На дыбе. Русский исторический детектив

Историческая хроника со слов очевидца: «Пётр Великий, едучи из Петербурга, остановился в Вышнем Волочке. Большая часть тамошних жителей с женами и детьми своими в праздничном платье собрались толпой. Его Величество по обыкновению своему говорил с некоторыми из них, спрашивал об их промыслах и о жизни. Между тем увидел он в толпе взрослую и весьма пригожую девку, которая тут же пряталась за других, как скоро примечала, что Государь на неё смотрит. Государь полюбопытствовал её видеть…» А далее произошло то, что весьма поразило Государя и что имело для дальнейшей судьбы девицы решительное значение.

Глупый Ивашка

История наша восходит к тем временам, когда Пётр Великий только замыслил Крымский поход. И замешанным в сем деле оказался человек вроде бы самый ничтожный — Ивашка Костин из Вышнего Волочка.

Это уж потом он стал жить в хоромах, а величать его начали с поясными поклонами и по имени отчеству— Иван Харитонович. А поначалу, круглый сирота, служил и мальчиком на побегушках, и мусорщиком на кожевенной фабрике, а уж потом пошёл по торговой части — начал коробейником разъезжать по ярмаркам, вести мелочную торговлю. Скопил какие-то деньжата, а умные люди советуют:

— Открой, Ивашка, свою лавку и станешь жить неплохо!

Время как раз было такое, что совсем на парусину спросу не стало. На складах повсюду в рулонах прела, белую и толстую отдавали почти задарма.

Вот Ивашка и отчудил: влез в долги, свои гроши все вложил, а закупил по дешевке более тысячи аршин парусины. Народ умный ходит, похохатывает:

— Ну, Ивашка, ты совсем дурак! Не токмо барыша, своих денег не вернёшь! Все так и сгниёт…

А Ивашка совсем рехнулся: сидит в своей хибаре, на которой соломенная крыша в сторону сползла, в какой-то отвратный рассол парусину макает и в печь горящую суёт. Вонь такая прёт, что за версту в нос шибает.

Соседям вельми омерзительно стало, хотели Ивашку по ребрам поучить, а тот вдруг куда-то исчез, ни с кем даже не прощался. Только видели, что он дверь хибары гвоздем заколотил и с мешком залез на телегу к проезжавшим купцам. Малость посудачили соседи да рукой махнули:

— Такой глупый предмет и разговору не стоит! Но пришёл день, и все рты от удивления разинули.

Подряд

Пока умные соседи судили-рядили, Ивашка добрался до самой Москвы. Пришёл к Преображенскому дворцу, страже говорит:

— До Государя важнейшее дело у меня, допустите, окажите вашу милость!

Ивашку, понятно, не допустили, зато под глазом синяк поставили.

Но не напрасно в такую даль припёрся Ивашка, выстоял, дождался, когда Государь со свитой на крыльцо вышел. Ивашка тут как тут, головой по ступеньке колотит:

— Ваше Величество, у меня такая парусина есть, что никакой голландской с ней не сравняться. Для флота самая надёжная — прочная и чистая, а главное — в огне не горит.

Другой раз Пётр Алексеевич, может, и вниманием своим утруждаться бы не стал, а тут, видно, выпил-закусил хорошо, решил с оборвышем побалакать.

— Чего, смерд, врёшь? У голландцев разумных парусина горит, а у тебя, рвани, не горит. Так не бывает.

А Ивашка уже на ноги вскочил, дерзко в глаза государевы взглянул:

— Говорю: не горит! Пётр скривил ехидно рот:

— Нукось, покажь! Если соврал, прикажу тебя драть, пока шкура не сойдет.

Вытащил Ивашка из заплечного мешка кусок парусины. Пётр парусину помял, потрепал, понюхал — нос сморщил, но бить Ивашку не стал.

— Эй, генерал фортификации фон Крафт, иди ка сюда, — поманил важного человека.

Тут же подскочил к Государю молодой щёголь, весь в розовом бархате, в богатых кружевах, парик обильно пудрен, нос орлиный, взор надменный, а сам длинный, что тебе мачта.

Пётр приказывает;

— Беги, фон Крафт, в комнаты, в камин засунь парусину. Как сгорит, так доложи мне. Да побыстрей, в Кремле англичане с утра киснут ожидаючи. Стоит Государь, ногой нетерпеливо дрыгает. Наконец, вернулся фон Крафт. Вид у него конфузный, жемчужный нарукавник в саже, брови удивленно подымает:

— Клал в самый жаркий файер, не берёт, — и показывает парусину: закоптилась вся, с краев поджалась, а всё-таки не сгорела.

Пётр вдруг схватил за плечи Ивашку, затряс так, что у того голова чуть не отскочила, поцеловал в лоб:

— Неужто сам придумал? Ай да молодец! Флотилию строить скоро в Воронеже буду. Сумеешь парусину поставить? Я тогда не стану с англичанами контракт ладить, с тобой подряд решу, — и приказал слугам: — Ивашку в бане отпарить, в приличный кафтан нарядить, обедом накормить.

Влез Государь на коня, пришпорил, стрелой полетел. За ним остальные еле поспевают, а у фон Крафта ноги чуть землю не цепляют.

…Вечером того же дня Государь заключил договор с Ивашкой Костиным на поставку парусины невоспламеняемой.

Несчастная любовь

Жизнь у купца сразу переменилась. На высоком берегу Цны поставил он обширный дом о восьми окошках по главному фасаду: словно церковь, издалека хоромы видно. Чуть в стороне соорудил свое производство, где десятка полтора рабочих в секретном вонючем растворе мочили парусину. Закипела работа, завертелась жизнь весёлая!

Несколько раз, обдав грязью зевак, от Государя верховые с эпистолами к купцу гоняли. Теперь все звали его по имени-отчеству, шапку загодя ломали, а кто попроще, так и поясно кланялись.

Угодливо улыбались:

— Иван Харитонович, вам по заслугам Господь воздает! Счастье — вольная пташка, достойного хотела, к вам в дом слетела.

Иван Харитонович не задавался, бедным помогал, в церкви вперед не лез.

— Деньги к деньгам прут, — говорили в народе. — Поди, женится на богатейке капитальной.

А купец взял девушку из самой скромной семьи, да не дал Бог счастья ему в супружестве: жена после первых родов скончалась, вдовцу оставила прелестную дочурку. На восьмой день нарекли её в память матери покойной — Дарьей.

Крестница

Едва сороковины минули, как Вышний Волочек весь — от мала до велика — ахнул. Пожаловал сам Государь со свитой. Народец толпой за ним ходил. А Государь честь великую купцу оказал — к нему в дом пожаловал. Обнял, к ручке позволил приложиться да говорит:

— Задумал я в устье Невы град обширный строить.

Приспело время соединить сию реку с Волгой, а для того канал голландцы строить будут. Вот их командир Арий Дирикс Гоутир (коренастый мужчина в коротком парике поклонился вежливо), а генерал фортификации фон Крафт — знакомец твой давний. Коли не возражаешь, они у тебя некоторое время квартировать станут. Обедом накормишь?

Нашёлся жареный поросенок, грибочки и капуста домашнего соления, лещи вяленые, снетки в сметане — кухарка всегда много готовила, потому как хозяин за собой всяких мастеровых и десятников с пристани водил.

Узнав про недавнюю смерть хозяйки, Пётр выказал сочувствие и сказал:

— Дитё покажи!

Маленькая Дарья Государю понравилась, он приказал:

— Пора крестить малютку! Коли, Иван Харитонович, ничего супротив не имеешь, так буду её восприемником.

Государь приказал принести золотой крестик и во время крестильного обряда помогал священнику надеть его на свою дочь духовную.

Сокрушение чести

Бежали годы. Пётр разбил шведов, нагнал сорок тысяч строителей на брега Невы — и новая столица стремительно возводилась. Ещё в 1709 году по Вышневолоцкому каналу побежали суда.

Хорошо стало и в доме Ивана Харитоновича. Дочь Дарья выросла, вошла в невестин возраст и в свои шестнадцать годов выглядела истинной красавицей: русая коса толщиной в полено, глазищи голубые, грудь высокая, талия гибкая, бедра широкие. Загляденье!

Богатый купец Парамонов сватов заслал. Единственный его сын Василий — девятнадцатилетний серьезный парень, никогда ни вина, ни — тьфу! — табака не употреблял и был наследником громадного капитала.

Невесту просватали, венчание назначили на январь нового года, как раз после Крещения. Ясноглазый красавец, пламенея от страсти, в день раз двадцать гонял на колясочке мимо дома невесты, надеясь в окошке увидать хоть силуэт любимой.

Так все и завершилось бы счастливой свадьбой, если бы в судьбу Дарьи не вмешался злой рок в лице ловкого обольстителя фон Крафта. По делам службы он порой наезжал в Вышний Волочек и всегда останавливался у гостеприимного Ивана Харитоновича.

Заметим, что сам хозяин нередко отлучался по купеческой надобности из дому. Фон Крафту он полностью доверял, чем тот и воспользовался. Можно лишь догадываться, силой иль хитростью он овладел девушкой, но сие произошло. И прислуга заметила, но воспрепятствовать не смела.

Пополз про девушку слушок. Всякая слякоть при встрече с Дарьей норовила злым намеком уколоть, до слез неоднажды доводила.

Кто-то перемазал дёгтем ворота девицы, а папаша жениха в лицо Ивану Харитоновичу фыркнул:

— Ну, купец, ты меня отрапортовал, сокрушил мою честь. Оставь себе свой товар завалящий, а мы невесту поищем в другом месте!

Иван Харитонович ничего не ответил, только заплакал и тихо прочь отошел.

Строптивость вдруг жених проявил и стал отца пугать:

— Ежели свадьбы с Дарьюшкой не будет, так я с камнем на шее в шлюз прыгну!

За такие глупые речи Василий был порот и под неусыпный надзор верных слуг в доме заточен.

Возмездие

Иван Харитонович сраму не выдержал и под Рождество Христово скончался от апоплексического удара. Дарья лила горькие слёзы, а по весне родила хорошего мальчика. В честь своего крестника и благодетеля семьи, за которого всегда молилась, назвала малыша Петром.

Фон Крафт, наблудив, в Волочке больше не появлялся, пока особый случай не приспичил. Произошло это как раз после рождения малыша, в 1719 году. Государь решил передать Вышневолоцкий канал в частное ведение новгородского купца Сердюкова, калмыка. Будучи проездом из Петербурга в Москву, он заглянул со свитой в Вышний Волочек.

Первым делом полюбопытствовал:

— Где купец Костин? Как моя крестница Дарьюшка? Поди, уже в невестах ходит?

За Государем, как водится, толпа таскалась. И про купца объяснили, что, дескать, в одночасье Иван

Харитонович скончался. Про Дарью же — ни слова! А сама она, желая хоть издали видеть своего крестного, в толпе пряталась.

Государь сие заметил и удивился:

— Ты чего, девушка, стыдливо прячешься, когда я на тебя зрю? Ну-ка подойди поближе, дай на твою красоту полюбопытствовать…

Свидетелем этой сцены был упоминавшийся нами купец Михаил Сердюков. Вот его подлинные воспоминания: Дарья закрывала лицо рукою от стыда и плакала. Государь, не подозревая, что бы она сделала что-нибудь худое, почитал то за невинную застенчивость и стыдливость. Он взял её за руку, уговаривал ласково, чтобы она не боялась, называл её пригожею девушкой и говорил, что пора уже ей выйти замуж. Другие девки смеялись словам Государя, а некоторые и громко хохотали. Государь спросил у них с негодованием: «Чему вы, дуры, смеетесь? Не тому ли, что эта девушка красивее и скромнее вас, а плачет от стыдливости? Разве завидно, что я говорю с этой девушкой и мне она лучше вас нравится?»

Тут в толпе нашелся мужик, который смело отвечал:

— Это, Государь, вовсе не девушка, хоть она не замужем. А вон стоит за твоей спиной немец-офицер с кружевами на шее, он и сделал ей ребёнка. А есть она дочь знатного купца Ивана Харитоновича и твоя, Государь-батюшка, крестница.

Государь посмотрел в глаза Дарьи:

— Это правда?

Дарья показала крестик:

— Вот, золотой он, ваш, Пётр Алексеевич, подарок. И про фон Крафта — тоже правда.

Раздул Пётр ноздри, повернулся к фон Крафту:

— Так это ты наблудил, сукин сын? — и стал тростью молотить его по голове.

Фон Крафт побледнел от страха и спиной от Государя отступает. А дело было возле глубокого шлюза.

Ноги генерала скользнули, грохнулся с высоты в воду, а вытащили его уже мёртвым: только вокруг рта и носа розоватая пена пузырилась.

Государю жалко было и покойного купца, и фон Крафта. Тем более что распутное житье особым грехом не считалось. Сам Пётр по женской части большим интересантом был.

Вздохнул Государь и с горечью молвил, перекрестившись:

— На все Твоя воля. Господи!

Эпилог

Государю очень понравился сынок Дарьи. Он вызвался быть его крестным и обещал оказывать протекцию, когда тот подрастет. Призвав купца Парамонова, приказал ему не дурить и свадьбу быстро справить.

Парамонов, понятно, ослушаться не смел. Василий и Дарья стали, к их взаимной радости мужем и женой. Пётр обещал быть шафером невесты, но прибыть к венчанию не сумел. Его заменил купец Сердюков. Рука у нового владельца канала оказалась лёгкой. Молодые вскоре перебрались в Петербург, где жили долго и счастливо, вырастили семь человек детишек. Дарья умерла в 1801 году — без малого до ста лет дотянула.

Крестник Государя — Пётр пошёл по военной линии (что значит кровь!). Был участником дворцового переворота 1741 года, когда помогал возводить на престол дочь Петра Великого — Елизавету. В чине полковника принял участие в Семилетней войне, отличался исключительным бесстрашием. Погиб в битве при Кунерсдорфе в 1759 году.

Что касается Вышневолоцкого канала, то в 1774 году государство выкупило его у наследников Сердюкова за сто семьдесят тысяч рублей.