Попадос!
А что? Никак иначе это не назовешь. Попадос и есть. Вроде бы хотел приворожить друг к другу Париса и Джульетту, а получилось всё наперекосяк. Остается только одно — пролезть в полночь под окно Джульетты и наговорить ей всяческих гадостей. Да похлеще, чтобы уши в трубочку завернулись, а любовное зелье вышло через пот.
Осталось теперь это донести до кормилицы, которая с раскрытым ртом смотрела на меня. Она явно ожидала, что я сейчас щелкну пальцами и всё исправлю. Придется её разочаровать:
— Подруга, я ночью пролезу к Джульетте под окно и начну петь скабрезные частушки. Когда любовное зелье выйдет через пот, то можно к ней запускать Париса и по новой влюблять.
— Сеньор Масудио, а что за серенады вы собрались петь? Вдруг ваш сладкий голос сильнее разожжет костер любви? Тревожно мне в груди, вот тут… Желаете пощупать?
Краснолицая кормилица явно хотела ласки. Иблис её забери — я этой ласки не хотел!
— Нет, я не хочу вас щупать. И вообще, сейчас народ разойдется, я прокрадусь под балкон Джульетты и от души наматерюсь. Она выпустит из головы всю глупость и станет снова обычной девчонкой. А там уже сами её охмурите и выдадите замуж за кого хотите…
— Ох, сеньор, да вы заговорили стихом с рифмой… Чувствую, что нелегко придется моей бедняжке перед таким красноречивым человеком. Ох, влюбите её в себя, и будет она страдать также, как и я…
Краснолицая кормилица снова попыталась прижаться ко мне грудью, но я был настороже и вовремя успел отшагнуть назад.
— В общем, хорош! Завязывайте со своими ласками! Мне нужно сделать вас счастливой, а это делается другим путем.
— Сеньор, я ведь могу и поменять желанье, — расплылась в щербатой улыбке кормилица. — Вот прямо сейчас возьму и поменяю желание счастья для моей Джульетты на сладострастный плен ваших объятий. И что вы тогда будете делать? Придется вам мой жар души и тела унимать…
— Да ничего не буду делать, — буркнул я в ответ. — Желания не подлежат возврату и обмену.
В очередной раз увернувшись от ринувшейся грудью на амбразуру кормилицы, я выскочил за дверь и помчался что было духа прочь.
Вот уж угораздило родиться таким красавчиком! И чего это она ко мне так липнет? Неужели её водосток давно уже никто не прочищал?
А между тем, уже ночь накатила на Верону. Я прошел прогуляться, заодно посмотреть — что и как тут происходит. Да, вонь кругом, да нечистоты и чумазые рожи, но я же джинн и у меня не найдется лишней мелочи. Пришлось даже двоим начистить рыла, чтобы не пытались лазить по карманам у невинного прохожего.
Оставив двух воришек стонать на грязной брусчатке, я увидел на балконе ту самую девчонку, которой подливал в вино любовное зелье. Она явно с кем-то болтала. Конечно же мне стало интересно.
Я невидимой тенью перемахнул через забор. Розовые кусты скрыли меня от посторонних глаз. Невидимым ниндзя начал приближаться к беседующей парочке.
О как! А этот Ромео оказался тем ещё прохвостом. Он прибыл под балкон раньше меня и уже вовсю ссал в уши Джульетте. Девчонка же отвечала, багровая от смущения:
— Как ты попал сюда? Скажи, зачем? Ведь стены высоки и неприступны. Смерть ждёт тебя, когда хоть кто-нибудь тебя здесь встретит из моих родных.
— Я перенёсся на крылах любви: ей не преграда — каменные стены. Любовь на всё дерзает, что возможно, и не помеха мне твои родные, — отвечал ей Ромео.
Во заливает… Так и чешет, так и чешет, как по писаному.
— Кто указал тебе сюда дорогу?
— Любовь! Она к расспросам понудила, совет дала, а я ей дал глаза. Не кормчий я, но будь ты так далёко, как самый дальний берег океана, — я б за такой отважился добычей.
Так, пора принимать меры, а то после таких песен девчонка ещё больше влюбится в этого хлыща и хрен тогда я исполню желание кормилицы. Пока они друг другу пели песни и упражнялись в знании метафор, я осторожно подкрался к Ромео. Тюкнуть по темечку, а затем аккуратно положить мальчишку на траву было делом пары секунд.
Джульетта продолжала разливаться соловьем и даже не заметила легкого шевеления в кустах:
— Меня ты любишь? Знаю, скажешь: «Да». Тебе я верю. Но, хоть и поклявшись, ты можешь обмануть: ведь сам Юпитер над клятвами любовников смеётся.
Так надо приниматься за выполнение собственного плана. Я чуть кашлянул, принимая тембр голоса Ромео и начал говорить:
— Как у нашего Мирона на хую сидит ворона. Как ворона запоет — у Мирона хуй встает.
Джульетта сперва запнулась, а потом удивленно спросила:
— Как же прекрасна метафора твоей любви. Да, поняла я, что вороной считаешь ты луну, но помни же Ромео, что луна непостоянна. Так неужели Мирон будет счастлив только под луной? А как же солнце? Как же светило, что дарит теплые лучи и греет наши души?
Не пробило. Ну что же попробуем другую частушку:
— Не ходите девки замуж, ничего хорошего. Утром встанешь — сиськи набок и пизда взъерошена.
С балкона же донеслось:
— Не бойся, мой Ромео, брачных уз. Они лишь кажутся печалью, но сердца, соединенные любовью, только в браке счастье обретут. Да, я согласна выйти замуж. Ромео, милый, как же сладки твои слова для моей томящейся души…
Мда, похоже, что с любовным зельем я слегка переборщил. Неужели придется применять тяжелую артиллерию?
— Я на кухне разогрел со свистулькой чайник. Хоть и маленький мой хуй, но над пиздой начальник! — добавил я страсти в голос.
Должно же помочь. Куда уже пошлее-то?
И снова Джульетта склонилась над перилами так, что едва не нырнула вниз носом. Она минуту вглядывалась в темноту, а темнота вглядывалась в неё в ответ. Неужели проняло?
После гляделок со тьмой Джульетта произнесла:
— Ромео, милый мой Ромео. Спокойной ночи! Пусть росток любви в дыханье теплом лета расцветает цветком прекрасным в миг, когда мы снова увидимся. Друг, доброй, доброй ночи! В своей душе покой и мир найди, какой сейчас царит в моей груди.
Я едва не взвыл от отчаяния — ну как её ещё-то пронять? Осталось в запасе всего ничего:
— Я играю, веселюсь. В п…у жить переселюсь. Вставлю раму и стекло — будет мягко и светло!
— И я, мой милый, этого б хотела; но заласкала б до смерти тебя. Прости, прости. Прощанье в час разлуки несёт с собою столько сладкой муки, что до утра могла б прощаться я… — Джульетта улыбнулась на прощание, помахала рукой и скрылась на балконе.
Я постоял немного, стараясь унять сердцебиение. Надо же так облажаться… И ведь ничем её не проймешь! И как дальше быть?
Под ногами зашевелился Ромео. Похоже, что начал приходить в себя. Это к лучшему, а то проспит до утра, а утром его найдут под балконом и явно не погладят по головке.
— Джульетта, милая… Речь милой серебром звучит в ночи, нежнейшею гармонией для слуха… — пробормотал Ромео.
— Да идите вы оба в пизду, — в сердцах сплюнул я, попал Ромео на макушку и отправился по делам.
На уме появился другой план. Но чтобы его претворить в жизнь, надо свести две враждующие стороны в одном месте. Думаю, что утром сделаю это в полной мере.