Найон

Глава 9

Собираясь куда-то, угадываем ли мы, чего ждать?

Аверьянова устроит всё, кроме ареста. Или покушения, как не раз бывало.

Брат Натальи выглядел богатырём. Он из таких: встретишь – лучше уступить дорогу. На перроне торчал, как начальник станции, а настоящий поглядывал из-за угла.

Брат у сестры спросил, указывая на рюкзак: «Этот?»

Кто мешал Наташке подшутить? В голову бы получил – не маячь, я жду человека.

Крепкая рука ухватилась за рюкзак, Женька едва успел из него выскользнуть.

– За мной!

Наверное, если бы в тюрьму позвал, идти пришлось бы.

Броневичок имел фамилию «хаммер», морда до того тупая, что только на выставку достижений. Орудие на крыше, примерно восемь дюймов, но уж очень по горизонту лежало, чтобы не пугать самолёты и окружающих. Всё в зелёно-серых тонах, с красными звёздами, даже крышечка на конце ствола. Аверьянову захотелось блеснуть познаниями: присел, прикинул расстояние от грунта до защиты двигателя, хлопнул рукой по колесу:

– Никак от трактора «Белорус»?

– Разбираешься.

– Или Лукашенко прирезал к себе Мурманскую область?

– Так и есть. Вчера прислал милиционера, чтобы за законностью наблюдал.

Именно после этих слов Аверьянов протянул руку для знакомства:

– Евгений.

– Кто про тебя не знает? У нас столько говорят, что уже и школу твоим именем собираются назвать.

– И какая фамилия?

– Напомни, – брат хмурил лицо по привычке, – не Горбачёв, нет? На Ельцина ты не похож. Глотнёшь за знакомство? – Богатырь протянул фляжку, пробочку у себя оставил.

Аверьянов примерился дважды, чтобы мимо рта не пронести, в последний миг опомнился:

– Так звать-то тебя как прикажешь?

– Это спирт.

Гость оглянулся по сторонам, чем бы прикусить. Снег ещё не ложился.

– Хорошо, не ракетное топливо. Будем! – Аверьянов знал вместимость бака для спирта, поэтому полфляги вернул. Кажется, для него устроили экзамен, ну, так нате. Могу ещё, после передышки, если будете настаивать.

Брат протянул руку.

– Максим.

– А ствол для чего на крыше?

– Сушится. Опята срезали – и опять к бою готов.

– Мне…

– Про сестру не будем. Она всё рассказала. Взрослая, я ей не указ. – Максим большим пальцем указал – садись.

Аверьянов устроился, и особого восторга не испытал. Очень низкий потолок. Для идиотов. Эти изобретатели сами хоть разок втиснулись в тесную банку?

Шины затянули пьяную песню, возможно, их накачали спиртом. Человек за рулём ждал, как проявится угощение, поглядывал искоса то на него, то на часы. По бортовому – лето закончилось вчера, а где всё остальное?

У поста образовалась свалка, мешки с добром у кого-то выпали из фуры. Служивые, видя ствол на крыше, понимающе махали – проезжай.

Аверьянов качнул головой, размышляя. Я думал, знаю северян. Слово клещами надо вытаскивать. Язык боятся отморозить, поэтому немногословны. Спирт – только в профилактических дозах, угадывают твои вопросы, берут на воспитание медвежат, – ребята, а вы не пробовали перебраться южнее? Там виноград и пальцы не мёрзнут.

Аверьянов залип на пейзажах, они радовали глаз. Крепкие духом только способны выжить в этих краях. Задумавшись, он проронил слово:

– Стоп!

Максим и думал останавливаться, лишь голову повернул:

– Ты чего?

– Да не тебе. Я спирту запретил заходить в голову, не то натворит там – мне потом расхлёбывать.

– Вон оно что?Запишусь на курсы, как приедем.

– А ещё я умею возвращать спирт в ту посуду, откуда взял.

Ответ был написан на лице, но Максим слишком увлёкся обгоном. Тачанка времён Гражданской войны, за годы сбежавшие, прошла модернизацию; у этой модели торчали два ствола знаменитых пулемётов. А когда в одном месте соберутся три Максима, да по хорошему асфальту, кому-то вырываться вперёд – значит, дать повод к разногласиям.

Понимая, что может увязнуть в неразберихе, водитель решил придерживаться последовательности, ответил:

– По тебе нобелевка плачет.

– На той неделе приходили. Я отказался.

Максим скосил глаз. Аверьянов пояснил:

– Жене отдашь миллион – борщи перестанет варить. Уже проверено тысячу раз.

– Ты прав, я уже дважды на своей проверил. Так тебе в Мурманск не нужно, как я понимаю.

– Я хочу повидать чудо местное, о котором в печати не говорят. – Аверьянов подключился к переживаниям Максима, мысленно стал помогать сделать обгон. Но тачанка всякий раз подставляла борт, на котором изображён пулемёт в действии. Лучшего предупреждения не придумать.

– Что скажешь о вознице? – Максим перешил перевести разговор в мирное русло, чтобы не накалять атмосферу.

– То же, что и все: угонщик. Кони-звери привередливые паслись у реки, а человек – в прошлом, укротитель и оружейный мастер, сдавал экзамен по запряжке скакунов. Как справился с задачей, так и к музею: он на ту тачанку давно глаз положил, с детства кажись. Приходит – и прямо к директору: у меня заказ на реставрацию и ходовые испытания тачанки. Бумаги вручил, да там таким мелким шрифтом набиты предложения, что директор махнул рукой – забирай: дескать, не буду портить себе зрение. Но подозрения всё равно осеменил, как ему доложили сотрудники: ваш реставратор снял пулемёт с постамента и устанавливает на тачанку. Директор сперва подумал, это слухи: каждому хочется отличиться в эпоху, когда космические корабли бороздят. Потом ему доложили, что реставратор принёс пулемётные ленты, полдня колдовал над механизмами, после чего зарядил оба музейных экспоната. И снова директор не поверил молве. Когда начальник охраны доложил, что реставратор ввёл на второй этаж двух зверей и запряг пару, то так и подумал: чего люди ни придумают, лишь бы семечки не щёлкать. Вот когда позвонили из милиции и предупредили, что с вашей территории вышло транспортное средство без государственных номеров, он дал отмашку: догоните его.

– И в милиции нечаянно положили трубку, – подхватил развитие сюжета Максим, следя за маневрами возницы. – Подождали, пока директор дозвонится снова. Тот начал с угроз: если вы сейчас же не догоните похищенную тачанку, оборудованную двумя пулемётами, я буду звонить в Академию Наук. На том конце провода поняли, что нужно соответствовать времени, ответили в ту же трубку: «Вы дозвонились в полицию. Поскольку все дела, связанные с прошлым, остались на совести милиции, мы не вправе брать на себя старые дела и погони!» – «Так вы даже не рискнёте?» – «Давай так. Во время войны наши герои грудью шли на пулемёт, то там мы обнаруживаем два условия – военные действия и один пулемёт. Вы же хотите, не имея таких условий, кого-то отправить на смерть – на два пулемёта, и в мирное время. Разницу улавливаете?» – «Я ничего не хочу знать! У меня пропало два экспоната, за которые я отвечаю головой». – "Минуточку, мы записываем… Я открываю новое уголовное де… Напомните-ка вашу фамилию и имя». – «Эй, вы там больными не прикидывайтесь! Мои данные вы прекрасно знаете!» – «Отнюдь. Скорей всего, вы имели какие-то отношения с органами правопорядка в прошлом. Но давайте смотреть правде в глаза. Прошлое осталось где-то там, куда наши руки не дотянутся!»

Аверьянов весело вздохнул.

– У нас с тобой неплохо получается. Но как тебе удалось пристроить колёса от «Белоруса»?

– Проще некуда. У нас зима бывает, иногда – два года подряд, и три. Хороший токарь, когда не лезет деталь, где-то в первых числах января выносит на мороз. Металл – что? уменьшается в размерах, промёрзнет насквозь. Вот тогда и подают тёплую деталь. То же и с машиной: одну зиму установил справа, на другую слева. Сам видишь, идём без перекосов горизонта, согласно правил.

– Это всё из-за того, что зимой снег нападает, когда не просят. Мог бы лета подождать.

– Летом нет северной надбавки. У-у, – до Максима дошло, – Выходит, ты про Заполярье знаешь не по рассказам. Родился…

– Когда ветер отсюда дул.

– Кажется, приехали.

Действительно, у тачанки оторвалось левое заднее, пулемёты зажили вполне самостоятельной жизнью. Возница тянул до последнего, высматривал гостиницу не менее, как трёхзвёздочную. Тачанку, наконец, оставили позади.

– «Отряд не заметил потери бойца».

– Это что? У нас вечные холостяки к зиме женятся.

– И тут снега не хватило, по разнарядке.

– Всё продумано до нас. Загсы автоматически расторгают браки, ты можешь хоть до Москвы идти, жаловаться: ну, нету снега! Немного насыпало, но это же не идёт ни в какое сравнение с зимой 1917-го. Там лопаты примерзали к снегу, не оторвать, и куда ты с лопатой? В дом нельзя, – не поймут, и жалко бросить. И стояли наши, до самой весны никто с места не стронулся. Летом отогрелись, так что все следующие зимы уже не считались чем-то сверхъестественным. Или ты живёшь и не удивляешься…

– Или удивляешься. Я понял!

Как-то не на слуху местные названия, кроме самого Мурманска. Разве ещё по географии Хибины запоминаются. Кандалакша – тут и думать не надо: кандалы в самом названии, и тот, кто менял старые названия на эти, преследовал свои цели.

«Хаммер» продавливал пространство, размазывая насекомых по железу и стеклу, кто не спрятался – я не виноват. Евгений, наконец, созрел для вопроса по дополнительному оборудованию:

– Пушка на крыше – это для увеличения нагрузки на грунт?

– Не совсем. Крышку видел? Звёздочку вывез на прогулку.

– Допустим. Что можешь рассказать о чуде, за каким я поехал в эти дали?

Максим сбросил скорость, кончился асфальт, пошла щебёнка. Северное небо совсем распоясалось: облака и тучи бежали в полном беЗпорядке, как домашние от выпившего хозяина.

– Вот так вопрос. – Кажется, Максим не знал, с чего начать. – Представь, живут кругом люди, и хорошо, если треть слышала о машине времени нашей.

– Фантастика!

– Какая тебе фантастика? Просто привыкли, что рядом ходит эта штука. Мы можем видеть, что она перетаскивает грунт и камни с одного места в другое. Объяснений нет ни у кого, одни версии.

– И твоя?

– Старую отмёл, теперь моя выглядит так. Был на Земле свой порядок, потом пришли чужие, взяли власть. Им-то как раз и понадобилось поменять на поверхности многое, чтобы сгладить следы своих преступлений.

– Ковровая бомбардировка.

– Само собой. Кто умеет читать карты, имеет выход на военных, как одна девушка и поступила: собрала воронки через гугл-карты и задала вопрос: это что? Надо отдать должное военным, не солгали: действительно, мы видим все признаки ковровой бомбардировки. А кто и когда – доступные источники умалчивают. Она стала донимать: почему же нам про одни войны рассказывают, про другие молчат? И военные, честь им и хвала, кивнули вверх. Как хочешь, так и понимай. Недовольство постоянными обманами растёт, неравнодушные собираются в команды и начинают потихоньку борьбу с системой.

– Рад слышать эти слова. Получается, ваша машина времени возвращает местности первозданный вид?

– Точных ответов сегодня никто не даст. Складывается впечатление, у неё своя программа, где, когда и что поменять местами. – Максим пожалел подвеску, снизил ещё скорость. Дорога состояла из больших и малых луж, переходящих в болотце вдоль обочин. – Про это никто особо не рассказывает, но как-то приехали военные, попытались уничтожить машину. Минировать – первоначальный план пришлось менять на ходу, вроде и в Москву звонили. Оттуда один совет – уничтожить любым способом. Гранатомёты и снаряды не брали машину, проскакивали насквозь, не встречая сопротивления. Снова звонили в Москву, и там кто-то, кто дежурил на связи, просто вышел из себя. Орал – вы военные, вам лучше знать, как уничтожить вражеский объект.

Аверьянов задумался, почесал затылок. Всё верно: те, которые в кабинетах, только и умеют ставить невыполнимые задачи. А если это изобретение предков, у нас к нему нет инструкций, а эти хотят, чтобы мы изыскали способ, как стереть в порошок один из защитных механизмов планеты. Вот прямо сию минуту! Собрались, прикинули – и разнесли в щепки, ага.

– То есть, система рассчитывает, что нашими руками уничтожит одно из доказательств былого могущества. Сами не смогли, поищите вы, которые готовы выслуживаться и брать под козырёк.

– Ей всё равно, кто отдаёт приказы, кто старается исполнить. Она вне наших правил и законов. Её не взять на ощупь, она проходит сквозь тебя, не повреждая.

– Ты под ней побывал?

Максим поджал губы, чуток подумал.

– А давай я не буду отвечать на этот вопрос. Хотя в моих словах содержится ответ.

Аверьянов на секунду вперил в него глаза, заинтересованно кивнул. Тем самым выдал свои планы, Максим не мальчик, чтобы теряться в догадках.

– Вот, значит, для чего ты к нам, мы рассчитывали на что-то попроще.

– Но это возможно?

– Стопроцентной вероятности никто не даст. А знаешь, скажу так: машина сама выбирает, кого отшвырнуть, кого обнять.

– Обнять?

– Именно так. Мы, между своими, так назвали момент, когда машина проходит над тобой. И о последствиях такого наезда ты нигде информации не найдёшь. Вот попробуй – расскажи лечащему врачу, он может позвонить, куда следует. Специалисты подписывают договор, обязывающий сообщать о всяком отклонении от нормы. У нас человек может запросто пропасть, и никто искать не будет, но шумок прокатит. Утонул, медведь загрыз, система в этих случаях не сильно заморачивается: хороших писателей нет на довольствии, нет и в премиальных списках.

Бы-ды-ды, бы-ды-ды – стали отбивать колёса по стиральной доске, – полотно дороги изменило характер, вроде как гранитные плиты пошли, с изъянами, поперечными желобками. Как древнее шоссе, не уничтоженное главной войной. Просто физически невозможно зачистить всю поверхность планеты, где-то всё равно останутся следы.

Дорога плавно нырнула под уклон, впереди, с обеих сторон, вырастали сопки, обманывая глаз своими размерами. Издали – лепёшка, рядом с соседними, и только у подножия понимаешь, что это обман. А глаз бежит дальше, имея этот опыт, и небольшие воротца, в двух километрах по курсу, могли повторить фокус.

– В Сибири много мест, куда без пропуска не заедешь.

– У нас тоже самое. Где нас не ждут, там полно предупреждений – не суй свой нос, иначе штраф. Колючая проволока, часовые и патрули. Наши мальчишки служат гадам.

Аверьянов высказался:

– Мы их охраняем, пока они грабят планету.

– Именно так. Заключили временное перемирие. У нас, как увидишь, оно весьма хрупкое, но обе стороны стараются не переступать черту.

Пройдя первую визуальную проверку, «хаммер» вошёл под своды тоннеля. Охрана указала на пассажира – это кто с тобой?

– Аверьянов.

– Тот самый? Проезжай.

Аверьянову было приятно узнать, что о нём здесь наслышаны. С чего бы вдруг, казалось.

– А как ты хотел? Если враг старается просчитать твои перемещения, неужели наши будут сидеть сложа руки? И мы вносим поправки в их планы, иногда довольно успешные.

– Например, кирпич падал – но не попал.

– Да, Аверьянов, и это самые простые задачи.

Аверьянов помалу осматривался, делал умозаключения. В голове вырисовался фронт, на котором не торопятся применять всё имеющееся оружие: это всегда успеется. Подземный тоннель поделен на две части: штольни и ходы слева – это их владения, выставлена охрана из срочников.

– А как же с памятью, Максим?

– Подотрут. Закончит мальчишка службу, вернётся домой. Ты где служил, – спросят друзья, он прикроется простым: «Военная тайна, я дал подписку о неразглашении».

«Хаммер», наконец, обрёл покой на стоянке, Евгений ногами ощутил твердь. А под землёй оказывается, столько техники ходит, и вся на электрической тяге. Тут попахивает космическими технологиями, в обмен на перемирие. Они выделили нашим технику, пока мы им дали добро на грабёж. И обе стороны торопятся, хотят не упустить что-то ценное, как теперь говорят, редкоземельные металлы. При царях этого добра было завались, шла планомерная зачистка недр. И эти, с которыми заключили перемирие, не совсем враги, а просто деловые люди, только с другой планеты.

– Сколько же тут цивилизаций?

– Больше двадцати, с кем мы не воюем.

– Как так? – Аверьянов развернул ладони, стал шевелить пальцами; чтобы сосчитать те цивилизации, нужно разуться. – Ты мне лучше объясни, до меня что-то не доходит такое положение. Ну, поделили территории, всё равно где-то интересы да и пересекутся.

– Ты прав. Постоянно где-то возникают вопросы.

– А когда вы не уступаете, в других местах кто-то развязывает войны.

– Эй, поаккуратней на поворотах! – Максим уже хотел отмахнуться, да где-то перемкнуло, и зажглась лампочка. Он поскрёб подбородок, кивком вдохновил: – Так, продолжай.

– Я же не настаиваю, просто сам прикинь. Когда у человека есть крыша над головой, есть работа и семья, всё в порядке, он начинает искать место для применения силы. Представь: по телевизору сказали, что пришельцы вывозят наши ресурсы, что бы началось?

– Представляю.

– А так – крутят сутками всякую муть, миллионы мозгов получают жвачку, всякие контролёры и надзиратели стараются вычислить тех, кто отказался от приёма этих благ. Они находят единомышленников, покидают города и организуют свои поселения. Хлопотное это дело для властей, перед центром и за пришлых держать ответ. Куда проще поджечь лес вокруг поселка и никого не выпустить. Была бы река – могли бы спастись, только власть выделяет такой участок, чтобы закрыть вопрос одной ночью.

Сжав кулаки, Максим глянул из-подо лба.

– Это в Сибири так с неугодными расправляются?

– Повсеместно. Система защитилась законами: если группа людей решила перебраться из небоскрёбов на землю, то оформи кучу бумаг. А уж службы возьмут под контроль и «помогут», чтобы и кошка не выскочила из огня. Вы должны оставаться в городах, для вашего же блага, и нам спокойней: все под наблюдением. – Евгений прислушался к чему-то, почти вскрикнул: – А-а, точно! Твои командиры не пробовали сопоставить даты, хотя бы по годам, когда под землёй назревал конфликт, и следом, на поверхности, начинались военные действия?

До Максима дошло, он окликнул товарища, отвёл в сторонку и поставил задачу. Тот исчез на малое время, появился совсем скоро, переговорил с Максимом.

Аверьянов с немалым любопытством ждал приближения.

– Знаешь, оказывается, наши в курсе. Просто подтвердили твои слова. И это…

– Что?

– Я тебя начинаю побаиваться, Аверьянов. И там, на перроне, я подумал: у этого дядьки голова не на месте.

– Где ж ей быть?

– Я с детства помню такое: «Ноги здесь – а голова на солнышке». Не помнишь присказку, то ли поговорку? Смотри, и куда это всё подевалось?

– Помню, как же. Вот и ты подал мне идею. Надо будет как-нибудь проведать.

– Не сочиняй, мы уже с тобой сегодня насочиняли.

– Я серьёзен, как никогда.

Максим, с выражением «это не лечится» на лице, мотнул головой и отошёл к своим, у них тут полно забот и без Аверьянова. Может, что-то про машину времени пошёл уточнять.

Евгений наблюдал издалека, думал: а это было бы как раз. Решить вопрос за несколько дней – и домой. Тайно закатить к Тае, чтоб никто из соседей… да, приборы наблюдения никто не отменял. Может, со двора не установили, тогда можно через окно. Где это видано, чтобы хозяин – да через окно?

Привыкай, Аверьянов, сказал он себе, эта система расправилась со многими, не стань очередной жертвой. На венки они денег не пожалеют, будь уверен. Ещё и по телевидению пропустят кадры, для последователей: смотрите, вас ожидает такой же финал.

Ну, это, так сказать… мы ещё поглядим, кто кого.

Конечно, масштабы подземных сооружений впечатляют. Наверное, если забраться на рубиновую звезду Кремля и оттуда бросить взгляд вокруг – такое же впечатление поймаешь.Сколько же породы выбрано, перемолото и профильтровано, в погоне за редкими металлами? Тут и камушки, поди, и ещё какие-то ценности, о которых в учебниках не пишут. Потому в таблице Менделеева столько пустот: рано вам знать, лучше включите телевизор.

А это что за чудо? – Помалу просачиваясь вглубь, он осматривал обстановку в целом. Да, обидно: нас зажали в угол и выставили условия: вы нам не мешаете, мы поделимся долговечными машинами. Равноценен ли обмен? Хищники зарезали последнего самца, набросились на беззащитное стадо оленей. А проголодались – ушли в другие долины, где олень не пуган.

Было дело, Аверьянов с местными ходил на маралов, ох, и ужаса натерпелся! Раненый самец убьёт охотника, если тот не подготовил путь к отступлению. Единственное спасение – расщелина в камнях, тут уже рогатый бросает преследование. Иногда и умирает прямо у входа, где спрятался человек.

Потоптался Евгений, ориентируясь в пространстве, взял на заметку точку входа, и надо было понаблюдать, как выбирал направление. На полусогнутых, как-то по детски, засеменил в одну сторону, вернулся, примерился к другому направлению. Перекрёсток подземный не имел регулировщика, за что ему спасибо: ещё и тут не хватало пересечься с наглой рожей, кто навострился зачитывать пункты нарушений. Тут всё-таки свои порядки, куда ж тебя понесло?

С подачи Дмитрия, за ним увязался хвост: смотри, кабы куда не влез.

Пока центральный проход, с четырьмя основными путями для вывоза сокровищ, до потолка не доплюнешь, то и волнений не так много: да, впервые, всё интересует; привезли на экскурсию, ну, хочет человек посмотреть, откуда ножки у сокровищ растут.

Остановился экскурсант напротив глубокого ответвления, оглянулся на хвоста. Возраст какой-то размытый у соглядатая: уже далеко не школьник, но и не пенсионер ещё. Сам в каске, вторую держит в руке, караулит случай продать, наверное.

– Туда не надо, может на голову что-нибудь тяжёлое упасть… – Сопровождающий честно держался инструкции. Понятливый турист попался, изобразил плевок и тронулся дальше, до следующего прохода. – Сюда тоже не стоит, по этой стороне идут буровые работы, много осколков. В медпункт многие бегают, и это, хочу заметить, мастера своего дела, кадры серьёзно подготовленные.

Аверьянов сплюнул – как попрощался с возможностью обнаружить свой остров сокровищ.

– И плевать нехорошо, мы же этим дышим.

– Покажи, где, языком вылижу.

– Я понимаю, что имитация, но у нас могут обидеться за имитацию.

– Как звать? И почём каска?

– Не продаётся. Саша.

– Таки запишем: Саша не продаётся… Можно только отнять. И держишь – как бабка на базаре.

Саня почти вывалил вопрос: а как надо, не успел.

– Я сейчас исчезну, так меня не ищи, ладно?

Саня не соглашался, глаза сделал по рублю. Аверьянов начал вращение, приговаривая: видишь меня?

– Вижу.

– Это только начало, постарайся не моргать.

Что мы знаем про вращение вокруг своей оси? Да ничего по сути, кроме того, что дети доводят себя до пьяного состояния. Как-то, наблюдая за соседскими малышами, Аверьянов обнаружил тварь, выпавшую из тела мальчишки. Потом девочка прыгала через скакалку, и тот же эффект получился. Он подошёл к родителям, просто спросил: вы видели? Ответ обескуражил:

– Ты что, первый раз видишь, как дети балуются?

Вот, значит, как, я вижу то, чего никто не видит. Именно тогда он понял, что обзавёлся редкой способностью наблюдать подселенцев, которые могут жить только в человеческом теле. Поначалу даже обрадовался: как здорово узнавать про людей то, о чём они сами не догадываются! Было бы глупо не воспользоваться подсказками, когда ты видишь внутри знакомого тварь, реагирующую на слова «аванс» и «получка» – как сигнал к действиям: «Иди и выпей! Иди и выпей!..» Изнутри выбивает из хозяина подчинение. Умом человек понимает, что пропадает из-за пристрастия, да только самому нравится та эйфория, что приходит после первого стакана. Я герой, а вы никто! И наблюдать, как государство спаивает – то ещё удовольствие.

Прекрасно понимая, что столкнулся с признаками отлаженной системы, Евгений стал копать глубже. И стали на него выходить старики, кто о прошлом знал что-то своё, давал хорошие подсказки. Не умирали, а могли пасть в боях; кого миновала сия чаша, вырастали до великанов и уходили к себе подобным. Потому что за великанами пошла охота, и продолжается до сих пор. Старик один вспоминал: в 1955-м войска гонялись за ними по Сибири, с пушками, а в газетах ни слова.

Покружил Аверьянов, до полного непонимания происходящего, глядь – существо лохматое в десяти шагах, бормочет что-то, больше рычит, старается речь на куски резать, да не очень выходит. Трёхметровая детина, глаза желтоватые, присматриваются сквозь белую шерсть. По виду – чистюля, недавно из бани, побриться не успел.

Прислушался Евгений:

– Жаурса пырта изьобкёлю тоофом кубум.

Но понятней и желанней слова Саньки, – они прорвались через дымку тумана, который сгустился в один миг:

– Евгений Николаевич, будьте осторожны! Снежные люди к нам заглядывают частенько, мы их не понимаем!

Снежный человек? Так это здорово, давно мечтал пообщаться с настоящим, – просто надоели шутки со съёмками: один напялил на себя хламиду, другой снимает.

Аверьянов решил начать с языка знаков: ты меня видишь? Понимаешь? Ты не сожрёшь меня? Тогда ладно, показывай…

И отправился за снежным человеком, полагаясь на чутьё. Вроде не должен съесть, вот хочется верить в лучшее. Сказал себе: если Аверьянова сожрут, пусть хоть таким будет мой вклад в науку. А давайте сюда всех профессоров, к обеду, я хочу посмотреть и до ужина дожить.

Он честно пытался запоминать звуки, но пока едва ли что путное выходило. К нему направили лучшего лингвиста, у кого подозревали талант общения с людьми, наверное, так делали выбор.

– Ддейшееб изобкёлю.

– Понятно. Ты хочешь мне кое-что показать, я готов.

Оглядываться не имело смысла: голос сопровождающего затерялся далеко позади, да и спереди гремели механизмы, к ним вёл трёхметровый лохмач. А вот интересно, эти звуки означают имя переговорщика или он назвал место, куда хочет завести. Ещё подумалось, на переговоры отправляют самого дипломатичного и грамотного, кто умеет поддержать разговор и увести в нужное русло.

Оружия при себе никакого, разве складной нож. Клок шерсти можно будет смахнуть, если придётся пустить в ход. Вот не хотелось бы начинать знакомство с драки. Но достаточно сравнить его кулак и родную голову, этот вариант надо отметать сразу.

Стоит отметить, речь поставлена лучшими специалистами. Может, специальные курсы прошёл, чтобы человеческое ухо уловило знакомые звуки. Можно поковыряться в голове, подобрать что-то, подходящее по смыслам.

– У тебя пятёрка по всем предметам в школе была? – Аверьянов решил поискать точки соприкосновения с образования. И вдруг ясно прозвучало в голове: «Шуми тиша».

Это был прогресс! К Новому году мы разучим первое предложение, и на Кольском полуострове, впервые в истории, появится необычный губернатор. На равных правах.

Кишка тоннеля вильнула под уклон, они почти сразу вышли на строительную площадку. Людей не видно, повсюду машины. Одни грызут твердь, другие отгребают, третьи грузят на ленту. В воздухе стоит пыль, которой дышать совсем не хотелось. Проводник закрыл морду лапой, другой – пригласил следовать дальше. А там, чуть в стороне от линии фронта, окопался прорабский вагончик на колёсах.

– Йети! – Аверьянов только вспомнил, как снежных людей называют газеты.

Тот, согнувшись пополам, уверенно вошёл в вагончик, как не первый раз заходил за премией. Аверьянов согласился с выводом. Мы очень хорошо запоминаем, в каком месте расписываться, в какой карман засунуть, чтобы с форсом потом доставать и тратить, тратить… Вино и девки! Смотрите, я богатый!

На столе карта разработок, всё запланировано много лет назад, судя по древности бумаги. Прошли участок – другая карта ложится на стол, к исполнению.

Пальцем, на конце которого сверкнул смертельного образца коготь, ейти ткнул в точку, рукой постучал по потолку.

– Мы здесь.

Йети угукнул, потом расписал окружение: машины выгрызают породу вокруг точек, которые должны удерживать свод, иначе всё полетит на головы, – он хорошо показал, как камушки стучат по голове ему, а это не совсем то, ради чего мы здесь.

До Аверьянова стало доходить: коль в породе нашлось что-то ценное, этот участок берут на заметку. А что тут придумывать? Подпереть в других точках и перегрызть первые опоры.

Трудности перевода не радовали, однако есть надежда на скорое понимание. Я тебе показываю пуговицу и сообщаю, как это называется.

Йети что-то уловил, какие-то обрывки мыслей. Он тоже хотел наладить контакт любым способом, поэтому, когда рукой полез в пах, Аверьянов поднял руки:

– Не надо, не показывай. Я верю, у тебя больше!

– Иилкс яжгоб бум. – Громила вперился в лоб человека, предпринял попытку мысленно достучаться, донести смысл.

– Ладно, раз приловчился шарить в голове, продолжай. Мне очень надо с тобой поговорить про машину времени. Ходит без дорог, такой бездорожник. Попадался он тебе на глаза? Если знаешь, где сейчас машина, я готов следовать за тобой.

– Яилк айгь. – До детины дошло, что может покопаться, где захочет: Аверьянов наклонил чуть голову – бери, мол, не жалко. Явного прикосновения не ощутил, но внутри кто-то пальцами почудил. На что рассчитывал Евгений, можно догадаться. Ты меня только отведи, дальше я сам. Я постараюсь найти с ней общий язык.

В какой-то момент Йети отшатнулся, видимо, дошло, чего захотел человек. «Р-р, хр» его хотелось принять за размышления: ишь, чего захотел?! Я сам её боюсь, как бы не прошлась своими челюстями: ещё забросит на тысячу лет назад, а я там никого не знаю; так и пустят на котлеты.

– Ну-у, что надумал?

Собеседник покачал головой, стал почёсывать в затылке.

– Я тоже так умею, – обрадовался человек, начал скрести так усердно, что гул пошёл по подземелью. И делал с такой охотой, будто приготовил фразу. – А ты знаешь, мы в чём-то похожи. Почешешь вот, и в голове проясняется: сразу понимаешь, где тебя не ждут.

Йети долго суммировал знакомые звуки, приводил к какой-то известной ему формуле. Из него, как знать, мог бы получиться писатель-фантаст. Их много во все времена, да только думают, что это они сами что-то придумывают. На самом деле – опираются на мысли и образы, которыми их побаловало Пространство.

Было видно со стороны – испытывает муки выбора: многое согласен показать человеку, а он упёрся в свой бездорожник. Хоть ты напугай его: не понравишься – отправит к динозаврам. За неимением другой аудитории, там будешь читать лекции о будущем:

– Когда вы родитесь в человеческих телах, вам придётся во многом разочароваться. Хитрость и жадность столько бед принесёт человечеству, – о, вы даже не представляете! У вас сегодня есть возможность вычислить тех, кто способен и на подлость. Прилетают корабли из других систем – так купите ему билет в один конец, и пусть летит… Что, говорите? Денег нет? Так всегда: у порядочных денег не бывает, потому как обходят их ловкачи, на каждом повороте.

Йети сопротивлялся. Если он действительно понял, что нужно человеку, то перед ним открывались не очень радостные перспективы. Вызывают на профсоюзное собрание, с разгона влепят выговор – потом разбираться пойдут, не слишком ли сурово обошлись с предшественниками: отпуск зимой, минус тринадцатая…

Прихлопнул по лбу себя Аверьянов, сообразил, что свои приметы не следует переносить на соседей, которые не виноваты, что мы так живём. Родители мирились, и мы должны следовать их примеру.

– Так что, заведёшь?

Как важны паузы в словах. Именно в нужную минуту задать добивающий вопрос – и гвоздь влезет по шляпку. Йети махнул лапой или рукой, – как их хирурги различают конечности, Аверьянов надеялся узнать после более тесного знакомства.

Детина почему-то направился в обратную сторону.

– Эй! Хочешь от меня избавиться? Вот не надо бросаться в крайности, я же ничего плохого не сделал тебе: откуда столько недоверия?

И снова вовремя сказанное слово. Проводник развернулся и повёл по маршруту, после которого придётся идти на профсоюзное собрание, в качестве ответчика.

За детиной успевать – надо постараться, Аверьянов считал себя хорошим пехотинцем, да не в этом случае. Пройти за день можно и сорок километров, имея два рюкзака, но утром придётся часик для отдыха прихватить. «Эй!» – и проводник укорачивал шаг. Евгений и тут затеял эксперимент, попробовал задействовать мысленные посылы: вроде достучался разок, йети развернулся и подождал.

Поравнявшись с ним, Аверьянов отдышался и сказал:

– А что, если мы с гастролями прокатимся по континентам? Знаменитый укротитель Аверьянов, со своими дрессированными йети? На снежных людей публика повалит, мы заработаем за год столько, что сможем выкупить у правительства две сотни гектаров земли, построим зоопарк, и вы посмотрите, что из себя представляет человечество. Как тебе идея?

Детина потянул носом воздух, фыркнул. У него не нашлось времени для ответа, когда надо торопиться.

Через узкий проход они вышли на рельсы. Слишком тесный тоннель для обычного поезда, стало быть, по этой линии таскают гружёные тележки. А вот и тягач, из-за света фар не разглядеть машиниста, но проводник знает, что делает. Ухватился за руку повыше локтя, второй рукой приподнял человека, вместе с рюкзаком, и положил на тележку… Вот этот финт в голове никак не укладывался: ты же не вцепился в состав, не притормозил бег колёс, но загрузил попутчика на тележку, без видимой спешки. Сам устроился на соседней, издал горловой звук – и его можно перевести, как оправдание: «Я покупал билеты на двоих, они выпали по дороге сюда, и я постараюсь их поднять, как увижу; минуту терпения».

Положив голову на рюкзак, Аверьянов порадовался передышке. Под тобой порода, но лучше плохо ехать, да… В какой-то момент набежало сравнение: у человека по сосудам мчит кровь, устремляется во все ответвления, поддерживает органы в рабочем режиме. У планеты точно такая же система, и по её капиллярам снуют помощники и паразиты. Эти гады намерены выскоблить все полезные элементы, а задача помощников – помешать им.

Пусть скорость и не велика, да глаза приходилось поберечь: с породы сносило пыль, мелькали фонарики, и цвет их сигналил машинисту, что делается впереди. Допустим, станция или мост. Так оно и получилось. На станции Евгений разглядел колёсный механизм с баком, из которого, как из двух тюбиков, выдавливались жидкие рельсы.

Он даже приподнялся на руках, желая успеть хоть что-то запомнить. Так вот почему колёса не издают привычное постукивание на стыках: их попросту нет. Полотно не нагревается на солнце, рельсы не ведёт от расширения.

Тоннель лопнул ярким светом, состав вырвался на мост, в конце которого рельсы сворачивались в спираль, распирающую стены воронки. Вокруг цветущая долина, по центру воронка, дна не видать из-за пыли. В голове сложилась общая картина: с тележек слетает порода, поскольку левый рельс на порядок выше правого, уклон точно рассчитан на разгрузку тележек.

А мы как же?

Йети шагнул на его тележку, снова ухватил за руку и рюкзак. Рывок – и оба чудесным образом оказались на площадке с перилами. Точность маневра вызывала уважение, Женька нашёл руку проводника, пожал. Жест означал – будь я один, ни за что бы не рискнул прыгать. Ты более привычный, тебе это – как сдать бутылки в приёмный пункт.

Жест «вниз» тоже понятен, вниз так вниз, мы же не за грибами собрались. Понятно, самый короткий путь – оттолкнуться и прыгнуть, но если там внизу кто-то есть, он не знает, что ему на голову свалится человек? Побудь сегодня догадливым, подними руки и поймай. Вы такими валунами ворочаете, что тебе восемьдесят килограммов? Поймал – шлёпнул по заднице, сказал – больше так не делай, иначе поставлю в угол.

Может, мы найдём верёвки, и по ним придётся спускаться.

Йети подвёл к двум колодцам. Заглянул Аверьянов, так они же не вертикально вырыты, уклон под сорок пять градусов. Проводник убеждает личным примером, как быть дальше. Берёт два куска породы, ложится, один прижимает грудью, второй под колени. И руками показывает – можно плыть.

Знаками пришлось уточнять: голову не надо защищать? Мог каску купить – да пожадничал продавец. Или не мой размер, топай, дядя, дальше.

На всякий случай, Евгений посомневался:

– Ты такой весёлый, летишь по колодцу, набираешь скорость, и в конце караулят вертикальные ножи. Сразу в фарш или на отбивные.

Проводник не понимал: всматривался в лицо и покачивал своим. Он не видел ни одного фильма ужасов, сознание девственно и не замутнено современным «голливудом».

– Значит, внизу накрыт стол, духовой оркестр и толпа встречающих?

Детина кивнул. Эти слова сложились в картинку, которая устраивала больше, чем первая.

Аверьянов обнаружил породу с отверстием, протянул шнурок и приладил к коленям, кусок пошире приложил к груди, для пальцев нащупал углубления. – У нас вообще-то Гагарин ходил, тоже все боялись – вернётся ли живым. Пусть бы Хрущёва в скафандр засунули, как народной славы хотел. – Кто первый?

Йети кивком связал туриста и колодец.

– Помчали! – Нырнул Женька – только ноги сверкнули, как они обратились в ракетные сопла. Жаль, что никто не озвучил обратный отсчёт.

Внизу музыки не оказалось, быть может, свист в ушах временно подменил, пока сливался по трубе. Публика тоже не встречала, если не считать великана, застывшего в позе «мыслителя». Его и не разглядишь, пока не шевельнётся. Глаза довернул в сторону мелюзги, вывалившейся из отверстия в стене, вернулся к своему занятию. У него под наблюдением, а возможно и в подчинении, имелось полдюжины машин, у которых нет колёс и гусениц. Висят себе тихонько над твердью, с лёгким гудением трансформатора. У каждой на спине кузов, в конце, на внешних осях – лопатообразные руки: сам себя загружаю, сам вожу и разгружаю. Зарплата и отпуск не предусмотрены.

Аверьянов ещё разок осмотрел дыру, из которой катапультировался. Местная технология вызывала восторги: посылка доставлена без повреждений. Пробка от шампанского две недели ходит с синяками, а здесь – путь естественного торможения рассчитан до миллиметра. Браво!

Из соседнего колодца выстрелил йети, тоже уставился на пройденный путь. Может, мелочь из карманов высыпалась, он ждал выдачи.

Евгений отвязал шнурок, спрятал в рюкзак. Камушки сложил в сторонке, и даже мысли не возникло присвоить.

– И что тут у нас?

Проводник направился к великану, как старому приятелю. Очень знакомая ситуация: я тебе тут лоха привёл, разведи хорошенько, он мне мозг вывернул наизнанку.

Аверьянов принял вид школьника, которого незаслуженно оговорили.

Великан плавно довернул лицо, глазами прошёлся от макушки до ног. Йети что-то торопливо комментировал, объяснял устройство.

Когда кого-то называют тугодумом, мы радостно вздыхаем: я не такой! Но в этом пространстве такое поведение может считаться нормой. Хозяин самосвалов стал выбирать кандидатуру из машинок, кого задействовать в мероприятии. Взгляд его преследовал юркую штучку, с дамскими повадками, каблучков лишь не хватало. И бёдрами покачает, пока приценивается к куче, которую надо взять на борт. У Евгения на лице мелькнула улыбка: как баба незамужняя!

Краем глаза уловил движение. Великан поднял руку ко рту, издал протяжный гудок. С треском и обломками камней, из стены показался великан ростом поменьше, с детским лицом. Папаша пальцем указал на гостя, сынишка уразумел, для чего позвали. В десять добрых шагов пересёк площадку. Росту в нём – три с половиной, чуть выше йети. Они поздоровались, бурча непонятные слова, и двинулись в его сторону.

– Я переводчик, могу оказать содействие. – Сынок присел на корточки, но всё ещё был выше Аверьянова.

– Наконец-то! А я думал, придётся учить ваш язык. Мне чужие со школы не нравятся, ну, такой уродился. Теперь к делу. Что может предложить мне ваша контора?

Лоб переводчика сбежался в гармошку, но он быстро взял себя в руки.

– Мне обрисовали случай, теперь и сам вижу, что тебе нужно в первую очередь.

– Уже интересно.

Сынишка загнул один палец:

– Первое. Ты хочешь без препятствий ходить по мирам и возвращаться невредимым.

– Просто мечтаю.

– Но за тобой будут постоянно охотиться, а чтобы их оставить с носом, нужен… – он замешкался, подбирая слово, – скафандр специальный. Его смогут разглядеть посвящённые, для остальных он будет незрим.

– Здорово! Я на всё согласен!

– Именно поэтому ты должен пройти через… – переводчик оглянулся, – вот ту машинку. Только не пугайся, она вреда не причинит, а лишнее уберёт.

– Зубы выбитые восстановит?

– Не всё сразу. Как-нибудь в следующий раз.

На ходу, сбросив рюкзак, Евгений крикнул: «Я пошёл!»

– Погоди! Она тебя не примет, надо сначала договориться.

– Я назначаю ей свидание. Через пять минут. Ты согласна? Да. Я тоже.

Они вдвоём бросились за ним, схватили под руки и вернули на место.

– Ты какой-то неуправляемый.

– Всегда был таким, и буду. И перед смертью никакого страха.

Переводчик загнул ещё палец, пока йети двумя руками удерживал Аверьянова на камне, как приговорённого к сроку. Мол, не рыпайся, не то нос откушу, по барабану получишь.

– Встретишься и со своей Смертью, вам давно пора познакомиться.

– Это она? – Евгений мигом протёр глаза, уставился на молодку, которая возникла непонятно откуда, но цель имела определённую. – Я её уже где-то видел. – Он приложил два пальца к губам и поцеловал их трижды, отрывая на мгновенье.

– Ещё бы. Каждый раз, когда тебя выдают к рождению, она заступает на боевое дежурство.

Йети подал голос, что-то напомнил. Переводчик согласился:

– Слишком много хлопот ты доставляешь ей, на её месте другая бы отказалась давно: заберите негодный товар, дайте нормального.

– Хочешь обидеть? – Аверьянов изобразил хищную улыбку, и вроде бы в шутку, продолжил: – Валяй! Мне не привыкать. И давай уже, познакомь с бездорожницей этой, я уже загорелся желанием.

– Не остановить? – Сынок окликнул папашу, на своём языке. Верней всего, сообщил – мы готовы. Йети придерживал гостя за плечи, сейчас, по команде свыше, он выпустит тигра на арену.

И вот тут возникла ситуация. Быть может, впервые за всю историю человечества. Смертный узрел свою Смерть так близко, во всех подробностях; увидел и самосвальчик на каблуках, – опустим мелочи. Две дамские ипостаси сошлись посудачить – как бы договор заключали: отдай мне его на одну ночь, я верну, без обмана. – а почему ни мне? – ой, ты ещё сто раз успеешь, а я его больше не увижу. – врёшь! он сюда как повадится, ещё сама не рада будешь. – поживём – увидим.

И они, обе, одновременно сделали шаг в его сторону.

Вся его самоуверенность пошла трещинами, он спешно заглаживал их ладонями, ни минуты не сомневаясь, что всё делает правильно. Привалило счастья – подставляй карманы.

В самый крайний момент Смерть отошла в сторону, позволив знакомой проявить полную свободу действий. Машинка внушала – ты должен лечь под меня.

– Не лягу.

– Ты что?

– Я сказал, не лягу? Значит, не лягу.

– Ну, держись. – И это было сказано с яростным азартом, как мы иногда не ведаем, что творим.

Назначив себе границы круга, она набрала скорость, дважды промчала мимо него, прибавляя. Свидетели обряда, отступив чуть, невольно приоткрыли рты. По мере приближения, а они осознавали, что на этот раз мимо не получится, их дыхание прервалось. Догадывались ли, что в сей час, на их глазах произойдёт нечто, чему и слов не подобрать? Верней всего.

Аверьянов спокойно наблюдал, как надвигается масса, сейчас полетят ошмётки, только держись. Разве сравнил угрозу с порывом ветра: ну, налетит. После всего, через что прошёл, очередной урок: я есть Аверьянов, ты кто?

Была вспышка. Её не заметить – надо быть слепым. Если со стороны кто-то подставил плечо, решил вмешаться в последний миг, это объяснение устроило бы всех. Вездесущий – больше некому. Прочие автоматически согласились на неизбежность.

Самосвальчик сошёл с круга, едва не уткнулся в стену. Пыль слегка успокоилась, пять пар глаз пытались найти отличия между тем, что видят, и тем, что было прежде.

В росте не прибавил, количество морщин не убыло. И стоит как-то неуверенно, точно стопы не касаются площадки. «Тепло ли тебе, девица, тепло ли тебе, милая?»

А-а, всё-таки проняло! Покачивается слегка, то знак, что не прошло без следа. С наивной улыбкой дурачка, Аверьянов опробовал соподчинённость ног, присел, развёл руки и шумно выдохнул: ф-ф-фы! Пугаться поздно, а посчитать свои снаряды – в самый раз.

Руками ощупал себя, завертелся волчком, в поисках самосвала.

– Ты там живая-живой? – Приговаривая про себя случайные звуки, он направился к ней-к нему. Оказавшись рядом, надумал извиняться: – Прости, но я ставил эксперимент: что будет, если… Ты в порядке?

Пока поблизости кипели страсти, другие самосвалы трудились в поте лица, подменяя подругу. Порода уходила в пасть бункера, который никак не наполнялся. Видимо, снизу тоже железная дорога, тележки. Как услышал звуки отсюда, Аверьянов зафиксировал сброс очередной партии, и обратился к переводчику:

– Ну, хоть ты мне объяснишь, как и для чего этот кругооборот грунта?

– Скажу. – Мальчик взял паузу, чтобы отдышаться. – Планету грабят, считают кубометры, и мы нашли вариант, как действовать по своему плану, при этом не вызывая подозрений у… Тебе понятно?

– С большего. Погоди, – Аверьянов снова подключился к проверенному источнику, в ответ пришла живая картинка: вражья техника грызёт камень с одной стороны, а наши этот камень наращивают с обратной, для чего и налажен круговорот породы. – Молодцы! Это ж надо доду…

– Тс-с! – переводчик приложил палец к губам.

Ах, да, – Евгений кивнул и повеселел. Как ни порадоваться, если идиота можно нагрузить кубометрами уже проверенного материала?

За ним молча наблюдали, теряясь в догадках. Много ли в нём уцелело человеческого, не возникнет ли необходимость что-то вернуть?

Самосвал с повадками уже вернулся в команду, сменного задания никто не отменял. Но остальных интересовали подробности, на переводчика возлагали надежды, что ему удастся пролить свет на все вопросы.

– Аверьянов, иди сюда. Сядь и отдохни. Но прежде ответь на несколько вопросов.

– Интервью хочешь взять?

– Не знаю, как у вас называется простой опрос. В первую очередь, но честно, ответь: как ты себя чувствуешь?

– Нормально.

– Да пойми же ты, наконец!

– На Доску Почёта хотите мой портрет? Я не против. Что-то ещё я не назвал?

Переводчик ударил в ладоши, призвал в свидетели всех, кто рядом.

– Вы только посмотрите на него! Твердолобый или прикидываешься? Тебя русским языком спрашивают…

– Да нормально всё, точно!

– Хочется матом завернуть.

– Умеешь?

– Твой язык однажды подведёт тебя под гильотину. Ты представляешь, что за всю историю ты первый, кто подвергся эксперименту и прошёл его? Ещё не время его проводить, откладывали на следующие двадцать или двадцать пять лет.

– И что? Время не ждёт. Вы бы радовались, что опередили сроки.

Йети психанул и удалился на сотню шагов, чтобы не слышали его упражнения в глубоком познании смыслов.

– Ф-фу-у-у, – Сынок помассировал лоб, собрался с мыслями. – Аверьянов, ты сумасшедший?

– Есть немного.

– Помолчи. С нас теперь не слезут, пока мы не представим полную картину изменений в тебе. Высушат, как арбуз… арбуз у вас растёт? Хорошо. Только молчи и слушай. До этого наезда, твоё тело имело одни показания. После – ни одного из тех данных не сохранилось, тебя могут даже обвинить, что родился не у нас.

Евгений запустил клешню на затылок. Жизнь подкинула новую задачу.

– Меня могут депортировать с планеты?

– Если узнают. У них на руках появятся факты, что органы частично позаимствованы у обитателей Марса и Венеры. И тебе скоро предстоит побывать на одной из них.

– Всю жизнь мечтал!

– Нос не задирай.

Аверьянов рухнул на площадку, лицом почти упёрся в грунт.

К нему бросились на помощь. Свой промах поняли после его слов:

– Мой нос ниже твоих подошв.

– Ты дурак. И Дурак – с большой буквы.

– Все так говорят. Так дайте мне удостоверение, чтобы другие не мучились.

В небесах что-то громыхнуло. Сынок поднял голову к источнику.

– Не серди Создателя. Мы устали от твоих выходок, и у Него терпение лопнуло.

Аверьянов с минутку помолчал, прислушиваясь.

– Твои выводы ошибочны. Создатель ждёт, что я ещё выдам. А когда у Него терпение лопнет, я тебе скажу. Это я буду знать точно. И не из газет. Кстати, – но мысль ему продолжить не удалось, неподалёку в стене образовался выход, из него высыпало человек десять. – Комиссию назначили, с чего бы?

Переводчик подобрался, стал приводить себя в порядок, как могут сделать замечание.

– К тебе, между прочим.

– Вижу. А что ж с пустыми руками? Надо стол накрывать, – есть тут где поблизости столовка?

Не стал сынишка связываться с болтуном. Решил озадачить:

– Знаешь, что наше Солнце меньше луны? А все измеряют плафон.

– Догадывался: что-то в их расчётах не чисто. Плафон, говоришь? При случае, побываю.

Члены комиссии остановились в трёх шагах от экспериментатора. Первым делом, пересчитали конечности, пальцы и так, по мелочам.

– Какие жалобы? – Старший обошёл вокруг, прикоснулся к одежде. – Теперь тебе это не сносить, сколько жить осталось.

– Зубов маловато оставили.

– Сколько было, столько и есть. Что-то ещё?

– А можно рюкзак пропустить через машину вашу? Устал их латать.

Один из членов комиссии направился к рюкзаку, подхватил и понёс к самосвалам.

Аверьянов сообразил, что Золотая Рыбка заглянула сегодня к нему, опустил глаза на обувь.

– И ботиночки покрепче. Можно другого фасона. Помягче и полегче, можно?

– Конечно. У тебя осталось одно желание.

Понял Евгений, как опростоволосился. Два желания сгорело, это не честно:

– Надо предупреждать, что было три желания.

– Сказки читал? Вот ничего не изменилось. Три желания – классический вариант.

– А четыре?

Комиссия немного расстроилась от такой наглости. Чиновники взялись за руки и отошли в сторонку, для совещания. По всей видимости, были ошеломлены хорошей погодой, да и сменное задание удастся выполнить самосвалам.

Тем временем вернулся тот, с рюкзаком. Как-то неуважительно уронил чужое имущество на площадку. На правах хозяина, Аверьянов подхватил за лямки, прикинул на вес. Стал тарахтеть себе под нос: зачем же новое бросать, как придётся? И что-то полегче стал, я потом посчитаю, чего не хватает. – Говорить-то говорил, на полном серьёзе, но вы только посмотрите на эту хитрую рожу. Давно не гуляли по заднице белой розги, не прикладывались сыромятные ремни да плётки.

Что бы они там себе ни придумали, Аверьянов посвятил себя размышлению над третьим желанием. Освободить все Земли Солнечной системы от захватчиков и их слуг, чего может пожелать простой гражданин?

Члены комиссии как-то одновременно развернулись в его сторону.

– Ну, придумал третье?

– Я сейчас! – Присел Женька рядом с рюкзаком. Тот вроде пожаловался, что ему трудно одному: попроси второй. Рукой погладил его хозяин, как мальчика по голове: – Много желающих на моё третье желание: ты бы помалкивал. Сколько же ты на мне поездил, а я молчу. Вот закажу рюкзак с крылышками, чтобы, как вертолёт, меня таскал… Не хнычь, я понимаю: всюду конкуренция. Что тебе плохо? Стал вечным, неубиваемым! Мы с тобой столько камушков перетаскаем – никто до нас столько не таскал… Трудно ему!

– Аверья-янов! – комиссия не унималась, торопилась подписать акты приёмки – и к столу.

– Да потерпите вы там! Я этого дня дольше ждал. – И замечает Евгений, папаша сына подозвал жестом.

О чём-то своём переговорили, сынок к Аверьянову прямиком.

– Твой папаша хочет, чтобы я выговорил ему новую жену?

Сынок наклонился к уху:

– Ты плохого мнения о нас. Меня всего лишь попросили передать: не проси за всё человечество. Оно не готово к приёму всеобщего счастья. Даром потратишь желание.

Это было как удар под дых. Задумался Аверьянов глубоко, примерял различные доводы. По всему выходит, папаша прав: ну, свалится на головы им счастье – каждому своё, и наступит конец сета. Как поймут наши, что можно всё, и сколько хочешь – сразу дворцы, и все царями и принцессами стали. Царь сразу на рыбалку, а у принцессы сорок шуб в шкафу, и маленький кинжал в руке, для сражений с молью. Но они не поймут, что планета потяжелела в десятки раз, вот-вот сорвётся с орбиты. Конец цивилизации и этому кораблю. Тем, кто заведует равновесием у нас, придётся выкатить запасной земной шарик, без населения.

– А мы с рюкзаком кому будем нужны?

– Что ты сказал? – переводчик явно не расслышал.

– Погоди, я с рюкзаком разговариваю, дай закончить. – Аверьянов бодренько поднялся на ноги, задрал голову вверх. По рельсам катил следующий состав с породой: скоро она рухнет вниз, и не успеешь желание загадать.

Комиссия тоже раскудахталась, заметила угрозу. О чистых костюмчиках заволновались: что я скажу жене, как домой вернусь? Решай, Аверьянов, быстрее, пока не засыпало.

– Пусть этот состав не разгрузится в ближайший час.

Простые слова возымели нежданный резонанс. Великан вскинул голову, пыль с шеи сошла лавиной. Сынок почти зажмурился, схватился за голову: ну, ты и дурак!

Аверьянов сам испугался, потрогал губы:

– Я что-то сейчас ляпнул?

Комиссия, с такими добрыми лицами, подтвердила:

– Да, Аверьянов, мы слышали. Давай четвёртое!

Он попытался отделить голову, чтобы не мешала подсказками: в такой день всякий советчик – враг хорошему. Как же распорядиться такой возможностью, чтобы после не жалеть?

Высоко, за облаками, угадывались чьи-то внимательные глаза. Экзамен! Тащи билет, Аверьянов, Мне Самому интересно стало.

– У меня есть час. Позволь использовать его по назначению. «Всего лишь час дают на артобстрел, Всего лишь час…» – слова Высоцкого Аверьянов помнил прекрасно, когда-то сам любил подпевать: «Кому – до ордена, ну а кому – до «вышки».

Можно отменить озвучку третьего желания. Но на это уйдёт потенциал четвёртого. Стоп! Кто помешает отменить все? Зато я буду подготовлен лучше, не буду разбрасываться по мелочам!

Комиссия ждала, а он носился по площадке, как сорвавшийся с цепи бычок. Его дважды вытаскивали из-под колёс самосвалов, но эти моменты не трогали коллективный поиск решения; оба полушария работали на пределе возможностей. Периодически останавливался, воздевал руки к небесам, и тотчас опускал, понимая, что последний вариант – это снова самообман. Всякое возникающее желание через секунду уже не казалось достойным воплощения.

Мир вокруг ждал, члены комиссии поглядывали на часы, кто-то посетовал: «Это надолго». И вся группа стала тихонько отступать ко входу, из которого недавно вышли. Нет комиссии – не с кого спросить.

Даже несмотря на занятость, Аверьянов вполглаза наблюдал за обстановкой.

– Стоять! Мы так не договаривались! Ещё минутку дайте, сделайте шаг навстречу. Ну, теперь-то уж точно не промахнусь!

И послышался вздох разочарования, почудился вообще-то сверху, но и сама планета способна, если принудят. Вся ситуация настолько нервировала, что коллектив поискал мальчика для битья, и нашёл, не сходя с места.

Сынишка великана отделился от стены, удерживая в руке, как официант, блюдо с крышкой. Очень тщательно выбирая путь, чтобы не споткнуться, он приблизился, опустил блюдо на уровень глаз человека.

– Вот твоё четвёртое желание. Возьми.

Евгений старательно отёр ладони о брюки, изогнул брови, присматриваясь; угадать-то можно, но с какого раза.

– Такое маленькое? Оно точно должно быть побольше. Раза в три. – Облизнулся и протянул руку. На крышечке фигурная ручечка, всё такое изящное и миниатюрное.

Его как кто под руку толкнул. Крышка в пальцах, под крышкой стакан горячего чая.

Глаза побежали по лицам, спрашивая: разве я этого хотел? Что-то не припомню.

Комиссия с неудовольствием развела руками: вот те раз!

Евгений осторожно зыркнул из-под бровей в небеса. Там нашёл озабоченное лицо.

Но на помощь всем бросился переводчик: его лицо озарила идея, как помочь делу.

– Ты этого хотел, вспомни!

– Не помню, хоть убей.

– Убей? Надо было раньше просить, теперь поздно. Неуязвимый, непобедимый, непробиваемый ты наш.

– Я не хотел… Вообще-то, хотел, но не сразу.

– Ты хотел.

– Доказательства!

– А разве они нужны? После спирта, да спустя шесть часов, у тебя всё внутри пересохло.

– Ну, пересохло. А как это можно увязать с исполнением самого главного желания?

Комиссия снова развела руками, но теперь смело отправилась на выход. Или на вход, как у них тут быстро меняются названия.

Аверьянов смирился. Хороший розыгрыш. Пусть порадуются. Взял стакан в богатом подстаканнике, пригубил. Вкус показался не очень.

– Я в чай добавляю тридцать граммов водки.

– Здесь – пятьдесят. – Сынок, с готовностью ответить на любые вопросы, подпёр бока кулаками, нависал над человеком и готов был ублажить любую прихоть.

– А если померить? – Евгений приложился, выдул четверть стакана. И тут до него дошло, что организм нуждался именно в этом. Как же мы мало знаем про свой организм, как не хотим слышать его приказов!

– Но теперь ты согласен, что чай и был твоим непреодолимым желанием?

– Согласен. Но ты внушал. Внушал! Или будешь отрицать?

– Не внушал, а констатировал факт.

– Снова обвели вокруг пальца.

– Кто?

– Да есть ребята… Там, на поверхности.