Наруто: Песчаный оборотень

Часть 65 POV Не первая

-Хорошего дня, — подарив дочери поцелуй, я хотела то же самое проделать с Акихико, но мальчик уже уходил, не поворачивая ко мне головы, — удачи, Аки.

На мои слова сын Ханако что-то буркнул себе под нос, ускоряясь и скрываясь за углом. Подавив печальный вздох, я проводила его взглядом, чувствуя, как теряю опору под ногами. Несмотря на мой отпуск, подписанный мужем лично, сил не было вообще, ни моральных, ни физических.

-Мам?

Очнувшись от надавившей на плечи вялости, я тряхнула волосами, возвращая на лицо прежнюю улыбку, которая когда-то была искренней и не напряжённой.

-Да, милая?

Опустившись на одно колено, я встала напротив глаз дочери, которая во всём пошла в меня. По сравнению с Тетсуо, она была совсем крошечной, щуплой и казалась такой хрупкой, даже несмотря на талант в стезе шиноби.

-Всё будет хорошо, я присмотрю за ним.

Резко подскочив ко мне вплотную, Юно приобняла меня за шею, зарываясь лицом в волосы. С трудом удержав рвущиеся наружу слёзы, я погладила дочь по голове, мягко сжимая её в свои руках. Её тепло дарило мне успокоение и новые силы, чтобы пережить ещё один день.

-Спасибо, моя хорошая, — оставив ещё несколько поцелуев на лице Юно под её смущенное хихиканье, я выпустила дочку из объятий, кивая головой в сторону академии, — тебе пора, а то опоздаешь.

-Да, точно! Спасибо. Пока, мам!

Помахав мне на прощание рукой, она скрылась вслед за Акихико, убегая на занятия, которые теперь посещала постоянно в связи с потерей учителя.

«Наверняка, Тетсуо подсуетился, чтобы нового не выдали».

Покачав головой на постоянно лезущие в голову мысли о муже, видя его длинные властные руки в любом событии, связанном с нашей семьёй, я вернулась в пустой дом, который начал медленно вновь обретать краски после утраты.

На столе стояла моя остывшая кружка с чаем, напротив которой я и устроилась, погружаясь в собственные мысли. У меня было около получаса до начала смены в госпитале, куда я тайком бегаю, пока дети на занятиях, но, думаю, Тетсуо в курсе, чем я занимаюсь.

-Надеюсь, что в курсе...

Слова вырвались изо рта против собственной воли. Прижав ладонь к губам, в страхе озираясь по сторонам, будто бы кто-то мог меня услышать, я обхватила руками голову, которую постоянно разрывали противоречия и размышления.

Было столько мыслей и предположений, теорий, размышлений и всяких глупых фантазий, от которых я постоянно терялась и моё настроение скакало, как электрический разряд у неопытного генина.

Будет ли всё как раньше? Сможем ли мы стать нормальной семьёй? Любит ли меня муж? Как ко мне относится Акихико и станет ли когда-нибудь называть матерью или это явно лишнее в наших отношениях?

Хотелось поговорить с Тетсуо, обнять его и почувствовать силу его крепких рук, но сейчас это невозможно.

-Как будто раньше было сильно лучше...

Горько усмехнувшись, встаю из-за стола. Лучше выйти пораньше и прогуляться под утренним солнцем. Может наше жаркое и беспощадное светило выжжет мои глупые мысли и поможет сосредоточиться на реальности?

Любимая куртка накидывается на плечи, а руки привычно убираются в карманы, пока я прогулочным шагом иду в сторону госпиталя, где сейчас постоянно людно. Десятки шиноби каждую неделю привозятся в деревню, они кричат и стонут. Но это всё же лучше, чем если пациент молчит.

Каждый из них говорит одно и то же. Всего два варианта в разных интерпретациях, но суть одна. Вернуться обратно и сражаться вместе со всеми, или же умоляют оставить их здесь, желая больше никогда не видеть ужасов войны.

Такие испуганные, храбрящиеся и желающие показаться не теми, кто они есть в своих попытках сбежать, и неважно куда, на фронт или прочь из деревни. Эта война сильно ударила, особенно по молодому поколению, абсолютно не готовому к самым худшим качествам человечества и шиноби в частности.

Вторая Мировая Война была ещё ужаснее предыдущей. Союзы заключались и рвались каждый день. Дипломаты сбивались с ног, пытаясь выторговать условия получше, а пока они игрались с документами и словами, на полях сражений погибали ниндзя и солдаты, отдавая свои жизни за эфемерные цели и репутацию своего скрытого селения.

-Какая глупость.

Запрокинув голову к небу, застываю на пару секунд, буквально наслаждаясь тёплыми лучиками, пробегающими по лицу. Они припекают, вызывая приятное покалывание, пытаясь пробраться сквозь веки и ослепить, но самое главное — они помогают не думать о разладе в семье.

Мой путь продолжился дальше и на пустынных улочках Суны я даже умудрилась встретить пару знакомых, спешащих по своим делам и перекинувшихся со мной парой слов.

Помахав им на прощание, стираю с лица вежливую улыбку и вновь хмуро смотрю вперёд, продолжая идти к госпиталю, размышляя над тем, как наши потомки будут смотреть назад в прошлое и обсуждать нынешние события. Как Юно и Акихико будут рассказывать своим детям и внукам о том, что творилось сейчас. Смогут ли они полностью понять, что ниндзя не сражаются за мифические воли стихий собственных стран, а за простые деньги? Или в далёком будущем эта война будет для них лишь чем-то жутким и далёким, оставшимся далеко позади?

Отец Ханако часто говорит, что война никогда не меняется. Что там всегда есть лишь два цвета: красный от крови и чёрный от похорон. Но мне кажется, это не так.

Раньше всё было проще, даже Первая Мировая была проще, а то что творится сегодня, это никак не передать словами. Столько смертей, предательства, жадности, и многого, многого другого.

Выдохнув через плотно сжатые губы, я потрясла головой, раскидав заслонившие глаза волосы. Перед моими глазами была широкая улица, на которой когда-то часто стояли ларьки и беседки, полные лотков и корзин с едой и другими товарами. Сотни людей бродили по этому стихийно образовавшемуся рынку, весело переругиваясь с продавцами в ярых попытках сбить цену или провести выгодный обмен.

Дети бегали между потоков взрослых, как маленькие рыбки в шустрой реке. Кто-то таскал с прилавков еду, а другие просто играли между собой, отвлекая ответственных за порядок шиноби своим смехом.

Сейчас тут было пустовато. Пару десятков торгашей, спокойно общающихся между собой, бродящих по кругу, ведя беседы ни о чём, больше обсасывая свежие сплетни и дополняя их новыми, всё более невероятными, подробностями.

Вежливо кивнув на приветствия, как-никак жена Казекаге, я прошла мимо смотрящих на меня во все глаза людей и быстро завернула за угол, прижавшись спиной к стене, вслушиваясь в возобновляемый разговор.

-Госпожа Мияко нынче выглядит всё хуже с каждым днём...

-Балда, закрой рот, если не хочешь оказаться под дворцом Казекаге!

-А чего я такого сказал?

-Вот в том-то и дело, что ничего умного!

«Эх, Тетсуо... Как же до такого дошло, что всеми любимый лидер превратился в чудовище, которым пугают ребятишек и дураков?».

Я прекрасно знала ответ, но признавать его не хотела. Наверное я идиотка... Что бы ни говорили о муже, как бы ни порицали и ни шептались у меня за спиной, я всё равно буду на его стороне.

«Ведь она бы точно была на его стороне».

Мысли о моей названой сестре, о подруге и, можно сказать, второй матери моей дочери до сих пор вызывали слёзы на глазах.

Ханако была не такой, как многие думают. Идеальная для всех со стороны, она была хрупкой и ранимой внутри, боясь потерять доверие и любовь своих близких. Наделённая влиянием и властью, а позже силой и верным мужем, моя «сестра» слишком серьёзно относилась ко всему, связанному с её ролью в обществе и жизни деревни.

Идеальная жена, любовница, носительница демона и советник для своего Каге, хоть о последнем никто и не знал.

В голову стали пробираться нехорошие мысли, полные зависти и горечи, приправленные презрением к самой себе.

Я никогда этого не признаю, ни перед кем и ни за что, но я завидовала Ханако. Желала быть на её месте... Не в верхушке деревни или по боевым навыкам, а дома... Быть первой, быть старшей и любимой. Не выйти замуж за мужчину, который первые годы ходит к тебе в постель, как на работу, и продолжает общаться как со своим боевым товарищем.

И когда её не стало, на миг, всего краткий миг, в моей голове промелькнуло удовлетворение. От того, что теперь не будет первых и вторых. Больше не нужно напрягаться изо всех сил, чтобы заполучить хоть частичку тепла, не нужно делить любимого человека ни с кем. Только одна, единственная.

Но потом, слава духам и богам, это всё смылось. Сгорело презрением к себе и ненавистью к Цучикаге Муу. Улетело в глубины души и было заперто под замком из воли, уважения и любви к подруге, которая больше никогда не сможет быть среди нас.

Последние остатки моего злорадства, которое пряталось под фальшивыми доводами логики, пропали под слезами детей, любящих её так же, как, я надеюсь, они любят и меня.

В голове сразу вспомнились слёзы Акихико. Такие откровенные и простые, наполненные его эмоциями, которые мальчик, в попытках походить на своего сурового отца, надеялся спрятать ото всех, чем всегда вызывал на наших с ней лицах улыбки.

Он плакал так сильно, так громко. Крепко сжимая своими не по-детски сильными пальцами мои плечи и спину, упираясь лбом в грудь. Его горе было так заразительно, что и я сама, придя утешить их, расплакалась вместе с детьми.

Так мы и сидели тогда на полу, сдавливая друг друга, пытаясь вжаться посильнее, боясь, что ещё кто-то исчезнет. И этот подспудный страх не редко вновь поднимал голову и по сей день, даря телу целую массу самых мерзких и неприятных ощущений, порождая в голове иллюзии о смерти родных.

И если волнение из-за безопасности детей смирялось их нахождением в деревне, где они живут среди тысяч шиноби, то вот при мыслях об их отце я готова была плакать в подушку ночами.

Он снова где-то там, на другой части континента, сражается впереди всех, ведь по-другому не умеет и никакие доводы о его безопасности и осторожности не помогут, Тетсуо просто проигнорирует их.

«Глупый, самоуверенный дурак. Когда же ты поймёшь, что ты не сильнее всех... И самое главное, что ты не остался один».

Эти мысли постоянно вклинивались в размышления, заставляя подозревать и предполагать худшее с незавидной частотой. А само поведение мужа лишь подбрасывало дров в костёр.

С того дня, как возобновились активные боевые действия, прошло четыре месяца, а за это время он не прислал ни единого письма, ни весточки, даже простого устного сообщения вместе с ранеными, вынуждая свою семью довольствоваться донесениями из общих сводок и разговорами с Джуном, который наконец смог выйти из больницы и приступить к делам.

Брат Казекаге тоже не отличался манерами, но ему хотя бы хватало совести рассказывать всё в подробностях и не заставлять жену и детей мучаться в ожидании плохих вестей или похоронной команды!

Хлопнув себя по щекам, выбивая зарождающуюся злость, медленно дышу, пытаясь успокоиться и лишь по прошествии пары минут вновь прихожу в норму и поднимаю веки.

На крыльце госпиталя курило несколько медбратьев и помощников из простых гражданских, которые вызвались помогать чем могут, и я была им искренне благодарна за это, как, в общем-то, и все работники госпиталя.

Вытащив из кармана красную ленту, вырезанную из бывшего пояса Ханако, подвязываю ей волосы, убирая их на затылок, чтобы не мешали. Сегодня должны были поступить новые раненые, так что работы будет много и у меня нет больше времени на самокопание и жалость к себе.

«Мне никогда не заменить тебя, но хотя бы буду собой».

(Не забывайте про мою новую работу по игре Врата Балдура 3, там активно выходят новые главы)