Не развод, а война

Глава 22: Почему ты мучаешь нас обоих?

Тишина висит между нами, словно натянутый провод, готовый лопнуть от малейшего прикосновения. Руслан сидит напротив меня на кухне, его пальцы барабанят по столешнице — привычный жест, который раньше меня успокаивал, а теперь действует на нервы как скрежет ногтей по стеклу. Господи, как же мы дошли до этого? До того, что не можем находиться в одной комнате, не готовясь к очередному раунду войны?

Свет утреннего солнца пробивается сквозь занавески, освещая его лицо — усталое, осунувшиеся. Когда он успел так постареть? Или я просто не замечала раньше, слишком занятая выживанием в нашем браке, точнее полем битвы?

— Почему ты мучаешь нас обоих? — наконец нарушает он молчание. Голос хрипловатый, будто он всю ночь курил или кричал. — Мы могли разойтись спокойно, сохранить остатки уважения. Зачем превращать развод в кровавую битву?

Я смотрю на него долго и внимательно, словно вижу впервые. Где тот уверенный в себе бизнесмен, который казался мне непобедимым? Передо мной сидит просто уставший мужчина средних лет с потухшими глазами, постаревший за несколько месяцев на несколько лет.

— Потому что ты разбил мне сердце, — тихо отвечаю я, и собственный голос кажется мне чужим. — И я хочу, чтобы ты понял, каково это. Хочу, чтобы ты почувствовал хотя бы малую часть той боли, которую причинил мне.

Слова вылетают сами собой, как будто я их не контролирую. Господи, сколько месяцев я держала это внутри? Сколько ночей лежала без сна, прокручивая в голове нашу годовщину — тот момент, когда он объявил о разводе перед гостями, как будто речь шла о смене поставщика стройматериалов?

— Я понял, — говорит Руслан, и в его голосе слышится что-то новое. Усталость? Раскаяние? Не знаю. — Поверь, я понял. Мы можем теперь остановиться?

Остановиться? Во мне взрывается что-то горячее и злое. Он думает, что можно просто сказать "я понял" и всё встанет на свои места? Что я забуду унижение, боль, месяцы войны?

— Ты даже не извинился, — говорю я, и мой голос дрожит от напряжения. — Ни разу не сказал, что сожалеешь о том, что произошло в день годовщины. Не признал, что поступил жестоко.

Он вздыхает и проводит рукой по лицу. На его запястье поблескивают часы — те самые, которые я подарила ему на первую годовщину свадьбы. Интересно, помнит ли он об этом? Или для него это просто аксессуар, как и я была просто аксессуаром к его успешной жизни?

— Хорошо, — устало кивает Руслан. — Извини. Я сожалею о своих методах. Мог поступить деликатнее.

И тут меня прорывает. Нет, не просто прорывает — меня сносит цунами ярости. Все накопившиеся за месяцы эмоции выплескиваются наружу.

— О методах?! — вскакиваю я, опрокидывая стул. — Ты сожалеешь не о том, что разрушил нашу семью, а только о том, что сделал это некрасиво?! Какой же ты блин эстетичный ублюдок — тебе не жаль, что ты всё сломал, тебе лишь жаль, что это было не деликатно! Наверное, мечтал, чтобы я благодарно аплодировала, пока ты мне нож в спину втыкаешь? "Прости, дорогая, но я тебя предавал с изыском!" — да иди ты в жопу со своим художественным подходом к предательству!

Мои руки дрожат — от злости, от отчаяния, от безысходности. Господи, он действительно не понимает! Для него наш развод — это просто деловая сделка, которую можно было провернуть более тактично.

— Злата, успокойся...

— Не смей говорить мне успокоиться! — кричу я, и собственный голос кажется мне чужим. — Ты убил нашу любовь! Растоптал двенадцать лет нашего брака! Лишил Савелия нормальной семьи! А ты сожалеешь о методах?!

Руслан тяжело встает, его движения медленные, осторожные, словно он боится, что я кинусь на него с кулаками. И знаете что? Я действительно готова. Готова разбить ему нос, расцарапать это равнодушное лицо, заставить почувствовать хоть что-то настоящее.

— Ты не понимаешь...

— Что я не понимаю?! — перебиваю его я. — Что ты трус? Что двенадцать лет притворялся, что любишь меня, а потом в один прекрасный день решил, что хватит играть в счастливую семью?

Слова летят, как пули. Каждое попадает в цель, я вижу, как он морщится, но продолжаю.

— Знаешь, что меня больше всего бесит? — продолжаю я, подходя ближе. — Не то, что ты хочешь развода. Не то, что у тебя есть любовница. А то, что ты делаешь вид, будто мы просто не сошлись характерами. Будто никто не виноват, просто так получилось.

Я останавливаюсь прямо перед ним, так близко, что чувствую запах его одеколона — того самого, который покупала ему в подарок. Он смотрит на меня сверху вниз, но в его глазах нет прежней уверенности.

— Я не хотел причинять тебе боль, — говорит он тихо.

— Не хотел? — смеюсь я, и этот смех больше похож на всхлип. — А что ты думал будет, когда объявишь мне о разводе перед полным домом гостей? Что я обрадуюсь и скажу: "Ну, наконец-то, дорогой, я тоже устала от этого цирка?".

Вспоминаю тот вечер во всех красках. Как я стояла в своём лучшем платье — синем, которое он когда-то назвал потрясающим. Как разрезала торт, который сама же и заказала. Как улыбалась гостям, играя роль счастливой жены. А потом...

— Ты знаешь, что я запомнила больше всего из того вечера? — спрашиваю я, отступая на шаг. — Не твои слова о разводе. Не шок гостей. А их лица. Когда они видели, как я превращаюсь в посмешище у всех на глазах.

Руслан бледнеет, и я понимаю — попала в болевую точку. Наконец-то.

— А наш сын? Он постоянно плачет, — продолжаю я безжалостно. — Спрашивает, почему папа не любит маму. Почему мы не можем быть как раньше. И знаешь, что я ему отвечаю? Ничего. Потому что сама не понимаю, как объяснить ребёнку, что его отец — эгоистичная сволочь, которая думает только о себе.

— Хватит, — шипит Руслан, и в его голосе появляются стальные нотки. — Не превращай Савелия в оружие.

— А кто превратил? — отвечаю я. — Кто устроил этот цирк в день нашей годовщины? Кто решил, что мальчик должен узнать о распаде семьи от чужих тёток, которые потом полгода будут судачить об этом по телефону?

Мы стоим друг напротив друга, как два боксёра перед решающим раундом. Воздух между нами электрически заряжен — но не страстью, как раньше, а ненавистью. Когда мы умудрились зайти так далеко?

— Я же тебе уже не раз говорил, я не планировал так, — говорит он, наконец. — Просто... не выдержал.

— Чего не выдержал? — спрашиваю я. — Играть в счастливую семью? Изображать любящего мужа? Тебе так тяжело было терпеть мою компанию?

Он молчит, и это молчание говорит больше слов. Господи, неужели я действительно была для него обузой? Помехой на пути к настоящему счастью?

— Отвечай, — требую я. — Скажи мне в лицо: я была плохой женой? Плохо готовила? Не следила за собой? Надоела в постели?

— Злата...

— Нет, скажи! — кричу я. — Я имею право знать! Тринадцать лет жизни — не хухры-мухры! Скажи, что именно тебе не нравилось. Может, я слишком много говорила? Или мало? Может, не те книги читала?

Слёзы застилают глаза, но я их сдерживаю. Не дам ему увидеть, как мне больно. Не дам повода пожалеть меня — мне не нужна его жалость. Мне нужны ответы.

— Дело не в тебе, — говорит он тихо. — Дело во мне.

— Красивые слова, — фыркаю я. — Очень удобно. "Дело не в тебе, дорогая, просто я изменился". А что изменилось, Руслан? Что именно?

Он отворачивается к окну, смотрит на двор, где когда-то играл маленький Савелий. Помню, как он учил его кататься на велосипеде. Как они вместе строили снеговика прошлой зимой. Неужели всё это ничего не значит?

— Я устал притворяться, — говорит он, не оборачиваясь.

— Притворяться в чём?

— Что я счастлив. Что мне нравится наша жизнь. Что я не мечтаю о чём-то другом.

Его слова падают в тишину кухни, как камни в воду. Я чувствую, как внутри всё обрывается. Значит, всё это время он мечтал о другой жизни? О другой женщине?

— И давно ты мечтаешь о другом? — спрашиваю я, удивляясь собственному спокойствию.

— Не знаю. Года три. Может, четыре.

Четыре года. Четыре года он жил рядом со мной и притворялся. Целовал меня и думал о другом. Говорил "люблю" и планировал уход.

— И всё это время ты играл роль? — голос мой звучит странно, словно я говорю через вату.

— Да.

Одно слово. Просто "да". Но этого "да" достаточно, чтобы разрушить остатки моих иллюзий.

Я опускаюсь на стул, ноги больше не держат. Четыре года обмана. Четыре года, когда я строила планы на будущее, мечтала о втором ребёнке, покупала ему подарки и радовалась его успехам. А он всё это время считал дни до ухода.

— Значит, когда мы ездили в Турцию два года назад...

— Я уже знал, что хочу развода.

— А когда праздновали твой день рождения в прошлом году...

— Да.

— А когда занимались любовью...

— Злата, не надо.

— Надо! — взрываюсь я снова. — Я имею право знать! Когда ты трахал меня, ты думал о ней? Или это было просто развлечение между делом — пока основная любовница не освободилась? Отвечай, сволочь, или я сама придумаю ответ и выцарапаю его у тебя на роже!

Руслан резко поворачивается, его лицо искажено гримасой.

— Не опускайся до этого.

— До чего? До правды? — встаю я. — Ты же сам сказал — четыре года притворства. Значит, и в постели ты притворялся. Изображал страсть, которой не чувствовал. Стонал от удовольствия, которого не испытывал.

Мне противно от собственных слов, но я не могу остановиться. Хочу причинить ему боль — такую же, какую причинил он мне.

— Знаешь, что самое ужасное? — продолжаю я. — Я думала, что мы счастливы. Даже когда было трудно, когда мы ссорились или уставали друг от друга, я думала — это нормально, так бывает в браке. Я думала, мы команда. Мы вместе против всего мира.

Голос срывается, но я заставляю себя продолжать:

— А оказывается, команды не было. Была только я — наивная дура, которая играла в одиночку. А ты уже давно играл за другую сторону.

Руслан стоит спиной ко мне, его плечи напряжены. Я вижу, как сжимаются и разжимаются его кулаки. Хочет ударить? Или просто не знает, что делать с руками, когда жена превращается в фурию?

— Я не хотел, чтобы всё так получилось, — говорит он, наконец, не оборачиваясь. — Не хотел.

— Но получилось. И теперь что? — голос мой звучит устало. Вся ярость куда-то ушла, оставив после себя пустоту. — Теперь ты просто уйдешь к своей Виолетте и будешь счастлив? А я что? Буду объяснять Савелию, почему его отец внезапно решил, что мы ему не нужны?

— Не превращай это в мелодраму.

— Мелодраму?! — и ярость возвращается, горячей волной заливая всё внутри. — Мелодраму, блин?!

Он оборачивается, и я вижу в его глазах что-то новое. Раздражение. Да, ему надоели мои "истерики". Как же я могла не замечать этого раньше?

— Да, мелодраму, — повторяет он твёрже. — Ты ведёшь себя как главная героиня дешевого романа. Все эти слёзы, обвинения...

— А как я должна себя вести?! — кричу я, впиваясь в него взглядом. — Как должна реагировать нормальная женщина, когда муж признаётся, что четыре года притворялся и играл в театр одного актёра?! Мне что, улыбнуться и сказать: "Какая прелесть, дорогой, как же ты талантливо врёшь!"? Или может, я должна была догадаться, что мой брак — это такой интерактивный спектакль, где я — единственная зрительница, которая платит за билет своей жизнью?! Да ты просто гений, сука, — четыре года обмана, и ни одной осечки!

— Я имею ввиду, что можно было бы поговорить спокойно...

— Спокойно! — хохочу я, и этот смех звучит истерично. — Знаешь что, Руслан, а ведь ты прав. Давай поговорим спокойно. По-взрослому.

Я отхожу к раковине, включаю воду, плещу себе в лицо холодной водой. Смотрю в окно на двор, где Савелий когда-то делал первые шаги. Дышу глубоко, считаю до десяти.

— Хорошо, — говорю я, поворачиваясь к нему. — Давай говорить как цивилизованные люди. Скажи мне: ты когда-нибудь меня любил? По-настоящему?

Вопрос повисает в воздухе. Руслан смотрит в пол, на потолок, на стену — куда угодно, только не на меня. И я понимаю: ответ мне не понравится.

— В начале... да, — говорит он, наконец. — Когда мы только познакомились. Ты была такая... яркая. Живая. Не похожая на других.

— А потом?

— Потом... жизнь. Быт. Ты изменилась.

— Как изменилась?

Он вздыхает, проводит рукой по шее — знакомый жест, который означает, что он подбирает слова потерпеливее.

— Стала другой. Более... приземлённой. Борщи, пелёнки, разговоры о том, что купить к ужину. Исчезла та девушка, в которую я влюбился.

Я стою и слушаю, как он препарирует нашу совместную жизнь. Как объясняет, почему разлюбил меня. И знаете что? Мне даже не больно. Просто... пусто.

— То есть, когда я родила твоего сына, и стала плохой женой и заботливой матерью — я испортилась? — уточняю я.

— Не испортилась. Просто... стала не той, которая мне нужна.

Не той, которая мне нужна. Как просто он это говорит. Словно речь идёт о неподходящем костюме, который можно обменять в магазине. Это что-то новое.

— А Виолетта — та, которая нужна?

— Да.

Опять это короткое, убийственное "да". Но теперь оно почему-то не ранит. Наоборот — проясняет.

— Понятно, — киваю я. — А теперь скажи мне честно: ты хоть раз пытался поговорить со мной об этом? Сказать, что тебе не хватает той, прежней Златы? Что ты скучаешь по девушке, которая была до материнства и быта?

Руслан молчит, и я понимаю — нет, не пытался. Ему было проще найти новую, чем работать со старой.

— Ты просто решил заменить меня, — констатирую я. — Как старый телефон на новый. Отработала своё — в утиль.

— Не говори глупости.

— А что тут глупого? — пожимаю я плечами. — Всё логично. Зачем чинить то, что можно выбросить и купить новое? Зачем работать над отношениями, когда можно просто найти другие?

Я хожу по кухне, и мысли в голове проясняются с каждым шагом. Вот оно — вот почему мне так больно. Не потому, что он меня разлюбил. А потому, что он даже не попытался спасти то, что мы строили двенадцать лет.

— Знаешь, что самое обидное? — останавливаюсь я перед ним. — Ты ни разу не сказал мне, что скучаешь по прежней Злате. Ни разу не предложил съездить куда-нибудь вдвоём, без ребёнка. Не покупал мне красивых платьев, не звал на выставки, не интересовался моим творчеством.

— У нас не было времени...

— Полная хрень! — взрываюсь я. — Времени не было на жену, а на любовницу — пожалуйста! На свидания с ней, на подарки ей, на романтику с ней!

— Ты не понимаешь...

— Что я опять не понимаю?! — кричу я. — Что ты эгоистичная сволочь, которая при первых трудностях в браке побежала искать себе замену?!

Руслан резко поворачивается ко мне, и в его глазах вспыхивает гнев.

— Да! — рычит он. — Да, я эгоист! Да, я не хочу больше жить в браке, который превратился в рутину! Не хочу каждый вечер слушать о твоих проблемах с учениками и о том, что надо купить в магазине! Не хочу заниматься любовью по расписанию, между стиркой и проверкой уроков у сына!

Наконец-то! Наконец-то он говорит правду, а не эти дипломатические обороты о "деликатности" и "методах".

— Продолжай, — говорю я тихо. — Выскажи всё, что накопилось.

— Не хочу притворяться, что мне интересно, как прошёл твой день! Не хочу обсуждать планы на отпуск, который мы проведём на даче у твоих родителей, потому что "Савелию там полезнее"! Не хочу жить жизнью, где всё предсказуемо и скучно до тошноты!

Его слова летят в меня, как пули. Но я стою и принимаю каждую. Потому что это правда. Наша жизнь действительно стала предсказуемой. Но разве это плохо? Разве стабильность — это приговор?

— Закончил? — спрашиваю я, когда он замолкает.

— Да.

— Хорошо. Теперь моя очередь.

Я подхожу ближе, смотрю ему в глаза.

— Ты хочешь знать, почему я "изменилась"? Почему стала "приземлённой"? Потому что, пока ты строил свою карьеру и зарабатывал деньги, я растила твоего сына. Пока ты летал в командировки и "развивал бизнес", я вставала к ребёнку по ночам, водила его к врачам, учила читать и считать.

Руслан хочет что-то сказать, но я не даю ему.

— Я жертвовала своим творчеством, своими мечтами, своей молодостью ради нашей семьи. Думала, что мы команда. Что ты ценишь это. А оказывается, для тебя я просто превратилась в домохозяйку, которая надоела.

— Злата...

— Ты говоришь о рутине? О предсказуемости? — продолжаю я. — А кто создал эту рутину? Кто каждый вечер приходил домой уставший и недовольный? Кто на мои попытки поговорить отвечал: "Не сейчас, у меня проблемы на работе"?

Вижу, как он морщится. Попала в болевую точку.

— Кто отменял наши романтические ужины из-за "срочных встреч"? Кто забывал про мои дни рождения и годовщины? — голос мой становится всё тише, но каждое слово весит тонну.

— Я работал для семьи...

— Ты работал для себя! — взрываюсь я. — Для своего эго, для своих амбиций! А семья была удобным прикрытием. "Я так много работаю ради жены и сына". Хрень полная!

Руслан отступает на шаг, словно я его ударила. И знаете что? Я бы ударила. С удовольствием.

— Ты хочешь яркую, живую женщину? — продолжаю я. — Так я же предлагала! Помнишь, два года назад я хотела съездить в Италию? Только мы с тобой, на неделю? А ты сказал: "Не время, слишком много работы".

— Тогда действительно было много...

— А помнишь, год назад я хотела пойти на курсы актерского мастерства? Сказала, что давно мечтаю попробовать? А ты: "Зачем тебе это? У тебя и так дел хватает".

С каждым примером я вижу, как он всё больше сжимается. Наконец-то до него доходит, что в нашем разладе виновата не только я.

— Ты убил во мне ту девушку, по которой теперь скучаешь, — говорю я тихо. — Своим равнодушием, своим нежеланием видеть во мне что-то кроме домохозяйки. И теперь обвиняешь меня в том, что она исчезла.

Тишина. Руслан стоит, опустив голову. А я вдруг чувствую странное облегчение. Наконец-то сказала всё, что кипело внутри.

— Хорошо, — говорю я, наконец. — Допустим, я приняла твоё объяснение. Допустим, я понимаю, почему ты разлюбил меня. Но почему именно так? Почему в день нашей годовщины, перед гостями? Почему не мог сказать честно, с глазу на глаз?

Он поднимает голову, смотрит на меня.

— Я... не знал, как сказать.

— Не знал?! — хохочу я. — Руслан, ты ведёшь переговоры на миллионы долларов! Ты умеешь убеждать людей, находить подходы к самым сложным клиентам! И ты не знал, как сказать жене, что хочешь развода?!

— С тобой всё сложнее.

— Почему?

Он молчит, и я понимаю: потому что с чужими людьми ему всё равно, что они почувствуют. А со мной было бы больно и неловко.

— Ты просто хотел поскорее покончить с этим, — констатирую я. — Как с бизнес-сделкой. Быстро, чётко, без лишних эмоций. Объявил, ушёл, дело сделано.

— Может быть.

— Знаешь, Руслан, я могла бы тебя простить за то, что разлюбил. За Виолетту. Даже за то, что ты четыре года притворялся. Но я никогда не прощу тебе того унижения в день годовщины.

Он смотрит на меня внимательно, словно пытается понять, шучу я или нет.

— Ты превратил меня в посмешище перед друзьями, — продолжаю я. — Заставил почувствовать себя последней дурой. Лишил даже возможности сохранить достоинство.

— Я извинился...

— За методы! — вспыхиваю я снова. — Ты сожалеешь не о том, что разрушил нашу семью, а только о том, что сделал это некрасиво?!

И тут до меня доходит вся глубина пропасти между нами. Он действительно не понимает. Не понимает, что убил любовь, растоптал двенадцать лет общей жизни в браке, лишил сына полноценной семьи. Для него развод — это деловое решение, которое можно было озвучить более тактично.

Я стою и смотрю на этого чужого человека, который когда-то был моим мужем. И понимаю: нам больше не о чем говорить. Но я ещё не закончила.