Не слушаю и не повинуюсь

Глава 15

Всего-то? Переночевать в церкви и сделать этих двух людей счастливыми?

А людей ли? Вон Солоха явно не чурается нечистой силы, раз с чертом живет. Про Миколу вообще речь молчит. Так может быть это и не Пузатый Працюк во всем виноват, а двое этих ребят? Может быть это их проклятый союз так повлиял на девчонку?

Эх, если бы здесь была Гуля, она бы мигом разрулила всё дело и направила меня на путь истинный. А так… приходится тыкаться слепым щенком во все отверстия и лишь позвизгивать, когда удается кого-нибудь чпокнуть. Кстати, о чпокании…

А может и пронесет?

— Не хочу я вас тревожить, но с пьяных глаз договорились мы с Астролябиусом до того, что кого я трахаю, та становится животным. У меня так даже получилось с Василисой Прекрасной…

— Ой, пан, было бы о чем печалиться, — улыбнулась Солоха. — Да у нас каждая уважающая себя ведьма умеет черной кошкой оборачиваться. Я и сама, бывало, грешила подобным…

— Да уж, помню, как я тебе под хвост загонял, — захихикал черт Микола.

Солоха зарделась и легонько ударила мужа по плечу, отчего тот слетел с лавки и закатился под печку. Уже оттуда он продолжил хихикать.

— Ладно, возьмусь я за ваше дело. Всё одно выбраться отсюда у меня не получится. Показывайте вашу церквушку!

Меня проводили под синие рученьки в деревянное строение времен царя Гороха и показали на небольшую скамеечку возле алтаря. Иконные лики грозно смотрели на вошедших Солоху и черта, поэтому они как можно быстрее убрались из святого места. Чуть позже притащили еле дышащую кошку и положили на сам алтарь.

И что? Я должен просидеть в церкви три ночи на этой низенькой скамеечке? Да вот ещё!

Я щелкнул пальцами и под задом возник удобный диван, какой мог украсить собой королевское место отдыха.

Так, а что у нас из развлечений? Рассматривание икон наскучило мне спустя десять минут. Прочитать книгу? Ага, Гоголя мне тут только не хватало!

Я посвистел, посмотрел, как пылинки кружатся в лучах заходящего солнца. Послушал лай собак и далекий вой волков — ничего интересного. Чтобы хоть как-то скрасить время, я наколдовал теннисный стол, ракетки, мячик и начал играть сам с собой.

Сдается мне, что это не очень вежливо по отношению к издыхающей кошке, но мне было наплевать. Я носился вокруг стола и отбивал шарик прежде, чем он успевал упасть.

Я так увлекся игрой, что совершенно не обращал внимание на окружающую реальность. А что? Церковь и церковь, кошка и кошка. Иконы и иконы…

Возможно, именно поэтому я сначала оторопел, когда услышал женский голос, который произнес:

— А мне можно с тобой?

Я на полном ходу споткнулся и проехался носом. Остановился возле босых ножек, которые неловко переминались на дощатом полу. Подняв глаза, я обнаружил вставшую паночку Олесю. Она с улыбкой протягивала руку за ракеткой.

А я что, жадный что ли? Я наколдовал ещё одну ракетку и мы встали по разные стороны стола. Паночка в белом балахоне была

— Правила-то знаешь? — спросил я скептически.

— Думаю, что ты научишь, пан с голубой кожей, — улыбнулась паночка. — Иначе я тебе голову сверну, а потом задушу твоими же кишками.

Вот вроде бы и сказала стремные вещи, а так прозвучало, как будто колокольчики прозвенели. Я хмыкнул. Мда, что-то последнее время часто мне угрожают.

Несколько минут я угробил на объяснение правил. Потом показал подачи, нижнее вращение, верхнее, боковое, топ-спины и накаты. Олеся внимательно слушала и кивала. Иногда пыталась отбить прыгающий мячик.

— Всё поняла? — спросил я, когда в мелких окошках церкви уже потемнело.

— Ага! Давай играть! Если я побежу, то тогда разорву тебя! — хищно оскалилась Олеся.

— Годится, а если я у тебя выиграю, тогда я тебя разорву.

— А меня-то за что? — выгнула соболиную бровь Олеся.

— Давай так… Пока что никто никого не будет рвать, просто поиграем в удовольствие?

Олеся пожала плечами и кинула мячик на розыгрыш. Я легко отбил и получил мячик в ответ. Мы начали перебрасываться кусочками радости. Чтобы в церкви стало светлее, я щелкнул пальцами и добавил больше свечей.

Девушка быстро училась и вскоре мы уже играли почти на равных, правда, я всё-таки играл левой рукой, чтобы уравнять шансы. Партия за партией. Партия за партией. Угрюмая церквушка наполнилась радостными криками:

— А вот тебе "соплю"!

— А я тебе "спичкой" отвечу!

— Да куда ты гасишь? Я же ещё на позицию не встала!

— Чего ты пиздишь-то? Я уже полчаса тут тебя жду, а ты там пальцем в жопе ковыряешься!

— Могу тебе после этого в носу поковырять!

— А вот на тебе свечку!

— На тебе рез!

Ни Олеся, ни я не выказывали усталости. Да её и не было. Мы играли самозабвенно, и победа в партиях переходила от одного к другому. Подначивали друг друга и поддевали, как закадычные друзья. Так мы и доиграли до первых петухов.

Как только эти горластые крикуны подняли свой извечный ор, паночка поменялась в лице. Улыбка пропала, глаза заблестели, зрачки вытянулись вертикально. Она прыгнула на своё прежнее место и скукожилась до размеров кошки.

— Ночью продолжим, Панас? — вырвалось из кошачьей пасти. — Я тебя сделаю!

— Да ты только какашку можешь сделать и потом зарыть в песочек. Ночью так ночью…

— Но я не одна приду, а с друзьями-и-и, мяу…

— Да по мне хоть с подругами приходи. Больше народа будет — поиграем пара на пару.

— А как это?

— А вот вечером и увидишь.

Кошка моргнула и улеглась на место. Я щелкнул пальцами и привел церковь в первоначальный вид. Петухи пропели второй, а потом и третий раз. Вместе с последним криком дверь церкви распахнулась и на пороге возникли любопытные мордочки Миколы и Солохи.

— Панас? Да ты никак живой? — спросил черт.

— А что со мной сделается-то? Сидел тут, комаров кормил да о солнышке мечтал. Ещё жрать хочется…

— Жинка, накрывай на стол. Гость дорогой так проголодался, что вот-вот начнет траву жрать. Ну ты или за стол его веди, либо за овин.

— А почему за овин? — вырвалось у Солохи.

— А там трава сочнее, — заржал Микола.

Солоха только покачала головой, но ничего не ответила. Меня препроводили в хату и усадили за стол. Микола и Солоха что-то спрашивали, но я так осоловел от еды и усталости, что еле отвечал. Я едва не уснул прямо за столом. Меня проводили в небольшую горницу и уложили на пуховые перины. Там я и проспал до самого вечера.

— Панас, а Панас? Пора с нашей внучкой сидеть. Солнце уже уходит, так что поторопись, — дергал меня за плечо Микола.

— Да иду-иду, — потянулся я.

После легкого ужина я потопал в церковь. Кошка-паночка была уже там. Как только ушли Солоха и Микола, так из теней поползли страхолюдины, каких я только в страшных кошмарах мог увидеть. Носы-хоботы, руки-щупальца, головы-тыквы и куча крыльев с рогами и клыками.

Они рычали, мычали, кряхтели, пердели и тянули ко мне свои страшные лапы.

— Во как! — щелкнул я пальцами. — Ребята, тут очередь будет нужна. Играем на вынос! Кто проиграл, тот уступает место.

Страшилища сначала остановились, когда перед ними появился теннисный стол и ракетки. Обнюхали, лизнули пару раз, постукали мячиком и…

Пошло веселье!

Как оказалось, нечисть была очень азартной и играли от души. Мы снова провели всю ночь в игрищах, причем меня даже пару раз обыграли. И это когда я играл правой! Расстались мы со страшилищами чуть ли не лучшими друзьями.

В третью ночь церковь была набита страхолюдинами так, что яблоку плюнуть было негде. Они мельтешили, летали, ползали, ковыляли. Я же создал турнирную таблицу, даже сотворил приз — большой кубок с ракеткой. Надо было видеть, как мы бились…

Привели какого-то уважаемого страшилу, но так как у него была проблема со зрением и веками, то Вия (так его звали) вынесли в первом командном зачете.

Мы бились до третьих петухов и паночка меня победила в финале. Надо было видеть радость на мерзких рожах, которые болели за "свою". Они не знали, что я специально поддался. Мне-то что — поддался и поддался, а вот девчонке будет радость.

Олеся и в самом деле так заразительно смеялась, что в один миг затряслась в эпилептическом припадке, а потом из неё вырвалась черная туча мелких мушек и умчалась прочь. Растворилась в занимающейся зорьке. Пропали и страхолюдины, правда, я оставил им стол и запас мячей для игры. Пусть порадуются.

Олеся же упала ниц, прекрасная, нагая, живая и здоровая. Мне пришлось накрыть её стеганой поддевкой, а то больно уж сурово уставились на меня лики икон.

Микола с Солохой встретили меня, когда я выходил из церкви с заснувшей девушкой на руках. Солоха провела ладонью по лбу девушки и радостно заохала:

— Снял! Снял проклятие! Как же ты это сделал, мил человек?

— Спорт — это жизнь! — весомо ответил я.

— Да пусть тогда твоя жизнь будет легкой, добрый пан, — произнес Микола и хлопнул в ладоши.

Опять накатила привычная темнота. Вот же засранцы, даже не покормили…