Андрей
Вот сейчас я жалею о том, что ушел из оружейного бизнеса. Сделал все возможное и невозможное, чтобы обезопасить свою любимую женщину. А прилетело, сука, откуда не ждали. Может, позвонить своим старым контактам и взять у них какой-нибудь глок? Засунуть его в глотку уроду Ровинскому и вынести к чертям мозги.
Курю на балконе, сидя в плетеном кресле. Я уже давно избавился от этой привычки и возвращаюсь к сигарете только в редкие моменты, когда выпью. Но вот сегодняшняя ситуация выбила меня из колеи, и почему-то именно сигарета показалась мне способом притормозить и разложить все по полочкам. Спланировать, что и как я буду делать, чтобы не привлечь лишнее внимание к Громовым и максимально обезопасить Тину. Ни хрена это не помогает. Пока, по крайней мере. До тех пор, пока не попустит эта нервозность, здраво рассуждать я не смогу.
Мой телефон вибрирует в кармане. Хмурясь достаю, думая о том, кто это надумал позвонить мне в час ночи. Быстро отвечаю на звонок, когда вижу номер Матвея.
– Мы нашли его. Координаты сейчас скину сообщением. Помни о моей просьбе и не появляйся в том районе один. Если надо, я дам своих людей или поеду с тобой. Туда даже полиция не суется.
– Кидай координаты, дальше я сам.
Заглянув в спальню, убеждаюсь, что Тина крепко спит. Она слишком измотана визитом бывшего мужа. Не могла уснуть и мучилась головной болью.Так что выпила снотворное и вырубилась. Сейчас мне это только на руку.
Стянув из корзины ветровку, которую еще не успели постирать, тихо обуваюсь, беру ключи от машины и спускаюсь вниз.
Район и правда говно. Надеюсь, старший Громов, сев в мэрское кресло, разгонит всю эту шваль из города.
Тормознув у обочины возле дома, на который указал Мот, выхожу из машины. Накидываю ветровку, достаю из багажника бейсбольную биту и, поставив машину на сигналку, захожу в обшарпанный подъезд. Входная дверь болтается на одной петле, стены убитые, на ступеньках валяется мусор вперемешку с использованными презервативами и шприцами. У меня в горле встает ком и начинает подташнивать от увиденного. Такому, как этот мудак Ровинский, самое место в таком гадюшнике.
Поднявшись на второй этаж, делаю глубокий вдох и с ноги толкаю дверь в квартиру. То, что я там вижу, не описать двумя словами. Дым висит коромыслом. Причем запах сигарет смешался с запахом дури. Пьяные, обдолбанные люди снуют по этому притону, словно зомби. Какой-то мужик в углу старого, пропаленного и засаленного дивана лениво дерет шлюху, у которой нет то ли сил, то ли желания даже тихонько простонать. Она просто что-то мычит, широко расставив ноги.
Заглядываю в каждый угол, высматривая мудака, но его здесь нет. Внезапно слева раздается мужской смех, и я толкаю дверь в другую комнату. Здесь тоже кумар стоит такой, что толком ни черта не видно. Прищуриваюсь, разглядывая мужиков, сидящих за столом с картами в руках.
– Че надо? – спрашивает один, но я на него уже не смотрю, потому что в поле зрения попадает Ровинский.
Узнав меня, он резко вскакивает, и стул падает на пол.
– Слышь, мужик?! – встает еще один из-за стола. – Че надо, я спрашиваю?
Упершись концом биты ему в грудь, толкаю так, что он заваливается на свой стул.
– Ты не охуел ли?! – рычит он, снова пытаясь подняться.
– Я за ним, – киваю на Ровинского.
Но прежде, чем его друзья даже успевают повернутся, чтобы посмотреть на него, Ровинский… выпрыгивает в окно. В окно, блядь! На втором этаже!
Срываюсь с места и бегу туда. Наклоняюсь, чтобы посмотреть вниз, и вижу, как Ровинский, петляя между мусорными баками, сваливает за угол.
– Сука! Испарись из города, мразь! Я все равно найду тебя и порву, падла! – ору я, выпрямляясь. Перед глазами встает красная пелена, и я сношу со стола все, что там стоит и лежит – карты, стаканы, бутылки, пепельницы.
Мужики, которые еще минуту назад были готовы что-то мне предъявлять, отскакивают от стола, как ошпаренные. Немного успокоившись, обвожу практически невидящим взглядом их лица.
– Передайте этому пидару, что теперь пусть спит с открытыми глазами. Потому что я, сука, найду и покалечу. Раздавлю эту гниду.
Выплюнув последние слова, будто горькую пилюлю, сваливаю из этого дома. Бегать по вонючему наркоманскому району смысла я не вижу. Наверняка мудак Ровинский знает его лучше, чем я. А обшаривать в одиночку эти заброшенные дома – это практически подписать себе смертный приговор. Иногда достаточно вколоть человеку использованную иглу, чтобы он уже мог прощаться с жизнью. Этот район надо выжигать напалмом, и только после этого пытаться что-то или кого-то здесь найти.
Ну ничего, я все равно отыщу эту мразь. Не сегодня, так завтра. Главное, теперь обеспечить безопасность Тины и Пашки. По дороге домой набираю Матвея.
– Нашел?
– Нашел. Но он свалил. Короче, присматривай за своими, на мне безопасность Пашки с Тиной. Только вот хер его знает, куда он скрылся, и что дальше сделает.
– Будем наблюдать. Если нужна помощь, маякуй.
– Ага, спасибо, – отзываюсь коротко и кладу трубку. – Сука! – реву, лупанув по рулю.
Дома принимаю душ, дважды намыливаясь, потому что меня не покидает ощущение, будто вся эта грязь прилипла к моей коже. Я не могу нести эту мерзость в постель к жене. Натираю кожу до скрипа, и только после этого иду в нашу с Тиной спальню.
Сбросив с бедер полотенце, забираюсь под одеяло. Поправляю разметавшиеся по подушке волосы Тины и притягиваю ее спиной к себе. Она тихонько стонет, а потом ерзает по кровати, устраиваясь поудобнее. Член, за эти несколько дней истосковавшийся по моей женщине, тут же оживает, почувствовав, как любимая попка прижимает его к моему животу. Дергается и впечатывается в нежное полушарие. С каким удовольствием я бы сейчас… Но нет. Тина должна отдохнуть. К тому же, после пережитого тыкать в нее членом – такая себе идея. Так что я просто наслаждаюсь тягучим и немного мучительным возбуждением, и в таком состоянии уплываю в сон.
Просыпаюсь, услышав спор Пашки с Тиной.
– Мам, я не могу никуда не ходить, потому что ты просто так хочешь!
– Я сказала, ты пока из дома не выходишь, что непонятного?!
– Мне восемнадцать! Вот что непонятно! Ты хочешь, чтобы я какого-то черта сидел дома, но даже не объясняешь, почему! И бассейн! Ты серьезно собралась возить меня туда лично?! Ма, мне не двенадцать! Я могу и сам туда добраться!
– Я сказала, что отвезу тебя!
– Да что за пи… капец происходит?! Ты можешь нормально объяснить?!
Сев на кровати, провожу ладонью по лицу, а потом встаю и, быстро натянув спортивки, босиком выхожу из комнаты.
– Что за кипиш? – спрашиваю, зевая.
На кухне просто звенит напряжение. Пашка сидит за столом, перед ним стоит чашка с кофе и лежат блинчики на тарелке. Тина стоит у плиты, сложив руки на груди, и сверлит сына взглядом.
– Мама хочет возить меня в бассейн. Это трындец. Андрюха, скажи ей.
– Скажу, – киваю с улыбкой и, обняв Тину, целую в висок.
– Что ты мне скажешь?
– Я скажу вам обоим. С сегодняшнего дня никаких передвижений без меня. Ты, Пашка, будешь ездить с моим человеком. Валентина, ты со мной. Никто никуда не ходит в одиночку.
– Да что за фигня?! – психует Пашка, подорвавшись.
– Это ненадолго. Потерпишь.
– Мне что, и с друзьями нельзя встретиться?
– Пока нет, – качаю головой.
– Да бля… ин! – бросает он и уходит в свою комнату.
– Андрюш, что происходит? – Тина поднимает голову и сталкивается со мной взглядом.
– Как спалось? Голова уже не болит?
– Не переводи тему.
– Я все разрулю, – обещаю ей. – Девочкам не надо о таком беспокоиться. От этого у тебя стресс и бессонница. А мне такие экшены только прибавляют силы. Так что оставь мне эту проблему, ладно? Так как спалось?