Четыре часа утра. Лежу без сна, боясь пошевелиться, чтобы не потревожить Яну. Она спит на моей руке, прижавшись щекой к подушке. Губы немного приоткрыты, на лице лежит прядка волос, ресницы еле заметно подрагивают. Такая красивая… Не могу отвести глаз.
Отвожу её волосы за ухо, провожу пальцами по плечу, скольжу по её спине, спотыкаясь о выступающие позвонки. Черчу неизвестные маршруты на коже. Хочу касаться, сжать в объятиях. Не могу отказать себе в этом желании.
Простыни пропитаны нашими чувствами и запахом. Весь номер наполнен ими. Не могу надышаться. Мне её мало. День без Яны и у меня дофаминовая ломка. Как в серости живу, без солнца. Я больше её не отпущу. Хочу привязать её к себе всеми верёвками. При этом я хочу показать её всем, всему миру. Показать, что она моя, со мной, рядом. Я не собираюсь больше скрывать наши отношения. Одержимость? Возможно.
Я никогда не думал, что меня так накроет. Не помню, когда это всё началось. Что стало точкой отсчёта? В каком отрезке времени случился наш нулевой километр: когда сбил её байк или просто увидел на парковке? Никогда не думал о привязанности, о постоянстве в отношениях, любви, тем более собственной семье. Всё это казалось эфемерным. Не примерял на себя роль примерного семьянина. Сейчас всё иначе. Я не хочу выпускать свой Василёк из рук. Положить бы её в карман, согревая своим теплом.
Усмехаюсь своим мыслям. Да, я поплыл и мне не стыдно. Хочется вычистить все тёмные пятна её прошлого. Не для других, для неё. Чтобы не пугалась резких движений, громких звуков, не замыкалась в себе и не выпускала колючки при каждой дискомфортной ситуации. Конечно, окончательно избавится от этих пятен она не сможет, амнезию не вызвать как простуду, промочив ноги в дождливую погоду. Я постараюсь собрать весь хлам её воспоминаний и затолкать в самый дальний угол. Утрамбую пласт за пластом, накладывая сверху другие моменты и воспоминания.
Вспоминаю, как несколько часов назад она дрожала в моих руках. Как прятала лицо на моей груди, когда я осыпал поцелуями её плечи. Её первый раз… Наш первый раз. Я старался быть максимально нежным, растворяясь в ней. В её прерывистом дыхании, в тихих стонах, мне кажется я даже слышал, как она поднимает ресницы. Никогда не ставил себе цель — быть первым… Яна сломала все мои установки и стереотипы. Она так медленно, но верно проникала в меня, сама этого не подозревая. Никогда не навязывалась, не шла на контакт первой. Я тянулся к ней, она лишь подала мне руку в ответ. А я чуть её не отпустил… Никогда не прощу себе того, что высказал ей на День рождения.
Если скомкать бумажный лист, как потом не расправляй — останутся вмятины и заломы. И каждый такой залом только приближает к тому, что лист в конечном итоге порвётся. Так и с Яной. Её нужно беречь и хранить. В её жизни уже и так достаточно трещин. С ней нужно быть осторожным, по шажочку двигаться, не устраивать допросы и терпеливо ждать.
О да, мой уровень терпения с Яной достиг критической точки. Никогда не думал, что во мне столько терпения. Но и у него есть предел. Я не мог просто ждать и смотреть как она мучается, не подпуская меня к себе. Если бы всё было хорошо, как Яна мне и говорила, то не было бы этой худобы, синяков под глазами. Видел, что ей было не легко, но ничего не мог с этим сделать.
Замечаю на тумбочке кулон. Видел, что она надела его, аккуратно пряча за слоями шарфа. Словно это её маленький секрет. Словно эта вещь дорога Васильку настолько, что она даже не допускает мысли расстаться с ней. Радость и благодарность от этого крохотного, но такого важного жеста взрывается внутри фейерверками. Понимаю, что для нее это серьёзный шаг.
Её брат только подтвердил мои догадки. Игорь не говорил прямо, но я умею читать между строк. Он пожелал нам хорошего отдыха, правда, и пригрозил оторвать мой ценный ресурс, без которого нам с Яной не грозит полноценная семья, если я сделаю что-то не так.
Как можно сделать ей больно? Разве можно хотя бы подумать об этом даже? У меня крошатся зубы от злости, при вспоминании о тех мудаках и её матери. Как? Это никак не укладывается в голову. Ещё одна моя головоломка на будущее. Этот день для Яны омрачён навсегда, но я постараюсь сделать всё, чтобы её не затапливало болью, чтобы она не падала в скорбь, ужас и страх. По крайней мере сделаю его максимально спокойным.
Откуда во мне проснулась такая забота? Откровенным мудаком я никогда не был, но обычно всё проходило мимо меня. Я не спасатель, не бросаюсь на помощь каждому встречному на моём пути. Единственный человек, которому пытался помочь, хоть как-то — это Арс, конечно, не считая семьи. Но теперь Яна тоже моя семья.
Физика, математика, да любая точная наука, не даст определения тому трепету, что возникает во мне при виде Янки. Что возникает в душе при взгляде любимых глаз. Не измерить формулами тот жар, что разливается по телу от случайного прикосновения. Нет в учебниках объяснения, почему замирает сердце от одного лишь звука знакомых шагов. Любовь — это когда законы гравитации бессильны, потому что ты вопреки всему ты паришь. Когда химические реакции в мозгу создают такую смесь эмоций, которая не поддается анализу. Это сила, способная перевернуть мир, изменить судьбы, создать новую вселенную из двух переплетенных душ. Она не подчиняется логике, не следует правилам, не укладывается в графики и диаграммы. Любовь — это человек. Для меня — это Яна.
Утро медленно вползает в комнату. Здесь панорамные окна и, если не закрыть шторы, солнце не пощадит, заявляя о себе. Лучи играют на бархатной коже Василька, и не могу оторвать взгляд. Она медленно открывает глаза и тут же смущенно прячет лицо в подушку. Я убираю руку, которая затекла, при этом совсем не испытывая дискомфорта. Кровь разгоняется в венах на запредельных скоростях.
Нежно целую её в кончик носа, улыбаясь:
— Доброе утро, любимая.
Яна краснеет ещё сильнее, пытаясь натянуть одеяло выше, но я перехватываю её руку и переплетаю наши пальцы.
— Знаешь, я хочу просыпаться так каждое утро. Рядом с тобой, — шепчу на ушко. Притягиваю её ближе, зарываюсь носом в пахнущие ванилью волосы.
— Макс, пусти, хочу в душ, — бормочет она куда-то мне в ключицу, но я слышу в голосе улыбку.
— Яна, ты чего? — приподнимаю её подбородок, заглядывая в глаза.
— Просто… немного неловко, — закусывает губу.
— Не нужно смущаться. Ты самая прекрасная девушка на свете, — притягиваю её ближе, нежно целуя.
Она отвечает, постепенно расслабляясь в моих объятиях. Мы валяемся в постели ещё час, просто наслаждаясь близостью друг друга. Перебираю её волосы, рассказываю какие-то глупости.
После позднего завтрака решаем не терять времени даром — всё-таки мы приехали кататься. На улице потрясающая погода: яркое солнце, искрящийся снег и лёгкий морозец. Идеально для катания. Янка настаивает, что хочет попробовать более сложную трассу. Немного волнуюсь — она ещё недостаточно уверенно стоит на доске, но её энтузиазм заразителен.
— Только обещай быть осторожной, — говорю, поправляя её капюшон. Касаться Янки — моя жизненная необходимость.
— Обещаю! — улыбается, прищуривая глаза.
Поднимаемся на подъёмнике. Янка восторженно рассматривает открывающиеся виды, а я любуюсь ей. Солнце играет в её волосах, щёки раскраснелись от мороза, глаза сияют.
На вершине она немного нервничает, оценивая крутизну склона. Беру её за руку:
— Не бойся, я рядом. Просто следуй за мной и делай всё как я показывал.
Она смотрит мне в глаза и кивает.
Первые повороты даются Янке неплохо. Я еду чуть впереди, постоянно оглядываясь и подбадривая. Но на одном из виражей она теряет равновесие и падает, увлекая меня за собой. Мы кубарем катимся по склону, поднимая облако снежной пыли.
— Ты в порядке? — обеспокоенно спрашиваю, когда мы наконец останавливаемся.
В ответ я слышу смех Яны. Она лежит в сугробе, вся в снегу, и хохочет как ребёнок. Не могу удержаться и присоединяюсь к ней.
— Прости, это была плохая идея, — выдавливает между приступами смеха.
— Ты самая очаровательная неуклюжая сноубордистка на этой трассе, — отвечаю, стряхивая снег с её куртки.
Остаток дня проводим на более простых трассах. Янка постепенно набирается уверенности, и к вечеру у неё уже неплохо получается.
Когда солнце начинает клониться к закату, она тянет меня к подъёмнику:
— Давай ещё разок! На самую высокую точку!
— Уверена? Не устала?
— С тобой мне будет не так страшно. Ну, пожалуйста, — она сжимает мою руку, и я понимаю, что не могу ей отказать. Хотя, идея мне не кажется хорошей.
Наверху открывается потрясающий вид: горы, окрашенные в золотисто-розовые тона заходящего солнца, долина внизу, которая уже погружается в сумерки, и небо, словно горящее всеми оттенками пурпура. Янка стоит на краю склона, раскинув руки, будто хочет обнять этот величественный пейзаж.
— Это самый счастливый день в моей жизни, — говорит она, поворачиваясь ко мне. А у меня сердце сжимается от того, что я угодил своей девочке. Что рядом со мной она не чувствует страха и напряжения. Улыбаюсь, подходя к ней.
— У нас с тобой каждый день будет счастливым, обещаю.
Притягиваю её к себе, целую. Её губы пахнут карамельным кофе, который мы пили в перерыве между катаниями, и немного мятной помадой для губ.
— Прокатимся?
— Только держись крепче, — слышу её счастливый визг.
На спуске всё естественно идёт наперекосяк — мы снова превращаемся в неуправляемый снежный ком, лавируя между другими лыжниками. Яна хохочет, я пытаюсь удержать равновесие, попутно страхуя её. Кто-то возмущённо кричит нам вслед, но нам всё равно — мы пьяны от адреналина и счастья.
Я знал, что так получится. Ноги гудят, концентрации ноль. Мы одурманены и поглощены друг другом. Это точно наш последний заезд на сегодня. Но как я мог ей отказать и не услышать этот радостный смех, не увидеть этих раскрасневшихся щёк и горящих глаз?
Вечером, промокшие и довольные, греемся глинтвейном на террасе ресторанчика. Яна закуталась в плед, на её ресницах ещё блестят снежинки.
— О чём ты мечтаешь? — спрашиваю, притягивая её ближе.
— Хочу спроектировать свой собственный дом. Знаешь, такой… с характером. С большими панорамными окнами и вторым светом в гостиной. Чтобы солнце заливало все комнаты. И обязательно с террасой, как эта… — она закрывает глаза, будто представляя это потрясающее место, и мечтательно улыбается.
— Продолжай, — шепчу, целуя её в висок.
— В центре будет камин, будет много пространства, а на террасе большой стол, чтобы там можно было встречать закаты и провожать уходящий день, любоваться видом и просто дышать, просто жить, зная, что именно это и есть дом, — её глаза сияют, когда она описывает детали. Любуюсь своей девочкой, такая нежная, хрупкая. Больше никогда не позволю ей испытать боль. Она больше никогда не будет чувствовать себя одинокой или незащищённой.
— А ты? О чём мечтаешь? — задирает голову, заглядывая мне в глаза.
— Скоро узнаешь, — улыбаюсь и сразу же целую, уже без предисловий.