Нолан поежился. Между щитами ощутимо задувало, а костюм при температуре воздуха в семь градусов не сказать чтобы сильно грел. Впору было порадоваться, что молодоженам хватило благоразумия не арендовать полностью открытую галерею на 70-м этаже. Сдуло бы ко всем чертям.
Забавно, он довольно часто бывал в Нью-Йорке, но ни разу не удосужился взглянуть на город с высоты птичьего полета. И дело было вовсе не в отсутствии времени. Он просто всегда проявлял слишком мало интереса ко всему, связанному со Штатами, цинично воспринимая их как некую золотую жилу, на которую ему посчастливилось наткнуться. И вот сейчас, глядя на раскинувшийся внизу город, рассекающий облака верхушками небоскребов, Нолан не испытывал ровным счетом никакого восхищения или душевного трепета, одно лишь недоумение — как в этом можно было жить?
— Провинциал ты, Нолан, — снисходительно заявила ему Алекс. — Как можно не любить Нью-Йорк?
Александра позвонила неделю назад, по иронии судьбы в день, когда он покинул реабилитационную клинику в Швейцарии, где пробыл без малого месяц.
Он всегда считал депрессию просто жеманной фигурой речи страдающих от безделья богатеньких дамочек. И очень удивился бы, прочитав подобный диагноз в своем медицинском заключении. Если бы, конечно, к тому времени сохранил способность удивляться. Тогда он чувствовал себя аморфной равнодушной ко всему массой, поэтому не стал сопротивляться, когда в один прекрасный день Клодин посадила его на самолет, летящий в Цюрих.
Врачи элитной клиники для алкоголиков, наркоманов и прочих находящихся в порочной зависимости личностей, в которой он оказался, не зря ели свой дорогостоящий хлеб. Четырехнедельная программа реабилитации в условиях полной конфиденциальности значительно облегчила его банковский счет, но все-таки принесла выстраданные плоды. Ежедневный восьмичасовой контакт с личным специалистом был изматывающим для тела и горьким для души и разума. Ему казалось, что исправить чудовищную ошибку невозможно. И жить с грузом сотворенного невозможно тоже. Как жить, когда потеряно все? Ему не мешали терзаться и убиваться, терпеливо выслушивая многочасовые исповеди. И незаметно очень ненавязчиво и профессионально вскрывали и препарировали, разбирая на атомы порочную модель поведения, которой он следовал последние годы. Скептик в нем сопротивлялся до последнего: не так-то просто было принять идею необходимости хоть какого-то конструктивного переосмысления всей своей жизни — непросто, болезненно и неприятно. Но его вели осторожно, как слепого, через анализ своего прошлого и настоящего, через принятие своего чувства вины и раскаяния к пробуждению, умению слушать и понимать себя и по-новому выстраивать отношения с близкими людьми и с миром в целом.
Было бы слишком смело заявлять, что он вышел из клиники в состоянии абсолютной гармонии и просветления, да и вряд ли такое вообще было возможно. Но он забронировал билет в Дублин, впервые за долгое время твердо зная, что должен сказать, готовый, наконец, расплатиться по накопившимся долгам.
И в тот же день бронь отменил.
— Куда ты подевался?! — накинулась на него Алекс. — Я две недели не могу тебя разыскать! Телефон отключен. Мессенджеры мертвые. Кло мямлит что-то невразумительное. Агент твой вообще молчит, как партизан на допросе. Ну что это такое!
— Меня не было в Штатах, — уклончиво проговорил Нолан.
В самом деле, не объяснять же ей, что он провел весьма разнообразный месяц в компании таких же сознательных торчков.
— Ладно, — не стала допытываться Алекс. — Дело есть.
Дело она изложила обстоятельно и многословно, перемежая свою речь совсем нелестными эпитетами в его и Алисин адрес.
— Всё самой! — разорялась она. — На вас же совершенно ни в чем положиться нельзя, ни на одного, ни на другую! А у меня, между прочим, свадьба!
Далее последовала длинная и, как догадывался Нолан, не совсем цензурная фраза по-русски.
— Прими мои поздравления, — вклинился наконец он в эмоциональный монолог. — Рад за тебя. Только, боюсь…— он немного помедлил, — твое приглашение — не самая лучшая идея. Видишь ли, Алекс, какой бы беспутной и нелепой ни была моя жизнь, она мне… хм… чем-то дорога. И я не хотел бы оставшуюся ее часть провести за решеткой. А это обязательно произойдет, потому что в этот раз я доведу начатое до конца и, скорее всего, его убью, — серьезно объяснил он, моментально растеряв весь ранее достигнутый дзен.
Александра тяжело вздохнула.
— Нолан, я совсем дурочкой выгляжу? — грустно спросила она. — А Алиска говорит, что беременность не влияет на умственные способности. Я вовсе не собираюсь превращать собственную свадьбу в арену для вашего поединка. Это мы уже проходили. Впечатляюще, но непродуктивно. Джея нет среди приглашенных. Во-первых, он где-то в Африке. Во-вторых… — она на секунду задумалась. — А, да ладно, первого достаточно. Ну, чего молчишь? Признай, что я гений интриги!
— Признаю, — проговорил он.
— То-то же, — довольно заявила Алекс. — А теперь детали…
Деталей Нолан не услышал. Отключившись от внешнего мира, он думал только об одном: она будет там, он увидит ее, услышит ее голос, почувствует аромат кожи и волос и пусть случайно, пусть мимолетно, но сможет прикоснуться к ней, к своей кошке. «Чужой! — безжалостно напомнил внутренний голос. — Не твоей. Уже не твоей».
— Я ей не нужен, — отвечая на собственные мысли, пробормотал он.
Что-то увлеченно тараторившая Алекс замолчала.
— Тьфу на тебя! — в сердцах воскликнула она. — Ну давай я тебя обниму и пожалею!
Он скрипнул зубами, прикрыл глаза.
— Давай к деталям.
— Я тебе все уже изложила. Ты меня, вообще, слушал?! Да черт с ними, с деталями, будешь импровизировать! Ты мне лучше вот что скажи…— Александра замялась, явно не зная, как спросить, — как у тебя сейчас с этим?
— С чем? — не понял Нолан.
— Ну с выпивкой! Ты уверен, что сможешь держать себя в руках?
— Я не пью, — спокойно ответил он и педантично уточнил: — Уже тридцать один день.
— Правда? — обрадовалась Алекс. — Ты завязал? О, так это поэтому я не могла тебя разыскать! Ты был в клинике, да?
— Был, — скупо ответил Нолан, не желая вдаваться в подробности.
— Может, тебе безалкогольное шампанское заказать?
— Ты издеваешься?
— Ладно, ладно, молчу! — засмеялась Алекс и, не выдержав, полюбопытствовала: — А как в целом ощущения?
— Да вот, обнаружил, что в сутках, как минимум, на восемь часов больше, чем я думал последние полгода. Это было неожиданно.
— Полагаю, тебя еще и не такие открытия ждут! — развеселилась Алекс.
Открытий ему было более чем достаточно. Открытий он не хотел.
…Устав любоваться огромным зеленым прямоугольником Центрального парка далеко внизу, Нолан взглянул на часы. До начала церемонии оставались считанные минуты. Он покосился на Эдгара, который о чем-то негромко переговаривался со свадебным министром. Кажется, именно так называется в Штатах должность регистратора? Высокий широкоплечий Эдгар внушительно нависал над щуплым, похожим на приветливого гнома работником мэрии, спокойный и непоколебимый, как скала. Как они ухитрились сойтись с Алекс? У них же нет ровным счетом ничего общего. Или именно поэтому они вместе, подобно частицам с противоположным зарядом?
— Волнуешься, — подойдя, констатировал очевидное Эд.
Нолан неопределенно пожал плечами.
— Кажется, это моя реплика, — пробормотал он. — Волноваться положено жениху.
— Для нас с Алекс это всего лишь красивая формальность, — улыбнулся одними уголками губ жених.
— Эд, — Нолан взглянул в спокойные серые глаза, — я давно хотел попросить прощения…
— За что?
— Тогда после ланча…Я, кажется, нехило тебе зарядил. Слушай, приятель, я, правда, не хотел. Честно, совсем не помню, как это вышло.
— Ну ты нашел время! — развеселился Эд. — Все в порядке, я не в обиде. Спишем на твое состояние аффекта.
— Ага, к тому же ты в долгу тоже не остался, — Нолан красноречиво потер скулу.
Эдгар хмыкнул:
— Избирательные у тебя провалы в памяти!
— Мистер Миллер, — деликатно позвал гном. — Барбара сообщила, что они поднимаются. Джентльмены, прошу, займите ваши места.
Они встали по правую сторону от регистратора. Где-то в глубине здания звякнули, открываясь, двери лифта, и Нолан весь подобрался, не отрывая глаз от выхода на смотровую площадку. Первой выскочила худощавая подвижная женщина, явно некое официальное лицо, и резво побежала к ожидающей троице. За ней занял свое место фотограф. А потом, спустя несколько секунд, появились Алиса и Александра.
Алиса заметила его сразу и замерла. Он увидел, как широко распахнулись ее глаза, как пальцы судорожно вцепились в пуговицу легкого светлого пальто, и вдруг понял, что еще секунда — и она развернется и бросится прочь отсюда. Он подался к ней в неконтролируемом желании схватить, удержать, и в то же самое мгновение она совладала с собой и, вернув на лицо привычную, слегка отстраненную улыбку, пошла вперед, больше не глядя на него.
Самой церемонии он не слышал и не видел. Говорил положенные слова добрый гном-чиновник, произносили свои клятвы светящиеся от счастья молодожены, а он, словно заключенный в непроницаемый кокон, просто смотрел на свою кошку, с жадностью скряги запечатлевая все те перемены в ее облике, свидетелем которых не был. Что-то неуловимо новое появилось в ее внешности, и он никак не мог понять, с чем связаны эти изменения, и нравятся ли они ему. Быть может, дело в новой прическе в виде крупных, уложенных на бок кудрей или более ярком, чем обычно, макияже, придававшем ее лицу загадочную притягательность? Или прическа и макияж здесь совсем не при чём, и ее изменившаяся внешность следствие перемен более глубоких? А может, он просто слишком давно не видел ее, не был с ней рядом? Он не знал, но понимал одно: эта новая женщина волновала его едва ли не сильнее той, прежней.
Алиса стояла, не шевелясь, не поворачивая головы, но по тому, как постепенно розовела ее шея под ниткой черного жемчуга, Нолан прекрасно видел, в каком смятении она была. Это жемчужное ожерелье отчего-то привело его в сумасшедший восторг. Несколько лет назад он сам покупал его. Тогда на него обрушились первые по-настоящему большие деньги в виде гонорара за «Войну Хайта», и короткий отпуск в перерыве между съемками они с Эли провели на Таити. Пребывание в тропическом раю слилось для него в один бесконечный праздник буйства плоти. Накануне отъезда он подарил ей это ожерелье, стоившее каких-то совсем уж запредельных денег, так как было изготовлено из уникального таитянского черного жемчуга, который вырастал только в чистой теплой воде около берегов Французской Полинезии. И вот сейчас это ожерелье было на ней. В этом Нолан, вдруг ставший по-средневековому суеверным, увидал хороший знак.
«Предательница! Предательница, Сашка!» — мысль основательно заклинило, и она никак не могла свернуть с закольцованной колеи.
О, она должна была подумать о том, что дорогая подруга не успокоится, пока не добьется своего! Или, по крайней мере, не решит, что сделала для этого все возможное. Вот почему Алекс напустила столько туману, когда Алиса поинтересовалась, отчего на церемонии только один свидетель. Хоть бы словом обмолвилась! Смотрела честнейшими глазами и, хохоча, плела небылицы о нежелании увеличивать энтропию Вселенной. Подлая обманщица! Это из-за нее она оказалась сейчас в таком идиотском положении!
Напряженно выпрямившись, Алиса смотрела прямо перед собой, не слыша ни единого слова из торжественной официальной речи. Потому что совсем рядом на расстоянии вытянутой руки, ошеломляя своим присутствием, стоял тот, чей взгляд прожигал ее насквозь, снимая не только одежду, но и, казалось, саму кожу, тот, встречи с которым она отчаянно страшилась и малодушно не желала, потому что… Господи, пускай он отвернется!
Церемония оказалась обнадеживающе недолгой. Новобрачные обменялись кольцами и скрепили свой союз поцелуем. Присутствующие зашевелились, и Алиса поспешила подойти с поздравлениями. Обняв по очереди и жениха, и невесту, она искренне пожелала им счастья, а затем, приблизив губы к уху Александры, с непередаваемым чувством прошептала:
— Ну спасибо! Этого я тебе никогда не забуду!
— О, не стоит благодарности! — рассмеялась Алекс.
— Интриганка! — беспомощно пробормотала Алиса.
— И я тебя люблю! — пропела невеста и, уже не считая нужным шифроваться, подмигнула Нолану, который стоял неподалеку, расслаблено сунув руки в карманы брюк, и беззастенчиво наблюдал за ними.
Заговор! Обложили со всех сторон. Ну хорошо, ну ладно… Алиса вздернула подбородок и отошла к огороженному краю площадки. Поджав губы, она мрачно смотрела на торчащий прямо по курсу Эмпайр Стейт Билдинг, пока за ее спиной разворачивалась свадебная фотосессия. Чтобы не стоять столбом, она решила понаблюдать красоты Нью-Йорка в телескоп. Просмотр стоил полдоллара за десять минут, и она принялась рыться в сумочке в поисках двадцатипятицентовых монеток, которые, как на зло, никак не находились. Эта нелепая заминка окончательно удручила ее, но внезапно чья-то рука уверенно опустила оба квотера в прорезь монетоприемника. Личность мецената устанавливать не имело смысла.
— Спасибо, — сухо кивнула она, не оборачиваясь.
— Пожалуйста! — любезно ответил Нолан. — Очень занятная штука. Можно разглядеть даже цвет молний на комбинезонах рабочих вон того строящегося небоскреба.
И он указал подбородком в сторону полосатого оранжево-коричневого здания, над которым уверенно оттопырил стрелу подъемный кран.
— Это One 57. Поговаривают, что половина квартир там уже продана, хотя цены на них начинаются от семнадцати миллионов долларов.
— Ты проштудировал путеводитель? — поинтересовалась Алиса.
— Да, — ничуть не смутившись, кивнул Нолан и оперся плечом о прозрачный щит, отделявший площадку от гостеприимной бездны.
Алиса на мгновение зажмурилась.
— Отойди оттуда! — голос предательски дрогнул.
Нолан удивленно глянул на нее, а потом понимающе усмехнулся.
— Ты закрываешь мне обзор! — процедила она и склонилась к оптике.
Нолан неторопливо подошел, остановился рядом, так близко, что она уловила аромат его туалетной воды, свежий и немного резковатый, словно наполненный солеными брызгами морского бриза. Будучи консерватором по природе подобно большинству мужчин, он редко менял удачно найденный парфюм, и этот знакомый, бесконечно близкий запах опрокинул ее в прошлое быстрее и вернее любых слов. Оглушенная собственным сердцебиением, не в состоянии сделать нормальный вдох, она замерла пойманной птицей, полностью растворяясь в его такой реальной, такой осязаемой близости…
— Эй вы, туристы! — веселый Сашкин голос вспорол казавшуюся непроницаемой тишину. — Идите сюда, нам нужен кадр!
Очнувшись от вязкого оцепенения, она резко развернулась и поспешно, чересчур поспешно, вернулась к поджидавшим их молодоженам.
Алекс свою тягу к заоблачным высям воплотила и в выборе места для проведения свадебного торжества. Ресторан Asiate, расположенный на 35-м этаже отеля Mandarin Oriental, позволял сполна насладиться горизонтами Большого Яблока через огромные панорамные окна и чем-то напоминал «Седьмое небо» на Останкинской телебашне, вид из которого некогда произвел на маленькую Алису неизгладимое впечатление.
Приглашенных, в противовес камерной регистрации, оказалось на удивление много — и жених, и невеста имели широкий круг знакомых. По американской традиции в ожидании банкета предоставленные сами себе гости довольствовались коктейлями и писали пожелания в гостевой книге. Приехавших новобрачных встретили радостным гулом.
— Сейчас всех накормим, потанцуем и разгоним потихоньку, — делилась планами Александра, приводя себя в порядок в дамской комнате. — Черт, свадьба — это, оказывается, утомительно!
— Ну еще бы, — поддакнула Алиса, — на тридцать третьей неделе беременности!
— Мы бодрячком! — Алекс в очередной раз полюбовалась на себя в зеркало и, поймав Алисин взгляд, спросила: — Алька, ну что ты дуешься? В конце концов, Нолан мой близкий друг, я не могла его не пригласить!
— Да что ты? А как же другие близкие друзья, которых я здесь не наблюдаю? Тайлер, к примеру?
— Удар ниже пояса, — укоризненно взглянула на Алису Саша. — Но, так и быть, спишем это на твое м-м-м… возбужденное состояние.
— Ты должна была предупредить меня, — упрямо поджала губы Алиса.
— Ага, конечно! И ты бы нашла тысячу причин, чтобы не приехать на свадьбу своей любимой и единственной, прошу заметить, подруги. Я бы тебе этого не простила, и мы бы поссорились до конца жизни. Ты этого хотела?
— Не хотела, — пробубнила Алиса. — Просто я теперь не представляю, как мне себя вести.
— Тоже мне проблема! — фыркнула Александра. — Хочешь совет? Заканчивайте уже с этой тягомотиной! Честное слово, надоело смотреть, как вы изводите друг друга. Короче, оставляй свои мозги здесь, — и она широким жестом обвела обстановку уборной, — все равно они тебе всегда только мешали! Доверься сегодня сердцу, оно подскажет, как надо. Хотя… — Алекс скептически оглядела подругу, — ты же такая упрямая! Одна надежда на Нолана.
— Все, достаточно, — поспешно прервала ее Алиса. — Пошли уже, тебя наверняка заждались.
Александра поправила болтавшуюся на руке атласную сумочку-мешочек (там залог нашего с Эдом финансового благополучия, хихикала она) и, приподняв подол, пошла к двери.
— Кстати, твой столик рядом с нашим, — обернулась она к Алисе. — Не утруждай себя поисками.
Тот факт, что за столиком обнаружился улыбающийся во весь рот Нолан, Алиса встретила почти бестрепетно.
— Кто бы сомневался! — пробормотала она.
Нолан пожал плечами и продемонстрировал ей две карточки с именами гостей: «Miss Alice Muromtseva» и «Mr. Nolan Hughes». «Предательница!» — садясь, уже привычно подумала Алиса. Нолан галантно придвинул ей стул и, склонившись к самому уху, прошептал:
— Мне безумно нравится твое платье!
Алиса тут же пожалела об оставленном в гардеробе пальто. Ее сиреневое платье из плотной тафты было выполнено, как и положено платью подружки, в стиле, созвучном с нарядом невесты. Широкий черный пояс охватывал талию, подчеркивая линию груди, которую, в свою очередь, довольно низко открывал V-образный вырез, переходящий в тонкие бретельки, удерживающие платье на положенном ему месте. Если учесть, что Нолан находился у нее за спиной, можно было представить себе, как много интересного он увидел, наклонившись. Алиса почувствовала себя голой и несчастной.
Их соседями по столику оказались сестра Эдгара Джилл, миловидная большеглазая шатенка, как две капли воды похожая на своего старшего брата, и молодой человек ярко выраженной латиноамериканской наружности с незапоминаемым именем, бывший близким приятелем и коллегой жениха.
Вопреки ее опасениям Нолан не стал терроризировать ее ни взглядами, ни словами, целиком переключившись на свою соседку слева, и Алиса облегченно перевела дух. В ожидании сигнала к началу банкета, которым должен был послужить традиционный танец новобрачных, она разглядывала интерьер зала, в котором доминировало два цвета — белый и мандариновый. Белоснежные скатерти и оранжевые чехлы на стульях, букеты белого мадагаскарского жасмина в ярких оранжевых вазочках, полосатые бело-оранжевые ленточки, которыми были перевязаны столовые приборы, мягкая желтоватая настенная подсветка и сверкающие скульптуры деревьев с ветвями, свисающими с потолка, которые символизировали деревья в Центральном парке зимой. Это было красиво и необычно. Алисе очень хотелось подойти к окну, чтобы взглянуть вниз, но она не решалась сделать это сейчас.
Шумно стартовав, торжество резво покатилось по тщательно выверенной и продуманной колее, жизнерадостно съедая час за часом. По большому счету, американская свадьба не так уж сильно отличалась от привычной русской, разве что была короче примерно наполовину. За традиционным танцем молодоженов последовала пара обязательных тостов и собственно банкет, перемежающийся всеобщими танцами и импровизированными конкурсами разной степени нелепости. Смешно, глупо и, наверное, весело.
Алиса особого веселья не испытывала. Ей никак не удавалось до конца проникнуться легкой и свободной атмосферой праздника, потому что причина ее внутреннего дискомфорта сидела рядом, время от времени нечаянно касаясь ее руки рукавом рубашки или задевая под столом своей ногой ее ногу. Каждый раз она испуганно отдергивала соприкоснувшуюся конечность, а Нолан вежливо и серьезно просил прощения, и эта его вежливость отчего-то невероятно раздражала ее.
Нолан держался так расслабленно и непринужденно, был так благожелательно нейтрален, что это ставило ее в тупик. Внутренне она готовилась к куда более эмоциональной реакции с его стороны, быть может, к сложному и серьезному разговору, которого между ними так и не состоялось, даже к резким упрекам и обвинениям, но никак не ожидала, что он будет вести себя так, словно между ними ничего не произошло. Более того, словно между ними никогда ничего и не было. Это вызывало у нее растерянность и непонимание.
Ну и прекрасно! Пусть так! Все только к лучшему. В конце концов, большая часть вечера уже миновала, и все скоро закончится. Она сможет спуститься к себе в номер. А завтра она уже будет в Дублине… Во рту отчего-то становилось горько.
— О, а янки, оказывается, совсем не дураки выпить! — поделился своими умозаключениями Нолан, наблюдая, как то один, то другой гость взбирается на невысокий подиум к микрофону, чтобы провозгласить тост, который весьма охотно поддерживался публикой. — А еще говорят, что ирландцы — самая пьющая нация в мире!
Сам он не пил, и это не укрылось от Алисы. Бокал шампанского, пригубленный в самом начале банкета, и парочка коктейлей, презентованная их столику для дегустации во время фееричного бармен-шоу, не в счет. И вопреки всякой логике эта новая черта в нем внезапно огорчила ее, как будто еще больше отдаляя его, делая чужим и неузнаваемым.
— Последний танец, дамы и господа!
Алиса едва слышно вздохнула. Оставались лишь традиционное бросание букета и подвязки, разрезание торта. И она свободна.
Пространство перед сценой заполняли пары. Рядом поднялся Нолан, и ее вдруг окатила волна жара. Он…пригласит ее? Переставая дышать, она смотрела на медленно тающие пузырьки в недопитом бокале.
— Ты позволишь?
Алиса подняла голову. Улыбающийся Нолан протянул руку порозовевшей от смущения и удовольствия Джиллиан. Словно в замедленной съемке, она видела, как, вкладывая пальцы в ладонь мужчины, поднимается со своего места Джилл, как в несколько шагов новая пара присоединяется к остальным. С грохотом отодвинув стул, Алиса бросилась вон из-за стола.
В холле было пусто и достаточно темно. С трудом отыскав дверь, она выскочила на наружную открытую галерею, опоясывающую весь банкетный зал по периметру. Вцепившись обеими руками в довольно высокое ограждение, она глубоко вдохнула, чувствуя, как холодный порывистый ветер моментально остужает разгоряченное тело. Всхлипнув, она стиснула зубы и яростно затрясла головой. Во все стороны полетели невидимки, удерживавшие прическу. Тщательно уложенные локоны рассыпались по голым плечам.
— Идем внутрь. Ты простудишься!
Почему она не слышала, как он подошел?
— Убирайся! — процедила Алиса. — Оставь меня в покое!
Боже, что она несет? Можно подумать, он только и делал сегодня, что нарушал ее покой! Да он ее вообще не замечал большую часть вечера!
— Давай вернемся в зал, — спокойно и терпеливо повторил Нолан.
— Возвращайся! Что же ты бросил свою даму? Это так невежливо с твоей стороны — пригласить, а потом оставить бедняжку одну! — Она рассчитывала произнести это с сарказмом, но голос завибрировал, выдавая ее с головой. Баба, истеричная баба!
— Я извинился. Дама не в обиде, — Нолан не сводил с Алисы блестящих глаз. — Ты ревнуешь меня, кошка! Ты безумно меня ревнуешь! — улыбаясь, негромко произнес он.
— Ревную?! Ты действительно думаешь, что я до сих пор способна ревновать тебя?
— Я не думаю, я уверен в этом!
— Вы слишком высокого мнения о себе, мистер Хьюз!
— Да нет, при чём тут мое мнение о себе? — произнес он, неторопливо приближаясь к ней уверенным шагом охотника, загнавшего свою добычу. — Ты хорошо научилась скрывать свои чувства, Эли. Но сегодня твое умение дало сбой. И это было слишком… очевидно.
Стремясь избежать его близости, она вжалась спиной в ограду, откидываясь назад, нависая над пропастью. Очередной порыв ветра с мелкой пылью дождя швырнул волосы ей в лицо, пустил волну неконтролируемой дрожи по всему телу.
— О, так ты весь вечер занимался психоанализом! — прошипела она, отчетливо лязгнув зубами. — Развлекался, изучая меня, словно микроба на препаратном стекле! И к каким выводам вы пришли, коллега? Определились со стратегией лечения? Попробуете новые методы? Или по старинке шоковой терапией будете пользовать? Хреновый ты психотерапевт, Нолан! Да и хирург не лучший. А анестезиолог и вовсе никакой. Кромсаешь плоть по живому тупым скальпелем. Вот в этом ты мастер, виртуоз просто! Ты хоть знаешь, как долго заживают такие раны?! — закричала она, отбрасывая с лица отяжелевшую от сырости прядь. — Как мучительно долго болят, выгнивая изнутри, отторгая ткани и, черт возьми, никак не желая срастаться!
Он смотрел на нее совершенно черными глазами, и в этих глазах, таких насмешливо-уверенных еще секунду назад, сейчас пылали всполохи чего-то совсем иного, во что она не пожелала вникать.
— Прости меня… — сказал он совсем тихо.
— Простить?! Ты в самом деле думаешь, что это так просто? — рассмеялась она и тут же осеклась, задохнувшись, закрыла лицо ладонями, отвернулась. — Забыть все, — сдавленно проговорила она. — Забыть измену, твое предательство, сделать вид, что ничего не было?! Этого ты от меня ждешь?! — яростно выкрикнула она, оборачиваясь. — Ты жаждешь прощения? Как надолго, Нолан? На сколько хватит твоей верности? Как скоро я снова буду плакать?
— Никогда… никогда больше я не сделаю тебе больно, — медленно проговорил он.
И тут на Алису что-то нашло. Совершенно утратив контроль над собственными мыслями и действиями, она разъяренной тигрицей налетела на Нолана.
— Ты уже сделал это, ублюдок! — обезумев, закричала она, обрушивая на него хлесткую пощечину. — Ты сделал мне больно!
Он слегка отшатнулся, но не отступил. Упрямо склонил голову и, глядя на нее исподлобья, глухо, сквозь зубы, произнес:
— Ну… бей! Бей еще!
Выкрикивая что-то нечленораздельное, она стала молотить его кулаками по плечам и груди, совершенно не разбирая и не видя, куда сыплются удары, до тех пор, пока он не перехватил ее запястья и не толкнул к ограде балкона. На какое-то мгновение она еще успела увидеть очень близко, просто невероятно близко, его глаза с расширенными зрачками, а потом… потом не стало ничего. Лишь надежное кольцо его рук, переместившихся ей на спину, и тепло его дыхания на ее губах.