29 Суббота

29 Суббота

Проснулась Кира от голода. В животе урчало и настойчиво требовало «хлеба!» — она опять забыла поужинать.

Приняв душ, позавтракав фруктиками и нарядившись в новое цветастое шифоновое платье с глубоким вырезом — подаренный кулон сверкал на груди, как маленькое солнце, Кира почувствовала в себе новые силы и решила сегодня же поговорить с мужем.

Она скажет ему, что им надо развестись! Когда родилась вторая дочь, она сказала мужу, что хочет развестись, но он просил повременить из-за отсрочки от службы в армии и хорошей работы под руководством отца Киры, и она согласилась поддерживать видимость брака из-за дочерей и родителей, хотя они давно спали в разных комнатах, но муж до сих пор считал себя главой семьи и принимал решения единолично — Кире было все равно, и она не возражала.

А теперь все! У нее началась новая жизнь, а эта ситуация с пистолетом встряхнула ее до основания!

Она больше не хочет сидеть дома и хочет все поменять в своей жизни!

Кира так увлеклась будущим монологом с супругом, что не сразу услышала телефонный звонок в гостиной.

— Кира Дмитриевна, машина у подъезда, — бодро сообщил Арсен и по-свойски спросил: — А мобильничек у вас отключен? Или как?

— Или как…

Усаживаясь в машину, Кира осторожно пристроила огромный торт на газеты у заднего стекла — не пропадать же такой вкусноте из-за сорванного ужина.

— На дачу, Кира Дмитриевна? — спросил Арсен, через плечо глядя на принарядившуюся пассажирку.

И, как истинная женщина, Кира снова передумала.

— Отвезите меня в Чулково, — попросила она. — На дачу я поеду позже…

В конюшне, принадлежащей Галине Бутыриной, никого из людей не было, если не считать пьяненького сторожа в телогрейке, одетой прямо на майку.

— Начальство будет позже, — важно сообщил сторож и снова улёгся на тюки с сеном, сваленные под навесом — нарядно одетая женщина не вызвала у него подозрения: зачем ей старые сёдла, да вилы с лопатами, за которые он отвечает.

Несколько собак, вышедших навстречу машине, дружно залаяли, но не получив никаких указаний от захрапевшего мужчины, вяло завиляли хвостами.

Решив дождаться «начальства», Кира помахала рукой Арсену — про торт она, конечно же, забыла.

— Спасибо, что подвезли.

— Всегда, пожалуйста, — брезгливо морщась от проникающего в открытое окно запаха, ответил водитель, наблюдая за тем, как женщина, осторожно ступая на высоких каблуках, идёт к низкому длинному зданию, откуда доносилось призывное лошадиное ржание.

Войдя в распахнутые настежь двойные двери конюшни, Кира остановилась.

Сердце её радостно трепетало от забытого запаха юности: так пахли её мечты, её увлечённость, её преданность конному спорту. Она словно на машине времени перенеслась в юность и немного растерялась от нахлынувших на неё чувств и воспоминаний.

Раздувая ноздри, Кира глубоко подышала этим воздухом юности и, заглядывая сквозь прутья денников, пошла по конюшне. Увиденное ей не понравилось: ни автопоилок, ни начищенных до блеска кормушек, ни толстого слоя опилок на цементном полу…

Кира гладила просунутые сквозь прутья бархатные конские ноздри и недовольно качала головой.

Выйдя из низкого облупившегося крыла бывшего коровника, она остановилась во дворе и придирчиво посмотрела по сторонам.

Вокруг царило запустение.

За стенами фермы расстилался зелёный ухабистый луг, полукругом охваченный берёзовой рощей. На бугре за рощей виднелась небольшая деревенька со старенькими домами. Вдалеке слышался шум оживлённой трассы. Ферма в таком виде мало подходила для содержания лошадей, и, тем не менее, лошади здесь жили.

— Не нравиться? — неожиданно раздался за спиной Киры усталый голос приехавшего «начальства». — У меня самой руки опускаются, когда гляжу на эту разруху. Никогда не думала, что хозяйство съедает столько денег.

Галина обречённо махнула рукой и крикнула в сорванные с петель двери полуразвалившегося двухэтажного строения:

— Михалыч, хватит перегородки разбирать. Займи гостью, пока я звонить буду.

В проёме показалась голова деда с «ленинской» лысиной и хитрыми прищуренными глазками — приезд начальства заставил его забыть про сон.

— Щас, Галина Петровна, сей секунд, — подобострастно забубнил дед, хотя женщинам сразу стало ясно, что его «щас» и «сей секунд» растянутся примерно на час.

— Вот так и живём, — вздохнула Галина, — как в войну.

Бывшие соперницы хором поохали, покачали головами, и зашли в конюшню.

— Походи, посмотри лошадей сама, Чичерина, учить тебя не надо. Понравившихся лошадей Михалыч в левады выведет, а документы и рентгеновские снимки на них я тебе потом подберу.

— Не нужна мне лошадь, Галь…

Но та вяло махнула рукой и пошла вдоль денников в свой кабинет. Столько усталой обречённости было в этой ссутулившейся фигуре, что Кира не удержалась и спросила:

— Сколько денег надо чтобы привести в порядок оба крыла здания и вместо коровьей карусели оборудовать манеж?

Ей очень не хотелось вмешиваться, но слова помимо её воли слетали с губ. Где-то в глубине души она уже знала, что не бросит Галину на произвол судьбы и обязательно поможет.

Обернувшись, «начальница» резанула ребром ладони по горлу.

— Во сколько!

— У меня муж связан со строительством — на счёт остатков стройматериала можно с ним договориться, да и подруга не откажет помочь. У Лары своё дизайнерское бюро: попросит рабочих не ломать, а аккуратно разбирать деревянные панели…

— За это, конечно, спасибо, но мне нужны «живые» деньги. — Галина жёстко посмотрела в глаза гостьи. — Лошадей кормить надо. Да и штат давно пора укомплектовывать — на всё одних моих рук не хватает. Подскажи лучше, где найти спонсора, чтобы вложил тысяч пятьдесят долларов?

— Ого! Ну, и аппетит у тебя, Бутырина!

— Аппетит? Это по минимуму нужно пятьдесят тысяч! У меня «бизнес-план» давно просчитан. Все документы готовы, даже исследования и заключения из Тимирязевки по поводу изготовления гранулированного удобрения из навоза. Лёшка, мой сын, диплом по этой теме в прошлом году защитил. За год можно окупить все вложения, но на навоз банки денег не дают.

Кира задумалась.

Но не о том, сколько денег может принести это «не престижное и хлопотное» дело — в расчётах она нисколько не сомневалась, а о том, как было бы здорово превратить это полуразрушенное «хозяйство» в процветающее, приносящее не только доход, но и радость людям. Хорошо бы организовать бесплатную школу верховой езды — она с удовольствием тренировала бы детишек…

«— Вот тебе и работа, и любимое дело до конца дней! — подумала она, и в её глазах солнечно вспыхнули искорки увлечённости».

— А земля у тебя в аренде?

— Нет, — почувствовав заинтересованность гостьи, Галина подошла ближе. — Все пять гектар мои, только банки об этом не знают. За землю они двумя руками ухватятся, настроят коттеджей и продадут. А лошади? Лошади им не нужны.

— Откуда у тебя такое богатство? Земля недалеко от Кольцевой просто золотая.

— Чичерина, я же местная, деревенская. Родственников полдеревни. Когда колхоз развалился, землю, коров и технику поделили, с фермы всё растащили, и забросили её. Вот тогда я и попросила председателя выделить мне по-родственному это бросовое хозяйство.

— Продала бы немного земли — вот тебе и живые деньги.

— Не получается: ферма стоит почти в центре, а жить рядом с конюшней и дышать навозом желающих мало.

— Под ангары, склады какие-нибудь сдала бы.

— Об этом я как-то не подумала, а идея хорошая. Только не могу я разорваться на сто частей — с лошадьми бы управиться, — Галина пристально осмотрела бывшую соперницу, оценивая её достаток, и неожиданно предложила: — Чичерина, купи у меня половину всего этого и займись организаторской стороной — не потянуть мне одной такое дело.

И Кира решилась.

— Только хочу тебя сразу предупредить, что я совсем не богатый человек, и машина эта не моя. Просто я получила небольшое наследство и не знала, как им распорядиться. Не знала до сегодняшнего дня. Давай проведём полную оценку…

Внутренне Кира содрогнулась от собственного решения, и виной тому был гном: он зарыдал, схватился за сердце и картинно упал в обморок, предусмотрительно закрыв своим телом сундук с золотыми монетами.

Галина же обрадовалась: значит, не зря она на ходу прыгала в машину — Бог услышал её молитвы и сжалился над ней и её подопечными. Конечно, деньги имели огромное значение, но главное было доверие — уж Чичерина не обманет, не продаст потом свою часть земли под коттеджи, не выгонит лошадей на мороз или того хуже под нож. А мясокомбинат со своими ножами уже навис над их головами и скоро приедет их представитель, и будет отбирать по весу, не глядя на родословную — плевать ему на чистоту крови лошади и патриотизм, главное тоннаж и как можно дешевле. Она вытерла тыльной стороной ладони выступивший под волосами пот и постаралась прогнать из головы траурные мысли о мясокомбинате.

— Ценность здесь представляет только земля, да и то, — она небрежно махнула рукой, — овраг да болото — для строительства не пригодна, разве что у самой дороги. Из двенадцати лошадей лишь пятерых я покупала за свои деньги, остальные выбракованы из разных конюшен и достались мне почти даром. Поскольку мы теперь компаньоны, давай вместе решать, что с ними делать: оставлять или сдавать на колбасу…

Услышав жестокий приговор, Кира не дрогнула. Вот что значит возрастной практицизм — раньше она сделала бы всё возможное, чтобы не допустить такой ужасной смерти животного.

— Узнаем сначала мнение ветеринара — я знаю одного специалиста.

— Я рада Кир, что у тебя правильный подход к делу, и нет романтической восторженности и необоснованной жалости. Выбери себе одну из моих чистокровных кобыл, и будем считать, что это мой подарок тебе в честь заключения нашего соглашения.

И бывшие соперницы пожали друг другу руки, заключая договор о партнёрстве.

— Завтра попрошу Дмитрия Викторовича подыскать знающего юриста в таких делах.

— Дмитрий Викторович у нас кто? Муж или любовник?

Кира нахмурилась и поскучнела:

— Давай, раз и навсегда договоримся: с уважением относиться друг к другу. Дмитрий Викторович Юшкин — отец Павла Шубина.

— Пашка Шубин? Это тот высокий, сероглазый студентик, в которого ты была влюблена, как кошка?

— Галь, — Кира совсем сникла от воспоминаний, — я же только что просила тебя…

— Молчу, молчу! — Галина подняла вверх обе руки, признавая ошибку. — Ты с ним? Вы такая красивая пара были — все тебе завидовали.

— Недавно он погиб в автомобильной аварии.

— Слушай, какой молодой! Вот смерть — зараза! Никого не щадит. Ладно, хватит о грустном! Иди, Чичерина, выбирай себе лошадь, а я займусь делами.

И она быстро пошла по проходу к своему кабинету.

Кира посмотрела ей вслед и направилась в другую сторону, в дальний конец конюшни к сложенным у стены штабелям сена. Она шла, заглядывая в денники сквозь прутья, но уже по-другому — заинтересованно, как жадный торговец, пытающийся разыскать в навозе драгоценную жемчужину.

«— Ну, уж эту кобылу точно надо сдавать на колбасу», — с жалостью подумала Кира, глядя на невысокую грязно-серую вислоухую лошадёнку, и спросила у неё: — Сколько же тебе лет, горемычная? — подняла глаза к фанерной табличке, косо прибитой над дверью, и удивилась. — Семь лет? Не может быть! Пятнадцать, а то и все восемнадцать не меньше или я ничего не понимаю в лошадях!

У лошадёнки подгибались ноги, грязная шерсть клоками торчала во все стороны. Она не реагировала на человеческий голос, изредка встряхивала гривой, отворачивала морду, прикрывая огромные печальные глаза.

— «Дебби Слай», — прочитала Кира имя лошади на табличке и задумалась.

— Что уж с ней время то терять, — забубнил рядом возникший ниоткуда давешний дед. — Тут нужен особый подход, глазами ничего не увидишь. А вы сюда, сюда пожалуйте, гостья дорогая. Вот они наши красавицы, наши звёздочки ясные.

И он засеменил в центр конюшни. Валенки с подшитыми пятками шмыгали по цементному полу, и от этого дед казался совсем древним. И как это Кира не услышала его.

Тех лошадей она уже видела и осталась у последнего денника.

Слова деда Михалыча, словно «ногтем по стеклу», неприятно царапнули душу. Кира внимательнее присмотрелась к лошади. Хвост и грива были длинные, густые, но спутаны, в репьях и колючках, ноги и бока в грязи и навозных шлепяках, шея опущена, мускулы расслаблены, но, если отбросить внешнюю неухоженность и принять на веру год рождения… Лошадка была невысокая, квадратненькая, с тонкими ногами и головой со щучьим профилем.

— Кобылка то арабских кровей, — сделала Кира правильный вывод и повернулась к подошедшему деду. — За что же её, горемычную, из приличной конюшни списали? Ведь кобыла чистокровная.

Михалыч повздыхал, пошамкал губами, достал из штанов беломорину и закурил.

— Деток она мёртвых рожает, — как, то так сказал дед, что у Киры тут же на глаза навернулись слёзы. — Третий подряд жеребёночек мёртвый. Вот хозяин и осерчал. А того и не понял, супостат, что она сама этому не рада. Дюже переживает скотинка. Пять дён она у нас, а всё, как чужая: не ест, конюха к себе не подпускает — вот и стоит по колено в навозе. Галине Петровне не до неё, а то бы быстро порядок навела.

Жалея «скотинку», Кира подёргала задвижку и приоткрыла дверь.

Лошадь тут же преобразилась, подняла голову, всхрапнула, прижала уши и так сильно ударила задними ногами в открывшееся пространство, что Кира и Михалыч отскочили от денника и решили больше не экспериментировать с лошадиными чувствами.

— О, как! — проворчал дед, споро закрывая дверь на задвижку. — Пойдёмте, я лучше вам наших красавиц покажу, наших звёздочек ясных…

— Ну, уж нет!

Упрямством Бог Киру не обидел, но в равной степени оделил терпением и рассудительностью, надо было с чего-то начинать, и она заговорила, приучая лошадь к звуку человеческого голоса.

— «Важны не слова, а тон и звуковые ассоциации», — вспомнила она слова тренера и, пристроившись у решётки, задумалась. — Что бы тебе рассказать, милая… Мне запомнился рассказ о старом рысаке…

Загрузка...