На семи холмах. Очерки культуры древнего Рима

Сельское хозяйство

На юге Европы рядом находятся Греция и Италия. Обе страны расположены на полуостровах, обе покрыты горами. И климат Греции похож на климат Италии: там и тут — жаркие и засушливые лето и весна, дождливые зима и осень. Но как велико различие между этими странами!

В глубокой древности даже в урожайные годы населению Греции не хватало своего хлеба, приходилось ввозить его из чужих земель. Италия славилась своим плодородием. До III в. до н. э. италийский хлеб вывозили в другие страны.

Грецию в древности населял народ, имевший общую культуру, но не сумевший объединиться и создать единое государство. Население Италии состояло из множества племен, резко различавшихся по языку, уровню культуры и по общественному устройству.

Однако в Италии создалось одно из самых прочных государств древности. Объединили Италию римляне, рано ставшие во главе союза латинских племен, обитавших в долине реки Тибр.

В отличие от всех остальных народов Апеннинского полуострова племена латинян в древнейшие времена занимались исключительно земледелием. Они больше других народов Италии нуждались в земле, они охотнее других отнимали ее у соседей и упорнее всех защищали ее от врагов.

Многие италийские народы превосходили римлян и латинян: галлы и самниты были воинственнее, греки и этруски — культурнее. Но галлы и самниты были скотоводами, они кочевали со стадами с места на место, у них не было клочка земли, в который был бы вложен огромный труд, земли, которую они полили бы потом, кровью, своей земли, которая привязывала их к месту. Они умели яростно сражаться, пробивая стадам дорогу для перекочевок, но они не стремились удержать захваченное: наступала зима, и нужно было снова уходить на юг в поисках новых пастбищ.

Греки и этруски были искусными ремесленниками, умелыми торговцами, храбрыми мореходами. Они занимались и земледелием, но их крестьянство рано разорилось, и земля перешла во владение аристократов, которые обрабатывали ее руками рабов и покоренного местного населения. Италийские государства греков и этрусков раздирала борьба между знатью и безземельными, обездоленными бедняками.

Римляне в V–IV вв. до н. э. были по преимуществу крестьянским народом. Для них обладание землей, своим участком земли, было вопросом жизни и смерти. Вся их история — это история борьбы за землю: или за ее равномерное распределение, или за ее захват. В IV–III вв. римляне нуждались в земле больше, чем в золоте, даже больше, чем в рабах. Не случайно, покорив какой-нибудь италийский народ, они не облагали его данью, не заставляли работать на себя, но отбирали лучшую землю и распределяли ее между римскими крестьянами. Эта жажда земли возрастала по мере захватов чужой территории.

С подъемом благосостояния росли крестьянские семьи. Сыновья хотели обзавестись отдельным хозяйством. Для этого нужна земля. Ее должно было дать государство, иначе безземельные могли попытаться силой отнять ее у состоятельных граждан. Чтобы избежать восстаний и гражданских войн, Римское государство стало захватывать землю у соседей. Захватив землю, римляне цепко держали ее. Эта ненасытная жажда земли, это упорство в борьбе за нее, цепкость, с которой римское крестьянство удерживало захваченную территорию, привели к тому, что в начале III в. до н. э. вся Италия оказалась под властью римлян.

Покоренные народы отдали им свои лучшие земли, обязались помогать Риму в его войнах и были оставлены в покое: Римское государство не вмешивалось в их внутренние дела. На захваченных землях выросли военные поселения римских крестьян — колонии. Эти колонии были опорными пунктами римского владычества в Италии.

Хотя Рим не вмешивался во внутреннюю жизнь покоренных народов, но он внимательно следил за ними. Малейшая угроза восстания — и крестьянские колонии Рима превращаются в крепости, римские крестьянские армии, сплоченные страхом потерять свою землю, обрушиваются на непокорных, громят их, — и в Италии вновь тишина; Рим снова спокойно, но внимательно следит, нет ли новых признаков мятежа.

Римские богатые крестьяне, казалось, получили заслуженный отдых. Как сытый удав, греясь на солнце, дремлет и переваривает добычу, так римляне «переваривали» покоренную Италию. Казалось, чего еще желать? У большинства крестьян приличный надел — 20–30 югсров^[15]. Бóльшая часть его занята хлебным полем; пшеницы и ячменя хватит с избытком на всю семью. Излишки везут в город и продают на рынке.

Есть и виноградник — свое виноградное вино не переводится. Его древние римляне пили, как у нас в старину хлебный квас, до обеда, во время обеда, после обеда, утром, вечером. Вино сухое, кислое, не особенно хмельное. У хорошего хозяина есть при доме и плодовый сад, несколько оливковых деревьев, дающих любимые италийцами маслины. Их едят сырыми, солеными, маринованными, из них получают оливковое масло. При доме — огород; римляне выращивали капусту, лук, чеснок, петрушку, свеклу, репу, редьку, порей и бобовые растения.

Есть и скот: обязательно пара рабочих волов для пахоты, овцы и козы, снабжающие всю семью шерстью для одежды, молоком и сыром, реже — коровы. Скот всей деревни пасется на общественном пастбище, принадлежащем государству: волы, овцы и козы — на горных лугах, свиньи — в дубовом лесу, где много желудей. В семье достаточно работников: сам хозяин, взрослые сыновья, а у зажиточных крестьян — один, два раба. Правда, старший сын скоро женится и обзаведется своим хозяйством, но жалеть об этом нечего, выделять ему землю отцу не придется: об этом позаботится государство.

По всей Италии, кроме крестьянских наделов, есть государственная земля, «общественное поле», — бери ее в аренду и хозяйничай, сколько хочешь! Платить за аренду придется совсем мало. Некоторые вообще ухитряются не платить, и государство смотрит на это сквозь пальцы. Не хочешь арендовать землю у государства, арендуй у богатого соседа. Сосед-сенатор занят государственными делами, ему хозяйствовать некогда. Только небольшую часть земли он обрабатывает руками рабов, а остальную сдает в аренду. Арендная плата невелика, а у хозяина земли в долг можно получить, и скот, и рабочий инвентарь. Этого на государственной земле не получишь! Правда, долг нужно будет вернуть с процентами, но ничего, руки есть — отработаешь…

Однако этому римскому крестьянскому «раю» угрожала серьезная опасность. Она пришла неожиданно и перевернула мирное житье римских крестьян вверх дном. У богатого соседа-сенатора были свои интересы, шедшие вразрез с интересами римского крестьянства.

Покорив Италию, Рим стал мощной державой на Средиземном море. Кругом были богатые культурные страны, ослабленные внутренней борьбой. Римские крупные землевладельцы-сенаторы, управлявшие государством, алчно поглядывали на богатых заморских соседей.

Еще недавно Рим был средиземноморским захолустьем. Римские полководцы и государственные деятели, как простые крестьяне, с помощью пары-другой рабов, сами вывозили навоз на поля, ковыряли плугом землю, стригли овец, холостили быков, лечили лошадей, собственноручно переписывали у более опытных соседей рецепт лекарства для овец, заболевших паршой, или выпытывали секрет изготовления сладкого пирога.

С объединением Италии аппетиты римской знати возросли: а нельзя ли направить мощь сплоченного римского крестьянства на захват богатых заморских территорий, заставить крестьян добывать для знати новые богатые земли, золото и рабов?

В III в. до н. э. самым могущественным государством западного Средиземноморья был Карфаген. Он имел обширные владения в Европе: в Испании, Корсике, Сардинии, Сицилии. В 264 г. до н. э. карфагенские рабовладельцы (пуны, как их называли римляне) попытались овладеть восточной частью Сицилии. Если бы это удалось, только узкий пролив отделял бы карфагенские владения от Италии. Римские рабовладельцы воспользовались представившимся случаем, чтобы поднять крестьян на войну и завоевать господствующее положение на Средиземном море.

Государственные деятели яркими красками рисовали ту опасность, которой подвергается Римская республика в результате такого соседства. Они подчеркивали неумеренные аппетиты Карфагена, указывали на его агрессивность, грозили римскому крестьянству Италии потерей земельных фондов, которые окажутся в руках ненасытных карфагенских рабовладельцев.

Неохотно поднималось на войну римское крестьянство. Сицилия была далеко, непосредственно Италии и Риму ничто не угрожало. Даже в римском Сенате, где безраздельно господствовала знать, долго шли ожесточенные споры о том, стоит ли начинать войну с Карфагеном за Сицилию.

Однако знати удалось запугать римских крестьян карфагенской угрозой. Страх за земельные наделы, боязнь лишиться своего «мужицкого рая» подняли римских крестьян на войну. Начались Пунические войны, длившиеся с перерывами с 264 до 146 г. до н. э.

В этой борьбе счастье склонялось то на одну, то на другую сторону. Карфагенский полководец Ганнибал в течение 14 лет опустошал Италию и грозил гибелью Римскому государству. Однако упорство римских крестьян, защищавших землю, приобретение которой стоило им стольких трудов и крови, в конце концов одержало победу над талантами карфагенских полководцев, над мужеством и умением их наемных солдат.

Римляне вышли из борьбы победителями.

Чтобы обезопасить себя на будущее, они разрушили Карфаген до основания. Даже самое место, где он стоял, было распахано плугом и проклято римскими жрецами. Никто не решался поселиться на этой проклятой земле, воспользоваться ею^[16].

Разжигая в крестьянах страх перед могущественными соседями, знать толкнула римлян на захват соседних стран. Всякий сильный сосед казался Римскому государству опасным. Обезопасить себя можно было, только покорив его. Все страны Средиземноморья попали в зависимость от Рима. Греция, Испания, Малая Азия, Северная Африка склонились перед римским воином.

Казалось, что теперь ничто уже не грозит римскому крестьянству и оно может спокойно пользоваться своей землей в Италии — никакой враг не доберется до его наделов.

Однако покорение богатых заморских стран оказалось гибельным для римского крестьянства. «После того как Римское государство возросло, благодаря трудолюбию и справедливости граждан, великие соседние цари были побеждены войною, дикие племена и могущественные народы подчинены силою, Карфаген — главный соперник Римской державы — разрушен до основания, все моря и земли сделались открытыми для торговли, — тогда стала проявлять свою жестокую силу судьба и все привела в замешательство. Для тех самых римлян, которые легко переносили военные труды, опасности и неудачи, тяжким бременем и несчастьем оказались мирный досуг и богатство». Так с глубокой горечью описывает римский историк I в. до н. э. Саллюстий положение, создавшееся после покорения Римом Средиземноморья. Среди всеобщего мира и спокойствия началось разорение римского крестьянства. Это бедствие распространилось по всей Италии с быстротой эпидемии.

Еще в 200 г. до н. э. римское крестьянство находилось в зените своей славы и могущества, а к 133 г. до н. э. разорение крестьян достигло таких размеров, что понадобилось вмешательство государственной власти, чтобы хоть несколько замедлить гибель мелкого землевладения.

Крестьяне за бесценок продавали земельные наделы, унаследованные от дедов и прадедов, и толпами устремлялись в Рим. Здесь без работы и без средств к существованию они кое-как кормились, продавая за деньги свои избирательные голоса тем знатным людям, которые стремились занять высшие государственные должности. Как же получилось, что римские крестьяне, гордившиеся своей зажиточностью, превратились в тех, кого сами же они презрительно называли «пролетариями», то есть не имеющими никакого имущества?

Крестьянское хозяйство не могло обходиться без денег. Деньги нужны были всюду: за пользование государственными пастбищами — плати, хозяйственный инвентарь — покупай, в случае войны — в поход выступай со своим вооружением, а стоит оно дорого. Из похода вернешься — земля заброшена, зерна на посев нет, скот болеет без хозяйского глаза… Сколько денег нужно, чтобы снова поднять хозяйство! Дочерей замуж выдаешь — давай хорошее приданое, а то соседи осудят… Не проживешь и без грамоты: даже в армии пароль и отзыв часовым дается в письменном виде… Значит, плати за детей в школу. Наконец, идешь на праздник или в Народное собрание в Риме — нужно одеться не хуже других сограждан, иначе засмеют! А деньги римский крестьянин получал только от продажи зерна.

После завоевания Средиземноморья богатые заморские страны превратились в римские провинции. Жители провинций были обременены тяжелыми налогами, большая часть которых выплачивалась зерном. Таким образом, вскоре после покорения Римом бассейна Средиземного моря Италия была завалена сицилийским, североафриканским, сардинским и испанским хлебом. Это зерно было получено даром, в виде дани, и поэтому его продавали по дешевке. Римским крестьянам предлагали теперь за их хлеб такие цены, что выгоднее было утопить зерно в реке, чем везти его на рынок.

Некогда зажиточные крестьянские семьи стали продавать свои участки, которые не приносили никакого дохода. Тот, кто еще удерживал дедовскую землю, едва сводил концы с концами.

К середине II в. до н. э. крестьянство перестало играть решающую роль в хозяйственной жизни Римского государства. Даже римская армия, прежде набиравшаяся из крестьян, меняет свой состав: с конца II в. до н. э. главное место занимают в ней наемники из неимущих граждан.

Однако разорение крестьян не означало крушения римского сельского хозяйства. Наоборот, во II–I вв. до н. э. сельское хозяйство Италии достигает своего наивысшего расцвета. Кто же пришел на смену римскому крестьянину?

После того как Италия была засыпана дешевым хлебом провинций, стало необходимо вести сельское хозяйство по-новому. Нужно было научиться выращивать хлеб, который стоил бы дешевле, чем зерно провинций, перейти к выведению высших сортов винограда и оливок, которые давали бы хорошее вино и масло, завести дорогой, породистый скот. Иначе сельскохозяйственные продукты провинций окажутся дешевле и лучше италийских. Покупатели предпочтут дешевое и хорошее чужое своему плохому. Сельское хозяйство Италии могло совсем заглохнуть, так как заниматься им стало бы невыгодно.

Те богатства, которые римская знать получала с покоренных народов в виде дани, вернулись бы обратно в провинции в уплату за сельскохозяйственные продукты. Римские подданные решали бы, кормить им римлян или нет; от них бы зависело, сможет ли римское войско выступить в поход или должно будет сидеть дома, ибо ни одна армия в мире не может и дня просуществовать без хлеба. Рим, покоривший соседние страны силой оружия, сам оказался бы в полной зависимости от них. А при таких обстоятельствах господство Рима в Средиземноморье не могло быть прочным. Поэтому римское владычество целиком зависело от того, сумеют ли римляне перестроить свое сельское хозяйство.

Для ведения хозяйства по-новому нужно было иметь много денег, много земли, много рабов, хорошо знать агрономию. В результате победоносных войн огромные деньги и толпы рабов попали в руки римской знати. Разорение крестьян позволило богатым римлянам за бесценок скупать крестьянские наделы и сосредоточить в своих руках большие земельные угодья. Не хватало только знания агрономии, навыка вести крупное рабовладельческое хозяйство.

Нужда в руководстве по агрономии была так велика, что римские аристократы обратились за помощью к богатому опыту своих смертельных врагов карфагенян. В первый и последний раз за всю многовековую историю Римской республики правительство занялось литературным вопросом. Римский сенат решил перевести на латинский язык сельскохозяйственную энциклопедию карфагенянина Магона. Создали правительственную комиссию, которая к 141 г. до н. э. закончила перевод двадцати восьми книг, написанных великим карфагенским агрономом. Появились и агрономические сочинения, составленные римлянами. Участник войны с Ганнибалом, крупный политический деятель и полководец Катон Старший еще до перевода работы Магона написал свое руководство по сельскому хозяйству. В нем Катон обобщил многовековой агрономический опыт италийского крестьянства.

Однако к тому времени в Италии появились новые отрасли сельского хозяйства: птицеводческие фермы, разведение цветов и декоративных растений, огородничество. Небывалого развития достигло виноградарство и оливководство. Крупные землевладельцы перешли к специализированному хозяйству: для продажи начали выращивать какую-нибудь одну сельскохозяйственную культуру — виноград или маслины. Скупив много крестьянских наделов, они стали превращать их в пастбища, заводить породистый крупный рогатый скот и тонкорунных овец, дававших дорогую шерсть.

Возникли огромные плантации, где массы скованных голодных рабов выращивали хлеб, который обходился хозяевам так дешево, что на рынке его продавали по более низким ценам, чем зерно провинций.

Бурное развитие хозяйства привело к тому, что книга Катона устарела еще при его жизни. Появился перевод работы Магона, но этого оказалось недостаточно. Одно за другим издавались все новые сочинения по агрономии. О сельском хозяйстве писали опытные владельцы имений Сазерна и Скрофа; агрономическое сочинение написал далекий от сельского хозяйства любитель старины, собиратель древностей, ученый знаток латинского языка, писатель Варрон. Появилось много книг по отдельным отраслям сельского хозяйства.

Ученый-агроном Гигин в I в. до н. э. написал труд о пчеловодстве. Отдельные хозяева устраивали в своих имениях настоящие сельскохозяйственные выставки, которые римская знать посещала как публичные выступления модных ораторов и философов. Дешевый труд рабов, огромные денежные средства, расходовавшиеся на обработку земли, широко и смело поставленные агрономические опыты — все это привело крупные рабовладельческие хозяйства к быстрому расцвету.

Варрон в конце I в. до н. э. в таких восторженных выражениях описывает успехи сельского хозяйства тогдашней Италии: «Есть ли на свете хоть какое-нибудь полезное растение, которое не росло бы теперь в Италии и не прижилось бы превосходно на италийской земле? Какую полбу сравню я с кампанской?! Какую пшеницу — с апулийской?! Какое вино — с фалернским, какое масло — с венафрским?! Разве не засажена Италия плодовыми деревьями так, что она кажется сплошным фруктовым садом?»

Этот пышный фруктовый сад был выращен на развалинах крестьянских хозяйств, на скупленных за бесценок мелких наделах, объединенных в большие имения. Разорявшееся крестьянство кипело гневом. Оно видело неудержимый рост рабовладельческих имений, толпы чужеземных рабов, труд которых повсюду вытеснял свободных земледельцев. Римский крестьянин считал, что причиной его разорения был рост рабовладельческих имений. Крестьяне решили сопротивляться.

Вожди крестьян, народные трибуны Тиберий и Гай Гракхи, попытались ограничить крупное землевладение и, отобрав у рабовладельцев излишки земли, передать ее крестьянам. Однако через несколько лет розданные крестьянам наделы снова за бесценок были проданы богатым рабовладельцам. Крестьяне не могли перестроить свое хозяйство согласно требованиям времени. У них не было на это достаточных средств. Мелкое землевладение отжило свой век. Будущее принадлежало владельцам огромных рабовладельческих имений — латифундий. О размерах этих латифундий в I в. н. э. можно судить со слов ученого Плиния Старшего, который пишет: «Половина римской провинции Африки [современные Алжир, Тунис и Марокко] принадлежала шестерым владельцам».

Обширностью своих поместий в последние годы Республики и в начале Империи славился римский богач Тит Помпоний Аттик. Его биография дает ясное представление о том, какими способами создавались крупные состояния римской знати.

Аттик жил в трудное время. Восстания рабов показали слабость республиканского государственного устройства в Риме. Чтобы подавить движение рабов, господствующему классу понадобилось ввести единовластие — военную диктатуру.

В последний период Республики между прославленными римскими полководцами началась борьба за власть, вылившаяся в ряд гражданских войн. В течение немногим более пятидесяти лет (с 88 г. до н. э. по 30 г. до н. э.), не считая движений рабов, войн с внешними врагами, заговоров и восстаний, в Римском государстве происходят четыре большие гражданские войны: Мария и Суллы, Цезаря и Помпея, республиканцев и цезарианцев, Антония и Октавиана.

Гражданские войны сопровождались невероятными жестокостями. Победители свирепо расправлялись с политическими противниками. Во время борьбы Мария и Суллы были введены проскрипционные списки, куда вносились имена людей, подлежащих уничтожению. Один римский историк так описывает расправу Суллы со сторонниками Мария: «Сразу же после вступления в Рим Сулла приговорил к смертной казни до сорока сенаторов и около тысячи шестисот так называемых всадников.

Он первый, кажется, составил списки приговоренных к смерти и назначил при этом подарки тем, кто их убьет, деньги — кто донесет, наказания — кто приговоренных укроет. Немного времени спустя он к внесенным в проскрипционные списки сенаторам прибавил еще других. Все они, будучи захвачены, неожиданно погибали там, где их настигли, — в домах, в переулках, в храмах; некоторые в страхе бросались к Сулле, и их избивали до смерти у его ног, других оттаскивали от него и топтали. Страх был так велик, что никто из наблюдавших эти ужасы даже пикнуть не смел. Поводами к обвинению служили гостеприимство, дружба, дача или получение денег в долг. К суду привлекали даже просто за оказанную услугу или за компанию во время путешествия. Когда единоличные обвинения были исчерпаны, Сулла обрушился на целые города и их подвергал наказанию».

В гражданских войнах погибла наиболее активная часть римских граждан. Военные диктаторы постоянно нуждались в деньгах, чтобы привлекать на свою сторону солдат. Поэтому во время проскрипций они не только стремились расправиться со своими политическими противниками, но старались захватить побольше денежных средств, конфискуя имущество наиболее богатых граждан, а их самих включая в проскрипционные списки. Поэтому от гражданских войн сильно пострадала также древняя римская аристократия.

Среди римской знати исчезли такие железные характеры, каким обладал, например, консул Муциан Красс, знаменитый оратор и законовед. Он был послан в Малую Азию для подавления восстания рабов, во главе которого стоял Аристоник. Армия Красса была разбита, и сам он попал в плен. Повстанцы не узнали его и поэтому отправили к Аристонику вместе с остальной толпой пленных. Красс не пожелал доставить вождю рабов торжество захватить живым римского консула. Поэтому по пути гордый аристократ насмешками нарочно раздразнил охрану, сопровождавшую пленных, и был убит. Аристонику в качестве трофея достался только труп консула.

К концу Республики в среде римских аристократов царили страх и равнодушие; люди уже не помышляли о политической деятельности, каждый боялся только за свою жизнь и имущество. Измельчавшие потомки некогда гордой римской знати стремились приспособиться к новому монархическому режиму, наперебой льстили и низкопоклонничали перед всесильными диктаторами. Одним из первых знатных римлян, сумевших примениться к новым порядкам, был Тит Помпоний Аттик.

В те времена не существовало ни одной сколько-нибудь известной римской фамилии, которая не пострадала бы от политических преследований. Такая же участь постигла и семейство Аттика: его родственник, народный трибун Сульпиций Руф, был ближайшим сподвижником знаменитого Мария и погиб от рук сторонников Суллы. Трагическая смерть близкого родича, свидетелем которой был юный Аттик, наложила неизгладимый отпечаток на его характер и послужила ему уроком на всю жизнь.

С этого времени Тит Помпоний Аттик навсегда проникся страхом и отвращением к сколько-нибудь активному участию в политической борьбе. На всю свою остальную долгую жизнь он вырабатывает себе определенную линию поведения: едва на римском политическом горизонте начинают сгущаться тучи, Аттик удаляется из Рима в провинцию, в безопасный уголок, откуда можно спокойно наблюдать за кровавыми смутами. Когда борьба между сторонниками Мария и Суллой достигает наивысшей остроты, юный Аттик уезжает в Грецию, и все время, пока в Италии бушует гражданская война, он в Афинах наслаждается миром и покоем, слушает лекции ученых о литературе, любуется бессмертными произведениями греческого искусства.

Он возвращается в Рим лишь после того, как там все успокаивается и «Вечный город» снова вкушает мир и покой после уличных боев и проскрипций. С тех пор Аттик становится как бы барометром, по которому можно определять колебания политической погоды: он наезжает в Рим в периоды спокойствия и покидает его при первых, едва заметных признаках бури. Только во время гражданской войны между Цезарем и Помпеем шестидесятилетний Аттик остается в городе: он хорошо осведомлен, что на этот раз расправы с побежденными политическими противниками не будет.

Несмотря на то что Аттик не принимает участия в политической жизни, он всегда имеет самые точные сведения о всех событиях и внимательно следит за ними; тесно связан с виднейшими римскими государственными деятелями. Русская пословица говорит: «Знал бы, где упасть, соломки бы подостлал…» Аттик старательно «подстилает соломку» всюду, где только может грозить «падение». Он прилагает все усилия к тому, чтобы завязать дружеские связи с влиятельными людьми самых различных политических взглядов.

Чтобы не нажить себе недругов, Аттик готов проглотить любую обиду, любое оскорбление. Его биограф пишет о нем: «Если Аттик получал какую-нибудь обиду, он предпочитал забыть ее, а не мстить». Он обеспечивает себе безопасность, рядясь в тогу порядочности и доброжелательности. Его услуги и помощь не зависят от успеха или поражения политического деятеля. Аттик делает это просто так, на всякий случай. Он помогает деньгами бегущему из Рима Марию и в то же время оказывает ценные услуги пришедшему к власти Сулле.

И в дальнейшем Аттик придерживается того же образа действий: он равно помогает Помпею и Цезарю, убийцам Цезаря и продолжателям его политики; он умеет стать равно необходимым схватившимся не на живот, а на смерть Антонию и Октавиану. Этот последовательно проводимый в жизнь принцип do ut des (я оказываю тебе услугу с тем, чтобы и ты при случае мне ее оказал) вполне оправдывал себя в то смутное и беспокойное время, когда даже победители никогда не были уверены в прочности своей победы.

Всякий римский государственный деятель знал, что в победе и поражении, в счастье и в несчастье он может рассчитывать на благожелательство и помощь Тита Помпония Аттика, у которого половина Рима состоит в друзьях, так как все они ему чем-нибудь обязаны. Именно в этом секрет безопасности Аттика в те тревожные времена. Он всегда может рассчитывать на помощь людей из самых различных политических лагерей. Во время свирепых проскрипций второго триумвирата, когда нуждающиеся в деньгах триумвиры включают в проскрипционные списки без разбора наиболее богатых римских граждан, Аттик отсиживается в убежище, предоставленном ему одним из ближайших друзей триумвиров, которому он оказал в свое время неоценимую услугу. Когда деньги собраны и первая, наиболее грозная волна убийств проходит, самый влиятельный из триумвиров, Антоний, опомнившись, собственноручно вычеркивает имя Аттика из проскрипционного списка.

Чтобы еще более обезопасить себя, Аттик ухитряется завязать родственные узы с сильными мира сего. Свою сестру он выдает замуж за брата знаменитого Цицерона, дочь — за ближайшего друга императора Октавиана Августа Агриппу, внучку обручает с пасынком Августа. Аттик становится влиятельным лицом. Более того, для некоторых слоев римской знати этот запуганный подхалим становится в период Империи образцом римлянина, неким идеалом, которому следуют многие. Его друг, Корнелий Непот, помещает биографию Аттика среди жизнеописаний выдающихся людей Греции и Рима.

Однако, чтобы связать своими услугами, помощью и родством таких могущественных людей, как Помпей, Цезарь, Антоний, Октавиан, Аттику нужны огромные средства. Та часть времени, ума и душевных сил Аттика, которая остается свободной при постоянных ухищрениях сохранить жизнь, обеспечить себе безопасность, обращена на стяжательство. Получив в наследство после смерти отца состояние в 20 миллионов сестерциев, он не брезгует ничем в стремлении увеличить его. Наряду с книгоиздательством, приносившим ему весьма солидный доход, Аттик занимается спекуляциями и ростовщичеством. Наконец, он принимает участие в таких грязных делах, как «ловля наследства». Он всячески заискивает перед бездетными богатыми стариками и старухами в расчете, что они по завещанию откажут ему свое состояние.

От своего полупомешанного дяди Квинта Цецилия, которого за дикие причуды и скверный характер никто из родственников не мог выносить и с которым все были в ссоре, Тит Помпоний Аттик сумел получить наследство в сто тысяч сестерциев. Наряду со своими денежными делами он ведет дела многих влиятельных людей. Его состояние превышает сто миллионов сестерциев. Однако опасливый Аттик не выставляет напоказ свое богатство. Он скромен и умерен в своем образе жизни и в тратах.

Живет он на Квиринале в старинном доме, который не торопится перестраивать согласно требованиям тогдашней моды. Ежемесячные расходы его не превышают весьма скромной по тому времени суммы в три тысячи ассов. Все свободные средства он пускает в оборот или вкладывает их в недвижимое имущество. Значительную прибыль при тогдашней высокой квартирной плате^[17] приносили ему многочисленные доходные дома в Риме.

Однако наиболее надежной формой помещения денег представлялась Аттику покупка земли. Занятие сельским хозяйством сулило наиболее верные доходы. Аттик владел пригородным имением близ Рима, тремя значительными поместьями в Италии: одним близ города Номента, затем арретинским в Этрурии и апулийским на юге Апеннинского полуострова. Однако главным земельным владением Аттика, приносившим ему наибольший доход, была огромная латифундия в Греции, неподалеку от города Бутрота.

Благодаря раскопкам археологов и исследованиям историков в настоящее время хорошо известно, как выглядели пригородные имения, окружавшие древний Рим. Русский ученый И. М. Гревс в работе о римском земледелии так рисует пейзаж окрестностей Рима в конце I в. до н. э.: «Своеобразное зрелище должно было открываться тогда перед глазами путешественника, подъезжавшего по „царице дорог“ (via Appia — Аппиева дорога) к Вечному городу. Ближе всего по обеим сторонам тянулся двойной ряд роскошных загородных вилл и величественных гробниц, утопавших в зелени парков.

Громадная долина, пересекавшаяся по различным направлениям строгими линиями внушительных акведуков, вся была покрыта многочисленными участками земли, превосходно возделанными заступом под овощи. Между ними тянулись длинные гряды розовых кустов и целые поля фиалок, потреблявшихся в огромных массах религиозной и светской, общественной и частной жизнью Рима. Пестрый ковер цветов и зелени разнообразился обширными полосами виноградников, оливковых плантаций и фруктовых садов, а также особо устроенных питомников, где разводили деревья, служившие для украшения садов и парков.

Воздух наполнялся громким, многоголосым криком всевозможных птиц — голубей, кур и петухов, павлинов, фазанов, журавлей, лебедей, дроздов и куропаток. Все эти пернатые разводились либо для ежедневного потребления их мяса и яиц, которые, приготовляемые тысячью различных способов, удовлетворяли всем прихотям гастрономического вкуса, либо для домашнего украшения, либо, наконец, для жертвоприношений, связанных с культом богов». В этом необычайно красочном описании даны все основные отрасли сельского хозяйства, характерные для римских пригородных имений, подобных имению Аттика близ Рима.

Большой доход давало разведение цветов и декоративных деревьев, таких, как лавр и мирт. Варрон указывает, что близ Рима особенно выгодно разводить розы и фиалки. Весьма прибыльным было огородничество. Капуста, чеснок, репа, брюква, бобы и горох, а также появившаяся в Италии в начале II в. до н. э. спаржа, составлявшие главную пищу древних италийцев, имели постоянно хороший сбыт в огромном городе с миллионным населением. Под грядки, засеянные луком, отводились целые югеры земли.

Римские писатели сообщают, что огородники древней Италии умели выращивать овощи сказочных размеров. Рассказывают, например, о невероятной репе, которая одна весила сорок римских фунтов^[18].

Большое место в римских пригородных имениях занимало садоводство. Римляне любили сады и очень заботились о них. Уже во времена войны с Ганнибалом некоторые области Италии, как например Кампания, были покрыты садами.

Варрон назвал всю Италию фруктовым садом, и это не было преувеличением. Иностранец, географ Страбон, посетивший Рим в конце I в. до н. э., писал, что западное побережье Апеннинского полуострова, густо засаженное плодовыми деревьями, представляет собой сплошной сад.

Садоводством занимались и для собственного удовольствия, и из коммерческих соображений. Садоводство в имениях близ больших городов было очень прибыльным делом. Там за деревьями ухаживали по последнему слову агрономической науки того времени, выводили высшие сорта плодов и добивались небывалых урожаев.

Население городов, расположенных неподалеку от Рима, занималось исключительно садоводством, причем каждый город специализировался по выведению своих особых сортов. Город Тибур славился яблоками, маленький городок Куры — айвой и гранатами, Сигиния — грушами, Пренесте — орехами, Тускул — винными ягодами.

Вырастить в своем саду редкий сорт фруктов, завести небывалые заморские плоды было для римских аристократов делом чести. Знаменитые полководцы привозили из далеких походов новые сорта деревьев и высаживали их на плодородную италийскую почву. Победитель Митридата Лукулл привез с берегов Черного моря вишню и посадил ее в своем имении. В течение I в. до н. э. в Италию были завезены персики и абрикосы.

Римские сельские хозяева «не ждали милостей от природы» и смело вступали с ней в борьбу. Почти современной верой в могущество человеческого разума и науки звучат слова римского агронома I в. н. э. Колумеллы: «Никогда не следует прекращать агрономические опыты; …знание и усердие хозяина всегда смогут победить бесплодие земли».

Римские садоводы следовали этим правилам и путем скрещиваний и прививок выводили совершенно новые сорта плодов. Ученый I в. н. э. Плиний Старший описывает необычайно смелые опыты, которые римляне проделывали с растениями: «Мы видели близ Тибуртинских водопадов дерево, привитое всеми способами и отягощенное всякого рода плодами — на одной ветке росли орехи, на другой — ягоды, на третьей — виноград, на других — груши, винные ягоды, гранаты, яблоки».

Римская религия резко выступала против таких опытов. Жрецы проповедовали, что грешно путем прививок перемешивать между собой растения. Они говорили, что новые породы деревьев чаще всего поражаются молнией, так как божество карает людей, преступающих отведенные им границы и берущих на себя смелость изменять созданное бессмертными богами.

Не следует забывать, что эти смелые опыты проделывались не столько руками самих хозяев, сколько опытными садоводами-рабами. Первый совет, который давали римские агрономы сельским хозяевам, — это приобрести сведущего раба.

Именно рабы-садоводы из Греции, Сирии, Малой Азии превратили Италию в цветущий сад. Это они, безымянные умельцы, дерзко вступали в борьбу с природой и добивались сказочных урожаев. Их стараниями и искусством создавались великолепные сады римской знати. А сады эти были поистине огромны: сад размером в 20 югеров считался в Италии небольшим. Такие сады приносили своим хозяевам огромные прибыли.

Римские писатели сообщают, что у некоторых садоводов одно только дерево в год давало 2000 сестерциев дохода. Торговля фруктами была поставлена в Риме на широкую ногу; существовали даже особые организации (коллегии) богатых купцов, занимавшихся исключительно торговлей фруктами. Для населения древней Италии свежие и сушеные яблоки, груши, винные ягоды (инжир, иначе фиги, или смоквы) были такой же общеупотребительной пищей, как хлеб.

Большое распространение в пригородных имениях получило также птицеводство. Домашнюю птицу — гусей, кур, голубей — древние италийцы держали еще в самые отдаленные времена. Однако хозяйства, специализированные на птицеводстве, появились только в I в. до н. э. Одним из его создателей был друг Аттика Марк Сей, который превратил свое поместье близ римской гавани Остии в настоящую птицеферму.

Римские писатели сообщают, что от этой птицефермы Сей получал более пятидесяти тысяч сестерциев годового дохода. Примеру Сея следовали и многие другие хозяева пригородных имений. Большой доход владельцам птицеферм приносило куроводство. В Риме был постоянный спрос на курятину и куриные яйца, которые составляли весьма существенную часть обычного римского обеда. Поэтому на пригородных птицефермах древнего Рима стаи в 200 и более кур вовсе не были редкостью.

Целые главы своих сочинений римские агрономы посвящают правилам откорма кур, предназначенных для продажи: «Место для откармливания кур желательно очень теплое и почти темное; в нем нужно развесить птиц в отдельных тесных клетках или корзинах, чтобы они не могли ворочаться. С двух сторон в клетках нужно сделать отверстия, чтобы из одного торчала куриная голова, а из другого зад. Таким образом, курица сможет принимать пищу и, переварив ее, извергать, не пачкаясь пометом… В пищу им следует давать ячневую муку; ее поливают водой, замешивают тесто и делают катышки, которые и дают птицам… Те, кто хочет, чтобы птица была не только жирной, но также имела бы нежное мясо, поливают муку свежей водой, смешанной с вином…»

Выгодно было разводить гусей и уток. Гусиная печень, вымоченная в молоке или сваренная в меду, считалась в Риме одним из самых лакомых и изысканных блюд; жареная гусятина была обычной пищей римских граждан среднего достатка. Утиное мясо не пользовалось в Риме большим спросом. Однако утки высоко ценились владельцами садов и парков, где стаи этих птиц считались лучшим украшением искусственных озер и прудов.

Подобно многим современным любителям, древние римляне держали голубей. Эту птицу разводили не столько ради мяса, сколько ради удовольствия, ради голубиного «гона». Голубятни приносили огромный доход. Известны случаи, когда за пару хороших голубей платили по четыре тысячи сестерциев, то есть цену четырех югеров виноградника. Древние писатели сообщают, что стоимость некоторых голубятен, где число голубей исчислялось тысячами, превосходила сто тысяч сестерциев.

Так же как римские красавицы изобретали новые моды на туалеты и затем рабски следовали им, римские гастрономы изобретали моды на лакомства. В I в. до н. э. богатый прожигатель жизни, знаменитый оратор Гортензий ввел моду на павлиньи мясо и яйца. Пригородные усадьбы римских землевладельцев наполнились стаями по сто и более павлинов. Цена на молодого павлина доходила до 200 сестерциев, павлинье яйцо стоило 20 сестерциев; югер земли, засеянный пшеницей, давал меньше дохода, чем один павлин. Однако эту моду постигла участь всех увлечений, и уже в I в. н. э. павлины становятся редкими обитателями птичьего двора.

Более стойкой оказалась мода на дроздов, которых римские хозяева держали тысячами. Известен случай, когда от продажи пятитысячной стаи дроздов их хозяйка выручила шестьдесят тысяч сестерциев — больше, чем приносило хорошее хозяйство размером в двести югеров.

Номентанское поместье Аттика находилось в местности, удаленной от Рима и славившейся своими виноградниками. Один из сортов древнего италийского винограда даже свое название получил от города Номента (номентанский мелкий).

Номентанское поместье Аттика не могло быть особенно большим. Римские сельские хозяева считали самыми доходными виноградники размером приблизительно в сто югеров, для ухода за которыми достаточно шестнадцати рабов. Виноград требует тщательного ухода, а рабы работали старательно только под неусыпным надзором. Чем больше рабов, тем труднее было следить за качеством их работы. Поэтому обширные виноградинки по получили в древности широкого распространения.

Виноградник нуждался в деревянных кольях для подпорок и ивовых прутьях для подвязки лоз. Поэтому хороший хозяин, каким, несомненно, был Аттик, чтобы не тратиться на покупку и перевозку, по соседству с виноградником всегда имел лес и ивняк. Это было тем более необходимо, что в древней Италии, где виноградники занимали бóльшую площадь, чем хлебные нивы, цены на ивняк были очень высоки: в I в. н. э. снабдить виноградник в 100 югеров необходимым количеством кольев и ивняка стоило 2000 сестерциев. Правда, в некоторых имениях, особенно близ городов, где был большой спрос на дрова, хозяева пускали виноградник виться по деревьям, без кольев и подвязки. Однако такие виноградники считались менее доходными.

В пригородных имениях выращивали преимущественно столовые сорта, а в удаленном от Рима номентанском поместье Аттика разводили главным образом виноград, годный для приготовления вина.

Италийское виноделие ведет свое начало с седой древности. Уже в самые отдаленные времена римляне почитали веселого бога виноделия Либера, само имя которого намекает на свободу («либер» — свободный), ощущение которой свойственно подвыпившим людям.

Ежегодно в марте месяце в честь Либера, культ которого рано слился с почитанием греческого бога Вакха-Диониса, древние римляне устраивали веселый и хмельной праздник Либералии.

Италийские вина в II–I вв. до н. э., наряду с греческими, пользовались большим спросом во всех странах Средиземноморья. Наилучшими из них считались фалернское, аминейское, сетинское, цекубское и албанское. Как и в настоящее время, вина получали свое название от тех мест, где росли виноградные лозы, из которых они приготовлялись. Италийские вина различались также по цвету: белое и красное.

Римляне не умели получать чистый спирт и не знали сахара. Поэтому, чтобы вино не скисало и было более крепким и сладким, его крепили вываренным виноградным соком или медом. Хранили вино в больших глиняных кувшинах — дóлиях или áмфорах. На горлышко амфоры вешали ярлык, где указывали количество, сорт вина и год его приготовления. Перевозили вино часто в кожаных мехах, как делают иногда еще и сейчас на Кавказе.

Римляне не знали большинства напитков, употребляемых современными европейцами; чай, кофе, какао не были им известны. Поэтому не следует удивляться, что вино играло в их жизни значительную роль и занимало в их меню большое место. Однако нужно отметить, что древние римляне были очень умеренны в питье.

Не меньше дохода, чем от своих виноградников близ Номента, извлекал Аттик из большого арретинского имения, находившегося в плодородной Этрурии. Здесь хозяева поместий специализировались на разведении оливок, на выращивании хлебных злаков.

Специализированное хозяйство в древности сильно отличалось от современного. В наши дни существуют целые страны, которые разводят только какую-нибудь одну сельскохозяйственную культуру. В древней Италии во многих рабовладельческих имениях главную роль также играла какая-нибудь одна культура, которую выращивали для продажи; но одновременно значительная часть земли была отведена под другие культуры, разводившиеся для собственного потребления.

Во времена Аттика оливководство было очень прибыльным занятием. Из оливок давили превосходное масло (отсюда другое, более распространенное у нас название оливок — маслины). Так как греки и римляне не употребляли в пищу коровьего масла, вся пища готовилась на оливковом.

В древности благовония и духи приготовлялись исключительно на оливковом масле. Оно использовалось также в лампах для освещения. Сырые, соленые или маринованные оливки составляли неотъемлемую часть обеда в любом римском доме. Некоторые хозяева, чьи владения находились близ больших городов, выращивали столовые сорта оливок, которые не годились для производства масла, но зато отличались высокими вкусовыми качествами.

Маслины в Италии разводили еще в глубокой древности, но тогда за ними плохо ухаживали и оливковые деревья давали скудный урожай. Серьезно заниматься оливководством римляне начали только во II в. до н. э., когда в связи с упадком хлебопашества возникла необходимость перейти к разведению более доходных культур. В сочинениях римских агрономов того времени содержится много советов по оливководству.

Во многих областях Италии возникают целые плантации оливковых деревьев. На этих плантациях оливы сажали правильными рядами, стараясь соблюдать определенное расстояние между отдельными деревьями (обычно около 12 м) и между рядами (до 18 м). Такое большое расстояние между деревьями позволяло корням свободно развиваться, и это обеспечивало хорошие урожаи. Естественно, что эту культуру не могли разводить на своих маленьких участках простые крестьяне и ею занимались только богатые землевладельцы.

Кроме того, оливковое дерево первые шестнадцать лет не дает урожая и начинает по-настоящему плодоносить только в сорокалетнем возрасте. Поэтому заниматься выращиванием оливковых рощ могли только состоятельные, богатые люди, имевшие свободные оборотные средства. Уход за оливами требовал высококвалифицированной рабочей силы.

Пока оливы созревали, было вполне достаточно тех рабов, которые обычно ухаживали за деревьями. Но для уборки урожая наличных рабочих рук не хватало. Поэтому, когда маслины поспевали, Аттик, как и большинство италийских хозяев, продавал урожай еще на деревьях или нанимал для уборки свободных батраков. После этого оставалось только следить, чтобы рабочие, сбивая оливки шестами, не попортили деревья. Многие хозяева, не располагавшие достаточными средствами, дожидались, пока перезрелые маслины упадут на землю, и их легко будет собирать. Однако из опавших оливок получалось масло низкого сорта, и тот, кто рассчитывал получить от своего маслинника большой доход, предпочитал снимать маслины с деревьев.

Большое внимание, которое владельцы имений уделяли оливководству, принесло свои результаты. Италийское масло I в. до н. э. отличалось столь высокими качествами, что завоевало даже заморские рынки. Его вывозили в Грецию и Галлию. Владельцы оливковых плантаций получали огромные доходы. Но римские хозяева были расчетливыми людьми; им не давала покоя пустующая земля между посадками оливковых деревьев; они старались использовать даже самый маленький клочок так, чтобы он приносил доход.

Поэтому в Италии широко распространилась комбинация различных сельскохозяйственных культур. Так, в плодовом саду между деревьями устраивали огород. Маслинник обычно засевали хлебными злаками, главным образом ячменем и пшеницей. Рожь римляне знали, но не любили ее и, как правило, не сеяли. О ней римский ученый I в. н. э. пишет: «Это наихудший хлеб и употребляется в пищу только с голоду. Растение это урожайное, но с тонкой соломой мрачного черного цвета, замечательное своей тяжеловесностью. К ржаному хлебу примешивают полбу (сорт пшеницы), чтобы смягчить его горечь, но и в таком виде желудок плохо его переносит». Овес римляне считали сорняком и очень удивлялись тому, что германцы сеют его и варят из него кашу.

Хлебопашеством в Италии занимались с древнейших времен. С хлебопашеством были связаны древнейшие римские божества и религиозные праздники. Из поколения в поколение римские крестьяне приносили жертвы богиням Сейе и Согетии — охранительницам посевов, Термину — богу полевых межей. Ежегодно в честь богини Форнаки, ведавшей сушкой зерна перед помолом, благочестивые римляне справляли праздник Форнакалии. Каждая операция, которую производили при выращивании, уборке и помоле зерна, имела своего бога, ведавшего ею. Существовал даже бог Пикумн, следивший за состоянием навоза для удобрения полей.

Большое внимание римляне уделяли вспашке земли. Поле вспахивали два, а у хороших хозяев и три раза: первый в феврале — марте, второй в мае — июне и третий в июле — сентябре, в соответствии с климатом и природными условиями каждой местности. В зависимости от качества почвы пахали самыми различными орудиями, начиная от простого согнутого и заостренного корневища, царапавшего землю подобно нашей дореволюционной сохе, и кончая сложным плугом на колесах, переворачивавшим пласты. Существовали и бороны.

Пахали главным образом на волах, как в старое время у нас на юге России. Весной сеяли яровые хлеба, но из-за засушливого лета урожаи яровых часто бывали очень скудными. Поэтому больше надежд римляне возлагали на озимые, которые сеяли осенью.

Удобрение полей было предметом особой заботы италийских хозяев. Римляне строили глубокие цементированные ямы для хранения навоза, покупали в больших количествах птичий помет, считавшийся лучшим удобрением. Римские хозяева начинают удобрять землю землей, или, как теперь говорят, создавать «почвенный горизонт»: на песчаную почву вывозят жирную землю, на слишком глинистую — песок, пользуются компостом: собирают листья, золу, сор, стебли сорняков, дают всему этому перегнить в яме и вывозят на поля.

Вводится севооборот: после уборки зерновых на поле высевают бобовые растении. Применяются способы заделки зеленого удобрения: чтобы повысить урожайность поля, выращивают на нем вику или люпин, а затем запахивают и оставляют перегнивать в земле.

Об урожайности пшеницы римский ученый I в. н. э. пишет: «Нет растения плодороднее пшеницы. Природа наделила ее этим свойством, ибо преимущественно пшеницей питается человек. В самом деле, модий^[19] пшеницы, посеянный на подходящей почве, например в Африке, на равнине Бизация, дает урожай в полтораста модиев. Прокуратор божественного Августа послал ему из тех мест куст без малого в четыреста стеблей пшеницы, выросших из одного зерна, чему с трудом верится, но о чем сохранились, однако, письменные свидетельства. Императору Нерону также было послано триста шестьдесят колосьев, выросших из одного зерна. Урожай сам-сто дают и Леонтинская равнина в Сицилии, и вся Бéтика (южная часть Испании), и прежде всего Египет. Самые плодородные сорта пшеницы называются „ветвистой“ и „стозерновкой“. Действительно, был найден стебель „стозерновки“, который один нес сотню зерен».

При уборке урожая италийские жнецы срезали колосья не под корень, как это делают теперь, а снимали только верхушку колоса с зернами, оставляя солому на поле. Этим они значительно облегчали себе обмолот зерна и веяние: римский ток не был загроможден ворохами соломы, которые теперь видишь при молотьбе.

Соломой, оставшейся на поле, в некоторых местностях Италии крыли крыши, ею топили печи, как это еще и теперь делают в наших южных степях, использовали ее на подстилку и корм скоту. Некоторые хозяева сжигали солому в поле, чтобы удобрить пашню золой и выжечь сорняки.

Главными орудиями для уборки урожая у римлян были серп и железный гребень, с помощью которого зерна с колосьев сдирали, «вычесывали». В некоторых местностях Италии пользовались косой на короткой рукоятке, вроде нашей «горбуши». На широких равнинах Галлии римляне убирали хлеб с помощью особой «жнейки». Она представляла собой открытую спереди повозку с высокими бортами сзади и с боков. Оглобли находились позади, а не спереди «жнейки». Впряженный в повозку вол не тащил ее, а толкал перед собой. Впереди на уровне днища повозки выступал частый гребень, который можно было опускать или поднимать в зависимости от высоты колосьев. Этот гребень захватывал верхушки колосьев и сдирал их, причем содранные зерна падали в открытый спереди короб повозки. Идущий рядом со «жнейкой» работник разравнивал колосья в коробе повозки и регулировал уровень гребня.

Сжатый хлеб отвозили для обмолота на ток. Молотили в древности разными способами: иногда по току гоняли скот, выбивавший зерна копытами, иногда пользовались цепами. Для молотьбы употребляли также тяжелые доски с набитыми снизу зубьями или камнями, которые волочили по току.

Мололи зерно на мельницах, по своему устройству напоминавших те, на которых современные хозяйки мелют кофейные зерна. Эти мельницы приводились в движение силой животных, а чаще — рабов, стоивших дешевле скота. В конце I в. до н. э. были изобретены водяные мельницы, но широкого распространения они не получили: мельницы, приводившиеся в движение живой силой, были проще и дешевле. Из модия зерна при помоле римляне, как правило, получали полмодия пшеничной муки. Модий муки в зависимости от сорта стоил в I в. н. э. от 40 до 48 ассов. Из модия муки выпекали 16–22 римских фунта хлеба.

Во времена Аттика редко кто в Италии выращивал хлеб для продажи: зерно, привозимое из провинций, стоило дешевле. Но каждый хозяин сеял пшеницу для собственных нужд. Дешевле было кормить рабов, птицу и скот собственным зерном, чем тратить деньги на покупку и доставку его в поместье. Поэтому в арретинском имении Аттика хлебными злаками был засеян не только маслинник, но имелись обширные нивы.

Однако главный доход приносили Аттику не виноградники, не оливковые рощи и хлебные поля, а его апулийская и эпирская латифундии, представлявшие собой огромные животноводческие фермы. Варрон ссылается на Аттика, как на одного из крупнейших знатоков животноводства, опыт которого мог иметь большую ценность для римских хозяев.

В Италии, как и в Греции, скотоводством занимались еще в глубокой древности. От названий домашних животных вели свое происхождение имена многих римских и италийских родов, например Порциев — от латинского слова «порка» (свинья), Овиниев, Овиев и Овидиев — от «овис» (овца), Каприлиев — от «капра» (коза), Азиниев — от «азинус» (осел).

Один из близких друзей Аттика, известный римский агроном и скотопромышленник, носил имя Скрофа, то есть «свинья, имеющая поросят».

Во II в. до н. э. в связи с притоком дешевого хлеба из провинций скотоводство в Италии становится выгоднее хлебопашества. Один тогдашний писатель жалуется, что «в той стране, где пастухи, основавшие Рим, учили своих детей земледелию, их внуки из жадности превратили пашни в луга».

Когда в XVI в. в Англии помещики стали прогонять крестьян с их земли и превращать нивы в пастбища, родоначальник утопического социализма Томас Мор в «Утопии» писал, что в его время овцы пожирали людей. Эти слова с полным правом можно было бы отнести и к Риму II–I вв. до н. э.

На обширных пространствах южной Италии богатые рабовладельцы сгоняли с земли разоряющихся крестьян и заводили там овцеводческие фермы. Спрос на шерсть в древней Италии был огромен. От императора до раба — все носили шерстяную одежду, так как хлопчатобумажные материи не были им известны, а льняные ткани, вывозившиеся из Египта, и китайский шелк стоили дорого.

В древней Италии существовало два вида овцеводства: в пригородных имениях разводили овец исключительно ради мяса, овечьего сыра и молока, до которых римляне были большими охотниками; в отдаленных местностях существовали крупные овцеводческие хозяйства, где на огромных пространствах кочевали стада тонкорунных овец, дававших превосходную шерсть не только для самой Италии, но и для вывоза в провинции.

Некоторые породы овец, например выведенные в южноиталийском городе Таренте, имели такое тонкое руно, что их приходилось покрывать специальными кожаными попонами, чтобы они не порвали и не испачкали свою драгоценную шерсть о кустарники и траву. Шерсть этих овец шла на изготовление самой красивой и дорогой одежды.

Однако с такими животными было слишком много возни, и надо думать, что расчетливый Аттик у себя в Апулии и в Эпире предпочитал разводить менее прихотливую апулийскую породу, которая требовала меньше ухода и вместе с тем давала красивую и тонкую шерсть, высоко ценившуюся в Риме.

Огромные стада овец в несколько тысяч голов в зимнее время паслись на равнинах южной Италии в Апулии и Калабрии, а с наступлением лета перекочевывали на север в горные районы Самния. Специальная скотопрогонная дорога связывала между собой далеко отстоявшие друг от друга летние и зимние пастбища. В сухую погоду люди, жившие близ этой дороги, еще издалека видели большие облака пыли, возвещавшие о приближении стад.

Кочующее стадо двигалось обычно в стройном порядке, напоминая хорошо обученное войско. Передовой отряд составляли козы, иногда быки и коровы. Без этих вожаков пастухам почти невозможно было справиться с огромными стадами овец, которые охотно следовали за кем-нибудь, но, оставшись одни, моментально разбредались в разные стороны. За передовым отрядом бесконечным потоком следовали гурты овец.

По бокам овечьего стада бежали собаки и двигались конные и пешие пастухи. За скотом следовал обоз, который вез нехитрый скарб пастухов. Из конца в конец этой армии, как главнокомандующий, выполняющий сложный маневр, носился, отдавая распоряжения, главный пастух.

Управление такими большими стадами было нелегким делом. Начать хотя бы с того, что время для выступления после ночевки выбирали не пастухи, а быки или козлы, возглавлявшие стадо. Если они не хотели идти дальше, сдвинуть их с места было невозможно никакими силами. Еще хуже обстояло дело с овцами: иногда без всяких причин их охватывала паника, и они начинали разбегаться, в страхе давя друг друга. Требовались поистине героические усилия собак и пастухов, чтобы восстановить порядок и удержать стадо от гибели.

Во время ночевок овцы разбредались, иногда пропадали, и пастухи должны были тратить целые недели на поиски отбившихся от стада овец. По пути людям, сопровождавшим стада, приходилось иногда выдерживать целые сражения со стаями волков. От пастухов требовалась сила, ловкость, сметливость, умение владеть оружием, которое они всегда имели при себе. Поэтому римские хозяева старались отбирать для охраны своих стад наиболее сильных и молодых рабов.

Вооруженные пастухи, пользовавшиеся известной свободой во время своей кочевой жизни и набиравшиеся из самых молодых и сильных рабов, часто выступали застрельщиками больших рабских восстаний. Так было во время восстаний рабов в Сицилии, так было позднее, во время восстания египетских пастухов-буколов.

Большинство обширных пастбищ, где паслись овцы, принадлежало государству. Правительство сдавало их на откуп тому из многочисленных обществ предпринимателей-публиканов, которое могло выплатить за них государству наибольшую сумму денег. Затем публиканы за определенную плату позволяли владельцам стад пользоваться этими пастбищами. Однако наиболее богатые скотопромышленники, среди которых был и Аттик, минуя посредничество публиканов, сами на долгий срок арендовали государственные пастбища.

Таким образом, оправдывалась старинная пословица: «Деньги идут к деньгам»; те скотоводы, которые располагали достаточными средствами, чтобы сразу заплатить правительству большую сумму за аренду пастбищ, в конечном счете выигрывали. Им не нужно было ежегодно развязывать кошелек, чтобы платить публиканам, пользовавшимся своим монопольным положением хозяев пастбищ для вздувания цен и обирания скотопромышленников.

«Кто из нас, ведущих свое хозяйство в имении, не имеет свиней? Кто не слышал, как отцы наши называли лентяем и расточителем человека, который подвешивал к потолку своей кладовой ветчину не из собственного имения, а из мясной лавки?» — пишет римский автор одного из руководств по сельскому хозяйству.

Тит Помпоний Аттик был кем угодно, но только не расточителем и лентяем. Поэтому можно не сомневаться, что в его апулийском имении свиноводство занимало почетное место. Свиное мясо было любимым кушаньем жителей италийских городов. Даже в самой маленькой мясной лавке любого захолустного городка Италии в большом количестве висели свиные окорока, которые в древности продавались вместе с копытом. Никакая мясная пища не упоминается так часто в римской литературе, как свинина. Известны сотни способов ее приготовления, сохраненные для нас римскими любителями покушать. Свиные колбасы, вымя, голова, ветчина, фаршированные свиньи поглощались на римских пирах в количестве, вызывающем удивление.

Некоторые части свиньи, которые у нас вызвали бы крайнее отвращение, в Риме считались лакомством.

Полководцы и государственные деятели посвящали свой досуг изобретению новых способов приготовления свинины. До сих пор сохранился рецепт приготовления поросятины, изобретенный императором Вителлием в I в. н. э.

Стада свиней, из которых каждое насчитывало несколько сот голов, круглый год паслись на воле в обширных дубовых лесах, покрывавших отроги Апеннинских гор. Огромные, одичалые, способные сами защитить себя и свое потомство от любого хищника, эти кабаны и свиньи признавали только приставленных к ним рабов-пастухов, которые зиму и лето жили вместе с животными. Приближение к такому стаду для постороннего человека было далеко не безопасным.

Отделение от стада и загон в хлева животных, предназначенных для откорма и убоя, был сопряжен с серьезным риском. Туши свиней, откормленных для продажи желудями, зерном, бобами, горохом и чечевицей, отличались невероятным весом, жирностью и нежностью. Животных раскармливали так, что они не могли ни ходить, ни даже стоять на ногах.

Один из римских авторов, писавших о животноводстве, рассказывает, что в имении его знакомого была откормлена свинья, у которой сало было толщиной в один римский фут^[20] и три пальца; один кусочек мяса этой свиньи между двумя ребрами, присланный в подарок, весил двадцать три римских фунта. Этот же писатель сообщает, что ему довелось видеть в одном имении живую свинью, в сале которой мышь якобы прогрызла нору, устроила гнездо и даже вывела мышат.

Владельцам пригородных хозяйств, где не было дубовых лесов и корма стоили дорого, откорм взрослых животных был невыгоден; они специализировались на выращивании поросят. Спрос на них среди богатых гастрономов Рима был очень велик. Только в одной дошедшей до нашего времени римской поваренной книге упоминается более двадцати способов приготовления поросятины.

Эпирская латифундия Тита Помпония Аттика славилась своим крупным рогатым скотом. Эпирские коровы и быки, которых в древности использовали для пахоты, считались лучшими во всем Средиземноморье. Стада этих животных по сто и более голов паслись летом на горных лесистых пастбищах, а зимой перекочевывали поближе к морю, где было теплее. Кроме того, в Эпире и Апулии Аттик держал большие стада коз, а также табуны лошадей и ослов. Козья шерсть в древности заменяла пеньку и шла на изготовление канатов для кораблей и военных машин. Из нее делали мешковину и ткали ковры.

На лошадей был большой спрос в армии, а кроме того, их в большом количестве покупали для цирковых состязаний; ими широко пользовались также во время дальних путешествий, которые древние римляне совершали обычно верхом или в повозках. У римских хозяев, занимавшихся коневодством, особенно славились апулийские лошади, и можно не сомневаться, что в табунах Аттика преобладала именно эта порода.

Ослы были главными вьючными животными древности. Кроме того, они иногда приводили в движение жернова на мельницах. В некоторых областях наряду с быками запрягали в плуг ослов и пахали на них землю. Лучшими в Италии считались ослы, выращенные в Реате, и цена на отдельных производителей этой породы доходила до тридцати и даже сорока тысяч сестерциев.

Огромные земельные владения Аттика вовсе не были исключительным, из ряда вон выходящим явлением. Наоборот, возникновение латифундии было характерно для последнего периода Республики и начала Империи. Известно, что в I в. до н. э., во время гражданских войн, некоторые землевладельцы могли в пределах своих поместий вооружать и набирать из собственных рабов, вольноотпущенников и арендаторов многочисленные отряды, для перевозки которых требовалось несколько транспортных кораблей. При Империи рост крупных земельных владений продолжался беспрерывно, и уже в I в. н. э. римский ученый Плиний писал: «Латифундии погубили Италию».

Среди крупных римских землевладельцев I в. до н. э. Аттик, имевший обширные поместья вне Италии, не представлял исключения. Знатные и богатые римляне в конце Республики предпочитали покупать земельные угодья в провинциях.

Римские завоевания наносили огромный ущерб покоренным странам.

Один только Сулла во время войны с Митридатом ухитрился выкачать из уже разоренной войной Малой Азии двадцать тысяч талантов золота, так что некоторые малоазийские города принуждены были закладывать ростовщикам свои гавани, театры и другие общественные постройки, чтобы выплатить наложенную на них по разверстке огромную сумму денег. Цезарь после завоевания Галлии награбил столько золота, что продавал его в Риме на вес, как у нас продают крупу или сахар. В том самом Эпире, где находилась латифундия Аттика, только во время третьей войны Македонии с Римом было разрушено семьдесят городов и уведено в рабство сто пятьдесят тысяч мирных жителей.

Кроме того, вся римская система управления провинциями была, в сущности, неприкрытым грабежом. Римские откупщики, купившие у правительства право собирать налоги с населения, а также назначенные на короткий срок наместники, будучи, согласно поговорке, «халифами на час», действовали в провинциях, подобно человеку, который режет курицу, несущую золотые яйца. Благодаря такой системе управления провинциями огромные области приходили в упадок, целые страны становились безлюдными.

Уже в конце II в. до н. э. зависимый от Рима царь небольшого малоазийского государства Вифинии в ответ на требование римского правительства прислать в Италию вспомогательные войска указывал, что большая часть мужского населения его страны уведена римскими откупщиками в рабство за долги.

Заброшенная земля в провинциях стоила много дешевле, чем в Италии, и это побуждало римлян приобретать имения за морем. Кроме того, римский землевладелец, купивший землю в провинции, оказывался в привилегированном положении: его соседями были лица, лишенные гражданских прав, иначе говоря, бесправные люди, с которыми можно было делать что угодно.

Римские сельские хозяева, купившие землю в провинции, не менее беспощадно эксплуатировали покоренные страны, чем откупщики и наместники. Но в отличие от них, стремившихся в максимально короткий срок получить из отданной им на поток и разграбление страны все, что можно, а затем бросить ее, как выжатый лимон, римляне, владевшие в провинции землей, принуждены были думать о будущем. Заботясь о своих имениях, они должны были заботиться и о благосостоянии всей страны. Эти хозяева были заинтересованы в хорошем состоянии дорог и транспортных средств, которые позволяли перевозить продукты их имений, в процветании соседних городов, где жили ремесленники, снабжавшие их хозяйства промышленными товарами. Поэтому покупка земли римскими гражданами и приток денежных средств, которые они вкладывали в свои хозяйства, помогли провинциям постепенно оправиться от последствий римского завоевания. Восстанавливались и заселялись разрушенные города, заброшенные земли снова начинали давать богатые урожаи.

Появление в провинциях влиятельных римских граждан положило некоторые пределы безграничному прежде произволу наместников. Какой-нибудь проконсул Веррес, за время своего наместничества ухитрившийся разорить дотла богатую Сицилию, несомненно десять раз подумал бы, прежде чем решился применить свои грабительские приемы к такому могущественному человеку, как Тит Помпоний Аттик. Относительный мир и покой, установившиеся в Римском государстве при императоре Августе, также способствовали восстановлению хозяйства в культурных восточных провинциях и быстрому развитию более отсталых западных областей.

Все новые и новые обширные пространства Египта, северной Африки и Сицилии распахивались под тучные нивы, на которых колосилась золотая пшеница. На островах греческого архипелага Хиосе и Косе увеличивались площади виноградников, дававших лучшее в древности вино. Даже за снежные Альпы, в далекую Галлию, проник древний дар веселого бога виноделия Вакха-Либера — виноградная лоза. Оливковые рощи покрыли всю южную Испанию, и испанское масло стали ввозить в самые отдаленные уголки Средиземноморья.

Огромные стада свиней, пасущихся на воле в некогда священных дубовых рощах и лесах Галлии, давали превосходную ветчину, которую в I в. до н. э. вывозили даже в Рим, где она ценилась выше италийской. Однако такое процветание провинций было чревато страшными последствиями для сельского хозяйства Италии.

Сельские хозяева Италии никогда не были экономически сильнее опытных и культурных рабовладельцев Греции и Востока. Теперь, в I в. до н. э. — I в. н. э., они постепенно теряют даже более отсталые западные рынки. И в этих провинциях успешно развивается свое хозяйство. Больше того, продукты сельского хозяйства провинций начинают завоевывать италийский рынок; даже на собственной территории, в самой Италии, римские хозяева постепенно сдают одну позицию за другой.

Во II в. до н. э. под натиском дешевого хлеба провинций италийцы начинают отказываться от занятия хлебопашеством и перестраивают свое хозяйство, ориентируясь на технические культуры и скотоводство. В I в. до н. э. в связи с конкуренцией греческого, галльского и испанского вина в Италии намечается упадок виноградарства.

Если во II в. до н. э. агроном Катон называет виноград самой доходной сельскохозяйственной культурой, то в I в. до н. э. Варрон считает наиболее выгодным занятием скотоводство. К I в. н. э. многие владельцы италийских имений совершенно отказываются от разведения виноградной лозы. В это же время гибнет италийское оливководство, которое еще Варрон считал очень доходным занятием. Испанское оливковое масло завоевывает Италию. Италийские хозяева при продаже не могут оправдать расходы, связанные с оливководством. Не помогают такие крайние меры, как правительственное запрещение разводить виноград и оливки в провинции; не помогает вырубка многих гектаров виноградников в Галлии. Тщетно италийские хозяева выливают в реки сотни и тысячи литров вина в надежде таким способом поднять цену. Цены на вино и оливковое масло в Италии непрерывно падают.

Владельцы италийских имений пытаются бороться другими способами. Они стараются увеличивать урожаи, улучшить качество продукции, вводят новую технику. Но тщетно: у них нет квалифицированных рабочих, которые могут управлять этой техникой, у них нет людей, заинтересованных в повышении производительности труда. Рабство начинает мстить за себя: рабы не хотят овладевать новой техникой, они не заинтересованы в повышении квалификации, им безразличны результаты своего труда. Оказывается, что рабовладельческая система хозяйства несовместима с высокой техникой и высокой производительностью.

В поисках спасения италийские землевладельцы бросаются в другую крайность: они стремятся предельно снизить издержки производства, уменьшить любыми средствами себестоимость продуктов. Плиний договаривается до того, что утверждает, будто хорошая обработка земли невыгодна хозяину. Но и здесь — тупик: плохая обработка земли приводит к уменьшению урожаев, к сокращению посевных площадей, к убыткам и к упадку хозяйства.

Вместо обезлюдения провинций начинается обезлюдение Италии. Огромные пространства италийской земли остаются необработанными и не приносят никакого дохода ни хозяевам, ни государству. Начинается отлив населения из Италии в провинции. Там жизнь бьет ключом, там больше возможностей для предприимчивого человека, там легче можно разбогатеть, пользуясь преимуществами, которые даст право римского гражданства. В провинциях растут новые экономические центры, которые по красоте, богатству, обилию населения могут поспорить с Римом; Александрия, Антиохия, Никомедия, Милан, Трир, Византий и другие города стремятся выйти на первое место, оттеснить плечом дряхлеющую столицу мира — Вечный город. Хозяйство провинций перестает зависеть от италийского вывоза продуктов и товаров. Экономическая независимость влечет за собой политическую. В провинциях растут сепаратистские стремления, желание отделиться от Рима, избавиться от тяжкого гнета римского владычества, которое слишком дорого обходится населению и не дает ему ничего взамен.

В III в. н. э. начинается распад Римской державы: отделяются и провозглашают свою независимость Галлия, Сирия, Северная Африка, Египет, Британия. Правда, имущие классы провинций, напуганные размахом революционного движения народных масс, скоро спохватываются и обращаются за помощью к тому самому римскому правительству, против которого они еще недавно восставали. Их измена помогает римлянам восстановить империю и сохранять ее почти в прежнем объеме еще около двухсот лет. Однако, учитывая создавшуюся обстановку, римские императоры считают нужным перенести управление государством из Италии в более развитые экономически районы империи. Восстановитель римского могущества император Диоклетиан в конце III в. н. э. переносит свою столицу из Рима в малоазийский город Никомедию, а при императоре Константине, в IV в., Вечный город окончательно теряет свое прежнее значение и столицей империи становится Константинополь — древний греческий Византий, господствующий над выходом из Черного моря в Средиземное.

С упадком сельского хозяйства Италия снова становится второстепенной областью Средиземноморья, и на первое место выдвигается восточная часть империи.