На семи холмах. Очерки культуры древнего Рима

Римская армия

Человек, впервые попавший на стадион и наблюдающий игру футбольных команд, оспаривающих первенство страны, способен уловить только отдельные эффективные моменты, когда стотысячная толпа шумно подбадривает игрока, прорвавшегося к воротам противника, или приветствует вратаря, взявшего трудный мяч. От такого человека ускользает четкая продуманность комбинаций, которые разыгрываются на поле, взаимодействие защиты, полузащиты и нападения, страховка сильных игроков противника. Он совершенно не видит всего того, что для настоящего «болельщика» составляет главный интерес матча.

Новичку не приходит в голову, что на поле идет не только борьба ловкости и силы игроков, но и состязание ума и воли тренеров, разработавших тактику предстоящего матча и продолжающих руководить командами даже во время игры.

Точно так же незнакомый с военным делом человек, читая подробный отчет о большом сражении или даже о целой войне, уподобляется новичку на стадионе и запоминает только конечный результат битвы и героические подвиги отдельных бойцов и подразделений.

Для того чтобы по-настоящему оценить талант и умение полководцев, понять, что нового внесли они в военное искусство, нужно знать, как набиралась, обучалась и вооружалась армия, как она строилась во время битвы и на походе, в чем ее сильные и слабые стороны.

На весь древний мир славились римские солдаты блестящими победами, своей железной дисциплиной. Римские полководцы шли от победы к победе, пока под тяжелым солдатским сапогом Рима не оказались все народы Средиземноморья.

Два тысячелетия полководцы изучают тактику и стратегию, разработанную римлянами. Наполеон и Суворов, Фрунзе и полководцы Великой Отечественной войны были хорошо знакомы с военным опытом и организацией римской армии. Однако это не значит, что можно представлять себе войска государств древнего мира подобными современным армиям. Ибо тактика и стратегия любой армии зависят от вооружения, организации военной службы и целого ряда других причин, связанных с общественным строем.

Римскую армию времен Республики можно скорее сравнивать с казачьими войсками царской России, чем с современной регулярной армией.

Возникновение казачьего войска на Руси относится к глубокой древности. Со времен татарского ига многие русские люди уходили на Дон и Днепр, Урал и Терек жить вольно, вдали от монгольских баскаков и пресмыкавшихся перед татарами русских князей.

После свержения татарского ига к казакам стали присоединяться бежавшие от помещиков крепостные. Жили казаки своим укладом, не зная ни дворян, ни царских чиновников. Землю они отвоевали в беспощадной борьбе. Постоянно отражая набеги татар и совершая смелые походы на Крым и Турцию, казаки превратились в закаленных воинов, грудью защищавших окраины русской земли. Московские государи стремились подчинить себе казаков, накрепко присоединить их к Московскому государству, поставить их под контроль чиновников. Эти попытки встречали яростное сопротивление казаков. Все знают о восстаниях крестьян и казаков под руководством Степана Разина, Кондратия Булавина, Емельяна Пугачева. В этой неравной борьбе сила казаков была сломлена: смирился Тихий Дон Иванович, как его называли сами казаки, была разгромлена царскими войсками удалая Запорожская Сечь.

Царское правительство не хотело отказаться от услуг опытного казачьего войска. Оно признало за казаками их право на землю при условии, что они не будут принимать к себе бежавших от помещиков крепостных. Постепенно казачья вольница превратилась в особое привилегированное войско.

Казаки во многом отличались от обычных солдат. В мирное время они крестьянствовали на земле. Но когда начиналась война, казак обязан был выступать в поход на собственном коне, в полном вооружении и снаряжении, приобретенных на свои средства.

Римская армия отчасти напоминала казачье войско. Римский гражданин обязан был служить с 17 до 60 лет. Но это вовсе не значило, что он, как современный солдат, жил в казарме, оторванный от мирного труда. Римский гражданин не знал «действительной военной службы» и находился в армии только в военное время. В дни мира он возвращался к своим обычным занятиям.

Римский воин напоминал казака еще и тем, что должен был выступать в поход со своим собственным вооружением. При этом возникали серьезные трудности. Дело в том, что в те времена войско делилось на тяжелую пехоту, легкую пехоту и конницу. Вооружение каждого из этих родов войск было различно и имело неодинаковую ценность. Так, вооружение легкого пехотинца было самым дешевым, вооружение тяжелой пехоты стоило дороже, а римский всадник, кроме дорогого вооружения, обязан был приобретать еще и коня. Конь этот стоил дорого, так как требовался настоящий боевой конь, а не старая заезжанная кляча.

Понятно, что все римские граждане желали служить в легкой пехоте: ее вооружение было самым дешевым. Но тогда Рим остался бы без тяжелой пехоты и конницы, а без них тогдашняя армия была так же немыслима, как современная без артиллерии и авиации. Чтобы преодолеть эту трудность, римляне разделили свободных граждан на несколько разрядов-классов в зависимости от их имущества. К первому разряду относились самые богатые. Ко второму, третьему и четвертому — менее состоятельные граждане и к пятому — самые бедные.

Богатейшие граждане первого разряда обязаны были выступать в поход на коне в полном кавалерийском вооружении. Остальные граждане первого, второго, третьего и четвертого разрядов служили в тяжеловооруженной пехоте. Римляне, принадлежавшие к пятому разряду, составляли легкую пехоту. Рабы и беднейшие граждане (пролетарии) к службе в армии не допускались: римское правительство им не доверяло.

При такой военной организации римляне имели достаточно всадников, легко- и тяжеловооруженных пехотинцев. Тяготы военной службы были распределены между гражданами: более богатый человек должен был приобретать более дорогое вооружение. Эту организацию римской армии и введение имущественных разрядов римляне приписывали предпоследнему из семи древних царей, Сервию Туллию, правившему в VI в. до н. э.

Такое военное устройство имело серьезные недостатки. Римский воин обязан был не только на свои средства приобретать вооружение, но и содержать себя во время похода. Для людей низших разрядов это было трудно. Римляне сначала вели военные действия только летом, а на осень, зиму и весну распускали войско по домам. Таким образом, римская армия не всегда имела возможность закрепить достигнутые во время летнего похода успехи. Часто случалось, что разбитый, но не окончательно добитый за лето враг оправлялся от поражения в течение зимы и следующим летом римлянам приходилось начинать все заново. Кроме того, вооружение, которое граждане приобретали, отличалось пестротой и разнообразием, и это также снижало боевые качества римского воина.

Между тем в IV в. до н. э. над Римом и Италией нависла страшная опасность. С Севера надвигался грозный и могучий враг. Огромные орды кочевников-галлов, перевалив Альпы, вторглись в Италию. Борьба с галльскими племенами заставила римлян усовершенствовать организацию войска.

Римский полководец Камилл, по преданию, отразивший нашествие галлов, впервые ввел в армии жалованье, единообразное вооружение и изменил боевой строй римского войска. По-прежнему граждане первых четырех разрядов служили в коннице и тяжелой пехоте, а пятый разряд выставлял легковооруженных, по-прежнему рабы и беднейшие жители Рима не допускались в армию. Но теперь каждый воин во время похода получал жалованье, продовольственный паек и одинаковое вооружение от государства. Правда, римское правительство аккуратно высчитывало стоимость выданного оружия и пайка из солдатского жалованья.

С этого времени государство брало на себя содержание солдата во время похода и заботилось о том, чтобы вооружение воинов было однотипным. Такую организацию римское войско сохраняло до конца II в. до н. э.

Таким образом, в Риме во времена Республики не было постоянной армии, похожей на современную. Римское войско собиралось только на время войны. Такое войско, состоящее из граждан, несущих службу только во время войны, называется гражданским ополчением. Оно превосходило наемные войска патриотизмом и рвением, но сильно уступало им в боевой выучке: ведь для наемников война — основное занятие, в то время как для ополченцев — это дело временное.

Римской армии, в которой солдаты обучались во время похода и войны, недоставало выучки. Это особенно сказалось во время войн с Карфагеном. Римляне сталкивались с прекрасно обученными карфагенскими наемниками, и ополченцы терпели тяжелые поражения. Правда, патриотизм римских граждан восторжествовал над выучкой наемников, но опыт борьбы заставил римских полководцев и государственных деятелей задуматься над улучшением организации военной службы.

Еще сильнее, чем опыт Пунических войн, на реформу военной организации Рима толкало разорение римского крестьянства, составлявшего основную массу тяжелой пехоты.

Разорение приводило к резкому сокращению численности граждан первых четырех разрядов. При общем росте населения Римского государства уменьшалось число военнообязанных граждан и становилось все меньше людей, которых можно было набирать в армию. Покоренные Римом народы, видя слабость Римского государства, все чаще поднимали восстания, подавлять которые становилось все труднее.

Страх перед потерей огромных владений, необходимость увеличить численность армии, стремление повысить выучку воинов — все это заставило римлян провести в конце II в. до н. э. коренное изменение военной организации. Эту реформу провел консул Марий. Он разрешил служить в римской армии пролетариям. Воина теперь целиком вооружало государство. Было значительно увеличено солдатское жалованье. Римские бедняки в это время сильно страдали от безработицы. Их труд не находил применения в хозяйстве, так как всюду широко использовалась даровая рабочая сила — рабы. Поэтому пролетарии, привлеченные большим жалованьем, охотно поступали в армию. Римское правительство от прежнего набора могло перейти к вербовке добровольцев. Численность армии возросла.

Рим вел непрерывные войны. Поэтому часть солдат не распускалась по домам. Римское войско постепенно превращалось из гражданского ополчения в постоянную армию, а римские ополченцы — в наемников, для которых война была основным занятием.

Изменилось обучение воинов, строй и вооружение. Был установлен определенный срок непрерывной службы — сначала 16, а потом 20 лет. По окончании службы воин получал пенсию.

Казалось бы, римские солдаты должны были теперь как никогда быть преданы своему народу и государству. Но оказалось наоборот. Наемная армия оторвалась от народа. Проведя всю свою сознательную жизнь вдали от дома, в котором они родились, не имея семьи, воины теперь жили интересами своей части, военного лагеря и его обитателей. Полководец, который мог обеспечить армии богатую добычу, хорошее жалованье, участок земли под старость, мог повести солдат против кого угодно, хотя бы против их родины.

У великого немецкого поэта Гёте есть известное стихотворение «Ученик чародея». В нем рассказывается, как незадачливый ученик волшебника привел в действие силы, управлять которыми он не умел. Хозяин приказал ему натаскать воду в баню. Зная волшебный заговор, мальчик заставил метлу носить воду. Но вот уже баки и тазы полны, а заколдованная метла все носит воду. Дому грозит потоп, но ученик чародея забыл заклятие, и он не знает, как остановить волшебную метлу…

Нечто подобное произошло и с руководителями Римского государства, реорганизовавшими армию.

Армия, почувствовав свою силу, перестала им подчиняться и обратилась против них самих. Первой жертвой пал сам Марий, инициатор военной реформы. Его соперник Люций Корнелий Сулла обещаниями и богатыми подарками склонил на свою сторону солдат и взял штурмом Рим, где засели сторонники Мария. Инициатор реформы, прославивший Рим многими победами, принужден был бежать и был объявлен врагом отечества.

Появление профессиональной армии и борьба полководцев за власть завершились падением Республики. Установилась Империя — военная диктатура рабовладельцев, направленная против низших слоев римского общества. Император Август превратил римское войско в постоянное и расположил сильные гарнизоны в пограничных областях империи, а частью — в самой Италии.

Римская армия делилась не только по родам оружия. Рим объединял множество народностей, и многие из них формировали особые части, входившие в римскую армию. Такая организация существовала не только в древности. Во многих европейских армиях она сохранялась до самого последнего времени. Так, во время первой мировой войны 1914–1918 гг. во французской армии существовали целые полки и дивизии, составленные из негров и североафриканцев, набранных в колониальных владениях Франции. В армии многонациональной Австро-Венгрии имелись отдельные немецкие, чешские и венгерские части. Каковы же цели такого разделения войска по народностям?

Причины этого как в древности, так и теперь одни и те же: необходимость подавать команду на языке, понятном всем солдатам, привычка к своему особому вооружению, большая сплоченность и взаимная выручка людей одной народности в бою.

После победоносных войн IV–III вв. до н. э. под власть Рима подпали все народы Италии. Чтобы держать их в повиновении, римляне ссорили и натравливали италийские племена одно на другое и, предоставляя одним из них меньшие, другим большие права, возбуждали в них взаимную зависть и недоверие.

Именно римские государственные деятели первые сформулировали основное правило угнетателей: «разделяй и властвуй», то есть не давай покоренным народам объединиться и тогда сможешь сохранить свое господство над ними.

С покорением Италии, а затем и заморских земель-провинций в римской армии, кроме легионов, появились подразделения, составленные из покоренных народов.

Таким образом, римское войско состояло из:

1) легионов, в которых служили сами римляне, состоявших из тяжелой и легкой пехоты и приданной им конницы;

2) италийских союзников и союзной конницы (после предоставления италикам права гражданства влившихся в легионы);

3) вспомогательных войск, набранных из жителей заморских провинций.

Основной тактической единицей римской армии был легион. Нельзя представить себе римский легион чем-то постоянным и неизменным. На протяжении веков в Республике и Империи много раз менялись численность, вооружение и боевые порядки легиона. Со времени Сервия Туллия и до начала IV в. до н. э. в римской армии было четыре легиона, по 4200 пехотинцев в каждом. Они набирались исключительно из зажиточных граждан. Два легиона набирались из молодых людей (от 17 до 45 лет) и предназначались для полевой службы. Два других формировались из граждан старших возрастов (от 45 до 60 лет). Они несли гарнизонную службу в Риме и в пограничных крепостях. Первым двум легионам придавались 1800 всадников, набранных из самых богатых граждан. Кроме того, каждому легиону придавалось еще некоторое количество легковооруженных пехотинцев, набиравшихся из беднейших жителей, которые служили пращниками, метателями дротиков и выполняли обязанности обозной прислуги.

В древнейший период и в начале Республики боевым строем легионов была фаланга, то есть несколько длинных, вытянутых по фронту тесно сомкнутых шеренг, построенных в затылок одна другой. Такая фаланга представляла собой плотный прямоугольник, более длинная сторона которого обращена к противнику. Это построение ничем не отличалось от греческой и македонской фаланги. Второй легион строился обычно рядом с первым. Оба легиона составляли одну линию. По бокам этой линии ставилась конница, а впереди рассыпным строем — цепью — располагалась легкая пехота.

В начале IV в. до н. э., во время войн с галлами, консул Камилл изменил вооружение и строй легионов. Численность тяжелой пехоты в легионе оставалась прежней, но вместо двух пригодных для несения полевой службы легионов Рим теперь располагал четырьмя.

Существенные изменения произошли и в построении легиона. Камилл разделил легион на манипулы (по-латински — горсть), центýрии (сотни) и декýрии (десятки), несколько напоминавшие современные роты, взводы и отделения. Легион был разделен на 30 манипулов, каждый из которых делился на две центурии.

Манипул не мог действовать отдельно, самостоятельно, в отрыве от остального легиона. Легион строился в три линии, по 10 манипулов в каждой. Первую линию составляли манипулы гастáтов (по-русски «копьеносцев», от латинского «гаста» — копье). Каждый манипул гастатов состоял из 120 тяжеловооруженных (по 60 человек в каждой центурии). Всех гастатов в первой линии легиона было 1200 человек. Это были самые молодые воины.

Вторую линию составляли 10 манипулов принципов — «первых». Каждый манипул принципов также состоял из 120 воинов, то есть 1200 человек во всей второй линии. Это были бойцы зрелого возраста.

Легионеры 10 манипулов третьей линии носили название триариев — «третьих». Манипул триариев насчитывал только 60 человек (по 30 в одной центурии). Триарии были пожилыми, испытанными бойцами, которые часто решали исход боя. Поэтому древние римляне, когда хотели сказать, что наступил решительный момент какого-нибудь дела, говорили: «Дело дошло до триариев».

Каждому легиону придавалось 1200 легковооруженных, они назывались велитами (быстрые, подвижные).

Таким образом, всего в легионе было 3000 бойцов тяжелой и 1200 легкой пехоты. Сверх того, каждому легиону были приданы 300 всадников. Однако римский легион оставался громоздкой и неделимой единицей во время боя.

Многочисленные войны показали, что для обходных маневров, для охвата неприятельских флангов нужны менее громоздкие, самостоятельно действующие подразделения. Поэтому в конце II в. до н. э. Марий, заменивший всеобщий призыв военнообязанных вербовкой профессионалов-добровольцев, ввел меньшую тактическую единицу — когорту. Это стало возможным благодаря долгосрочной службе, подготовившей много испытанных воинов и командиров, способных к самостоятельным действиям.

Каждый легион делился на 10 когорт; в когорте было три манипула; манипул состоял из двух центурий, число воинов в которых было теперь увеличено до 100 человек. Таким образом, манипул насчитывал 200 бойцов, когорта — 600, а весь легион — 6000 тяжеловооруженных пехотинцев. Легион строился в три линии: четыре когорты — в первой и по три когорты — во второй и третьей линиях.

Так как на когорту возлагались самостоятельные тактические задачи, каждой когорте придавали определенное количество конницы и легковооруженных, подобно тому как в современной армии отдельно действующему батальону, а иногда и роте придаются артиллерия и минометы. Если же когорта действовала в составе легиона, ее легкая пехота и конница не выделялись из общелегионной конницы и легкой пехоты. Разделение легиона на самостоятельные единицы позволяло полководцу маневрировать на поле боя.

Одновременно Марий улучшил вооружение легионеров и увеличил число легионов. Римляне шли служить только в тяжелую пехоту, а легковооруженные и конница набирались из чужеземцев.

Организация легиона, созданная Марием, сохранялась и в первые века Империи. Императоры только увеличили число легионов.

Верховным главнокомандующим римского войска в царский период был сам царь. Во времена Республики верховное командование перешло к двум консулам. Когда государству угрожала большая опасность и необходимо было строгое единоначалие, вместо консулов во главе войска становился диктатор. Он выбирал себе начальника конницы. В отличие от равноправных консулов начальник конницы был подчинен диктатору.

Если войско делилось на две части, консулы командовали каждый одной частью. Обычно консул командовал двумя легионами с соответствующим количеством союзников и вспомогательных войск. Когда возникала необходимость действовать соединенными силами, консулы командовали всей армией поочередно, ежедневно сменяя один другого.

Когда расширились римские владения, войны приходилось вести одновременно во многих местах. Консулы не могли поспевать повсюду, и право командования войсками было предоставлено наместникам провинций.

У каждого командующего были помощники — легаты, которым полководец иногда поручал отдельные части армии. Легаты также замещали полководца в случае его отсутствия или болезни.

Отдельными легионами командовали подчиненные полководцу военные трибуны. Их было по 6 на каждый легион, каждая пара трибунов стояла во главе легиона в течение двух месяцев, ежедневно сменяя друг друга. Затем они уступали власть следующей паре. Юлий Цезарь отменил эту неудобную систему смены командиров легиона и сделал военных трибунов начальниками когорт. Во главе легионов он поставил легатов.

Трибунам были подчинены центурионы — сотники. Трибуны назначали их из лучших легионеров. Часто это назначение производил сам главнокомандующий. Каждый центурион командовал своей центурией, причем центурион первой центурии был, кроме того, командиром всего манипула. Центурионы обладали правом бить солдат. Они постоянно носили при себе виноградную лозу — римскую розгу, и редко это орудие оставалось праздным. Римский писатель Тацит рассказывает об одном центурионе, которого вся армия знала под кличкой «Подай другую!..». Когда розга ломалась о спину солдата, этот сотник отрывисто командовал: «Подай другую!», для продолжения порки. После реформы Мария наибольшее влияние в легионе получили центурионы, командовавшие манипулами триариев. Они даже приглашались на военный совет вместе с легатами и трибунами. Во время боя центурион находился на правом фланге своей центурии. Отсюда было удобнее руководить действиями подразделения.

Кроме центурионов, в римской армии были и младшие командиры, напоминавшие наших старшин. Так, в каждой центурии был помощник центуриона, который вел счетную и хозяйственную часть центурии. Как и в наше время, в римском войске были знаменосцы. Каждая центурия имела свой значок, представлявший собой копье с перекладиной, к которой прикреплялось полотнище белой или красной материи. Манипулы, а после реформы Мария когорты также имели свои значки. Это были длинные копья с перекладиной, на которой сверху укреплялось изображение зверя (волка, слона, коня или кабана). Под фигурой животного была металлическая дощечка с номером манипула или когорты. Если когорта свершила подвиг, то на ее значке укреплялась награда. Этот воинский обычай сохранился и в наши дни: награда, полученная частью, прикрепляется к его знамени.

Значком легиона после реформы Мария был бронзовый или серебряный орел. При императорах орла делали из золота. Потеря знамени или значка считалась величайшим позором. Каждый легионер обязан был защищать значок легиона, когорты или центурии до последней капли крови. Случалось, что в трудный момент полководец кидал значок легиона в толпу врагов, чтобы побудить воинов вернуть его обратно и рассеять неприятеля.

Первое, чему учили римских новобранцев, — это неотступно следовать за значком своего подразделения. Римские знаменосцы выбирались из самых сильных и опытных солдат и пользовались большим почетом.

Пока пехота союзников не слилась с легионами, ею командовали три префекта союзников, которых выбирали консулы из числа римских граждан. Союзнические когорты возглавлялись командирами, выбранными из самих союзников.

Большое значение римляне придавали интендантской службе, правильной организации снабжения армии. В древности не раз случалось, что огромные армии распадались из-за плохо налаженного снабжения. Во время покорения Галлии Цезарем против него двинулись огромные силы союза белгских племен. Цезарь победил их тем, что, тщательно укрепившись и обеспечив себе регулярный подвоз продовольствия, уклонялся от сражения. В армии белгов, не имевшей интендантской службы и опустошившей окрестности, начался голод, и белги вынуждены были разойтись по домам. Этим воспользовался Цезарь, вторгся в их земли и подчинил каждое племя поодиночке.

У римлян главой интендантства был квéстор. Он заключал договоры с купцами о поставке продовольствия и фуража для армии. Он следил за правильной доставкой всего необходимого. Каждая центурия имела своих фуражиров, которые заботились о снабжении своего подразделения. Особый интендантский чиновник, как каптенармус в современной армии, раздавал продукты солдатам. При штабе имелся штат писцов, счетоводов, кассиров, выдававших солдатское жалованье, жрецов-гадателей, врачей, заведующих складами, военных полицейских чиновников, шпионов и трубачей-сигналистов.

Все сигналы подавались трубой. Сигнал к атаке или отступлению подавали длинной прямой трубой. Звук трубы передавался по всем когортам изогнутыми рожками. При смене караулов трубили в трубу-букцину. В кавалерии употреблялась особая длинная труба, изогнутая на конце. Сигнал к сбору войска на собрание давали все трубачи армии, собранные перед палаткой полководца.

До XVII в. во всех европейских армиях существовали мушкетеры — стрелки из ружья и пикинеры — солдаты, вооруженные пиками для ближнего боя. Это создавало большие неудобства: мушкетеры были бессильны в рукопашном бою, а пикинеры — бесполезны во время перестрелки. Оружейники того времени ломали головы над тем, как соединить холодное оружие с огнестрельным. Было сделано много опытов. Изготовили даже такое странное оружие, как пистолет, бывший одновременно топором. Однако это были лишь громоздкие и неудобные игрушки, не получившие широкого распространения.

Наконец, в XVII в. во Франции изобрели штык. Ружье со штыком позволяло бойцу с одинаковым успехом вести и ближний, и дальний бой. Исчезли бесполезные во время стрельбы пикинеры. Увеличилась огневая мощь подразделений, теперь каждый солдат имел огнестрельное оружие. Французская армия при Людовике XIV стала образцом для остальных армий того времени.

В древней Греции так же, как до XVII в. в армиях Европы, воины делились на тяжеловооруженных гоплитов, двухметровое копье которых годилось только для рукопашного боя, и на легковооруженных пращников и стрелков из лука, которые были полезны только на дальнем расстоянии. Преодолевать это неудобство древним было еще труднее, чем европейским мастерам XVII в.

Гоплит обязательно имел копье и щит, и обе руки у него были заняты. Лучник не имел щита, так как для стрельбы должен был пользоваться двумя руками. Но отсутствие щита делало лучника бесполезным при ближнем бое. Сделать лук одновременно копьем или мечом было совершенно невозможно. Однако римляне сумели найти выход из этого, казалось бы, безвыходного положения. Они смогли сочетать в руках одного бойца и метательное оружие, и оружие для рукопашного боя.

В древности римляне вооружением не отличались от греков: главным оружием тяжеловооруженной пехоты было копье для рукопашного боя. В период Пунических войн вооружение римских легионеров изменилось. Римляне вооружили своих воинов метательным копьем — пилумом и обоюдоострым мечом. Это вооружение было заимствовано у испанских наемников Ганнибала. Пилум — это двухметровое метательное копье. Оно состояло из метрового ясеневого древка и железного стержня толщиной в 1–2 см с острием на конце. Часто это острие имело зазубрины.

Стержень изготовлялся из плохо прокованного железа и легко гнулся, он насаживался на деревянное древко. Кроме пилума, римский легионер имел обоюдоострый испанского типа меч. Его длина — 58 см. Из них 15 см приходилось на рукоять из дерева, кости или рога. Меч носили в ножнах из двух деревянных пластин, обтянутых кожей и скрепленных бронзовыми полосами. К этим полосам прикреплялись кольца для перевязи. Перевязь с мечом в ножнах легионеры носили через левое плечо, и меч висел в ножнах всегда с правой стороны. Это делалось для того, чтобы, вынимая меч, не надо было отводить левую руку со щитом и тем самым хотя бы на минуту открывать воина. Центурионы и высшие офицеры не имели щита и поэтому носили меч с левой стороны.

Благодаря такому вооружению легионер был сильнее греческого тяжеловооруженного гоплита. Легионер мог поражать врага на расстоянии метательным копьем и сражаться врукопашную мечом. Как вооруженный ружьем со штыком французский пехотинец XVII в., римский легионер сочетал в своих руках оружие ближнего и дальнего боя. У греков для дальнего боя годились только пращники, метатели дротиков, стрелки из лука. У римлян не только легковооруженные, но и тяжеловооруженные могли вести дальний бой. Сблизившись с противником на 15–20 м, первые ряды римских легионеров метали пилумы.

Пилум был устроен таким образом, что, даже попадая не во врага, а в щит, он наносил непоправимый вред. При попадании во вражеский щит железный наконечник пилума легко сгибался, древко опускалось и волочилось по земле. Вытащить пилум из щита мешали зазубрины острия, а, кроме того, на это уже не было времени: дав залп пилумов, римские легионеры с обнаженными мечами стремительно бросались на врага.

Представьте себе воина, у которого в щите застряла и волочится по земле двухметровая жердь. При этом ему надо защищаться от атакующего противника. Единственный для него выход — бросить щит с засевшим в нем двухметровом пилумом и сражаться без прикрытия, в то время как противник действует и мечом, и щитом. Ясно, на чьей стороне преимущество.

В рукопашной схватке воин, вооруженный мечом, превосходил копьеносца. Длина копья мешает нанести сильный и верный удар; коротким оружием легче пробить прочные доспехи, чем длинным. Длинное копье мешает отражать удары, фехтовать. Коротким оружием равно легко и наносить, и отражать удары. Нападая на копьеносца, воин, вооруженный мечом, легко мог, отразив удар копья, проскользнуть под ним или мимо него и сойтись с врагом так близко, что длинное копье становилось бесполезным.

Большинство древних народов, например греки и македоняне, предпочитали в качестве оружия рукопашного боя длинные копья. Копье стоило дешевле меча, так как на него шло меньше металла и он мог быть низкого качества, особенно если, как это делали греки и македоняне, изготовлять короткий наконечник. Другое дело — меч. На него идут лучшие сорта стали. Изготовление клинка требует высокого мастерства и потому очень дорого. Греки и македоняне поэтому довольствовались тем, что вооружали своих гоплитов длинным ножом вместо настоящего меча, и главным оружием считали копье.

Римляне думали иначе. Они главным оружием тяжеловооруженных бойцов сделали дорогой, но зато более удобный меч. Кроме того, они изготовляли меч так, что он годился не только, чтобы рубить врага, но и чтобы колоть им, как шпагой. Римляне прекрасно понимали, что при уколе воин меньше открывает себя ударам врага, чем при рубке.

Римский историк Тит Ливий, рассказывая о первом сражении римлян с македонянами, пишет о том, какое устрашающее впечатление произвел на македонских воинов вид ран, нанесенных римскими мечами: «Привыкшие сражаться с греками и иллирийцами и видеть раны, нанесенные метательными копьями, стрелами и лишь изредка — пиками, теперь они видели тела, изуродованные испанским мечом, отсеченные вместе с плечами руки, головы, отрубленные вместе с шеей, вспоротые животы, вывалившиеся внутренности и другие отвратительные раны. Македоняне с ужасом представляли себе, против какого оружия и против каких людей им предстоит сражаться».

Наступательное оружие римского легионера представляло собой последнее слово тогдашней военной техники.

Большое значение римляне придавали также оборонительному вооружению воина. Голову легионера защищал шлем, в древнейшие времена бронзовый, а позднее железный. Он дополнялся пластинами, прикрывавшими щеки и шею. Шлем иногда украшался по бокам спиралями в виде змей, в которые вставлялся султан из перьев. В более поздние времена единственным украшением железного шлема был металлический гребень. На макушке римский шлем имел кольцо. В него продевался ремень, и в походе шлем носили на поясе или за спиной, как современную каску.

Грудь легионера защищал панцирь. Вначале он состоял из двух бронзовых пластин, наглухо скрепленных с одной стороны ремнями, а с другой имевших ремни, застегивавшиеся на пряжки. Такой панцирь раскрывался и закрывался, как двухстворчатая раковина, оставляя отверстия для рук. Панцирь защищал только грудь и спину. Для защиты живота поверх панциря надевали кожаный пояс с нашитыми на него металлическими бляхами. К поясу прикреплялись свисавшие вниз ремни, также покрытые металлическими пластинами. Эти ремни составляли бахрому в виде юбки, прикрывавшую бедра воина. Позже латы делались из широких полос железа или стали, которые охватывали грудь и спину воина горизонтальными обручами. Другие полосы, идя через плечи от груди к спине, защищали от ударов верхнюю часть тела.

При Империи среди вспомогательных войск появляются кольчуги, брони и полотняные панцири. Кольчуга — это рубаха из переплетенных металлических колец. Броня представляла собой кожаную одежду с нашитой на нее металлической, роговой или костяной чешуей. Полотняный панцирь изготовлялся из простеганных, как ватник, нескольких слоев полотна. Этот полотняный ватник пропитывался раствором соли и, высохнув, затвердевал как каменный: чтобы пробить его, нужно было рубить топором. Полотняные панцири носили обычно легковооруженные стрелки из лука, пращники и копьеметатели.

В древнейшие времена тяжеловооруженные римские воины одевали также поножи, защищавшие ноги. Позже поножи были оставлены только для правой ноги, которая выставлялась вперед при фехтовании и не прикрывалась щитом. При императорах положи были упразднены, их носили только центурионы.

Существенной частью оборонительного вооружения легионеров был щит. Во времена царей римские тяжеловооруженные пехотинцы носили небольшие круглые медные щиты, как у греческих гоплитов. После войн с галлами в IV в. до н. э. римские легионеры получили новые большие щиты — «скутумы». Они сохранялись у тяжеловооруженной пехоты в течение Республики и первых трех веков Империи.

Чтобы представить себе, как выглядели скутумы, возьмите за края листок бумаги и слегка сблизьте стороны листка. Листок бумаги примет форму половины цилиндра. Такую полуцилиндрическую форму и имел римский скутум. Он делался из легких, хорошо высушенных, плотно пригнанных досок осины или тополя. Этот деревянный остов обтягивался сначала полотном, а потом бычьей кожей. По краю щит окаймлялся железной полосой. Две такие же металлические полосы скрещивались на внешней стороне посередине щита. На этом скрещении укреплялась выпуклая остроконечная бляха-умбон — навершие щита. Навершие делалось пустым внутри, и его можно было отвинчивать. Поэтому римские легионеры пользовались привинченным к щиту навершием, как карманом. Они носили в нем деньги, бритву и другие мелкие предметы. Навершие с внешней стороны украшалось выгравированными фигурами. С внутренней стороны щита обозначалось имя хозяина и номер когорты и центурии. В походе легионер носил щит на ремне за спиной. Во время боя щит надевался на левую руку. Для этого на внутренней стороне щита была большая ременная петля и металлическая скоба. Легионер, надевая щит, просовывал руку до локтя в ременную петлю и ухватывался за металлическую скобу. Таким образом, щит плотно сидел на руке.

Конница была вооружена мечами и длинными копьями для рукопашного боя. Мечи всадников были длиннее, чем у пехотинцев, чтобы можно было доставать неприятеля с коня. Обычно римские кавалеристы пользовались сарматскими мечами. Оборонительное вооружение римских и союзнических всадников ничем не отличалось от вооружения легионеров. Всадники вспомогательных войск, как уже говорилось раньше, носили кольчуги и брони.

В тяжелой кавалерии не только всадники, но и лошади были покрыты оборонительным вооружением. Конский доспех состоял обычно из бронзового наголовника с отверстиями для глаз и бронзового нагрудника, который ремнями прикреплялся к покрывалу или ковру, служившему седлом. Иногда коней сплошь покрывали броней. Древние всадники носили шпоры, но не знали стремян. Отсутствие стремян снижало боевые качества древней кавалерии. Всадник не имел опоры для ног и поэтому некрепко держался в седле. Он не мог рубить, привстав на стременах, как современный кавалерист. Он не мог при ударе копьем использовать весь свой вес, а также вес лошади. Древний всадник действовал только верхней половиной туловища, прилагая при этом огромные усилия, чтобы удержаться в седле. Поэтому действия древней кавалерии были менее успешны, чем действия конницы в позднейшее время.

Многие задачи, которые легко выполняет современная кавалерия, были не по плечу древним всадникам. Древние не знали ковки коней. Боевые кони, не имевшие подков, легко портили ноги. Часто случалось, что из-за порчи копыт целые отряды римской и греческой конницы выбывали из строя. Для предохранения ног лошадей римляне использовали особые «конские сандалии» — башмаки, прикреплявшиеся к копытам. Однако такие башмаки были очень неудобны и на практике применялись редко.

Оружием легковооруженной пехоты были праща для метания камней, лук со стрелами и легкие метательные копья. Легковооруженные воины имели полотняные панцири и кожаные шлемы. Круглые или полукруглые кожаные щиты носили только копьеметатели. Пращники и лучники должны были иметь руки свободными и поэтому щитами не пользовались.

Кроме вооружения, которое играет огромную роль во время сражений, большое влияние на исход боевых операций имеет также подвижность армии, ее маневренность. Превосходство в маневренности позволяет обойти неприятеля с тыла и, отрезав его от баз снабжения, заставить сдаться или принять бой в неблагоприятных условиях, с малыми шансами на успех. Военные говорят, что выиграть войну можно «огнем», т. е. лучшим вооружением, или «маневром», т. е. большой подвижностью.

Победа иногда зависит от лучшего вооружения, иногда от большей маневренности. Например, во время первой итало-абиссинской войны (1893–1896 гг.) выносливые абиссинские воины благодаря умению быстро маршировать в горах окружили и полностью разгромили близ города Адуа превосходящую их вооружением армию итальянских захватчиков. Во время второй мировой войны американцы только благодаря подавляющему превосходству в вооружении не раз одерживали победы над более подвижными и выносливыми японцами.

Среди военных специалистов разных времен некоторые считали более важным иметь превосходство в вооружении, другие — в маневренности. Существовала даже такая точка зрения, которой придерживались многие знаменитые полководцы, что умелый военачальник может выиграть войну исключительно с помощью искусных маневров, не давая ни одного серьезного сражения.

В действительности победа чаще всего зависит от умелого сочетания огня и маневра.

Маневренность армий связана с походным порядком, который обеспечивает безопасность войск во время движения, с регулярным снабжением перебрасываемых воинских частей продовольствием, с темпом маршей, при котором солдаты могли бы двигаться с достаточной быстротой и в то же время не переутомляться и сохранять способность прямо с хода вступить в бой.

Таким образом, чтобы оценить маневренность римской армии, нужно знать ее систему снабжения, темп маршей и походный порядок.

Во время походов римская армия двигалась длинной колонной. Впереди шли разведчики. Они, кроме сбора данных о противнике, должны были выбирать место для лагеря. Следом шел передовой отряд, состоявший из конницы и легкой пехоты. За ними двигались легионы, причем за каждым легионом следовал обоз. Колонну замыкали легковооруженные войска.

Вблизи неприятеля главные силы войска двигались в боевом порядке, а весь обоз армии следовал сзади под прикрытием части легионов и конницы. В том случае, если армии могло грозить внезапное нападение противника, войска строились четырехугольником с обозом посредине.

При отступлении обоз посылался вперед с частью войска, а главные силы следовали за ним. Римский обоз состоял из вьючных и упряжных животных, причем каждая декурия, каждая центурия, манипул, когорта и легион имели свой собственный обоз. Декурия — 10 человек, живших в одной палатке, — держала мула.

Каждый римский легионер должен был иметь при себе шестнадцатидневный запас продовольствия. Кроме того, он должен был иметь посуду, корзину, веревку, лопату, пилу, топор, иногда и колья для лагерного частокола. Каждая декурия имела ручную мельницу, так как хлебный паек выдавался зерном.

Часть этого багажа грузилась во вьюках на мула, принадлежащего декурии, а часть солдаты несли сами. Нагрузка одного легионера доходила до 41 кг, поэтому римляне обычно ограничивались короткими переходами по 12–14 км в день. Кроме этих запасов, имелись еще и общевойсковые, которые везли на телегах, запряженных быками. Если необходимо было делать большие переходы, солдаты складывали часть своего багажа на телеги. Перед сражением солдаты оставляли свой багаж в лагере под прикрытием лагерного гарнизона и вступали в бой налегке.

«Фронт уже прорван. Немцы уже на этом берегу, уже двигаются вглубь. Они идут и сюда, к нам, но не оттуда, где путь прегражден окопами, где их готовы встретить пулями прильнувшие к амбразурам бойцы, где все пристреляно нашими пушками и пулеметами. Они идут сбоку и с тыла по незащищенному полю, где перед ними нет фронта…

Воинский порядок, воинский костяк был смят внезапностью, распался. Еще никто не побежал, но один красноармеец, не отрывая взора от взлетающих светящихся линий, медленно переступал, медленно отодвигался в сторону вдоль берега… Пока медленно… пока один… Но если он кинется бежать, то не побегут ли за одним все?»

Так передает в повести «Волоколамское шоссе» А. Бек воспоминания командира батальона знаменитой Панфиловской дивизии Баурджана Момыш-Улы о прорыве линии наших войск немцами.

Из этого рассказа можно понять, как страшен прорыв даже для современных, превосходно обученных и вооруженных бойцов.

Теперь представьте себе, как страшен был прорыв неприятеля для таких слабо обученных войск, как, например, греческое или римское гражданское ополчение. Вспомните при этом также и то, что теперь благодаря дальнобойному огнестрельному оружию темп современного боя замедлен, сражения длятся несколько дней, по крайней мере, по нескольку часов. Даже в том случае, который описывается Беком, в распоряжении командиров были долгие минуты. За это время командир может опомниться, принять нужное решение.

В древности, когда противники сходились вплотную, когда бой был рукопашным, а потому куда более коротким, чем современное сражение, в распоряжении командиров для принятия ответственных решений были считанные секунды. Поэтому в древности прорывы боевой линии были еще страшнее, чем во время современного боя.

А между тем прорвать боевую линию в древности было легче, чем теперь. Глубина греческой фаланги была обычно 8 человек, стоящих плотно в затылок друг другу, глубина македонской — 16 человек. Рассказывают, что во время войны между египетским царем Птолемеем IV и сирийским царем Антиохом III, в битве при Рафии (в 217 в. до н. э.), фаланга египтян состояла из 12 000 человек, не считая конницы и легкой пехоты. Представьте себе наступление этой довольно глубокой и сильно растянутой по фронту огромной массы людей. Каждый куст, малейшая неровность местности приводили к тому, что в этой огромной массе образовывались разрывы в одном месте и толкотня в других местах. Эти разрывы на подходе к противнику были гибельны для фаланги. В них устремлялись враги и превращали эти разрывы в прорывы, позволявшие нападать сбоку и с тыла.

Так случилось в битве при Киноскефалах в Греции в 197 г. до н. э., где фаланга македонского царя Филиппа V, расстроившая свои ряды из-за неровной местности, была прорвана и разбита римлянами. Таким образом, фаланга для наступления требовала ровного поля.

Во времена царей римляне, как греки и македоняне, строились в бою фалангой. Но после войн с галлами римляне ввели манипулярный строй: каждый легион строился в три линии, по 10 манипулов в каждой. Этот новый строй имел значительные преимущества перед фалангой греков и македонян. Фаланга наступала сплошной массой. Римский легион сближался с противником, сохраняя промежутки в десяток, другой шагов между всеми тремя линиями и расстояние в несколько шагов между каждым манипулом одной линии.

Такой строй позволял наступать по любой местности. Если встречалось препятствие и образовывался большой разрыв в передней линии манипулов, один или два манипула второй линии ускоряли шаг и заполняли этот разрыв. Кроме того, промежутки между манипулами одной линии препятствовали толкотне — просто манипулы смыкались плотнее и промежутки исчезали.

Представьте себе атаку фаланги. На пути фаланги — кусты или какое-либо другое препятствие. Образуется разрыв линий в одном месте и толкотня — в другом. Пройдя куст, фаланга не может сразу восстановить порядок, для этого нужно на какое-то время остановиться, подравняться. А неприятель не дремлет. Он старается атаковать фалангу непосредственно после прохода через препятствие, когда фаланга еще расстроена. Удар по расстроенной фаланге неизбежно приводит к ее прорыву и гибели.

Теперь представьте себе атаку легиона, разделенного на манипулы. При проходе через препятствие в первой линии манипулов образовался разрыв. Однако промежутки между манипулами одной линии просто заполняются: как только препятствие преодолено, манипулы второй линии, оказавшиеся позади разрыва, ускоряют шаг, выдвигаются вперед и заполняют разрыв: перед неприятелем опять сплошная линия. Если снова происходит разрыв, его заполняют манипулы третьей линии. Приблизившись вплотную к врагу, манипулы всех трех линий сжимаются в одну плотную массу и атакуют, как обыкновенная фаланга. Таким образом, римский манипулярный легион — это та же фаланга, но разделенная и построенная с таким расчетом, чтобы она могла действовать на любой местности.

Манипулярный строй был создан главным образом для быстрой ликвидации вражеских прорывов. Он рожден страхом перед прорывом боевой линии.

Но прорывы боевой линии не самое опасное, что грозит войску в сражении.

«Фронт батальона, нанесенный на карту заново, был согнут, как подкова. Оба конца обрублены, оба упирались в пустоту. Нет, не в пустоту. Соседи имелись. Соседи справа были немцы; соседом слева были немцы; сзади, над неприкрытым тылом, куда Рахимов придвинул два пулемета и выслал посты, — сзади тоже немцы».

Так описывает в повести «Волоколамское шоссе» писатель А. Бек окружение немцами батальона, которым командовал Баурджан Момыш-Улы.

«Окружение» — страшное слово, знакомое всем участникам войны. Окружение возникает в результате прорыва линии фронта или в результате обхода с фланга. Противник обходит войска сбоку и обрушивается на незащищенный тыл. Окружение отражается, или, как часто говорят, «парируется», с помощью резервов. Те пулеметы, которыми Рахимов прикрыл свой тыл, были резервами окруженного батальона. Эти резервы были слишком слабы, чтобы отразить, парировать, окружение; их хватило лишь на то, чтобы хоть как-то прикрыть тыл батальона.

Древние египтяне, ассирийцы, персы, греки, македоняне и римляне до II Пунической войны не знали резервов. Каждый прорыв или обход с фланга означал гибель для войска.

Представьте себе фалангу или даже манипулярный легион, который в разгаре сражения обойден врагом. Казалось бы, чего проще: задним рядам фаланги или задним манипулам легиона следует сделать поворот кругом, повернуться лицом к врагу и прикрыть тыл.

Однако, как показала практика, это было совершенно невозможно. Во-первых, командовать воинами, втянутыми в рукопашный бой, нельзя. Каждый из них так занят схваткой, что ничего не слышит и не видит, кроме своего непосредственного противника; каждое отвлечение внимания может стоить жизни. Во-вторых, в рукопашном бою фаланга или манипулярный легион не представляли уже собой стройных рядов, а становились бесформенной массой. Задние ряды этой массы, которым не угрожала непосредственная опасность от вражеских мечей и копий, напирали на бойцов, стоявших в первых рядах, мешая им пятиться и бежать и принуждая сражаться. Повернуть хотя бы часть этих людей в нужную сторону было практически невозможно. Этого не смог бы сделать ни один самый авторитетный командир, тем более что время, необходимое для поворота, в древности, когда не было огнестрельного оружия и люди сражались врукопашную, исчислялось секундами: когда враг врезался в ряды войска с тыла или фланга, делать поворот было уже поздно.

Таким образом, перед полководцами древности, не знавшими резервов, стояла, казалось бы, неразрешимая задача: строить фалангу длиннее по фронту или сокращать ее фронт, но увеличивать глубину. Чем глубже было построение фаланги или легиона, чем больше людей стояло в затылок друг другу, тем сильнее был натиск и тем легче было прорвать неприятельский фронт. Однако, чем глубже была фаланга, тем меньше была длина ее фронта и тем легче было ее окружить с фланга и с тыла.

Полководец, намеревавшийся окружить врага, должен был растягивать свою фалангу в длину, уменьшать ее глубину и тем самым подвергать свое войско опасности вражеского прорыва, который может произойти раньше, чем военачальник закончит задуманное им окружение. Полководец, намеревавшийся прорвать фронт неприятеля, должен был строить свою фалангу глубже, сокращать длину своего фронта. Вражеское войско, имеющее более длинный фронт, могло окружить такую фалангу раньше, чем полководцу удастся осуществить задуманный им прорыв.

Римский манипулярный строй был непригоден для парирования окружения. Манипулярный легион оставался единым целым, совместно действующей тактической единицей. Он не имел резервов. Однако от манипулярного строя уже легче, чем от фаланги, можно было перейти к такому построению войска, при котором сохраняются резервы. Фаланга и на подходе к врагу, и в момент боя оставалась единым, неделимым целым. Манипулярный легион становился единой массой только в момент сражения. В момент подхода к врагу он расчленялся на отдельные линии и манипулы. Чтобы получить возможность отражать и самим производить окружение врага, чтобы создать резервы, римлянам нужно было только сохранить уже существовавшее разделение легиона и в самый момент боя. Однако для этого понадобилось длительное время, большой военный опыт и совершенно новая выучка солдат и командиров.

Во время II Пунической войны римляне столкнулись с карфагенскими наемными войсками, во главе которых стоял Ганнибал — один из величайших, если не самый великий, полководец древности. Ганнибал один из первых применил в бою резервы. Его блестящая победа и окружение римлян при Каннах были возможны только благодаря применению резервов.

На страшном уроке Канн римляне поняли значение и необходимость резервов. И вот в битве при Заме, в последнем сражении II Пунической войны, мы уже видим, что резервы использует не только Ганнибал, но и римский полководец Сципион. Победа осталась за тем, у кого было больше резервов, за Сципионом.

После II Пунической войны каждый легион, а следовательно, и вся римская тяжелая пехота делится на две части — на два эшелона. Первый эшелон состоит из двух линий — гастатов и принципов, которые принимают участие в первом столкновении с врагом, действуют в момент схватки общей массой, а на подходе к врагу составляют две линии, позволяющие ликвидировать разрывы и прорывы в наступающем строю. Второй эшелон составляет третья линия триариев. Она не принимает участия в первом столкновении с врагом. Она оторвана от первых двух линий и используется уже после того, как сражение началось, лишь в самую решительную минуту боя. Ее употребляют чаще всего для отражения угрозы окружения со стороны неприятеля или для охвата флангов и тыла врага.

Так в римской армии появляются резервы. Резервом становится второй эшелон каждого легиона, который составляется из 10 манипулов третьей линии — триариев.

С появлением резервов меняется и роль полководца. Раньше полководец мог руководить войском, отдавать приказы только до начала рукопашного боя. Как только фаланга или манипулярный легион втягивался в рукопашную схватку, полководец уже никак не мог влиять на судьбу битвы. До появления резервов, когда завязывался рукопашный бой, военачальнику ничего не оставалось, как принять участие в бою наравне с простыми бойцами. Только так он мог влиять на моральное состояние бойцов, которые благодаря этому сражались охотнее, так как знали, что их вождь делит с ними все опасности битвы. Поэтому такие крупные полководцы древности, как Мильтиад, Фемистокл, Александр Македонский, во время битвы сражаются как простые солдаты, несмотря на то, что, ввязываясь сами в рукопашный бой, они теряли возможность руководить сражением.

Римские военачальники после II Пунической войны уже редко принимают личное участие в бою. Как и современные генералы, они держатся в стороне от битвы. Это объясняется не трусостью, а тем, что теперь полководец может отдавать приказы и маневрировать даже после начала рукопашного боя. У него есть теперь свободный, не втянутый в битву резерв, который он может направить куда угодно, которым он может распоряжаться. Теперь дело полководца — хладнокровно наблюдать за битвой и выбирать решающий момент для введения в бой резервов.

Однако первые резервы римлян были еще очень несовершенными. Главным недостатком было то, что резерв — второй эшелон легионов — действовал как единое целое. Если полководец замышлял окружение врага, он должен был послать в обход весь свой второй эшелон, всех своих триариев. Если после этого его войско оказывалось обойдено или его боевая линия прорвана, ему нечем было отразить этот обход или прорыв, у него уже не было резервов. Чтобы полководец мог использовать резервы по частям, постепенно, все время сохраняя в запасе некоторую часть войска, нужно было разделить легион на более мелкие самостоятельно действующие тактические единицы. Манипулы и линии манипулярного легиона не были приспособлены для того, чтобы действовать самостоятельно.

Итак, после II Пунической войны легион делился на две тактические части, на два эшелона, каждый из которых действовал совершенно самостоятельно. Но этого было недостаточно. Нужны были еще более мелкие, гибкие и подвижные части. Нужно было, чтобы резерв мог расчленяться, вводиться в бой постепенно, по частям.

Это сделал Марий. Он разделил легионы на 10 когорт, каждая из которых была маленькой копией легиона и могла действовать самостоятельно. Легион, состоявший из когорт, также делился на эшелоны, и последний эшелон каждого римского легиона состоял теперь из трех когорт. А так как римская армия всегда включала в свой состав несколько легионов, то в распоряжении полководца находился резерв по меньшей мере из шести когорт, а как правило, и много больше. Этот резерв можно было расчленять, вводить в бой не сразу, а постепенно, по частям; можно было послать четыре когорты в обход неприятеля, а две оставить на всякий случай при себе.

С появлением когорт роль полководца еще больше увеличилась. Он мог теперь во время боя в корне менять план сражения, предпринимать со своими резервами уже после начала сражения очень сложные маневры. Самым ярким примером использования резервов из когорт была битва между Цезарем и Помпеем при Фарсале.

Это было в 48 г. до н. э. В Риме шла борьба за власть между Гнеем Помпеем и Юлием Цезарем. Армии обоих полководцев встретились близ города Фарсалы (в Греции). Войско Цезаря было несколько меньше по численности, чем войско Помпея, но состояло из старых и опытных солдат — ветеранов. Конница Помпея значительно превосходила численностью кавалерию Цезаря. Помпей, не особенно надеясь на свою недостаточно обученную пехоту, решил использовать в бою подавляющее превосходство своей конницы. Для этого он построил свои легионы так, чтобы правый фланг его войска примыкал к ручью.

Защитив свой правый фланг от охвата, Помпей всю свою конницу и легкую пехоту построил на левом фланге. Это было нарушением обычного построения древних в бою. Как правило, конница и легкая пехота обычно выстраивались на обоих флангах армии. Помпей нарочно разрушил это обычное построение, собрав всю свою конницу и легкую пехоту в кулак на левом фланге. Он рассчитывал благодаря своей более сильной кавалерии окружить противостоящий правый фланг войск Цезаря.

Своей тяжелой пехоте Помпей приказал стоять на месте и ждать атаки легионеров Цезаря. Нападать должна была на левом фланге только конница и легкая пехота Помпея. Пока легионеры Цезаря добегут до боевой линии неподвижно стоящей помпеянской тяжелой пехоты, конница Помпея уже окружит правый фланг цезарианцев и зайдет им в тыл. Тяжелая пехота Цезаря будет окружена и обратится в бегство; сражение будет выиграно до столкновения плохо обученных легионеров Помпея с опытными ветеранами Цезаря, или это столкновение произойдет, когда над тылами Цезаря уже нависнет грозная конница Помпея и ослабит натиск цезарианцев.

Цезарь, видя такое необычное построение помпеянцев и прекрасно понимая замысел Помпея, тоже собрал всю свою конницу и легкую пехоту на своем правом фланге против вражеской кавалерии, чтобы отразить атаку всадников Помпея. Однако Цезарь хорошо понимал, что в предстоящем сражении его слабая конница неизбежно будет разгромлена многочисленной кавалерией Помпея. Поэтому в дополнение к своей слабой кавалерии и легкой пехоте Цезарь, взяв из своих резервов шесть когорт, расположил их на своем правом фланге. Однако он не перемешал их с конницей, подобно легкой пехоте, а построил их отдельно под прямым углом к боевой линии легионеров. Своей коннице Цезарь приказал не вступать в бой с атакующей кавалерией Помпея, а отступить в полном порядке, открывая фланг своей боевой линии: все равно помпеянские всадники не смогут сразу окружить легионы, так как шесть когорт легионеров, построенные под прямым углом к фронту, составят как бы закругление фронта и не позволят сразу зайти в тыл армии Цезаря.

Больше того, эти шесть когорт резерва должны были в свою очередь по сигналу полководца атаковать конницу и легкую пехоту Помпея во фланг в тот момент, когда они будут проходить мимо фланга легионов Цезаря, преследуя отходящую цезарианскую кавалерию. Одновременно по тому же сигналу кавалерия Цезаря должна была прекратить отступление и, повернувшись, атаковать конницу Помпея с фронта. Таким образом, по замыслу Цезаря, конница Помпея должна была попасть в окружение и оказаться в клещах, охваченная с фланга шестью когортами тяжеловооруженных, а с фронта атакованная конницей Цезаря.

Все произошло так, как предполагал Цезарь. Тяжелая пехота Помпея осталась на своем месте и выжидала нападения легионеров Цезаря, которые бегом атаковали помпеянцев. Пока легионеры Цезаря приближались к боевой линии Помпея, помпеянская конница напала на слабую кавалерию Цезаря. Та отступила, не принимая боя. Преследующая цезарианскую кавалерию конница Помпея прошла мимо правого фланга легионов Цезаря и попала под удар шести резервных когорт. Одновременно конница Цезаря, которая отступала в порядке, не принимая боя, и поэтому не была охвачена паникой, повернулась и напала на кавалерию Помпея. Помпеянская конница и легкая пехота не выдержали удара во фланг шести когорт тяжелой пехоты и атаки с фронта конницы и легкой пехоты Цезаря.

Помпеянская кавалерия была разбита и отступила в панике. Преследуя ее, шесть когорт цезарианцев совместно со своей конницей и легкой пехотой обошли левый фланг легионов Помпея и напали на них с тыла. Те резервы, которые Помпей мог бросить для отражения этого окружения, были слишком слабы. В это время и Цезарь, и Помпей уже ввели все свои резервы в бой. В результате армия Помпея была окружена и разгромлена. Власть в Риме перешла к Цезарю.

Осуществление такого сложного маневра требовало высокой выучки и тренировки как отдельного бойца, так и целых подразделений. Выполнение такой операции стало возможным только после военной реформы Мария, когда появилась постоянная наемная армия. Выполнить маневр, задуманный Цезарем, было бы не под силу плохо обученному гражданскому ополчению.

На войне люди неизбежно сталкиваются со страхом. Только преодолев этот страх, бойцы могут добиться военного успеха. Преодолению страха помогает сплоченность солдат в единое целое, в крепко спаянную тактическую единицу, вроде римской когорты или современного батальона. Сплотить воинов в единую тактическую единицу можно только путем обучения.

Обучение бойца в греческой или македонской фаланге было несложно и достигалось путем незначительных упражнений. От тяжеловооруженного греческого пехотинца требовалось только уметь двигаться в тяжелых доспехах, уметь владеть копьем, ходить в затылок переднему, держать направление, ни в коем случае не выходить из рядов и не нарушать строя фаланги. Выучить этому можно было любого человека, не страдавшего какими-либо физическими недостатками. Поэтому любой греческий гражданин мог в любое время вступить в ряды гражданского ополчения своего родного города. Для этого он был достаточно обучен.

Страх бойца греческой фаланги преодолевался тем, что задние ряды фаланги, которым не угрожала непосредственная опасность от вражеских копий и мечей, напирали на передние и, мешая им пятиться, заставляли сражаться. В греческой и македонской фаланге сплоченность воинов была непосредственной: они шли в бой плечом к плечу, солдат все время чувствовал рядом с собой товарища.

В римском манипулярном легионе сплоченность начинала существовать только с момента рукопашного столкновения с противником, когда легион превращался в такую же сплошную массу людей, как греческая или македонская фаланга. В самый ответственный момент подхода к врагу, когда боец особенно нуждается в знании того, что его поддерживают товарищи, когда в фаланге задние ряды толкают вперед передовых бойцов, именно в этот решающий момент римский манипулярный легион был разделен, разорван на отдельные линии и манипулы. В самый решительный момент в манипулярном легионе непосредственная близость, сплоченность отсутствовала. Это отсутствие сплоченности необходимо было чем-то заменить. Что же заменяло римлянам то чувство «локтя», которое вело вперед греческого гоплита?

В римском манипулярном легионе чувство непосредственной сплоченности заменялось чувством внутреннего единства. Боец каждого переднего манипула, каждой центурии был твердо уверен, что, как только его часть столкнется с противником, задние манипулы и центурии не побегут, не бросят его одного, но поспешат вперед, заполнят промежутки между линиями и манипулами, сольют легион в единое непосредственно сплоченное целое. Без этой уверенности невозможно было наступление манипулярного легиона, невозможно было бы само его существование.

Обучение бойцов римского манипулярного легиона прежде всего заключалось в том, чтобы выучить их по приказу центурионов идти вперед, заполнять разрывы в боевой линии, в момент столкновения передних рядов спешить слиться с ними, создать с ними общую сплошную массу, толкать их вперед на врага. Выполнение таких маневров требовало значительно более сложного обучения каждого бойца, чем это было у греков и македонян.

Появление эшелонов, разделение легиона на когорты и связанное с этим усложнение маневров потребовало более высокой выучки солдата. Не случайно после реформы Мария один из его сподвижников, Рутилий Руф, ввел в римской армии новую систему обучения солдат, напоминавшую обучение гладиаторов в гладиаторских школах. Только хорошо тренированный и обученный солдат мог преодолеть страх и сближаться с врагом, нападать с тыла на огромную массу неприятельского войска, чувствуя рядом с собой не весь легион, как это было прежде, а лишь 500–600 воинов его когорты. Это мог сделать только очень дисциплинированный солдат. Поэтому в римской армии дисциплина должна была быть намного выше, чем в греческом или македонском войске.

«В бою в человеке борются две силы: сознание долга и инстинкт самосохранения. Вмешивается третья сила — дисциплина, и сознание долга берет верх». Так писатель А. Бок в своей книге «Волоколамское шоссе» говорит от лица Баурджана Момыш-Улы о неизбежности страха в бою и о способах его преодоления. «Страх подавляется дисциплиной», — говорит он.

Но сама дисциплина — результат длительной подготовки бойца, долгого обучения. Об этом в той же книге А. Бек говорит устами Баурджана Мамыш-Улы следующее: «Вспомнилось, как меня, вольного казаха, степного коня, не выносящего узды, делали солдатом. Тяжело, невыносимо тяжело дались мне первые месяцы в армии. Мне казалось унизительным подходить к командиру бегом, стоять перед ним смирно, выслушивать повелительное и краткое „Без разговоров! Кругом!“. Внутри все бунтовало: „Почему без разговоров? Что я ему, раб? Что я, не такой же человек, как он?“ И не только внутри. Я бледнел и краснел, дерзил, не покорялся… Постепенно я уразумел абсолютную необходимость беспрекословного повиновения воле командира. На этом зиждется армия. Без этого люди, даже пламенно любящие Родину, не будут побеждать в бою».

Обучение бойца состоит прежде всего в обучении повиновению, в обучении дисциплине. Часто, особенно во время войны, дисциплина поддерживается суровыми мерами. Особенно необходимы бывают эти суровые меры в момент самого боя.

Римская армия славилась дисциплиной. Главное различие между греко-македонскими и римскими войсками было в дисциплине. В древней Греции даже в случае таких тяжелых военных преступлений, как дезертирство, трусость, бегство, полководцы только после окончания похода могли возбудить против виновного судебное преследование в Народном собрании. Даже у спартанцев нередко подчиненные во время боя отказывались выполнять приказы и вступали с полководцем в пререкания. Во время походов Александра Македонского полководец мог подвергнуть провинившегося воина казни только с согласия войска, собранного на сходку.

Совсем иначе обстояло дело у римлян. В военное время римские полководцы имели полную власть над жизнью и смертью своих подчиненных. Малейшее нарушение приказа главнокомандующего каралось смертной казнью. В 340 г. до н. э. во время войны римлян с восставшими против них латинскими союзниками сын римского консула Тита Манлия Торквата во время разведки без приказа главнокомандующего вступил в поединок с начальником неприятельского отряда и победил его. Вернувшись, молодой человек с торжеством рассказал о своей победе. Однако консул перед строем осудил сына на смерть, как нарушившего приказ. Смертный приговор тут же был приведен в исполнение, несмотря на мольбы всего войска пощадить смелого юношу.

Перед римским консулом шли 12 ликторов с пучками розог (в военное время в связки прутьев втыкался топор). Эти символы высшей власти напоминали, что в походе консул властен над жизнью и смертью всех своих подчиненных. Нарушение приказа, дезертирство и трусость карались немедленно. По указанию консула ликторы перед строем воинов секли виновного розгами, а затем отрубали ему голову топором. Если целое подразделение или часть войска обнаружили трусость, солдат выстраивали в шеренгу и казнили каждого десятого. Это называлось «децимацией» (от латинского «децем» — десять).

Эту меру применил Красс к легионам, разбитым армией Спартака, приказав казнить несколько сот солдат.

Если часовой засыпал на посту, его передавали военному суду и забивали камнями и палками. За мелкие проступки существовали наказания: порка, уменьшение жалованья и пайка, перевод на тяжелые работы, понижение в чине (для офицеров), лишение прав римского гражданина.

Для поддержания дисциплины существовали меры поощрения. Такими были награды за боевые заслуги. Отличившегося воина награждали похвалой перед Народным собранием, повышением в чине, увеличением жалованья и пайка, увеличением его доли военной добычи, деньгами или землей при уходе в отставку, освобождением от лагерных работ, наконец, знаками отличия, которые полководец раздавал в торжественной обстановке в присутствии всего войска.

Обычными знаками отличия были серебряные или золотые браслеты, цепочки, фалéры — кружки, вроде медалей, с изображениями богов или полководцев, почетное оружие. Фалеры, как и современные медали, носились на груди. Высшими знаками отличия у римлян были венки (короны). Дубовый венок давался солдату, спасшему в бою товарища — римского гражданина; венец с изображением зубчатой стены давался тому, кто первым взбирался на стены неприятельской крепости или на вал вражеского лагеря. Морской венец, украшенный золотыми изображениями носов кораблей, давался тому, кто во время абордажного боя первым взбежал на борт вражеского корабля. Осадный венец войско присуждало полководцу, который освободил город или крепость от осады. На победоносного полководца решением Сената возлагался лавровый венок триумфатора.

Это в Риме было высшей наградой. Триумфа удостаивался римский полководец, который обладал империем, то есть высшей военной властью. Кроме того, в одном из данных им сражений должно было быть убито не менее 5000 врагов. Полководец, который, чтобы получить триумф, указывал неверное число убитых неприятелей, подвергался наказанию.

До триумфа полководец не имел права вступать в Рим, и Сенат собирался, чтобы выслушать его отчет, в храме богини войны Беллоны за пределами Рима. Выслушав отчет, сенаторы по решению Народного собрания назначали день триумфа. В назначенный день полководец во главе победоносного войска, в сопровождении шумной толпы, через специально воздвигнутые триумфальные ворота вступал в город и направлялся на Капитолийский холм.

Триумфатор ехал на круглой золоченой колеснице, запряженной четверкой белых коней. Рядом шли его родственники и друзья в белых праздничных одеждах. Сам триумфатор носил пурпурную тунику, вышитую пальмовыми ветвями, и тогу. Позади полководца помещался раб, он держал над его головой золотой венец и громко напоминал ему, чтобы он не зазнавался в своем счастье, что, несмотря на свои победы, он только простой смертный. Перед колесницей несли военную добычу и вели пленных. За колесницей шли ликторы, музыканты и певцы, распевавшие триумфальные песни.

Следом двигалось остальное войско, распевавшее иногда похвальные, а иногда шуточные песенки про своего полководца. Железная римская дисциплина на время триумфа слабела, и солдатам разрешалось подшучивать над любимым полководцем. Солдаты Юлия Цезаря, влюбленные в него, во время триумфа подсмеивались над плешью своего вождя, предлагали римлянам прятать от Цезаря своих жен и т. п.

Под непрерывные крики толпы «Ио! Триумф!» (клич «Ио!» соответствовал нашему «Ура!») шествие направлялось к Капитолию, где ожидали сенаторы в торжественных одеяниях. В храме Юпитера Капитолийского триумфатор приносил жертвы, снимал золотую корону и жертвовал храму часть военной добычи. Затем он отпускал солдат, раздав им подарки. После устраивался торжественный пир, им и заканчивалось празднество.

Римляне понимали значение сознательной дисциплины. Перед сражением полководец обычно собирал воинов и обращался к ним с речью, в которой объяснял им задачи, напоминал о патриотическом долге, давал характеристику неприятеля, убеждал и ободрял солдат.

Даже беднейшие римляне были заинтересованы в захватнических войнах. При завоевании Италии у покоренных народов отнимали часть их земель. Эти захваченные земли делились на три части. Одна из них частями шла на продажу и, естественно, попадала в руки богатых людей. Другая переходила в собственность римского государства и сдавалась в аренду гражданам. Последняя, третья часть захваченной земли раздавалась неимущим римлянам. Таким образом, все римские граждане получали значительные выгоды от побед своей армии.

В последний период Республики и при императорах уходившим в отставку солдатам выдавались денежное пособие и значительные участки земли. Образовывались целые поселения отставных солдат-ветеранов, отслуживших свой срок. Эти поселения римских граждан укрепляли и усиливали влияние Рима в покоренных землях, прочнее привязывали эти земли к Римскому государству.

Всем известно, какое большое значение в военном деле имеют полевые укрепления, или окопы.

Во время осады Азова шотландец на русской службе, генерал Патрик Гордон, учил молодого Петра I, что хороший полководец воюет «кашей и лопатой». Земляные полевые укрепления позволяют экономить силы. Их можно защищать небольшим числом бойцов и создавать перевес сил на других участках боевой линии. В них можно укрыться от сильного неприятеля. Благодаря полевым укреплениям было выиграно знаменитое Полтавское сражение. Об эти полевые укрепления разбился наступательный порыв неустрашимых шведских гренадеров Карла XII.

Древние понимали значение полевых укреплений. Персы, греки, македоняне строили укрепленные лагеря. Но первые серьезные полевые укрепления создали римляне. О них можно было сказать, что они повсюду таскают за собой крепость. Где бы и на какой срок ни останавливались римские легионеры, они тотчас же начинали постройку укрепленного лагеря. Если нужно было идти вперед, они бросали лагерь незаконченным.

Если войско оставалось на месте, подошедший неприятель всегда находил римлян укрытыми за сильными полевыми укреплениями. Такой лагерь позволял римлянам выбрать удобное время для сражения, а в случае неблагоприятного для них соотношения сил — выжидать. Потерпев поражение в открытом поле, римляне всегда могли укрыться в лагере. Часто случалось, что потерпевшее поражение римское войско, отсидевшись несколько дней в лагере, снова вступало в бой и одерживало победу над недавним победителем.

Перед всякой ночевкой римляне строили военный лагерь; если войско оставалось на месте продолжительное время, то устраивался постоянный лагерь, отличавшийся от разбитого на одну ночь более сильными укреплениями. Иногда армия оставалась в таком постоянном лагере на зиму. Такой лагерь назывался зимним, и вместо палаток в нем строились дома и бараки.

Одной из главных задач полководца во время похода было найти удобное для лагеря место. Приисканием места для лагеря занимался обычно военный трибун, которого посылали вперед во главе небольшого отряда. Старались выбрать сухое место, чаще всего на южном, солнечном склоне холма. Поблизости должна была быть вода, топливо и хорошая трава для обозного скота. Найдя такое место, трибун сообщал об этом полководцу, и затем по решению главнокомандующего начиналась разбивка лагеря. В древнейшие времена выбранное для лагеря место считалось священным и отмеривалось жрецом-авгуром. Позже авгура заменил особый офицер-измеритель, работавший с группой помощников. Лагерь представлял собой квадрат, а позже — продолговатый четырехугольник, длина которого была на одну треть больше ширины. Прежде всего намечалось место для претория.

Преторий представлял собой квадратную площадь, каждая сторона которой равнялась пятидесяти метрам. Здесь ставились палатка главнокомандующего, жертвенники богам, трибуна, с которой полководец обращался к войскам, и военные знамена. Сюда в случае надобности собиралось войско, и здесь происходил военно-полевой суд.

Направо от претория ставилась палатка квестора, налево — палатка легатов. По обеим сторонам претория располагались палатки трибунов. Перед этими палатками через лагерь проходила главная улица шириной 25 м. На противоположных концах этой улицы были ворота, выводившие за лагерные укрепления. Главную улицу посредине пересекала другая улица в 12 м ширины. На противоположных ее концах также были ворота. По бокам ворот часто строили башни, с которых можно было осыпать стрелами и камнями неприятеля, штурмующего лагерь.

По обеим сторонам этой улицы располагались палатки легионной конницы, триариев, гастатов, принципов и союзников. Они стояли правильными рядами с определенными промежутками. Строго определенное расположение частей позволяло организованно, без сутолоки и толкотни выступать из лагеря в открытое поле. Каждая центурия занимала десять, а каждый манипул двадцать палаток. Палатки имели деревянный остов с двускатной дощатой крышей и обтягивались кожей или грубым полотном. Для палатки полагалось место площадью 2,5×7 м. В ней жила декурия — от 6 до 10 человек, но двое из них постоянно находились в карауле.

Помещение палатки делилось на две части: меньшую — жилую и большую, которая служила складом оружия, провианта и стойлом для вьючного скота, принадлежащего декурии. Декурия вела общее хозяйство. Солдаты одной декурии назывались однопалаточниками (контубернáлиями).

Палатки кавалерии и преторианской гвардии были больших размеров. В зимних лагерях строились деревянные бараки, крытые соломой. Лагерь окружался глубоким широким рвом и валом высотой до шести метров. Между валом и палатками солдат оставлялось пространство в 50 м шириной. Это делалось для того, чтобы неприятель не мог поджечь лагерные строения зажженными стрелами. На валу устраивался бревенчатый частокол. Кроме частокола, строили деревянные башни с установленными на них боевыми машинами для метания стрел и камней. Перед лагерными укреплениями устраивалась полоса препятствий, вроде волчьих ям и иных ловушек.

Постройка временного лагеря, предназначенного для ночлега, занимала у римлян не больше 3–5 часов.

Большие римские армии строили обычно не один, а несколько лагерей, которые представляли собой целую систему полевых укреплений. Многие постоянные лагеря римлян, воздвигнутые в покоренных землях, постепенно превращались в настоящие крепости и даже в города. Вне лагерных стен рос поселок. Здесь жили семьи офицеров и солдат, торговцы, кузнецы, шорники, оружейники, фельдшера и коновалы, жрецы. При императорах легионы десятки лет стояли на одном месте (римляне редко меняли войска), и постепенно лагерь становился городом, а поселок — предместьем.

Немало городов Европы возникло именно так, например города Англии, названия которых оканчиваются на «честер» или «кастр» (латинское «каструм» — лагерь) — Ланкастер, Винчестер, Рочестер и другие. Из римских лагерей выросли города Кельн (римская Колóния Агриппина), Страсбур (Аргенторáтум), Вена (Виндобóна) и многие другие.

План этих городов показывает, что до сих пор главные улицы идут накрест, как главные дороги римского лагеря; остальные улицы сохранили правильную планировку.

В артиллерии все орудия можно разделить в зависимости от траектории (линии полета) снаряда на два вида: пушки и гаубицы. У пушек траектория полета снаряда почти прямая, у гаубиц — более кривая, изогнутая. Гаубица, или мортира, благодаря кривизне траектории может перекинуть снаряд через высокую стену и поражать цели внутри крепости.

В современной артиллерии гаубицы применяют для разрушения неприятельских дотов и дзотов, а пушки используют для борьбы с танками и поражения живой силы врага.

В древности также существовали метательные орудия с кривой и прямой траекторией полета снаряда. Первые назывались онаграми и метали большие каменные ядра, вторые назывались катапультами и баллистами и стреляли стрелами и мелкими ядрами. Однако древняя артиллерия сильно отличалась от современной.

В современных орудиях снаряд выбрасывают из дула пороховые газы, образовавшиеся от сгорания пороха.

В древних орудиях действовала сила скрученных упругих канатов, сплетенных из сухожилий животных. Чтобы понять, как действовали древние орудия, рассмотрим устройство онагра. Своим именем эта машина обязана существовавшему у древних представлению, будто дикий осел онагр, убегая от преследователей, бросает в них копытами камни. Поэтому тяжелое орудие, метавшее большие каменные ядра, стали называть онагром.

Основанием онагра была прочная деревянная рама, напоминавшая скрепленные между собой поперечными брусьями полозья больших санок. Эти полозья ставились на грунт. Между обеими досками-полозьями натягивали пучок сухожилий или упругих канатов. В этот пучок канатов на равном расстоянии от обоих полозьев вставляли одним концом рычаг. На другом конце рычага имелась большая ложка, в нее клали каменное ядро. Рычаг был главной частью орудия. При изготовлении этот рычаг крутили в одном направлении и придавали сухожилиям такое напряжение, что, если отпустить рычаг с ложкой, он раскручивался в направлении, обратном тому, в каком его закручивали.

Чтобы понять, как это происходило, следует взять две резиновые трубки или веревки, закрепить их концы, поместить между ними линейку и крутить ее в одну сторону. Затем положить на конец линейки небольшой камень и отпустить ее. Линейка метнет камень в направлении, обратном тому, в каком ее закручивали. Однако линейка будет раскручиваться и дальше, пока не ослабеет напряжение резиновых трубок или веревок, между которыми она была закреплена. Чтобы избежать такого полного раскручивания, в онагре на пути рычага с ложкой ставился упор, чаще всего в виде балок, сколоченных в форме большой буквы «П», нижние концы которой были прикреплены к полозьям, лежавшим на земле. Таким образом, боевой рычаг мог двигаться только в пространстве, ограниченном с одной стороны упором, а с другой — брусьями, скреплявшими полозья.

Выстрел из онагра производился следующим образом: рычаг, отводимый назад с помощью ворота с канатом, похожего на те, которыми поднимают ведра из колодца, принимал горизонтальное положение и располагался параллельно полозьям нижней рамы, лежащей на земле. После этого в ложку на конце рычага вкладывали каменное ядро. Затем рычаг отпускали, и он, разворачиваясь под действием скрученных канатов, шел вперед, пока не встречал упор в виде рамы, похожей на букву «П». При ударе рычага об упор камень из ложки вылетал и по инерции продолжал полет, описывая кривую траекторию.

Чтобы произвести новый выстрел, нужно было опять оттянуть назад воротом рычаг. Благодаря кривизне траектории полета ядра онагр мог обстреливать внутреннюю часть осажденной крепости и поражать воинов гарнизона, укрывшихся на стенах и за ними. Сделанная в Германии в начале XX в. небольшая модель онагра при испытании на артиллерийском стрельбище метала ядра весом больше полутора килограмма на расстояние 300 м. В древности онагры строились более мощными. Поэтому их дальнобойность была много больше, а ядра гораздо тяжелее.

Чтобы онагр при выстреле не развалился, его ставили на кучу щебня или на песок, который смягчал силу удара. По горизонтали онагр наводили, поворачивая его в нужном направлении. Вертикальная наводка достигалась тем, что с помощью подложенных под концы онагра балок и камней поднимали его передний или задний конец. Такая грубая наводка мешала точности попаданий, и онагр бил не по мелким целям, а по большим площадям. Для перевозки онагр ставили на колеса, и в таком виде он мог следовать за войском во время походов. Перед стрельбой колеса обычно снимались, так как оси не могли долго выдерживать отдачи от ударов рычага, метавшего камни, и скоро ломались.

Баллисты и катапульты, как и онагр, действовали силой скручивания пучков сухожилий. Таких пучков было два, и они помещались в двух рамах справа и слева от желоба, в который клали стрелы или ядра. Каждый из двух пучков сухожилий был расположен не горизонтально, как в онагре, а вертикально. В каждый пучок был вставлен деревянный рычаг. Концы рычагов, как концы лука, были соединены с помощью тетивы, к середине которой прикреплялся ползун, скользивший по желобу.

Чтобы выстрелить из катапульты, нужно было оттянуть с помощью ворота ползун с тетивой назад по желобу до отказа, положить в желоб ядро или стрелу и отпустить ползун. Рычаги натягивали тетиву, и ползун быстро, скользя вперед по желобу, метал ядро или стрелу, которая летела в промежутке между двумя пучками скрученных сухожилий.

Орудие получало название в зависимости от того, чем оно стреляло. Машины, метавшие стрелы, назывались катапультами; машины, стрелявшие ядрами, носили название баллист. Почти прямая траектория полета снарядов баллист и катапульт позволяла, поднимая, опуская или поворачивая орудие, достичь более точного прицеливания, чем при стрельбе из онагра. Поэтому катапульты и баллисты обычно применялись, чтобы поражать неукрытых воинов противника. В отличие от онагра, который использовался главным образом при осаде вражеских крепостей, баллисты и катапульты могли равно служить и при нападении на чужие укрепления, и при обороне своих. Крупные ядра тяжелых баллист применялись для разрушения стенных зубцов. Благодаря этому обороняющиеся лишались укрытия и очищали стены, которыми с помощью лестниц легко могли овладеть осаждающие.

Для разрушения стен и башен существовали стенобитные машины — тараны. Это большое тяжелое бревно, один конец которого окован железом. Таран подвешивали на цепях или канатах, прикрепленных к раме, похожей на букву «П». Раскачивая таран на цепях, его окованным концом непрерывно били в стену крепости, пока она не обрушивалась и не открывалась брешь, через которую можно было проникнуть внутрь. Чтобы обезопасить людей, раскачивающих таран, от камней и стрел, над ним делали навес из бычьих шкур или в виде металлической крыши. Бывали тараны с навесами, поставленные на колеса. Кроме онагров, катапульт, баллист и таранов, в древности было много иных осадных машин. Самой важной из них была «гелепола» («губительница городов»). Она представляла собой деревянную башню в 10–20 этажей, обшитую листами железа или меди и поставленную на колеса. На верхнем этаже гелеполы, возвышавшемся над стенами осажденной крепости, устанавливали катапульты и баллисты. В нижнем этаже помещался таран. На уровне стен осажденной крепости в гелеполе устраивался мост, который можно было опускать и поднимать на цепях.

Когда гелеполу придвигали к вражеской крепости, то внизу таран начинал разрушать стену. Одновременно с верхней площадки осадной башни начинали стрелять баллисты и катапульты, разгоняя защитников той части крепостной стены, которая находилась против гелеполы. Когда сопротивление обороняющихся на этом участке было подавлено, на стену опускали подъемный мост и осаждающие переходили по нему на неприятельские укрепления. Внутренние этажи гелеполы были соединены между собой лестницами, по которым осаждающие могли подниматься в этаж, где находился мост, и врываться на стену осажденной крепости.

Римляне превратили осаду в искусство и разработали правила, которыми пользовались полководцы до тех пор, пока существовали крепости, то есть до первой мировой войны 1914–1918 гг.

Начиная осаду сильно укрепленного пункта, римляне окружали его валом с частоколом и рвом. Эти укрепления назывались контрвалационной линией. Ее задачей было помешать вылазкам из осажденной крепости и обеспечить безопасное продвижение к стенам осадных машин и штурмовых колонн.

Если существовала опасность, что на помощь осажденным могут подойти неприятельские войска, римляне на некотором расстоянии от контрвалационной линии строили вторую, укрепления которой были обращены во внешнюю сторону, откуда могла подойти армия врага. Эту линию называли циркумвалационной. Ее укрепления были обычно очень сильными и сложными.

До нас дошло описание циркумвалационной линии, построенной легионерами Цезаря во время осады галльской крепости Алезии. Линия состояла из укрепленного частоколом вала, на котором через каждые 25 м стояли многоэтажные башни. На них помещались катапульты и баллисты. С этих башен можно было вести перекрестный обстрел по наступающему врагу. Перед валом на расстоянии 100 м друг от друга были вырыты три рва. Средний ров наполнялся водой из реки. Перед рвами в пять рядов располагались врытые в землю стволы деревьев, заостренные сучья которых переплетались между собой и образовывали непроходимые колючие заросли, похожие на современные проволочные заграждения. Римляне называли их «могильными столбами».

Впереди «могильных столбов» находились замаскированные «волчьи ямы», на дне которых были заостренные колья. Человек, провалившийся в эту яму, неизбежно напарывался на острый кол. Впереди «волчьих ям» были вбиты в землю колья с торчавшими в разные стороны длинными острыми крючками. Эти колья с крючками располагались впереди всех укреплений, чтобы помешать неприятелю ночью внезапно подобраться к оборонительной линии римлян.

Внутри, между контрвалационной и циркумвалационной линиями, обычно располагались укрепленные лагеря, где находились главные силы осаждающей армии. Только после того, как постройка всех этих укреплений заканчивалась и осажденные оказывались в ловушке, римляне начинали подготовку к генеральному штурму.

Вот как, используя материалы античных авторов, описывает немецкий писатель Лион Фейхтвангер осаду и штурм римлянами горной крепости Иотапаты (в Палестине), которую защищали иудеи, восставшие в 67 г. н. э. против римского владычества:

«Прошла целая неделя, пока римлянам удалось восстановить свои осадные укрепления на севере, там, где иудеи разрушили их во время своей отчаянной вылазки. Но за это время римские легионеры успели установить у стены крепости свои осадные машины — тараны. Это были огромные балки, похожие на корабельные мачты, снабженные спереди тяжелой металлической глыбой, имевшей форму бараньей головы. В середине эти мачты были подвешены на канатах к горизонтальной балке, покоившейся на крепких столбах. Большое число воинов оттягивали балку назад и затем отпускали ее. Даже самая крепкая каменная стена не могла долго устоять против силы ударов этой машины.

Теперь, когда тараны достаточно долго поработали, римский главнокомандующий счел возможным произвести генеральный штурм крепости.

Штурм начался рано утром. Небо потемнело от стрел, мрачно и жутко звучали в воздухе трубы легионов, из всех метательных орудий одновременно вылетали каменные ядра, глухо отдавались в горах удары онагров, баллист и катапульт. На валах работали три обитые железом башни, каждая в 17 метров высотой; в них находились метатели копий, стрелки из лука, пращники, а также и легкие катапульты. Осажденные были беспомощны против этих закованных в броню чудовищ. Под их прикрытием из крытых ходов сообщений, ведущих от римских валов, окружавших крепость, к ее стенам выползали страшные, гигантские „черепахи“, состоявшие каждая из ста отборных римских солдат, державших над свой головой щиты так, что они, подобно черепицам, заходили одни за другой и способны были оградить укрывшихся под ними солдат от любых ядер. Бронированные башни точно согласовывали свои действия с этими „черепахами“ и направляли свои ядра в те места стены, куда продвигались „черепахи“. Нападавшие уже в пяти пунктах добрались до стены, ставили уже штурмовые лестницы. Но в это мгновение, когда римляне не могли стрелять из опасения попасть в своих же солдат, защитники крепости опрокинули на головы штурмующих чаны с кипящим маслом, проникавшим под железную броню, и вылили на лестницы густое и скользкое варево из греческих трав, так что нападавшие неудержимо соскальзывали вниз.

Наступила ночь, но ярость штурмующих не ослабевала. Глухо в течение всей ночи гремели удары таранов, равномерно работали бронированные башни и метательные машины. Раненые смешно и страшно кубарем скатывались со стен. Слышались крики, стенания и вопли. Таким чудовищно жутким шумом полна была ночь, что иудейские военачальники заставляли своих солдат, находившихся на стенах, залеплять уши воском».

Во время первой мировой войны в армиях всех воюющих стран широкое распространение получил пулемет. Он совершенно изменил характер войны. Огонь пулеметов буквально сметал идущие в атаку пехотные колонны и цепи. Чтобы укрыться от пулеметов, пехота принуждена была зарываться в землю, строить окопы. Фронт стал неподвижен, превратился в линию окопов, часто тянувшихся через целые страны от моря и до моря.

Самые отчаянные атаки, стоившие огромных человеческих жертв, позволяли победителям продвинуться вперед всего на какую-нибудь сотню или тысячу метров. На полях сражений господствовала артиллерия. Ее ураганный огонь, длившийся иногда по нескольку часов, уничтожал пулеметные гнезда и расчищал дорогу пехоте.

Однако стоило сохраниться хотя бы нескольким пулеметам где-нибудь в глубине обороны и наступление пехоты захлебывалось, останавливалось, и вся работа артиллерии, сопровождавшаяся огромной тратой снарядов, оказывалась бесцельной, и фронт вновь замирал в неподвижности.

Генералы, инженеры, ученые всех воюющих стран лихорадочно искали средство, которое одолело бы пулемет, которое могло вернуть пехоте ее прежнюю подвижность, прежнее господствующее положение на полях сражений.

Наконец, такое средство было найдено: в конце первой мировой войны был изобретен танк. Его броня была достаточно прочной, чтобы выдержать попадания пуль, его пулеметы могли разогнать неприятельскую пехоту, его орудие могло уничтожить вражеские пулеметы огнем в упор.

С появлением танков фронт ожил. Пехота смогла вылезти из окопов и, следуя за танками, уничтожавшими пулеметы, наступать вперед на огромные расстояния. Таким образом, танк родился как орудие прорыва вражеской обороны.

Впоследствии, перед второй мировой войной, кроме тяжелых танков, предназначенных для прорыва вражеской обороны, появились также быстроходные средние и легкие танки, постепенно вытеснившие конницу и выполняющие в современной войне ее роль. Тяжелые танки прорывали укрепленную оборону врага, а вслед за ними в прорыв устремлялись легкие и средние танки. Они врывались в тыл врага, появлялись внезапно там, где их совсем не ожидали, сеяли смерть, страх и смятение. Они гнали и преследовали отступающую пехоту, уничтожали штабы и склады, прерывали снабжение войск, рассеивали не подготовленные к обороне резервы. Появление в тылу неприятельских танков часто приводило к гибели целые армии.

В римском войске задачи, возлагающиеся теперь на быстроходные средние и легкие танки, выполняла кавалерия; роль тяжелых танков играли слоны, использовавшиеся для прорыва вражеской боевой линии. Флобер в романе «Саламбо» так описывает вид древних боевых слонов:

«Клыки у них были позолочены, уши выкрашены в синий цвет и покрыты бронзой; на ярко-красных попонах раскачивались кожаные башни, и в каждой башне сидело по три стрелка с натянутыми луками… Грудь слонов была защищена рогатиной, спина — панцирем, клыки были удлинены железными клинками, кривыми, как сабля; чтобы сделать их более свирепыми, слонов поили смесью перца, чистого вина и ладана…»

На шее слона сидел погонщик, который управлял огромным животным с помощью анка — железного острого багра. Так же как танки на полях современных сражений, древние боевые слоны были опасны для войск, которые видели их в первый раз, не умели с ними бороться, пугались огромных чудовищ и не знали их слабых мест.

Слоны могли своим натиском смять легковооруженную пехоту, расстроить и рассеять конницу. Но так же как современный тяжелый танк бессилен перед глубоко эшелонированной, хорошо организованной противотанковой обороной, боевой слон древности был совершенно бессилен перед глубоким построением тяжеловооруженной пехоты, умевшей бороться с огромными животными.

Рассказы некоторых древних писателей об опустошительных нападениях слонов на хорошо подготовленные отряды тяжелой пехоты на поверку, как правило, оказываются баснями, сочиненными людьми, плохо знакомыми с военным делом. Очень часто взбесившиеся от боли раненые слоны оказывались опаснее для своих собственных войск, чем для неприятеля. Раненый слон, придя в бешенство, часто поворачивал и в слепой ярости бросался на свои войска. Правда, на этот случай под седлом вожака всегда находились молот и стальное зубило. Если взбесившийся слон бросался на своих, вожак вбивал молотом зубило в затылок животного и убивал его. Однако чаще всего бешеный слон сбрасывал вожака прежде, чем тот успевал пустить в ход зубило и молот.

У слона имеется несколько уязвимых мест, попав в которые его можно повалить или убить. Так, опытные охотники — негры Центральной Африки умеют одним ударом копья снизу умертвить слона. Забежав сзади, можно перерубить сухожилия на ногах животного; достаточно повредить сухожилие хотя бы на одной ноге, чтобы слон упал на землю.

Эти недостатки боевых слонов привели в конце концов к тому, что римские полководцы предпочли отказаться от этого рода оружия. Со времен императора Августа боевые слоны в римской армии исчезают.

Нет почти ни одной стороны современной жизни, на которой бы не сказывалось влияние культуры древнего Рима. Рим оставил нам свое наследство и в области военного дела. В Римском государстве военная организация достигла самого высокого уровня развития, какое возможно при рабовладельческом строе.

Все, конечно, слышали о таких блестящих победах наших войск в Великой Отечественной войне, как битва на Волге, Корсунь-Шевченковская операция и многие другие, во время которых были окружены и взяты в плен целые неприятельские армии. Но далеко не все знают, что эти успехи были достигнуты главным образом благодаря умелому использованию резервов. И только очень немногие вспоминают при этом, что именно римляне впервые широко применили резервы, отделив их от основной массы войск.

Не все также знают, что римляне первые из народов древности ввели в систему применение полевых укреплений. О римлянах можно сказать, что они побеждали скорее лопатой, чем оружием. Как солдат современной армии на любом привале всегда стремится построить окоп, помня, что на войне пот экономит кровь и десять метров окопа лучше, чем два метра могилы, так римский легионер, останавливаясь на отдых, начинал строить укрепленный лагерь. Римский укрепленный лагерь был прямым предком современных окопов.

Начиная с XVIII в. по сегодняшний день во всех армиях мира массовым индивидуальным оружием бойца остается винтовка со штыком. Она позволяет одному и тому же человеку вести и огневой, и рукопашный бой. Но мало кто помнит, что именно римляне первые соединили в руках одного бойца оружие дальнего и ближнего боя и тем самым указали тот путь, которым в дальнейшем пошло развитие индивидуального оружия.

Древние римляне были наставниками современного человечества не только в области науки и искусства. И недаром в тот период, когда под влиянием древней греческой и римской цивилизации формировалась европейская буржуазная культура, итальянский политический деятель и писатель XVI в. Маккиавелли считал древнеримскую военную организацию более высокой, чем военная организация тогдашней Европы.

Однако всякое изменение в развитии общества, в развитии техники влечет за собой перемены в военном деле: меняются размеры и вооружение армий, изменяются способы управления ими, более сокрушительными становятся результаты военных действий. Замечательный знаток военного искусства Ф. Энгельс пишет: «Создание новых более мощных средств делает возможным достижение новых более грандиозных результатов. Каждый великий полководец, создавший новую эпоху в военной истории… является либо изобретателем новых материальных средств, либо первый находит правильный способ применения новых средств, изобретенных до него». Римская военная организация была неразрывно связана с рабовладением. Она менялась вместе с изменением рабовладельческих отношений в Римском государстве, и крах рабовладельческой системы повлек за собой крушение всей римской военной организации.