это да… Только не выспались.
— Отоспаться успеем — куда торопиться? А такое пропускать нельзя… Я такого даже в цирке не видел. А я, в цирке, видел многое.
— Выступал?
— Нет. Помогал. Грим клоунам накладывал, навоз за слонами выгребал, костюмы штопал.
— Ты же, вроде, богатым был одно время?
— Ну как «богатым»? Состоятельным… Меня факир научил в карты играть. Заядлым картежником был. Оказалось, что у меня рука легкая… Начал выигрывать. Дом купил, машину… Даже прислугу завел…
— Проигрался?
— В таком деле проигрыш — вопрос времени. Надо было пасовать и остаться при своих, но я оказался слишком азартен… Проиграл все, что есть и остался должен еще столько же.
— Печально…
— Да. Чем выше взлетел, тем больнее падать. Но я не унываю… Ко мне вернулась удача, а это главное.
— Почему ты так решил?
— Я мог утонуть вместе с «Илмаре» но не утонул, меня могли убить в том абордаже, но я выжил. Я мог остаться в Островах один без средств к существованию, но у меня есть команда, работа, еда и кров. Не так уж и плохо, если вдуматься.
— Наверное ты прав…
Слободан хотел добавить еще что-то, но тут, почти под тем местом где они сидели, зашевелились обломки кирпичей и досок, и из образовавшейся дыры выбрался похожий на восставшего мертвеца Куба, который, поняв, что его сейчас прибьют, проложил себе единственный оставшийся путь к спасению через засыпанное окно. Следом туда же выскочил Муг и хромая поскакал за напарником.
— Опять съебались, гондоны дырявые… — из подвала в развалочку выбрался Бьернсон, которого раздача люлей всегда приводила в отличное настроение, — Ладно — пошли… Спать охота. Завтра их удавлю…
Однако, проснувшись с утра, Бьернсон огляделся и понял, что чего-то не хватает. Более пристальный осмотр показал, что не хватает «Икана».
— Вот сучонок! Съебался. И добро наше уволок! Ну теперь им точно пизда!
— Да там не было ничего ценного… — сочно зевнул Брава, — Лом один. Все самое дорогое я у нас сложил.
— Да не в этом дело! Он нас, все таки, кинул!
— Ты его вчера отпиздил и удавить грозился. Ничего удивительного.
— Скажи еще, что не за дело?
— За дело, конечно. Поэтому они решили не рисковать.
— Догнать бы?
— У них почти ночь форы. И тайник бросать не хочется.
— Тоже верно… — Бьернсон сочно потянулся, — Ладно… Все равно мы тоже на Два Рога собираемся. Там и встретимся.
— Ты думаешь, что Куба настолько тупой, чтобы пойти в то место, о котором мы знаем?
— Если он хотел меня кинуть — определенно… — Бьернсон с хрустом потянулся, — Что у нас там сегодня пожрать?
После завтрака Сменыч сел ваять ключ. Остальные, устав слушать визг напильника, пошли осмотреть остатки Гарбаруки еще раз… Проходя мимо кладбища, Слободан принялся внимательно вчитываться в надгробья.
— Ты чего? — удивился Брава.
— Обмылка ищу…
— Ты, кстати, знаешь как его по настоящему зовут?
— Неа… Но он тут «Праттом» хотел назваться.
— А ты сказал, что-то, что он никакой не Пратт, тут мигом поймут…
— Тоже верно… То есть мы не узнаем, жив он или нет.
— Меня больше интересует, что тут произошло? Нападение?
— Похоже на то… Перестрелка тут точно была…
— Тролль говорит, что если кто-то напал, странно, что «Старого Ублюдка» не утопили, — влез в разговор Бьернсон, — И странно, что воронок от снарядов нет.
— Хмм… Хорошее наблюдение… Если его утопили, то где он? Если не утопили, то почему не стрелял?
— Может его подняли? — предположил Брава.
— Подъемные работы во время штормов? Да и ради чего? Это не тот корабль, из-за которого можно так заморачиваться.
— Или захватили?
— Надо осмотреть форт. Других достойных целей тут для артиллерии нет. Если бы они захватили корабль, то использовали бы пушки против него.
Форт находился в плачевном состоянии, однако большую часть разрушений ему причинили не противники, а время. Стена была проломлена только в одном месте и верхушки стен с этой стороны были исклеваны выстрелами. Внутри тоже имелись следы боя, но ничего похожего на следы артобстрела.
— Штурмовали по старинке… — Бьернсон пнул тяжеленное бревно которое использовали в качестве тарана, — Отогнали стрелков огнем и раздолбили стену.
— Да… Причем штурм шел со стороны поселения, — Слободан поднялся на стрелковую галерею и осмотрелся, — Стреляли, судя по всему, вон из тех домов. Они больше всего пострадали от ответного огня.
— Надо Семеныча спросить — может он чего пояснит?
Гвоздев был уже изрядно навеселе, однако ключ изготовил. Бьернсон распорядился запихать в него побольше закуски, чтобы попустило и изложил результаты осмотра города и свои выводы.
— А хули тут гадать? Хомстед с Маулсом давно жили как кошка с собакой.
— Не понял?
— Местные компанейский недолюбливали. А те их в обратку. Видать, кого-то перемкнуло и до стрельбы дошло.
— То есть это что? Типа гражданской войны?
— Типа того.
— А «Старый Ублюдок» почему не вмешался? Мы следов артобстрела не нашли нигде.
— Старина Джон неоднократно говорил, что в рот ебал в эти разборки лезть. Дождался, поди, пока они там друг друга не перережут, забрал выживших и свалил, как шторма закончились.
— Это объясняет, почему похоронили убитых и тщательно собрали пожитки, — согласился Слободан, — Правда неясно, почему подвал не разгребли и не вынесли.
— Зачем?
— Ну там довольно много ценного.
— Жратва да выпивка. Этого у местных и так хватало. А про тот схрон вряд ли кто-то кроме Хомстеда знал. Ну и той гориллы его ручной… Забыл как звали. Но, его могли прибить в суматохе… Ладно — че голову ломать? Пошли лучше посмотрим, подходит ключ или нет. А то придется еще новый пилить.
Благодаря прокопанному Кубой лазу в окно, в комнате с люком образовалась вентиляция и воняло уже не так жутко. Люк оказался замаскирован каменной плитой, которую от остальных отличало только отверстие под ключ, так что пришлось изрядно поползать, чтобы найти, где он находится. Сев на корточки, Семеныч сунул в отверстие штырь, потряс его, чтобы шифрующая часть откинулась в нужное положение и принялся крутить. Остальные, затаив дыхание, слушали скрежет под полом. Потом что-то клацнуло и раздался скрип сдвигаемых ригелей.
— Ну! Че я вам говорил! Денис Семеныч и без всяких чертежей все в башке держит! Как родной! — Гвоздев попытался, потянув за приклепанное к штырю кольцо поднять крышку, но охнул, — Так — кто там молодой-здоровый? Впрягайся, а то у меня уже годы не те, чтобы такое пырять.
— Да че тут подымать? — Бьернсон, сменив его, без особых усилий выдернул люк вверх и откинул в сторону, — Эх, сука, вот это запашина!!!
Трупная вонь из открытого люка пошла такая, что все зрители телепортировались наружу, отдышались и переглянулись.
— Так — пусть проветрится…
— Хер она проветрится… Неделю ждать придется. Если не больше.
— Тогда надо что-то делать… Он прям внизу лежит и уже в расползся весь. Мы его не достанем.
— Есть идея! — Гвоздев щелкнул пальцами, — Брава… Слей-ка с топливного генератора горючки нефильтрованной.
— А как нам это поможет?
— Выльем в туды… Она же органику жрет — вот пусть там все похавает.
— Хорошая мысль… — Брава сбегал до катера и вернулся с ведром гарты, — Кто будет лить?
— Давай я… — вызвался добровольцем Бьернсон, — Я уже, за эти дни, почти привык.
— Ты только прямо на тушку лей, — напомнил Гвоздев, — По сторонам не плескай, а то мало ли. Деньги бумажные, или еще чего.
— Понял…
Нырнув в подвал, Бьернсон выскочил оттуда меньше через минуту.
— Не нихера не привык… Воняет хуже дохлого кита. Сколько ей надо?
— Она быстро работает. К вечеру должна все сожрать. Пошли, пока, пообедаем.
— Тебе, после такой вони, есть хочется?
— А что бы и нет? Сейчас костерок запалим, дымком почистимся, выпьем для аппетита и все нормально будет.
— Надо часового оставить. А то там все на распашку.
— Да тут нет никого.
— А если все таки кто-то есть? Нет — я так это не оставлю…
Покрутив головой, Бьернсон завалил окно и раскопанный выход обломками, походил вокруг в поисках других лазов и, успокоенный, пошел обедать.
Идея с гартой сработала. К вечеру в тайнике пахло не розами, но уже вполне сносно, а от трупа осталась только куча костей, которые стали губчатыми и гибкими словно резина.
— А вот мне что интересно… — посмотрев на это Слободан повернулся к остальным, — Почему гарта еще все вокруг не пожрала? Её же много попадает и на землю и в воду?
— Потому, что её саму сжирают раньше, — пояснил Семеныч, — Вишь она черная какая стала? Это значит, что деградировать начала. Нестойкая она.
— А! Так вот что механики в колориметре меряют?
— Да. Цвет сверяют с эталоном. И уровень осадка смотрят. Если гарта начала деградировать, у ней выход падает. Приходится генератор сливать, промывать, прокаливать и новую «закваску» фигачить. Те стержни в топливном генераторе не только для подогрева. Они еще «бульон» — жижу, на которой гарта растет, стерилизуют. Ты молодой, а я застал время, когда их еще не придумали. Тогда «скороварки» были, где перед заливкой в генератор всю жижу проваривали под давлением. Та еще жопа, особенно при большом расходе. Тогда корабль не мог, как сейчас, постоянно полный ход держать. Ползали на «экономическом», а на случай чего запас в баках имели чтобы жару дать. Ну это я уже сам не видел. Это с нами сидел один механик. Треху ему дали за то, что по пьяной удали трактор с моста уронил. Он, потом, отсидел и там же, на лесозаготовке, тем же трактористом и устроился. Правда пить завязал.
— Ну само-собой…
— Да не — не поэтому. На поварихе женился. А она баба суровая — с ней не запьешь.
— Ладно — чего треплемся? — прервал этот поток воспоминаний Бьернсон, — Мне знать охота, богатый я уже или нет?
Само укрытие представляло из себя вкопанный в землю котел небольшой паровой машины из которого выдрали все трубки и прочую требуху. Северяне там принципиально не помещались, поэтому на осмотр отправили Семеныча.
— Ну че?
— Ну все!
— Что «все»?
— Могу теперь весь сезон не работать… Вы не против, если я с вами помотаюсь? Еда есть, выпивка есть… Жены НЕТ!
— Деньги нашел?
— Ага… Тут только золотом голдмарок тридцать. Плюс бумажные… Плюс с губернатора «гайки» золотые да цепи. И еще консервы и бухло. Основательно готовился тут сидеть.
— Только воздуха не запас.
— Пожар — дело такое. Не столько огонь убивает, сколько дым. Сейчас я ящики подам, потом вы мне мешок спустите, я мелочевку сгребу. О! А вот это я себе заберу!
— Чего там ты себе забирать решил?
— Да тут штуцер… Вертикалка! Верхний ствол под двенадцатый калибр, а нижний… Хуй знает… — раздалось клацанье замка, — Походу под девять и три… Вам оно один ляд нахуй не надо, а я о такой ружбайке с детства мечтал.
— Ладно, хер с тобой. Считай подарок.
— Мерси, епта…
Кинув на пол доски, чтобы не топтаться по оставшейся от губернатора жиже, Семеныч принялся подавать наверх содержимое его укрытия. Потом вылез сам, бережно завернув в куртку, чтоб не поцарапать, охотничий штуцер.
— Покажи хоть че за штука? — потребовал Бьернсон, когда они выбрались на свет, — Это на кого?
— На крупную дичь, в основном, хотя с двенашки можно и дробью бить.
— А тут есть крупная дичь?
— Нет.
— Так и нахрена?
— Мечта это моя. Детская. Вертикалка… Да еще и двухкалиберная. Двустволка-то у каждого дурака была, а такие продавали только по записи от охотобщества. Была, конечно, «Белка», под двадцатый и двадцать второй… Их ереминская мастерская делала для промысловиков. А вот чтобы крупного калибра на серьезного зверя — требовали стаж.
— Ясно… — Бьернсон покрутил штуцер и вернул его Семенычу, — Я предпочитаю что-то с магазином. Чтобы и много и быстро.
— Да шоб ты понимал… Ладно — тут мы, вроде, все. Люк прикрыл?
— Зачем?
— Мало ли. Че дальше планируешь?
— Седня жрем-бухаем… А завтра… — глаза Бьернсона недобро сузились, — Идем на Два Рога. У нас там два дела… «Два Рога» — «два дела»… Прикольно получилось…
Сам хохотнув над своим же каламбуром, Бьернсон потопал к катеру. Остальные потянулись за ним волоча добытое. Семеныч махнул на них рукой, вернулся, запер люк и взвесил в руке ключи — найденный внутри и свежеизготовленный, размышляя, что стоило бы один припрятать где-то тут, а второй забрать с собой.