Не с тобой-2

Глава 14

Нолан запрокинул голову, выпуская дым в потолок, и щедро отхлебнул из бутылки с узнаваемой зеленой этикеткой. Пить «Карлсберг» на родине непатриотично. И когда только его вкусы успели так серьезно поменяться? Помнится, пару лет назад только-только обосновавшись в Голливуде, он яростно доказывал новоиспеченным приятелям-янки, что все, что не является темным «Гиннессом», и пивом-то именоваться не может. А теперь поди ж ты…

Сунув докуренную сигарету в доверху наполненную пепельницу, он покосился на лежащий рядом телефон и поморщился, вспоминая, как в бешенстве орала на него Кло. Давно она так не кричала. Эмоциональная речь его воспитанной сестрицы была так щедро пересыпана нецензурщиной, что если заменить крепкие выражения звуковыми сигналами, вполне могла бы сойти за азбуку Морзе. Суть монолога сводилась примерно к следующему: если он (далее следовала яркая характеристика умственных способностей оппонента) сегодня же не поднимет свою задницу и не вернется в ЛА, то она, Кло, собственноручно оторвет ему некий жизненно важный и бесценный для него орган и тем самым поставит крест на его природной способности к размножению, ибо ей надоело выглядеть полной дурой в глазах всех заинтересованных сторон, расписывая, как на родине его неожиданно сразила тяжкая хворь, в то время как он (характеристика повторялась в еще более ярких вариациях) ухитряется нагло засветиться пьяной рожей перед объективами камер папарацци на выходе из The Palace Bar в Дублине.

— Не кричи, — тускло сказал он, когда Клодин наконец выдохлась. — Я вылетаю сегодня.

Она вздохнула и устало произнесла:

— Ты же понимаешь, что это необходимо. Ты не принадлежишь себе, Нолан, и хочешь ты этого или нет, но выполнять обязательства должен.

Еще бы он не понимал. Отлично он понимал, что никто его не погладит по головке за срыв интервью, хорошо, если иск не вкатают. Но это не волновало его совершенно. Потому что он не мог уехать, не дождавшись ее.

Все эти дни после Рождества слились для него в один бесконечный вязкий кошмар ожидания. Каждую минуту, каждую секунду. На безумных качелях между надеждой и отчаянием. Он просыпался среди ночи и набирал ее номер, чтобы услышать привычное: «Аппарат абонента выключен или находится…» Он бросал телефон и остаток ночи лежал без сна, а с рассветом вскакивал и мчался в их дом, по-прежнему безнадежно пустой и холодный. Он приезжал в аэропорт только для того, чтобы убедиться, что ее машина, которую он разыскал на парковке, так там и стоит. Он метался, словно загнанный зверь, рыча от бессилия, и нигде не находил себе места.

— Ради бога, Нолан, — твердила Рита, — возьми себя в руки. Она вернется.

Ему начинало казаться, что она не вернется никогда. Он не мог простить себе, что отпустил ее. Она была так близко, он держал ее за руку — и отпустил. Почему он повел себя как последний идиот? Плевать на ее планы, на этот дурацкий концерт, он не должен был отпускать ее. Пускай бы кричала, возмущалась, негодовала, пускай бы выплеснула на него всю свою обиду и боль – то, что так долго носила в себе. Он попробовал бы, нет, теперь он смог бы все объяснить, покаяться, попросить прощения, он нашел бы те самые нужные слова. Да и что тут искать, если без нее он даже дышать в полную силу не мог. Но он упустил этот шанс. И теперь она исчезла неведомо где, растворилась, словно мираж в знойной пустыне.

Он попытался что-то выяснить у ее друзей. Марк смотрел хмуро и неприветливо.

— Она не отчитывается передо мной о своих планах, — сказал он, — так что я понятия не имею, где она проводит праздники.

Нолан продолжал наседать, не веря, и рыжий доктор взъярился.

— Слушай, ты!.. — он схватил Нолана за грудки и припер к стене. — Ты чего приперся? Мучить ее? Ты довел ее до депрессии, в которой она увязла на полгода! Она только-только отходить стала, и тут ты снова вылез. Что тебе нужно? Доконать ее хочешь?

Он отпустил куртку Нолана и, презрительно сплюнув, процедил:

— Я не знаю, где она, но если бы знал, ты был бы последним человеком на земле, кому я об этом сказал бы.

И пошел по больничному коридору, независимо сунув руки в карманы хирургических брюк и зло поводя широкими, немного сутулыми плечами.

Алекс его звонку обрадовалась.

— Привет-привет! — оживленно затараторила она. — Куда вы там пропали? У Алиски телефон который день выключен. Ну что, Алькино платье понравилось? Или ты, как и положено мужчине, его не заметил?

— Какое платье? — совершенно ничего не понимая, спросил Нолан.

— Как какое? — удивилась Алекс. — Она долго выясняла, где в Лондоне можно купить платье. Для тебя, между прочим, чурбан недогадливый!

— Платье… — повторил он и закрыл глаза. — Алекс, ты не знаешь, где она?

— Кто? — изумилась его собеседница и замолчала, видимо, что-то начиная понимать. — Нолан, погоди, вы что... не помирились?

— Нет. Она не вернулась из Лондона. Улетела куда-то в Европу, — устало объяснил он, уже понимая, что Алекс ему ничем не поможет.

— Но… но как же так, — растерянно пробормотала она. — Ведь она же собиралась… после концерта. Это было совершенно очевидно…Да что произошло-то?!

— Не знаю, — тоскливо проговорил он. — Я ничего не знаю. Она просто не вернулась. Алекс, что за концерт, на который она полетела?

— Концерт как концерт, — после паузы произнесла Александра. — Рокеры какие-то. Тебе же известные ее вкусы!

Нолан насторожился:

— Алекс!

— Я не помню, — поспешно проговорила она. — Она наверняка говорила, но я не помню. Я беременная, мне можно.

Нолан помолчал, собираясь с духом.

— Саша, — наконец произнес он, — ближе тебя у нее никого нет. Скажи мне — она полетела одна?

— Ну что за блажь! — рассерженно фыркнула Алекс. — Уж кто-кто, а ты должен знать, что Алиска безнадежная однолюбка! Для нее существует только один мужчина — это ты… Вот скажи мне, какого ж черта ты выжидал неизвестно чего столько времени! — вдруг нелогично обрушилась она на него.

— Но ты же сама твердила, что ей нужно время! — совершенно обалдел Нолан.

— Тьфу на вас, дураки какие-то! — в сердцах бросила Алекс и свернула разговор: — Ладно! Если я что-нибудь разузнаю, я сразу тебе сообщу. Будь здоров!

Алекс явно что-то недоговаривала, и мысли о том, что именно она скрывала, все настойчивее посещали его. К тревоге за Алису примешивалось совсем другое чувство, все еще смутное и аморфное, которое он старательно загонял на самое дно души. Ревность. Не само чувство, а его предчувствие, рождаемое зыбкой неопределенностью и подозрением.

Она всегда принадлежала только ему. Когда они познакомились, она была совсем еще ребенком. Очень самостоятельным, очень серьезным и целеустремленным, но совершенно неопытным ребенком. Он был немногим старше, но рядом с ней чувствовал себя невероятно взрослым, сильным и уверенным в себе мужчиной, способным принимать решения и нести за них ответственность. Чего стоил только, к примеру, его бунт, когда он ушел из дома, чтобы жить вместе с ней. Это было славное время. Кем ему только не приходилось тогда работать, чтобы обеспечить их существование! Бебиситтер, уборщик на зерноперерабатывающем заводе, оператор на заправке, грузчик в доках. А в свободные часы он ухитрялся еще бегать по кастингам. Уже тогда он понимал, что эту храбрость и страсть, эту энергию и предприимчивость, достаточную для того, чтобы идти до конца, давала ему она. И когда он, наконец, получил свою первую роль в долгоиграющем молодежном сериале, это была их общая победа. Какой же они закатили праздник! Тогда казалось, что так будет всегда. Пока три с половиной года назад он не получил первое приглашение в Голливуд. «Земля барсов» вознесла его на вершину, с которой, как известно, падать чертовски больно. Он не выдержал испытания ни славой, ни разлукой, ни расстоянием.

Они всегда были, как бы банально это ни звучало, двумя половинками единого целого, дополняя и уравновешивая друг друга. И он сам по собственной глупости и беспечности уничтожил их целостность, обрек обоих на тяжкое одиночество вдали друг от друга. Стремясь восстановить разрушенное, он даже мысли не допускал о том, что она, возможно, станет искать спасения от одиночества не с ним. Это казалось нереальным, невозможным и просто не приходило ему в голову. Теперь пришло.

Медленно сходя с ума от выматывающего беспокойства и подозрений, он искал возможности хоть ненадолго забыться. Вчера это ему почти удалось. Сколько он выпил, память стыдливо умалчивала. В какой-то момент он просто обнаружил, что рядом с ним за барной стойкой воздвигся чей-то монументальный бюст. Трезвея, он несколько секунд бессмысленно глядел на плавно колышущуюся от возбужденного дыхания, влажную от пота грудь. Передернувшись от внезапно охватившего его омерзения, он развернулся и, пошатываясь, медленно побрел прочь из паба. Там-то на выходе он и попался папарацци, чьи снимки довели до исступления его темпераментную сестру.

И вот теперь сидя дома и созерцая потолок, он думал о том, что его каникулы непозволительно затянулись, выйдя за все мыслимые и немыслимые рамки, и сегодня, хочет он того или нет, ему придется ехать в аэропорт, чтобы вернуться в Лос-Анджелес. Вернуться, не дождавшись Алису, не увидев, не поговорив. Это было мучительно.

Внезапно ни с того ни сего вспомнилось, как вот таким же утром почти год назад, когда он снимался в «Остановке» и поднимался очень рано, потому что съемочный день педантично начинался в семь и ни минутой позже, она, босая и сонная, шлепала на кухню, спотыкаясь и натыкаясь на стулья, забиралась к нему на колени и, уткнувшись в плечо, продолжала досматривать сны. А он изнемогал от любви и нежности к ней, оттягивая минуту, когда надо было вставать.

Хлопнула входная дверь. Нолан встал, выйдя в холл, молча принял у вошедшей Риты многочисленные пакеты, отнес на кухню.

— Собрался уже? — спросила она, входя следом и морщась от сигаретного дыма.

Он неопределенно пожал плечами. Что ему собираться? Он всегда путешествовал практически налегке, не обременяя себя лишними вещами.

— Отвезти тебя? — Рита как-то незаметно, мимоходом стряхнула пепельницу в мусорное ведро и обернулась.

— Я на такси.

Рита подошла к нему, внимательно вгляделась в лицо.

— Послушай, — серьезно сказала она, — только не распускайся. Держи себя в руках. То, что ты делаешь сейчас, это самый простой путь, но это дорога в никуда. Забывшись на время, ты рискуешь потерять все окончательно и бесповоротно.

— Мам… — поморщился он.

Она пригнула его голову к себе, взъерошила волосы:

— Все наладится, мой мальчик. Все будет хорошо, потому что по-другому быть не может.

Нолан лишь устало прикрыл глаза.

«Ты и сама уже не веришь в это, мама, — думал Нолан, входя в здание терминала. — Если бы можно было как в детстве просто закрыть глаза и загадать желание…» Лавируя в толпе, он пробрался к информационному табло и остановился, выискивая свой рейс. Отливающий глянцем плазменный дисплей проинформировал его о прибытии рейса «Лозанна — Дублин» и, поколебавшись, выставил пометку «регистрация» рядом с надписью «Дублин — Лос-Анджелес». Глубоко, едва ли не до самого носа натянув шапку и подняв воротник куртки, Нолан решительно зашагал к стойке регистрации.

Так случается: возвращаешься домой после некоторого, даже самого непродолжительного, отсутствия, и все вокруг, такое знакомое, привычное, родное словно подергивается флером отчужденной неузнаваемости. Ты мучительно пытаешься понять, что же изменилось, если все осталось таким же. И потом осознаешь — изменился ты сам, и мир вокруг тебя уже никогда не будет прежним.

Из аэропорта Алиса сразу отправилась к Рите. Ее пес непозволительно долго загостился. Она заберет Ориона и поедет домой. Она не станет ничего объяснять. Она никому не обязана ничего объяснять. Просто заберет свою собаку, поблагодарит за гостеприимство и уедет.

Мантра подействовала ровно наполовину. Алиса решительно подъехала к дому, выбралась из машины, поднялась по ступенькам. И у двери аутотренинг дал сбой. Она застыла неподвижной статуей, не в силах поднять руку и нажать кнопку звонка.

Неожиданно дверь приоткрылась и в образовавшуюся щель высунулась внимательная шоколадная морда. Через секунду окрестности огласил восторженный лай. Лабрадор скакал вокруг нее, как всегда норовя от избытка чувств облизать лицо. Жертва такой бурной и искренней любви едва стояла на ногах.

— Эли! — ахнула, выглядывая, Рита. — А я-то гадаю, чего он так разошелся! Что же ты стоишь, проходи скорее!

— Здравствуйте! — пробормотала Алиса, стараясь увернуться от собачьих нежностей.

— Проходи, проходи! — Рита чуть ли не за руку втянула ее внутрь. — Раздевайся. Ты не замерзла? Сейчас я сделаю чай. Господи, как же неудачно вы разминулись! Нолан уехал два часа назад.

Алиса медленно размотала шарф. На нее навалилось чудовищное, громадное облегчение, быстро сменившееся лишающим сил опустошением. Он уехал. Не дождался ее. Не счел нужным. Не захотел. Не это ли лишнее доказательство того, как мало она стала значить в его жизни? А вовсе не те несколько десятков пропущенных вызовов, которые она обнаружила, включив, наконец, телефон.

Потрепав еще раз за ухом собаку, она прошла вслед за Ритой.

— Как отдохнула? — полюбопытствовала та, колдуя над заварником. — Признаться, ты нас сильно озадачила своим внезапным решением провести праздники в Европе.

— Это было спонтанное решение, — проговорила Алиса, машинально гладя положившего ей морду на колени совершенно счастливого Ориона. — Я подумала, что будет неплохо сменить обстановку.

— Очень разумно, — согласилась Рита и поставила на стол чашку, исходящую ароматом любимого Алисой бергамота.

Алиса испытала острое чувство дежа вю. Неделю назад она так же сидела за этим самым столом под салатовой скатертью, пила, правда, не чай, а кофе и думала о том, как бы половчее отвертеться от настойчивого приглашения Риты. С тех пор миновала вечность. Вечность, изменившая все.

— Надеюсь, каникулы удались?

— Да, вполне, — быстро сказала Алиса.

— Пей чай, — кивнула Рита на чашку и ненавязчиво поинтересовалась: — С друзьями отдыхала?

«Началось!» — подумала Алиса, испытывая непреодолимое желание вскочить и броситься вон из-за стола, а заодно из дома. Но с миссис Хьюз этот номер вряд ли прошел бы. Да и какой в этом смысл?

— С другом, — поколебавшись, ответила она.

Рита кивнула, словно услышала подтверждение чего-то, давно ей известного, и задумчиво провела рукой по скатерти.

— Что ж, — наконец произнесла она, — не стану лукавить и говорить, что рада за тебя. Что поделаешь, я сторона заинтересованная и пристрастная. Могу я спросить — с этим другом у тебя что-то серьезное?

— Я… Мне не хотелось бы обсуждать это, — тихо, но твердо сказала Алиса.

— Хочешь сказать, что это не мое дело.

— Вовсе нет… — запротестовала было Алиса и осеклась под внимательным взглядом матери Нолана.

— Ты сама ни в чем не уверена, — констатировала та.

Алиса молчала. Слова Риты рождали волну упрямого протеста, которую она с трудом сдерживала, все еще надеясь отделаться общими фразами и поскорее уйти.

— Эли, — позвала ее собеседница, вынуждая поднять голову, — ты знаешь, я люблю тебя, как родную дочь. Вспомни, все эти годы я всегда была на твоей стороне, но сейчас… Дорогая, не совершаешь ли ты ошибку?

— Я пытаюсь хоть как-то наладить свою жизнь. Вы считаете это ошибкой?

— Тебе не кажется, что ты просто прячешься от самой себя в новых отношениях? — помолчав, спросила Рита

— А что, по-вашему, я должна делать? — глядя Рите прямо в глаза, спросила Алиса. — Как я должна себя вести? Сделать вид, что ничего не было, закрыть глаза на маленькую невинную шалость? Простить и жить дальше, как ни в чем не бывало? Господи, о чем мы говорим? К чему вообще этот бессмысленный разговор!

Алиса встала.

— Все закончилось пять месяцев назад. Все точки были расставлены уже тогда, — бормотала она, нервно переплетая пальцы и заведенным волчком кружа по кухне. — Я просто не сразу это поняла… И теперь все в конце концов пришло к тому, к чему должно было прийти. Все правильно…

— Стоп! — перебила ее Рита, изумленно вслушиваясь в сбивчивое бормотание. — О чем ты говоришь? К чему все пришло?

Алиса остановилась.

— Мне надо идти, — сказала она, глядя на Ориона. — У меня сегодня ночное дежурство, а я еще не была дома.

— Сядь! — довольно резко сказала Рита. — Знаешь, у меня сейчас ощущение, что ко всем вашим горестям и твоим обидам добавилось еще и некое недоразумение, мне неизвестное. Что ты имела в виду, говоря «все правильно»? — поинтересовалась она.

— Только то, что ваш сын наконец принял верное решение, достойное мужчины, — ответила Алиса, вернувшись к своей обычной непроницаемой сдержанности.

— Эли! — разозлилась вдруг Рита. — Прекрати говорить загадками! О каком решении ты толкуешь? Он приехал сюда с единственным желанием — поговорить с тобой, объясниться, добиться твоего прощения! Да он едва с ума не сошел, когда ты не вернулась положенным рейсом! И потом эти десять дней… Он ждал тебя каждую минуту, каждую секунду, понимаешь? Даже смотреть на это было мучительно, что уж говорить о том, что творилось у него внутри!

— Довольно! Я все понимаю, вы — его мать…

— Я мать, — перебила ее Рита, — а любая мать чувствует, когда у ее ребенка болит вот здесь, — и она положила ладонь себе на грудь.

Алиса поднялась, жестом подозвала Ориона.

— Какие бы чувства он ни испытывал ко мне, — тихо сказала она, — это уже в прошлом. Я пойду. Простите.

Рита догнала ее в холле, по старой привычке собственноручно завязала шарф.

— Я совершенно ничего не понимаю, — проговорила она, беспомощно глядя на Алису. — Это просто какое-то недоразумение! Вот результат вашего обоюдного молчания!

Алиса молча смотрела в сторону.

— Милая, я не знаю, что произошло, — сокрушенно вздохнула Рита. — Но если ты уже все для себя решила, скажи ему об этом. И дай возможность высказаться ему. В конце концов, даже приговоренный преступник имеет право на последнее слово.

До начала смены оставалось совсем мало времени. Наспех приняв душ и переодевшись, Алиса помчалась в клинику.

— Как отдыхалось? — поинтересовался Марк, разглядывая ее с неприкрытым интересом.

— Отдыхать — не работать, — встряла Асия, надкусывая привезенный Алисой шоколад. – Что, и в самом деле, швейцарский?

— Самый настоящий! — заверила ее Алиса.

— Вкусно! — протянула пакистанка и ловко треснула Марка по протянутой руке. — Клешни прибери!

— Лопнешь! — мстительно сказал он. — Ты уже и так в дверь только боком и только втянув живот проходишь!

— Молчи, хлипкое недоразумение! — презрительно заявила Асия и откусила еще больший кусок.

Широкоплечий Марк хмыкнул и снова посмотрел на Алису.

— Что-то загара альпийского не видно!

— Там четверо суток снег шел, какой загар! — усмехнулась Алиса. — Мы и на лыжах-то ни разу не катались.

— Класс! — восхитился Марк. — И чем вы там занимались целую неделю?

Асия перестала жевать и посмотрела на Марка, потом выразительно покрутила пальцем у виска.

— Да уж нашли – чем, — негромко ответила Алиса.

— Ладно, пора и поработать, — сообщила, вставая, акушерка. — У нас последнее время что ни ночь — прямо аншлаг. И чего им не спится?

Сунув недоеденную шоколадку в карман, она вышла из ординаторской. Алиса направилась за ней.

— Эли, — негромко окликнул ее Марк. — Тебя искали.

Алиса замерла на секунду, затем коротко кивнула.

Роженицы и в самом деле шли косяком. Да таким, что перевести дух и выпить чашку кофе удалось только ближе к утру. За этим занятием ее и застал звонок от Александры.

— Надо же, я номером не ошиблась часом? — очень натурально удивилась Алекс. — У тебя телефон включен.

— Привет, Шурик! — улыбнулась Алиса. — Я в Дублине.

— Это радует. Ты могла хотя бы предупредить? — спросила Саша. — Я, между прочим, волновалась. И не только я!

— Извини, я сама не знала, что так получится.

— Где была-то?

— В Швейцарии.

— Где-е-е? — изумленно протянула Алекс. — Каким ветром тебя туда занесло?

— Попутным, — пробормотала Алиса.

Ей отчего-то перестал нравиться разговор.

— Ты была там с Джеем? — спросила ее прямая, как столб, подруга.

Алиса ничего не ответила, но Александра поняла все без слов.

— Что ж, я рада за тебя, — после паузы произнесла она. — Надеюсь, ты хорошо провела время. Ладно, не буду тебе мешать. Созвонимся позже.

И Александра отключилась. Прижимая к себе мобильный, Алиса медленно подошла к окну. На улице шел снег, перемежающийся привычным для зимней Ирландии дождем. Зачем-то протерев стекло, мокрое, разумеется, снаружи, Алиса перевела взгляд на телефон. Найдя в списке контактов номер, быстро набрала сообщение и, помедлив секунду, нажала «отправить».