Наследница по кривой (СИ)

39

39

Кухня была большая и светлая со множеством встроенных разноцветных лампочек на потолке, радужный блеск которых скрашивал их молчаливое сосредоточенное чаепитие.

Чувствуя себя совершенно разбитой, Кира грела руки о чашку, мечтая оказаться в кровати под тёплым одеялом, и недоумевала по поводу своего позднего визита к Дмитрию Викторовичу Юшкину.

Зачем она потащилась к нему среди ночи? Ах, да!

— Дмитрий Викторович, — Кира достала из кармана пиджака фотографии и положила их на стол. — Объясните мне, пожалуйста, вот это!

С фотографий на мужчину смотрели две очень похожие друг на друга улыбающиеся женщины: одна совсем юная в топике и шортиках, подставляющая загорелое лицо горячему летнему ветру, другая в расцвете лет в строгом костюме с размахивающим флажком и воздушными шариками ребёнком на руках.

Тяжело поднявшись со стула, Дмитрий Викторович накапал в рюмку валокордин и протянул рюмку Кире. Она безропотно выпила, понимая, что спорить сейчас с ним бесполезно.

— Если вы в состоянии выслушать меня, то, хотелось бы, покончить с недосказанностью, между нами, раз и навсегда, — Кира, соглашаясь, кивнула головой, долила в чашку из чайника горячей воды и снова обхватила её руками. — Когда Паша вернулся, он долго не мог поверить в ваше замужество, но уязвлённая гордость плохой советчик! Месяц — это очень долгий срок для выяснения отношений. Начались занятия в институте, потом дипломная практика, защита… Разборки и примирение отошли на второй план. Лизонька всё это время пыталась выгодно женить сына, но он, казалось, разочаровался в любви и не собирался создавать семью. Паша окончил институт, стал следователем, перешёл в ФСБ — работа отнимала всё его свободное время, и о женитьбе речи уже не заходило. Лет через шесть после вашего расставания Лиза не выдержала, устроила грандиозный скандал и в порыве гнева бросила в лицо сына записку и обручальное кольцо, предназначенное для вас. Вот тогда-то, узнав правду, Паша разыскал вас, но у вас было уже две дочери… Разрушать чужую семью он не стал и попытался вычеркнуть вас их своей жизни. Но видно Судьба была против такого решения: по невероятному стечению обстоятельств ваша старшая дочь и Пашина мать очень похожи друг на друга.

— Хочу вас сразу заверить, — спокойно начала Кира, отставив чашку в сторону, — что родства между ними быть не может! Совпадение, шутка Судьбы — выбирайте, что угодно, но не более того! Если вы намекаете на то, что Виктория может быть дочерью Павла, то даю вам стопроцентную гарантию невозможности сего факта.

— Опять ошибаетесь, Кира Дмитриевна.

— Вы лучше меня знаете, была ли я беременна, когда выходила замуж? И не делайте из меня стервозного, расчетливого монстра: навязать другому мужчине чужого ребёнка! — я на такое не способна.

Дмитрий Викторович вышел из кухни.

Оставшись одна, Кира вспомнила своего мужа, первый месяц супружества, не дававшего ей забыть о своей близости с Шубиным…

— Хоть и не целкой взял, но хоть с «красными флагами» — чужого ребенка мне на шею повесить не удастся! — наваливаясь на нее и буквально принуждая к исполнению «супружеских обязанностей», бубнил муж, не собираясь предохраняться и затевать «любовные ласки».

Он брал ее по-хозяйски, жестко, когда ему хочется, не слушая возражений и преодолевая слабое сопротивление, распаляясь от ее несогласия и удовлетворяя свои какие-то комплексы по поводу нее. Она пыталась поговорить, объяснить, что ей больно заниматься с ним сексом, но он только зло улыбался и язвительно интересовался:

— А с первым, значит, было приятно?! Вот, если бы я был первым, то я бы тебя всю облизал, как конфетку, а так, что ты хочешь… Вышла замуж — терпи!

И она терпела, понимая за что терпит эту боль и его «издевательства» — он мечтал стать ее первым мужчиной, а она его обманула… И ее тоже обманули… ей разбили сердце и теперь ей все равно… Погасло солнышко в ее душе…

Она перестала сопротивляться, просто лежала, терпела и ждала, когда его «издевательства» кончатся и, чтобы отключиться от бесконечной боли внутри себя, вспоминала другого, любимого мужчину, без которого она не могла дышать, которого любила всем сердцем и которому безгранично доверяла, которому она отдалась с любовью и который взял ее с любовью, как бесценный дар в подтверждение их любви… Вспоминала их смущение и страстные поцелуи, его неумелые ласки и свою скованность, его вспыхнувшее страстное желание близости и боязнь сделать ей больно в первый раз, вспомнила свою улыбку и решительное «да», и свой стон от боли и наслаждения, когда он стал ее первым мужчиной…

Как только она поняла, что беременна, просто ушла спать в гостиную, и мужу ничего не оставалось делать, как принять ее выбор, но после рождения дочери, он попытался наладить сексуальные отношения: перестал быть «скотиной» и попытался разбудить в ней желание близости с ним, но ей было все равно — как мужчина для нее он умер: ей были противны его ласки, подташнивало от его запаха, и она не верила его обещаниям «счастья»… Тогда он попытался вернуться к старому, но неожиданно для него получил жесткий отпор: она дала ему пощечину и пригрозила, что обратиться в полицию и расскажет всем знакомым и на его работе, что он насильник. Муж отступил, понимая, что она сделает то, что обещала, и что его власть над ней кончилась, но цели своей он добился — она снова оказалась беременной и отсрочка от армии, службу в которой он так боялся, почти была в кармане. После рождения второй дочери она захотела развестись, но муж, боясь потерять отсрочку от службы в армии, на коленях умолял ее не разводиться, согласившись на видимость брака без «супружеских отношений»… Ей было все равно — штамп в паспорте для нее ничего не значил — любимого мужчины рядом с ней не было: он не пришел, не объяснил, не позвал с собой… И ради детей и спокойствия родителей она согласилась не разводиться…

Дмитрий Викторович вернулся на кухню, неся в руках большую шкатулку. Он бережно поставил её на стол и достал из неё какие-то бумаги.

— Прочтите и убедитесь сами.

Читать Кире очень не хотелось, но отступать было поздно — теперь она должна узнать всю правду!

По мере прочтения щёки её запылали.

— Что всё это значит? — закричала она, вскакивая со стула. — Откуда у вас копия моей медицинской карты, и кто дал вам право делать экспертизу ДНК без моего ведома и согласия?

Ничуть не смущаясь, Дмитрий Викторович собрал разлетевшиеся по столу бумаги и спрятал их обратно в шкатулку.

— Вопросы эти ко мне не относятся. Экспертизу проводил Паша, он же достал копию вашей медкарты. Объяснения врачей, давших заключение, вполне компетентно: у некоторых женщин созревают сразу несколько яйцеклеток, в зависимости от того скольким оплодотворённым яйцеклеткам удаётся прикрепиться к стенкам матки, рождаются один, два или три ребёнка, остальные же созревшие яйцеклетки выходят, имитируя обычный менструальный цикл. Установить точную дату зачатия в таком случае очень сложно. Вы были беременны и, если бы подождали один месяц, то поняли бы это — Павлу не пришлось бы делать копии карты, всеми правдами и неправдами добывать волоски Виктории, обращаться к специалистам… Экспертиза ДНК полностью подтвердила отцовство Павла. Отсюда и поразительное сходство: ведь Лизонька бабушка Виктории.

Вторая половина открывшейся правды окончательно добила Киру. Всю жизнь она считала себя честной и порядочной женщиной, а на деле…

Она рухнула на стул, закрыла лицо руками и застонала:

— Господи! Что же мне теперь делать?

Но её боль не тронула Дмитрия Викторовича Юшкина — серые глаза мужчины победоносно сверкали. Его персональная война почти выиграна, осталось только набросить верёвку на шею раненному противнику, затянуть её потуже и получить награду: свою единственную внучку в долгосрочное пользование без вмешательства побеждённой стороны.

— Расскажите всем правду, и всё встанет на свои места.

— Легко вам рассуждать, — взгляд Киры наполнился отчаянием, — а каково будет услышать эту правду моей семье?

— Если муж вас любит, — горько усмехнулся Дмитрий Викторович, — то поверит в ваш невольный обман и простит, а когда узнает, сколько денег получит Виктория от настоящего отца и от меня, даже обрадуется, что это не его дочь.

— Зачем вы так, Дмитрий Викторович? Почему вы все мерите деньгами?

— Да, бросьте, вы! Идеалистка! — пожилой мужчина стукнул кулаком по столу — чашки испуганно звякнули. — От денег в наше время никто не отказывается.

Бровь Киры надменно дёрнулась, губы сжались в тонкую линию, выступившие на глаза слёзы моментально высохли.

— Уж не хотите ли вы сказать, что полученное мной наследство своеобразная плата за признание отцовства Шубина?

На этот вопрос Дмитрий Викторович прямо отвечать по остерёгся. В начале их знакомства именно это подразумевалось само собой, но, постепенно узнавая характер «наследницы по кривой», он стал сомневаться в своей уверенности и опасаться непредсказуемой реакции этой женщины, если правда всё-таки выплывет наружу.

— У меня на руках все документы, подтверждающие это родство! И для суда ваше желание или нежелание признавать отцовство Павла мало что значит!

Почувствовав явную угрозу в его словах, Кира напряглась. Мысли её заработали быстро и чётко, оценивая степень опасности. Медленно поднявшись, она упёрлась кулаками в стол и подалась вперёд.

— Хорошо… Допустим суд признает отцовство Павла. Что дальше? Виктория получит наследство Шубиных и станет очень богатой девушкой; у моего мужа появится реальный повод для праведного гнева на меня и реальный шанс осуществить свои заветные мечты за счёт появившихся у Виктории средств; мои родители будут в шоке от открывшейся правды — для них я всегда была честным и порядочным человеком — они разочаруются во мне, но поскольку любят, простят; а я после перетряхивания перед всеми моего грязного белья надолго спрячусь на даче и, наконец-то, займусь интересным делом: в покупку конюшни я вложила оставленные лично мне деньги Павла — «на шпильки и булавки» так сказать — возвращать их вам я не собираюсь. А вы? На что рассчитываете вы, Дмитрий Викторович? Хотите отнять у меня дочь? Не выйдет! Уж не думаете ли вы, что после суда я сама представлю вас, как её родного деда и преподнесу Викторию вам на блюдечке с голубой каёмочкой? И не надейтесь, дорогой мой родственник — вам придётся очень долго доказывать ваше родство с Викторией, а я буду всячески мешать этому! Вам самому придётся объяснить ей, почему её настоящий отец и родные бабушка с дедушкой столько лет отказывались общаться с ней. К тому же, по закону для Виктории и Павла вы совершенно чужой человек. Его настоящий отец — Павел Николаевич Шубин умер! Я не такой знаток Семейного Кодекса — куда мне до вас! — но вряд ли в нём найдётся статья, обязывающая родную мать разрешать общение дочери с совершенно чужим человеком.

Фактически она объявляла ему войну!

Война, которую Дмитрий Викторович Юшкин так долго готовил, стояла перед ним в образе женщины, решительно сверкающей карими глазами и замирающей от надвигающихся неотвратимых последствий. Минуту назад он думал, что выиграл решающее сражение, загнав в угол противника, и ожидал полной капитуляции, но оказалось, что он просчитался — противник оскалился, вывернулся и вцепился в его горло. Он прямо физически ощущал острые клыки, впившиеся в шею, и тяжесть навалившегося на грудь врага.

Дмитрий Викторович достал из кармана валидол и сунул таблетку под язык.

Внутри у Киры что-то дрогнуло от увиденной слабости противника, но она постаралась заглушить в себе жалость: перед ней был опытный, расчётливый, циничный враг, и доверчивость и сострадание были не позволительны в её ситуации.

«…у его папашки сердечко пошаливает…»

Не к месту вспомнились слова одного из похитителей, но подумать о совпадении Кира не успела, только отметила, что и у Бориса Николаевича Шубина, и у Дмитрия Викторовича Юшкина «сердечко пошаливает».

— Кира Дмитриевна, — тихо произнёс «враг», когда боль немного отпустила, — никто не собирается отнимать у вас дочь.

Во время передышки устроенной болью, он вдруг ясно понял, что долгую затяжную войну за внучку ему не выиграть. Это должен был быть блицкриг быстрый, напористый, но противник оказался умнее, чем он предполагал, и предпочел не ввязываться в решающий бой, а отступить, измотать его силы, выжидая и нападая из засады. А это означало судебный процесс, и не один!

«— Если бы её не было, я смог бы выкупить опекунство у нынешнего отца Виктории, заставив его отказаться от неродной дочери».

Но мать внучки была, и приходилось с этим считаться.

«— Надо было раньше предложить ей миллион отступного за Викторию, а теперь она вряд ли согласиться устраниться от воспитания девочки и передать мне все права на этого ребёнка… Хотя, может и раньше бы не согласилась…»

— Чего же вы хотите? — не меняя позы, холодно спросила Кира.

Для Дмитрия Викторовича это был шанс избежать своей полной капитуляции и приступить к мирным переговорам. Конечно, ему придётся кое-чем пожертвовать, но кое-что и он получит без борьбы.

— Я хочу видеться с внучкой, участвовать в её жизни, помогать советами и деньгами.

Кира вздохнула с облегчением — отбирать дочь у неё никто не собирался.

— Столько времени она вам была не нужна, а теперь вы вспомнили о ней.

Упрёк был справедлив, и Дмитрий Викторович опустил глаза. Не мог он рассказать о том, что десять лет назад и слышать не хотел о возможных переменах в своей жизни, всячески отговаривая сына от решительных действий.

— Повинную голову меч не сечёт…

От мысли, что эта женщина не примет его протянутую руку, и он снова останется один в этой жизни и уже ничто не сможет скрасить его одиночества, дать ему смысл и силы жить дальше, боль снова сжала его в своих объятьях.

— Если в вашем сердце всё ещё живёт обида и жажда мести, то я могу вас уверить, что все виновники ваших страданий давно наказаны. После смерти Лизы и Паши я одинок на этом свете и буду доживать свой век с сознанием своей вины перед ними и вами с Викторией. Лиза десять лет жила в ссоре с сыном, пытаясь узнать у него о внучке, и сердце её не выдержало такого страдания… Однажды Паша положил перед ней фотографию Виктории и сказал: «- Ты лишила меня семьи, я же лишаю тебя только внучки». С этого момента началась для неё расплата за содеянное — не было дня, чтобы Лизонька не говорила мне об этом. Она так мечтала увидеть внучку…

Почувствовав себя несчастным и покинутым, Дмитрий Викторович закрыл лицо руками и склонил седую голову. Жгучие слёзы потекли сквозь пальцы, закапали на стол…

— Не выбрасывайте меня из своей жизни, — прошептал он, сдаваясь на милость победителя.

Сострадание растопило лёд враждебности, сердце Киры дрогнуло, и она увидела перед собой не коварного противника, а несчастного человека, потерявшего единственного сына, одинокого, забытого всеми старика, сознающего своё одиночество и страдающего от своей ненужности до слёз, до крика, до смерти…

Она обошла стол и положила руки на плечи плачущего мужчины. Он вздрогнул, почувствовав её прикосновение, и замер под её ладонями.

— Вы не поступите со мной, как Лиза, отодвинувшая меня за круг своей семьи?

Серые покрасневшие от слёз глаза пожилого мужчины смотрели с насторожённым ожиданием.

Не зная на что решиться, Кира молчала.

Вот она — правда! Но нужно ли её открывать всем?!

Стоит ли рисковать счастьем многих близких людей ради одного, в общем-то, чужого ей человека?

На одну чашу весов была положена спокойная жизнь её семьи, на другую — боль и страдания одинокого человека.

Но боль его была так безысходна, страдания так ощутимы, что Кира не смогла его оттолкнуть.

— Знаете, что, Дмитрий Викторович, — удивляясь самой себе, предложила она, — поедемте, ка сегодня на вокзал провожать девочек и моих родителей на Чёрное море — там я вас и познакомлю с Викой. Только правду рассказать всем я пока не готова — вернутся девочки из отпуска и тогда посмотрим…

— Сегодня? — Дмитрий Викторович предпочёл бы тщательную подготовку, продуманные вопросы и ответы, здесь же предлагалась совершенно спонтанная поездка к незнакомым людям, в семью, в которой жила его внучка. Мечта увидеть Викторию оказалась столь реальной, что он, неожиданно для себя, струсил. — Может, в следующий раз…

— Когда он ещё будет этот «следующий раз»! — Кира беззаботно махнула рукой. — Кстати, если вы думаете, что мы «тихо, мирно», как говорит Алиса, приедем на Киевский вокзал прямо к поезду, то вы очень ошибаетесь. Нам предстоит закупка продуктов и долгая дорога на дачу.

Ей очень быстро удалось убедить его.

«Ах, обмануть меня не трудно, я сам обманываться рад…»