Настроение на завтра

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Первая смена заканчивала рабочий день.

Старбеев сидел в конторке, беседовал с журналисткой Мартыновой. Она уже приходила в утренний час, но был он занят неотложными делами и попросил прийти в конце дня. Тогда уж ничто не помешает их встрече.

Старбеев понимал, что предстоит трудный разговор, потому что Мартынова сразу обозначила тему беседы — внедрение современной техники. И даже подумал, что Мартынова была у Лоскутова и он подсказал ей, с кем следует говорить.

Выйдя из конторки, Мартынова пошла по пролетам большого цеха. Сразу поразила ее березовая роща, неожиданно бросившаяся в глаза. Неужели почудилось? Но она шла, а роща приближалась. И вскоре открылась во весь размах торцовой стены цеха, поманила белоствольной красой. Кисть художника сомкнула цех с лесной поляной. С этого начала потом беседу Мартынова.

Старбеев сдержанно воспринял восторженность молодой журналистки, заметив, что сотворить приятный фон рабочего места куда легче, чем решить проблему новой техники.

Мартынова без стеснения призналась, что это ее первое большое выступление в газете и она, естественно, волнуется и очень рассчитывает на его помощь.

— Ничего удивительного, — ободряюще сказал Старбеев. — Я здесь более двадцати лет и, представьте, каждый день волнуюсь.

— У вас огромный цех, план. Понять можно.

— И у вас особый случай. Как бы премьера. И писать собираетесь о новом…

— Редактор беседовал с директором завода, узнал, что в вашем цехе создается участок станков с числовым программным управлением.

«Вот откуда ветерок подул. Теперь стало яснее, — подумал Старбеев. — Только к чему такая торопливость? Станки-то под чехлами. Разве что решил статейкой повлиять на несговорчивого начальника цеха. Возможно… — Но тут же отверг свое предположение: — Не любит Лоскутов выносить сор из избы…»

— Верно, готовимся. — Старбеев хотел было рассказать о всех сложностях предстоящей работы, но вовремя сдержал себя, не желал оправдываться, да и вряд ли поймет молодая журналистка многотрудность нового дела. — Готовимся, — повторил он.

Мартынова уловила озадаченность собеседника, ощутив в однозначном ответе настораживающую недосказанность.

— Павел Петрович, я постараюсь вникнуть в суть технической проблемы, изучить ее премудрости. Но меня интересует, ну определим это так, человеческий аспект темы. Сами по себе чудо-станки, что они скажут? А вот люди, которые придут на участок…

— Поэтому сказал «готовимся», — перебил Старбеев. — Хорошо, что ухватили главное. Проще, конечно, отдать дань моде. Установить станки, и все путем… Нельзя! Нерачительно… А ведь есть у нас такая тенденция.

— Назревает конфликтная ситуация… Я правильно поняла? — спросила Мартынова.

— Я бы оценил по-другому… — Старбеев задумался, искал более точное определение. — Конфликт — это столкновение между несогласными сторонами. Вся сложность в том, что несогласных вроде нет. Есть позиция поспешности. И она пагубна. Миновать процесс «психологической переналадки» — значит обречь дело на провал. Я сказал «готовимся». Да. Хотим сомкнуть момент установки станков с умением их эффективной эксплуатации.

Мартыновой понравилась открытая устремленность Старбеева, и ей показалось, что ситуация обозначилась с достаточным напряжением. И теперь уже думала, с чего же начнет, с кем поведет разговор.

— Сложный орешек. Попробую разобраться. Могли бы вы назвать человека, который обогатит меня интересной информацией по этому поводу. Несколько фамилий. Потом сама буду действовать.

— Таких много… Но для начала советую одного. Мягков Юрий Васильевич. Токарь. Двадцать шесть лет. Кажется, о нем еще не писали. Восемь лет на заводе.

— А кроме анкетных данных, ничего не подскажете?

— Рекомендую, — помолчав, ответил Старбеев.

— Спасибо!

Мартынова поднялась, положила блокнот в сумку.

— Минуточку… — Старбеев лукаво улыбнулся. — Могу подсказать. Но не вижу смысла. Сами почувствуйте, поймите его настроение. Тогда и поговорим… — Посмотрел на часы. — Желаю удачи.

Мягков завершал последнюю деталь, когда к нему подошла Мартынова и учтиво сказала:

— Здравствуйте, Юрий Васильевич.

— Здрасте… А мы вроде незнакомы, — весело заметил Мягков.

— Мартынова. Корреспондент. — Она показала удостоверение.

— Теперь ясно. Тогда поскучайте немного. Кончу работу.

Мартынова отошла в сторону.

Мягков был в ладно пригнанном комбинезоне из джинсовки и светлой сорочке с жестким воротничком, словно работает он в лаборатории на испытательном стенде, а не в механическом цехе.

«Симпатичный», — подумала она, посмотрев на него с женской проницательностью.

— Готов! — окликнул Мягков.

— Я по вашу душу, — подойдя, сказала Мартынова.

— Что так? — удивился Мягков, скользнув взглядом по миловидному лицу журналистки. — Зачем ее тревожить?

Мартынова старалась сохранить деловой тон.

— Хочу поговорить с вами. Очень важно.

— Со мной? — удивился Мягков. — Странно.

— Старбеев рекомендовал именно вас.

— Это ошибка! Уверяю вас, я для газеты фигура неинтересная. — В его голосе звучала непреклонность.

— А вдруг!

— Для ясности сообщаю: в передовиках не значусь…

— Неужели отстающий? — запальчиво спросила Мартынова.

— Зачем так сразу? Середняк!

— Сами определили или…

— Сам, — отчеканил Мягков. — Человек должен знать свою полочку. Тогда в жизни поменьше неприятностей… Всяк сверчок знай свой шесток. — И словно освободившись от непосильного груза, добавил: — Не получается: пришел, увидел, победил…

— Тремя глаголами определили характер человека… Отлично! Кстати, древний мудрец вывел формулу, включающую три измерения человека. Первое: что он думает о себе. Второе: каков он на самом деле. И третье: что о нем думают другие… По-моему, последнее самое ценное…

— Бог с ним, с мудрецом. — Мягков махнул рукой. — Я полагаю, что важнее самому думать о себе. Ответственности больше и совесть при деле. А что думают другие, это частенько от тебя не зависит… Поскольку командует капризная дама… Фортуна. Точно вижу, вы не согласны. За мудреца держитесь. — Он пожал плечами. — Тоже позиция. Тем более что вы и есть представитель тех других кто о нас думает. Обо мне, например. Ведь вас «маяки интересуют. Вон слева на фрезерном станке Игнатов работает. Его прямо на первую страницу можно. У него всегда цифры кругленькие. Не промахнетесь!

— Учту, Юрий Васильевич.

— А вас как зовут?

— Нина… Нина Сергеевна.

— С ним поаккуратней, Нина Сергеевна. Игнатов — человек с норовом. О нем часто пишут.

— Значит, заслужил, — стараясь скрыть подступавшее раздражение, сказала Мартынова.

— Это как посмотреть, — многозначительно ответил Мягков. — Разве только в цифрах дело? Важен облик человека. А Игнатов локтями бойко орудует. Есть такие люди…

— Зачем же к нему посылаете?

— Зря обиделись. Может, разберетесь, что к чему… Мартынова. Мартынова… Не видел я вашей фамилии в газете. Или позабыл…

— Я здесь недавно. Два месяца как приехала. Окончила университет в Москве. Получила назначение.

— Из Москвы уехали? Похвально. Почти подвиг.

— Просто жизнь. Давайте по делу говорить.

— Подождем. Так будет лучше… Может, стану интересным.

— Назначьте срок.

— Кабы знала, кабы ведала… — отшутился Мягков. — Это у начальника цеха надо спросить. Старбеева. У меня с ним, как бы вам сказать… Сложные отношения.

— Сложные? — удивилась Мартынова. — Действительно так?

— Да, — твердо ответил Мягков. — Оба в разведке находимся. Он ко мне ключи подбирает, а я к нему.

— Характерами не сошлись?

— Человек он совестливый. Уважаю.

— А он вас?

— Не жалуюсь.

— Так в чем же дело? Юрий Васильевич! — Что-то важное ускользало от нее, терялось в трудном разговоре. А может, он не сказал еще своего главного? И не скажет… Она вспомнила просьбу Старбеева. Попробуй прощупай такого… И вдруг сказала: — Юрий Васильевич, вы оценили мой приезд из Москвы словами: «Похвально. Почти подвиг…»

— Говорил. Не отрекаюсь.

— Может, вы будете благосклонны к моей работе и посильно поддержите скромный подвиг. Вам ведь знакомы чувства молодых. Трудно переживают неудачи. Не скрою, я из того же теста.

Мягков растерялся, ему стало жалко тихую, незащищенную девушку.

— Со мной мороки много. Зря рекомендовал Старбеев. Я правду говорю… В цехе решают важную проблему. Но ее не осилишь приказом. Не поможет! Цель ясна, а пути к ней пролегают через души людские. Столкнулись технология с психологией. Такой вот спектакль… Еще до его отпуска был у нас разговор по поводу новых станков. Старбеев убеждал: мол, дело интересное. Хорошо бы молодым освоить эти агрегаты. Я сразу понял, что Старбеев задумал пустить меня в первый бросок атаки. У него фронтовая закалка. Того и жди, прикажет: шаг вперед! Нутром я слышу его команду, а все стою на месте. Думаете, страх сдерживает, нет! Потому что одного шага мало. Это ж дорога в жизнь. Не так все просто. — Он вздохнул. — Теперь ясно: опять на меня нацелился. И вас подключил. Дожимает. Не серчайте. Все сказал честно.

— Верю. Спасибо, — вяло сказала она и почувствовала, как робость сковывает ее, обрекает на неудачу. Что же делать? Как поступить?

Мягков понимал, что невольно стал причиной огорчения Мартыновой. Но он был откровенен. И это дало ему право посоветовать:

— Нина Сергеевна, дело, конечно, ваше… И вам виднее. Все, что сказал, можете писать. У меня секретов нет. А следует ли сейчас? Не знаю. Думаю, лучше подождать. Узнаете побольше, поймете глубже, тогда и слова верные найдутся. А главное, от статьи польза будет. Прочтут люди и поймут: про нашу жизнь. А так ни к чему. Все стрижено, брито. Хотите, я вашему редактору позвоню?

— Не надо! Я сама расскажу.

— Только не тушуйтесь. Тогда провал.

— Постараюсь.

— Вам сколько лет? — спросил Мягков.

— Двадцать четыре, — машинально ответила Мартынова.

— Почти ровесница, — заметил он и добавил: — Время еще есть, многое напишете. А вот будет ли это в радость — от вас зависит.

Мартынова поглядела на страницу блокнота, где была всего лишь одна строчка: «Механический цех, Мягков Юрий Васильевич», и без надежды на успех сказала:

— Я буду приходить сюда. У вас прекрасная березовая роща.

И она ушла.

Ранние сумерки опускались на город. Вскоре зажглись уличные фонари. Пунктир ярких светлячков убегал к улице, где помещалась редакция. Но туда не пошла. Хотелось побыть одной. В ушах звучали слова Мягкова: «Похвально. Почти подвиг…» Ее не покидали дума о чужой жизни, которую должна понять и осмыслить.