Гораций

Встреча со старым другом

Я с другом праздную свиданье…

А. С. Пушкин.


В 1835 г. А. С. Пушкин перевел оду Горация «К Помпею Вару».

Помпей Вар — друг юности Горация. Они встретились после долгой разлуки. В Риме кончилась гражданская война, к власти пришел Октавиан Август. Гораций примирился с новыми порядками, сблизился с придворными кругами, с самим императором. Встретив старого друга, поэт вспоминал, как они вместе когда-то с оружием в руках защищали Республику, сражаясь против Октавиана, и как им пришлось спасаться бегством, когда войско Брута было разбито в битве при Филиппах.

Вероятно, Пушкин вспоминал свою молодость, мечты о свободе, друзей-декабристов, когда переводил оду Горация:

Кто из богов мне возвратил

Того, с кем первые походы

И браней ужас я делил,

Когда за призраком свободы

Нас Брут отчаянный водил?

С кем я тревоги боевые

В шатре за чашей забывал

И кудри, плющем увитые,

Сирийским мирром умащал?

Ты помнишь час ужасной битвы,

Когда я, трепетный квирит[36],

Бежал, нечестно брося щит,

Творя обеты и молитвы?

Как я боялся, как бежал!

Но Эрмий[37] сам незапной тучей

Меня покрыл и вдаль умчал

И спас от смерти неминучей.

А ты, любимец первый мой,

Ты снова в битвах очутился…

И ныне в Рим ты возвратился

В мой домик темный и простой.

Садись под сень моих пенатов.

Давайте чаши. Не жалей

Ни вин моих, ни ароматов.

Венки готовы. Мальчик, лей!

Теперь некстати воздержанье:

Как дикий скиф хочу я пить.

Я с другом праздную свиданье,

Я рад рассудок утопить.

Когда Пушкин начал писать повесть из римской жизни эпохи Нерона, он включил в нее оду Горация «К Помпею Вару». Герой этой неоконченной повести римский писатель Петроний был приговорен к смерти императором Нероном. Перед смертью Петроний читает оду Горация и говорит:

«Хитрый стихотворец хотел рассмешить Августа и Мецената своею трусостию, чтоб не напомнить им о сподвижнике Кассия и Брута. Воля ваша, нахожу более искренности в его восклицании:

„Красно и сладостно паденье за отчизну“».

Устами Петрония Пушкин оправдывает Горация:

«Когда читаю подобные стихотворения, мне всегда любопытно знать, как умерли те, которые так сильно были поражены мыслию о смерти. Анакреон уверяет, что Тартар его ужасает, но не верю ему, так же как не верю трусости Горация…»

Пушкин был прав, когда говорил, что нельзя на основании этой оды делать вывод о трусости Горация. Бросить щит во время сражения считалось позором, бесчестьем. Вряд ли Гораций в стихах стал бы серьезно говорить о своей нечестности и трусости.

Действительно, брошенный щит — это традиционный образ в античной литературе. Еще в VII в. до н. э. великий греческий поэт Архилох писал:

Носит теперь горделиво саиец[38] мой щит безупречный.

Волей-неволей пришлось бросить его мне в кустах!

Алкей, Анакреонт и другие знаменитые поэты писали иронически, что они бежали с поля битвы, бросив щит в кусты. В биографии Демосфена рассказывалось, что этот прославившийся своим мужеством оратор в битве против Филиппа Македонского тоже бросил свой щит.

Сражаясь в войске Брута, Гораций отличился храбростью и быстро выдвинулся на командную должность. Когда поэт вспоминает о битве при Филиппах и, вместо того чтобы рассказать о поражении всего войска, говорит лишь о том, что он один бросил свой щит и убежал, — это могло только вызвать улыбку его друзей.

В оде Гораций использует еще один традиционный образ: Меркурий (у Пушкина — Эрмий) покрыл его тучей и «спас от смерти неминучей». Еще в «Илиаде» олимпийские боги спасали таким образом своих любимцев: окутывали мифического героя облаком и уносили его с поля сражения.

Пушкин в своем переводе прекрасно передает основное чувство, которое пронизывает оду «К Помпею Вару», — чувство радости при свидании со старым другом. Тема борьбы за свободу у Горация на втором плане. Он снисходительно, с добродушной иронией говорит о тех далеких днях, когда они шли в битву «за призраком свободы».

В войске Брута

Когда за призраком свободы

Нас Брут отчаянный водил…

А. С. Пушкин.


Квинт Гораций Флакк родился 8 декабря 65 г. до н. э. в городе Венузии, на границе Апулии и Лукании. Он происходил из семьи вольноотпущенника. Отец поэта был отпущен на волю, получил права римского гражданина и имя своего господина. Чтобы прокормить семью, отец Горация поступил на должность служителя, который участвовал в аукционах и взыскивал долги.

Мать Горация была простая и бедная женщина. Она умерла, когда Квинт был еще ребенком. Он не помнил ее и не упоминал о ней в своих произведениях. Об отце Гораций говорил часто и всегда с большой любовью и уважением. Он не стеснялся своего низкого происхождения:

Нет, Меценат, хоть никто из лидийцев не может с тобою

Знатностью рода равняться в пределах Этрурии славной…

Нет! Ты орлиный свой нос задирать перед теми не любишь,

Кто так безроден, как я — сын раба, получившего волю!

Ты говоришь, что нет нужды тебе, от кого кто родился:

Те, кто душой благородны, те будут без знатности чтимы.

(Пер. М. Дмитриева.)

Отец не жалел ни сил, ни времени, ни денег для образования сына. Он повез его в Рим к известному педагогу Орбилию, у которого учились дети всадников и сенаторов. Гораций с глубокой благодарностью вспоминает об отце в одном из своих стихотворений:

Беден он был и владел не обширным, но прибыльным полем,

К Флавию в школу, однако, меня не хотел посылать он,

В школу, куда сыновья благородные центурионов,

К левой подвесив руке пеналы и счетные доски,

Шли обучаться проценты по идам считать[39] и просрочку;

В Рим он решил непременно меня отвезти…

В детстве отец мой всегда был при мне неподкупнейшим стражем,

Рядом со мной очень часто сидел он во время занятий.

(Пер. М. Дмитриева.)

В школе Гораций познакомился с творчеством римских писателей. Орбилий был когда-то солдатом, человеком прямым и грубым, учителем строгим и требовательным. Он часто пускал в ход указку или розгу. Но старик Орбилий старался воспитывать в учениках любовь к Риму, к национальному творчеству.

Когда Гораций закончил образование в школе Орбилия, отец отправил сына в Афины для дальнейшего изучения наук.

Афины сохраняли еще свое значение как центр научной и культурной жизни. Там преподавали знаменитые философы и ораторы. Гораций изучал греческую литературу, риторику и философию. Он любовался великими памятниками классического искусства — Парфеноном, Пропилеями, скульптурами Фидия, картинами Полигнота, храмами и дворцами, колоннадами и статуями. Все это произвело на Горация неизгладимое впечатление. Он на всю жизнь остался влюбленным в греческое искусство, в греческую поэзию.

Будучи студентом, Гораций начал писать стихи на греческом языке, но скоро бросил это занятие. «Желание умножить число греческих поэтов так же нелепо, как идея таскать дрова в лес», — писал он.

Горацию было 20 лет, когда в Риме вновь разразилась гражданская война. Единовластие диктатора Юлия Цезаря вызывало недовольство. Многие мечтали о восстановлении Республики. Хотя Цезарь демонстративно отказался принять царский венец, фактически он был полновластным хозяином во всем огромном римском государстве.

Брут и Кассий организовали заговор против Цезаря, в котором участвовало около 60 человек. 15 марта 44 г. до н. э. должно было состояться заседание Сената. Заговорщики поместили в соседнем здании вооруженный отряд гладиаторов, чтобы он в случае необходимости мог принять участие в деле. Когда Цезарь явился в Сенат, кто-то подал ему письмо с предупреждением о грозящей опасности. Но он письма этого не раскрыл. Брут, Кассий и их единомышленники окружили Юлия Цезаря. Один из них обратился к диктатору с просьбой об амнистии своего брата. Получив отказ, он схватил Цезаря за тогу — это послужило сигналом к нападению. Мечами и кинжалами заговорщики нанесли много ран. Цезарь упал замертво к ногам статуи Помпея.

Началась борьба между республиканцами и цезарьянцами. Кассий и Брут, не надеясь на поддержку в Риме, отправились в свои провинции — в Сирию и в Македонию, чтобы набрать там войско для дальнейшей борьбы.

Когда в Афинах появился Брут, народ встретил его с восторгом, как освободителя, который избавил Рим от тирании и вернул долгожданную свободу. В Афинах было много римской молодежи, которая там получала высшее образование. Афинские студенты горячо спорили и говорили о свободе, о Республике, о судьбах Рима. Брут заметил в этой толпе будущего поэта и близко сошелся с ним. Гораций со всем пылом юности увлекся идеями возрождения Республики и добровольно вступил в войско Брута.

В армии Гораций быстро выдвинулся, получил звание военного трибуна и командование легионом. Два года провел поэт в лагере республиканцев.

Республиканцы освободили от сторонников Цезаря всю Грецию и Македонию. В Малой Азии войско Брута соединилось с войском Кассия. Под знамена Брута и Кассия стекался народ со всех концов Римской республики. Армия двинулась по направлению к Риму.

В это время в самом Риме объединились все сторонники единовластия: Антоний, товарищ Цезаря по консульству, который завладел казной и властью; Октавиан, родственник Юлия Цезаря, которого тот усыновил и сделал своим наследником, и начальник римской конницы Лепид. Они образовали новый триумвират и жестоко расправлялись с республиканцами. В Риме каждый день происходили аресты и казни, составлялись проскрипционные списки.

Триумвиры повели свои войска навстречу противнику. Обе армии встретились в Македонии, на крутой возвышенности, около города, названного в честь Филиппа Македонского. Битва при Филиппах закончилась победой Антония и Октавиана. Республиканская армия была разгромлена. Брут и Кассий покончили самоубийством. Немногие республиканцы остались в живых, среди них — юный Гораций.

Антоний и Октавиан на следующий день после сражения объявили, что всем республиканцам, которые тотчас сложат оружие, будет дарована жизнь, свобода и полная амнистия. 14 тысяч приверженцев Брута сразу перешли на сторону триумвиров. Горация среди них не было.

После разгрома при Филиппах Гораций долго скрывался, скитался по островам Греции и городам Малой Азии, испытал нужду и лишения. Гражданская война длилась еще много лет, но Гораций больше не принимал в ней участия.

В кружке Мецената

Что бедны у меня родители — ты знаешь.

Но чадо их — поэт — забвенья избежит.

Меня, о Меценат, ты другом называешь —

И Стикс своей волной меня не окружит!

Гораций.


Гражданская война в Риме закончилась установлением монархического режима. После многолетней жестокой, кровопролитной борьбы между различными сословиями, партиями и претендентами на диктаторские полномочия властелином всей огромной римской державы стал Октавиан.

В Риме народ с энтузиазмом приветствовал победителя: всех измучила, всем принесла неисчислимые бедствия многолетняя гражданская война. Только сильная централизованная власть могла прекратить кровавые междоусобные распри.

Октавиан своей хитрой политикой сумел привлечь на свою сторону широкие массы римского населения. Он прежде всего объявил, что хочет восстановить долгожданный мир и все обычаи древней Республики.

Постепенно Октавиан был назначен на все высшие государственные должности: он стал консулом, цензором, императором (главнокомандующим) и даже великим понтификом (первым жрецом). Ему был присвоен почетный титул «Отца отечества». Он получил права народного трибуна и мог поэтому вмешиваться в решения Сената. Октавиан лицемерно ставил себе в заслугу, что он отдал власть в руки Сената и народа, называя себя «принцепсом», то есть первым сенатором, «первым среди равных». Но он изменил состав Сената, наполнил его своими сторонниками, заставлял сенаторов следить друг за другом и обо всем доносить ему. Сенату осталась лишь тень политической власти. За ширмой Республики скрывалась уже сформировавшаяся рабовладельческая монархия.

Придя к власти, Октавиан прекратил репрессии, казни, проскрипции. Объявлялись награды и льготы. Раздавались земли, рабы и деньги. Была объявлена полная амнистия всем сторонникам Кассия и Брута.

Сенат торжественным декретом присвоил Октавиану титул Августа[40]. Юлия Цезаря причислили к богам. Августа называли «сыном божественного Юлия». Ему стали воздавать божеские почести. Изображения Октавиана ставились рядом с изображениями богов. Коллегии жрецов сочиняли благодарственные молитвы. Сенаторы изощрялись в подобострастной лести. Поэты воспевали подвиги принцепса. Философы и астрономы спорили, между какими созвездиями будет обитать душа Октавиана после его смерти. Престарелые римские вельможи вставали рано утром, чтобы приветствовать Августа при его пробуждении. Жители Рима рукоплескали, когда к ним приближался император. В цирке, в театре, на площади публика, вставая, встречала его появление восторженными овациями. Портреты его чеканились на монетах. Статуи, изображающие Октавиана, украшали улицы и площади. В честь Августа воздвигали триумфальные арки, колонны, обелиски, храмы и алтари, в жертву ему приносили животных, ему молились как Юпитеру на земле.

Октавиан Август широко использовал литературу в своих политических целях. Он прекрасно понимал, какое огромное влияние оказывает искусство на настроения, чувства и образ мыслей культурной части римского общества. Он окружил себя писателями и художниками, всячески их поощрял и награждал, устраивал конкурсы и состязания. Октавиан учредил в Риме две общественные библиотеки — Палатинскую и Октавианскую. Он часто присутствовал на публичных чтениях, нередко появлялся в литературных кружках.

В Италии, так же как и в Греции, благодатный средиземноморский климат. Жители древнего Рима не имели обычая запираться на целый день в своем собственном доме. Люди охотно проводили свое свободное время на открытом воздухе — на улицах и площадях, в пригородных садах и парках.

На Форуме, на Марсовом поле и в других местах всегда можно было видеть группы людей. Одни рассуждали о политике, другие слушали новые стихи поэтов, третьи смотрели на состязания артистов или гимнастов. Эти уличные собрания назывались в Риме «кружками».

В уличных сборищах принимали участие римляне низших и средних сословий. Богатые и знатные рабовладельцы собирались в более узком кругу — в своих дворцах и загородных виллах. Здесь во время пиршеств ряженые актеры кривлялись и смешили господ, рабыни танцевали и пели, гладиаторы убивали друг друга. Кровь и вино лились рекой. К столу подавались самые изысканные кушанья: устрицы, гусиные сердца, фаршированные фазаны, петушиные гребешки, соловьиные языки, лягушачьи лапки, морские раки, черепахи, голуби, цапли, мозги перепелок, рагу из фламинго, фалернское и формийское, кипрское и лесбийское вина.

Но не все рабовладельцы предавались только чревоугодию. Лучшая часть римского общества увлекалась философией, поэзией, искусством.

Особенно модной в эпоху Октавиана была поэзия. Стихи на папирусах, на пергаментах и просто на восковых дощечках можно было найти почти в каждом доме. Многие произведения переписывались и передавались из рук в руки. Писали стихи многие римляне, даже полководцы и жрецы. Сам принцепс усердно сочинял прозу и стихи. В Риме было много литературных кружков. Наиболее знаменитым был кружок Мецената.

На Эсквилинском холме стоял один из самых роскошных дворцов того времени, позади него тянулись сады, украшенные колоннадами, беседками, скульптурами знаменитых греческих ваятелей. Это был дом Мецената.

Меценат не принимал участия в сражениях и не занимал государственных должностей, однако был одним из ближайших друзей Августа.

Меценат был сказочно богат. Он славился в Риме гостеприимством и расточительностью. Веселый и энергичный, избалованный и изнеженный, он был всегда окружен поэтами и актерами, клиентами и рабами. Дом его славился пышными пирами, пантомимами и выступлениями самых славных поэтов. Меценат был страстным коллекционером, он собирал произведения искусства, драгоценные камни, кольца и жемчуг.

Меценат увлекался науками и искусствами. Он сочинял в прозе трактаты о жизни животных и драгоценных камнях, писал ученые поэмы о птицах, о змеях и о целебных травах. Писал он изысканно, высокопарно и малопонятно.

Кружок Мецената объединял придворных поэтов, которые поддерживали Октавиана и новые порядки в Риме. Знатный вельможа привлекал в этот кружок самых талантливых литераторов и щедро одарял их. Поэты и художники по милости Мецената получали почетные и выгодные должности при дворе Октавиана. Он тратил свои личные средства на их житейские нужды, преподносил им дорогие подарки, выделял из своих богатых и многочисленных поместий виллы, участки земли, рабов и рабынь[41].

Но римский вельможа был не только любителем и покровителем изящных искусств.

Облагодетельствованные им писатели оказывались в полной зависимости от своего покровителя, он направлял творчество на служение интересам нового режима Октавиана Августа.

Когда Август объявил амнистию всем оставшимся в живых сторонникам Брута, Гораций возвратился в Рим. Здесь ждали его те же лишения и невзгоды, с которыми он свыкся в годы скитаний. Отец давно умер. Все имущество оставшееся в наследство после смерти отца, было конфисковано в пользу ветеранов армии. Средств к существованию не было.

Чтобы заработать на хлеб, Гораций вступил в коллегию квесторских писцов. За ничтожное вознаграждение он переписывал протоколы, счета, тексты государственных постановлений.

В конце своей жизни поэт вспоминал свою бедную юность и первые стихи, которые он писал в те трудные годы:

Но оторвали от мест меня милых годины лихие:

К брани хотя и негодный, гражданской войною и смутой

Был вовлечен я в борьбу непосильную с Августа дланью.

Вскоре от службы военной свободу мне дали Филиппы:

Крылья подрезаны, дух приуныл; ни отцовского дома

Нет, ни земли — вот тогда, побуждаемый бедностью дерзкой,

Начал стихи я писать…

(Пер. Н. С. Гинцбурга.)

Постепенно Гораций превратился в профессионального поэта. Его стихи начали распространяться в Риме, они переписывались и переходили из рук в руки. Новый талант быстро приобрел популярность. Произведения Горация привлекли внимание многих любителей поэзии.

Поэт познакомился и близко сдружился с Вергилием, который стал первым покровителем бедного чиновника и ввел его в литературный кружок Мецената. В этом кружке бывали и автор любовных элегий Проперций, и поэт Луций Варий, написавший поэму «На смерть Юлия Цезаря», и Тит Ливий, написавший историю Рима в 142 книгах, и Азиний Поллион — полководец и оратор, историк и критик, автор трагедий и основатель первой общественной библиотеки в Риме.

Когда Вергилий познакомил Горация с Меценатом, тот сразу оценил блестящее дарование молодого поэта, но не скоро приблизил его к себе, помня о его прежних республиканских увлечениях. Только через год Меценат пригласил Горация в свой дом и предложил поэту принять участие в путешествии в Брундизиум. Гораций стал одним из самых активных участников литературного кружка Мецената.

Меценат осыпал поэта своими щедрыми милостями. Он подарил Горацию небольшое поместье в Сабинских горах под предлогом вознаграждения за потерю имения отца. Кончились годы скитаний и нищеты. Гораций мог всецело отдаться поэзии.

В первые годы своего творчества Гораций почти не упоминал об Октавиане. Когда Меценат предложил Горацию прославить победу Августа при Акциуме, поэт ответил: «Я не чувствую призвания быть Гомером ваших подвигов!» Он продолжал встречаться со своими товарищами по лагерю Брута. Но постепенно Гораций все реже высказывал симпатии к своим бывшим единомышленникам и все чаще одобрял реформы Октавиана.

Гораций понял, что восстановление Республики невозможно, что во время гражданской войны спор шел лишь о том, кто будет управлять Римом — Антоний или Октавиан, и скорее сочувствовал последнему.

Прошло шесть или семь лет с тех пор, как Гораций познакомился с Меценатом, когда тот представил его Октавиану. Император сумел приблизить к себе поэта. Под непосредственным влиянием Октавиана Гораций создал многие свои стихотворения. В них прославлялся новый режим и восторженно воспевались заслуги Октавиана.

На первых порах Горация могла обмануть демагогическая политика Октавиана. Ему было приятно слышать, что его покровитель возрождает республиканские свободы. Потом он понял, что все это были лишь красивые фразы, но было поздно: не было в Риме ни свободы, ни открытой политической борьбы, не было ни малейшей возможности бороться или критиковать новый монархический строй.

Август высоко ценил поэтические заслуги Горация. Считая его одним из лучших поэтов Рима, император многое прощал ему и непременно хотел сохранить его симпатии на своей стороне. Внимание к Горацию особенно усилилось после смерти Вергилия, когда Гораций стал первым поэтом в кружке Мецената.

Прочитав один из сборников стихотворений Горация, Октавиан писал поэту: «Знай, что я на тебя сердит за то, что в стольких произведениях такого рода ты не беседуешь прежде всего со мною. Или ты боишься, что потомки, увидев твою к нам близость, сочтут ее позором для тебя?»

Мраморный бюст из Помпей, по предположению ряда ученых, — портрет Горация.

Император предпринимал неоднократные попытки привлечь Горация ко двору. В одном из писем к Меценату он писал: «До сих пор я сам мог писать своим друзьям; но так как теперь я очень занят, а здоровье мое некрепко, то я хочу отнять у тебя нашего Горация. Поэтому пусть он перейдет от стола твоих параситов к нашему царскому столу и пусть поможет нам в сочинении писем».

Предложение Октавиана стать его секретарем сулило Горацию и почет и выгоды. Поэт деликатно, но твердо отказался. Октавиан не перестал после этого проявлять дружеских чувств. «Хотя ты, гордец, относишься к нашей дружбе с презрением, мы со своей стороны не отплатим тебе надменностью», — писал он Горацию.

Октавиан часто приглашал Горация к себе: «Располагай в моем доме всеми правами, как если бы это был твой дом: это будет не случайно, а только справедливо, потому что я хотел, чтобы между нами были именно такие отношения, если бы это допустило твое здоровье». Гораций часто бывал в доме Октавиана, читал ему стихи, беседовал на разные темы, и тот вновь пытался связать поэта какими-нибудь служебными обязанностями. Он писал Горацию:

«Возьми себе какую-нибудь должность при мне, хотя бы для того, чтобы стать постоянным моим собеседником».

Но Гораций всякий раз дипломатично отклонял предложения императора. Он не хотел лишаться даже той видимости свободы, которую давало пребывание в его сабинском имении. Придворная жизнь, политические интриги, демагогия, зависть и ложь, борьба за карьеру, богатство и власть — все это было Горацию чуждо.

Друг Вергилия и Мецената, Гораций одобрял деяния Октавиана и стал его придворным поэтом. Он вел такую же светскую жизнь, как и его покровители. Он путешествовал вместе с ними. Он блистал остроумием при дворе Октавиана. Он читал свои стихи, гуляя по знаменитым садам Мецената. Он пировал вместе с ними, развлекался в театре и цирке, вел беседы на философские и литературные темы. После окончания гражданской войны Гораций, как и многие, наслаждался всеми радостями мирной жизни. Он верил, что наступил наконец золотой век, и с надеждой смотрел на грядущее Рима.

Но вместе с тем в нем не умер еще прежний Гораций. Сын бедного вольноотпущенника, ученик сурового Орбилия, сторонник Республики и друг Брута, Гораций не мог не видеть отрицательных сторон единовластия. Он знал, сколько творится жестоких и несправедливых дел. Он видел, как плохо живут бедняки и как погрязли в разврате и золоте богачи. И тогда он бежал из Рима в деревню, месяцами не возвращался в столицу, ссылаясь на болезни, искал утешений в красотах деревенской природы, старался забыться, предаваясь философским и литературным занятиям. Неужели он ошибся, перейдя на сторону Октавиана? Неужели он зря изменил своим политическим взглядам, своим идеалам? И чтобы скрыть от себя самого эту непоследовательность, Гораций стал исповедовать и проповедовать новую философию, сущность которой заключалась в том, что человек, особенно поэт, не должен вообще заниматься политикой.

С годами Гораций все реже покидал свою сабинскую виллу и все неохотнее появлялся в столице мира. Меценат неоднократно упрекал его в этом и просил чаще навещать его в Риме. Поэт обычно ссылался на плохое здоровье.

Иногда Меценат бывал слишком нетерпелив и требовал возвращения Горация в Рим. Поэт не всегда сдерживал свою досаду и раздражение. Так, в одном из посланий к Меценату Гораций пишет, что он хотел бы всю зиму провести в деревне, и тут же приводит басню про хорька и полевую мышь:

«Полевая мышь как-то раз забралась в хлебный амбар через узкую щель. Она там отъелась, разжирела и безуспешно пыталась выбраться из амбара.

— Если хочешь пролезть обратно, — сказал ей издали хорек, — то ты должна похудеть и выползти через щель такой же тощей, какой ты вползла».

Гораций далее пишет, что если смысл этой басни относится к нему, то он готов отказаться от всех даров Мецената, если они лишают его покоя и свободы.

Меценат прощал поэту подобные вольности. Они любили друг друга. Их связывала многолетняя глубокая дружба. Уже дряхлеющий Меценат все чаще обращался к Горацию и, по-видимому, действительно скучал без него.

В своем завещании Меценат писал перед смертью Октавиану Августу:

«Помни о Горации Флакке не меньше, чем обо мне самом».

Гораций отвечал своему покровителю теми же чувствами. В одной из своих од поэт называет Мецената половиной своей души, говорит, что ему эта дружба дает радость и опору в жизни, и уверяет Мецената, что даже смерть не может их разлучить:

В один и тот же день со мною ты умрешь!

Недаром я клялся в душе нелицемерной:

Иду, иду с тобой, куда ни поведешь,

Последнего пути твой сотоварищ верный!

(Пер. А. А. Фета.)

По странной случайности клятва поэта исполнилась: в 8 г. до н. э. умер в Риме Каи Цильний Меценат, и через два месяца после этого в возрасте 57 лет скончался его друг Квинт Гораций Флакк. Прах поэта был погребен на Эсквилинском холме, рядом с могилой Мецената.

Война и мир

Кто это был, что мечи ужасные выдумал первый?

Что за жестокий он сам, что за железный он был!

Тибулл.


Гораций, разочаровавшись в идеалах своей юности, в дальнейшем не принимал участия в политической жизни. В стихах он старался избегать злободневных общественных вопросов. Тем не менее тема гражданской войны была одной из центральных в его творчестве.

Страшные картины гражданской войны, которая много лет раздирала на части его родину, всегда стояли перед глазами Горация:

«Какое поле, насытившись кровью латинскою, не смотрит на нас могилами?» — спрашивает поэт.

«Какое море, какая пучина не могут поведать о страшных битвах?»

«Где не лилась наша кровь ручьями?»

Неисчислимые бедствия принесла междоусобная война. Поля залиты кровью. Народ страдает, терпит лишения. Царят произвол и страх. Гибнут лучшие граждане. Брат убивает брата. Матери лишаются своих сыновей, жены — своих мужей. И Гораций с гневом и болью призывает прекратить кровопролитие:

Куда, куда вы валите, преступники,

Мечи в безумье выхватив?

Неужли мало и полей, и волн морских

Залито кровью римскою?

Ни львы, ни волки так нигде не злобствуют,

Враждуя лишь с другим зверьем!

Ослепли ль вы? Влечет ли вас неистовство?

Иль чей-то грех? Ответствуйте!

(Пер. А. П. Семенова-Тян-Шанского.)

Яркими образами он создает картину гибели Республики во время междоусобных войн: гибнет Рим, который не могли погубить ни племена варваров, ни соперничество других городов. Звери ворвутся в город. Варвары будут попирать ногами священную римскую землю.

Страшным картинам войны поэт противопоставляет картины мирной жизни на островах блаженных, куда переселяются души благородных людей после их смерти. С горькой иронией Гораций предлагает римлянам искать эти блаженные острова.

В одной из од Гораций сравнивает римское государство с кораблем, который тонет в море во время бури. Страна, раздираемая распрями, — корабль без весел и мачты:

Корабль! Смотри, чтоб шквал опять тебя не бросил…

О, что ж ты делаешь? Войди же в порт смелей!

Не видишь разве ты, что вёсел

Уж нет на палубе твоей,

И мачта сломана свистящим ураганом,

Канаты порваны, и реи все скрипят,

И киль твой, бездною объят,

Чуть спорит с мощным океаном?

(Пер. Я. Ф. Порфирова.)

Гораций не может относиться равнодушно к судьбе своей несчастной родины. Рим, истерзанный гражданскими войнами, наполняет сердце поэта печалью:

Был досадою ты, был мне тревогою,

Стал любовью теперь, думой нелегкою…

Устрашенный бесконечным кровопролитием, он говорит богу войны Марсу:

Сыт ты, страшно сыт от кровавой бойни,

Любишь клич войны и сверканье шлемов,

Любишь грозный взгляд на врагов убитых

Римской пехоты.

(Пер. Н. И. Шатерникова.)

Спасти Рим может только мир и согласие между самими гражданами. Обращаясь к Фортуне, Гораций просит ее обратить римский меч, затупившийся в преступной борьбе с братьями, против внешних врагов Рима.

С приходом Октавиана к власти установился наконец долгожданный мир. В честь принцепса был воздвигнут в Риме грандиозный алтарь мира, олицетворявший заслуги Августа перед римским государством. Если Гораций неохотно прославлял военные заслуги императора, то он восторженно благодарит его за установление мира —

За то, что бродит вол покойно средь полей,

Обильные плоды Цереры край питают,

И плаватель летит вдоль стихнувших морей

И честь наветы не пугают…

Всяк в винограднике проводит день своем,

К сухому дереву побеги лоз склоняет,

И, отойдя к вину, с отрадой за столом

Тебя с богами поминает…

(Пер. А. А. Фета.)

Для счастья и благосостояния римского народа, для процветания поэзии и философии необходим мир. Гораций писал, что всем племенам нужен мир, который дороже любых сокровищ:

Просит тишины у богов в молитве

Тот, кого в пути захватила буря,

Тучей скрыв над ним и луну, и звезды

В море Эгейском.

Просит тишины среди войн фракиец,

Просят тишины молодцы мидийцы,

Но покоя, друг, не купить за пурпур,

Геммы иль злато.

(Пер. А. П. Семенова-Тян-Шанского.)

Лови мгновение!

Знает ли кто, подарят ли нам боги

Хоть день в придачу к жизни прожитой?

Гораций.


Гораций часто предается философским раздумьям. Большое место в его стихах занимает тема судьбы и смерти, но ему чужды мрачные пессимистические настроения. Говоря о смерти, поэт всегда прославляет радость земного существования.

Время неумолимо движется вперед. Один день сменяется другим. Новый год приходит на смену старому. За каждым столетием идет новый век. Ничто не может остановить быстротекущей жизни. Цветок расцветает и умирает. Дерево рождается, растет, а затем гибнет. Умирают и разрушаются города и целые государства.

Кратка, мимолетна жизнь человека. Неотвратима и неизбежна смерть. Пред ней все равны — богач так же умирает, как и последний нищий:

Текут ли дни твои забот и бед стезями,

Или, счастливец, ты живешь

В чертогах роскоши, с любовию, играми,

О Делий, Делий! Ты умрешь!..

Все должен ты отдать, востребован судьбиной!

Будь сын царей, как Крез, богат,

Будь нищий, без куска, бездомный, — все едино:

Возьмет неумолимый ад!..

(Пер. А. Ф. Мерзлякова.)

Но бессмысленно думать о том, когда ты умрешь. Мысли о смерти не изменят законов природы. Думая о завтрашнем дне, ты не заметишь, как пролетит сегодняшний день. Зачем мечтать о том, чего нет? Мудрость в том, чтобы оценить все то, что у тебя есть сейчас. Лови каждое мгновение! Используй текущий день! Пока живешь, ты должен впитать в себя все соки жизни, должен вкусить все радости, которых так много на свете:

Да и нужно ль гадать,

год или года

море Тирренское

Будет биться у скал?

Друг, не мудри!

Чашу пьянящую

Знай вином наполняй,

к радостям дня

время завистливо.

Миг лови!.. Улетит —

завтра не жди

счастья случайного…

Что заглядывать в даль!

Кратки пути

к тягостной старости!

(Пер. В. Язвицкого.)

Большое место в лирике Горация занимает тема дружбы. Друзья помогают человеку в беде, утешают в горе, умножают радости. В кругу верных и преданных друзей можно найти наиболее полное счастье.

Среди друзей образованных и благородных, обладающих тонким вкусом и глубоким умом, можно познать радость творческого труда. Гораций посвящает свои произведения Меценату, Вергилию и многим другим друзьям.

Многолетняя дружба связывала Горация с его литературным наставником Вергилием. Он почитал Вергилия как блестящего поэта и очень дорожил им как другом. Гораций написал три оды, посвященные Вергилию. В одной из них он обращается к кораблю, на котором Вергилий уезжает в Грецию:

Я доверил тебе, корабль,

И ветрилам твоим друга Вергилия,

Половину души моей —

Принеси же его к берегу Аттики!

(Пер. Я. Голосовкера.)

В другой оде, проникнутой безграничной печалью и горестью, Гораций говорит о смерти их общего друга Квинтилия Вара:

Сколько слез ни прольешь, все будет мало их —

Так утрата горька! Плачу надгробному,

Муза, нас научи: дар благозвучия

От отца получила ты!

Наш Квинтилий — увы! — спит непробудным сном.

Канут в бездну века, прежде чем Праведность,

Честь и Верность найдут мужа, усопшему

В добродетелях равного.

Много честных сердец ранила смерть его;

Но, Вергилий, твое ранено всех больней.

Тщетно молишь богов друга вернуть тебе,

Им любовно врученного.

Пусть рокочет твоя лира нежнее той,

Чьим напевам внимал бор зачарованный,—

Не наполнится вновь кровью живительной

Тень, что страшным жезлом своим

Бог Меркурий, глухой к просьбам и жалобам,

Оттеснил в мрачный круг немощных призраков.

Тяжко! Но, не ропща, легче мы вынесем

То, чего изменить нельзя.

(Пер. О. Румер.)

Особенно теплые чувства Гораций проявляет к Меценату. Он посвящает ему много произведений, обращается к нему в стихах с советами, утешениями, с благодарностью. Первую книгу «Од» поэт начинает с обращения к Меценату, в котором говорит, что его призвание — только поэзия:

Славный внук, Меценат, праотцев царственных,

О отрада моя, честь и прибежище!

Есть такие, кому высшее счастие

Пыль арены дает в беге увертливом

Раскаленных колес; пальма победная

Их возносит к богам, мира властителям.

Есть другие, кому любо избранником

Быть квиритов толпы пылкой и ветреной…

(Пер. А. П. Семенова-Тян-Шанского.)

Если для Горация верная и преданная мужская дружба — источник постоянного счастья, то любовь женщины — лишь непрочная, мимолетная радость.

В одах Горация мелькают имена Лидии, Хлои, Пирры, Гликеры, они взяты из греческой поэзии. Не следует искать в этих стихах автобиографических черт. Гораций рисует разные чувства и настроения. Человек не должен избегать любви. Ведь любовь — одна из самых ярких радостей жизни:

О Хлоя! Ты бежишь! Так серна на горах

За робкой матерью стремится:

Порхнет ли соловей в кустах,

Дрожит — и ручейка журчания боится…

О Хлоя! Я не тигр, воспитанный в лесах,

Не африканский лев с ужасными когтями!

В пример возьми подруг — они в твоих летах

Не все беседуют с одними матерями.

Не утушай огня, волнующего кровь!

Пора узнать любовь!

(Пер. В. Л. Пушкина.)

Большое место в лирике Горация занимают картины природы. Он рисует горы, долины, реки, леса и поля. Жизнь в деревне давала пищу фантазии, вдохновляла поэта, и недаром он так неохотно покидал свое жилище, чтобы явиться ко дворцу Августа или в дом Мецената.

Рисуя природу, Гораций противопоставляет ее душному пыльному городу. Природа — великий источник радости.

Тематика стихотворений Горация очень разнообразна: темы любви и дружбы, картины италийской природы, философские раздумья над жизнью человека, вопросы литературы и искусства, зарисовки забавных сцен и мудрые наставления жителям Рима.

Единственно, чего поэт старается избегать, — это вопросов общественно-политической жизни.

Золотая середина

Гораций ничего не смыслит в философии собирания сокровищ…

К. Маркс.


Само выражение «золотая середина» принадлежит Горацию. С юных лет он увлекался греческой философией. Надолго запомнились ему лекции, которые он слушал в Афинах, в Академии, основанной Платоном. Из всех философов Греции самое большое влияние на него оказал великий мыслитель Эпикур.

Греческая мудрость особенно ценила одно древнее правило: всегда и во всем знать меру. Еще легендарным семи мудрецам приписывались афоризмы: «Все в меру», «Мера лучше всего», «Ничего слишком» и т. п. Греческие поэты писали:

В меру радуйся удачам, в меру в бедствиях горюй!

Быть нелюдимым не надо, не надо и быть хлебосолом!

Лучшим сокровищем люди считают язык неболтливый:

Меру в словах соблюдешь — и всякому будешь приятен,

Станешь злословить других — о себе еще хуже услышишь.

Плохо работать с утра и до ночи, но еще хуже не работать совсем. Невозможно не спать, но достойно осуждения спать очень долго. В меру надо есть и пить. В меру развлекаться и отдыхать. Стоит только перейти определенные границы, и бережливость превратится в скупость, общительность — в назойливость, упорство — в упрямство, осторожность — в подозрительность, щедрость — в расточительность и т. д. Наши недостатки суть продолжения наших достоинств. Добродетели, возведенные в степень, превращаются в пороки. Всякая крайность ведет к преступлениям.

Знать во всем меру, уметь вовремя остановиться, ограничить себя в наслаждении, соблюдать равновесие между велениями сердца и разума — вот истинная мудрость и секрет человеческого счастья. Эту философию легко опошлить, свести к проповеди мещанства: довольство самим собой, своим благополучием. Для Горация «золотая середина» — это стремление к гармонии.

В природе все пропорционально, гармонично и совершенно. Эти законы гармонии нужно соблюдать в искусстве. Этим правилам «золотой середины» должны следовать люди во всех случаях жизни.

Гораций называл богатство ложным счастьем. Оно развращает человека. Ведь с ростом богатства растет и жадность, которой нет предела. Чем больше имеет человек, тем больше ему хочется иметь. Погоня за богатством — это погоня за призрачным счастьем, которого никогда не достичь. И поэт напоминает жадным вельможам, что им не избежать смерти, несмотря на все их сказочные богатства:

Смотри, стяжатель! Над землею

День днем сменяется другим!

Любуясь радости зарею,

Вдруг зрим костра могильный дым!

Теперь Фортуну ловим злую,

Чтоб завтра же о ней тужить!

А ты… и землю гробовую,

Слепой, хлопочешь набутить

Богатством мраморов привозных!

Забыв могилу, строишь дом!

(Пер. А. Ф. Мерзлякова.)

Богачи в погоне за наживой изгоняют бедных клиентов из домов, отбирают у них землю, лишают последнего куска хлеба:

Смотри, смотри, стяжатель жадный:

Влекутся, изгнанны тобой,

Супруг, супруга — безотрадны

В леса из хижины родной…

Жажда золота ведет к преступлениям. В борьбе за наследство брат подает в суд на брата, сын ускоряет смерть отца.

Горацию непонятна страсть копить деньги и держать их под замком до самой смерти. Он говорит, что безумец

Тот, кто деньги и золото прячет, не зная что делать

С тем, что скопил, и боясь прикоснуться к нему,

как к святыне.

Через всю лирику Горация красной нитью проходит тема ложного счастья. Критика ложного счастья была критикой современных Горацию нравов. Но поэт вовсе не призывал активно бороться с пороками своего времени. Нужно только убедить каждого, что счастье не в богатстве, не в славе, не в почетных должностях и наградах.

Главное условие счастья — душевный покой, безмятежность духа, которые нельзя купить ни за какие деньги. На душе у человека покойно, на сердце легко, если его не манит ложное счастье, если его не грызет зависть. Не надо мечтать о том, чего нет. Думая о невозможном, человек не может в полной мере насладиться тем, что имеет. Счастливым может быть только тот, кто умеет довольствоваться малым, тем, что у него есть сейчас:

Хорошо подчас и тому живется,

У кого блестит на столе солонка

Отчая одна, но ни страх, ни страсти

Сна не тревожат.

Что ж стремимся мы в быстротечной жизни

К многому? Зачем мы меняем страны?

Разве может кто от себя сокрыться,

Родину бросив?

Будь доволен тем, что имеешь; в прочем

Беззаботен будь и улыбкой мудрой

Умеряй беду. Ведь не может счастье

Быть совершенным.

(Пер. А. П. Семенова-Тян-Шанского.)

Человек богатый, избалованный судьбой, всегда труднее переносит удары судьбы. В этом смысле бедняк счастливее богача. Дороже всех земных богатств — свобода. Многие жертвуют личной свободой, идут в услужение к богачам и становятся их рабами:

…Избегай же богатства: ты счастье

В бедной лачуге скорее найдешь, чем в царских чертогах.

Тот, кто свободой пожертвовал ради богатства, тот вечно

Будет рабом: он везет на себе своего господина —

Он не способен понять, что он должен доволен быть малым.

Гораций хорошо знал жизнь римской бедноты. В молодости он сам испытал нужду и голод. Конечно, он понимал, что нищета калечит и губит людей. Гораций считал, что человеку нужен средний достаток — ровно столько, чтобы ни в чем не нуждаться, избегая всяких излишеств.

Поэт часто повторяет в стихах, что он доволен тем, что имеет он сам: небольшое имение — виллу в Сабинских горах, где его обслуживают несколько рабов. С точки зрения крестьянина или бедного горожанина, Гораций был богатым человеком. Но по сравнению со своими друзьями и покровителями поэт вправе был называть себя бедняком.

По мнению Горация, секрет счастья в том, чтобы не стремиться умножить свое состояние и не лишиться его совсем. Во всем надо найти «золотую середину».

Гораций считает, что счастье нужно искать у себя — в своем доме, в своем городе, в своей стране. Люди немудрые всегда куда-то стремятся. Зависть отравляет им жизнь. Им кажется, что чужой дом богаче, что в чужой земле лучше, что другие живут счастливее.

Жребий чужой кому мил, тому свой ненавистен.

Людям кажется, что хорошо только там, где их нет. Напрасно они ищут счастья в чужих городах и землях:

Праздная нас суета всех томит: на судах, на квадригах

Мчимся за счастием мы — между тем, оно здесь, под рукою…

Гораций иронизирует и над собой, когда человеческие слабости берут верх над его мудростью:

В Риме я Тибура жажду, а в Тибуре — ветреник — Рима.

В своей личной жизни Гораций избегал роскоши и излишеств. Приглашая к себе Мецената, он писал, что его скромный уголок в деревенской глуши может принести гораздо больше возвышенных наслаждений, чем пышные пиры в роскошных дворцах Рима:

Приди, желанный гость, краса моя и радость!

Приди, — тебя здесь ждет и кубок круговой,

И розовый венок, и песней нежных сладость!..

Оставь на время град, в заботах погруженный,

Склонись под тень дубрав; здесь ждет тебя покой.

Под кровом сельского Пената,

Где все красуется, все дышит простотой,

Где чужд холодный блеск и пурпура и злата, —

Там сладок кубок круговой!

(Пер. Ф. И. Тютчева.)

Поэт призывает бежать из развратного Рима в деревню, на лоно природы, где нет тех соблазнов, которые влекут богатого римлянина к гибели. Природа благотворно влияет на человека, он становится гуманнее, добрее и лучше.

В послании к своему другу, поэту и ученому Аристию Фуску, Гораций писал:

Фуску, любителю Рима, привет с пожеланьем здоровья

Шлю я — любитель деревни; в одном только этом

Сильно расходимся мы, в остальном же — почти близнецы мы,

Братья душой, мы, как голуби, сжились; кивая друг другу,

Единодушно одно отвергаем, другое мы хвалим.

Ты гнездо[42] сторожишь, восхваляю я прелесть деревни —

Скалы, поросшие мхом, и ручьи, и тенистые рощи.

Я воскресаю, царем себя чувствую, только покину

То, что возносите вы до небес при сочувствии общем.

Хлеб ведь простой для меня много лучше медовых лепешек.

Если захочешь ты жить в согласии добром с природой,

Вряд ли отыщешь ты что-нибудь лучше блаженной деревни.

Знаешь ли ты, где теплее зима? Где в разгаре июля

Ярость палящего солнца так ласково ветер смягчает?

Где беззаботней мы спим и где зависть нас меньше терзает?

Разве мозаика лучше блестит, чем душистые травы?

Разве вода, что несется сквозь трубы по водопроводу,

Чище, чем та, что в ручьях пробегает по склонам с журчаньем?

В Риме Гораций мечтает о синем безоблачном небе, о тенистых деревьях, о зеленых виноградниках, о книгах, о друзьях, с которыми он встретится на лоне сельской природы. Изобразив городскую жизнь, полную суеты и мелочных забот, Гораций восклицает:

«О, деревня! Когда я тебя увижу! Когда среди старинных книг, безоблачной дремоты и лени смогу я приятно забыться от этой пустой и тревожной жизни!..

О, божественные ночи и ужины среди близких друзей! Каждый здесь ест и пьет по своему вкусу. Мы говорим здесь не о чужих делах и домах, не о том, хорошо ли танцует знаменитый плясун Лепос. Мы беседуем о том, что нам следует знать и что нас волнует; о том, в богатстве или в добрых делах заключается счастье людей; о дружбе корыстной и бескорыстной; о границах добра и о том, в чем высочайшее благо».

Гораций, прославляя мирную жизнь в деревне, в кругу близких друзей, рассказывает басню о городской и полевой мыши:

«Однажды деревенская мышь приняла в своей норке как старинного друга мышь городскую. Как ни была скупа она и бережлива, гостеприимно приняла гостью, не жалея ни овса, ни гороху, даже притащила в зубах ягод сухих и обглоданный кусочек сала. Разнообразием блюд хотела она победить пресыщение гостьи, которая только слегка прикасалась надменно зубами к яствам различным.

Хозяйка сама, возлежа на свежей соломе, ела полбу с мякиной, лучшие кушанья оставляя для гостьи.

Ей сказала мышь городская:

— Что за радость, подруга, жить тебе одиноко в лесу на отлоге дикой горы? Неужели деревья в лесу для тебя лучше, чем в городе люди?

И позвала она деревенскую мышь к себе в город, чтобы та насладилась всеми радостями быстротекущей жизни. Деревенская мышь согласилась. Тотчас же они выскочили из норки и пустились в путь. В полночь добрались они до стен городских и вошли в богатый дворец. Там на ложа из слоновой кости были накинуты пурпурные ткани. После вчерашнего пира осталось множество яств, лежащих в дорогой и блестящей посуде. Пригласив деревенскую гостью возлечь на разноцветный пурпурный ковер, хозяйка стала ее угощать, не забывая лизнуть для пробы каждое кушанье, которое она подавала.

Не могла нарадоваться деревенская мышь перемене в своей жизни. Как весело было ей пировать, развалившись на ложе!

Вдруг послышался грохот растворившихся дверей. Они обе вскочили и в испуге стали метаться, дрожа от страха. По всему дому раздавался лай свирепых собак.

Сказала тогда сельская мышь городской:

— Такой жизни мне больше не нужно! Прощай! Наслаждайся одна, а я снова на пригорке укроюсь в лесу в своей скромной норке и буду спокойно глодать чечевицу».

Эта басня о сельской и городской мыши довольно прозрачно намекает на то, как опасно жить при дворе Октавиана Августа, гнев которого может неожиданно обрушиться на любого вельможу. Лучше мир и тишина в убогой хижине, чем беспокойная и опасная жизнь в Риме. Даже дикие скифы, кочующие в повозках, даже невежественные геты, не знающие частной собственности, живут спокойнее, чище, честнее, чем жадные и алчные, изнеженные и развращенные богатые римляне.

Плохо быть рабом, но еще хуже — царем. Плохо быть нищим, но еще хуже быть Крезом. Власть и слава портят человека так же, как и богатство. Во всем нужно соблюдать золотую середину:

Тот, кто золотой середине верен,

Мудро избежит и убогой кровли,

И того, в других что питает зависть, —

Дивных чертогов.

Чаще треплет вихрь великаны-сосны,

Тяжелей обвал высочайших башен,

И громады гор привлекают чаще

Молний удары.

Силен духом будь, не клонись в напасти,

А когда вовсю дует ветр попутный,

Мудро сократи, подобрав немного,

Вздувшийся парус!

(Пер. А. П. Семенова-Тян-Шанского.)

Поэзия — это мудрость и красота

Поэзия бывает исключительною страстию немногих, родившихся поэтами.

А. С. Пушкин.


Многие стихотворения Горация посвящены литературным темам. В эподах и сатирах, в одах и посланиях римский поэт высказывает свои взгляды на поэта, поэзию, на цели и задачи искусства.

Во времена Горация в литературной жизни Рима было два основных направления. Одни писатели брали за образец первых римских поэтов, писали по-старинному, грубовато, высокопарно, умышленно употребляя устаревшие слова и выражения. Поэты другого направления брали за образец позднюю греческую поэзию эпохи эллинизма: они писали изысканно и изящно, выбирали малоизвестные мифы, оригинальные темы, старались проявить свою начитанность, образованность и ученость.

Гораций в поэзии шел своим творческим путем. Он одинаково отрицательно относился как к любителям архаической римской поэзии, так и к поклонникам греческой александрийской поэзии. Поэтов первого направления Гораций упрекал в вульгарности и грубости, в небрежном отношении к мелодии, к ритму, к поэтической форме стихов. Поэтов второго направления он критиковал за пустое и легкомысленное содержание стихов, за то, что они смотрели на поэзию только как на забаву и все внимание уделяли форме.

Гораций считал, что обе крайности одинаково пагубны. Поэзия — это мудрость и красота. Она одновременно влияет на разум и душу читателя. Если в стихах нет интересных мыслей, они не воздействуют на разум читателя. Если нет красивой и звучной мелодии, струны человеческой души не будут затронуты. Благозвучные безделки, лишенные мысли, так же не являются подлинным искусством, как и самые мудрые мысли, облеченные в безобразную неблагозвучную форму.

Поэзия сочетает в себе игру мыслей и гармонию слов. Все части произведения должны быть соразмерны:

Если бы женскую голову к шее коня живописец

Вздумал приставить, и, разные члены собрав отовсюду,

Перьями их распестрил, чтоб прекрасная женщина сверху

Кончилась снизу уродливой рыбой, — смотря на такую

Выставку, други, могли бы вы удержаться от смеха?

(Пер. М. Дмитриева.)

Поэзия должна быть прежде всего гармонична. В зависимости от содержания поэт должен избрать соответствующую форму. Комедию нельзя писать торжественно и высокопарно, так же как и трагедию нельзя делать будничной и легкомысленной.

Автор должен быть искренним. Если он хочет, чтобы зрители плакали, он сам должен пережить горе и воплотить его в слове. Если автор отступит от правды, зрители будут смеяться в трагических местах или заснут от скуки.

Поэзия — это не только приятное занятие, но и полезное дело; она оказывает могучее влияние на людей, учит их добродетелям, помогает бороться с пороками.

По мнению Горация, поэт — прежде всего учитель своих современников. Он может помочь людям понять, в чем истинное счастье, может стать наставником читателя. Поэт должен быть высокообразованным, хорошо знать философию — иначе он не научит мудрости своих современников.

Но поэт не только мудрец, он еще и художник. Поэт должен добиться совершенной формы, идеального сочетания звуков, безупречной мелодии. Гораций советовал после тщательной отделки произведения спрятать его и никому не показывать девять лет. Затем вновь переработать, отшлифовать и только тогда выпустить в свет.

Гораций считал, что искусство — это удел избранных. Поэзию могут оценить только немногие, люди с острым умом и тонким вкусом. Поэзия непонятна простому народу, недоступна она и грубой толпе богатых рабовладельцев:

Не старайся толпу удивить, а пиши для немногих.

Лирика Горация рассчитана на узкий круг читателей — близких друзей, людей просвещенных и образованных, любителей поэзии и философии. Поэт писал:

«Я читаю мои стихи только друзьям и то по принуждению, не всегда, не везде и немногим. А у нас есть много поэтов, которые декламируют свои произведения на Форуме, в общественных банях и в других местах…»

Гораций едко высмеивает бездарных поэтов, которых так много развелось в те времена в Риме. Он писал пародии на элегии, которые изображали любовь нереальную, фантастическую и обязательно несчастную, неразделенную. Он подсмеивался над буколическими произведениями, где рисовалась идиллическая жизнь воображаемых пастухов и пастушек.

Особенно язвительно он писал о поэтах, которые хотели сделать поэзию источником доходов, находили богатых покровителей, беззастенчиво льстили им, чтобы попасть в высшее общество и бесплатно кормиться за барским столом.

Высмеивая бездарных писак, Гораций в то же время очень высоко ценил настоящих поэтов — достойных представителей «золотого века» римской литературы. В своих одах и посланиях Гораций часто хвалит произведения своих современников.

Гораций тщательно отделывал каждое свое стихотворение. Все, что ему казалось несовершенным, он безжалостно уничтожал.

Свои стихи Гораций объединял в небольшие сборники, и почти все, что поэт счел возможным выпустить в свет, сохранилось до наших дней.

Первый сборник стихов под названием «Эподы» содержал всего 17 стихотворений, написанных разными размерами, главным образом ямбами. Взяв за образец греческого поэта Архилоха, Гораций создает сатирические стихотворения.

Почти одновременно с «Эподами» Гораций создал два сборника «Сатир». Они содержали 18 стихотворений в гекзаметрах. Сам поэт называл эти стихотворения «Беседами». Если «Эподы» Горация были гораздо менее язвительными, чем ямбы Архилоха, то «Сатиры» его были еще более благодушными. Поэт рассказывал в них различные смешные эпизоды из своей жизни и мимоходом давал наставления и советы.

В центре творчества Горация — «Оды», написанные различными стихотворными размерами. Римский поэт берет за образец произведения великих поэтов Греции — Алкея, Сапфо, Анакреонта, Пиндара. Через 7 лет после выпуска в свет второй книги сатир Гораций издает одновременно три сборника «Од», в которых объединены 88 стихотворений. Десять лет спустя по просьбе Октавиана он издает еще одну, четвертую книгу «Од», куда включает стихотворения, прославляющие императора и его наследников — Тиберия и Друза.

В конце жизни Гораций выпускает в свет два сборника «Посланий». Они содержат 23 письма в гекзаметрах. Многие послания посвящены вопросам литературы: к Меценату, к Августу и «Послание к Пизонам» («Наука поэзии»), взятое за образец теоретиком французского классицизма Буало. Кроме того, до нас дошел «Юбилейный гимн», написанный поэтом по заказу Октавиана для праздновавшихся раз в сто лет вековых игр.

Гораций строго оценивал свое собственное творчество. После первых сборников стихов, которые принесли Горацию широкую известность, он все еще говорил, что не может считать себя истинным поэтом. Горация неоднократно просили написать героическую поэму, но он всегда отвечал, что для этого у него не хватит таланта.

После выхода в свет трех книг «Од» Гораций изменил оценку своего творчества. Он знал, что эти три маленьких сборника обогатили римскую поэзию произведениями подлинно прекрасными и совершенно оригинальными. Они расширили круг тем — лирика теперь отражала самые различные стороны современной жизни. Они наполнили поэзию мудростью — стихи поучали людей, как нужно жить. Они раскрыли новые удивительные возможности живого поэтического языка — стихи отличались красотой, благозвучностью, музыкальностью, причем раньше в римской поэзии многие стихотворные размеры почти не применялись. Гораций детально изучил метрику греческих лириков, применил ее к живому латинскому языку и создал великое разнообразие новых стихотворных форм. Он сравнивал свою работу над стилем, над музыкальной формой стиха с работой трудолюбивой пчелы, которая по капле собирает мед с благоуханных цветов.

Для Горация поэзия — источник величайшего наслаждения. Кто познал тайны поэзии, тот не захочет быть ни полководцем, ни победителем спортивных соревнований, его не прельстят ни богатство, ни власть, ни триумф победителя. Муза, вдохновившая поэта, приносит ему почет, и славу, и любовь молодого поколения:

На кого в час рождения,

Мельпомена, упал взор твой приветливый,

Уж того ни кулачный бой

Не прельстит, ни успех в конском ристании.

И ему не сужден триумф

В Капитолии в честь воинских подвигов…

Я горжусь — молодежь меня

Причисляет к своим лучшим избранникам,

И с годами звучит слабей

Ропот зависти и недружелюбия.

Муза, сладостным звоном струй

Переполнившая щит черепаховый,

Кажется, бессловесных рыб

Ты могла б одарить голосом лебедя.

Удивительно ли тогда,

Что показывают пальцем прохожие

На меня? Если я любим,

Я обязан тебе честию выпавшей.

(Пер. Б. Л. Пастернака.)

Гораций считал своей заслугой, что он сделал римскую поэзию глубокой и мудрой по содержанию и безупречно прекрасной по форме. Он брал за образец не изысканную и внешне эффектную александрийскую поэзию, а лирику классической Греции. Песни греческих поэтов, в первую очередь эолийских поэтов Алкея и Сапфо, раскрывали подлинный мир человеческих мыслей и чувств. Гораций отразил мысли и чувства своих современников.

Памятник

…Всем, кому дороги песни,

Будешь ты близок, пока

солнце стоит и земля.

Феогнид.


Две темы переплетаются в творчестве Горация: тема смерти и тема искусства. Человеческая жизнь коротка. Искусство бессмертно. Всякий должен стремиться взять у жизни столько радостей, сколько позволит судьба. Самые высокие радости дает творческий труд. Поэт счастливее своих современников: он умрет, но поэзия его будет жить вечно.

Этот мотив звучит в стихотворениях Горация, завершающих отдельные этапы его творчества.

Вторая книга «Од» завершалась обращением к Меценату, который не должен проливать слез на могиле поэта:

Не надо плача в дни мнимых похорон.

Ни причитаний жалких, ни горести.

Сдержи свой глас, не воздавая

Почестей лишних пустой гробнице.

Гробница его будет пуста, похороны он называет мнимыми, потому что поэт не умрет, а превратится в лебедя:

Вознесусь на крыльях мощных, невиданных,

Певец двуликий[43], в выси эфирные,

С землей расставшись, с городами,

Недосягаемый для злословья.

Превращение в лебедя — это образ, олицетворяющий бессмертие. Несмотря на низкое происхождение, Гораций счастливее знатных своих покровителей; его будут помнить всюду: на песчаных побережьях Африки, на бескрайних полях севера, на берегах Босфора и Черного моря, в горах Кавказа, среди скифов, испанцев и галлов.

Я, чадо бедных, тот, кого дружески

Ты, Меценат, к себе, в свой чертог зовешь,

Я смерти непричастен, — волны

Стикса меня поглотить не могут.

(Пер. Г. Ф. Церетели.)

Выпуская в свет три книги «Од» в 23 г. до н. э., Гораций полагал, что это будут последние стихи, которые он отдаст на суд читателя. Поэтому последняя, 30-я ода третьего сборника завершала, по мысли автора, весь его творческий путь. Так же как и в 20-й оде второй книги, Гораций здесь говорит о бессмертии поэта. В образной форме он оценивает свою поэзию, причем главной своей заслугой считает то, что он первый переложил эолийскую поэзию на латинский язык:

«Я воздвиг себе памятник, прочнее меди и выше царственных строений египетских пирамид. Так что его не может разрушить ни всеразъедающий дождь, ни свирепый Аквилон, ни бесчисленный ряд годов, ни бег времени.

Нет, не весь я умру! Лучшая часть моего существа переживет день моих похорон: слава моя будет возрастать до тех пор, пока на Капитолий восходят верховный жрец с безмолвной весталкой[44].

Обо мне будут говорить, что я прославился там, где струит свои воды Ауфид[45], где царил над сельскими племенами бедный водою Давн[46]. Потому что, выйдя из безвестности, я первый перевел песни Эолии на италийский лад.

О Мельпомена! Возгордись моей достойной заслугой и благосклонно увенчай мою голову дельфийскими лаврами!»

Тема памятника традиционна в античной лирике, как тема гонимого бурей корабля или брошенного щита. Стихотворение Горация, отличающееся исключительной красотой и звучностью, стало одним из самых знаменитых в мировой литературе.

После Горация многие поэты использовали эту тему, чтобы выразить отношение к своему творчеству. Знаменитая ода Горация привлекла внимание и русских поэтов.

В России первым перевел 30-ю оду Горация М. В. Ломоносов. Он создал довольно точный перевод, но подчеркнул то, что его особенно волновало: Гораций, сын раба, стал первым поэтом в Риме. Ломоносов, сын простого рыбака, отметил сходство в биографиях: ему тоже «беззнатный род» не помешал стать первым поэтом России.

Я знак бессмертия себе воздвигнул

Превыше пирамид и крепче меди,

Что бурный Аквилон сотреть не может,

Ни множество веков, ни едка древность.

Не вовсе я умру; но смерть оставит

Велику часть мою, как жизнь скончаю.

Я буду возрастать повсюду славой,

Пока великий Рим владеет светом,

Где быстрыми шумит струями Авфид,

Где Давнус царствовал в простом народе;

Отечество мое молчать не будет,

Что мне беззнатный род препятством не был,

Чтоб внесть в Италию стихи Эольски,

И первому звенеть Алцейской лирой[47].

Взгордися праведной заслугой, Муза,

И увенчай главу Дельфийским лавром!

Г. Р. Державин пишет вольное подражание знаменитой оде Горация. Он говорит о своих взглядах на поэзию. Если Гораций считал, что поэт — учитель людей в их частной жизни, то Державин считает, что поэт — помощник и советчик царей, поэт — это пророк, который говорит правду, «на лица сильных не взирая». Поэтому в своем «Памятнике» Державин ставит себе в особую заслугу, что он умел «истину царям с улыбкой говорить»:

Я памятник себе воздвиг чудесный, вечный;

Металлов тверже он и выше пирамид:

Ни вихрь его, ни гром не сломит быстротечный,

И времени полет его не сокрушит.

Так! Весь я не умру, но часть меня большая,

От тлена убежав, по смерти станет жить,

И слава возрастет моя, не увядая,

Доколь Славянов род вселенна будет чтить.

Слух пройдет обо мне от Белых вод до Черных,

Где Волга, Дон, Нева, с Рифея[48] льет Урал;

Всяк будет помнить то в народах неисчетных,

Как из безвестности я тем известен стал,

Что первый я дерзнул в забавном русском слоге

О добродетелях Фелицы[49] возгласить,

В сердечной простоте беседовать о боге

И истину царям с улыбкой говорить.

О Муза! Возгордись заслугой справедливой,

И презрит кто тебя, сама тех презирай;

Непринужденною рукой неторопливой

Чело твое зарей бессмертия венчай!

А. С. Пушкин тоже пишет вольное подражание, взяв эпиграфом первые слова оды Горация. Но у Пушкина высказываются совсем иные взгляды на роль поэта: он должен быть не только учителем, не только пророком — он должен бороться за счастье народа, прославляя его свободу.

«Вслед Радищеву восславил я свободу», — пишет Пушкин в первоначальном варианте стихотворения. В окончательном варианте он должен был в угоду цензуре убрать имя революционера Радищева, но и здесь он намекает на сочувствие к декабристам: «И милость к падшим призывал».

Я памятник себе воздвиг нерукотворный,

К нему не зарастет народная тропа;

Вознесся выше он главою непокорной

Александрийского столпа.

Нет, весь я не умру — душа в заветной лире

Мой прах переживет и тленья убежит —

И славен буду я, доколь в подлунном мире

Жив будет хоть один пиит.

Слух обо мне пройдет по всей Руси великой,

И назовет меня всяк сущий в ней язык:

И гордый внук славян, и финн, и ныне дикий

Тунгус, и друг степей калмык.

И долго буду тем любезен я народу,

Что чувства добрые я лирой пробуждал,

Что в мой жестокий век восславил я свободу

И милость к падшим призывал.

Веленью божию, о Муза, будь послушна,

Обиды не страшась, не требуя венца;

Хвалу и клевету приемли равнодушно

И не оспоривай глупца.

Тридцатую оду Горация переводили многие русские поэты: Фет, Порфиров, Фокков, Никольский, Семенов-Тян-Шанский, Шатерников, Голосовкер и другие.

Тема «Памятника» продолжает жить в поэзии XX века.

Валерий Брюсов, который восторженно приветствовал Октябрьскую революцию, создал наиболее точный перевод знаменитой оды Горация:

Памятник я воздвиг меди нетленнее;

Царственных пирамид выше строения,

Что ни едкость дождя, ни Аквилон пустой

Не разрушат вовек и ни бесчисленных

Ряд идущих годов, или бег времени.

Нет, не весь я умру: большая часть меня

Либитины уйдет, и я посмертною

Славой снова взрасту, сколь в Капитолии

Жрец верховный идет с девой безмолвною.

Буду назван, где мчит Авфид неистовый

И где бедный водой Давн над пастушеским

Племенем был царем: из ничего могущ

Первый я преклонил песни эольские

К италийским ладам. Гордость заслуженно,

Мельпомена, прими и мне дельфийскими

Благостно увенчай голову лаврами.

Владислав Ходасевич, который не понял революцию, написал «Памятник», полный глубокого пессимизма:

Во мне конец, во мне начало.

Мной совершенное так мало!

Но все ж я прочное звено:

Мне это счастие дано.

В России новой, но великой

Поставят идол мой двуликий

На перекрестке двух дорог,

Где время, ветер и песок…

Владимир Маяковский в своем вступлении к поэме «Во весь голос» трактует эту тему по-своему — необычайно жизнеутверждающе, оптимистично:

Мне наплевать

на бронзы многопудье,

мне наплевать

на мраморную слизь.

Сочтемся славою,—

ведь мы свои же люди, —

пускай нам

общим памятником будет

построенный

в боях

социализм!

Загрузка...