Не развод, а война

Глава 7: Попробуй только тронь

Я не собираюсь сдавать студию без боя. Чёрт возьми, эта мерзкая сволочь думает, что я просто так лягу под его каток? Как бы не так! Он, видимо, забыл, что у меня не только кисти рисуют, но и когти есть — и они острее его юридических бумажек. Пусть попробует отжать — я ему устрою такой скандал, что его адвокаты забудут, как звучит "ваша честь".

Утром, едва допив кофе, я звоню Милославе.

— Мила, мне нужна твоя помощь. Этот урод собирается сегодня пригнать своих рабочих в мою студию.

— Что?! — её голос звенит от возмущения. — Руслану совсем крышу снесло? Я знала, что он способен на подлости, но это...

— Помоги мне организовать кампанию. У меня есть план.

— Я с тобой, Златочка. До конца.

В течение часа я обзваниваю всех своих учеников. Мои девочки — художницы, которые ходят ко мне на курсы живописи, мамочки с детьми из творческих мастерских, коллеги из других арт-пространств города.

— Алёна, привет, это Злата. Слушай, нужна помощь...

— Господи, Златочка, что случилось? Ты плачешь?

Плачу? А, чёрт, действительно. Вытираю щеки ладонью.

— Меня выгоняют из студии. Какой-то жлоб скупил здание и хочет всё перестроить.

Вру, конечно. Но правда сейчас не главное. Главное — война.

— Это же беспредел! — возмущается Алёна. — А что мы можем сделать?

— Собраться у студии сегодня днем. Принести плакаты, привести друзей. Покажем этим барыгам, что искусство просто так не сдаётся!

К десяти часам утра у меня готов список из сорока человек, которые обещали прийти. Мила приезжает с коробкой плакатов и баннеров.

— Ты гений, — восхищаюсь я, разглядывая надписи: "Искусство не продается!", "Сохраним культурное наследие!", "Долой бизнес-вандалов!"

— А этот мой любимый, — усмехается Милослава, доставая плакат с надписью "Застройщики — враги культуры!"

— Ты же знаешь, что это про твоего братца?

— Ещё как знаю, — хмуро отвечает она. — Руслан переходит все границы. Отец бы в гробу перевернулся, узнав, что сын стал таким... невыносимым ублюдком.

В двенадцать дня я выкладываю пост в соцсетях с фотографиями студии и рассказом о том, как "алчные застройщики пытаются уничтожить один из немногих очагов культуры в нашем районе". Имён не называю, но намекаю достаточно прозрачно.

Господи, как же я зла! Руки дрожат, когда набираю текст. Хочется написать прямо: "Мой муж — конченая сволочь, которая хочет разрушить мою жизнь!" Но нет. Я умнее. Я буду бить его исподтишка, пока он не поймет, что связался не с той.

— Мам, ты чего такая нервная? — спрашивает Савелий, заглядывая в мою комнату.

— Ничего, солнышко. Просто дела.

— Это из-за папы?

Блин. Ребенок слишком много понимает.

— Отчасти. Но не волнуйся, мы справимся.

— А вы точно разводитесь?

Его глаза такие грустные, что сердце сжимается. Я подхожу к нему, обнимаю.

— Не знаю, Савик. Честно не знаю.

— Я не хочу, чтобы вы разводились.

— А я не хочу, чтобы папа был таким... — я останавливаюсь. Нельзя настраивать ребенка против отца. Хоть и хочется до жути.

К двум часам возле студии собирается толпа человек в пятьдесят. Художники с мольбертами, музыканты с гитарами, мамочки с детьми, студенты из арт-колледжа. Милослава командует процессом, как генерал перед боем.

— Вы с плакатами вставайте вот здесь, — указывает она группе девушек. — А музыканты пусть играют что-нибудь народное. Чтобы душевно было.

Соседи выходят на балконы, любопытные прохожие останавливаются. Кто-то снимает на телефон. Отлично. Пусть весь город увидит, что происходит.

— Злата, — подбегает ко мне Алёна, — тут журналисты приехали! Из "Городских новостей" и ещё откуда-то.

Сердце колотится. Вот оно! Именно этого я и хотела.

Журналистка — молодая, с умными глазами — подходит ко мне с микрофоном.

— Здравствуйте, вы организатор акции? Расскажите, что происходит.

— Меня зовут Злата Громова, я художница и преподаватель. Уже три года веду здесь студию изобразительных искусств. Это место стало домом для десятков творческих людей — детей и взрослых. А теперь какие-то застройщики хотят всё это уничтожить ради прибыли.

— А что именно планируется сделать на месте студии?

— Очередной магазин или офисный центр. Им плевать на культуру, на то, что здесь создают искусство живые люди. Главное — деньги.

— Есть ли у вас какая-то информация о компании-застройщике?

Пауза. Сейчас самый деликатный момент.

— Я знаю, что это одна из крупных строительных фирм города. Но не хочу называть имен до тех пор, пока не проконсультируюсь с юристами.

Отлично сыграно, Злата. Намекнула, но не обвинила прямо.

Интервью длится минут десять. Я рассказываю о важности творческих пространств, о том, как дети здесь раскрывают свои таланты, как взрослые находят отдушину после тяжелого рабочего дня.

— Мы не просим пощады, — говорю я в камеру, и голос мой звенит от праведного гнева. — Мы требуем справедливости. Искусство — это не бизнес, это душа города!

Толпа аплодирует. Я чувствую себя Жанной д'Арк, ведущей крестовый поход против варваров.

В четвертом часу мой телефон разрывается от звонков. Первый — Руслан.

— Немедленно прекрати этот цирк! — рычит он в трубку. — Ты выставляешь меня каким-то монстром!

— А разве ты не монстр? — отвечаю я спокойно, хотя руки трясутся от адреналина.

— Злата, я предупреждаю...

— Что ты мне сделаешь, дорогой? — усмехаюсь я. — Попробуй только тронь мою студию. Посмотрим, как отразится на твоем бизнесе репутация человека, который уничтожает искусство ради наживы.

— Ты с ума сошла!

— Возможно. Но если и сошла, то только по твоей вине.

Бросаю трубку. Господи, как же это сладко! Впервые за последние недели чувствую, что не я загнана в угол, а он. Как приятно наблюдать, как этот самодовольный клоун начинает дёргаться, как жук на булавке. Надеюсь, ему не слишком комфортно в этой новой роли — жаль, что я не могу продать билеты на это представление.

Второй звонок — незнакомый номер.

— Алло, это Вера Николаевна из передачи "Городские истории". Мы бы хотели пригласить вас на эфир завтра утром.

— С удовольствием.

Третий звонок — мой адвокат Тихон Аркадьевич.

— Злата Владиславовна, я смотрю новости. Вы уверены, что хотите идти по этому пути?

— А что, боитесь?

— Я не боюсь. Я думаю о стратегии. Если вы сделаете из мужа публичного врага, это осложнит переговоры.

— Тихон Аркадьевич, а какие, к чёрту, переговоры? Он объявил мне войну, купив студию. Значит, война так война.

— Понимаю. Тогда действуйте. Но аккуратно. Клевета — это уголовная статья.

— Я ни на кого не клевещу. Я защищаю культуру от вандалов.

К пяти вечера акция постепенно затихает. Художники собирают мольберты, музыканты упаковывают инструменты. Но люди расходятся воодушевленные, обещают завтра снова прийти.

— Златка, ты сегодня была великолепна! — обнимает меня Алёна. — Как настоящая амазонка!

— Мы победим, — отвечаю я, и сама верю в эти слова.

Но когда все разошлись, и я осталась одна возле студии, накатывает усталость. Облокачиваюсь о стену и закрываю глаза.

Что я наделала? Объявила войну собственному мужу через СМИ. Выставила его жадным монстром перед всем городом. А ведь когда-то я его любила. Любила так, что готова была за ним на край света...

— Мне нужно поговорить с женой наедине, — слышу я знакомый голос.

Открываю глаза. Руслан стоит в дверях студии. Лицо у него каменное, но в глазах — что-то такое, что заставляет моё сердце пропустить удар.

— У меня нет секретов от друзей, — отвечаю я, не оборачиваясь.

Но друзей уже нет. Они разошлись. Мы одни.

— Злата, — он делает шаг ко мне, — ты понимаешь, что наделала?

— Понимаю, — поворачиваюсь я к нему. — Дала отпор ублюдку, который решил нагло растоптать мою жизнь.

— Твою жизнь? — его голос становится тише, опаснее. — А моя тебя не волнует?

— С каких это пор? — хохочу я, и мой смех режет воздух, как стекло. — Ты же сам объявил, что я для тебя — вчерашний день, а твоя жизнь теперь крутится вокруг молодой и свежей. Или ты боишься, что я отравлю твоё счастье с Виолеттой своим присутствием? Зачем тогда беспокоиться о моих чувствах к твоей жизни? Не переживай, милый — я не собираюсь портить тебе аппетит.

Он проводит рукой по волосам. Жест знакомый, который раньше означал, что он нервничает и пытается сдержать гнев.

— Я не думал, что ты пойдешь так далеко.

— А я не знала, что мой муж способен на такие шедевры коварства. Купить мою студию, чтобы устроить экономический геноцид моей карьеры — это же надо быть таким талантливым мерзавцем! Видимо, я слишком наивно верила в твои человеческие качества.

— Не драматизируй. Я не хотел тебя уничтожать.

— А что же ты хотел, Руслан? — шагаю я к нему, и в моём голосе звенит сталь. — Просто лишить меня работы? Места, где я создаю? Где учу детей видеть красоту? Да кто ты по гороскопу — осёл?

— Не язви, Злата! Я хотел... — он останавливается, отводит взгляд.

— Что? Чего ты хотел?

— Чтобы ты поняла, насколько серьезно я настроен.

— Серьезно настроен на что? На то, чтобы превратить мою жизнь в постоянный ад?

— На развод! — взрывается он. — На то, чтобы мы, наконец, закончили с этой пыткой, которую называем браком!

Его слова бьют меня, как пощечины. Но я не отступаю.

— И ради этой дешёвой, отбеленной блондинки с интеллектом курицы и моралью уличной мурки ты готов превратить в руины всё, что мне дорого? Да ты не просто подлец — ты блин гениальный руинист, способный ради минутного удовольствия сжечь дотла двенадцать лет совместной жизни. Поздравляю, Руслан, ты превзошёл самого себя.

— Ты сама заставила меня! — он делает ещё шаг, и теперь мы стоим совсем близко. — Ты превратила развод в войну! Поменяла замки, вызвала инспекторов, наняла этого юриста-стервятника...

— И что, по-твоему, я должна была делать? — кричу я. — Покорно сложить лапки и позволить тебе растащить нашу жизнь по частям?

— Я предлагал тебе разумный раздел!

— Разумный раздел? — заливаюсь я злым смехом. — Да ты просто сказочно щедр, мой дорогой! Оставить мне крохи — как бросить собаке кость, пока хозяин уходит с новой сучкой! Но знаешь, что смешнее всего? Ты, видимо, забыл, что я не бездомная дворняга, а та самая сука, которая умеет кусать до крови!

— Я обеспечил бы тебя и сына...

— Обеспечил бы! — передразниваю я его сладким голосом содержанки. — Да ты как король милосердия: "Вот тебе, милая, подарочек на жизнь — не умри с голоду, пока я трахаю свою молодую архитектурную гениальность!" Как трогательно — бросать кость собаке, которую сам же и выгнал на улицу!

Лицо его темнеет.

— Не смей...

— Что? Говорить правду? А что, у тебя есть любовница или нет?

Молчание. Долгое, тяжелое молчание, которое говорит больше, чем любые слова.

— Есть, — говорит он, наконец, тихо.

Я знала. Знала, чувствовала, но услышать это вслух... Колени подгибаются. Хватаюсь за стену.

— Сука, — шепчу я. — Подлая сука.

— Злата...

— Не ты! — вскрикиваю я. — Не ты сука! Она! Та, которая разрушила нашу семью!

— Она ничего не разрушала. Мы сами всё разрушили.

— Мы? — мой голос превращается в ледяной нож. — Это я, значит, притащила в нашу семью эту шлёндру с моралью уличной девки? Или ты так деликатно скрывал свои вылазки в гостиничные номера, чтобы не пачкать нашу семейную идиллию? Как мило — сохранять приличия, пока трахаешь молоденькую на стороне.

— Нет, но...

— Но что, Руслан? Но я плохая жена? Но я не давала тебе то, что даёт она?

— Не надо...

— Надо! — подхожу я к нему вплотную, смотрю в его глаза. — Скажи, что она делает в постели, чего не делаю я? А? Скажи!

— Хватит!

— Нет, не хватит! — я уже почти кричу. — Я хочу знать! На что ты променял семью? За что ты готов растоптать всё, что мы строили двенадцать лет?

— За то, что с ней я чувствую себя живым! — взрывается он. — С ней я не задыхаюсь от упреков и претензий! С ней я могу быть собой!

Его слова режут глубже любого ножа.

— То есть со мной ты не мог быть собой?

— Со временем... нет. Не мог.

— А с ней можешь?

— Да.

— И ради этого ты готов уничтожить мою студию? Лишить меня всего?

— Я не хочу тебя уничтожать, Злата. Я просто хочу быть свободным.

— А я? — голос мой ломается. — А мне что, умереть, чтобы ты был свободным?

— Не драматизируй. Я уже подобрал новое помещение, в договоре есть адрес, откроешь студию по новой...

— На какие деньги? — смеюсь я горько. — На те крохи, которые ты мне оставишь?

— Я же говорю, я буду помогать...

— Твоя помощь мне не нужна, — отрезаю я. — И знаешь что? Сегодняшняя акция — это только начало. Завтра я дам интервью на телевидении. Расскажу всему городу о том, какие методы использует компания "ГрандСтрой" для захвата недвижимости.

— Ты не посмеешь!

— Посмотрим. А потом я подам иск о моральном ущербе. И ещё один — о принуждении к сделке под давлением.

— У тебя нет доказательств...

— У меня есть запись нашего последнего разговора, где ты угрожаешь лишить меня родительских прав.

Он бледнеет.

— Ты записывала меня?

— А что, по-твоему, я дура? Конечно, записывала! Каждый наш разговор с того дня, как ты заявил о разводе.

— Сука...

— Да, сука. Злая, мстительная сука, которая не даст тебе спокойно жить с твоей новой пассией.

— Злата, остановись. Ты же разрушаешь не только меня, но и себя.

— А мне уже нечего терять, — усмехаюсь я. — Ты сам позаботился об этом.

Он смотрит на меня долго, изучающе.

— Ты изменилась, — говорит он, наконец.

— Да. Изменилась. Раньше я была глупой влюбленной дурочкой, которая верила в сказки о вечной любви. А теперь я стала реалисткой.

— И что теперь?

— А теперь война, дорогой. Та самая война, которую ты сам объявил мне, купив мою студию. Или ты рассчитывал на Оскара за лучшую блин мужскую роль?

Я разворачиваюсь и иду к выходу.

— Злата!

Останавливаюсь, не оборачиваясь.

— Я не хотел, чтобы так получилось, — голос его тихий, почти умоляющий.

— Но получилось именно так, — бросаю я через плечо, не удостаивая его взглядом. — И теперь наслаждайся урожаем, который сам посеял: гнилыми плодами твоей лжи, трусости и дешёвой похоти. Надеюсь, они тебе по вкусу — с горчинкой предательства и привкусом развалившейся жизни.

Еду домой и думаю: может, я действительно перегнула палку? Может, стоило попытаться договориться по-хорошему?

Но потом вспоминаю его лицо, когда он говорил о любовнице. Вспоминаю, как он сказал, что со мной не может быть собой.

Нет. Переговоры закончились в тот момент, когда он решил купить мою студию. И сегодня мы победили. Но что дальше? А дальше… и внезапно до меня доходит: следующая битва будет не за студию, а за Савелия.