Народ

Глава 6

Дафна в отчаянии листала книгу, опубликованную в 1770 году, ещё до того, как люди научились нормально писать. Книга вся была покрыта пятнами и рассыпалась в руках, словно старая колода карт. В ней были грубо исполненные картинки, например: "Как Отпилить Ногу" – аххх, аххх, ооххх – и "Как Вправлять Кости" – фу – а ещё изображённый в разрезе… - о, нет – ой-ей-ей!

Книга называлась "Медицинский Справочник Моряка" и предназначалась людям, чьим единственным лекарством было касторовое масло, чей операционный стол представлял собой скользящую по палубе скамью, и чьими инструментами были пила, молоток, ведро смолы и моток бечевки. Насчёт деторождения в книге содержалось совсем мало информации, а то, что было – она перевернула страницу - оххх! Лучше бы ей и вовсе этого не видеть. Дела с медициной в те времена обстояли так плохо, что даже хирург не мог слишком сильно навредить пациенту.

Будущая мать лежала в хижине, на плетёной циновке, и стонала. Хуже всего, что Дафна даже не знала, хорошо это или нет. В чём она была абсолютно уверена, так это в том, что Мау здесь делать нечего, мальчик он или мужчина, не важно. Это место не зря называлось Женская половина, и стать более женской, чем сейчас, она уже не могла бы ни при каких обстоятельствах.

Она указала на выход. Мау выглядел удивлённым.

- Кыш, выметайся! Я не шучу! Мне наплевать, человек ты, призрак или демон, но ты совершенно точно не женского пола! Должны же быть хоть какие-то правила! Так что давай, уходи! И не вздумай подглядывать в замочную скважи… в щёлочку! – добавила она, откидывая в сторону травяную занавеску, которая весьма неэффективно исполняла здесь функции двери.

Ей полегчало. Так всегда бывает, если хорошенько накричать на кого-нибудь. Даёт ощущение контроля над ситуацией, особенно если ты знаешь, что никакого контроля нет и в помине. Она снова присела на пол у циновки.

Женщина схватила её за руку и задала какой-то вопрос.

- Гм… извини, я не понимаю, - сказала Дафна, и женщина заговорила опять, стиснув её руку с такой силой, что побелела кожа.

- Я не знаю, что делать… Он нет, пожалуйста, только бы не случилось что-нибудь неправильное…

Маленький гроб, особенно маленький, потому что стоит рядом с большим. Она никогда не забудет его. Она хотела заглянуть внутрь, но ей не позволили, не стали её слушать, не дали даже объяснить… Разные люди приходили выразить сочувствие её отцу, поэтому в доме всю ночь толпился народ, но здесь не было маленького брата или сестрички, и это было далеко не всё, что исчезло из её жизни в ту ночь. Поэтому она просто сидела на верхней площадке лестницы, рядом с гробами, страстно желая сделать что-то и не смея ничего предпринять, просто ощущая острую жалось к бедному мёртвому малышу, который плакал совсем один.

Женщина изогнулась всем телом и что-то крикнула. Постойте-ка, надо спеть песню, верно? Они что-то говорили про песню. Приветственную песню для ребёнка. Но какую? Откуда ей знать?

Может быть, и не важно, какую. Это должна быть приветственная песня, добрая, чтобы дух ребёнка услышал её и поспешил родиться. Да, похоже, неплохая идея, но откуда вдруг появилась уверенность, что песня должна быть именно добрая? И тут же слова словно сами возникли у неё в голове, слова такие старые, что Дафна, кажется, знала их всегда, сколько себя помнила. Эту песню пела ей мать, когда у неё ещё была мать.

Она склонилась вперёд, тихо прокашлялась и запела:

- Ты мигай, звезда ночная, где ты, кто ты, я не знаю…

Женщина уставилась на неё в изумлении, но через минуту, похоже, расслабилась.

- Высоко ты надо мной, как алмаз во тьме ночной… - пели губы Дафны, а её мозг в это время думал: "У неё много молока, она легко прокормит двоих детей, значит надо будет сказать остальным, чтобы привели вторую женщину с ребёнком сюда". И тут же появилась следующая мысль: "Это я сейчас подумала? Но я ведь понятия не имею, как рождаются дети! Надеюсь, крови не будет. Ненавижу вид крови…"

- Только солнышко зайдет,

Тьма на землю упадет, -

Ты появишься, сияя.

Так мигай, звезда ночная!

Тот, кто ночь в пути проводит.

Знаю, глаз с тебя не сводит…

Что-то началось. Дафна осторожно откинула травяную юбку женщины. Ах, вот значит, как. О боже. Я не знаю, что делать! И тут пришла новая мысль, словно только и ждала удобного момента: "Вот что нужно делать…"

Мужчины ждали снаружи, у входа на Женскую половину. Они испытывали острое желание что-нибудь предпринять, но при этом понятия не имели, что. Совершенно правильные чувства, в данных обстоятельствах.

По крайней мере, у Мау появилось время, чтобы узнать их полные имена. Милота-дан (старший из братьев, высокий и широкоплечий , таких Мау прежде видеть не доводилось) и Пилу-си (маленький, суетливый, почти всегда улыбается).

Говорил в основном Пилу:

- Однажды мы плавали на штанишной лодке целых шесть месяцев и доплыли до великого города Порт-Мерсия. Отличное развлечение! Мы видели огромные дома из камня, а ещё у штанишников есть мясо, называемое "говядина", и мы выучились говорить по-штанишному, а когда они отвезли нас обратно домой, они дали нам большие железные ножи и трёхногий котёл…

- Тихо, - сказал Мило, подняв ладонь. – Она поёт! По-штанишному! Давай, Пилу, ты лучше знаешь их язык.

Мау склонился вперёд, прислушиваясь.

- О чём песня?

- Эй, послушайте, моё дело было верёвки тянуть да ящики таскать, - посетовал Пилу. – В песнях я не разбираюсь!

- Но ты же сам сказал, что понимаешь по-штанишному! – настаивал Мау.

- Так, с пятого на десятое! А эта песня очень трудная! Гм…

- Это важно, брат! – сказал Мило. – Первая песня, которую услышит мой сын!

- Тихо! Мне кажется, песня… о звёздах, - сосредоточившись, сказал Пилу.

- Звёзды, это хорошо, - заметил Мило, одобрительно оглядываясь вокруг.

- Она говорит, дитя…

- Он, - твёрдо заявил Мило. – Он будет мальчиком.

- Гм, да, конечно. Он будет, да, словно звезда, указывающая путь во тьме. И он будет "мигай", вот бы ещё знать, что это значит…

Они посмотрели в рассветное небо. Последняя звезда мигнула в ответ, но язык её миганий был им непонятен.

- Он будет вести людей? – удивился Пилу. – Но откуда она знает? Это очень могущественная песня!

- А я думаю, она только что её сочинила! – фыркнул Атаба.

- Ах, так? – повернулся к нему Мило. – Откуда ты взялся, старик? Ты что думаешь, мой сын не будет великим вождём?

- Ну, не думаю, конечно, однако…

- Постойте, постойте, - прервал их спор Пилу. – Кажется… он станет искать значение звёзд, в этом я уверен. И… послушайте, я делаю всё что могу, ясно вам? …Благодаря его поискам, люди не будут… блуждать во тьме, - быстро закончил он и добавил – Переводить совсем непросто, знаете ли! У меня голова разболелась уже! Это всё жреческие дела!

- Тихо, - сказал Мау. – Я что-то слышал…

В наступившей тишине снова прозвучал детский крик.

- Мой сын! – воскликнул Мило, перекрывая шумные приветствия. – И он будет великим воином!

- Гм, насчёт воина я не совсем уверен… - начал Пилу.

- Всё равно, великим человеком, - отмахнулся Мило. – Говорят, приветственная песнь всегда пророческая, тут и сомневаться нечего. Этот язык и в такое время… песня предсказывает будущее, я уверен.

- У штанишников есть боги? – спросил Мау.

- Иногда. Когда они не забывают… Эй, вон она идёт!

У входа на Женскую половину появился силуэт девушки-привидения.

- Мистер Пилу, передайте своему брату, что он стал отцом прекрасного мальчика. Его жена в порядке, она спит.

Эти новости были встречены радостным воплем, который в переводе не нуждался.

- Его звать Мигай? – на ломаном английском предположил Мило.

- Нет! То есть, нет. Не Мигай, - быстро сказала девушка-привидение. – Это было бы неправильно. Очень, очень неправильно. Забудь про Мигая. Мигай, НЕТ!

- Путеводная Звезда? – предложил Мау, и это было встречно всеобщим одобрением.

- Очень благоприятное знамение, - сказал Атаба, а потом добавил: - Есть шанс получить пиво?

Имя перевели для девушки-привидения, которая немедленно согласилась, что любой выбор, кроме Мигая, будет вполне подходящим. Потом она попросила – нет, потребовала – чтобы сюда привели другую женщину с ребёнком, а также принесли множество разных вещей из руин "Свит Джуди". Мужчины с радостью бросились исполнять поручения. Наконец-то у них было, чем заняться.

…Миновало две недели, за это время случилось многое. Главное, что случилось – прошли две недели. Тысячи успокаивающих секунд омыли несчастный остров. Людям нужно время, чтобы смирится с настоящим – они начинают понимать, что настоящее пройдёт и станет прошлым. А что им нужно больше всего, так это спокойное время.

"Вот я стою здесь и смотрю на горизонт, - думала Дафна, разглядывая окружающую синеву. – О боже, отец был прав. Мой кругозор расширился, и если он станет ещё хоть немного шире, его придётся сложить вдвое. Какое смешное выражение – расширить кругозор. Как ты его расширишь, если горизонт отодвигается? Ты приходишь туда, где он был, а его там уже нет". Она ещё раз посмотрела на бескрайнее море – море ничуть не изменилось.

Хотя, возможно, дело в другом – это ты движешься, ты меняешься.

Она и сама теперь не могла поверить, что в далёком прошлом кормила несчастного юношу печеньями со вкусом гнилого дерева и запахом дохлого омара! И волновалась из-за салфеток! А ещё пыталась выстрелить ему в грудь из пистолета бедного капитана Робертса, что по всем правилам этикета было совершенно неверным способом завязать знакомство.

Но была ли это она? Или настоящая она существует лишь сейчас и здесь, в дальнем углу Женской половины? Дафна наблюдала за Неизвестной Женщиной, которая сидела у бассейна, прижимая к себе своего маленького сына, как маленькая девочка прижимает любимую куклу. Дафна даже задумалась, не следует ли ей снова забрать младенца, чтобы несчастный малыш мог свободно вздохнуть.

Кажется, мужчины считали, что все женщины говорят на одном языке. Глупая идея, и немного раздражающая, но на Женской половине такой язык существовал, он назывался "Дети". Универсальный язык. "Наверное, все люди на Земле успокаивают своих детей одинаково, - размышляла она. – Мы словно откуда-то знаем, что нужно делать. Вряд ли кому-нибудь придёт в голову утешать малыша, колотя рядом с ним палкой по медному тазу"

Кроме того, наблюдать за детьми оказалось неожиданно интересно. Дафна постоянно следила за младенцами, занимаясь повседневными делами. Они отворачивались от груди, когда были сыты, и склоняли свои маленькие головки вперед, если были голодны. Словно мотают головой, чтобы сказать "нет" и кивают, чтобы сказать "да". Так вот откуда взялись эти жесты? Интересно, они повсюду одинаковы? Как бы проверить? Дафна сделала мысленную пометку: надо будет записать свои наблюдения.

Её серьёзно беспокоила мать ребёнка, которго она мысленно прозвала "Поросячьим Мальчишкой". Женщина вновь научилась сидеть, ходить и улыбаться, когда даёшь ей еду, но всё равно, до конца так и не оправилась. Она даже не играла с собственным ребёнком, как делала Кэйл. Она позволяла Кэйл кормить малыша, потому что где-то в глубине души, видимо, понимала, что иначе мальчик умрёт, но потом сразу хватала его и забивалась в угол хижины, словно кошка с котенком.

Кэйл уже полностью пришла в себя и суетилась по хозяйству, удерживая под мышкой своего ребёнка, или передавая его Дафне, если требовались обе руки. Она явно не очень понимала, кто такая или что такое Дафна, но была с ней вежлива, просто на всякий случай. Случайно встретившись глазами, они улыбались друг другу, как бы говоря: "У нас ведь нет проблем, правда?" Иногда Кэйл при этом кивала в сторону другой женщины и печально стучала себя по голове. Жест был понятен без слов.

Каждый день кто-нибудь из мужчин приносил свежую рыбу, и Кэйл показала Дафне кое-какие растения на Женской половине. В основном это были корнеплоды, но нашлись и несколько пряностей, в том числе перец, отведав которого Дафна три минуты пролежала у ручья, полоская рот прохладной водой, зато потом она почувствовала себя очень бодро. Насколько Дафне удалось понять, некоторые растения были лекарственными. Кэйл оказалась мастером пантомимы. Правда, Дафна так и не была до конца уверена насчет маленьких коричневых орехов, растущих на дереве с красными листьями – лечат они от тошноты, или наоборот, вызывают её, но всё равно очень старательно запоминала всё, что удавалось узнать. Она всегда с почти суеверной тщательностью прислушивалась к тому, что ей говорили, ну, пожалуй, за исключением скучных уроков. Когда-нибудь, эти знания тебе пригодятся. С их помощью окружающий мир вроде как проверяет, обращаешь ли ты на него внимание.

Дафна обращала. В частности, на преподаваемые Кэйл навыки кулинарии. Кажется, женщина считала их очень важными, и Дафна изо всех сил старалась скрыть тот факт, что прежде никогда ничего не готовила. Так она научилась делать напиток, которому Кэйл, похоже, придавала… особое значение.

Хотя и пах он, словно Дьявольское Питьё, причина Погибели. Дафна узнала о Питье в ту ночь, когда дворецкий Бигглсвик вломился в отцовский кабинет, добыл виски, Напился Пьян и перебудил своими песнями весь дом. Бабушка тут же его уволила, хотя отец и пытался объяснить, что накануне у Бигглсвика умерла мать. Лакей выволок беднягу из дома, отвел на конюшню и оставил там лежать на охапке сена. Дворецкий рыдал, а лошади облизывали его щёки, потому что им нравился вкус соли.

Дафне Бигглсвик был по душе, особенно то, как он ходил, выворачивая мыски ботинок наружу, словно вот-вот пойдет в две стороны разом и разорвётся пополам. Девочка сильно переживала, потому что дворецкого уволили, фактически, из-за неё. Бабушка стояла на верхней площадке лестницы, словно древняя безжалостная каменная богиня, указывала на Дафну (с интересом наблюдавшую за представлением) и кричала отцу:

- Неужели ты безмолвно стерпишь, что твоя дочь стала свидетельницей подобного Бесстыдства?

И в этот момент судьба дворецкого была решена. Дафна огорчилась, потому что дворецкий был с ней всегда мил, и она почти научилась передразнивать его походку. Позже (при помощи подъёмника) она узнала, что Бигллсвик Плохо Кончил. И всё из-за Дьявольского Питья.

С другой стороны, бабушка так часто распространялась об этом Питье, что Дафне даже стало интересно – каково же оно на вкус? Местное Дьявольское Питьё весьма методично готовили из красных корешков, растущих в дальнем углу Женской половины. Кэйл очень осторожно почистила их ножом, а потом так же осторожно вымыла руки в ручье. Затем корешки были при помощи камня размяты в кашицу, и Кэйл добавила к ним пригоршню каких-то маленьких листьев. Она внимательно изучила результат своих трудов и положила в горшок ещё один листок. Потом аккуратно, чтобы не расплескать, добавила воды из калабаша и поставила горшок на полку до завтра.

На следующее утро горшок был полон бурлящей и шипящей жёлтой пены самого пренеприятного вида.

Дафна собралась было забраться на полку, чтобы проверить, так ли плохо эта жидкость пахнет, как выглядит, но Кэйл крепко взяла девушку за руку и оттащила назад, энергично качая головой.

- Не пить? – спросила Дафна.

- Пить нет!

Кэйл сняла горшок с полки и поставила на пол посреди хижины. Потом плюнула в него. К тростниковой крыше взлетело нечто вроде облачка пара, бурлящая жидкость зашипела ещё яростнее.

"А вот это, - подумала очарованная и потрясённая Дафна, - уже совершенно не похоже на бабушкин послеобеденный шерри".

И тут Кэйл запела. Это была весёлая песенка с прилипчивой мелодией, которая запоминается сразу и намертво, и ей плевать, что ты не понимаешь слов. Зато ты сразу понимаешь, что выбить этот назойливый мотивчик из головы будет совершенно невозможно. Даже при помощи молотка.

Кэйл пела для пива. И пиво слушало. Оно успокаивалось, словно взбудораженная собака, заслышавшая строгий голос своего хозяина. Шипение стало стихать, пена осела, и вонючая мутная жижа начала постепенно становиться прозрачной.

Кэйл продолжала петь, отбивая ритм обеими руками. Но её ладони не просто хлопали, они порхали в воздухе вслед за музыкой, изображая сложные фигуры. Песнь пива состояла из множества коротких куплетов, перемежавшихся одним и тем же припевом, так что Дафна скоро запомнила слова и начала подпевать, стараясь повторять при этом и движения Кэйл. Женщина была довольна, она склонилась к Дафне и, не прерывая пения, помогла девушке правильно изображать нужные жесты.

Поверхность жидкости покрылась странными маслянистыми волнами, пиво становилось всё прозрачнее с каждым куплетом. Кэйл, не прерывая пения, ещё раз заглянула в горшок… и вдруг смолкла.

Горшок был словно полон жидкими бриллиантами. Пиво сверкало, будто море на солнце. По его поверхности прокатилась маленькая волна.

Кэйл зачерпнула напиток половинкой раковины и с ободряющим кивком предложила его Дафне.

Отказаться было бы Faux Pas, как это называла её бабушка. Должны же у девушки быть хорошие манеры, в конце-то концов. Отказ мог показаться оскорбительным, а это совершенно недопустимо.

Она попробовала. Пиво на вкус было словно жидкое серебро, и у Дафны после первого же глотка потекли слёзы из глаз.

- Для мужчины! Муж! – с улыбкой сказала Кэйл. – Для муж много!

Она легла на спину и притворилась, будто громко храпит во сне. Все рассмеялись, даже Неизвестная Женщина.

Дафна подумала: "Я учусь. Вот бы ещё понять, чему".

Она поняла уже на следующий день. На языке, состоявшем из нескольких слов, множества улыбок, кивков и жестов – весьма откровенных жестов, которые должны были бы шокировать Дафну, но не шокировали, потому что на солнечном острове прежние условности утратили смысл – Кэйл пыталась объяснить ей, что нужно делать девушке, чтобы найти себе мужа.

Дафна понимала, что не должна смеяться, и очень старалась не обидеть Кэйл. Ну как ей объяснишь, что найти мужа для Дафны не составит труда, потому что её отец очень богат и к тому же губернатор множества островов. Кроме того, она была вовсе не уверена, что ей вообще хочется замуж, слишком уж хлопотное это дело, как оказалось. А дети? Понаблюдав за рождением Путеводной Звезды, Дафна пришла к твёрдому убеждению, что если ей вдруг когда-нибудь захочется завести детей, она лучше купит готовых в магазине.

Но это было явно не то, о чём следовало говорить двум молодым матерям, даже если бы она знала язык. Поэтому она просто слушала, о чём ей рассказывает Кэйл, и даже позволяла Неизвестной Женщине расчёсывать свои волосы. Это успокаивало бедняжку, и результат был совсем неплохим, хотя и слишком смелым для тринадцатилетней девушки. Бабушка такое точно не одобрила бы (вот так, курсивом) хотя вряд ли даже её глаза-бусинки были способны разглядеть непорядок с другого конца мира.

В любой момент на горизонте мог показаться корабль отца Дафны. Тут и сомневаться нечего. Просто чтобы обыскать все острова, нужно немало времени.

А если он не появится, что тогда?

Она прогнала эту мысль прочь.

Мысль вернулась. Дафна прекрасно понимала, какие мысли придут следом. Они утащат её на дно, если она позволит себе задуматься.

На следующий день после рождения Путеводной Звезды прибыли новые люди. Мальчик по имени Ото-И, а также маленькая сморщенная старушка, оба обгорели на солнце и были очень голодны.

Старушка была ростом не выше мальчика, она заняла угол в одной из хижин на Женской половине и оттуда следила за Дафной своими маленькими яркими глазками. Кэйл и другие женщины обращались со старухой с большим уважением и называли её длинным именем, которое Дафна никак не могла правильно произнести. Она прозвала старуху Миссис Буль, потому что у неё был самый громкий желудок из тех, что Дафне доводилось слышать, и подходить к пожилой женщине с подветренной стороны было бы крупной ошибкой.

Ото-И, как это часто бывает с детьми, оправился очень быстро, и Дафна отправила его помогать Атабе. С холма ей было отлично видно, как старик и мальчик трудятся над созданием изгороди вокруг полей, а если она выходила на эти поля, то легко могла увидеть непрерывно растущую на пляже груду досок, шпангоутов и парусины. Если ей придётся здесь задержаться, пора задуматься о новой крыше над головой.

"Джуди" умирала. Очень печально, но что поделаешь? Они просто довершали то, что начала волна. Это займёт некоторое время, потому что корабль совсем непросто разобрать на части, даже если найти ящик с плотницким инструментом. Но, с другой стороны, шхуна оказалась настоящим сокровищем для острова, который, до прихода волны, был богат лишь парой ножей да четырьмя небольшими трёхногим котлами. Мау и два брата обгладывали шхуну, словно птицы-прадеды скелет крупного животного, постепенно перетаскивая свою добычу к морю, а потом на пляж у бывшей деревни. Тяжёлая работа.

Пилу постоянно хвастался своим знанием названий плотницких инструментов, но, с точки зрения Мау, молоток он и есть молоток, не важно, из камня или из металла. Со стамесками то же самое. А кожа ската ничуть не хуже наждачной бумаги, верно?

- Да, но что ты скажешь насчёт клещей? – упорствовал Пилу, демонстрируя упомянутый инструмент. – У нас никогда не было клещей.

- Могли бы быть, - возразил Мау. – Если бы мы хотели. Если бы нуждались в них.

- Верно, однако вот о чём подумай: ты даже не догадывался, что они тебе нужны, пока не увидел их.

- У нас никогда их не было, вот мы и не хотели, чтоб они были нам нужны! – прошипел Мау.

- И вовсе незачем злиться.

- Я не злюсь! – крикнул Мау. – Я просто думаю, что мы и без того неплохо справляемся!

Что ж, так оно и было. Остров всегда справлялся. Но маленький камбуз "Свит Джуди" смутно беспокоил Мау, причём тем сильнее, чем меньше он понимал, почему беспокоится. Как штанишники раздобыли все эти богатства? Мау с братьями складывали свою добычу на берегу моря, и она была тяжела. Котлы, сковородки, ножи, ложки, вилки… там была большая вилка, которую можно было превратить в чудесное копьё для рыбалки, просто насадив на древко. И много всего такого прочего, включая тесаки, огромные, словно меч.

Штанишники относились ко всему этому очень… небрежно. С чудесными инструментами обращались так, словно они не стоят вообще ничего. Их просто сложили в ящик, где они дребезжали и покрывались царапинами. На острове чудесную двузубую вилку водрузили бы на стену хижины и аккуратно полировали каждый день.

На этом единственном корабле металла было больше, чем на всех островах архипелага, наверное. А ведь, по словам Мило, в Порт-Мерсии стояло множество кораблей, некоторые гораздо больше, чем "Джуди".

Мау знал, как сделать копьё, знал всё – от изготовления древка до заточки острия. И когда оно будет готово, это будет действительно его копьё, каждой своей частью. Железное копьё гораздо лучше, но это просто… вещь. Если оно сломается, он не будет знать, как сделать новое.

То же самое со сковородками. Как их делают? Даже Пилу не знал.

"Значит, мы не умнее красных крабов, - размышлял Мау, пока они волокли тяжёлый ящик к пляжу. – С деревьев падают фиги, и это всё, что им нужно знать. Можем ли мы стать лучше?"

- Я хочу побольше узнать о штанишниках, - сказал он, когда они сели передохнуть, прежде чем снова нырнуть в душное нутро "Джуди" – Научишь меня?

- О чём ты? – удивился Пилу, а потом улыбнулся. – Хочешь научиться говорить с девушкой-привидением, да?

- Да, и это тоже. Мы говорим, словно дети. Рисуем картинки!

- Ну, если ты хочешь говорить с ней о погрузке, разгрузке и о том, как тянуть верёвки, я могу помочь, - сказал Пилу. – Понимаешь, кроме нас на лодке было ещё много народу. В основном они жаловались на плохую еду. Не думаю, что тебе хочется сказать ей: "Это мясо на вкус, словно собачий зад", а? Такую фразу я знаю.

- Нет, но было бы, наверное, неплохо говорить с ней, не обращаясь каждые пять минут к тебе за переводом.

- Кэйл говорит, девушка-привидение очень хорошо изучает наш язык, - прогрохотал Мило. – И она готовит самое лучшее пиво.

- Я знаю! Но я хочу говорить с ней, как штанишник!

Пилу улыбнулся.

- Ты и она, наедине, а?

- Что?

- Ну, она же девушка, а ты…

- Послушай, меня не интересует девушка-привидение! То есть, я…

- О, не волнуйся. Я знаю, что тебе нужно! – Пилу порылся в куче вещей, которые они вытащили из руин корабля, и показал ему то, что на первый взгляд выглядело, словно доска, но после того, как Пилу постучал по этой штуке как следует, это оказались…

- Штаны, - сказал Пилу, подмигнув брату.

- И что? – спросил Мау.

- Штанишные женщины любят мужчин в штанах, - пояснил Пилу. – Когда мы были в Порт-Мерсии, нам не позволяли сходить на берег без штанов, иначе штанишные женщины начинали коситься на нас и кричать.

- Я не собираюсь носить их здесь!

- Девушка-привидение может подумать, что ты штанишник, и позволит тебе…

- Меня не интересует девушка-привидение!

- А, ну конечно, - Пилу расправил штаны и поставил их на землю. Они настолько заскорузли от соли и песка, что остались стоять сами по себе. Выглядело страшновато.

- В них сильная магия, внутри, - сказал Мило. – Они будущее, даже не сомневайся.

Когда мужчины побрели обратно к кораблю, Мау старался не наступать на красных крабов. "Они, наверное, даже не знают, живы они или умерли, - думал он. - Я уверен, что у них нет маленьких крабьих богов! Но волна прошла, а крабы по-прежнему здесь, их ничуть не меньше, чем прежде. Птицы тоже знали, что идёт волна. А мы не знали. Но ведь мы разумны! Мы делаем копья, ловим рыбу и рассказываем легенды! Когда Имо лепил нас из глины, почему он забыл добавить орган, предупреждающий о волне?"

Когда они добрались до "Свит Джуди", Пилу принялся, насвистывая, отрывать от борта доски при помощи железного ломика, найденного в ящике с инструментами. Это была весёленькая мелодия, Мау прежде такой не слыхал. Конечно, островитяне умели свистеть, они подзывали свистом собак на охоте, но эта мелодия была… сложнее.

- Что это? – спросил Маую

- Называется "У меня куча кокосов", - ответил Пилу. – Моряки с "Джона Ди" научили. Это такая штанишная песенка.

- И о чём в ней поётся?

- О том, что у меня куча кокосов и я хочу, чтобы ты бросал в них всякие штуки, - пояснил Пилу, подцепив ломиком очередную доску.

- Зачем что-то бросать в кокосы, если ты уже сорвал их с дерева? – удивился Мау, склонившись над ящиком с инструментами.

- Затем. Штанишники увозят кокосы в свою страну, устанавливают на подставки и бросают в них всё подряд.

- Но зачем?

- Для развлечения, наверное. Называется "пугать кокос". – Доска наконец со скрипом оторвалась от палубы. Жуткий звук. Мау чувствовал себя так, словно они убивают что-то живое. У каждого каноэ есть душа.

- Пугать? Какой в этом смысл? – спросил он. Лучше было обсуждать всякую чепуху, чем думать о смерти "Джуди".

- Смысл такой, что кокос хочет спрятаться от людей, - пояснил Мило, но было ясно, что он и сам не слишком верит этому.

- Спрятаться? Да как он спрячется, если на подставке стоит? Мы его видим!

- Почему ты задаёшь так много вопросов, Мау?

- Потому что хочу получить много ответов! Что на самом деле значит "пугать", если по-штанишному?

Пилу нахмурился. Так всегда получалось, когда он пытался думать. Обычно он предпочитал говорить.

- "Пугать"? Ну, моряки говорили мне: "ты не такой пугливый, как твой брат". Это потому, что Мило с ними почти не разговаривал. Он просто хотел заработать для себя трёхногий котёл и несколько ножей, чтобы жениться.

- Ты хочешь сказать, штанишники бросают всё подряд в кокосы, потому что кокосы не говорят?

- Возможно. Штанишники всё время ведут себя очень странно, - сказал Пилу. – С ними такая штука… Они храбрые, и плавают на своих лодках из одного конца мира в другой, и знают секрет железа, но есть кое-что, чего они очень боятся. Угадаешь?

- Ну, я не знаю. Морские чудовища? – предположил Мау.

- Нет!

- Заблудиться? Пираты?

- Нет!

- Тогда сдаюсь. Чего же они боятся?

- Ноги. Они боятся ног, - с триумфом объявил Пилу.

- Боятся ног? Чьих ног? Своих? Убегают от них? Но как? И на чём?

- Не своих ног! Чужих! Штанишные женщины страшно переживают, если увидят мужские ноги, а один из моряков на "Джоне Ди" рассказывал о юноше, который упал в обморок, увидев женское колено! Он сказал, штанишные женщины даже столы покрывают тканью! Чтобы молодые люди не увидели ножки и не подумали случайно о женских ногах!

- Что такое стол? И почему у него есть ноги?

- Вон стол, видишь? – сказал Пилу, указав в дальний конец большой каюты. – Это чтобы пол приподнять повыше.

Оказывается, Мау видел стол и раньше, но не обратил на него внимания. Всего лишь пара досок, приподнятых над палубой при помощи кусков дерева. Стол накренился, потому что после крушения "Свит Джуди" завалилась на бок, а стол был прибит к палубе. К деревянной поверхности стола были приколочены двенадцать кусков тусклого металла. Оказалось, это "тарелки" ("Зачем они?"), которые прибили к столу, чтобы они не ёрзали при качке, и чтобы их можно было мыть, просто опрокинув над столом ведро ("Что такое ведро?") воды. Глубокие зазубрины на тарелках появились, потому что основной пищей моряков была двухлетней давности солёная говядина или свинина, которую непросто было разрезать даже с помощью ножа, но Пилу такая еда очень нравилась – её можно было жевать весь день. В трюме "Свит Джуди" стояли большие бочки с солониной. Ею сейчас питалось всё население острова. Мау больше любил говядину, которая, как сообщил Пилу, была мясом животных по имени "скот".

Мау задумчиво постучал по столешнице.

- На этом столе нет штанов, - заметил он.

- Я спрашивал, почему, - пояснил Пилу. – Они ответили, что моряку ничто в мире не может помешать думать о женских ножках, поэтому нет смысла понапрасну тратить ткань.

- Странный народ, - заметил Мау.

- С ними всё не так просто, - продолжил свой рассказ Пилу. – Когда ты уже уверен, что они просто свихнулись, ты вдруг видишь что-нибудь вроде Порт-Мерсии. Огромные каменные хижины, выше деревьев! Некоторые внутри могут вместить целый лес! Множество лодок, ты и вообразить не можешь, сколько! А ещё лошади! О, на лошадей стоит посмотреть!

- Что такое лошади?

- Ну, они… ну, диких свиней видал? – спросил Пилу, поддевая очередную доску.

- Ближе, чем ты можешь вообразить.

- Ах, да. Извини. Мы слыхали об этом. Ты молодец. Ну так вот, лошади вовсе не свиньи. Но если взять свинью, увеличить её и растянуть, добавить длинную морду и хвост, она станет как лошадь. Не считая того, что лошади гораздо симпатичнее. И ноги у них длиннее.

- Значит, лошади на свиней совсем не похожи?

- Ну, пожалуй, ты прав. Однако ног у них столько же.

- А они укрывают свои ноги тканью? – спросил совершенно сбитый с толку Мау.

- Нет. Только люди и столы. Тебе тоже надо попробовать!

Они её всё-таки заставили. "Может, и к лучшему", - признала Дафна. Она и сама хотела, но не решалась, а они её заставили, точнее, они уговорили её сделать то, что она хотела сделать сама, и теперь, наконец, сделав это, она была рада. Рада, рада, рада. Бабушка такого не одобрила бы, конечно, но это ничего, потому что: а) она никогда не узнает; б) Дафна всего лишь действовала в соответствии с обстоятельствами и здравым смыслом; в) бабушка и в самом деле никогда-никогда не узнает.

Дафна сняла с себя платье и все юбки, кроме одной. От полной наготы её отделяли всего лишь три предмета одежды! Ну ладно, четыре, если считать травяную юбку.

Неизвестная Женщина сплела её для Дафны при полном одобрении Кэйл. На юбку ушло немало этой странной местной травы, которая росла по всему острову. Точнее, даже не росла, а разворачивалась, словно длинный зелёный язык. Она оплетала другие растения, взбиралась на деревья, в общем, проникала повсюду. Благодаря кулинарным урокам Кэйл, Дафна знала, что из этой травы можно сварить суп (на вкус так себе), а её соком хорошо мыть волосы. Но в основном тонкие стебли использовались вместо нитей, чтобы делать плетёные сумки и одежду. Вроде травяной юбки, которую сплела Неизвестная Женщина. Для этого бедняжке пришлось расстаться со своим ребёнком, пусть ненадолго, а каждый шаг на пути к выздоровлению следовало поддерживать, поэтому Дафна понимала, что юбку теперь придётся носить всё время.

Юбка постоянно шуршала, сильно смущая Дафну. Ей казалось, что она стала похожа на ходячий стог сена. Зато вентиляция просто отличная.

Наверное, именно это бабушка называла "Одичать". "Обиностраниться" с её точки зрения было преступлением, или, как минимум, стыдной болезнью, которую можно подхватить, если слишком много времени проводить на солнце или есть оливки. Но Одичать – ещё хуже. Это значит сдаться и стать как дикари. Чтобы не одичать, следовало в любых обстоятельствах действовать точно так же, как дома: одеваться к обеду в душные закрытые платья и есть на ленч варёное мясо и коричневый суп. Овощи считались "нездоровой пищей", а фруктов лучше вообще избегать, потому что "неизвестно, где они были". Последнее правило всегда несколько озадачивало Дафну, потому что в каких таких нехороших местах мог бы побывать, например, ананас?

В конце концов, разве не сказано: не лезь в чужой монастырь со своим уставом? Но бабушка на это наверняка возразила бы, что в чужих монастырях, люди вытворяют бог знает что: купаются в крови девственниц, бросают людей львам и подают к чаю павлиньи глаза.

"Ну и плевать", - подумала она. Это бунт! Но, конечно, Дафна не собиралась расставаться с лифчиком, панталонами и чулками. Она же не совсем свихнулась. Ты должна Поддерживать Стандарты.

Дафна поймала себя на том, что последняя мысль была озвучена голосом бабушки.

- Знаешь, а на тебе они неплохо смотрятся! – рассмеялся Пилу. – Девушка-привидение скажет: "Ага, да он же штанишник!" И позволит тебе поцелуй.

- Сколько раз повторять, не собираюсь я целоваться! – разозлился Мау. – Я… мне просто интересно, как они действуют.

Он сделал несколько шагов на пробу. Штаны как следует отмочили в реке и несколько раз отколотили палкой, положив на камень, но они всё равно были жёсткими и скрипели при ходьбе.

Глупо, конечно, но если ты не веришь в богов, то, может, хоть штаны чем-то помогут? В конце концов, бывает же на свете волшебная одежда, например в песенке про Четырёх Братьев. У Северного Ветра был плащ, который позволял ему летать. Если не верить чудесной песне, которая превращает яд в пиво, то чему тогда вообще можно верить?

- Ну как, чувствуешь что-нибудь? – спросил Пилу.

- Да! В паху очень натирают!

- А, это оттого, что на тебе нет семейников!

- Каких ещё семейников?

- Так они называют короткие штаны, которые надеваются под штаны. В честь семьи, наверное.

- Так значит, у них даже штаны носят штаны?

- Верно. Штанишники уверены, что слишком много штанов не бывает.

- Постой, а вот эти штуки как называются? – спросил Мау, копаясь в своей новой одежде.

- Не знаю, - осторожно ответил Пилу. – А что они делают?

- Похоже на маленькие мешочки. О, вот это полезная вещь!

- Карманы, - сказал Пилу.

Однако штаны сами по себе ничего не поменяли в окружающем мире. Теперь Мау это хорошо понимал. Штаны могут быть полезны, если ты продираешься сквозь колючие кусты, а эти карманы для всякой мелочи – просто гениальная идея, но кучу железных инструментов и большие корабли штанишники получили вовсе не благодаря своим штанам.

Нет, всё дело в ящике с инструментами. Мау никак не проявил своего восхищения этим предметом, потому что не хотел признавать превосходства штанишников над Народом хоть в чём-то, однако ящик произвёл на него сильное впечатление. Молоток, например, совсем простая штука, его может изобрести кто угодно, однако в ящике были предметы – чудесные, блестящие предметы из металла и дерева – о назначении которых не имел ни малейшего представления даже Пилу. И они о многом говорили Мау.

"Мы не придумали клещи, потому что не нуждались в них. Чтобы сделать что-то совсем новое, вначале должна появиться новая мысль. Это важно. Нам не были нужны новые инструменты, поэтому у нас не появлялось новых мыслей. Но теперь новые мысли нам очень нужны!"

- Давайте вернёмся в деревню, - сказал Мау. – И ящик с инструментами на этот раз прихватим с собой. – Он шагнул вперёд и упал. – Ой! Тут здоровенный камень!

Пока Мау потирал ушибленную ногу, Пилу раздвинул оплетавший камень тонковьюн.

- Это не камень, это пушка с "Джуди", - объявил он.

- Что такое "пушка"? – спросил Мау, разглядывая длинный чёрный цилиндр.

Пилу объяснил.

Следующий вопрос не заставил себя ждать:

- Что такое "порох"?

Пилу объяснил и это. И тут Мау снова увидел серебристую картинку будущего. Она оказалась довольно смутной, но пушка там точно присутствовала. В богов Мау больше не верил, но "Джуди" была подарком волны. На корабле оказалось всё, что им нужно – еда, инструменты, доски, камни – так что, возможно, другие предметы с "Джуди" им тоже нужны, даже если они об этом пока не знают, потому что не хотят знать. Однако, пора было возвращаться.

Мау и Пилу взялись за ручки ящика, который был слишком велик, чтобы нести его одному. Им пришлось каждые несколько минут останавливаться, чтобы передохнуть, а Мило ковылял позади с охапкой досок в руках. Фактически, Мау отдыхал, пока Пилу болтал. Он говорил всё время, о чём угодно.

Мау понял кое-что про братьев: неверно было думать, будто Пилу маленький и умный, а Мило большой и глупый. Просто Мило не любил много болтать. Когда же он что-то говорил, к нему следовало прислушаться. Но Пилу – тот плавал в словах, как рыба в воде, он словно рисовал картинки с помощью слов, и делал это непрерывно.

Неожиданно Мау спросил:

- А что случилось с вашим народом, Пилу? Вы не задумывались об этом?

Впервые за сегодня Пилу притих на минуту.

- Мы возвращались на наш остров после волны. Все хижины исчезли, каноэ тоже. Мы надеемся, что наши успели уплыть на один из больших каменных островов. Когда мы отдохнём и ребёнок окрепнет, мы отправимся на поиски. Надеюсь, боги позаботились о них.

- Ты веришь в это?

- Мы всегда относили в святилище лучшую рыбу, - тихо ответил Пилу.

- Здесь мы оставляем… то есть, оставляли приношения на божьих якорях, - сказал Мау. – Приношения доставались свиньям.

- Остатки.

- Нет, целые рыбины, - резко возразил Мау.

- Но дух рыбы отправлялся к богам, - сказал Пилу тихим голосом, словно хотел прекратить этот разговор, не подавая виду, что он ему неприятен.

- Ты когда-нибудь видел, как такое происходит?

- Слушай, я знаю, что ты не веришь в богов…

- Может, они и существуют. Я просто хочу знать, почему они ведут себя так, словно их нет… Я хочу объяснений!

- Послушай, что случилось, то случилось, верно? – сказал Пилу с несчастным видом. – Я просто благодарен, что остался в живых.

- Благодарен? Кому?

- Ну ладно, рад! Рад, что мы все живы, и скорблю, что другие умерли. Ты не рад, ты злишься, и что в этом хорошего? – сказал Пилу, и в его голосе послышались рычание маленького животного, загнанного в угол и уже готового в ярости кинуться на обидчика.

А потом, к немалому удивлению Мау, Пилу расплакался. Сам не зная почему, но зато до самых печёнок ощущая, что именно так и следует поступить, Мау обнял его за дрожащие плечи. Пилу громко всхлипывал, сквозь слёзы бормоча обрывки каких-то слов. Мау обнимал его, пока тот не перестал трястись, а в Нижнем лесу вновь не зазвучали птичьи трели.

- Они стали дельфинами, - пробормотал Пилу. – Я уверен.

"Почему я не могу так? – размышлял Мау. – Где были мои слёзы, когда я нуждался в них? Наверное, их смыла волна. А может, их выпил Локача, или я сам оставил их в тёмных водах. Так или иначе, я их не чувствую. Может быть, чтобы заплакать, нужна душа".

Постепенно всхлипы сменились кашлем и фырканьем. Потом Пилу осторожно отвёл от себя руки Мау и сказал:

- Ну ладно, слезами делу не поможешь, верно? Пойдём, нам пора. Знаешь, я уверен, что ты подсунул мне более тяжёлый край ящика!

И улыбнулся, словно ничего не произошло.

Не нужно было долго знать Пилу, чтобы понять – он плывёт по жизни, будто кокос по океану. Как ни топи его, всё равно вынырнет. В нём был какой-то внутренний источник радости, которая неизменно пробивала себе дорогу на поверхность. Его печаль была как мимолётное облачко, на минуту заслонившее солнце. Горе пряталось где-то в дальнем уголке его души, будто попугай капитана в запертой и занавешенной тканью клетке. Пилу справлялся с неприятными мыслями очень легко – он просто их не думал. Словно кто-то поместил в тело юноши душу весёлой собаки. Мау страшно ему завидовал.

- Перед приходом волны все птицы поднялись в воздух, - сказал Мау, когда они вышли из сумрака леса на яркий солнечный свет. – Будто знали заранее. А я не знал!

- Ну, птицы поднимаются в воздух всё время, например, когда в лес входят охотники, - возразил Пилу. - Так уж они устроены, эти птицы.

- Да, но всё случилось буквально за минуту до прихода волны. Птицы почувствовали её! Как?

- Да кто ж знает!

Вот вам ещё кое-что насчёт Пилу: ни одна мысль не задерживалась в его голове надолго, ей становилось там слишком одиноко.

- У девушки-привидения есть… штука, называется "книга", слыхал? Сделана из чего-то вроде тонковьюна. И в этой книге полно птиц! – Мау и сам не понимал, зачем всё это рассказывает. Возможно, ему просто хотелось увидеть проблеск интереса в глазах Пилу.

- Расплющенных птиц?

- Нет, они вроде… как татуировки, но цветные! Штанишники называют птицу-прадеда "панталонником"!

- Что такое панталоны?

- Штанишные штаны для штанишниц, - объяснил Мау.

- Ну и глупо. Зачем нужно другое слово для штанов?

В этом-то всё и дело. У Пилу была душа, поэтому он мог не мучить себя лишними вопросами и жить волне счастливо. Но Мау, заглянув внутрь себя, находил лишь вопросы. Ответом на все его "почему?" было "потому!", а ведь это совсем негодный ответ. "Потому"… боги, звёзды, мир, волна, жизнь, смерть. Никаких причин, никаких ответов, только "потому"… "Потому" было проклятьем, твоей рукой в холодной руке Локачи…

ЧТО ТЫ ДЕЛАЕШЬ, РАК-ОТШЕЛЬНИК? ХОЧЕШЬ УРОНИТЬ ЗВЁЗДЫ НА ЗЕМЛЮ? РАСКОЛОТЬ ГОРЫ, СЛОВНО НАПУГАННЫЙ КОКОС, ЧТОБЫ ОТКРЫТЬ ИХ СЕКРЕТЫ? ВСЁ ИДЁТ, КАК ИДЁТ! ПРИЧИНА БЫТИЯ ЕСТЬ САМО БЫТИЕ! ВСЁ В МИРЕ НА СВОИХ МЕСТАХ! КТО ТЫ ТАКОЙ, ЧТОБЫ ТРЕБОВАТЬ ОТВЕТОВ? КТО ТЫ ТАКОЙ?

Никогда прежде Прадеды не кричали так громко. От их рёва у него заболели зубы, и Мау рухнул на колени, уронив ящик на песок.

- Что с тобой? – спросил Пилу.

- Кхм, - сказал Мау и сплюнул желчь. Эти старики не просто забрались к нему в голову, что было уже само по себе достаточно скверно. Прежде чем уйти, они всё там перевернули. Он тупо смотрел на песок пару минут, прежде чем снова смог собраться с мыслями.

- Со мной говорили Прадеды, - пробормотал он.

- Я ничего не слышал.

- Значит, тебе повезло! Ох! – Мау схватился за голову. На этот раз всё и правда прошло плохо, гораздо хуже, чем прежде. Но было ещё одно важное отличие. Он словно услышал и другие голоса, тихие и далёкие, но они потонули в общем рёве.

"Наверное, другие Прадеды, - мрачно подумал он. – Совсем старые тысячелетние прадеды, и все они кричат на меня, но при этом не кричат ничего нового".

- Они хотят, чтобы я достал последний божий якорь, - объяснил Мау.

- А ты знаешь, где он лежит?

- Знаю, в лагуне! Вот пусть там и остаётся!

- Да ладно тебе, что плохого, если мы его достанем?

- Что плохого? – переспросил Мау, силясь понять ход мыслей Пилу. – Ты хочешь поблагодарить бога Воды?

- Просто не думай об этом. Зато всем остальным будет спокойнее, если ты его достанешь - возразил Пилу.

В ушах Мау раздался шёпот, но слишком тихий, чтобы понять его смысл. "Наверное, какой-нибудь особо древний и не особо расторопный Прадед – мрачно подумал Мау. – С другой стороны, я сам себя провозгласил вождём. А разве не должен вождь заботиться о спокойствии своего племени? Одно из двух: или боги могущественны, но им наплевать на наш народ, или их нет, а значит, мы верим просто в огоньки на небе и в картинки внутри собственной головы. Разве это не правда? Разве это не важно?"

Тихий голос ответил, по крайней мере, попытался. Это было как смотреть на человека, который что-то кричит тебе издалека. Ты видишь, как он прыгает и машет руками. Возможно, даже видишь, как шевелятся его губы, но ветер шуршит листвой пальм и панданусов, шумит прибой, как обычно громко рыгают птицы-прадеды, и ты не слышишь криков, хотя точно знаешь, что они звучат. В его голове сейчас происходило нечто весьма похожее, только без прыжков, размахивания, губ, рук, панданусов, прибоя и птиц. Зато не отпускало чувство, будто он упускает то, что кто-то очень, очень хочет ему сказать.

Ну и наплевать. Мау не станет играть по их правилам.

- Я маленький рак-отшельник, - тихо сказал Мау. – Я бегу. Но я не позволю опять запереть меня в раковине, потому что… да, вот здесь" потому" вполне уместно… потому что любая раковина слишком мала для меня. Я хочу знать "почему". Почему всё? Я не знаю ответов, но ведь несколько дней назад я не знал даже, где искать правильные вопросы.

Пилу смотрел на Мау с большим подозрением, словно прикидывая, не пора ли бежать.

- Давай лучше пойдём и проверим, удалось ли твоему брату приготовить на обед что-нибудь вкусное, - предложил Мау, стараясь говорить негромко и дружелюбно.

- Как правило, не удаётся, - разочаровал его Пилу. Он снова улыбался, как всегда, но на этот раз несколько нервно.

"Он боится меня, - подумал Мау. – А ведь я его не бил, даже руки не поднял. Просто хотел, чтобы он задумался о чём-то необычном. И вот он напуган. Напуган мыслями. Прямо какое-то волшебство ".

"Это не может быть волшебство, - думала Дафна. – "Волшебство" - просто ещё один способ сказать "я не знаю".

На полках в хижине шипели несколько горшков с пивом. Из-под крышек выбивались маленькие пузырьки. Этому пиву ещё не спели песню. "Пивная закваска", так его здесь называли. Отличить закваску от готового пива было очень легко – по валяющимся около горшка дохлым мухам. Они сдохли не потому, что утонули, а потому, что отведали закваски, тут же превратившись в маленькие застывшие изваяния мух. Если вы ищете настоящее Дьявольское Питьё, то пивная закваска как нельзя более подходит на эту роль.

А потом в неё надо плюнуть, спеть песенку, помахать руками, и Дьявол отправится в… э, в общем, куда-то, оставляя вам просто хорошее вкусное питьё. Как такое возможно?

В общем, у Дафны была одна теория. Она полночи над ней размышляла. Другие женщины ушли на дальний край Половины, собирать соцветия. Наверное, если петь тихо, они не услышат. Что касается плевка… это суеверие, "на удачу" плюют, ясно же. Кроме того, тут необходим научный подход – следует проверять только одну теорию за раз. Главный секрет – в движениях рук, Дафна была уверена в этом. Ну, почти уверена.

Она вылила немного смертоносного прото-пива в отдельный горшок и внимательно его рассмотрела. Может, дело в самой песне, а не в словах? Может, воздушные колебания что-то делают с тонкой атомной структурой вещества? Вот, например, знаменитая оперная певица мадам Ариадна Стретч может одним только звуком своего голоса разбить стеклянный бокал! Очень интересная теория, особенно если учесть, что пиво по традиции делают только женщины, а у них, разумеется, более высокие голоса, чем у мужчин!

Дьявольское Питьё самодовольно посмотрело на неё в ответ. "Давай, - словно бы говорило оно, - удиви меня!"

- Я не уверена, что помню все нужные слова, - сказал Дафна, и тут же поняла, что извиняется перед каким-то горшком. Вот что бывает, когда тебя с детства приучают к вежливости. Она прокашлялась. – Однажды отец взял меня с собой в мюзик-холл, - сказала она. – Надеюсь, этот их номер тебе понравится.

Она снова прокашлялась и начала:

- Давайте все на Стрэнд пойдём

(оооо, мой бананчик)

Там время с пользой проведём

Я впереди, а вы за мной…

Нет, для пива эта песня, кажется, сложновата, а банан лишь вносит дополнительную путаницу. Может, лучше…? Она задумалась о песнях. Может, нужно что-то совсем простое? Она снова принялась напевать, отсчитывая строфы на пальцах.

- Ты скажи, барашек наш,

Сколько шерсти ты нам дашь?

Не стриги меня пока.

Дам я шерсти три мешка…

Дафна спела шестнадцать строф, старательно их отсчитывая, и вдруг увидела, что пиво стало прозрачным и блестящим, словно бриллиант. Как настоящий учёный, она тут же поспешила проверить свои выводы на другом горшке закваски, испытывая нарастающую уверенность и немалое самодовольство. Теперь у неё была рабочая гипотеза.

- Ты скажи, барашек наш…

Дафна внезапно замолкла, ощутив, что за ней наблюдают. В дверях хижины стояли Кэйл и Неизвестная женщина, с большим интересом слушавшие её пение.

- Мужчины! – весело сказала Кэйл, поправляя цветок в волосах.

- Э… что? – переспросила увлечённая экспериментами Дафна.

- Хочу встречать муж!

Это было понятно, и к тому же не возбранялось. Лишь мужчинам не дозволялось заходить на Женскую половину, женщины же могли ходить, куда хотят.

- Ну… хорошо, - сказал Дафна. Потом она ощутила прикосновение к своим волосам и хотела уже было отмахнуться, но тут же поняла, что это Неизвестная Женщина пытается расплести её косы. Дафна собралась воспротивиться, но наткнулась на предупреждающий взгляд Кэйл. Неизвестная Женщина постепенно приходила в себя, и каждый признак её возвращения в нормальный мир следовало приветствовать.

Дафна покорно снесла процедуру причёсывания, а потом ощутила сильный аромат, который исходил от цветка, воткнутого ей за ухо. Такие цветы росли здесь повсюду, их крупные розовые и лиловые соцветия источали запах, сбивавший с ног. Кэйл обычно вплетала их в волосы по вечерам.

- Гм, спасибо, - сказала Дафна.

Кэйл деликатно взяла её за руку, и Дафна ощутила нарастающую панику. Они хотят взять её с собой на пляж? Но она ведь почти раздета! Под травяной юбкой у неё нет ничего, кроме ещё одной нижней юбки, панталон и пары Неупоминаемых! Её ноги голые почти до колен!

А потом случилось нечто необычное, и позже Дафна так никогда и не смогла понять, что же произошло.

Она должна пойти вместе со всеми на пляж. Решение появилось словно само собой, совершенно чёткое и однозначное. Просто она решила, что пора, вот и всё. Никак не удавалось вспомнить процесс принятия этого решения, вот в чём проблема. Странное чувство, словно ты сыт, а когда обедал – не помнишь. И еще одна мысль, слабая и невнятная, как эхо непрозвучавшей фразы: "Пальцы на ногах есть у всех!"

Всё-таки Мило оказался совсем неплохим поваром, Мау не мог этого не признать. Парень знал, как нужно правильно печь рыбу. Когда они вернулись к остаткам деревни, вокруг висел такой аппетитный запах, что, казалось, сам воздух истекает слюной.

"Свит Джуди" ещё не была разобрана до конца. Эта работа займёт месяцы, а может, годы. Конечно, у них были инструменты, но людей не хватало. Чтобы поднять некоторые большие шпангоуты, нужны были усилия дюжины человек. Но и того, что удалось перетащить на берег, хватило, чтобы построить хижину. Это ничего, что её стены были из парусины и трепетали на ветру, зато здесь был огонь, и огонь горел в очаге. О, что это был за очаг! В хижину перетащили весь камбуз, каждую его драгоценную металлическую часть, за исключением большой железной печи. Печь могла подождать, тут и так лежало вокруг настоящее богатство из кастрюль, сковородок и ножей.

"Мы не умеем делать такое – размышлял Мау, пока посуда переходила из рук в руки. – Мы можем строить хорошие каноэ, но не можем построить "Свит Джуди"…

- Ты что делаешь? – спросил он Мило, который, вооружившись железным молотком и железным зубилом, старательно пытался вскрыть небольшой сундук, извлечённый из груды трофеев.

- Он заперт, - ответил Мило, и показал Мау, что такое замок.

- Значит, там внутри что-то ценное? – спросил Мау. – Ещё металл?

- Может, золото! – сказал Пилу.

За этим последовали новые объяснения, и Мау вспомнил о золотистом металле, который украшал странную карточку, которую дала ему однажды девушка-привидение. Штанишники любят золото почти так же сильно, как штаны, объяснил Пилу, хотя металл этот слишком мягок и практически бесполезен. Один маленький кусочек золота ценится выше, чем отличный железный нож, и это ещё раз доказывает, что штанишники совершенно сумасшедшие люди.

Но когда сломалась петля и открылась крышка, оказалось, что сундук содержит лишь запах стоялой воды и…

- Книги? – предположил Мау.

- Морские карты, - объяснил Пилу. – Они как рисунки, но… вот такие. Он взмахнул пачкой сырой бумаги.

- Да что в них хорошего? – рассмеялся Атаба.

Мокрую карту расстелили на песке. Все принялись её изучать, но Мау лишь покачал головой. Наверное, нужно быть штанишником, чтобы понимать такое.

Что означают эти линии? Просто фигуры какие-то. Какая в них польза?

- Они… так выглядел бы океан с высоты птичьего полёта, - объяснил Пилу.

- Значит, штанишники умеют летать?

- Нет, но у них есть всякие инструменты, - не очень уверенно сказал Пилу. Потом просиял и добавил: - Вот, например. – Пилу вытащил из груды вещей какой-то круглый предмет. – Это называется "компас". С компасом и картой, ты никогда не заблудишься!

- Они что, не пробуют воду на вкус? Не следят за течениями? Не нюхают ветер? Не знают океан?

- Они прекрасные моряки, - возразил Пилу. – Но плавают по неведомым морям. Компас говорит им, где находится дом.

Мау покрутил компас в руках, наблюдая, как движется стрелка.

- А также, где дома нет, - заметил он. – У стрелки два конца, и второй конец должен показывать, где лежат чужие земли. Ну и где на их карте мы? Тут? – он указал на большую область, которая, похоже, была сушей.

- Нет, это Ближняя Австралия, - сказал Пилу. – Очень большая земля. Мы… - он порылся в сырых картах и ткнул в маленькие значки - …тут. Кажется.

- Вот, значит, где, - сказал Мау, вглядываясь в карту. – Но это же просто линии да закорючки всякие!

- Гм, эти закорючки называются "цифрами", - нервно объяснил Пилу. – Они говорят капитанам, какая тут глубина моря. А вот эти называются "буквами". Тут написано "Архипелаг Дня Матери". Так они нас называют.

- Это нам на "Джоне Ди" объяснили, - подсказал Мило.

- А ещё я прочёл это на карте! – заявил Пилу, бросив на брата неприязненный взгляд.

- Почему они нас так называют? – спросил Мау. – Мы же острова Восхода!

- Не на их языке. Штанишники частенько всё называют неправильно.

- А что насчёт самого острова? Где тут Народ? – спросил Мау, продолжая разглядывать карту. – Я его не вижу.

Пилу посмотрел вбок и что-то пробормотал.

- Что ты сказал? – переспросил Мау.

- Ну, в общем, его тут не нарисовали. Он слишком маленький…

- Маленький? Что значит: маленький?

- Он прав, Мау, - торжественно заявил Мило. – Мы не хотели говорить тебе, но Народ очень маленький. Небольшой остров.

Потрясённый Мау от удивления разинул рот.

- Это неправда! – возмутился он. – Народ больше любого из Ветряных островов!

- Которые просто крошечные, - пояснил Пилу. – Зато их очень много.

- Тысячи, - подтвердил Мило. – Просто, ну… из всех больших островов…

- …Народ самый мелкий, - закончил Пилу.

- Но самый лучший, - быстро сказал Мау. – Нигде больше не водятся древесные осьминоги!

- Точно, - торопливо согласился Пилу.

- Вот и не забывайте об этом. Народ – наш дом, - заявил Мау, поднимаясь на ноги. Он подтянул штаны. – Оххх, как чешется! Похоже, штанишники мало ходят пешком!

Какой-то звук заставил его поднять взгляд, и он увидел девушку-привидение. По крайней мере, кого-то похожего на неё. Рядом стояла Кэйл с широкой улыбкой на устах, и Неизвестная Женщина, которая улыбалась слабо и как-то отстранённо.

Мау поглядел вниз, на свои штаны, потом снова вверх, на её распущенные волосы с цветком в них. Она тоже посмотрела вниз, на свои голые ступни, потом вверх, на его штаны, которые были длиннее ног, так что он словно бы стоял на паре гармошек, а шляпа капитана запуталась в его волосах, будто корабль в морских волнах. Дафна повернулась и взглянула на Кэйл, которая задумчиво уставилась в небо. Мау посмотрел на Пилу, который, наоборот, смотрел в землю, но плечи его тряслись.

Потом Мау и девушка-привидение посмотрели друг другу в глаза, и сделали единственное, что им оставалось в данной ситуации – расхохотались.

Остальные тоже перестали сдерживаться. Даже попугай завопил "Покажи нам свои подштанники!" и пустился в пляс на голове Атабы.

Но тут Мило, который всегда был серьёзен и вдобавок случайно сидел лицом к морю, встал на ноги, указал на восток и крикнул:

- Паруса!