— Тогда почему ты бросаешь меня? — голос срывается на последних словах, и я чувствую, как внутри всё сжимается в болезненный комок. — Если любишь, то почему унижаешь? Почему причиняешь боль?
Руслан поворачивается спиной ко мне и подходит к окну. За стеклом — серое, промозглое небо, которое никого не радует. Крупные капли дождя стучат по подоконнику, словно мои слёзы, которые я всё ещё сдерживаю. Часы на кухне показывают одиннадцать утра, но свет такой, будто солнце забыло встать.
— Видимо, потому что я действительно не умею любить правильно, — говорит он тихо, не оборачиваясь. — Всю жизнь меня учили, что мужчина должен быть сильным, контролировать ситуацию, не показывать слабость. А любовь — это сплошная слабость.
— Любовь — это сила, — возражаю я, и мой голос дрожит от напряжения. — Сила, которая помогает преодолевать трудности, а не убегать от них.
Он оборачивается, и я вижу в его глазах ту боль, которую он так старательно прячет.
— Для тебя, может быть. А для меня это западня. Когда я люблю, я становлюсь зависимым. Начинаю бояться потерять. И этот страх сводит меня с ума.
Господи, неужели я все эти двенадцать лет была рядом с человеком, которого совсем не знала? Неужели он всё это время страдал, а я даже не замечала?
— Но мы же были счастливы, — шепчу я, пытаясь найти хоть какую-то зацепку в этом хаосе. — Первые годы брака, когда Савелий был маленький. Разве ты не помнишь?
Руслан закрывает глаза и проводит рукой по лицу. Я вижу, как напрягаются мышцы на его шее.
— Помню, — кивает он. — И помню, как этому счастью пришёл конец. Как мы стали чужими людьми, живущими под одной крышей. Как ты стала смотреть на меня с разочарованием.
— Я никогда не разочаровывалась в тебе! — выкрикиваю я, и мой голос звучит так резко, что мы оба вздрагиваем.
— Разочаровывалась, — говорит он с горькой уверенностью. — Я видел это в твоих глазах. Ты ждала от меня большего — больше внимания, больше понимания, больше тепла. А я мог дать только деньги и защиту.
Мне хочется кричать, что это не так, что я любила его таким, какой он есть. Но где-то глубоко внутри я понимаю — он прав. Я действительно ждала. Ждала слов, которых он не говорил. Ждала объятий, которых он не давал. Ждала той близости, которую он боялся показать.
— Ты дурак, — говорю я, и голос у меня срывается. — Полный дурак. Я ждала не больше денег или подарков. Я ждала тебя. Настоящего. Живого. А не этого каменного идола, которого ты из себя строишь.
Он поворачивается ко мне, и на его лице появляется что-то похожее на удивление.
— Что ты имеешь в виду?
Я встаю со стула так резко, что он скрипит по полу.
— Я имею в виду, что ты боишься быть человеком! Боишься показать, что тебе тоже больно, что ты тоже можешь ошибаться, что ты не железный! — голос становится всё громче, и я понимаю, что больше не могу сдерживаться. — Я влюбилась в парня, который мог смеяться до слез над глупым фильмом, который плакал, когда умерла моя кошка, который не стеснялся признаться, что боится темноты! А ты превратился в какого-то робота!
Руслан молчит, и я вижу, как работают мышцы на его челюсти. Дождь за окном усиливается, и теперь он барабанит по стеклу как пулеметная очередь.
— Может, потому что этот парень был слабаком? — наконец говорит он, и в голосе звучит злость. — Может, потому что мне надоело быть слабым?
— Ты не был слабым! — кричу я. — Ты был живым! Ты был настоящим!
— Настоящим неудачником, который не мог обеспечить семью, — огрызается он. — Который работал по шестнадцать часов в сутки и всё равно еле сводил концы с концами.
Я смотрю на него и вдруг понимаю. Понимаю, когда всё изменилось. Когда мой Руслан — живой, эмоциональный, способный на нежность — начал превращаться в этого холодного бизнесмена.
— Это началось после смерти твоего отца, — говорю я тихо. — Когда ты получил компанию в наследство.
Его лицо каменеет.
— Не лезь туда, где не понимаешь.
— Понимаю! — почти кричу я. — Понимаю лучше, чем ты думаешь! Ты решил, что должен стать таким же, как он. Жёстким, бесчувственным, успешным любой ценой.
— Заткнись, — шипит он, и я вижу, что попала в его самую больную точку.
— Не заткнусь! Двенадцать лет я молчала, а теперь не заткнусь! — голос срывается в крик. — Ты думал, что я хочу деньги? Подарки? Статус? Да пошли они все к черту! Я хотела мужа! Живого человека рядом с собой, а не этого... этого...
— Кого? — он делает шаг ко мне, и я вижу, что его глаза горят. — Скажи, кого?
— Монстра, — выдыхаю я. — Ты превратился в монстра, который пожирает всех вокруг, включая собственную семью.
Тишина повисает между нами, такая тяжелая, что кажется, можно её потрогать руками. Руслан стоит и смотрит на меня, а я вижу, как что-то ломается у него внутри.
— Может, ты права, — говорит он, наконец, и голос звучит как-то странно — почти беспомощно. — Может, я действительно монстр.
Внезапно вся моя злость куда-то исчезает. Я вижу перед собой не того самоуверенного бизнесмена, который заявил мне о разводе в годовщину свадьбы. Я вижу растерянного мужчину, который сам не понимает, как дошёл до такой жизни.
— Руслан, — говорю я мягче, — ты не монстр. Ты просто... потерялся.
Он смотрит на меня так, словно видит впервые.
— Потерялся?
— Да. Где-то между тем парнем, которого я полюбила, и тем мужчиной, которым ты решил стать. Ты потерял себя настоящего.
Мы стоим и смотрим друг на друга, и я чувствую, как что-то меняется в воздухе между нами. Словно после грозы, когда тучи расходятся и появляется солнце.
— Я боюсь, Злата, — вдруг говорит он, и в его голосе звучит такая боль, что у меня сжимается сердце. — Боюсь быть слабым. Боюсь, что если покажу, что мне нужна помощь, то всё рухнет.
— Что рухнет? — спрашиваю я тихо.
— Всё. Бизнес. Семья. Твоё уважение.
Господи, неужели он и правда, так думает? Неужели все эти годы он верил, что я люблю его только за силу и успех?
— Дурак ты, — говорю я, и слёзы, наконец, прорываются наружу. — Полный дурак. Я влюбилась в парня, у которого не было особых денег за душой. Который ел доширак и сосиски три раза в день и носил одну и ту же куртку два года подряд. И знаешь что? Он был самым сильным человеком, которого я знала.
Руслан делает шаг ко мне, потом ещё один.
— Тогда где же он? — шепчет Руслан. — Где тот парень?
— Вот он, — я поднимаю руку и кладу ладонь ему на грудь, туда, где бьётся его сердце. — Он здесь. Просто спрятался очень глубоко.
На мгновение мне кажется, что он сейчас обнимет меня. Что мы вдруг поймём, что все эти месяцы войны были просто страшным сном, и что всё можно исправить. Но он отстраняется.
— Слишком глубоко, — говорит он. — Может быть, его уже не достать.
— Можно, — упрямо говорю я. — Если захотеть.
— А если я не хочу? — в его голосе снова появляется та холодность, которая меня так бесит. — А если мне нравится быть монстром?
— Тогда зачем ты мне это всё рассказываешь? — спрашиваю я. — Зачем признаешься в любви? Зачем объясняешь?
Он молчит, и я понимаю, что угадала.
— Потому что ты сам устал быть монстром, — продолжаю я. — Устал быть одиноким в своей каменной башне. Устал бояться.
— Ты ничего не понимаешь, — говорит он, но голос звучит неуверенно.
— Понимаю! — выкрикиваю я. — Понимаю, что ты трус! Самый настоящий трус! Ты боишься жить, боишься чувствовать, боишься быть счастливым!
Его лицо темнеет.
— Замолчи!
— Не замолчу! Ты предпочитаешь разрушить всё заранее, прежде чем рискнуть получить по морде от жизни! Лучше самому причинить боль, чем дать кому-то шанс сделать тебе больно!
— Да! — взрывается он. — Да, именно так! А что в этом плохого? Я контролирую ситуацию!
— Ты контролируешь дерьмо! — кричу я. — Ты просто трус, который боится жизни!
Мы стоим друг против друга, тяжело дышим, и я вижу, что мы снова на грани срыва. Ещё немного — и мы начнём швырять друг в друга посудой и говорить такие вещи, которые потом не простим себе никогда.
Внезапно Руслан поворачивается и идет к двери.
— Куда ты? — спрашиваю я.
— Домой, — бросает он через плечо. — То есть, на квартиру.
— Стой! — я бросаюсь за ним, но он уже в коридоре. — Мы ещё не закончили!
— Закончили, — говорит он, не оборачиваясь. — Я же сказал — я монстр. Монстры не меняются, Злата. Они только притворяются людьми.
Дверь хлопает, и я остаюсь одна в коридоре. Слышу, как за окном заводится двигатель его машины, как шины шуршат по мокрому асфальту.
Я прислоняюсь спиной к стене и медленно сползаю на пол. Руки дрожат, сердце колотится так, что кажется, вот-вот выскочит из груди.
Что же это было? Минуту назад мне казалось, что мы наконец-то поняли друг друга. Что он готов открыться, а я готова его принять таким, какой он есть. А потом он снова надел свою маску и ушёл.
«Монстры не меняются», — эхом отдаются в голове его слова.
Но я-то знаю, что это не так. Я видела его настоящего. Того парня, который плакал над больной кошкой и смеялся над глупыми комедиями. Того, кто мог целовать меня часами и говорить, что я самая красивая на свете, даже когда я была растрёпанная и в старой футболке.
Куда же он делся? Когда исчез?
И тут я понимаю. Понимаю, что происходило на самом деле все эти годы. Руслан не стал монстром. Он просто решил, что я хочу видеть рядом с собой монстра. Успешного, сильного, неуязвимого.
А я... Господи, а я ведь действительно иногда этого хотела. Когда денег не хватало на новые вещи, я мечтала о муже-добытчике. Когда соседки хвастались успехами своих мужей, я хотела, чтобы мой Руслан был не хуже. Когда возникали проблемы, я ждала, что он всё решит одним взмахом руки.
Я сама превратила его в монстра. Своими ожиданиями, своими требованиями, своим недовольством тем, что он не может дать мне ту жизнь, которую я видела в кино.
И теперь мы оба несчастны. Он — потому что потерял себя. А я — потому что потеряла его.
Я поднимаюсь с пола и иду на кухню. Там всё еще стоят наши чашки с недопитым кофе. Такие обыкновенные, домашние. А ведь ещё час назад мы сидели здесь, и он признался, что любит меня.
Любит. До сих пор.
Но почему же тогда он ушёл? Почему не борется за нас?
Я хватаю телефон и набираю его номер. Гудки. Много гудков. А потом голос:
— Не звони мне, Злата. Пожалуйста.
— Подожди! Не клади трубку! — кричу я в телефон. — Я поняла!
— Что поняла? — в голосе усталость, которую он больше не прячет.
— Поняла, почему ты стал таким. Почему ты боишься быть собой.
Тишина. Слышно только, как капли дождя стучат по стеклу его машины.
— Потому что я сама тебя такого хотела, — говорю я, и слова даются мне с трудом. — Сама превратила тебя в монстра.
— О чём ты?
Я прохожу в гостиную и сажусь на диван — тот самый, где мы когда-то смотрели фильмы, обнявшись. Где он читал мне вслух книги, когда я была беременна Савелием.
— Помнишь, как ты приходил домой после работы и рассказывал, как прошёл день? — говорю я в трубку. — Как жаловался на клиентов, на проблемы, на то, что не получается?
— Помню, — голос звучит осторожно.
— А я что делала? — вопрос риторический, но я жду, пока он ответит.
— Не знаю. Слушала?
— Слушала, а потом начинала давать советы. Говорила, что тебе нужно быть жёстче, увереннее, что успешные мужчины не жалуются, а действуют.
Молчание. Долгое, тяжелое молчание.
— Я думала, что помогаю тебе, — продолжаю я, и мой голос дрожит. — А на самом деле просто требовала, чтобы ты стал кем-то другим. Кем-то более... подходящим для роли мужа успешной женщины.
— Злата...
— Нет, дай мне договорить! — прерываю я его. — Ты помнишь тот вечер, когда у тебя сорвалась крупная сделка? Ты пришёл домой расстроенный, чуть не плакал от злости на себя. А я что сказала?
Он не отвечает, но я знаю, что помнит.
— Я сказала: «Хватит ныть. Найди других клиентов». Помнишь?
— Помню, — голос едва слышный.
— А потом ты больше никогда не рассказывал мне о проблемах. Стал приходить домой с каменным лицом и говорить только о том, что всё хорошо. Даже когда всё было плохо.
Я встаю и подхожу к окну. За стеклом серый день, мокрые деревья, пустая дорога. И кажется, что весь мир затих, слушая нашу исповедь.
— Ты решил, что мне не нужен живой человек с чувствами и слабостями, — говорю я. — Что мне нужна машина для зарабатывания денег и решения проблем.
— А разве не нужна? — в его голосе появляется горечь. — Сколько раз ты говорила, что устала от наших финансовых проблем? Что хочешь жить как люди?
— Говорила, — признаю я. — Но не потому, что не любила тебя настоящего. Потому что боялась.
— Чего боялась?
— Того же, чего и ты. Боялась быть слабой. Боялась показать, что мне страшно, что я не справляюсь. Мне казалось, что если я буду требовательной женой, то ты станешь сильнее. А получилось наоборот — ты стал холодным.
Слышу, как он глубоко вздыхает.
— Мы оба дураки, — говорит он, наконец.
— Полные дураки, — соглашаюсь я. — Но это не значит, что это нельзя исправить.
— Можно?
В его голосе появляется что-то новое. Не надежда ещё, но... любопытство. Желание поверить.
— Не знаю, — честно отвечаю я. — Но хочу попробовать. Хочу узнать, кто мы есть на самом деле. Без масок, без ролей, без страхов.
— Это может быть больно, — предупреждает он.
— Больнее, чем сейчас? — смеюсь я сквозь слезы. — Руслан, мы же убиваем друг друга. Медленно, но верно. Разводом, войной, ненавистью. Может, лучше попробовать убить маски?
Долгая пауза. Я представляю, как он сидит в машине и смотрит на дождь. Наверное, сжимает руль, как делает всегда, когда нервничает.
— Ты права, — говорит он тихо. — Я воспринимал твою потребность в близости как упрёк. Каждый раз, когда ты хотела поговорить о чувствах, мне казалось, что ты недовольна мной. Что я недостаточно хороший муж.
— А я думала, что ты просто не любишь меня достаточно, чтобы открыться, — отвечаю я. — Что я недостаточно важна, чтобы ты мог доверить мне свои переживания.
— Мы идиоты, — вздыхает он.
— Идиоты, — соглашаюсь я. — Но, может быть, не безнадежные.
Ещё одна пауза. Потом я слышу, как он заглушает двигатель.
— Ты дома? — спрашивает он.
— Да.
— Я возвращаюсь. Мы должны поговорить. По-настоящему поговорить. Без криков, без обвинений. Просто... поговорить.
— Да, — шепчу я. — Приезжай.
Я кладу трубку и прислоняюсь лбом к холодному стеклу. На улице всё ещё идёт дождь, но что-то подсказывает мне, что скоро он закончится.
Мы с Русланом двенадцать лет играли в театре, не подозревая об этом. Он играл роль успешного мужа, я — послушной, но требовательной жены. И где-то в процессе этого спектакля мы потеряли друг друга. Потеряли себя.
Но может быть, ещё не поздно снять эти роли и вспомнить, кто мы на самом деле?
Я иду на кухню и ставлю чайник. Нам предстоит долгий разговор. Возможно, самый важный в нашей жизни. Разговор, который может либо окончательно разрушить нас, либо дать шанс на новое начало.
Не знаю, чем это закончится. Но впервые за много месяцев я не боюсь узнать правду. Даже если она будет болезненной.
Потому что хуже, чем сейчас, уже не будет. Может быть, только лучше. Намного лучше.
Я понимаю теперь, что муж воспринимал мою потребность в близости как упрёк в его несостоятельности. Вместо того чтобы учиться выражать чувства, он решил, что проще избавиться от источника дискомфорта — от меня, от нас, от семьи. Но это не решение. Это просто ещё один способ убежать от себя настоящего.