Назад в СССР: Демон бокса – 3

Глава 14

Математик

Пресс-конференция перед боем со Спинксом-младшим состоялась достаточно рано, за четыре дня до боя. Услышанное на ней заставило призадуматься.

Леон Спинкс тоже присутствовал и даже ответил на несколько вопросов. Конечно, он не считает себя побеждённым. Кто бы сомневался, упал случайно, судья поторопился открыть счёт. Реванш? Да хоть сию минуту готов стереть русского угрёбка в порошок, пусть промоутеры договариваются об условиях. В общем, проигравший ничего нового не сказал.

Майкл Спинкс был чуть моложе, хоть старше меня на пять лет. Если обладал ораторскими талантами Цицерона, сей факт от нас скрыл.

— Леон, мать его, должен был уложить его, ага. Я не думал, что бой будет. Русский должен был лежать в больнице. Или в морге, мать его.

Естественно, выразил уверенность в своей победе, но без обычных душещипательных подробностей, например, как вырвет у меня печень и скормит её бродячим собакам.

А вот его тренер сумел меня удивить.

Во-первых, он был белый (почти), довольно молодой, до тридцати, во-вторых, интеллигентный, тоже почти, и в очках. Похоже, я его видел по телевизору на каких-то любительских соревнованиях, там встречались не только афро, но крайне редко.

— Леон был объективно слабее по всем статьям, — начал он, игнорируя возмущённое хрюканье беззубого. — Лёгкая победа над ним не должна вводить в заблуждение. Вал Мат’юшевич — совсем не тот, каким приехал из Советов. В наилучшей форме он находился, когда забил до смерти на ринге Майка Роджерса, почти два года назад. Я пересмотрел все бои Мат’юшевича, что смог найти, включая Олимпийские игры — восемьдесят и матч Советы-США, где он вырубил американского юниора Тайсона. Покадровые измерения скорости движения рук однозначно показывают: русский стал медленнее на десять-двенадцать процентов. Меньше движется по рингу, исключительно шагами. Он обладает очень крепкой головой, держит удар, быстро приходит в себя после потрясения. Никому не удалось выбить его рассечением брови, у его команды есть некий секрет, как быстро остановить кровь и заживить кожу к следующему раунду. Два года назад Мат’юшевич вообще пропускал мало. Сейчас больше надеется на стойкость. Он по-прежнему опасен. В состоянии нокаутировать любым ударом с обеих рук, особенно опасны апперкоты в корпус с добиванием в челюсть. Разнообразен, порой меняет стили, тактику и даже левостороннюю стойку на правостороннюю. Но делает это всё хуже. В восемьдесят четвёртом я даже не подумал бы дать согласие выпустить Майкла Спинкса против него. Сейчас выработан математический алгоритм, как использовать слабые стороны русского и нейтрализовать сильные. Мой боец уже освоился в супертяже, но он по-прежнему стремителен и быстр, как полутяж. Выше ростом, превосходит длиной рук. Мат’юшевич прошёл пик карьеры. Жаль, что его пояс не стоит на кону. Беспроигрышная полоса у него будет прервана, я знаю это столь же точно, как теорему Пифагора. Затем расстанется с поясом.

— Чем вы ответите, Валери? — обернулся ко мне ведущий с микрофоном, на котором чётко виднелись три буквы НВО, приносящие небольшой, но стабильный доход.

— Комментариев не будет. Два года я слышу в США от противников одно и то же: ща порву тебя как тузик грелку. Вон тот человек в очках, не запомнил его имени, пообещал мне это же, но в более куртуазной форме. И чо возразить? Я, конечно, изучаю противника. Но с большего мне похрен кого бить. Повторяю то, что говорил перед боем со Спинксом-старшим и до этого тоже: вызываю всех. Да хоть одновременно. Все вы — просто пушечное мясо.

Я осёкся. А ведь белый тренер прав! Я деградирую до уровня американского профи, даже речь моя теперь напоминает их словесный понос. Конечно, «Горбачёв-перестройка» тоже не шедевр словесности, но там был откровенный стёб, и не я выдумал эти глупости.

Интервью у нас брали в казино-отеле «Трамп-Плаза», что в Атлантик-Сити, штат Нью-Джерси, здесь и же планировался бой, достаточно приличный по деньгам, восемьсот тысяч за участие и двести за победу. Мы прилетели утром командой из двенадцати человек, включая двух моих фемин, и планировали оставаться тут до самого рубилова, отдохнуть ночь и вернуться в Калифорнию на следующий день. Место шикарное, столбик в тридцать девять этажей, не особо далеко до побережья, по всем статьям — красота. Если не считать неприятного осадка на душе после холодного душа от вражеского тренера.

Пресс-конференция, чего уж скрывать, выбила из колеи. Спинкс-младший не представляет из себя ничего особенного, боксёры и выше классом падали от моих ударов как подкошенные, не в том дело. Если Дикки Риверс, его тренер, прав, мой закат гораздо ближе, чем казалось раньше. Начнутся полосы то побед, то поражений, гонорары будут падать, зачастую придётся ложиться на договорняках, разница лишь в том, что я не проматываю заработанное на кутежи и не теряю здоровье.

Когда вышли из зала, я перехватил режиссёра трансляции на НВО и потребовал срочно найти все записи моих боёв в США на кассетах VHS.

— У меня нет, сэр! — он с очевидностью трусил. — Разве что в нашем офисе в Нью-Йорке…

— Плачу двести баксов за каждый бой, если притянешь их завтра ко мне в отель не позже десяти до полудня. Ещё двести баксов за запись моей тренировки прямо сейчас, ОК?

Чудить изволите, барин… Но я оплачивал свои чудачества.

Организаторы боя в «Трамп-Плаза», со своей стороны, оплатили нам и группе Спинкса неплохие тренировочные залы, каждый с рингом, мешками, пневмогрушами и кучей спортивных принадлежностей. Я поставил оператора НВО с нужного ракурса и, размявшись, несколько раз пробил по песчаному противнику весь свой арсенал, не только излюбленные апперкоты, но и джебы, джолты, кроссы, хуки, оверхэнды, свинги. Из любопытства скинул перчатки и выдал серию цуки.

— Достаточно!

Оператор получил деньги и отправился переписывать снятое на бытовую кассету. А я работал на скорость.

Скорость! Скорость!!! И высочайший темп.

Ещё не отсмотрев отснятое, чувствовал правоту Риверса. Советские тренеры и вообще из любительской ассоциации главное внимание обращали на быстроту и точность, американцы — на силу и напор. Вот почему я слабею в той же пропорции, как Тайрел Биггс. Силы и напора хватит на троих, стойкость к ударам отменная, но отставание в стремительности скоро сбросит с пьедестала.

Начал догадываться, почему Дон не продавил поставить на кон мой пояс WBC против пояса IBFСпинкса. Конечно, по правилам IBF я должен был провести несколько рейтинговых боёв с «их» супертяжами и добиться права быть претендентом в обязательном бое по защите титула той ассоциации. Но правила нарушаются, договорённости — превыше всего. Значит, мой промоутер в меня не верит и желает, чтобы в следующий раз, в начале сентября, вышел в ранге чемпиона мира, снова в Неваде… Ну да, точно! В контракте прописан обязательный матч-реванш по заявлению проигравшего, я, естественно, буду жаждать спинксовой крови, тогда Дон запросто потребует от устроителей свыше миллиона каждой стороне, поставив на кон чемпионские пояса.

К чёрту его скепсис. Хочет — пусть ставит на противника. Осталось всего несколько дней, упущенное за два года не наверстать, но что смогу, то сделаю.

Девочки мои пребывали в недоумении, отчего благодушие сменилось злой сосредоточенностью, вместо вояжей на шикарные пляжи Нью-Джерси с утра до ночи торчу в тренировочном зале, в гостинице, обложившись кассетами, втыкаю очередную в видеодвойку, смотрю бои свои и чужие, часто останавливаю и трогаю картинку по одному кадру, порой прикладывая линейку к экрану и что-то измеряю…

Грёбаный Риверс, к сожалению, попал в точку. Скорость реакции по сравнению с замерами, которые делали давным-давно ещё папа Ким и Коган, упала примерно на десять-пятнадцать процентов, без специального стенда не определить точнее. Скорость движения руки тоже, бью теперь тяжелее, но медленнее. Перед Майклом Спинксом никакого преимущества нет.

В спортзале я послал Марва далеко и без хлеба, работая часов по восемь с мешком и грушей, после них — с Джонни-Кастетом. Молодой гангстер узнал, наконец, что такое прыгать на ринге перед олимпийским чемпионом, хотя бы с боксёрскими лапами. Несколько раз я просил показать его, на что он способен — бей куда хочешь, лишь бы не ногами, а то ногой и отвечу. Парень здорово прибавил за пару месяцев, у других столько не получалось и за полгода, проводил мощные серии. Запретив себе уходить в защиту, я стремился избежать ударов так, как учил Коган — уклонениями, нырками, изредка подставляя перчатку, когда уйти с линии огня не успевал. Что удалось за считанные дни — понятия не имею…

— Вал! Марв и Дон против тебя. Я слышал их гнилой базар.

Мы стягивали промокшие от пота трусы в раздевалке перед душем. Больше никого не было.

— Не боишься стучать?

— Они хрен догадаются. Не видели меня. Считают тупым недоумком. А я от тебя взял больше, чем от Марва, хрен ему в душу.

Если так…

— Может случиться, Джим, что в «Трамп-Плаза» они сотворят нечто такое скотское и очевидное, что буду вынужден рвать контракт. Мне Марв рассказывал: до моего появления Дон велел ему дать снотворное боксёру прямо во время боя, чтоб тот потерял концентрацию и слил.

— Парню, несогласному на договорняк⁈

— Именно. Тот едва не погиб. Прикинь, ты спишь на ногах, а тебе прилетает тонна в подбородок.

— Сука траханая… Да и Марв — сука.

— Не они такие, Джим, наш боксёрский мир таков, и мы с тобой не лучше. Но должны выживать. Я к чему веду, если порву с Доном, сможешь уйти со мной? Или у тебя суровый контракт?

— Какой нахрен суровый! Никакой бумажки вообще. Дон в любой момент скажет мне: отсоси, Джим. Или я ему: отсоси, Дон.

Я поднял самую скользкую тему.

— У него есть дружок, зовут Луис-Бомба. Если ты пошлёшь Дюка нах, за тобой не придут ниггеры Луиса?

— Пусть попробуют… Всех раскладов не знаю, Дюк торчит Луису лимона четыре. Когда в мае не добазарились об отсрочке, Луис меня с пацанами отправил к Дону, мал-мал подрихтовать.

— Что-то я, вернувшись из Советов, никакой рихтовки на роже Дюка не усёк.

— Так он сразу обоссался, — хохотнул мой спарринг-парнтёр. — Согласился увеличить цифру на миллион. И один лям отдать уже к первому сентября, остальное за год. Меня потом зазвали к Марву, уж очень впечатление произвёл, до усрачки.

— Вот как. Джим, ты — чел Луиса?

— Я — только свой. С Луисом был разовый. Дал мне двести баксов. Сам поднял лям. Я таких черножопых ненавижу больше, чем белых.

В далёком от завершения пазле мироздания добавилась ещё одна фигурная картонка. Финплан Дона мне теперь совершенно ясен. Конечно, на миллионных контрактах со мной, а ещё другие парни приносят, он выкрутится и отобьёт четыре миллиона за восемьдесят седьмой. Вот со взносом к первому сентября у него засада. Что он может? Поставить против меня? Продать кому-то гарантию, что я лягу под Майкла? Где-то около этого.

Проще всего самому достать лям из сейфа и сказать: держи, вычту из твоей доли до декабря восемьдесят седьмого. Но как ответить на его естественный вопрос: откуда ты, мать твою, знаешь про миллион до осени? Палить Кастета нельзя ни при каком раскладе.

Тогда последний и не очень хороший вариант. Пусть Дон не знает, что я его раскусил. Но придётся крутить головой на триста шестьдесят градусов, подляна готова прилететь и сзади, и спереди.

А ещё — нужно менять тренера. Хочу Риверса, что невозможно никак из-за почти неизбежного матча-реванша с Майклом Спинксом — по моей или его заяве. Никто в здравом уме не согласится на бой со ставками в виде двух чемпионских поясов, если оба боксёра занимаются у одного и того же тренера.

Утром накануне боя Ольга, наконец, осмелилась задать вопрос:

— Ставим? На какой раунд?

— Я, блин, даже не знаю, на кого ставить — на себя или на него. Не ставим вообще!

На боксёрские матчи она одевалась как вдова — в тёмно-серое, балахонистое и совершенно асексуальное, сейчас это были мягкие штаны из тонкой дымчатой ткани умопомрачительного размера, даже мне, наверно, велики, и такую же накидку — платок, из-под которой едва высовывались кисти рук, ноль косметики. Я спрашивал — не хочешь меня вдохновлять? Она: не хочу, чтоб меня лапали руками или хотя бы взглядами, пока ты в раздевалке, а я в зале или у букмекеров. Не нашел, что возразить.

Нацепила кепи и тёмные очки.

— Хреновое настроение. Ну, я тебе поднимала его как могла. Сейчас вытащу Машку из ванной, можем ехать.

Она могла забыть прокладки, дезик или водительские права. Но ребёнка — ни при каких обстоятельствах, «Один дома» и «Один дома — 2» не про неё.

Отвратительные предчувствия начали сбываться уже с первого раунда. Спинкс был не так уж силён, но избрал, или, точнее, Риверс ему велел, абсолютно грамотную тактику против более мощного, но низкорослого спортсмена. Он принял не просто левостороннюю стойку, а вообще развернулся ко мне боком, постоянно выбрасывая джебы, удерживающие на дистанции. В отличие от Стивенсона, державшего левую распрямлённой, этот работал рукой, один из двух десятков джебов доходил-таки до цели, и это были совершенно не символичные пощёчины, а полновесные плюхи, от каждой на миг сбивалась картинка перед глазами.

Я вынужден был непрерывно кружить вокруг него по часовой стрелке, пытаясь зайти с фронта — на дистанцию расстрела его головы и корпуса, оттого каждый раунд пробегал куда больше соперника, а силы не беспредельны. И этот бег по кругу не был безмятежен как вращение Земли вокруг Солнца, меня постоянно поджидала его правая кувалда, ничуть не уступающая по мощи моим ударам.

После пяти раундов, а всего пятнадцать, уже вымотался. Не скажу, что Спинкс свежее и смотрится как только что сорванный огурец в пупырышках, но я первый раз нарвался на оппонента, с которым тупо не знал, что делать.

Привалился спиной к углу, не воспользовавшись табуретом.

— По очкам все раунды — его, — «утешил» меня Марв, кэп-Очевидность.

— Я — панчер. Похрен, сколько пропустил. Вопрос — когда завалю.

— Если завалишь.

— Сам не знаю — когда. Дай попить.

Он сунул мне пластиковую бутылочку с трубкой, я прыснул в рот. Хоть вода перемешалась с кровью, сочившейся из мелких трещинок, капа не всегда спасает, когда прилетает знатно, показалось, что у жидкости есть какой-то странный привкус. Не сделав ни глотка, сплюнул на канвас, тем более пора было совать капу на место и в шестой раз идти навстречу Спинксу, сегодня — реально ни в чём мне не уступающему.

В шестом раунде рефери в первый раз открыл счёт. Мне. На ногах устоял, но но на пару секунд потерял ориентацию. Хорошо, судья нормальный, сразу зафиксировал нокдаун. Дай Спинксу хлопнуть ещё раз — и привет, очнусь в раздевалке.

— Выбросить полотенце? — спросил Марв в перерыве.

Вместо нашатыря, полагающегося после нокдауна, совал ту же бутылочку. Подозрение, что дело нечисто, переросло в уверенность.

Я швырнул её под первый ряд, между ногами Оли и Маши. Дочь как раз сосала газировку.

— Дай!

Она тотчас догадалась и, вскочив, протянула мне её на ринг. Жадно осушил до конца, Машуня оставила совсем немного. По правилам поить боксёра вправе только секундант, но к едреням правила, не знаю, что там мне могли намешать.

— Бокс!

В седьмом раунде я опять поплыл. Судья досчитал до шести, кивнул, но не дал команду продолжать, глядя мне через плечо. Я тоже посмотрел туда и едва не подпрыгнул как ужаленный, Марв занёс руку с полотенцем, чтобы швырнуть его на ринг.

Следующие секунды HBO, наверно, будет раз двадцать повторять в эфире. Я устремился в угол, поймал полотенце в воздухе и влепил Марву такой хук, что он слетел с ринга спиной вперёд, упав на зрителей в первом ряду, оттуда донеслись возмущённые вопли, из другой части зала — смех.

А я, выплюнув капу, орал:

— У боксёра в красном углу смена секунданта! Продолжает Ольга Щеглова!

— Правила такого не предусматривают. Да и баба… — промямлил рефери.

Если бы он был куплен, то остановил бой окончательно, доказывай потом что хочешь. Но, видно, мои доброжелатели решили, что и без подкупа рефери, а это сложно и неоднозначно, вопрос решится с гарантией. Просчитались.

Я не вышел из боя, но продолжал проигрывать. Затылком чувствовал, как бледнеет, истощаясь, мой бедный дракон. Ну, или я — бедный, что уж там.

Ольга только махала полотенцем между раундами. Хорошо, что молчала, не лезла с «тренерскими» советами.

Пятнадцатый раунд. Стою на ногах, но не особо уверенно. Ещё ни одна американская скотинка столько передо мной не продержалась. Теперь сам старался не упасть — просто от истощения.

Но и Спинкс подвыдохся. Тем не менее, примерно за минуту до финального гонга решил поставить победную точку, водрузить вишенку на тортик. Бесхитростно выбросил левый прямой, столько раз приносивший ему очко.

Я успел стукнуть правой в его перчатку, отводя джеб, и чуть пригнулся, сократив дистанцию. Сколько там оставалось в дракоше, пусть слёзы, но уж до конца и до донышка, вложил в левый крюк, в его незащищённую пузяку. За ничтожную долю секунды перед тем, как мой кулак врезался брюхо соперника, увидел летящую мне в пятак его правую, от которой уклониться или защититься на в силах человеческих…

Бам-м-м!

Темнота. Очень слабое ощущение собственного организма.

Ой как хорошо…

Лежу. Не надо вставать, бежать, драться…

— Шесть, семь…

Как, уже семь⁈

Вскочил, моментально мобилизовавшись, голову пронзила резкая боль.

— Восемь, девять…

Я поднял перчатки к морде и махнул левой-правой, только дайте мне соперника, любого размажу. Если не упаду, сейчас для этого достаточно, чтоб на макушку села бабочка. Глазами искал соперника, по команде «бокс» он как вмажет, все бабочки планеты закружатся перед глазами, а потом мир провалится во тьму.

— Десять! — он показал руками — конец боя.

Сука! Я же поднялся, выпрямился, изобразил «готов к труду и обороне» как советский пионер. Неужели Ольга посмела кинуть полотенце⁈

Как же радуется Спинкс… Он продолжил беспроигрышную серию, уложив непобедимого Матюшевича. Ранее непобедимого. Кстати, где он?

Поскольку перед глазами двоилось и качалось, разглядел его только через пару-тройку секунд, маленький такой. А, потому что согнут, одной лапой держится за пуп, второй за канаты. Если не успел напрячь мышцы пресса и туда прилетела тонна… Ладно, заврался, такой силы удара уже бы не развил, но полтонны Спинкс точно схлопотал, и это, наверно, очень больно, когда пупок на миг соединяется с позвоночником.

Оля перелетела через канаты, обхватила меня и потащила в угол.

— Как бездарно слил…

Обнаружил, что во рту нет капы. Видно последний удар её выбил нафиг. Или вообще её проглотил.

— Ты выиграл! Чудом, но победил! Спинкс не смог разогнуться и принять стойку до счёта «десять»!

То есть рефери открыл счёт обоим? А такое бывает? Пока мозги, отбитые последним ударом поверженного афро, не пришли в относительный порядок, я соображал туго. С ринга видел перекошенную рожу Дона, безучастного Марва, прыгающую и аплодирующую Машку, немного пришёл в себя только к моменту, когда матюгальник под сводами зала оповестил о моей победе нокаутом, и рефери поднял руку, виновную в этом нокауте. Спинкс тоже оклемался, переминался с ноги на ногу, подпрыгивал даже, но я мало на него обращал внимания, озаботившись самым насущным делом — при первой возможности нырнул под канат и, упав на четвереньки, выудил из-под машкиного кресла бутылочку.

— Папочка, что это такое?

— Беги к Оле и от неё — ни на шаг!

Я аккуратно взял бутылку за самое горло, высоко поднял над головой и кинулся к выходу из зала, в противоположную от раздевалок сторону. Вообще-то порядок на матче обеспечивали секьюрити, но там я видел пару полисменов, к ним и мчался, беспардонно расшвыривая встреченных по пути.

— Офицеры! Мой секундант пытался меня отравить, дав пить жидкость с явно вредоносным веществом, потом пробовал нечестным образом остановить бой, выбросив полотенце. Я обвиняю его в покушении на убийство и в жульничестве с целью незаконного выигрыша на тотализаторе.

Любой полицейский в любой стране мечтает об одном: меньше работать. Но когда такое заявление выкрикнуто в присутствии полусотни человек, в том числе представителей прессы, плотно роящихся ближе к рингу, игнорировать подобное не получится.

Их было двое, мужик-мулат и женщина-латиноска, та мигом достала пакет и обернула в него вещдок, потом оба решительно двинули в сторону команды Дона.

Ночь мы провели в участке полиции Атлантик-Сити, и это была труднозабываемая ночь. Олю я вынужден был тащить собой, заодно, естественно, и Машу, проспавшую эту ночь у новоявленной мамы на руках, слева и справа от них сидели персоны, никак не подходившие для приятной компании.

Полицейские провели экспресс-анализ, в бутылочке оказался коктейль из сильного снотворного и одновременно запрещённого допингового средства. Если бы я не свалился от снотворного и, обдолбанный, каким-то чудом победил, мою победу можно было бы опротестовать. Наверно, паскудники в достаточной степени уверились, что моё здоровье куда крепче среднечеловеческого, и не загнусь от столь атомной смеси.

— Сержант Крепер, мистер Матюшевич. Мы можем поговорить наедине?

Офицер отвёл меня в отдельную комнату, отделённую от общего зала стеклом, и опустил пластиковые жалюзи. Он был белый, какого-то южноевропейского типа, или смесь с латиносом.

В Советском Союзе сержант милиции — нижний чин, уж точно не обременённый собственным кабинетом, офицерами считаются с младшего лейтенанта, а чаще — просто лейтенанта, и то они представляют собой низшую рабочую лошадку — участковых, следователей, оперов, инспекторов. В Штатах начинают служить с рядового патролмена, к нему уже обращаются уважительно «офицер», дорасти до сержанта удаётся мало кому, а уж выбившиеся в детективы считаются настоящими звёздами.

Я присел напротив сержантского стола.

— Слушаю.

— Начну с главного. Доналд Дюк предложил мне пятьсот тысяч, попросив замять дело.

— Вы арестовали его?

— Если мы будем хватать каждого, сулящего деньги, половина граждан США сядет за решётку. Я о том, что ваш промоутер настроен серьёзно. Прошу вас подумать, хотите ли вы настаивать на иске.

— Разве это не публичное дело?

— Не скажу, что полиция Атлантик-Сити кристально честная до последнего. Но за офис окружного прокурора не поручусь. Они запросто откажутся от возбуждения дела «штат Нью-Джерси против Доналда Дюка в связи с мошенничеством при организации боксёрского турнира». Иск о причинении вреда вам лично — дело частное.

— Продолжайте.

— У вас есть адвокат? Пока советую переговорить с мистером Дюком. Но — на ваше усмотрение.

— Давайте.

Хотелось посмотреть мерзавцу в глаза. А ещё я попросил включить звукозапись. Коп ухмыльнулся, кивнул и вышел звать моего босса, уже бывшего.

Он, с хозяйским видом завалившийся в кабинет, ни на йоту не выглядел виноватым.

— Ты хоть понимаешь, что натворил?

— То, что должен был сделать давно. Уйти от тебя и вывести на чистую воду твою грёбаную контору. Ты разорён. Если я правильно понимаю ситуацию, ты должен кучу бабла бандиту, откликающемуся на погоняло «Луис-Бомба». Вам не удалось развести меня на бабки под видом продажи дома, ты выглядел удручённым, он — злым.

Старый негр нервно хохотнул.

— Думаешь, я один у него на крючке? Если Бомба узнает, что из-за твоей выходки он не получит бабки, а Луис читает газеты, конечно же, всё узнает, ты — первая мишень.

— Сугубо для интереса — сколько ты ему торчишь?

— Пять миллионов.

— Наверняка это со счётчиком и штрафными. Изначально?

Он поёжился.

— Три шестьсот.

— Мне нравится такой бизнес. Хочу к Луису в долю. Как первый взнос принесу твой скальп.

— Твой он повесит рядом.

— Сейчас проверим. На Западном побережье около полуночи. Набирай его.

— Ты рехнулся?

— Дон, из нас двоих сумасшедший — ты, выпустивший салагу против чемпиона. Причём салага — это ты сам рядом со мной. Или мы разговариваем с Луисом по поводу реструктуризации твоего долга, или я закручиваю гайки. В курсе, что Марв подписал письменные показания полиции, что это ты лично ему дал бутылку с гремучей смесью, он предполагал, что там какая-то херь, но не смог тебе отказать?

— В суде он не подтвердит эти показания!

Ещё бы уверенности в голосе…

— Тогда сядет за введение полиции в заблуждение и препятствование расследованию. Уж офис окружного прокурора позаботится.

— Им-то что?

— В штате правят республиканцы. А я вовремя сменил флаг, теперь — одно из лиц их рекламной кампании. Чемпион мира по боксу Вал Матюшевич — за честный спорт и честные выборы. Тебя будут судить не по моему иску, а по иску офиса окружного прокурора. Хотя… стой. Тебе же лучше. В тюрьме Луис не достанет.

— Как ты меня задрал… Всё же было просчитано. Лёг бы под Спинкса. Ну, хер с тобой, сам не захотел, глотнул бы из бутылочки, поплыл, упал… И что? Не получили бы четыреста тысяч наградных за победу, так я бы поднял два миллиона, заткнул Луису пасть на время. На восемьдесят седьмой год предварительно уже на четырнадцать договорились! Твоя доля чистыми после налогов — пятёра только за участие. Плюс премии за победы. Кто теперь со мной захочет иметь дело?

Вот ещё один математик просчитал наперёд этот бой. Хреново считают без экселевских табличек, оба облажались. Вот только Риверс не вызывает у меня столь явного отторжения, хоть он, изгвазданный в нашем навозе профессионального бокса, не может быть отличником боевой и политической подготовки или моделью для морального кодекса строителя коммунизма. Без иллюзий.

Но пока надо разобраться со старым менеджером.

— Звони Бомбе, урод!

Зло зыркнув, Дон повиновался. Надеюсь, полиция штата Нью-Джерси простит нам счёт за этот разговор. Особенно если учесть, что с извинениями за беспокойство и с отказом от претензий к Марву я вручил сержанту Креперу пятьсот баксов. Нормальная цена за убийственную компру против Дюка, если тот по обыкновению захочет вывернуться и спрыгнуть с договорённостей.