Наш человек на небе

Глава 5. Антенны и барабаны

Первое, что сделал капитан Игнази — занял кресло Лорда Вейдера в Резервном оперативном центре.

Кто теперь посмел бы оспорить право капитана? Кто отнял бы у него командирский бластер? Кто?!.

На совещании, собранном сразу после отбытия Владыки Вейдера на Землю, Таус огласил свои ближайшие планы. Конечно, огласил — это громко сказано: флаг-капитан Банну, полковник Септен, дежурный дроид-секретарь — вот и все слушатели.

Но количество подчинённых, — а штурмовика сложно было даже считать в полной мере подвластным ему, — сейчас мало волновало Тауса. Он не ждал советов и не искал одобрения — он ставил в известность. Для того, чтобы учитывать чьё-то мнение, у капитана оставалось слишком мало ресурсов. Всё, всё и всегда упирается в наличие ресурсов. Подлинное лидерство проявляется только в случае их нехватки. А Таус твёрдо намеревался утвердить своё право на лидерство. Рано или поздно Вейдер вернётся — и даже ему придётся признать очевидное: капитан Игнази отлично справляется. Впрочем... как знать: возможно, Тёмному Владыке и не обязательно возвращаться.

Ситхи вечно рвутся ко власти; они готовы утверждать своё лидерство любыми способами. Кто поумнее — интригами, техническим и тактическим превосходством; но умных всегда мало, даже среди ситхов — а глупцы склонны решать проблемы с помощью насилия.

Вейдер заметно ослаб после катастрофы. Если этот Владыка Сталин действительно так могуществен, как говорят... Технологическая отсталость вшивой планетёнки внизу вовсе не означает, что её разумные не способны рождать сильнейших Одарённых... столкновение? Кто знает, кто знает... Таус перелистнул несколько страниц на планшете: он предпочитал делать вид, что занят изучением сводок ремонтных бригад, а не размышлениями; такие размышления ему самому казались неуместными, — и, пожалуй, не особенно лояльными, — но остановиться Таус уже не мог.

Его вела… что-то вело его мысли, что-то будоражило его память. Поразительно: как много самых разнообразных сведений способна хранить память разумного, даже весьма далёкого ото всех этих «путей в Силе» и прочих мистических мудрёностей. Старое головидео, обрывок дешёвого горизонтального комикса, случайный разговор в кантине... Ситхи скрывают любую информацию о себе, а Орден Джедаев распущен... когда? Двадцать, двадцать пять стандартных лет назад? Джедаи предали Императора и Империю, их вера осмеяна и забыта, даже упоминания об Ордене считаются почти крамолой — но, как выясняется, Таус в состоянии вспомнить о «путях» Одарённых очень и очень многое. В моменты эмоционального напряжения, на пике решимости разум способен продемонстрировать и не такие скрытые доселе резервы. Джедаи и ситхи, ситхи и джедаи. Одарённые, Крат их забери. Надо узнать как можно больше, надо понять, надо предугадать развитие событий на Земле... Возможно, Банну расскажет что-нибудь существенное — он достаточно стар, чтобы помнить прежние времена.

- Флаг-капитан протокола Банну, — твёрдо сказал Таус, поднимая наконец голову.

- Да, капитан Игнази, — мягко, но сразу же ответил Банну. Раньше, давным-давно, старик называл его просто Таусом... Хорошо, что этого больше не будет.

- Что Вам известно... — начал было Игнази, но тут же спохватился: так открыто интересоваться природой Силы сейчас нельзя, никак нельзя. Да и Банну не настолько глуп, чтобы раскрывать свою возможную осведомлённость прямо на совещании. — Флаг-капитан, что Вам известно... о правилах ведения административной работы на «Палаче»?

- Кхм, — кротко вымолвил старик. — Всё?..

Ирония прозвучала достаточно вежливо, чтобы Таус не счёл себя высмеянным — скорее, он принял мягкую вопросительную интонацию Банну как лёгкий упрёк.

Полковник Септен еле заметно дёрнул шлемом.

Справедливый упрёк.

Управлять — означает делегировать полномочия.

- Банну. Вы возьмёте на себя и дальнейший контроль ресурсов корабля. Под контролем я в первую очередь понимаю учёт.

- Учёт ведётся непрерывно, капитан, с момента выхода из гипера. Разумеется, оценки состояния нижних палуб и Основного ангара всё ещё весьма приблизительны, но, по крайней мере, с надстройкой — полная ясность. Таус вопросительно поднял бровь.

- Надстройки нет, — безмятежно пояснил Банну, — восстанавливать там нечего. Но если снять часть дроидов-вычислителей с анализа и реконструкции банков данных...

- Нет, — перебил Таус. — Решительно нет.

Работу дроидов-вычислителей Игнази контролировал лично. Разумеется, ни Банну, ни кому бы то ни было ещё не следовало знать, что в расчётную очередь с высшим приоритетом шли заведомо дефектные блоки памяти — благо, после крушения таковые имелись в избытке. Нельзя допустить, чтобы дроидам удалось восстановить параметры гипер-перехода прежде, чем новый капитан успеет сделаться по-настоящему необходимым Лорду Вейдеру. Анализ спектральных сигнатур и взаимного расположения ближайших звёзд не дал никаких результатов. «Палач» оказался либо далеко за Внешним Пределом, либо... в другой галактике? о такой возможности и думать не хотелось.

Спешить некуда. Дома... да нет, на Арканисе, его, конечно, ждут... вот только сам Игнази теперь с трудом вспоминал родной дом. Прошлое никак не удавалось увидеть в фокусе; лица родителей, смех брата... всё стало не таким уж и важным, словно и происходило не с Таусом, а с каким-то другим разумным.

Наверное, так и взрослеют.

Именно так: когда перестаёшь приспосабливаться к миру, но понимаешь, что проще подогнать его под себя. Даже если ради этого мир придётся слегка... покорёжить.

Так просто, так разумно: здесь слегка сгустить краски, там чуть-чуть преувеличить степень критичности проблемы, иногда «забыть» про уже решённые задачи... Никто не в состоянии контролировать всё происходящее на таком корабле, даже Тёмный владыка. Значит, у исполнителя всегда есть возможность добавить немного хаоса в происходящее. А затем исполнитель превратит себя в избавителя. Эффективного, надёжного, преданного.

Совершенно необходимого.

Цена личного благополучия — неблагополучие доверенного тебе корабля, но это малая цена. Навредить... какое грубое слово, но да: навредить. А затем исправить. Или сделать вид, что исправляешь. Или даже вовсе ничего не предпринимать, но только объяснить, что кроме тебя исправлять некому; всё, буквально всё держится на одном лишь тебе!..

«Палач» большой. От него не убудет. Главное, действовать разумно, решительно и аккуратно.

А вот уж потом... потом можно будет задуматься и о возвращении в пространство Империи. Триумфальном возвращении.

Независимо от того, вернётся ли Вейдер с поверхности. Таус удовлетворённо откинулся в высоком кресле. Банну и Септен молча ожидали продолжения; дроид-секретарь помаргивал индикатором готовности. Нет. Торопиться некуда. Деградация орбиты компенсирована; корабельные лазареты разгружены — кто мог вернуться в строй, тот уже вернулся; даже энергетика в состоянии пусть и не оптимальном, но достаточном — теперь, когда нет срочной необходимости обслуживать артсистемы, силовые щиты и палубную группу.

Пора переходить к восстановлению основных систем.

- Держава СССР предполагает в скором времени начать регулярные поставки органического сырья и металла, — сказал Таус.

- Их металл — это лом, — меланхолично сообщил Банну. — В лучшем случае — низкоуглеродистая сталь, без присадок...

- Для наших непосредственных целей хватит. Ресурс базового набора не исчерпан, никто не собирается заниматься структурными работами. Начнём с малого: прежде всего, необходимо восстановить фундаменты энергоблоков. Старик хмыкнул и потянулся за планшетом:

- Я взял на себя смелость запросить через дроидов связи регламентирующие документы Державы СССР — так называемые «ГОСТы». Должен заметить, их подходы сильно отличаются от Имперских.

- Предоставьте мне соответствующую документацию. Ключевые моменты, разумеется.

- Уже загружено на Ваш планшет, капитан Игнази.

«Какого хаоса?..», подумал капитан. Ладно. Старик не может удержаться от лёгкого подтрунивания. Кто бы смог?.. Похоже, убедить в своей исключительности подчинённых будет сложнее, чем Лорда Вейдера.

- Вот что, — суровым тоном произнёс Таус. — Необходимо расконсервировать мини-фабрики первичных материалов. И побыстрее. Возможно, часть фабрик придётся передать на поверхность.

- Мы уже передали на Землю два агрегата по производству печатной электроники. Но запас мини-фабрик ограничен, поэтому...

- Никто не собирается растранжиривать невоспроизводимое оборудование, флаг-капитан.

- Тогда я предложил бы сосредоточиться на расчистке Основного ангара. Тогда мы сможем запустить мини-фабрики первички на собственных материалах: рассортировать обломки, дезактивировать...

- Почему к этому до сих пор не приступили? — нахмурился Таус, пролистывая записи в планшете.

- Энергетика, — вмешался Септен.

Ах да, это же его бойцы пытались расчистить подходы ко внутренним эллингам... сразу после того, как разобрались с казармами. Бедняжечка: в крушении уцелело менее тысячи штурмовиков; впрочем, большинство легионеров оставалось внизу, на Фондоре. Интересно, каково это: в один миг потерять столько подчинённых?..

Таус обретал могущество; Септен — утрачивал.

- Что «энергетика»? — стараясь придать голосу одновременно надменное и безразличное звучание, осведомился Игнази.

Они столкнулись взглядами, — Септен, как всегда, расположился на противоположном торце стола, — и удивительное дело: полковник первым отвёл прорези шлема.

- Приступить к работам в Основном ангаре не представляется возможным, — глухо произнёс легионер. — Щиты не в состоянии обеспечить удержание атмосферы: недостаточно энергии, разрушены периферийные генераторы поля. Отсутствует освещение: недостаточно энергии. Отсутствует стационарное обеспечение дроидов: недостаточно энергии. Доклад окончен. Надо же, как полковник суетится. Можно понять: Основной ангар, да без щитов, да батареи ПКО не в строю... А случись десант — удерживать его придётся жалкими ошмётками Легиона, и при этом на границе обитаемого объёма.

Интересно, когда до Септена дойдёт, что десант, — здесь, — невозможен?..

Впрочем, пусть волнуется. Таус прекрасно сознавал, что Тёмный владыка дал некие «особые указания» и легионеру. Будет лучше, если в голове штурмовика останется поменьше места для ненужных мыслей.

- Полковник, — сказал Игнази, — теперь, когда Лорд Вейдер покинул «Палач», мы должны с особой тщательностью следить за безопасностью корабля. Основной ангар — уязвим для возможного проникновения, Вы это понимаете?

Шлем снова вздрогнул, на этот раз — почти возмущённо:

- Обеспечить устойчивый периметр в Основном ангаре силами Легиона невозможно: недостаточно внеатмосферного оборудования, недостаточно энергии. Обеспечить устойчивый периметр в Основном ангаре силами боевых дроидов невозможно: недостаточно боевых дроидов. Доклад окончен. «Определённо», с удовольствием подумал Игнази, «профессиональная гордость — мой любимый грех».

- Энергию можно перебросить с надирных батарей, — заметил Банну, — переведём в дежурный режим, часть законсервируем — всё равно они сейчас ничего не решают. Да и с остальных... по крайней мере, на пике потребления.

- Силовая электроника и кабельные линии в эллингах разрушены практически полностью. Доклад окончен.

- Максимально используем земную медь. Для локального освещения достаточно.

- А теплорассеивание?

- Не существенно, — отмахнулся Таус. — Гореть в ангарах уже нечему, а экономить материалы Державы СССР мы не станем.

Банну пробежался пальцами по экрану. У Тауса сложилось чёткое впечатление, что старик делает это лишь для виду — чтоб не бравировать своим знанием вопроса.

- Судя по меморандуму Б4-М0, Держава СССР намерена прислать собственных специалистов.

«Специалисты», мысленно ухмыльнулся капитан.

Септен иронически дёрнул шлемом.

Дроид-секретарь еле слышно пискнул.

Банну вздохнул и замолчал.

«Ладно», подумал Таус, «ладно. В конце концов, кто знает — что там припрятано у Владыки Сталина. Вряд ли он сразу выложил на стол все свои плюс-карты».

- Выкладывайте, выкладывайте, товарищ Патон, — добродушно произнёс Лаврентий Палыч.

Настроение у него было превосходное: старый сварщик раз за разом выдавал на-гора технологические чудеса. После «мягкого шва», основательно смягчившего требования к качеству металла, последовал метод диффузионной сварки, позволивший почти в пять раз ускорить производство танковых башен и броневых корпусов на заводе №183. После «диффузионки»...

- Вот, — сказал Патон, выкладывая на верстак обтянутый дерматином сундучок.

Берия добросовестно осмотрел предмет разговора, но никаких чудес не обнаружил.

- Не извольте волноваться, — сказал Патон. — Сейчас... вот. Нет, тут замочек заедает, сейчас! Вот.

- Сварочный аппарат, — предположил Берия. Угадывать было легко: что ж ещё мог принести профессор Патон?..

- Верно! Сварочный аппарат, ещё какой сварочный. Не простой, а...

- Золотой.

- Нет. Только контакты серебряные. А корпус титановый, это новый материал... видите, как блестит?.. Ну как — «новый»? в XVIII веке открыли, только очистка сложная. Мы его, в основном, как легирующий используем, вот и...

- Я в курсе, — сухо заметил нарком.

- Да... а! Но дело не в материале корпуса, — Евгений Оскарович торжественно встопорщил седые усы, — дело в принципе действия.

- Принцип электрический, — уверенно произнёс Берия, указывая на один из торцов аппарата.

В сундучке, в углублении бархатной подкладки лежала действительно блёсткая, но в остальном довольно заурядная на вид металлическая труба, частично обмотанная синей изолентой на основе поливинилхлорида; такую ленту в СССР стали выпускать перед самой войной, и считалась она пока большой редкостью.

Нарком мысленно прикинул — да, судя по всему, на эту часть трубы должна ложиться ладонь. Не очень удобно, конечно: если в дальний, невидимый ему конец вставляется электрод, то намного логичней было бы использовать рукоять пистолетного типа.

Про электроды, — и вообще именно электросварку, — Лаврентий Палыч подумал, потому что на ближнем к нему торце трубы различил выступы контактов — медных, массивных, явно силовых; сулёное серебро, очевидно, использовалось только в системе управления.

- Электрический, — тоном провинциального фокусника подтвердил Патон. — И безэлектродный.

- Электрический? — уточнил Берия: подыграть было проще, чем «внушать дисциплину»; да и нравилась наркому эта игра — любил нарком увлечённых людей. — И при этом безэлектродный? Ну надо же. Патон довольно огладил усы:

- А навёл меня на эту идею, не поверите, товарищ Берия...

- Поверю, — сказал товарищ Берия, — так называемый ритуальный «меч» товарища Старкиллера навёл.

Профессор всем видом изобразил, как приятно ему общаться с человеком в теме.

- Огорчу, — огорчил Лаврентий Палыч, прежде, чем Патон успел вставить ещё хоть слово. — Романтический порыв Ваш я оценил, но как оружие никакого интереса не представляет. В сравнении с автоматическим огнестрельным, например. Фальшивые религии и древнее оружие не сравнятся с хорошим автоматом под рукой, товарищ Патон. Кстати, Половинкин, если помните, Старкиллера вообще врукопашную одолел, невзирая.

- Но я же и не предлагаю как оружие.

- А для сварки Ваши автоматические аппараты заведомо производительней.

Профессор улыбнулся и широко развёл руки:

- А это смотря для какой сварки, товарищ Берия, смотря для какой. Так, подумал нарком. Что у Патона «конёк»? Верно: автоматика — механизация возбуждения и поддержания заданной длины дуги, перемещения дуги по заданной траектории — по линии наложения шва. «Диффузионка» до предела упростила этот процесс: достаточно стало совместить плиты бронекорпуса, пролить стыки особым густым раствором и подвести электрический ток.

Безусловно, тонкостей и сложностей в технологическом процессе диффузионной сварки оставалось предостаточно: состав раствора, точки приложения напряжения, чистота соединяемых поверхностей. Однако колоссальный талант Патона, его убеждённость в правильности подхода, его почти звериное чутьё, — если такой эпитет применим к чутью техническому, — всё это позволило довести метод до предельного с точки зрения промышленности совершенства. С работой по сборке целого корпуса теперь легко справлялась пара подростков: подогнать бронеплиты по направляющим, на скорую руку промазать стыки, взапуски умчаться в промблиндаж — ну, кто первый? кто на этот раз жмякнет по кнопке стартёра?.. Ударяя в сталь, звонко цокают пластины контактов — они теперь выдвигаются и убираются сами; это дядя Женя... ой, то есть Евгений Оскарыч так отлично придумал! Закопчённое стекло окошка почти не пропускает свет, видны только отдельные вспышки, когда пластина соскальзывает с поверхности плиты. Электроэнергии на такую сварку тратится в сто тыщ мильёнов раз меньше, чем на обычную дуговую, потому что так, без сварочной проволоки, стыки сливаются в единое целое, потому что металл плавится не просто от температуры дуги, а потому что «возбуждённый» раствор как бы приказывает ему делаться жидким, потому что...

В общем, отлично так работать! Настоящая взрослая работа, хоть и после уроков. А за несколько коротких минут передышки, пока в цеху словно бы сам собою вырастает новенький грозный Т-34, который скоро будет уже бить проклятых фашистов на фронте, можно отлично поболтать или перекусить сухарями и бульоном из концентратов. Конечно, всё равно потом собранный корпус проверяют взрослые мастера: где-то подправят шов, где-то уберут острый угол... А если на каком-нибудь стыке оказалось слишком много раствора, и проплавилась некрасивая дырка в броне, то мастер только укоризненно покачает головой, — эх вы, ребята... а ещё в комсомол вступать собрались; да только не всерьёз покачает, потому что всерьёз дядька Игнат никогда не сердится, — да и заварит дефект обычным швом... Стоп, подумал Берия, вот оно.

Ремонт.

Собирать изделия выгоднее автоматикой — потому что процесс стандартизирован, следовательно, предсказуем, следовательно, не требует анализа на этапе реализации. А вот ремонт требует анализа: место повреждения, характер, оптимальный состав мер по устранению... Этого не умеет даже автоматика Патона, потому что даже самая «умная» земная автоматика — всё равно ещё очень глупа. По сравнению с тем уровнем, который демонстрируют роботы пришельцев.

Значит — человек.

А где?

- Ремонты, товарищ Патон, — уверенно произнёс нарком, — и, насколько могу судить, преимущественно в полевых условиях. Так? Техника нуждается в ремонтах.

Человек, в общем, тоже. Но так уж получается, что человека ремонтировать сложно.

Вот он родился; пока мелкий — вроде как и нормальный. А потом, глядишь, подрос — и сломался. Повредился головой. То ему «репрессии» мерещатся, то «невидимая рука» отовсюду лезет, то парада какого-то страсть как захотелось, то фруктовых огрызков; в общем, сбрендил гражданин. Снаружи гражданин, а внутри, в башке — труха горелая. А как его чинить-то? И, главное, зачем, когда гораздо проще нового родить и вырастить. Ресурсы всякого общества конечны: либо мы тратим их на починку идиотов — либо всё-таки заботимся о людях нормальных. Техника — другое дело. Техника, во-первых, не виноватая, что ломается; во-вторых, ремонту не сопротивляется, а совсем наоборот. Потому что техника — она умнее некоторых людей. Она благодарна человеку, который её придумал и создал; она жаждет приносить пользу, рвётся в бой, трепещет металлическими мускулами под броневой кожей — такой, как выясняется, тонкой.

В начале войны Советские танки превосходили немецкие бронёй — за счёт рационального её наклона. Сорок пять лобовых миллиметров Т-34 работали за полновесные девяносто, потому что снаряд либо бессильно разрушался при ударе под углом, либо и вовсе рикошетировал. Не всегда: жизнь не сказка.

Но достаточно часто, чтобы Советские танкисты чувствовали себя уверенно. А уверенность, брат, это такая штука... да что тут говорить, сам всё знаешь.

И вообще, ты глянь на эти их «тройки» да «четвёрки»! Траки узкие, дрянь, а не траки. Камуфляж не по погоде — говорят, англичашки фрицам в Африке послабление устроили, чтоб те, значит, на Одессу танки перекинули. А затем на Ростов, какой там! Вот тебе и «ну». Да не журись, студент! Какая тебе разница, какого немца бить — хоть с Берлина, хоть с Лимпопо?.. Не, я только Лимпопо знаю, сынУ до войны читал. А, Нил ещё, но это где-то... да неважно. Придёт время — и Нил форсируем, и всё остальное. Конечно, придёт. А что Гитлер? «Гитлер», «Гитлер»... это ж так, начало только... держи картофанчик. Не, соли нет, звиняй, собирались впопыхах. Ты думаешь, нас зачем на Орёл-то перекидывают? А я тебе скажу: будем немца с Белоруссии гнать, ещё этой же зимой, помяни моё слово. А там: аты-баты — и до самого моря погоним, «загрохочут стальные тачанки». Кто нас там остановит-то, в Европах, когда фриц всю свою лучшую технику у нас похоронил.

Ясна морковь. Ты ж их пушки видел. Это разве пушка, нет, ты скажи?.. Одним словом — тьфу, а не танки.

Так что гадину фашистскую додавим, вернёмся по домам — житуха пойдёт. Я на МТС вернусь, второго сынА заделаю... с женой заделаю, не на МТС! А жена у меня, между прочим, передовик сельского хозяйства. Всё село за ней... Смотри карточку. Ну как? А пошла за меня, понимай. Так что ты, студент, как хошь, а я обязательно вернусь.

И ты, конечно. Институт свой закончишь наконец. Ты в каком, говоришь, учился? «Статистический»?..

А вот статистика на начальном этапе этой войны складывалась ощутимо не в пользу РККА. Техника лучше, люди чище — а статистика не та: на один выбитый из строя немецкий танк приходилось два с половиной Советских. Объяснялось это очень просто.

Во-первых, много единиц техники бросалось при отступлении из-за нехватки топлива и небоевых поломок. Иной раз и подорвать брошенный танк, чтоб не достался врагу, было нечем.

Во-вторых, поначалу поле боя чаще оставалось за немцами. Народ в Европе прижимистый, привык тянуть что плохо лежит. Вот немцы и повадились вытягивать танки, свои и чужие. Трактором его оттащат, подремонтируют, подшпаклюют там — и снова в бой. Ты его бац! один раз; бац! второй — а он через пару дней опять тут как тут. Вот она, статистика — ну что ты будешь делать?..

При по-настоящему серьёзных повреждениях побитые танки отправлялись в тыл, в Германию. С большинством менее сложных случаев старались справиться на местах, благо, ремонтные базы у немцев были превосходные: настоящие маленькие передвижные заводы. Чинили свою технику, ремонтировали Советские «тридцатьчетвёрки» — трофейные машины проходили под конспиративной кличкой Pz.Kpfw.747 T-34(r). Один гражданин, — из тех самых, у кого в башке горелая труха, — скользким шёпотом божился, будто все Советские танки, попавшие в плен, после войны непременно сгноят в лагерях — да только кто же станет слушать настолько явного идиота?..

В общем, иной раз статистика очень мало говорит о реальном положении вещей — зато довольно много о методике подсчёта.

К холодам линия фронта стабилизировалась, русское поле боя всё чаще оставалось в русских же руках; а русские руки начали активно спасать подбитую технику. С новой остротой встал вопрос организации собственных ремонтных баз. А в этом вопросе глупо было не позаимствовать немецкий опыт; учиться даже и у врага — не грех, грех — не учиться. Строго говоря, концепция специализированных ремонтных предприятий для СССР в диковинку не была: те же МТС — машинно-тракторные станции, занимавшиеся обслуживанием колхозной техники. Концентрация ресурсов и специалистов позволяла МТС легко справляться с задачами, которые были не по силам большинству отдельных колхозов; пахать землю на тракторе — одно дело, а ремонтировать этот самый трактор — совсем другое. И вовсе не обязательно смешивать, потому что специализация почти всегда оказывается эффективней: на то она и специализация. На оккупированных и прилегающих к ним территориях на урожай в ближайшее время рассчитывать не приходилось — поэтому на базе машинно-тракторных станций активно создавались рембазы бронетехники.

- В первую очередь — бронетехнику, — объяснил Мясников. — Подрываем гусеницу, если повезёт — обе. Ганс решит, что обычная мина, вылезет чиниться...

- Я сделаю.

- Прошлого раза мало тебе?

- Я сделаю, — повторил Старкиллер.

Прошлого раза ему было достаточно. Лезть под пулемёт молодой ситх больше не собирался. Зачем? Когда знаешь о существовании опасности, всё становится намного проще.

За прошлую самонадеянную ошибку Учитель даже не ругал его. Более того: Владыка Вейдер мимоходом признал, что и сам вполне мог бы пострадать от скорострельного баллистического оружия.

Половину стандартного года назад подобное признание потрясло бы юношу. Вейдер казался ему несокрушимым, всесильным, как сама Сила. Да, где-то далеко, за границами его мира, существовала скрытая угроза — Император. Но Палпатин казался слишком далёким — его время ещё не пришло.

Старкиллер привычно провёл рукой по инструментальному поясу. Холода он не чувствовал: поверх комбинезона был накинут плащ — не ритуальный, обычный, с базовым подогревом. Тончайшие пластиковые нити на подкладке преобразовывали электрический ток в теплоту, и почти вся энергия доставалась телу.

Он нащупал пальцами рукоять меча, огладил кольцо стабилизатора. Ледяной металл оружия чуть прихватывал кожу.

Старкиллер не был глупцом. Да, сегодня он необходим Владыке Вейдеру — необходим как оружие. Тёмный лорд собирается направить юношу против оставшихся в галактике джедаев Ордена — сегодня. Но что будет завтра, когда врагов, — этих врагов, — не останется?..

Оружие, обладающее хотя бы иллюзией собственной воли, слишком опасно; следует либо уничтожить его, либо обратить против нового врага. В то, что Вейдер избавится от него, юноша не верил. Владыка ситх воплощал могущество, а сам Старкиллер... да нет, Крат побери! Просто не верил. Никакой логики в этой вере не было и быть не могло — там, где появляется логика, вера умирает. Думать о возможном предательстве Учителя молодой ситх не мог, потому что не хотел. И всё же он оставался оружием, лучшим, каким только мог оставаться. Значит, Вейдер обратит его дальше — но на кого?..

Там, в родном пространстве, Старкиллер уже задумывался о возможном столкновении с самим Императором. Это были невероятно честолюбивые, а потому довольно смутные мысли.

Здесь, на Земле, дотянуться до Палпатина стало невозможно. Но земные Владыки — они-то были совсем рядом. Встреча с Гитлером настолько разочаровала юношу, что отныне он даже отказывался называть маленького трясущегося разумного Владыкой: настоящий ситх не сдался бы без боя; о, какие надежды возлагал Старкиллер на ту несбывшуюся схватку!.. Но Гитлер предвкушений не оправдал, и теперь юноша мучительно размышлял над тем, каким же образом такое ничтожество сумело нанести Владыке Сталину настолько чувствительный удар в этой войне. Если бы, о, если бы и лидер Державы СССР оказался дутой гизкой!.. Это бы всё объяснило; это сделало бы все задачи простыми, а цели — достижимыми.

Но Владыка Вейдер необъяснимо склонился пред Владыкой Сталиным. Да: склонился — Старкиллер смотрел привезённую Мясниковым запись встречи на своём планшете. То, что планетяне могли принять за лёгкий кивок вежливости, слишком многое сказало обострённому восприятию молодого ситха.

Вейдер склонился перед Силой.

Это мог быть жест покорности, обусловленный обыкновенной хитростью: в чужом пространстве, за пределами известной Галактики, осторожность не помешает. В конце концов, сумел же Половинкин одолеть самого Старкиллера — а молодой ситх уже понимал, что Коля, несмотря на всю его Одарённость, каких-либо специальных тренировок в Силе не проходил. Случайность? В Силе случайностей нет.

Он закрыл глаза и прислушался — не слухом.

Так и есть: из-за поворота лесной дороги приближалась добыча — танк Державы Рейх. Юноша раздул ноздри, предвкушая схватку.

- Ну? — тут же отреагировал внимательный Мясников.

- Едут, — коротко кивнул Старкиллер.

- Сильвупле, дорогие гости, сильвупле, — пробормотал планетянин. — Жевупри авеплизир. Уверен, что справишься?

В иных обстоятельствах подобное оскорбительное любопытство могло дорого обойтись... в совсем, совсем иных обстоятельствах. Юноша ограничился ещё одним кивком; затем плавным движением переместился ближе к дороге.

- Ты не торопись, — в спину ему посоветовал Мясников, — спешка нужна вшей давить... хотя да, тоже верно.

Ситх не слушал. Сейчас он хотел убивать.

Это всегда успокаивает.

Он перепрыгнул поваленное дерево и пригибаясь побежал к заранее намеченному сугробу. Снег не мог укрыть от баллистических снарядов, зато укрывал от взглядов — а больше Старкиллер ни в чём не нуждался. Стрекот мотора теперь слышался вполне отчётливо. Юноша застыл в тёплом снегу, обращаясь к Силе, пропуская её через себя; подчиняясь — и подчиняя.

Подчиняясь...

Учитель покорился Владыке Сталину? Нет. Необъяснимо. Если кремлёвский ситх и владел Силой, то никак этого не показывал. Лорд Вейдер не признал бы поражения без битвы...

…Но Вейдер смирился с тем, что мог бы пострадать от земного оружия. Смирился так легко, словно констатация собственной уязвимости больше не имела для него никакого значения.

Путь к подлинному могуществу — это путь сосредоточенности. Силой нельзя пренебрегать, ей надо отдать всё — чтобы взамен получить ещё больше. Учитель всю свою жизнь посвятил поиску власти; сама его жизнь, — на протезах, в тяжкой скорлупе брони, в постоянной зависимости от системы жизнеобеспечения, — есть свидетельство жесточайшей воли, максимально возможной концентрации.

И вот теперь Вейдер отбрасывает то, что сделало его Вейдером... И даже не думает призвать своего ученика в Москву; Старкиллер надеялся, что официальная встреча потребует и его присутствия — но нет: Тёмный лорд оставил его в Белоруссии.

Так, словно Старкиллер больше не имел для него значения. Может ли учитель предать ученика?..

В Силе нет случайностей.

Юноша поджал губы, раскрыл глаза. Пар дыхания оседал на ресницах.

- Наблюдаю, — еле слышно прошелестело в динамике.

Он прислушался: первый — малый колёсный спидер, «мотоцикл»... да, как обычно. Затем танк, один. Гонят своим ходом с ремонтной базы на станцию рельсовой дороги.

Грузовых транспортников не слышно; о — мягкие шлепки копыт. «Лошади».

В армиях обеих земных Держав, — и Рейха, и СССР, — преобладал гужевой транспорт. У немцев степень механизации, пожалуй, была повыше... но исправлением именно этого перекоса и занималась оперативная группа.

- Хитренко, — грозно прошелестел динамик.

- А? — тут же отозвался Хитренко.

Разумеется, восклицание в переводе не нуждалось, но иногда у Старкиллера складывалось впечатление, что совмещённая с переговорным устройством клипса-транслятор испытывает своеобразное механическое удовольствие, адаптируясь к земному языку. Хитренко пришепётывал и тянул гласные; переводчик акцентировал голос разумного лёгким металлическим оттенком — сочетание на выходе получалось такое, будто говорил слегка дефектный дроид.

Юноша непроизвольно улыбнулся — но немедленно поджал губы. Он ситх.

Он не должен испытывать радость.

Радость отвлекает от Тёмной стороны.

- Хитренко! — зашипел динамик. — Я тебе повеселюсь тут! Крути ручку давай. И голову включи. Если и на этот раз упустишь момент, я с тебя шкуру...

- Тащ майор! Ну шо Вы как с маленьким-то...

- Пять, — вмешался в диалог рассудительный голос Зеленковского, — че-етыре, три...

- Хитренко-о!..

- Слушаюсь, тащ мар! И-и-йэ!..

На дороге громыхнуло. Немедленно взвился пулемёт, — немецкий; бесцельно, с перепугу, — заржали лошади.

«Жаль», подумал Старкиллер, «зверей можно было бы ещё использовать». Он вырос в недрах космического линкора, среди металла, пластика и дроидов; корабельные паразиты не особенно дружелюбны. Миссии на планетах приучили молодого ситха к враждебности большинства не только разумных, но и животных видов. А здесь, на Земле, лошади... они были добрые. Они были настоящие.

Юношу осыпало снегом и мелкими комьями земли. С двух сторон дороги застучали автоматические бластеры, на этот раз свои. Послышались вопли, затем глухой удар: перевернулся «мотоцикл». Натужно взревел мотор танка. Старкиллер положил ладонь на рукоять меча, подобрался и, отпуская наконец тугую пружину Силы, взмыл над сугробом. В прыжке время словно застыло: юноша увидел двух лошадей, — одна убегала, сбросив убитого седока; другая кричала от боли и судорожно пыталась встать на копыта, — увидел пятна свежей крови на снегу, мёртвых разумных... и танк. Большой, мертвенно серый танк медленно проворачивался на краю неглубокой тёмной воронки. Радиоуправляемый фугас, подорванный Хитренко, с редкой точностью сорвал левую гусеницу — но сама машина почти не пострадала, как и рассчитывал Мясников. Танк накренился, голые катки вспарывали снег, узкая лента металлических траков соскальзывала в воронку.

- Не стрелять, — тихо сказал Старкиллер в микрофон, приземляясь сбоку от танка, хотя и знал, что стрелять теперь никто не собирается. Кроме немцев.

Зажужжал электрический привод; башня вздрогнула и начала быстро разворачиваться в сторону юноши. Он поморщился, — попасть в него из баллистического орудия «гансики» не смогли бы, но угодить под акустический удар не хотелось, — и потянулся Силой.

Там, в боевом объёме вражеской машины, вразнобой стучали испуганные сердца. Держава Рейх начинала испытывать некоторые трудности с комплектацией танковых экипажей, и на второстепенных задачах немцы старались экономить: вместо положенных по штату пятерых танкистов в машине находилось всего трое.

Ситх проверил башню: двое. Один, — очевидно, командир, — прямо сейчас припал к узкой смотровой щели.

Старкиллер повернулся так, чтобы не попасть под случайный выстрел из пистолетного порта, поднял голову и посмотрел прямо туда, где чувствовал взгляд немецкого командира. Тот отпрянул от щели; ситх знал, что напуганный разумный схватился за ручное оружие.

Страх, изумление, отчаяние, ненависть противника дали Старкиллеру то, в чём он так нуждался. Юноша наклонил голову и сжал невидимый кулак Силы. Доля стандартной секунды — и голова немца взорвалась фонтаном кровавых ошмётков. Привод башни умолк; второй «гансик» завизжал так тонко, что Старкиллеру на мгновение почудилось, будто бедняга переживает из-за необходимости отмывать рабочее место. Конечно же, это было не так: просто немцы никак не желали привыкать к виду и вкусу собственной, немецкой крови; им всё ещё казалось удивительным, что здесь, в России, по-настоящему приходится умирать.

Водитель машины оказался крепче — или его просто залило поменьше. Танк снова зарычал и стал проворачиваться на месте, загребая снег уцелевшей правой гусеницей.

Старкиллер сорвал с пояса меч, перекинул рукоять в левую руку. Ухватился за ствол орудия, — так удачно повернулась башня, — легко вскочил на броню. Включая меч, склонился к лобовому листу и с размаху вогнал лезвие в широкую смотровую щель.

Тёмно-алая молния пронзила триплекс, водитель отпрянул в кресле и наконец-то закричал.

«Я меч, я пламя!», ликующе подумал Старкиллер, упиваясь ужасом и болью жертвы.

Мотор взревел и заглох, машина застыла.

Всё было кончено. Ситх выключил меч и распрямился, опираясь на мёртвую башню танка.

- Башнёра знатно уделал, молодец, — сказал Мясников, вынимая голову из люка. — И как вот это всё теперь в порядок приводить, а? Старкиллер не снизошёл даже до того, чтобы пожать плечами. Он выполнил то, что планетяне называли боевой задачей. Дальнейшее его не касалось.

- Трофейщики и отмоют, товарищ майор, — предположил Зеленковский. — Главное, внутри им не показывать. Снаружи-то аккуратненько, как казан для плова. Вот я в Средней Азии когда служил...

- Рязань, Рязань, — сказал Мясников, отжимая кнопку переговорного устройства, — я Киев.

- Слышу тебя, Киев, — мгновенно отозвался прибор, — я Рязань. Слышу тебя.

- Рязань, не кричи так: связь цифровая.

- Понял тебя.

- Вы далеко?

- Минут пятнадцать лёту... ходу. Мы на грузовом скороходе, Киев.

- Рязань, траки везёте? Мы «эфку» взяли, чисто взяли, хорошую «эфку». Одной гусеницы нет, а так состояние идеальное, пара царапин на корпусе и стекло разбито. Слышишь меня, Рязань?

- Киев, слышу тебя отлично! Что взяли? Повторяю...

- «Эфку»! — закричал Мясников, не выдерживая. — Панцеркампфваген четыре, Т-4, модификация «эф».

- Опять «четвёрку» взяли, — разочарованно протянул голос. — Вы же их каждый день, проклятых, берёте. Хоть бы «Сомуа» достали...

- Да где же я тебе его возьму?.. — вскипел майор, но тут же притих, выдержал задумчивую паузу и продолжил совсем другим тоном. — Рязань, ты кто? Саня, ты?

- Киев, не понял тебя, повтори.

- Саня! Лизюков, ты?

- Отставить по открытой! Ты что творишь, Киев?

- Рязань, тихо, связь кодированная, всё путём. Саня, ты это? Голос помолчал.

- Рязань? — снова спросил Мясников.

Старкиллер уже слышал тонкое гудение репульсоров грузовика.

- Киев, — отозвался наконец динамик, — товарищ Хорхе, ты, что ли?

- Он самый, — осклабился майор, — вот и свиделись, Саня!

- Ах ты... мать городов русских!

- Отбой, Рязань, наблюдаю визуально тебя, отбой.

- Отбой подтверждаю, Киев! Щас мы уже...

Мясников опустил передатчик.

- Вот такой мужик, — радостно заявил он, не обращаясь ни к кому конкретно, но по привычке заражая всех вокруг собственным счастьем, — по ВТА Дзержинского [12] его ещё знаю. Саня Лизюков.

- Значится, я погляжу, танкистов Ставка собирает, — негромко заметил Хитренко. — Мы танки собираем, Ставка — танкистов... а, тащ майор? И вот шо я по этому поводу думаю...

- А ты не думай, — рассмеялся Мясников, — думать меньше надо, а соображать — больше. Ну-ка, ходу грузовик встречать. Из-за крайних деревьев этого бескрайнего леса, тонко взвывая репульсорами, вывернул тяжёлый грузовой спидер. Машина остановилась резко; прежде, чем успел осесть взметённый снег, из люка шорном посыпались разумные в военной форме Державы СССР. Осназовцы с гиканьем рванули навстречу.

Старкиллер остался стоять возле захваченного танка. Юноша смотрел на пар своего дыхания. Ресницы совсем слиплись. Ему было лень снимать мелкие льдышки.

Раненую лошадь пришлось пристрелить.