Стою в магазине, разглядывая содержимое корзины, и сам не верю своим глазам: куриная грудка, морковь, лук, картошка, зелень. Я что, правда собираюсь варить суп? Для девушки, которая со мной даже не разговаривает? Пиздец.
Качаю головой, усмехаясь собственному безумию. Но перед глазами стоит картина, как насквозь промокшая Яна несётся на своём мотоцикле под проливным дождём. Как итог: сегодня она не пришла в универ. Морозов, всего лишь за обещанное пособие Арсения Демидова «69 способов склеить девушку» всего за 9,99₽, (ждите на всех маркетплейсах страны) только подтвердил мои опасения — Яна заболела.
Сижу в машине возле её подъезда, сжимая руль до побелевших костяшек. Даже не знаю, дома ли она, впустит ли? Да что там, я даже номер квартиры не знаю! Палец замирает над кнопкой вызова в телефоне. Чёрт с ним.
Нажимаю и слушаю гудки. К моему удивлению, она берёт трубку почти сразу.
— Да? — хриплый, простуженный голос, совсем не похожий на её обычный.
— Привет! Какая квартира? — выпаливаю, пока она не успела положить трубку и пытаюсь таким образом застать её врасплох.
— Макс? — в её голосе удивление смешивается с усталостью. Мне даже кажется, она ещё раз проверила, точно ли звоню я.
После короткой паузы она тяжело вздыхает и отвечает:
— Зачем тебе моя квартира? — пытается придать уверенности в голосе, но её накрывает кашель.
— Хорошо покаталась в дождь? — злюсь.
— Извини, но ты не вовремя. Пока, — всё ещё кашляя, она кидает трубку
Не успеваю ответить ровным счётом ничего. Спасибо, Василёк, ты «облегчила» мне задачу.
Боковым зрением замечаю движение около подъезда и поворачиваю голову. На улицу выходит бабуська. Хватаю пакет и бегу к ней.
— День добрый. Не подскажете, в какой квартире живёт хозяйка этого байка? — машу в сторону парковки.
Бабушка осматривает меня недоверчивым взглядом, всё как подобает старушкам у подъезда, и нехотя мне отвечает:
— А с чего ты взял, что это девушка, и что живёт она здесь?
Скандалы, интриги, расследования. Понеслась. Делаю очень грустное лицо и, тяжело вздохнув, обращаюсь к женщине:
— Понимаете, эта девушка поцарапала мою машину, — указываю на свой автомобиль и, мысленно попросив прощения у Яны, продолжаю. — А она забежала в подъезд, и я не знаю теперь, как найти её. Возможно, она даже не заметила, но мне нужно хотя бы поговорить с ней. Так не делается, понимаете?
Бабулька вздыхает и… Бинго!
— А я говорила, что до добра эта езда не доводит, сколько случаев, когда страдали и сами эти, и невинные пассажиры. Нет, вы видели?
— Конечно, поэтому и хочу с ней поговорить. Так что? Не поможете?
— Эх, что ж с тобой делать, — она качает головой и тише добавляет. — В 77-ой она. Странная она.
Показываю взглядом на подъездную дверь, тем самым намекая, что буду не против, если она запустит меня внутрь. Бабулька прикладывает к двери таблетку, и я пулей залетаю в подъезд, крикнув напоследок «спасибо».
— Ты только это, не говори, что это я сказала номер квартиры, — слышу вдогонку.
— Конечно! Всего доброго!
Эх, бабушка, главное, чтобы ты никому не сказала, что Яна ужасный водитель и царапает проезжающие мимо тачки.
Поднимаюсь на нужный этаж пешком, во мне бурлит куча эмоций, которым необходимо дать выход. Подхожу к двери и замираю. Какова вероятность, что она просто мне не откроет?
Ссцу как какой-то малолетний пацан, не решаясь нажать на этот злосчастный звонок.
Выдыхаю и всё-таки нажимаю. Квартиру открывает Яна. Мне кажется, она даже не посмотрела в глазок.
— Макс? Ты что здесь делаешь? Я же сказала…
— Кухня где? — перебиваю её, совсем слабо толкаю дверь, чтобы у меня была возможность зайти в квартиру. А у Яны не было возможности закрыть её перед моим носом.
Но по её виду, даже если бы она хотела, вряд ли бы у неё вышло.
Волосы растрёпанным водопадом лежат на плечах, белки глаз покраснели, нос тоже, лицо бледное и как будто осунувшееся. Так и подмывает спросить «как прогулка?». Но я стискиваю зубы и покорно жду ответа.
Яна смотрит на меня прищурившись. Прикидывает в голове пути отступления? Василёк, прости, ты не оставила мне шанса, поэтому у тебя их больше нет. По крайней мере, на данный момент.
— Прямо и налево, — сдаётся она, видимо прочитав в моём взгляде, что спорить сегодня бесполезно. — Но это не значит…
— В кровать! — командую. — Быстро. И чтоб укуталась.
— Ты не обнаглел ли часом? — она нахохливается, как воробышек, и начинает кутаться в свою одежду, будто готовится к защите своей территории.
— Обнаглел, — киваю, подтверждая её слова. — Давно и безнадёжно. Марш в постель!
Янка фыркает, но плетётся в комнату. Я быстро отношу пакет с продуктами, складывая их на столешницу. Мою руки и иду в сторону, где скрылась Яна, чтобы понять лечится ли она вообще. По пути рассматривую обстановку.
Квартира залита светом из панорамных окон. Всё просто, функционально и со вкусом. Светлые стены, современная мебель, никакого хлама. Но мой взгляд притягивают картины, лежащие на столе. Видно, что это ручная работа, но нет ощущения многослойности, как у картин, представленных в галерее. Подхожу ближе и понимаю — это картины по номерам. Их немного, но они добавляют пространству яркости и индивидуальности.
Взгляд цепляет незаконченная работа — девушка с далматинцем, она в основном серая, но есть элементы, как стекающая краска в ярких тонах. Что-то в этой недорисованной картине есть. Может, как и в самой Яне — загадка и недосказанность?
Переключаю внимание на девчонку. Яна лежит на кровати, сжавшись в комочек, и по нос укутанная в одеяло. Рядом, на столике кружка, упаковка жаропонижающего, градусник. Беру его в руки — 39. Блять!
Снова смотрю на Яну.
Разве о тебе некому позаботиться? Почему ты одна в таком состоянии… Внутри что-то неприятно сжимается.
Решаю не будить её прямо сейчас. Не знаю, приняла ли она лекарства, но, судя по вскрытой упаковке — да.
Плетусь обратно на кухню. Васильку очень нужна тёплая еда. Раскладываю продукты, лезу в интернет, чтобы найти рецепт супа. Так, отварить курицу, пассеровать лук и морковь, добавить картошку… Стоп! Пассеровать?
С минуту стою не понимая, что от меня требуется и недолго думая, пишу Арсу:
«Арс, а что такое пассеровать?»
Ответ приходит молниеносно, как будто он ждал моего сообщения с телефоном в руках:
«Ну, это когда она на троечку, с шестерки можно жарить»
И следом ещё одно:
«Ты что, баб снимаешь и без меня?»
Бля-я, почему я решил спросить это именно у него? Ржу про себя, быстро набираю в ответ «суп варю» с кучей смеющихся смайликов, и убираю телефон. Сегодня без пассировки. Нахожу все необходимое для готовки. Судя, по количеству посуды, Яна живет одна, врятли здесь едят по очереди.
Чищу овощи и стараюсь их мелко нарезать. Задачка не из лёгких, особенно когда глаза слезятся от лука, да и суп ты варил последний раз… никогда. Пока я повышал скиллы в резке овощей, бульон почти сварился. Закидываю овощи, ставлю таймер на 20 минут. По его сигналу, наливаю суп в тарелку, которую нашел в шкафу, и возвращаюсь к Яне. Думаю, её не стоит беспокоить и лишний раз вытаскивать из постели.
Захожу в комнату, ставлю тарелку на столик.
Яна лежит в том же положении, волосы разметались по подушке. Легонько касаюсь её плеча:
— Василёк, просыпайся. Нужно поесть.
Она открывает глаза, непонимающе моргает и смотрит на меня затуманенным взглядом.
— Ты всё еще здесь? — голос хриплый, но в нём больше удивления, чем недовольства.
— Суп остынет, — говорю вместо ответа. У меня сердце ходуном ходит, когда я вижу её в таком состоянии. Она всегда похожа на ёжика, который выпустил свои колючки. Но, сейчас, она как котенок, которого выбросили на улицу.
Яна послушно садится, принимает тарелку из моих рук. Ест медленно, но съедает почти всё. Значит, съедобно. Мысленно ставлю себе плюсик, слабо улыбнувшись.
— Спасибо, — шепчет, забираясь обратно под одеяло.
— Давай, я принесу чай с лимоном. Его я тоже купил, не знал есть ли у тебя, — зачем-то начинаю оправдываться.
Она смотрит на меня несколько секунд, а потом слабо кивает. Возвращаюсь с двумя кружками, помогаю ей удобно занять положение на кровати, подняв подушку повыше.
— К тебе сегодня кто-то придет?
Яна непонимающе смотрит на меня, чуть сведя брови к переносице.
— Может, родители? — уточняю, передавая ей чай, а сам усаживаюсь в кресло напротив.
Она в таком состоянии, что лучше бы кто-то был рядом.
Яна замирает, будто я спросил что-то ужасное. Но через секунду я понимаю, что попал в болевую точку.
— Нет у меня родителей, — тихо отвечает она.
Замираю. Я не знал.
— Давно? — не уверен, что она хочет продолжать эту тему, но мне хочется узнать о ней больше. Возможно, так я пойму, как нужно с ней себя вести.
— Давно, — кивает, будто подтверждая тем самым серьезность сказанного. — Не хочу об этом…
Стискиваю челюсть и сжимаю кулаки, потому что именно сейчас во мне закручивается желание схватить её в охапку и прижать к себе. Сейчас она кажется мне ещё более беззащитной. Как она вообще выживает одна?
Яна допивает чай, ставит чашку на столик и скатывается по подушке вниз. Засыпает почти мгновенно. Мне кажется, она думает, что всё это сон: я, суп и наш мини-диалог.
Она вздрагивает во сне, и я на автомате подскакиваю с места и поправляю сползшее одеяло. Не выдерживаю даже расстояния в два шага от неё. Яна ещё секунду ворочается, что-то мурлычет и затихает.
Хочу вернуться в кресло, но вместо этого подхожу ближе и присаживаюсь на корточки около кровати. Позволяю себе вольность и аккуратно провожу тыльной стороной ладони по её щеке.
Она снова что-то шепчет, я наклоняюсь ближе и моё сердце на секунду замирает от слов, которые я не жду.
— Спасибо тебе.
От этой тихой благодарности внутри всё переворачивается. Осторожно целую её в лоб, слабо улыбаясь:
— Спи, упрямая.
Сон Яны неспокойный, она то вздрагивает во сне, то сжимается так, будто её могут ударить.
Не понимаю причину таких реакций, но понимаю другое. Вот оно, моё — «просто хочется». Но, это было тогда. Сейчас мне этого мало. Сейчас мне хочется быть рядом всегда.
Убираю прилипшие ко лбу пряди волос. Кожа под пальцами нежная и горячая. Даже сейчас, больная, с красным носом, она невероятно красивая.
Она вздрагивает от прикосновения, хмурится. Глажу по волосам, успокаивая:
— Т-ш-ш, спи.
Яна моментально расслабляется, утыкаясь носом в подушку. А я понимаю — всё. Попал. По полной программе и на полной скорости.