Не с тобой-2

Глава 18

Первыми вернулись звуки. Тягучее низкое гудение, прерываемое через равномерные промежутки времени довольно громким и отчетливым попискиванием. В эти искусственные шумы, отчего-то рождавшие в голове картину величественно проплывавшего в необъятных просторах космоса первого земного спутника, время от времени вплетался другой звук, нарушавший внеземную гармонию своей неуместностью и инородностью. И от этого становилось неспокойно и тревожно.

Помаявшись еще немного, Нолан открыл глаза. Взгляд уперся в белоснежный потолок с лампами дневного света. Больше никаких опознавательных знаков, за которые мог бы зацепиться глаз, на нем обнаружить не удалось. Обычный потолок, удручающе казенный. Совсем не обрадовавшись этому открытию, Нолан осторожно повернул голову.

Клодин стояла возле окна. Ссутулившись и обхватив плечи руками, она время от времени не то всхлипывала, не то прерывисто вздыхала, как раз то и являясь источником тех звуков, которые так встревожили его.

— Кло! — позвал он и с изумлением прислушался к собственному почти беззвучному хрипловатому шепоту, вырвавшемуся из саднящего горла.

Но Кло услышала. Резко обернувшись, она метнулась к нему, склонилась к самому лицу, осторожно сжала левую ладонь. Совсем близко он увидел ее темные, блестящие от влаги глаза.

— Боже! — сдавленно прошептала она. — Наконец-то!

— Ты чего? — растерянно пробормотал Нолан.

Сестра затрясла головой, по щеке съехала крупная слеза. Он потянулся свободной рукой, чтобы смахнуть эту слезу, и дернулся от боли — из вены торчал инъектор капельницы.

— Лежи! — вскрикнула Кло. — Не вздумай подниматься! Я сейчас позову врача.

— Врача? — переспросил он и обвел глазами помещение, в котором находился.

На его спальню в арендованном авангардистском доме комната никак не походила. По правде говоря, больше всего она была похожа на больничную палату, чем, скорее всего, и являлась.

— Где я? — прохрипел Нолан. — Что произошло?

— Ты в больнице, — подтвердила его догадку Клодин и вытерла мокрые щеки. — Ты почти шесть часов был без сознания.

— Что?! — не поверил он. — Да что случилось?

— Не знаю. Мне позвонили после того, как тебя доставили сюда. Ты отключился у себя в номере, тебя горничная обнаружила.

Нолан молчал, пытаясь переварить услышанное. Память была девственно чиста.

— Я позову врача, — сказала сестра и торопливо вышла из палаты.

Вернулась она спустя несколько минут в сопровождении молодого серьезного субъекта в белом халате.

— Добрый день, мистер Хьюз, — поприветствовал он, бегло оглядывая мониторы приборов. — Я доктор Тодд. Как вы себя чувствуете?

«С такой фамилией, конечно, только врачом работать», — отрешенно подумал Нолан и сообщил:

— Горло болит.

— Горло? — доктор удивленно вздернул брови. — Только горло?

Нолан прислушался к себе и пожал плечами. Ничего особенного, разве что ноющая, как от зубной боли, челюсть и абсолютная пустота в голове слегка напрягали.

— Ну горло пройдет. Это от трубки, что была у вас в трахее. В какой-то момент вы вдруг решили, что дышать совсем необязательно. К счастью, это произошло уже здесь, и нам пришлось подключить вас к аппарату искусственной вентиляции легких. Он немного подышал за вас.

— Сюрприз! — пробормотал Нолан, мрачно изучая потолок. — А нельзя ли узнать, что предшествовало моему столь экстравагантному решению? Хотя бы в общих чертах, а, док?

Доктор задумчиво почесал указательным пальцем переносицу, а затем непринужденно присел к Нолану на кровать. Тот покосился на него и слегка отодвинул ноги.

— Что предшествовало, я вам даже в общих чертах не расскажу. Могу только предположить, что вы недурно провели время, учитывая уровень содержания алкоголя в вашей крови.

— Алкоголя? — пренебрежительно фыркнул Нолан. — Вы хотите сказать, что я едва не отдал концы только потому, что слегка перебрал?

— Вряд ли дозу в три промилле можно отнести к категории «слегка перебрал», хотя, полагаю, это не главная причина, которая привела вас под наш гостеприимный кров, — собеседник посмотрел ему прямо в глаза: — У вас в крови обнаружены следы героина. А героин и виски — это коктейль для покойника, мистер Хьюз. Вас спасла случайность.

Доктор продолжал что-то говорить, но Нолан его уже не слышал. Летним ливнем обрушились на него воспоминания, заполняя пустые резервуары памяти. Мгновенно утратив всякое чувство реальности, он захлебывался и тонул в них, все глубже, слой за слоем, погружаясь в прошедший бесконечный день. И вместе с пробудившейся памятью оживало и дремавшее тело, отзываясь тягучей нудной болью в голове и всех мышцах.

Бессвязными слайдами замелькали картины его вчерашнего рейда по барам, в одном из которых, уже основательно разогретый, он ухитрился ввязаться в еще одну драку. Потасовку погасили на взлете, и ему пришлось спешно ретироваться, так как оброненное веское слово «полиция» прозвучало убедительным аргументом. Догонялся он уже в следующем заведении. Дозу купил там же, безошибочно выцепив в толпе нужную сомнительную личность. Теперь можно было только догадываться, что творилось у него в голове, если вместо привычной «травки» или уже распробованного крэка он, всегда избегавший тяжелых наркотиков, нацелился на героин.

Воспоминания обрывались в убогом номере захудалого отеля, куда он ввалился, отсвечивая разбитой физиономией. Свое появление там он еще помнил, а вот что было дальше — уже нет.

— …Когда я смогу выйти отсюда? — не совсем вежливо прервал неторопливую речь врача Нолан.

Тот озадаченно замолк, отчего у Нолана возникло ощущение, что он упустил что-то важное из монолога доктора.

— Так когда, док? — упрямо повторил он, поворачивая голову и встречаясь взглядом с внимательными серыми глазами.

— Не так быстро, мистер Хьюз. Все-таки вы в палате интенсивной терапии, а не в санатории. Ваш организм отравлен, без медикаментозной помощи ему не справиться. Для того чтобы завершить процедуру первичной детоксикации, понадобится как минимум несколько дней. К тому же и ваши травмы тоже не стоит оставлять без внимания. У вас серьезные ушибы нижней челюсти и спинки носа.

— Я ударился… о дверь, случайно, — процедил Нолан, отводя взгляд.

— Да, — легко согласился доктор Тодд, — раз пять, не меньше. Ну, что ж, не стану вас больше утомлять. Отдыхайте.

Он вышел из палаты. Все это время молча стоявшая у изножья кровати Клодин подошла поближе, устало опустилась на стул.

— Езжай домой, Кло, — попросил Нолан, — ты должна отдохнуть. Не нужно со мной сидеть, я в порядке.

— Я вижу, в каком ты порядке. Боже, Нолан, — она сжала ладоням голову, — что ты творишь?! Ты хоть понимаешь, что если бы не горничная, ты мог бы запросто умереть в этой своей чертовой дыре? Ты это понимаешь?!

— Интересно, что понадобилось горничной ночью в моем номере? — хмыкнул он. — Автограф, что ли?

— Идиот! — разозлилась Клодин. — Тебе весело, да? Я тут едва с ума не сошла, пока ты в отключке лежал, а ты резвишься!

— Прости меня, — он виновато коснулся ее ладони. — Клянусь, я не собирался сводить счеты с жизнью таким банальным способом. Просто немного не рассчитал.

— Что не рассчитал? Дозу? — грустно спросила сестра. — Посмотри, до чего ты докатился, Нолан! Мало того, что ты увяз в беспробудном пьянстве, ты еще, оказывается, плотно сидишь на героине!

— Да не сижу я на нем! — скрипнул зубами Нолан. — Я его вчера, можно сказать, первый раз попробовал. Сам не знаю, зачем. Экспериментировал, наверное. Признаю, эксперимент не удался, — он замолчал на секунду и уже тише добавил: — Я не наркоман, Кло.

Клодин лишь молча покачала головой, явно не веря ни единому его слову. Она сидела, устало опустив поникшие плечи, зажав ладони между коленями, и выглядела очень потерянной. Нолан смотрел на ее худую спину, обтянутую тонким розовым свитером, и маялся чувством вины и жалости к ней. Его маленький верный оруженосец, она никогда не простила бы себе, если бы с ним что-нибудь случилось. Она так давно тащила на себе груз заботы и ответственности за своего непутевого младшего братца, что он привык воспринимать это как должное и совершенно не задумывался, как его поступки могут отразиться на ней и ее чувствах.

— Кло, пожалуйста, езжай домой, — повторил он. — Это же глупо — сидеть здесь сутками. Хватит истязать себя. Со мной все нормально.

— А если тебе что-нибудь понадобится? — неуверенно спросила Клодин.

— Если понадобится, я найду к кому обратиться. Здесь полно персонала. Иди уже, — настаивал он.

Клодин поднялась.

— Хорошо, — сдалась она и тут же добавила непримиримым тоном: — Но я вернусь вечером.

Нолан наблюдал, как она берет пальто, надевает его, туго затягивает пояс, идет к двери.

— Кло, — позвал он.

Сестра обернулась. Нолан отсутствующе смотрел в потолок.

— Скажи, — с трудом выдавил он, — ты… знала?

Она не стала уточнять, что именно. Покачала головой.

— Нет. Не знала. Мы ведь с Эли почти не общались после вашего… разрыва. Да и неужели ты думаешь, я стала бы скрывать это от тебя? — Клодин постояла еще немного, а потом вышла из палаты.

Он остался лежать, распятый на жесткой больничной койке, мучительно прислушиваясь к пустоте внутри себя. Что за отрава плавала сейчас в его венах, вымывая из крови другой яд, которым он так щедро накачал себя вчера? Отчего он был так спокоен сейчас? Сейчас, когда должен был рычать и корчиться от ревности и боли? Вместо этого он способен лишь с сухой отстраненностью вспоминать вчерашние события, так словно это происходило не с ним и совсем его не касалось. А может быть, все это лишь игра его одурманенного наркотиком разума, заковыристая иллюзия, и на самом деле его бесчувственное, погрузившееся в кому от передоза тело так и лежит на полу гостиничного номера, никем до сих пор не обнаруженное?

Нолан усмехнулся и зажмурился. Какой занятный побочный эффект. Его уже начали посещать сомнения в реальности мироздания. Да он находка для психиатра.

С уже знакомым характерным скрипом приоткрылась дверь.

— Ты что-то забыла? — спросил он, уверенный, что вернулась Клодин.

Ответа не последовало. Он открыл глаза и медленно повернул голову.

— Здравствуй, Нолан, — негромко произнесла замершая на пороге женщина.

«Началось! — тоскливо подумал Нолан. — Хочу назад, в кому, или что там со мной приключилось? Тихо, спокойно. Лежишь — ничего не слышишь, никого не видишь. Попросить, что ли, чтобы никого не пускали?»

— Привет, Ким, — вздохнул он. — Проходи, чего уж там.

Ким приблизилась и деликатно присела на краешек стула. Покусала губы и нерешительно спросила:

— Как ты?

— Жив, как видишь, — хмыкнул он.

Визита Ким он не ожидал, предстоящим разговором тяготился, ибо считал его бессмысленным. Было неловко, маятно и очень стыдно. Меньше всего он сейчас хотел, чтобы кто-то видел его таким… жалким.

— Кто тебе сказал? Кло сообщила?

— Кло? Нет. Ты, вероятно, забыл, что твой агент — моя близкая подруга. Она и сказала.

Ну да, разумеется. Агента он сменил полгода назад, и именно по протекции Ким Сьюзан Патрикола, которая работала только со звездами первой величины, взялась за такого неудобного клиента, как он. «В кому!» — окончательно решил Нолан.

— Как Крис? — спросил он, чтобы хоть что-то сказать.

— Все хорошо, — пожала плечами Ким, искоса разглядывая его лицо.

— Ким, ты меня, конечно, извини, но я сейчас не очень расположен вести светскую беседу, — не выдержал Нолан, — и если ты пришла сказать мне, что я идиот, сознательно гробящий свою жизнь, будем считать, что я все это выслушал и принял к сведению.

Ким вздохнула.

— Честно говоря, я не знаю, зачем приехала, — призналась она и, запнувшись на секунду, добавила: — Я испугалась за тебя.

— Со мной все в порядке. Как выяснилось, на том свете я тоже никому особо не нужен. Доказано экспериментально.

— Может быть, потому что ты очень нужен здесь? — слабо улыбнулась она и сразу же стала серьезной. — Я понимаю, Нолан, что не имею никакого права вмешиваться в твою жизнь или указывать тебе, как стоит или не стоит поступать. Догадываюсь, с чем связано твое безрассудство, и мне, действительно, очень горько осознавать, что именно я являюсь причиной всех твоих бед.

— Ким, прекрати! — неожиданно взъярился он. — Довольно повторять одно и то же! Мы уже много раз обсуждали это, но если надо, я скажу еще — тебе не в чем себя упрекать. Все, что произошло когда-то и происходит теперь, целиком моя вина. Точка. Раз и навсегда закроем эту тему.

— Если бы только я могла тебе чем-нибудь помочь! — вырвалось у нее.

— Так, — пробормотал он, — давай без этого, окей? Я уж как-нибудь сам.

Нолан угрюмо отвернулся к окну. Разом вдруг стали ныть все пострадавшие части тела, начиная от носа и челюсти и заканчивая разбитыми руками. Маленькое горячее солнце запульсировало под черепной коробкой, обжигая острой болью. Действие обезболивающего заканчивалось, и с каждой секундой ему становилось все хуже. Пускай она уже уйдет. Только совестливой и заботливой Ким ему сейчас не хватало.

Ким все поняла без слов, бесшумно поднялась.

— Я пойду. Поправляйся, Нолан.

Он кивнул, но Ким отчего-то не двинулась с места.

— Знаешь, — наконец произнесла она, — я просто хотела сказать… Когда в следующий раз у тебя вновь возникнет желание свернуть себе шею, попытайся вспомнить, что на свете существует, по крайней мере, один человек, который любит тебя таким, какой ты есть, и который нуждается в тебе, как никто другой. Нуждается в твоей любви, заботе, внимании и поддержке, во всем том, что ты обещал дать ему. И чего лишишь, если с тобой что-нибудь случится.

Нолан молчал, и Ким, не дождавшись ответа, вышла из палаты.

Алиса опомнилась только в такси. Паника, спазмом сжимавшая горло, начала отпускать, и к ней стала возвращаться ее природная способность рассуждать здраво и хладнокровно. Пусть запоздало, но она, наконец, смогла путем последовательного анализа вычленить из сбивчивого, прерываемого всхлипами, монолога Клодин необходимую информацию. И когда ей это удалось, на смену страху, совершенно парализовавшему ее рассудок, пришли злость и негодование.

Он не удовлетворился своей глупой и жестокой выходкой там, в отеле! Нет, за короткой программой последовали показательные выступления! Этого и следовало ожидать. Он никогда даже не пытался сдерживать или контролировать свои чувства, вспыхивая, как спичка, легко идя на поводу у сиюминутных желаний и руководствуясь одними лишь эмоциями. При этом он совершенно не задумывался, к каким последствиям, как для него, так и для окружающих, может привести такое сумасбродство. Чертов эгоист, низкий себялюбец, не видящий ничего дальше собственного носа! О, пусть только придет в себя. Она придушит его собственными руками!

Прижавшись виском к прохладному стеклу, Алиса безучастно смотрела на мелькающие за окнами автомобиля улицы чужого города. Клодин что-то твердила про передозировку. Наркотики? Ну да, в юности он баловался марихуаной, а кто ею не баловался? Было время, когда он подсел на стимуляторы, но тот клубный «метамфетаминовый» период давно миновал, да и принимал он экстази от случая к случаю. Неужели теперь так серьезно? Он скатился до тяжелых наркотиков? Он зависим?

Она изо всех сил сжала ладони. Ну как он может? Как может вести себя так, словно проживает первую тренировочную жизнь и в запасе у него еще десяток настоящих? Словно в той, следующей жизни сотворенное в этой обнулится, и все начнется сначала, с чистого листа и на этот раз по-настоящему. Неужели ему невдомек, что в жизни ничего нельзя перечеркнуть, переписать или подтереть ластиком, что каждый совершенный поступок таковым и останется, в данном случае не просто глупым — преступным. В первую очередь, по отношению к самому себе.

— Приехали, мэм! — сообщил водитель.

Алиса расплатилась и, выбравшись из такси, остановилась в нерешительности. Коротким порывом ветра налетело отрезвляющее: зачем она приехала? Алиса непроизвольно оглянулась — канареечно-желтая машина только-только двинулась с места и при желании ее легко можно было остановить. «Я просто узнаю, что с ним, — решила она. — Только узнаю…» И она заспешила по круговой аллее с веселенькими голубыми указателями, которые сообщали посетителям о том, что они находятся на территории госпиталя Доброго Самаритянина.

Выяснив в информационном пункте лобби, где располагается отделение интенсивной терапии, она поднялась на восьмой этаж и остановилась посреди тихого и пустынного коридора, изучая таблички на дверях палат. Одна из таких дверей в самом конце коридора внезапно приоткрылась, выпуская посетительницу. Смуглая темноволосая женщина привычным жестом узнаваемой персоны надела солнцезащитные очки и плавной уверенной походкой пошла к лифту, равнодушно обогнув оцепеневшую Алису.

Охваченная внезапной слабостью, Алиса боком привалилась к стене.

— С вами все в порядке? — медсестра, внимательно заглядывающая ей в лицо, казалось, выросла из-под земли. — Могу я вам чем-нибудь помочь?

— Простите, — пробормотала Алиса, касаясь пальцами лба, — я, кажется, ошиблась этажом. Мне в другое отделение.

Отлепившись от стены, она на негнущихся, словно у деревянной марионетки, ногах пошла к лестнице.

Последние несколько пролетов Алиса преодолела бегом, перескакивая через несколько ступенек. Оказавшись на улице, она жадно втянула влажный после недавнего дождя воздух и без сил опустилась на ближайшую скамейку.

Боже мой, какая же она дура! Просто образцово-показательная идиотка! Что за затмение на нее нашло? Сорвалась, помчалась сюда, словно безумная, позабыв обо всем на свете, ни на секунду не задумавшись о том, что о нем здесь есть кому позаботиться. И есть кому волноваться и переживать. Вчерашние события как-то совсем вытеснили из ее памяти последние перемены в его личной жизни, но эта женщина своим появлением властно напомнила, кому теперь принадлежат все права на него.

Алиса запрокинула голову и закрыла глаза. Нет, она не могла ни ошибиться, ни обознаться. Гладкая кожа теплого оттенка кофе с молоком, блестящие черные волосы, заколотые в небрежный узел, всегда живая чересчур белоснежная улыбка — она узнала бы эту мулатку даже в многотысячной толпе. Ведь столько раз она с мукой вглядывалась в фотографию той, что уничтожила ее счастье, терзаясь извечными вопросами преданной женщины, на которые не могло быть ответов.

Алиса едва не застонала, представив, что могла бы ворваться в палату в самый разгар семейной сцены. Жгучая волна стыда опалила ее, заставляя зажмуриться сильнее. Так ей и надо, если уж жизнь ничему не научила ее до сих пор. Поделом.

Остро до боли захотелось домой. К туманным дублинским рассветам, заглядывающим в окна и заставляющим ежиться даже под теплым одеялом, к прохладным влажным ветрам, несущим дыхание близкой весны, к исходящей кофейным ароматом любимой оранжевой чашке, к уютному сопению Ориона, дремлющего возле ног. Ко всему тому, что служило надежным якорем в ее жизни и дарило чувство незыблемости ее личного мироустройства.

Джейден сидел на полу возле дивана в гостиной. Скрестив по-турецки ноги и уже привычно перекосившись на сторону, он что-то увлеченно выстукивал на клавиатуре ноутбука. Невероятно увлеченно. До такой степени, что Алису он заметил лишь тогда, когда она подошла и опустилась на пол напротив него.

— Ты быстро вернулась, — сказал он спокойно, поднимая на нее глаза.

Точнее один полноценно открывающийся глаз. Спокойствие было насквозь фальшивым. Там, за чистой безбрежной синевой, бушевала буря, грозя легко перехлестнуть через границы пресловутого самоконтроля.

— Да, наверное, — согласилась Алиса.

— Ну как он? — холодно поинтересовался Джей. — Что там произошло?

— Не знаю, — пожала она плечами и, подумав секунду, добавила: — Но думаю, с ним все будет в порядке.

На лице Джейдена отразилось удивление, а затем, гораздо медленнее, понимание.

— Ты не видела его?

— Нет, — покачала головой Алиса.

— И… где же ты была? — он все еще не верил, хотя и очень хотел.

Алиса вздохнула и честно ответила:

— В больнице. Поднялась в отделение, но в палату заходить не стала. Поняла, что мой визит будет выглядеть несколько неуместным, — усмехнулась она, вспоминая причину своего озарения.

Джей захлопнул крышку ноутбука, отодвигая его, и за локти подтянул Алису к себе.

— Это были самые отвратительные два часа в моей жизни! — с чувством произнес он, глядя ей в глаза.

— Прости, — опустошенно прошептала она.

Джей отпустил ее локти, она еще немного придвинулась и, осторожно, боясь потревожить пострадавшее ребро, прижалась щекой к его ключице.