Народ

Глава 3

В темном чреве разбитой "Свит Джуди" вспыхнула спичка. Послышалось шебуршание и звяканье, потом, наконец, зажглась лампа. Она не была разбита, но её следовало использовать экономно, потому что запасов лампового масла обнаружить не удалось. Возможно, оно было где-то там, под грудой других вещей. Абсолютно всё было под грудой других вещей. Слава богу, что девушка догадалась завернуться в матрас, когда "Свит Джуди" попыталась проплыть сквозь лес. Жуткий треск и вопли она будет помнить до конца своих дней. Она слышала, как раскололся корпус и сломались мачты, но хуже всего была наступившая затем тишина.

Утром она выбралась из руин корабля и увидела лес, полный тумана и птичьего пения. За "Джуди" тянулся след из поломанных деревьев и обломков самого корабля. В голове у девушки билось только одно слово.

Горячка.

Это такое особое безумие моряков, вызываемое горячими лучами солнца. Ей рассказал о нём первый помощник Кокс, видимо, чтобы напугать её, потому что ему нравилось пугать людей. Моряки заболевали горячкой, если слишком долго продолжался мёртвый штиль. Тогда они смотрели за борт и вместо моря вдруг видели прохладные зелёные луга. Люди прыгали туда и шли ко дну. Первый помощник Кокс уверял её, что сам видел такие случаи. Несколько взрослых мужчин прыгнули на поросший маргаритками луг и утонули, или "утопли", как он выразился. Возможно, он им в этом немного помог.

И вот теперь она выходит из корабля прямо в зелёные джунгли. Это что-то вроде… безумия наоборот. Она полностью в своём уме, вне сомнений, а вот окружающий мир свихнулся. На оставшейся за кораблём просеке лежали тела моряков. Девушка и раньше видела мёртвых, например, когда её дядюшка сломал шею на охоте, или тот ужасный несчастный случай с сенокосилкой. К её радости, среди погибших не оказалось корабельного кока по прозвищу Куки. Она тут же устыдилась этого чувства, прочла над мёртвыми краткую молитву и убежала обратно на корабль, где её стошнило.

Теперь она копалась в ужасном кавардаке, в который превратилась её аккуратная каюта, пока не отыскала свою коробку с письменными принадлежностями. Она поставила коробку себе на колени, открыла, вынула одну из полученных в подарок на день рождения пригласительных открыток с золотой каймой и задумалась. Согласно её книге по этикету (ещё один подарок), встречаться с незнакомым молодым человеком полагалось только в присутствии дуэньи, и единственной персоной на корабле, кого она могла представить в подобном качестве, был бедный капитан Робертс. Он же настоящий капитан, это дорогого стоит, но вот беда, он был самым прискорбным образом мёртв. С другой стороны, в книге нигде не написано, что дуэнья обязательно должна быть жива, просто требуется, чтобы она присутствовала. Да и вообще, на всякий случай у нее под кроватью давно был припрятан острый мачете. Путешествие стало не очень-то приятным, когда на борт поднялся первый помощник Кокс.

Она бросила взгляд на покрытую платком клетку в углу. Оттуда раздавалось непрерывное бормотание. Лучше держать клетку закрытой, иначе птица опять начнёт ругаться. Значение некоторых слов респектабельная леди не должна была знать. Хотя слова, значения которых она и правда не знала, беспокоили её даже больше.

Она была с мальчиком нелюбезна, вот в чём беда. В людей не полагается стрелять, особенно если вы даже не представлены друг другу. Слава богу, что порох отсырел. Она просто запаниковала, а ведь он так много работал, чтобы похоронить в море тех бедных людей. По крайней мере, её отец был жив, и он наверняка ищет её повсюду. Даже если этих "повсюду" около восьмисот, как островов в архипелаге Дня Матери.

Она обмакнула перо в чернила и зачеркнула слова "Дом Правительства, Порт-Мерсия" наверху открытки. Вместо них было аккуратно вписано: "Обломки "Свит Джуди".

Требовалось внести ещё кое-какие исправления. Кто бы ни разрабатывал дизайн открыток, он полностью упустил из виду такой случай, когда вам потребуется пригласить человека, чьего имени вы не знаете, который живёт на пляже, почти не носит одежды и почти наверняка не умеет читать. Она сделала всё, что могла, использовав обе стороны открытки[3], и внизу подписалась: "Эрминтруда Фэншоу (Благородная Мисс)", хотя немедленно об этом пожалела, особенно насчёт "Эрминтруды".

Потом надела большой непромокаемый плащ, принадлежавший раньше бедному капитану Робертсу, сунула в карман последнее манго, прихватила абордажную саблю, сняла с крюка лампу и вышла в ночь.

Мау проснулся. В его голове кричали прадеды, а костёр превратился в большую мерцающую груду углей.

- ВОССТАНОВИ БОЖЬИ ЯКОРЯ! КТО СТЕРЕЖЁТ НАРОД? ГДЕ НАШЕ ПИВО?

"Я не знаю, - подумал Мау, глядя в небо. – Пиво всегда готовили женщины. Я не умею".

Он же не может зайти на Женскую половину, верно? Он туда уже заглядывал мельком, но мужчины никогда не заходят на Женскую половину, а женщины – в долину Прадедов. Если такое произойдёт, это будет конец всему. Вот насколько важен этот обычай.

Мау моргнул. Разве может быть "конец всему" более окончательный, чем сейчас? На острове не осталось людей, а значит, не осталось и обычаев. Обычаи не могут просто плавать в воздухе сами по себе!

Он встал на ноги и заметил в стороне золотой блеск. В расщеплённое дерево был вставлен белый прямоугольник, а рядом на песке – следы без пальцев. Около дерева лежало ещё одно манго.

Она тут бродила украдкой, пока он спал!

На белом прямоугольнике были какие-то непонятные значки, зато на другой стороне обнаружились картинки. Мау хорошо разбирался в посланиях, и это было несложным:

- "Когда солнце будет прямо над последним деревом, уцелевшим на Малом Народе, ты должен метнуть копьё в большое разбитое каноэ", - прочёл он вслух.

Смысла в этом не было никакого, как, впрочем, и в девушке-привидении. Но она подарила ему искродел, хотя сама была страшно испугана. Он, надо признаться, тоже. Что нужно делать с девушками? Когда ты мальчик – просто держаться от них подальше, но он слышал, что у мужчин другие инструкции на этот счёт.

А что касается Прадедов и божьих якорей, то вообще непонятно, как быть. Якоря - большие камни, но для волны это пустяки, она их смыла. Знали об этом боги? Их тоже смыло прочь? Слишком сложный вопрос. С пивом было проще, но ненамного.

Женщины делали пиво, а перед пещерой Прадедов была большая каменная чаша, куда жертвенное пиво наливали ежедневно. Он знал всё это, но никогда не обдумывал, теперь же стали появляться вопросы, например: Зачем мёртвым пиво? Разве оно не… протечёт сквозь истлевшую грудную клетку? Если не они выпивают пиво, то кто? И не попадёт ли он в неприятности просто за то, что подумал обо всём этом?

Неприятности от кого?

Он помнил, как свободно приходил на Женскую половину, пока был совсем малышом. Когда ему исполнилось семь или восемь, всё изменилось. Женщины стали гнать его от себя, а если он подходил ближе, прекращали свои занятия и смотрели на него, пока он не убегал прочь. Особенно старухи, они обжигали таким противным взглядом, что сразу хотелось оказаться где-нибудь подальше. Один из старших мальчишек рассказал ему, что старуха может пробормотать особые слова, из-за которых отвалится твой винго. После этого Мау старался держаться подальше от Женской половины, она стала для него вроде Луны – ты знаешь, что она есть, но попасть туда даже не мечтаешь.

Ну что же, старух не стало. Мау об этом сожалел. Он мог делать всё что угодно, и некому было остановить его. Он хотел, чтобы кто-нибудь мог.

Тропа к Женской половине ответвлялась от тропы в Верхний лес, потом шла на юго-запад и ныряла в узкую расселину, в конце которой стояли два больших камня, выше человеческого роста, облитые красной краской. Это был единственный вход, тогда, когда ещё не умерли обычаи. Теперь Мау отодвинул заграждавший вход колючий кустарник и вошёл.

Вот она, Половина, небольшая круглая долина, залитая солнечным светом. Ряды деревьев не пускали сюда ветер, а колючие кусты и шиповник заплелись промеж стволов так густо, что пробраться между ними не смог бы никто, кроме змеи. Сегодня долина выглядела спящей. Мау мог расслышать шум прибоя, но море, казалось, очень далеко отсюда. А здесь звенел маленький ручей, сочившийся из скалы у края долины, он заполнял выемку в камне, превращая её в природную ванну, и затем исчезал в глубине садов.

Народ выращивал хорошие урожаи на большом поле. Тут росли агаро, сахарный тростник, табор, бобы-бумеранги и чёрная кукуруза. Мужчины возделывали растения для еды.

На своей Половине женщины растили то, что делало жизнь более весёлой, здоровой и долгой: пряности, фрукты и жевательные корешки. Они знали, как выращивать плоды крупнее и вкуснее. Они выкапывали или выменивали всякие полезные растения и приносили их сюда. Женщины знали секреты семян, стручков и всего такого прочего. На Женской половине росли розовые бананы, редкие разновидности подорожника и бататы, включая прыгучий батат. А ещё женщины растили здесь лекарственные растения и младенцев.

Там и тут около огородов стояли небольшие хижины. Мау осторожно приблизился, он уже начал нервничать. Кто-то должен был прикрикнуть на него, какая-нибудь старуха должна была указать на него скрюченным пальцем и угрожающе забормотать, а он бегом бросился бы прочь, на всякий случай придерживая пах обеими руками. Всё что угодно было лучше, чем эта солнечная тишина.

"Значит, обычаи всё-таки живы, – подумал он. – Я принёс их с собой. Они у меня в голове".

В некоторых хижинах стояли корзины, а с потолка, вне досягаемости маленьких шаловливых ручонок, свисали пучки корешков. Это были чумовые корешки. Островитяне знали о них с самого детства. Из них готовилось пиво, которое веселило или убивало, превращая в камень, а секретным компонентом, который определял, что же именно с тобой произойдёт, была общеизвестная песенка.

То, что искал, он обнаружил в хижине у ручья. Большой горшок с мелко нарезанными корешками булькал и шипел под грудой пальмовых листьев. От резкого запаха пощипывало в носу.

Сколько пива нужно мертвецам? Он заполнил небольшую выдолбленную тыкву-калабаш, и решил, что этого хватит. Мау переливал жидкость с большой осторожностью, несозревшее пиво весьма опасно, а потом поспешно ушёл, пока его не застал на Женской половине какой-нибудь призрак.

Мау пришел к пещере Прадедов, умудрившись почти не расплескать пиво, и аккуратно вылил содержимое калабаша в каменную чашу, установленную у двери в пещеру. Устроившись на старых искривлённых деревьях, за ним внимательно следили птицы-прадеды.

Он плюнул в чашу, и пиво вскипело, на поверхности вспухли большие жёлтые пузыри.

Потом Мау запел. Это была простенькая песенка, о четырёх братьях, сыновьях Воздуха, которые однажды решили бежать наперегонки вокруг огромного живота своего отца, чтобы определить кто из них отправится на свидание с Лунной Женщиной, а также о разных уловках и кознях, которые они строили друг другу ради победы в соревновании. Эту песенку знали даже дети. Её знали вообще все. По какой-то загадочной причине, она превращала яд в пиво. Невероятно, но факт.

Пиво пенилось в чаше. Мау на всякий случай присматривал за огромной каменной дверью, но Прадеды, вероятно, знали способы выпить пиво не покидая своего мира духов.

Он пропел всю песенку от начала до конца, постаравшись не пропустить ни одного куплета, особенно тщательно изобразив самый забавный из них, который следовало сопровождать соответствующими жестами. Когда он закончил, пиво стало прозрачным, а пена – золотистой. Для проверки, Мау сделал небольшой глоток. Его сердце не остановилось, значит, всё получилось как надо, наверное.

Он сделал пару шагов назад и прокричал в пространство:

- Вот ваше пиво, Прадеды!

Ничего не произошло. Промелькнула неприятная мыслишка, что хотя бы "спасибо" он честно заслужил.

Потом весь мир сделал вдох, и вдох стал голосами:

- ТЫ НЕ ПРОПЕЛ ПЕСНОПЕНИЕ!

- Я спел! Получилось хорошее пиво!

- ДРУГОЕ ПЕСНОПЕНИЕ! КОТОРОЕ ПРИЗЫВАЕТ НАС К ПИВУ!

Ещё несколько птиц-прадедов с треском опустились на деревья.

- Я про него не знал!

- ТЫ ЛЕНИВЫЙ МАЛЬЧИШКА!

Мау тут же ухватился за эту возможность.

- Вы правы, я всего лишь мальчик! И здесь некому научить меня! Не могли бы вы…?

- ТЫ ВОССТАНОВИЛ БОЖЬИ ЯКОРЯ? НЕТ!

И голоса смолкли, оставив лишь вздохи ветра.

Ну, пиво-то получилось неплохое. Какого ещё песнопения им не хватает? Мать Мау готовила хорошее пиво, а желающие его выпить всегда сразу же появлялись сами.

Хлопая крыльями, на край каменной чаши уселась птица-прадед, и наградила Мау обычным для этих созданий взглядом, который, казалось, говорил: "Если собрался помереть, то поспеши. Если нет – проваливай".

Мау пожал плечами и побрёл прочь. Но недалеко – спрятался за деревом, а уж прятаться он умел. Может быть, большой круглый камень всё-таки откатится в сторону.

Через пару минут на каменную чашу уселись ещё несколько птиц-прадедов. Они некоторое время ссорились, а потом, лишь изредка опять прерываясь на мелкие свары, приступили к серьёзной выпивке. Они пили, раскачиваясь взад и вперёд, потому что птицы всегда так делают, когда пьют, а потом пили, раскачиваясь взад и вперёд, и ещё вперёд, и частенько падая в чашу, потому что птицы всегда так делают, когда пьют свежее пиво. Одна из птиц-прадедов поднялась и полетела обратно к лесу.

Мау в задумчивости вернулся на пляж, срезав по пути молодое деревце для копья. На пляже он заточил ствол и обжёг его для прочности на огне, время от времени не забывая поглядывать на солнце.

Он работал медленно, потому что ум его переполняли вопросы. Они появлялись из чёрной пустоты внутри его души, и так быстро следовали один за другим, что Мау не успевал их спокойно обдумать. Мало того, ему вскоре предстояло встретиться с девушкой-привидением. Это будет… непросто.

Он снова взглянул на белый прямоугольник. Жёлтый металл по краям легко соскребался, но был мягким и бесполезным. Что до картинки, то она вполне могла быть просто амулетом, вроде его голубого браслета из бус. Какой смысл бросать копьё в большое каноэ? Оно не живое, его не убьёшь. Но раз девушка считает, что так надо… В конце концов, она была единственным человеком на острове, кроме самого Мау, и она подарила ему искродел, вещь теперь уже ненужную, но всё равно замечательную.

Когда солнце приблизилось к Малому Народу, Мау прошёл вдоль пляжа и вступил в Нижний лес.

Здесь всё тронулось в рост с такой силой, что это можно было услышать. В Нижнем лесу всегда темно, поэтому когда большое каноэ пробило в сплошном лиственном пологе бреши, через которые на землю, годами не видевшую света, пролилось сияние ясного дня, началась яростная борьба за место под солнцем. К небу наперегонки тянулись зелёные побеги, лопались почки, с тихим треском прорастали семена. Лес отвоёвывал своё, накатывая на просеку собственной зелёной волной. Через каких-то полгода никто и не догадается, что здесь произошло.

Завидев корпус большого каноэ, Мау пошёл медленнее, но никакого движения рядом с лодкой так и не заметил. Тут надо быть поосторожнее. Слишком легко допустить ошибку.

Слишком легко допустить ошибку.

Она ненавидела имя Эрминтруда. Особенно эту "труду". "Эрмин" ещё куда ни шло. "Труди" тоже было бы неплохо, звучит забавно, по крайней мере, но бабушка заявила, что Труди - слишком "коротко", и хотя было непонятно, что она имела в виду, пользоваться таким сокращением строго-настрого запретила. Даже "Гертруду" можно было бы стерпеть. Тут, конечно, остаётся ненавистная "труда", однако одну из принцесс Короны звали Гертруда, и некоторые газеты сократили её до "Герти", а это уже похоже на имя девушки, получающей хоть какое-то удовольствие от жизни.

"Но Эрминтруда, - размышляла она, - как раз подходящее имя для неудачницы, которая сначала приглашает молодого человека на чашку чаю, а потом всё делает неправильно". Угольная печка дымила, в бочке с мукой обнаружился дохлый омар, отчего эта мука пахла весьма странно, да ещё вдобавок кое-где шевелилась, а ведь она не должна себя так вести, наверное. Эрминтруда сумела вскрыть последнюю жестянку с "Патентованным Вечным Молоком Доктора Пондбери", которое, согласно надписи на банке, "через год обладает точно таким же вкусом, как и в день упаковки". К сожалению, это была, похоже, чистая правда. Молоко пахло утонувшими мышами.

О, если бы её учили как следует! О, если бы кто-нибудь догадался потратить хотя бы полдня, прививая ей навыки, полезные человеку, потерпевшему кораблекрушение на необитаемом острове! В конце концов, такое может случиться с каждым! Даже элементарные советы о тонкостях приготовления печенья пришлись бы как нельзя кстати! Но нет, бабушка всегда утверждала, что леди не должна держать в руках ничего тяжелее зонтика от солнца, и ни при каких обстоятельствах не должна переступать порог кухни, исключая случаи приготовления Недорогого Благотворительного Супа для Достойных Бедняков, каковых, по мнению бабушки, на белом свете было крайне мало.

- Всегда помни, - частенько (даже слишком) повторяла она, - ст0ит умереть всего лишь ста тридцати восьми другим наследникам, и твой отец станет Королём! А значит, ты однажды можешь стать королевой!

Бабушка всегда говорила это с особым блеском в глазах, который позволял предположить - планируются 138 убийств. И даже краткое знакомство с престарелой леди не оставляло сомнений, что она вполне способна их организовать. Никаких грубостей, разумеется. Никакой суеты с кинжалами и пистолетами. Только весьма элегантные и тактичные убийства. Упавший кирпич здесь, замёрзшая лужица на высокой стене замка там, а подозрительное бланманже на дворцовом банкете (мышьяк так похож на сахар, верно?) поможет позаботится сразу о нескольких претендентах… Впрочем, вряд ли бабушка была способна зайти настолько далеко. Тем не менее, старуха жила надеждой, а тем временем по мере сил внимательно следила, чтобы её внучку не дай Бог случайно не научили чему-нибудь практически полезному.

И вот вам, пожалуйста, результат: Эрминтруда, вооружённая лишь своим идиотским именем, пытается приготовить традиционный дневной чай на обломках корабля посреди джунглей! Почему никто не предусмотрел подобного оборота событий?!

А приглашённого молодого человека бабушка наверняка сочла бы дикарём. Но он не был дикарём. Девушка видела, как он хоронил тех людей в море. Брал тела на руки очень бережно, даже собак. Не выбрасывал их прочь, словно мусор. Заботился о соблюдении ритуала. Он плакал, но не замечал её, даже когда она стояла прямо пред ним. Только однажды его заплаканные глаза почти сфокусировались на ней, но потом он просто прошёл мимо и вернулся к своему скорбному труду. Он вёл себя столь бережно и деликатно, что никак не мог быть обычным дикарём.

Тут она вспомнила, как первый помощник Кокс стрелял из своего пистолета по обезьянам, пока корабль стоял на стоянке в устье реки где-то на побережье моря Церамис. Кокс хохотал, наблюдая, как коричневые тельца падают в воду, и особенно радовался, если обезьяна была ещё жива, когда к ней бросались голодные крокодилы.

Она закричала, чтобы он прекратил, он рассмеялся в ответ, потом из рубки на шум прибежал капитан Робертс и случился грандиозный скандал, после чего дела на "Свит Джуди" окончательно пошли наперекосяк. Как раз перед её отплытием на другой конец мира, газеты много писали о теории мистера Дарвина. Он утверждал, что отдалённым предком человека была какая-то обезьяна. Эрминтруда не знала, правда это или нет, однако, взглянув в глаза первому помощнику Коксу, она увидела нечто гораздо худшее, чем любая разновидность обезьяны.

В этот момент, разбив треснувший иллюминатор, в каюту влетело копьё, которое со свистом рассекло воздух и пропало, вылетев с противоположной стороны сквозь другой иллюминатор, вовсе лишившийся стекла в последней схватке с волной.

Эрминтруда сидела не шелохнувшись. Вначале она просто испугалась, а потом вспомнила папин совет. В одном из своих писем отец рассказал ей, что присоединившись к нему в Доме Правительства, она станет его Первой Леди, и как таковая будет иметь дело с самыми разными людьми, которые, возможно, станут вести себя очень странно и на первый взгляд непонятно, поэтому ей придётся научиться снисходительности и терпению.

Ладно, поразмыслим. Молодой человек должен был придти как раз примерно в это время. Ну и как иначе он мог известить о своём прибытии? Даже до крушения, на корабле не было никакого дверного звонка. Может, этот бросок означает: "Посмотри, я выбросил копьё! Я безоружен!" Да, очень похоже на правду. Рукопожатие, в конце концов, изобрели с той же целью - продемонстрировать друг другу пустые руки и добрые намерения. "Ну вот и хорошо, одной загадкой меньше", - подумала она и выдохнула, в первый раз с того момента, как копьё просвистело сквозь каюту.

Мау тем временем беспокоился, всё ли он сделал правильно? Но вот раздался какой-то шум и лицо девушки-привидения показалось над бортом большого каноэ.

- Ты пунктуален. Очень любезно с твоей стороны, - сказала она, пытаясь улыбнуться. – И, кстати, большое спасибо за выбитое окно. Тут было так душно!

Он не понял ни слова, но она почти улыбалась, это хорошо. А ещё она хотела, чтобы он забрался в каноэ. Что и было проделано, с большой осторожностью. Брошенная волной оземь "Свит Джуди" слегка накренилась, и поэтому на корабле не было ни единой горизонтальной поверхности.

Внутри царил полный кавардак, состоявший из перемешанных кавардаков поменьше. Всё пропахло грязью и застоялой водой. Но девушка проводила его в другое место, которое выглядело так, словно там кто-то пытался навести порядок, хотя и без особого успеха.

- Боюсь, стульев нет, все сломались, - сказала она. – Но я надеюсь, что ты сочтёшь сундук бедного капитана Робертса подходящей заменой.

Мау, никогда ни на чём не сидевший, кроме земли или пола хижины, осторожно пристроил свой зад на краю деревянного ящика.

- Учитывая, что мы не представлены, нам следует должным образом познакомиться, полагаю, - сказала девушка-привидение. – Хотя тот факт, что мы совершенно не понимаем друг друга, будет, наверное, некоторым препятствием…

Пока она поизносила всю эту абракадабру, Мау с интересом разглядывал маленькую пещеру для огня. Из круглой чёрной трубки шёл дым. Рядом стояла какая-то плоская штука. Лежавшие на ней белые куски явно были разновидностью хлеба. "Это Женская половина, - рассудил он, - а я понятия не имею, как здесь полагается себя вести. Нужно быть поосторожнее. А то она сотворит со мной что-нибудь страшное".

- …и масло растаяло, но позеленевшую муку я выбросила. Не желаешь ли чаю? Думаю, ты предпочитаешь без молока?

В бело-голубую чашу была налита коричневая жидкость. Мау продолжал внимательно наблюдать, а девушка между тем говорила всё быстрее и быстрее. "Как тут поймёшь, что правильно, а что нет? – гадал он. – Как нужно вести себя наедине с привидением?"

На острове Мальчиков он был не одинок. О, там не было других людей, но он ощущал вокруг себя присутствие Народа. Он Поступал Правильно. А сейчас? Что Правильно? Прадеды только кричали, жаловались и командовали, но никогда не слушали его вопросов.

Серебряную нить и картинки будущего он тоже не мог найти в своей душе. Никаких картинок. Только он и девушка, и никаких правил, чтобы рассеять поджидающую впереди тьму.

Теперь она сняла хлебные штуки с огня и сложила их на другую круглую железную штуку, которую неловко держала на коленях.

- Большая часть посуды разбилась при крушении, - с горечью сказал она. – Просто чудо, что удалось найти две целых чашки. Хочешь печенье? – она указала на хлебные штуки.

Мау взял одну. Она оказалась горячей, и это было хорошо, но на вкус напоминала подгнившую древесину.

Девушка с тревогой наблюдала, как он снова подносит штуку ко рту, не очень уверенный, следует ли её съесть целиком.

- Я приготовила их неправильно, да? – сказала она. – Мука была слишком сырая. Бедный капитан Робертс держал в бочке с мукой омара, что бы тот ел жучков. Наверное, так не следовало поступать. Извини. Если хочешь плеваться, не стесняйся.

И она заплакала.

Мау не понимал её слов, но некоторые вещи в словах не нуждаются. Она плакала, потому что хлеб получился невкусным. Она не должна плакать. Он проглотил кусок и храбро откусил следующий. Она следила за ним и всхлипывала, не очень уверенная, пора ли прекращать рыдания.

- Прекрасная еда, - сказал Мау. Он с трудом проглотил хлеб и ощутил, как тот камнем лёг у него в животе. Потом взял ещё кусочек.

Девушка промокнула глаза куском ткани.

- Очень хорошо, - твёрдо заявил Мау, стараясь не обращать внимания на привкус дохлого омара.

– Извини, я тебя не понимаю, - сказала она. – О господи, я совсем забыла положить на стол кольца для салфеток. Ты, наверное, бог знает что подумал обо мне …

- Я ни слова не понимаю, - признался Мау.

Последовала очень долгая неловкая пауза. Мау ощутил, как два куска ужасного хлеба у него в желудке уселись рядом и планируют побег. Он выпил чашку густой горячей жидкости, чтобы утопить их, и тут расслышал тихое бормотание, доносившееся из угла каюты, где тряпкой было накрыто… что? Похоже, там кто-то сердито шепчет себе под нос.

- Просто счастье, что мне теперь есть с кем поговорить, - громко произнесла девушка. – Я видела, как ты бродишь вокруг, и от этого чувствовала себя не такой одинокой.

Выпечка, тем временем, вступила в бой с коричневым напитком. Мау сидел очень тихо, изо всех сил пытаясь удержать всё это внутри себя.

Девушка тревожно посмотрела на него и сказала:

- Меня зовут, гм, Дафна… - она кашлянула и добавила: - Именно, Дафна. – Она указала на себя, а потом протянула руку.

- Дафна, - повторила она ещё раз, громче. Это имя ей всегда нравилось.

Мау послушно посмотрел на протянутую руку, но ничего интересного не увидел. Значит, она с… Дафны? Для островитян наиболее важным всегда было название острова, где обитал твой клан. О Дафне он прежде не слышал, но это ничего не значило, названий всех островов не знал никто. Самые маленькие из них полностью исчезали под водой в час прилива, поэтому местные жители строили плавучие хижины. Наверное, теперь их смыло волной… кто уцелел? Вряд ли многие. Неужели смыло всех?

Девушка встала и по наклонному полу пошла к двери. Мау подумал, что это хорошо. Если повезёт, ему не придётся больше есть гнилые деревяшки.

Она спросила:

- Не мог бы ты помочь мне с бедным капитаном Робертсом? Пожалуйста?

Она явно хотела, чтобы он вышел, и Мау поспешно встал на ноги. Ужасный хлеб всё ещё пытался вырваться наружу, а от дыма у него разболелась голова.

Он с трудом побрёл к выходу и выбрался на свежий воздух. Девушка уже стояла на земле, рядом с длинным свёртком, который он видел вчера. Она беспомощно смотрела на Мау.

- Бедный капитан Робертс, - повторила она и толкнула свёрток ногой.

Мау размотал тряпку, которая, как оказалось, укрывала мёртвого штанишника с бородой. Тот лежал на спине, открытые глаза смотрели в небо. Мау развернул саван ещё немного, и увидел, что труп сжимает в руках деревянный круг, утыканный по ободу какими-то штуками, вроде шипов.

- Он привязал себя к рулевому колесу, чтобы его не смыло с палубы, - пояснила девушка. – Я разрезала верёвки, но его бедные руки не хотели отпускать штурвал. Тогда я нашла молоток и выбила клин, и сняла штурвал с оси, и много раз пыталась похоронить капитана, но земля здесь слишком твёрдая, а сдвинуть его с места я без посторонней помощи не могу. Думаю, он бы не возражал против похорон в море, - закончила она на одном дыхании.

Мау вздохнул. "Она наверняка знает, что я ничего не понимаю, но продолжает говорить, - подумал он. – Похоже, хочет похоронить тело. Интересно, сколько времени она потратила, чтобы выкопать эту жалкую ямку среди камней? Но она далеко от дома и очень одинока, совсем как я".

- Я могу послать его в тёмные воды, - сказал он, а потом зашипел, словно волны, делая руками соответствующие жесты. Она вроде бы испугалась, но тут же рассмеялась и захлопала в ладоши.

- Да! Да! Правильно! Шшшш, шшшш! Море!

Мужчина вместе с деревянным колесом был слишком тяжёл, не поднять, но Мау обнаружил, что, ухватившись за плотную ткань, вполне может тащить тело по просеке. В трудных местах девушка помогала, или, по крайней мере, пыталась помочь. Когда они добрались до берега, тащить серый свёрток по влажному песку стало проще, но всё равно они здорово намучались, прежде чем достигли западной оконечности пляжа. Наконец, Мау зашёл в воду по пояс и умудрился подтащить капитана к самому краю рифа.

Он взглянул в мёртвые глаза, которые смотрели прямо вперёд, и задумался, что они увидят там, в глубоководном течении? Увидят ли они хоть что-нибудь? Хоть кто-нибудь видит там что-то?

Этот вопрос потряс его, словно удар. Откуда взялась такая мысль?

Когда-то мы были дельфинами, а Имо превратил нас в людей! Чистая правда, разве нет? Почему в его душу вдруг закрались сомнения? А если это неправда, значит, там просто тёмные воды, и больше ничего, и вообще ничто тогда не имеет смысла…

Он оборвал крамольные мысли, прежде чем они завели его слишком далеко. Девушка с Дафны смотрела на него с надеждой, сейчас был явно неподходящий момент для сомнений и колебаний. Он сплёл несколько стеблей тонковьюна, чтобы прикрепить камни и куски коралла к телу бедного капитана Робертса и его колесу. В воде тонковьюн становится только прочнее и не гниёт годами. Куда бы ни направлялся бедный капитан Робертс, он там и останется. Если не превратится в дельфина, конечно. Мау быстро сделал надрез, чтобы освободить душу капитана.

На берегу запела девушка. Пение больше не звучало как "на-на-на". Послушав её речь, Мау каким-то образом научился различать слова, хотя по-прежнему не понимал их смысла. "Это штанишное песнопение для мёртвых – подумал он. – Они похожи на нас! Но если нас всех создал Имо, почему же в остальном мы так сильно отличаемся от штанишников?"

Тело капитана теперь было почти полностью под водой, все ещё сжимая в руках колесо. Мау подтолкнул его вперёд, удерживая в руке последний камень, а ступнями ощущая край рифа. А ещё он ощущал идущий снизу холод глубин.

Там, внизу, проходило глубоководное течение. Никто не знал, откуда оно взялось, хотя ходили слухи о холодной земле на юге, где даже вода превращается в белые перья. Зато все знали, куда оно направляется. Это легко можно было увидеть. Течение превращалось в Сияющий Путь, реку из звёзд, текущую через всё небо. Легенда гласит, что раз в тысячу лет Локача смотрит на души мёртвых, и решает, кто заслужил переход в Лучший Мир. Они взбираются по Сияющему Пути на небо, а остальные становятся дельфинами и ждут нового рождения.

"Как это всё происходит? – размышлял Мау. – Как вода превращается в звёзды? Как мёртвый человек становится живым дельфином?" Детские вопросы, разве нет? Как раз такие задавать не положено, верно? Потому что это глупые и неправильные вопросы. Если слишком часто спрашивать "как?", тебе поручают побольше разных домашних дел и говорят, что просто мир так устроен, вот и всё.

О тело разбилась маленькая волна. Мау привязал последний камень к колесу и подтолкнул труп в сторону течения. Капитан плавно скрылся под водой.

Пока он медленно тонул, на поверхность поднялись несколько пузырьков.

Мау как раз отворачивался прочь, когда вдруг заметил что-то, всплывшее на поверхность. Предмет неторопливо перевернулся. Это была шляпа капитана, теперь она наполнилась водой и снова начала тонуть.

Позади раздался плеск, и мимо него пронеслась девушка с Дафны, её белая одежда колыхалась в воде, словно огромная медуза.

- Не дай ей снова утонуть! – крикнула она. – Он хочет, чтобы эта шляпа была твоей!

Она бросилась вперёд, схватила шляпу, с триумфом взмахнула ей в воздухе – и пошла ко дну.

Мау ждал, что она вынырнет, но на поверхность поднимались только пузыри.

Неужели на свете есть люди, которые не умеют…

Его тело среагировало, не дожидаясь команды разума. Он опустил голову под воду, высмотрел и схватил самый большой кусок коралла, до какого удалось дотянуться, и нырнул с рифа в тёмные воды.

Под ним медленно тонул бедный капитан Робертс. Мау проплыл мимо в вихре воздушных пузырьков.

Ещё ниже виднелись пузыри покрупнее, и бледная тень, на самом краю освещённого солнцем пространства.

"Только не она, - подумал Мау так громко, как мог. – Не сейчас. Никто не уходит во тьму живым. Я ведь служил тебе, Локача. Я ходил по твоим следам. Эту жизнь ты должен отдать мне. Одного лишь человека вернуть из тьмы!"

Из сумрака раздался ответ: "Я не признаю никаких договоров, Мау. Никаких обещаний, сделок и условий. Есть то, чему суждено быть, и то, чему не бывать. Никаких должен".

А потом он запутался в морской актинии её юбок. Мау выпустил канувший во тьму кусок коралла, нашёл её лицо и выдохнул воздух из своих горящих огнём лёгких прямо ей между губ, увидел, как открылись её глаза, и отчаянно заработал ногами, вместе с ней устремляясь к поверхности.

Этот путь занял целую вечность. Он чувствовал, как длинные холодные пальцы Локачи хватают его за ноги и стискивают грудь, свет начал меркнуть. Шум воды у него в ушах превратился в шёпот: "Почему бы не прекратить борьбу? Разве трудно скользнуть вниз и позволить тёмному течению забрать тебя? Настанет конец печалям, исчезнут все ужасные воспоминания. И всего-то нужно отпустить её, а потом…" – "Нет!" С этой мыслью вернулся гнев, и гнев дал ему силы.

Солнечный свет заслонила какая-то тень, Мау пришлось отплыть в сторону, чтобы дать дорогу телу бедного капитана Робертса, направлявшегося в своё последнее путешествие.

Свет дня, кажется, не стал ближе ни на шаг. Ноги Мау отяжелели, словно камни. Всё тело болело. Но тут появилась она, серебристая нить, и потянула его к будущему, которое может настать…

…и под ногами оказался, наконец, твёрдый камень. Мау оттолкнулся изо всех сил, его голова показалась над поверхностью воды. Ноги снова коснулись дна, солнечный свет сиял нестерпимо.

За всем остальным Мау наблюдал словно со стороны: как он вытаскивает девушку на камни, переворачивает лицом вниз и хлопает по спине, пока она не начинает со всхлипами выкашливать воду. Потом он поднимает её на руки и бежит по пляжу, чтобы уложить на песок у огня. Её снова стошнило водой, она застонала. Только сейчас Мау осознал, что его тело слишком слабое, чтобы проделать всё это, и рухнул ничком на песок.

Он смог перевернуться на живот как раз вовремя: его стошнило остатками печенья, и он тупо уставился в песок перед собой. "Этому не бывать", - подумал он. Короткая фраза стала символом его торжества и победы.

- Не бывать этому! – сказал он вслух, и слова придали ему сил, подняли его на ноги. – Не бывать этому! – крикнул он в небеса. – Не бывать этому!

Услышав тихий звук, он посмотрел вниз. Девушка вся дрожала. Он опустился рядом с ней на колени и взял её за руку, которая всё ещё сжимала шляпу капитана. Кожа девушки была бледной и холодной, словно прикосновение Локачи, даже здесь, рядом с огнём.

- Нечестно! Я спас её! – закричал он. – Не бывать этому!

Мау бросился бегом вдоль пляжа и свернул в Нижний лес. Красные крабы бросились в рассыпную, когда он вихрем пронёсся по просеке. Добравшись до большого каноэ, Мау проворно залез внутрь. Где-то тут… да, вот он – большой кусок ткани в углу. Мау схватил ткань и потянул. Кто-то потянул её обратно. Он дёрнул изо всех сил, и что-то с грохотом рухнуло на пол.

Раздался голос:

- Ваарк! Робертс – ужасный пьянчужка! Покажи нам свои подштанники!

На этот раз ткань подалась, и Мау увидел лежащую на полу разбитую клетку, в которой сидела очень сердитая серая птица. Птица уставилась на Мау.

- Ваарк! Блаженны кроткие, моя набожная тётя!

Мау сейчас было не до птиц, но эта посмотрела на него как-то странно, словно ожидала ответа.

- Не бывать этому! – крикнул он и выбежал из кабины, сжимая в руке развевающийся кусок ткани.

Он был уже на полпути обратно к пляжу, когда услышал над головой хлопанье крыльев и крик:

- Не бывать этому!

Мау даже не поднял взгляд. Мир и без этого стал слишком сложен. Он добежал до костра и завернул девушку в ткань, так плотно, как только смог. Через некоторое время она перестала дрожать и, кажется, заснула.

- Не бывать этому! – крикнула птица, пристроившись на сломанном дереве неподалёку.

Мау моргнул. Он понял, что она кричит! И раньше понимал, просто не осознавал этого.

Он и раньше знал о птицах, способных научиться говорить, например, серый ворон или жёлтый попугай, но они произносили слова очень невнятно. А эта птица разговаривала так, словно понимала, о чём речь.

- Где моя жратва, ты, старый сварливый ночной горшок? – спросила птица, возбуждённо прыгая на своём насесте. – Жрачку давай, старый ханжа!

А вот это весьма напоминало речь штанишников.

Солнце клонилось к закату, но всё еще висело на ладонь выше горизонта. За короткое время произошло очень многое: Мау казалось, будто в один день вместилась целая вечность.

Он взглянул на спящую девушку. Заклинания "Не бывать этому" – недостаточно. Локаче нельзя доверять. Никаких сделок. Нужно позаботиться, чтобы плохое действительно не случилось. Смерть не будет царить на этом острове.

Мау взял своё копьё и до самого утра стоял на страже.