Тина
– Вот черт! – восклицаю я, пугая даже Пашку.
– Что? – спрашивает, стягивая наушники.
– Да забыла за кексами заехать, – бурчу, разворачивая машину.
– Ма, мы опоздаем! – возмущается сын.
– Ничего страшного. Это твой день рождения, так что подождут.
– Да у них время игр расписано! На фига мне эти кексы?
– Паша, вместо торта! Ну мы же неделю назад их заказали.
– Да блин! – возмущается он и откидывается на спинку сиденья, опять натягивая огромные наушники.
Возвращаясь с автострады на городскую дорогу, набираю по громкой связи кондитерскую.
– “Сладкий пирожок”, – раздается в салоне приятный женский голос.
– Здравствуйте. Девушка, мы на сегодня заказывали тридцать кексов с синим кремом. Моя фамилия Ровинская.
– Минутку. – Она на некоторое время замолкает, а потом продолжает: – Ваши кексы готовы и ждут вас.
– Спасибо, скоро подъеду.
Разгоняя машину, мчу к кондитерской.
– Мам, – снова вклинивается Пашка, – сейчас нас полиция остановит, и тогда мы точно опоздаем.
– Черт, – шиплю и сбрасываю скорость.
В том, что мы поздно выехали, я виню похотливый взгляд и невероятной красоты глаза. А еще наглую кривоватую улыбку и слишком красивые, по-настоящему мужские руки с канатами вен на тыльной стороне. Даже часы на его запястье меня, черт подери, заводят! Чтоб ему пусто было, этому Борзому! Андрей-черт-подери-Витальевич!
Я мало того, что не помню, как выключила будильник утром, я еще проспала целый лишний час, а потом лежала задыхалась, плавая в посторгазменной неге. Как результат – мы приезжаем с опозданием почти на полчаса. Немного по меркам обычного дня рождения, но, учитывая его специфику, слишком много.
Как только машина останавливается, Пашка бросает наушники на сиденье и идет к своим друзьям. Едва успевает получить поздравления, как их компанию подхватывает Аля и уводит в здание.
Открыв багажник, достаю оттуда коробку с кексами. Набираю номер пиццерии и, прижав трубку ухом, закрываю багажник. Мне не совсем удобно, потому что на сгибе локтя висит мой рюкзак, в руках коробка, телефон у уха. Ужасно. Но именно сейчас я никак не могу перестать суетиться и сделать все, как надо. Повесить рюкзак на плечи, поговорить с рестораном и только потом брать в руки коробку. Во мне как будто кто-то отключил мою привычную размеренность, заставив ускориться, хотя спешить уже некуда.
Пока разговариваю с пиццерией, окидываю взглядом здание. Сердце колотится, как ненормальное. И почему-то очень неловко встречаться с Андреем. Как будто он по моим глазам прочитает, что я позволяла ему в своем сне. Это так глупо, что даже не смешно. И все равно мне страшно увидеть его.
Получив подтверждение заказа, я кое-как перекладываю коробку в одну руку, прячу телефон и, сделав глубокий вдох, захожу в здание. Поприветствовав, ресепшионист провожает меня в другую часть здания. Потом выводит на улицу, и я начинаю улыбаться. Оказывается, за зданием есть отличная поляна. Точнее, кусочек земли, засеянный газонной травой. На нем расположены несколько столов со скамейками, сверху над которыми натянут навес.
– Вчера доставили ваш заказ, и Андрей Витальевич распорядился, чтобы развесили шары.
– Спасибо, – улыбаюсь шире.
По периметру действительно развешены заказанные мною шары, и выглядят они потрясающе красиво.
Ставлю на стол коробку и, повесив рюкзак на плечи, разворачиваюсь к девушке.
– Пойду принесу из машины посуду и фрукты.
– Вам помочь?
– Спасибо, я справлюсь. Там всего одна сумка. Я все расставлю и подойду к вам оплатить. Посчитайте пока, хорошо?
– Конечно, – кивает она и скрывается в здании.
Примерно двадцать минут у меня уходит на то, чтобы подготовить одноразовую посуду и нарезать фрукты. Накрыв их пищевой пленкой, оставляю на столе, а сама иду на ресепшен.
– Вы принимаете карты? – спрашиваю, доставая из рюкзака кошелек.
– Ваш заказ уже оплачен.
– Я не про шары, – улыбаюсь. – Я хочу оплатить сам праздник.
– Я про праздник и говорю, – мило улыбается девочка, а вот я начинаю хмуриться.
– В каком смысле “оплачен”?
Первая мысль: Агата оплатила. Но она бы мне сказала. Вторая вообще невероятная: Ровинский наконец раскошелился и что-то сделал для ребенка. Но это абсурд, потому что у Ровинского, кроме голой задницы, ничего нет. Тогда что все это значит?
– Андрей Витальевич сказал, оплачено.
– Ах, Андрей Витальевич сказал…
Я стараюсь не показывать администратору свое негодование, потому что она не виновата в том, что Андрей Витальевич сует свой нос куда его не просят.
– А где я могу его найти? – спрашиваю, выжимая из себя все дружелюбие, которое аккумулировала годами. Любовно взращивала в себе, зная, что когда-нибудь найду этому навыку применение.
– Он сейчас инструктирует ребят. Вы можете подождать на поляне для празднования. Они скоро пройдут через нее на полигон.
– Поняла, спасибо.
Выхожу на улицу и глубоко дышу, чтобы справиться со своими эмоциями. Прямо сейчас я готова выцарапать Андрею Витальевичу глаза за то, что ставит меня в положение должника, которое я с некоторых пор просто ненавижу. С меня хватило долгов мужа, чтобы во мне навсегда стойко выработалась аллергия на это слово.
Какое-то время я хожу по газону, упорно заставляя себя наслаждаться свежим воздухом и красотой вокруг. Выходит так себе, но, по крайней мере, я дохожу до стадии, когда могу присесть на скамейку и не дергаться.
А через пару минут мой сын с друзьями во главе с Борзым выходят на улицу, но с другой стороны здания. Бросив на меня взгляд и кивнув, Андрей уводит парней на полигон. Вот же засранец! Знал, что я буду злиться, и устроил отсрочку встречи. Ну погоди, мы все равно пересечемся сегодня!